"Вверх по светлой реке" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Хосе)

3

— Трудно дать определение патафизике, — заявил Фостролл, — потому что для этого необходимо использовать непатафизические термины.

Ему приходилось мешать французские слова со словами кишва, потому что в языке индейцев отсутствовал термин «патафизика», как, впрочем, и многие другие. Это еще больше конфузило слушателей. Дэвис решил, что Фостроллу все равно, поймут его или нет — он говорил, дабы убедить самого себя.

— Патафизика есть наука, действующая за пределами метафизики, — продолжил Фостролл. — Это наука о воображаемых решениях, в частности, о кажущихся исключениях. Патафизика полагает, что все на свете равно. Все в мире патафизическое. Но лишь немногие пользуются патафизикой сознательно.

Патафизика — не шутка, не надувательство. Мы серьезны, не смешливы и искренни, как ураган. — Потом, по непонятной для Дэвиса причине, добавил по-английски:- Патафизика синаптична, а не синоптична.

Очевидно, говорить на языке индейцев ему надоело, и он переключился на французский:

— В заключение, хотя ничто нельзя заключать в полном смысле этого слова, можно сказать, что мы ничего не знаем о патафизике, но в то же время знаем о ней все. Мы рождаемся, зная ее, и одновременно даже не подозревая о ней. Наша цель — двигаться вперед и просвещать невежественных людей, то есть нас, пока мы все не просветимся окончательно. Затем человечество, как нам это стало, к сожалению, ясно, претерпит трансформацию. Мы станем такими, каким полагается быть Богу — во всяком случае, во многих отношениях, — хотя Бог и не существует таким, каким мы его знаем, и его обратная сторона есть хаос; и, зная Истину, мы, то есть наше телесное воплощение, превратимся в некое подобие Истины. В некое, но достаточно близкое.

Вот передо мной сидит человек, подумалось Дэвису, воистину подходящий под данное Энн определение идиота. И все же… все же… В словах Фостролла имелся определенный смысл. Если удалить словесную шелуху, то станет понятно, что он призывает людей взглянуть на вещи под другим углом. Как сказал тот араб из конца двадцатого столетия, которого она встретил много лет назад? Абу ибн Омар процитировал… кого?.. как же его звали?.. а, человека по фамилии Успенский. «Мысли другими категориями». Именно так. «Мысли другими категориями».

Абу говорил ему: «Переверни предмет, посмотри на него снизу или сбоку. Говорят, что часы круглые. Но если повернуть циферблат под прямым углом к наблюдателю, они станут эллиптическими».

«Если все станут мыслить другими категориями, особенно в области эмоций, семейных отношений, социальной, экономической, религиозной и политической жизни, то люди ликвидируют большую часть проблем, которые делают их существование столь жалким», — завершил Абу.

«На Земле такого не произошло», — заметил Дэвис.

«Но здесь может».

«Ни за что! Если только все не обратятся за спасением к Господу, к Иисусу Христу».

«И станут истинными христианами, а не узколобыми, лицемерными, эгоистичными и жадными до власти ублюдками, какими является большинство из них. Я оскорблю тебя еще больше, сказав, что ты один из них, хоть ты и станешь это отрицать. Ну и пусть».

Дэвис едва не ударил араба, но все же сдержался, отвернулся и ушел, дрожа от ярости.

Он до сих пор возмущался, когда вспоминал обвинения араба.

— Фостролл! — заявил Дэвис по-английски. — Мне надо с тобой поговорить.

— Говори, — ответил француз, поворачиваясь к нему.

Дэвис рассказал ему про Энн и императора.

— Если у тебя хватит храбрости, — посоветовал француз, — можешь сообщить новость Бескостому. Мы не хотели бы находиться поблизости, когда он об этом услышит.

— О, обязательно услышит, хотя и не от меня. Слухи и сплетни бурлят в этой стране, словно лава в жерле вулкана. Ты еще хочешь бежать с нами сегодня ночью, как договаривались?

— С тобой или без тебя, Ивара или Энн. — Ткнув пальцем куда-то мимо Дэвиса, он добавил: — Кто-то ему уже рассказал.

Дэвис обернулся. Каркасный город начинался примерно в полумиле от Реки. Викинг решительно шагал по берегу, направляясь ко входу возле лестницы. В одной руке он сжимал рукоятку большого каменного топора, в другой нес очень большой рюкзак. Дэвис предположил, что в нем лежит грааль Ивара, но рюкзак был набит так, что там наверняка лежало что-то еще. Даже с большого расстояния Дэвис разглядел, что лицо и тело Ивара выкрашены в яркий красный цвет.

