"Магический лабиринт" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Хосе)

ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Они вернулись в лабораторию. Лога сел перед компьютером и взялся за работу. В короткий срок он задействовал все камеры в башне. Еще через две секунды на экране появилось изображение. Бартон присвистнул:

— Брат Фениксо! Герман Геринг!

Геринг сидел за столом и ел что-то из Грааля. По его предельной худобе и темным кругам под впалыми глазами было видно, что эта еда пришлась как нельзя более. кстати.

— Понять не могу, как он так скоро нагнал нас, — сказал Лога. — Компьютер докладывает, что больше никто не обнаружен, но остальные могут быть вне поля зрения камер. И если это агенты, кто-то может знать код. Монат мог передать его им в долине.

— Спросим Геринга, — предложил Бартон.

— Ясное дело. Только выясню у компьютера, где он находится. Компьютер дал ответ, и все вылетели на креслах из комнаты. Оказавшись в коридоре, идущем от тайника Логи, они мягко посадили кресла и направились дальше пешком. Геринг был безоружен, но оставалось неясным, нет ли с ним других.

— Ахтунг! — рявкнул Бартон и громко рассмеялся, когда Геринг вскочил, едва не подавившись, замахав руками и опрокинув стул. Серый, с вытаращенными глазами, он попытался что-то сказать, но покраснел и схватился за горло.

— О Господи, он поперхнулся! — сказала Алиса. Геринг уже посинел и рухнул на колени, когда Бартон хватил его по спине, выбив из горла застрявший кусок.

— Ничего смешного нет, Ричард, — сказала Алиса. — Перестань смеяться. Ты мог убить его.

— Прошу прощения, Геринг, — сказал Бартон, утирая слезы. — Мне, наверно, просто захотелось отплатить тебе за то, что ты сделал со мной.

Геринг жадно выпил стакан воды, поданный Афрой Бен.

— Что ж, не могу тебя упрекнуть.

— У тебя голодный вид, — сказал Нур. — Нельзя есть так быстро. После такой долгой голодовки еда может тебя убить.

— Я не настолько уж изголодался. И у меня, кажется, пропал аппетит. — Он оглядел всех. — А где остальные?

— Мертвы.

— Да помилует Бог их души.

— Не помилует, если мы ему не поможем — и быстро.

— Геринг! — резко сказал Лога. — Ты пришел один.

— Да, — ответил Герман, недоуменно разглядывая его.

— Давно ли ты здесь?

— Около часа.

— Кто-нибудь еще шел за тобой в горах?

— Нет — я, по крайней мере, никого не видел.

— Как ты сумел добраться сюда так быстро?

Геринг вместе с другими вироландцами нырял в трюм «Внаем не сдается», пока пароход не смыло с отмели в бездну. Ныряльщики извлекли оттуда запасные части батацитора, собрали аппарат и установили его на деревянном паруснике. Еще наверх вынесли два небольших электромотора, запасной винт маленького катера «Гасконца» и прочие запчасти. Работа шла споро, и четверо человек отплыли на преобразованном паруснике через две недели после отхода «Афиш не расклеивать».

В отличие от группы Бартона, они не тратили дни на отдых.

— Где же твои спутники? — спросил Лога, уже догадываясь об их судьбе.

— Двое оставили нас и вернулись назад. Я поплыл дальше с моей женой, но она поскользнулась и сорвалась с горы. Геринг сделал знак благословения, обычный у шансеров.

— Ты бы сел, — мягко сказал Бартон. — Мы многое должны тебе рассказать.

Выслушав рассказ Логи и Бартона, Геринг пришел в ужас.

— Столько ватанов! И моя жена среди них!

— Да — и мы не знаем, что делать. Убить компьютер, чтобы он не улавливал лишних ватанов, или придумывать дальше, как отменить данную ему команду.

— Есть и третий выход, — сказал Герман.

— Какой?

— Позвольте мне попробовать сменить модуль.

— Ты с ума сошел!

— Нет. За мной есть долг.

Бартону вспомнился его повторяющийся сон о Боге. «Ты должен мне за плоть. Плати».

— Если ты умрешь, твой ватан будет обречен.

