"Дэйр (другая редакция)" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Хосе)

Глава 3

Джек Кейдж услыхал пение сирены.

Волшебный голос доносился издалека и звучал в то же время как бы совсем рядом. Его обладательница незримо, словно некая тень, осеняла собою чарующие звуки, порождая, в случайном прохожем неодолимое желание отыскать ее саму во плоти.

Джек сошел с большака и нырнул в заросли. Верный Самсон, схожий в полумраке чащи с большой желтой кляксой, бежал чуть впереди. Переливы далеких лирных струн среди вековечных стволов стали чуть глуше. После нескольких крутых извивов малоприметной тропки Джек остановился.

Он стоял на краю небольшой поляны, залитой нестерпимо ярким солнечным светом. В самом центре поляны чернел огромный гранитный валун — вдвое выше самого высокого из людей. У верхушки каменной глыбы было высечено каменное сиденье.

На этом необычном троне восседала сирена. И выводила свои неземные рулады, одновременно расчесывая длинные золотистые косы гребнем, вырезанным из озерной раковины.

Сидя у подножия валуна на корточках, молодой сатир перебирал струны лиры.

Взгляд сирены был устремлен вдоль лесной прогалины — туда, где стена деревьев, расступаясь, открывала обширную панораму гор к северу от городка Сбейптаху. Виднелась отсюда и родная ферма Джека, на таком удалении точно игрушечная.

Единороги, пасущиеся на просторных зеленых лугах, окружающих его отчий дом, казались отсюда в лучах жаркого солнца глянцевыми белыми комочками с булавочными искрами рогов.

Тоска по родным пенатам накатила невольно и на время отвлекла Джека от мыслей о жеребяках. Главная усадебная постройка — хозяйский дом — вспыхивала красным, когда лучи солнца падали на кристаллы, врезанные в бревна медного дерева. Двухэтажный с плоской крышей дом сооружен был столь основательно, что запросто мог выдержать длительную осаду. Посреди внутреннего дворика бил родник, по углам крыши были установлены четыре мощные бомбарды.

Рядом с домом — амбар, за ним прямоугольные лоскутки полей и садов. А дальше к северу, на самом краю отцовских владений, вздымались из земли рога кадмусов — дюжиной сверкающих клинков цвета слоновой кости.

Тракт, ведущий мимо родной фермы, убегал в густо заросшие холмы, где и начинались предместья Сбейптаху. Самого города отсюда было не разглядеть.

Сирена поднялась, чтобы стоя пропеть заключительный куплет величальной песни — привета родным краям, куда вместе со спутником возвращалась после трехлетней отлучки для отправления обрядов в далеких горах, — и это вернуло Кейджа к реальности.

Изящный силуэт на пронзительно-голубом фоне в разрыве леса заставил Джека затаить дыхание. Сирена — великолепный образчик своей расы, результат многих тысячелетий отбора — была не просто прекрасна. Кроме гребня, согласно обычаям вайиров, на ней ничего более не было. И сейчас она пропускала медно-золотистую роскошь гривы сквозь зубцы озерной раковины. Упругая левая грудь колыхалась в такт изящным движениям, точно мордочка некоего симпатичного зверька, питающегося чистым воздухом абстрактного обитателя евклидовых пространств. Джек не в силах был оторвать глаз от подобного зрелища.

Нежный ветерок, шевельнув пушистый локон, приоткрыл по-человечьи изящное ушко. Но вот сирена повернулась спиной и открыла взору нечто совсем иное, людям неприсущее, густая грива, начинаясь с головы и пробегая вдоль хребта, ниспадала с крестца настоящим конским хвостом.

Но ни точеные ее плечики, ни остальная часть спины растительностью затронуты не были. Джек не мог сейчас увидеть сирену спереди, но знал, что ее лоно поросло волосами. Волосяной покров у жеребяков здесь был достаточно густ и длинен, чтобы не шокировать даже самых стыдливых из землян казалось, будто на аборигенах плотные набедренные повязки.