— Он идет убить Инку! — воскликнул Дэвис.

— Или Энн, или обоих, — сказал Фостролл.

Перехватывать Ивара на полпути было уже поздно, но даже если бы им это удалось, остановить его они все равно бы не сумели. Несколько раз им уже доводилось видеть его в состоянии безумной ярости, и он попросту раскроил бы им головы топором.

— Он не пробьется через телохранителей Инки, — сказал француз. — Полагаю, нам остается только следовать намеченному плану и бежать сегодня ночью. Энн и Ивара с нами не будет. Ты и я должны бежать без них.

Дэвис знал, что Фостролл сильно огорчен, потому что сказал «я» вместо «мы».

К тому времени викинг уже поднялся на третий уровень и пересекал его. Его фигура на мгновение скрылась за полупрозрачной стеной, сделанной из легчайших полос внутренностей «речного дракона».

— У меня такое чувство, словно я его предал, — признался Дэвис. — Но что мы можем сделать?

— Мы изменили свое решение, что есть прерогатива и даже обязанность философа, — ответил Фостролл. — Самое малое, что мы можем сделать, это отправиться следом за ним и узнать его судьбу. Возможно, нам даже удастся ему как-нибудь помочь.

Дэвис так не считал, но не мог позволить этой кукушке проявить б[ac]льшую храбрость.

— Хорошо. Пошли.

Они положили свои граали в рюкзачки и заторопились к городу. Поднимаясь по лестницам и взбираясь по лесенкам, он добрались до уровня, где жил Инка. Там было очень шумно, суетились и бегали люди. Издалека доносилось громкое бормотание, которое может создать только большая толпа. Одновременно они ощутили запах дыма, но совсем не такой, как во время стряпни. Ориентируясь по шуму и уступая дорогу людям, бегущим к лестницам, они вышли на маленькую площадь.

Окружающие ее здания, по большей части двухэтажные бамбуковые сооружения без передней стены, были правительственными конторами. Самым крупным из них был «дворец» Инки, трехэтажный, но узкий. У него была крыша, но почти не было передних стен, а задняя стена крепилась к главному каркасу города.

Запах дыма стал сильнее, суетящихся мужчин и женщин тоже прибавилось. Двое вновь прибывших не могли понять смысла возгласов и криков, пока Дэвис не уловил произнесенное на языке кишва слово «пожар». Только тут до него дошло, что причиной суматохи был не Ивар. Впрочем, возможно, и он. Дэвис вспомнил огромный рюкзак за его плечами. Не было ли там охапки сосновых факелов и кувшина спирта?

Сильный ветер гнал облака дыма на юг, и это объясняло, почему на нижних уровнях запах дыма не ощущался. Приближаться к дворцу было опасно — бамбуковый настил площади уже ярко горел, и им пришлось обогнуть ее по периметру. Рядом со входом во дворец группа людей, отчаянно вращая рукоятки шести лебедок, поднимала наверх большие ведра с водой. Дэвис разглядел внизу длинные цепочки горожан, передающих друг другу наполненные в Реке ведра.

Все произошло очень быстро.

Теперь Дэвис ощутил и характерный запах горящей плоти, потом разглядел среди языков пламени несколько тел. Несколько секунд спустя чей-то труп провалился сквозь прогоревший настил на нижний уровень.

Даже не верилось, что всего один человек мог нанести такой ущерб.

— Теперь ты пойдешь со мной вниз? — спросил Дэвис. — Даже если Ивар еще жив, он все равно обречен. А нам лучше поскорее спуститься, пока нас не отрезал от земли огонь.

— Доводы не всегда преобладают, — ответил француз. — Но с огнем спорить бесполезно.

Кашляя, они удалялись от дворца, пока плотный дым не стал реже и позволил им разглядеть в нескольких ярдах внутренность другого здания. Неподалеку располагалась лестница, а из нескольких отверстий в настиле торчали лесенки, но их окружала настолько плотная толпа, что подобраться к выходам оказалось невозможно. И лестницу, и лесенки облепили и блокировали рычащие, вопящие и дерущиеся люди. Несколько человек свалились прямо на головы спасателей уровнем ниже.

— Можно спуститься и по балкам наружного каркаса! — крикнул Фостролл. — Попробуем спастись таким путем!

К этому времени многим пришла в голову такая же идея, но места на стенах, к счастью, хватило всем. Когда Дэвис и француз добрались до земли, мускулы у них дрожали от перенапряжения, а руки, животы и внутренние поверхности бедер стерлись до крови. Протолкавшись сквозь толпу, они подошли к Реке.