— Кто знает, — спокойно ответил Герман. — Вдруг я уже созрел для «продвижения». Я не знаю, так ли это. Видит Бог, я далеко не святой. Но если я спасу все эти души… ватаны… мне это зачтется.

Никто не стал с ним спорить.

— Прекрасно, — сказал Лога. — Ты самый мужественный человек из всех, кого я встречал, Думаю, ты ясно представляешь себе, как малы твои шансы на успех. Но вот что мы сделаем.

Бартон раскаивался, что подшутил над немцем. Герман рискует своей душой, рискует вечной гибелью в случае неудачи. Лога прав. Геринг самый смелый человек из всех, кого встречал Бартон. Может, раньше он таким и не был, но сейчас он такой.

Лога решил вернуться на верхний этаж, в жилые помещения. По дороге они остановились, чтобы показать Герингу плененные ватаны.

Он несколько минут смотрел на их мерцающий, изменчивый круговорот и отвернулся.

— Самое прекрасное, самое потрясающее, самое жуткое зрелище на свете. — Он снова сделал свой круговой знак, и Бартону показалось, что в нем заключено не только благословение, но и молитва о спасении, об укреплении духа.

В контрольном центре Лога сразу сел к пульту на платформе и через пять минут велел Герингу войти в один из шкафов, где его обмерили лучевые приборы. Лога ввел в компьютер новые данные и через час закончил работу.

Выждав несколько секунд, он нажал какую-то клавишу, слез с платформы и заковылял к большому энергоматериальному преобразователю. Остальные столпились позади. Лога открыл дверцу.

Внутри лежали доспехи. Лога взял их и кинул остальным. Геринга облачили в броню, после чего он стал больше похож на робота, чем на рыцаря в доспехах. Когда же ему на спину привесили ранец с дыхательным аппаратом, он стал точно астронавт.

Скафандр был сделан из сплошного серого металла, только в лицевой части круглого шлема имелся длинный узкий просвет. Эта толстая броня весила всего девять фунтов.

— Окошко не обладает сопротивляемостью металла, — сказал Лога. — А лучи режут и металл, будучи направлены в одно место дольше десяти секунд. Поэтому ты все время должен двигаться.

Геринг проверил на гибкость плечевые, кистевые, пальцевые, коленные и лодыжечные сочленения. Побегал и попрыгал, взад-вперед. Потом поупражнялся в обращении с лучеметом, изучив все возможности этого оружия.

С него сняли скафандр, и он снова поел.

Когда Герман пошел в одну из квартир прилечь, Лога слетал на кресле на один из этажей ниже уровня моря и через час вернулся, ведя за собой в воздухе двухместную исследовательскую субмарину.

— Мне это пришло в голову только часа два назад. Это позволит ему пробиться сквозь первый порог защиты. Ну а дальше придется пешком — проходы там недостаточно широкие для лодки.

В его отсутствие другие занимались делом, прикрепляя лучеметы к гробообразным роботам-чистильщикам и сверля отверстия для проводов. Лога установил видеотехнику и спусковые устройства, запрограммировал и поставил навигационные блоки.

Бартон, пришедший будить Германа, увидел, что тот стоит на коленях около кровати и молится.

— Ты бы лучше поспал, — сказал Бартон.

— Я употребил это время с большей пользой.

Они вернулись в контрольный центр, где Герман слегка перекусил, а потом стал изучать маршрут и осваивать управление субмариной. Лога показал ему, как вынуть старый модуль и вставить новый. Это был кусочек серого металла, размером и формой похожий на игральную карту. В него были впечатаны сложнейшие схемы, но поверхность была гладкой. Один уголок был помечен птичкой — этим углом модуль и надлежало вставить в нужную прорезь — так, чтобы выпуклое кодовое число оказалось сверху.

— Что же может испортиться в подобном модуле? — спросил Фрайгейт.

— Ничего — если он правильно вставлен. Я подозреваю здесь человеческую ошибку. Если вставить модуль вверх ногами, он все равно будет работать — но при каждом приливе напряжения одна из схем будет постепенно портиться. Такую ошибку заметили бы давным-давно, будь техники живы.

Лога положил карточку в металлический куб, который прикрепил к скафандру Германа чуть выше колена.

— Ему нужно будет только нажать вот эту кнопку на кубе — магнитное поле отключится, и карточка выйдет. Куб достаточно толст, чтобы выдержать многочисленные попадания лучей.