Самцы, покрытые густыми длинными космами от пупка до середины бедер, в точности как мифические сатиры с планеты Земля, им и были обязаны своим прозванием. У сирен же, напротив — бедра шелковисто-гладкие. Манящий пушок на лобке, плавно сужаясь, доходил почти до пупка, обрамленного пушисто-золотистым колечком волос — точно волшебный глаз на вершине таинственной золотой пирамидки.

Именно таков и символ женственности у вайиров — кольцо омикрона, пронзенное копьем дельты.

Застыв в восхищении, Джек ждал последнего аккорда волшебной лиры и последних отзвуков магического контральто.

Воцарилась тишина. Сирена выпрямилась и замерла — бронзовое, увенчанное червонным золотом изваяние; сатир, отрешенный от всего окружающего, страстно припал к своему драгоценному инструменту.

Выступив из-за толстого ствола греминдаля — дерева, плоды которого выстреливали вкусные зернышки, — Джек громко хлопнул в ладони. В эти первые мгновения трепетной тишины хлопок прозвучал настоящим святотатством. Он грубо разорвал тонкую мистическую нить, соединившую вдохновенных исполнителей.

Однако ни один из вайиров не вздрогнул, как надеялся Джек. Оба повернулись к пришельцу с такой грацией и спокойствием, что тот даже устыдился слегка своего мальчишества.

И испытал при том некоторую досаду — неужели жеребяков вообще невозможно смутить или напугать?

— Мое восхищение и мои приветствия вайирам! — учтиво поклонился Джек.

Сатир поднялся и пробежал пальцами по струнам. Лира откликнулась певучей имитацией людской речи:

— Доброго дня и тебе, человек!

Сирена, заколов кудри гребнем, взмахнула, точно ныряльщица, руками и мягко приземлилась на траву. От легкого толчка пышная грудь всколыхнулась так соблазнительно, что смотреть Джеку стало просто нестерпимо. А она уже стояла вплотную, приветливо глядя своими фиалковыми очами — в отличие от по-кошачьи настороженного шафранного взгляда сородича.

— Здравствуй, Джек Кейдж! — проворковала сирена по-английски. — Не узнаешь меня?

Джек мигнул ошеломленно, а затем просиял: — Р'ли! Малютка Р'ли! Но ты о святой Дионисий! — как ты переменилась! Ты выросла…

Сирена кокетливо поправила прическу.

— Естественно. Три года назад, когда я отправлялась в горы для совершения обрядов, мне было всего четырнадцать. Теперь все семнадцать, и я уже взрослая. Ты находишь это странным?

— Да нет… То есть… Ты прежде напоминала… черенок метлы… так сказать… А теперь… — Рука Джека невольно описала выразительную кривую.

Р'ли просияла в ответ:

— Не смущайся! Я знаю, что тело у меня красивое. Тем не менее люблю комплименты — можешь отпускать их сколько угодно. При условии, что от чистого сердца, разумеется.

У Джека запылали щеки:

— Ты… ты неправильно меня поняла… Я… — Он подавился словами, ощущая полное бессилие перед ужасающей прямотой собеседницы.

Сжалившись, Р'ли сменила тему беседы:

— Нет ли у тебя в запасе курева? Наше кончилось, и мы мучимся уже несколько дней.

— Как раз три штуки осталось: Пожалуйста!

Джек извлек из кармана куртки драгоценный медный портсигар, подарок Бесси Мерримот, и вытряхнул последние коричневые самокрутки. Первую непроизвольно протянул Р'ли — как даме. Рука наотрез отказалась подчиниться принятой среди людей грубости в обращении с жеребяками.

Однако, прежде чем предложить закурить брату сирены, вторую взял сам. Сатир отметил людское пренебрежение мягкой загадочной улыбкой.

Наклоняясь над вспыхнувшей люциферкой, протянутой Джеком, Р'ли невольно подняла взгляд. Эти нежные фиалки, отметил юноша, покрасивее глазок Бесси, пожалуй. Он никогда не соглашался с отцом, утверждавшим, что встретиться взглядом с жеребяком — все равно что заглянуть в глаза дикому зверю.

Глубоко затянувшись, сирена закашлялась и выпустила дым через ноздри.