— А теперь пора раздобыть маленькую парусную лодку и отправиться вверх по Реке, — сказал Фостролл. — Никто из местных, кажется, не возражает.

Дэвис взглянул на Каркасный город, на бурлящую вокруг него толпу и людей, все еще выбирающихся наружу. Бригады, подававшие ведра с водой, к этому времени уже завершили работу, хотя еще считанные минуты назад Дэвис готов был поклясться, что весь город обречен. Но дым уже исчез, лишь кое-где виднелись последние жалкие струйки.

Он и Фостролл имели при себе граали, а в рыбацкой лодке, стоящей на якоре в нескольких ярдах от берега, лежали шесты, сети и копья. Этого им вполне хватит, чтобы выжить.

Добравшись до лодки вброд, они увидели лежащего на дне лицом вверх мужчину — темнокожего, черноволосого и с закрытыми глазами. Его челюсть медленно шевелилась.

— Мечтательная резинка, — сказал Фостролл. — Он сейчас где-то в древнем Перу, и в его мозгу вспыхивают видения страны, которую он когда-то знал, но которая никогда не существовала в реальности. А может быть, он мчится быстрее света среди звезд к пределу беспредельности.

— Ничего подобного, никаких красивостей, — с отвращением произнес Дэвис, указывая на напрягшийся пенис мужчины. — Ему снится, что он лежит с красивейшей в мире женщиной. Если ему хватает для этого воображения, в чем я сомневаюсь. Эти люди — грубые и жестокие крестьяне. Предел их мечтаний — жизнь без тягот и обязательств, никаких хозяев, вволю еды и пива, и чтобы каждая женщина была рабыней на ложе.

— Ты только что описал рай, друг мой, — заметил Фостролл, карабкаясь через борт, — то есть Мир Реки. Правда, за тем исключением, что тут есть хозяева, а женщины — не рабыни на ложе. Мысль об избавлении от хозяев и обладании множеством женщин может отолкнуть тебя, но найдется множество людей, которым она придется по душе, а твой идеал загробного мира характерен для человека, лишенного воображения. Впрочем, он не так уж и плох. По сравнению с нашей родной планетой, это несомненный шаг вперед.

Что же касается этого парня, то он родился среди бедняков и будет жить среди них. Но именно бедняки — соль земли. Под солью же мы подразумеваем не вещество, образовавшееся в результате определенных геологических явлений. Мы имеем в виду соль, остающуюся на коже после упорного и тяжкого труда, ту соль, что копится на теле, когда люди редко моются. Этот вонючий минерал вкупе с отшелушившимися чешуйками кожи и есть соль земли.

Дэвис забрался в лодку, выпрямился и указал на торчащий пенис мужчины:

— Фу! Хуже животного! Давай выбросим эту обезьяну за борт и отправимся в путь.

Фостролл рассмеялся:

— Ему, несомненно, грезится Энн, наша местная Елена Троянская. Нам она тоже грезилась, но мы не стыдимся в этом признаться. Но откуда тебе известно, что он мечтает не о мужчине? Или не о своей любимой ламе?

— Ты тоже отвратителен, — в сердцах бросил Дэвис. Он наклонился и ухватил мужчину за лодыжки. — Помоги.

Фостролл приподнял мужчину за руки.

— Уф! Почему гравитация становится сильнее, когда мы поднимает труп, пьяницу или оглушенного наркотиками? Ответь нам, наш друг-обыватель. Мы сами ответим тебе. Потому что гравитация не является силой постоянной и не всегда подчиняется так называемым физическим законам. Сила гравитации варьирует в зависимости от обстоятельств. Следовательно, в противоположность утверждению Гераклита, то, что поднимается вверх, не всегда падает вниз.

— Ты болтаешь, как обезьяна, — буркнул Дэвис. — Давай! Раз, два, три, бросай!

Мужчина плюхнулся в Реку, погрузился с головой, потом, фыркая, вынырнул и по пояс в воде побрел к берегу.

— Поблагодари нас за купание, которое тебе давно требовалось! — крикнул ему вслед Фостролл и, рассмеявшись, начал вытягивать каменный якорь.

Но Дэвис вытянул руку к берегу и сказал:

— Смотри!

К ним бежали десять солдат с копьями и в деревянных шлемах.

— Кто-то нас выдал! — простонал Дэвис.

Через две минуты их уже вели в тюрьму.