На Германа надели все части скафандра, за исключением круглого шлема. Лога разлил золотистое вино в изящные кубки, которые принес из своей квартиры, высоко поднял свой кубок и сказал:

— За твой успех, Герман Геринг. Да будет с тобой Творец!

— Как и со всеми нами, — сказал Герман.

Все выпили, и шлем водрузили на голову Геринга. Тот взобрался по лесенке на верхушку субмарины и с некоторым трудом пролез в люк. Лога последовал за ним, чтобы еще раз повторить свои инструкции, а потом закрыл люк.

Лога, как руководитель операции, занял место на крутящейся платформе, а другие, сев перед разными пультами начали делать то, чему научил их этик.

Первый из бронированных гробов-роботов поднялся в воздух и двинулся к двери. Им управлял Бартон. За ним шел робот Алисы, за ним другие. Роботы вереницей прошли в дверь и повернули направо.

Когда вышли все, субмарина поднялась над полом и последовала за ними.

Спуск ниже уровня моря занял у каравана пятнадцать минут. Бартон остановил своего робота перед закрытой дверью с выпуклой надписью, включил лучеметы — и дверь с одной стороны разрезало сверху донизу. Переместив робота, Бартон разрезал дверь с другой стороны, потом двинул робота в середину, и вырезанный кусок упал внутрь.

Бартон увидел гигантское, заставленное техникой помещение и направил робота к закрытой двери в противоположной стене. Стена при этом в нескольких местах разошлась, и высунулись сферические дула лучеметов. Из них вылетели алые линии.

Бартон, двигая рычаги у себя на панели, повернул робота вверх и вправо, задержал его там и нажал на клавишу спуска. По краям экрана сверкнули алые линии, и Бартон с удовлетворением отметил, как что-то взорвалось. Казалось, что осколки стучат прямо по экрану.

Еще через несколько секунд экран погас. Компьютер уничтожил камеру на корпусе робота. Бартон выругался и прекратил огонь. Теперь ему оставалось только наблюдать. Он переключил свой терминал на одну из камер Логи, помещенную на стене над дверью, и увидел, что все роботы уже вошли. Его робот висел в десяти футах над полом, наведя передний конец на лучеметы компьютера. Остальные расположились полукругом, чтобы не натыкаться друг на дружку.

Взорвался последний в комнате лучемет, и кадр начал перемещаться — роботы двинулись дальше, завоевывая комнату за комнатой. Робот Алисы расплавился, у де Марбо разбили камеру, робот Тай-Пена пронзили сразу три луча, и он упал, лишившись какого-то жизненно важного узла.

Роботы падали один за другим, и осталась одна субмарина. Ее сигарообразное тело проплыло еще через двое дверей, принимая на себя лучи компьютерных лучеметов.

Очередной дверной проем был достаточно широк, но в нем скрещивались лучи десяти орудий. Герман все-таки проскочил, заплатив за это кормой, которую срезало, и корпусом, который весь изрешетило.

У следующей двери он должен был оставить свою машину. Герман разогнал ее, сбавил ход в нескольких футах от двери и вылез, пока алые лучи сверлили ее корпус. Лучеметы сразу перевели огонь на него. Герман упал на пол — от половины орудий его прикрывала лодка, но у другой половины он был на виду. Он медленно встал и прошел в дверь. Лучеметы вели его, пока он бежал к следующей двери, ведущей в клапанную. Дверь внезапно закрылась, преградив ему путь. Герман, не обращая внимания на лучеметы, стал резать ее. Проделав небольшое отверстие, он отстегнул куб с модулем и бросил его внутрь, а потом пролез сам, держа свой лучемет в руке.

Бартон и остальные слышали, как тяжело он дышит.

Потом раздался крик боли:

— Нога!

— Ты почти на месте! — крикнул Лога.

Из прорезанной дыры повалил красноватый пар.

— Отравляющий газ, — сказал Лога.

Кадр переместился в клапанную. Помещение было большое, а справа от Германа из стены, футах в десяти над полом, выступала загибающаяся вниз металлическая труба. Рядом на столе стоял металлический ящичек, от которого тянулись провода к другому ящику. Из прорезей на его передней панели выступали концы модулей.