— Вот же отрава! — усмехнулась она. — Но мне нравится. Один из немногих даров, которые люди принесли с собой с Терры. Даже не представляю, как мы когда-то могли обходиться без курева!

Если в словах Р'ли и прозвучала ирония, то лишь едва уловимая.

— Похоже, что это единственный порок, который вы у нас переняли, откликнулся Джек. — И единственный дар нашей цивилизации. К тому же не слишком существенный.

Р'ли улыбнулась:

— О, не единственный! Мы еще, как ты знаешь, едим собак. — Она перевела взгляд на Самсона. Тот, словно чувствуя, что речь о нем, плотнее прижался к ноге хозяина. Джек, не сдержавшись, содрогнулся. — Можешь не волноваться, большой лев. Твою породу мы не трогаем. Только упитанных и глупых столовых собак. А что до даров, — обратилась она к Джеку снова, — вам не в чем себя укорять. Не думай, что люди пришли с Терры с пустыми руками. Мы многому от вас научились — гораздо больше, чем вы сами полагаете.

Р'ли снова чистосердечно улыбнулась. Джек чувствовал себя по-дурацки можно вообразить, что уроки землян носят исключительно характер чужих ошибок и заблуждений, на которых учатся, чтоб самим не повторять! Юноша даже слегка обиделся.

Сатир заговорил с Р'ли по-жеребякски. Она ответила краткой невнятицей Кейдж знал, что в переводе на английский разговор этот отнял бы уйму времени — и снова обратилась к юноше:

— Мой брат Мррн хочет остаться здесь в одиночестве, чтобы сложить песню, которую задумал уже давно. Завтра, по возвращении домой, он собирается ее исполнить. Я же, если ты не против, могла бы составить тебе компанию — до дома моего дяди нам ведь по пути.

Джек недоуменно пожал плечами: — С чего бы это мне возражать?

— Я могла бы перечислить с полдюжины причин. Например, и это самое существенное — увидят и обвинят в панибратстве с жеребяками.

— Совместная прогулка по общественному тракту — вовсе не панибратство. Это вполне законно.

Молча миновав зеленый лабиринт, они вышли к дороге.

Самсон, как заведено, трусил чуть впереди. Воздух позади них взорвался могучими аккордами; в отличие от мелодичного и одухотворенного пения сестры, сатир исповедовал иную музыку — неукротимую и яростную, поистине дионисийскую.

Джек предпочел бы задержаться и дослушать. Он боялся признаться в этом даже самому себе, но музыка вайиров его просто завораживала. Но не подобрав никакого благовидного предлога для остановки, он продолжал шагать рядом с хвостатой спутницей. За поворотом тракта искусительные аккорды почти заглохли — могучие деревья погасили их своей густой листвой.

Широкий древний тракт — а существовал он по меньшей мере тысячелетие плавно огибал пологое подножие горного хребта. Сплошная, точно отливка, дорога была выстлана неведомым людям серым веществом без швов и стыков. Не ведающее износу, прочнее гранита, ее полотно, казалось, слегка пружинило под ногами путника. В жару дорога приятно студила босые пятки; в морозы наоборот, согревала. Складывалось впечатление, что серый материал летом впитывает, а зимой отдает тепло — в самые лютые холода полотно оставалось сухим и теплым. Талые воды не задерживались на его чуть выпуклой поверхности.

Тысячи таких трактов густой сетью покрывали все пространство Авалона это и позволило людям столь стремительно расселиться по всему материку.

Р'ли прискучило затянувшееся молчание спутника, и в поисках темы для разговора она попросила показать саблю. Не без удивления Джек обнажил и протянул сирене драгоценный клинок. Бережно приняв в руки эфес, Р'ли осторожно коснулась пальчиком острой дамасской стали.

— Железо, — вымолвила она задумчиво. — Жуткое название для жутких предметов. Думаю, наш мир мог бы попросту рухнуть, сохранись их побольше…

Джек внимательно наблюдал, как сирена обращается с ятаганом. Мигом развеялось еще одно поверье о жеребяках, знакомое Джеку с младых шортей они, оказывается, могут прикасаться к железу! Пальцы у них не отсыхают, руки не скрючиваются — и никаких страданий они не испытывают.