Геринг полз к кубу, и не меньше сотни лучеметов поливало его огнем.

— Я не могу больше эыдержать, — услышали наблюдатели. — Теряю сознание.

— Держись, Геринг, — сказал Лога. — Еще минута, и все будет сделано.

Неуклюжая серая фигура на экране схватила куб и вытряхнула из него карточку. Герман подобрал ее и пополз к модульному ящику. Потом раздался вопль, и Герман упал ничком. Модуль выпал из его руки и лег у стола.

Алые линии сосредоточились на упавшем и не исчезли, пока не изрешетили скафандр.

Наступило долгое молчание.

Бартон с тяжелым вздохом выключил свой терминал. Другие последовали его примеру. Бартон взошел на платформу и встал за спиной у Лога. На экране этика теперь пульсировал многоцветный шар, выпуская и втягивая щупальца.

Лога оперся локтями о панель, закрыв лицо руками.

— Что это? — спросил Бартон.

Он знал, что это ватан, но не понимал, отчего его изображение появилось на экране. Лога убрал ладони от лица.

— Я настроил на Геринга частотный детектор.

— Так это он?

— Да.

— Значит, «продвижения» не произошло?

— Нет. Он там, где все остальные.

Что же делать теперь?

Этот вопрос задавал себе каждый.

Лога хотел убить компьютер, чтобы тот не захватывал больше ватаны, а потом сделать его дубликат на предпрограммной стадии. Но как было отказаться от надежды — безнадежной надежды, — что кто-то что-то придумает и не даст улететь захваченным ватанам. Лога впал в умственный паралич, и ожидать от него можно было лишь одного — что он под влиянием импульса нажмет-таки на роковую кнопку.

Остальные не переставая ломали голову, делясь своими рассуждениями и вопросами с компьютерами. Но в планах каждый раз обнаруживался какой-нибудь изъян.

Бартон несколько раз спускался на нижний этаж и часами стоял или ходил, глядя на бесконечный круговорот ватанов. Есть ли среди них его родители? Айша? Изабел? Вальтер Скотт, племянник сэра Вальтера Скотта; писателя, друг Бартона по Индии? Доктор Штейнхаузер? Жорж Сала? Суинберн? Брат и сестра? Спик? Дедушка Бейкер, подведший внука, отдав концы перед самым изменением завещания? Кровожадный и жестокий Гелеле, король Дагомеи, который не знал, что он кровожаден и жесток, — он ведь делал только то, чего требовало от него общество. Но этим никого оправдать нельзя.

Бартон отправился спать измученным и подавленным. Ему хотелось поговорить с Алисой, но она была какой-то далекой, погруженной в собственные мысли. На этот раз ее явно занимала не мечта, способная унести от ранящей или неприглядной реальности — Алиса думала над их общей проблемой.

Наконец Бартон уплыл в сон и проснулся спустя шесть часов. Над ним в полумраке стояла Алиса.

— Что стряслось? — сонно спросил он.

— Надеюсь, ничего. Я только что пришла из контрольного центра.

— Что ты там делала? Алиса легла рядом с ним.

— Мне не спалось, и я все думала о том о сем — мысли мелькали, как ватаны. Я старалась удержать их на компьютере, но они без конца уходили в сторону, распадаясь на тысячу других вещей. Передо мной прошла чуть ли не вся моя жизнь — и здесь, и на Земле. Помню, я думала о мистере Доджсоне, когда наконец уснула. Мне снились самые разные сны — и чудесные, и очень страшные. Ты не слышал, как я закричала?

— Нет.

— Значит ты спал мертвым сном. Я проснулась, вся дрожа и в поту, но не смогла вспомнить, что меня так напугало.

— Нетрудно вообразить, что это было.

Алиса встала выпить воды, а вернувшись в постель, опять не смогла заснуть. Помимо прочего она думала о преподобном Чарльзе Латвиже Доджсоне, о счастье быть знакомой с ним и о двух книгах, на которые она его вдохновила. Алиса перечитывала их столько раз, что ей было совсем нетрудно представить себе их содержание и иллюстрации Тэнниэла.

— Первой сценой, которая представилась мне, было Безумное Чаепитие.

За столом сидели Болванщик, Мартовский Заяц и Мышь-Соня. Алиса села с ними без приглашения, и Мартовский Заяц после нескольких пустых фраз предложил ей выпить вина.

Алиса посмотрела на стол, но не увидела ничего, кроме чая.

— Вообще-то это не совсем верно, — сказала Алиса Бартону. — Там было еще молоко, хлеб и масло. Книжная же Алиса сказала:

— Я что-то не вижу здесь вина.

— А его здесь и нет, — ответил Мартовский Заяц. Потом Алиса долго пыталась разрешить загадку, чем ворон похож на конторку От этого ее отвлек Болванщик, спросивший, какое сегодня число. Он достал из кармана часы, с тревогой поглядел на них, потряс и приложил к уху Алиса подумала и ответила:

— Четвертое.

Настоящая Алиса сказала Бартону:

— Мистер Доджсон выбрал это число потому, что у них в книге был май, а четвертое мая — мой день рождения.

— Отстают на два дня! — вздохнул Болванщик. — Я же говорил: нельзя их смазывать сливочным маслом!

— Масло было самое свежее, — робко возразил Заяц. Бартон встал и начал шагать взад-вперед.

— А нельзя ли обойтись без этих подробностей, Алиса?

— Нет. Это важно.

Следующая сцена, которую она увидела или, скорее, пережила, сделавшись семилетней Алисой из книжки, относилась к главе «Вода и Вязание» из «Алисы в Зазеркалье». Алиса, разговаривая с Белой Королевой, спросила:

— Разве, когда думаешь, не плачешь?

— Конечно, нет, — решительно отвечала Королева. — Ведь невозможно делать две веши сразу.

— Алиса! — сказал Бартон. — Ну к чему ты рассказываешь всю эту чепуху?

— Это не чепуха. Слушай дальше.

От Белой Королевы Алиса перенеслась к Шалтай-Болтаю.

— Возможно, это Лога своей толщиной напомнил мне о нем. Книжная Алиса обсуждала с громадным человекоподобным яйцом, сидящим на стене, значения слов.

— Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — презрительно произнес Шалтай-Болтай.

— Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса. — Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, — сказал Шалтай-Болтай.

Потом реальная Алиса (впрочем, намного ли она реальнее той, другой? — спросил себя Бартон) перенеслась в сцену, где Черная Королева спросила ее, знает ли она вычитание.

— Отними от восьми девять.

— Этого я не знаю, но… — ответила Алиса.

— Вычитания не знает, — сказала Белая Королева Черной. — А деление? Раздели буханку хлеба ножом, что будет?

— Много ли тебе еще представлялось? — спросил Бартон.

— Больше ничего. Я не придала этому значения. Просто это были мои любимые отрывки.

Алиса уснула снова, но вдруг проснулась, широко раскрыв глаза. Ей показалось, что кто-то позвал ее.

— Откуда-то с горизонта моего разума.

Ей показалось, что это мистер Доджсон, но уверена она не была.

Сон у нее прошел, и сердце сильно билось. Она встала и пошла в контрольную комнату.

— Зачем? — спросил Бартон.

— Мне подумалось, что в каждой сцене была своя ключевая фраза. «Самое свежее масло», «Кто здесь хозяин?», «Знаешь ли ты деление?».

— Ладно, Алиса, — вздохнул Бартон. — Рассказывай, как знаешь. Алиса села на место Лога и наладила прямую связь с компьютером.

— Ты понимаешь, что через каких-нибудь два дня умрешь? — спросила она.

— Да. Это избыточная информация. Нет необходимости мне ее сообщать.

— Монат дал тебе команду никого не воскрешать, пока он не даст другого распоряжения. В какой форме должно быть отдано это распоряжение?

— Лога уже спрашивал его об этом, — прервал ее Бартон.

— Да, знаю. Но мне показалось, что не повредит попробовать еще раз.

— И что он тебе ответил?

— Компьютер, как и раньше, промолчал.

Тогда Алиса сказала, что есть высшая команда, отодвигающая запрет Моната на второй план.

«В чем она заключается? — вспыхнуло на экране. — Я получал много команд».

— Самая главная твоя задача — улавливать ватаны и направлять их к дубликатам тел. В этом и заключается суть проекта. Если бы Монат предвидел, к чему приведет его запрет, он никогда не наложил бы его.

Компьютер молчал.

— Свяжи меня с секцией, которой пользовался Лога, — попросила Алиса. — С той частью тебя, где Лога был хозяином.

Компьютер, видимо, не имел никаких запретов на этот счет. Но до Алисы о таком шаге никто не подумал.

— Бог мой! — сказал Бартон. — Ну а дальше что?

— Я сказала той доле компьютера, что она должна умереть. Она ответила, что знает. Ну и что? Тогда я повторила аргумент, названный в споре с доминирующей властью.

А потом отдала области Лога команду вернуться в прежнее, независимое состояние.

— А доминанта не вмешивалась?

— Нет. Да и с чего бы? Лога не зря назвал ее талантливой идиоткой.

— А потом что?

— Я сказала доминанте, что ее долг — воскресить Моната, чтобы тот мог подтвердить или отменить свой приказ никого не оживлять.

— Ну?

— Экран погас. Я пробовала и так и сяк — он не отвечал. Бартон помрачнел.

— И все?

— И все.

— Но почему он прервал связь? Он обязан отвечать оператору.

— Я надеюсь, — сказала Алиса, — что это свидетельствует об его внутренней борьбе. Что область Лога борется с доминантой.

— Чепуха! — крикнул Бартон. — Не может такого быть, насколько я разбираюсь в компьютерах.

— Ты забываешь, что это не совсем компьютер. Необычный, во всяком случае. Он сделан из протеина, как и человеческий мозг.

— Надо бы разбудить Логу. Скорей всего ничего опять не выйдет, но он единственный, кто в этом смыслит.

Этик проснулся сразу, как будто и не спал. Он выслушал Алису, не задавая вопросов, и сказал:

— Борьбы быть не должно. Приказ Моната должен был поступить и в доминирующую часть, и в мою.

— Это смотря когда приказ был отдан, — сказала Алиса. — Если доминирующие схемы были поставлены после, твоя часть его не получила.

— Но доминанта передала бы его отщепленной доле.

— А может, и нет!

— Если все пойдет, как ты задумала — а я не вижу ни малейшего шанса, — то Монат воскреснет.

— Но я же дала такую команду доминанте. Лога перестал хмуриться.

— Хорошо! Если это единственный способ спасти ватаны, так и должно быть. Даже если…

Даже если мне придется худо, следовало понимать. Все позавтракали в столовой, кроме Логи, который ел у себя за пультом. Несмотря на все усилия, он так и не сумел добиться от компьютера прямого ответа. Один из экранов показывал шахту с ватанами.

— Когда она опустеет, мы поймем, что их… больше нет. — Лога сверился с другим экраном. — Еще два поступили. Нет — уже три.

За невеселой трапезой, прерываемой лишь редкими угрюмыми замечаниями, Фрайгейт сказал:

— Нам надо обсудить одно важное дело. Все молча посмотрели на него.

— Что мы будем делать, когда компьютер умрет? Лога не считает нас достаточно развитыми этически, чтобы позволить нам остаться здесь. По его мнению, мы не способны работать над проектом. И он, по-моему, прав — я исключил бы разве одного Кура. Если Нур пройдет через верхний вход, Лога разрешит ему остаться.

— Я там уже прошел, — сказал мавр. Все уставились на него.

— Когда? — спросил Фрайгейт.

— Этой ночью. Я решил, что если смогу оттуда выйти, то и вернуться сумею. И вернулся, хотя мне пришлось нелегко. Я не прошел сквозь поле запросто, как сделал бы этик.

— Твое счастье, — проворчал Бартон. — Я приношу извинения за то, что называл суфи шарлатанами. Ну а мы, все остальные? Что, если нам не хочется возвращаться в долину? Но коли уж мы вернемся туда, мы скажем людям всю правду. Не все, конечно, нам поверят. Там немало еще христиан, мусульман и прочих, кто держится за старую веру. Да и многие шансеры, вероятно, останутся верны своим догмам.

— Это уж их забота, — сказал Нур. — Только я не хочу оставаться здесь. Я охотно вернусь в долину. У меня там еще много дел. Буду работать до самого «продвижения».

— Продвижение еще не означает, что ты окажешься у Творца за пазухой, — заметил Бартон. — С научной точки зрения оно означает всего лишь, что приборы этиков больше не обнаруживают твой ватан.

— На все воля Аллаха.

Бартон стал думать, хотелось бы ему остаться здесь. Он получил бы такую власть, которой не имел никто на земле и очень мало кто в Мире Реки.

Но для этого ему пришлось бы убрать Логу. Убить его или заключить в тюрьму. Поддержали бы его, Бартона, остальные? Если нет, пришлось бы и их убрать. Он мог бы воскресить их потом в долине, куда они все равно собираются. Но он остался бы один. Алиса не пошла бы с ним. Хотя — почему один? Он мог бы воскресить в башне кого угодно — и мужчин, и женщин.

Бартон содрогнулся. Наваждение пришло и миновало, будто кошмар. Он не хотел такой власти и не хотел чувствовать себя предателем. Кроме того, он ясно понимал, что ему такую власть доверить нельзя.

Ну а Лога? Разве он не предатель?

В каком-то смысле — да. Бартон, однако, был согласен с ним в том, что кандидатам в долине нужно дать гораздо, гораздо больше времени, чем планировали другие этики. Бартон чувствовал, что и ему самому придется очень кстати продление срока.

Он посмотрел на сидящих за столом. Не скрывают ли эти замкнутые лица такие же мысли? Не борется ли кто-то еще с искушением?

Надо будет последить за ними. Убедиться, что они не замышляют ничего предосудительного.

Бартон выпил золотистого вина и сказал:

— Все ли согласны вернуться в долину? Поднимите, пожалуйста, руки.

Подняли все, кроме Тома Терпина. Остальные мрачно уставились на него. Он ухмыльнулся и тоже поднял руку.

— Уж больно здесь хорошо. Но нет, не хочу тут оставаться Я бы не выдержал. Попросить, что ли, Логу — может, даст мне с собой рояль?

Алиса разразилась слезами.

— Все эти души! Я думала, что нашла ответ, но. На стенном экране возник улыбающийся Лога.

— Идите все сюда! — со смехом крикнул он. — Доминанта сдалась, и я только что получил сообщение от другой половины. Алиса, ты была права! О, как права!

Все вбежали в контрольную комнату и столпились вокруг этика. На экране светилось последнее сообщение.

Все радостно завопили и стали обниматься, прыгать и плясать.

Но Лога потребовал внимания.

— Не забудьте, компьютер все еще в опасности! Но он разрешил мне сменить модуль. Я должен идти.

Вот будет насмешка судьбы, подумал Бартон, если компьютер умрет, не дождавшись, когда Лога это сделает.

Но через десять минут перед ними, собравшимися в столовой, опять явился на экране веселый Лога.

— Дело сделано! Сделано! Я уже дал команду возобновить воскрешения.

Все снова принялись прыгать, кричать и обниматься. Терпин сел за рояль и заиграл «Сент-Луисский рэг»

— Это была длинная, длинная Река, но мы прошли ее до конца! — кричала Алиса. Ее большие темные глаза светились, как экраны, и все ее существо излучало радость. Никогда она еще не была так красива.

— Да, — сказал Бартон, снова и снова целуя ее. — Нам придется вернуться на эту Реку, но это теперь не важно.

Как все странно и непредсказуемо! Этот мир спасли не вожди и государственные деятели, не мистики, не святые, не пророки и не мессии, не священные книги — его спасли эксцентричный интраверт, автор математических учебников и детских книжек, и вдохновившее его дитя.

Девочка, выросшая потом во взрослую мечтательницу Алису, вызвала к жизни поток чепухи, которая вовсе не была чепухой, — и это Алисино свойство, развиваясь по спирали, позволило ей сделать то, что не удалось другим, и спасти восемнадцать биллионов душ и целый мир в придачу.

Думая об этом, Бартон случайно увидел, как Фрайгейт устремился к двери, описывая при этом круги и бормоча что-то несуразное. Потом, нахмурясь, повернул назад.

Бартон отошел от Алисы и спросил его.

— Ты чего?

Фрайгейт перестал хмуриться и усмехнулся:

— Да ничего. Мне послышались шаги в коридоре. Выглянул, а там никого нет. Померещилось, наверное.