Р'ли указала на затейливо изукрашенную гарду: — А что здесь написано?

— Честно сказать, не знаю. Говорят, это по-эребски, на одном из древних земных языков. — Джек забрал ятаган и, повернув, показал другую надпись: Первый год АГД. Анно гомо дейрус. Год, когда мы сюда прибыли. Утверждают, сам святой Хананий вырезал. Этот ятаган достался моему далекому предку, Джеку Кейджу-первому, от тестя — Камаля Мусульманина, перешел прямо из рук в руки. Своих сыновей у того не было.

— А правда ли, что таким клинком можно перерубить подброшенный волос? — спросила Р'ли.

— Не знаю, не пробовал.

Р'ли тут же выдернула и пустила по ветру длинный волос.

Просвистал клинок, и на дорогу плавно легли две медно-золотистые нити.

— Знаешь, — протянула она, — будь я драконом, я бы как следует призадумалась…

У Джека отвисла челюсть; пока Р'ли затаптывала мозолистой ступней дымящийся окурок, он даже пару раз икнул.

— Как… как ты узнала, что я выслеживал дракона? — выдавил наконец юноша.

— Она сама сказала.

— Она? Кто… она?

— Дракониха.

— Дракониха? Сказала тебе?

— Ну да! Ты разминулся с нею всего минут на пять, не больше. Дракониха отдыхала рядом с нами, когда почувствовала твое приближение. Ты не представляешь, как она устала бегать! Она беременна, голодна и совершенно измучена. Я посоветовала ей скрыться в горах — там труднее читать следы.

— Ну спасибочки! — дрожащим голосом протянул Джек. — И все же какого черта! Как могла ты узнать, что она знает, что я… Тьфу! Я хочу сказать, она знает, что я иду по следу, и собирается… Короче, как ты узнала обо всем этом? Может, ты и по-драконьи говоришь? — последний вопрос Джек попытался напитать сарказмом.

— Разумеется.

— Что?! — Джек заглянул в фиалковые очи. Что за нелепые шутки! Никогда не угадаешь, когда этим вайирам придет охота дурачиться.

Ответный взгляд был спокоен, но загадочен. Этот мгновенный обмен взглядами что-то означал. И Джек начал догадываться, что именно, когда рука Р'ли потянулась к его руке. Но не завершив жеста, она словно опомнилась — к чему людям ласки сирен? Тем более что верный Самсон, глухо заворчав, вздыбил шерсть на загривке. Р'ли отдернула руку. Ничего не случилось.

Они продолжали свое путешествие.

Р'ли как ни в чем не бывало весело щебетала — ни о чем и обо всем понемножку. Джека вдруг стало раздражать, что она перешла с английского на детский жеребякский, так называемую «лепетуху». Юноша прекрасно знал, что взрослые вайиры прибегают к ней для выражения презрения или злости да еще в разговоре с ребенком или возлюбленным. Ни тем ни другим он не был.

А сирена делилась переполнявшими ее сердце чувствами — восторгом предстоящей встречи с родными и близкими после затянувшейся разлуки, незамысловатой радостью побродить знакомыми с детства тропками в окрестностях Сбейптаху. Р'ли беспрестанно смеялась, глаза светились счастливым упоением, руки порхали, словно отмахиваясь от уже сказанных слов, как от мух — уступите, мол, дорогу следующим! А ее спелые, сочные губы, изливая непрерывный поток восторгов, складывались обворожительным колечком.

Незаметно с Джеком случилась загадочная перемена — недавнее раздражение на спутницу обернулось вдруг неодолимым желанием. Прижать бы ее к груди, вспушить золотистый водопад за спиной и запечатать жарким поцелуем сладостные уста!

Предательская мысль была мимолетной, но от нее закипела в жилах кровь, сбились мысли и затуманилось в глазах…

Джек отвернулся, опасаясь выдать себя. Жаркий медовый ком набухал в груди, пульсировал мучительно-сладкой болью и, казалось, вот-вот прорвется сквозь ребра — сию минуту, немедленно.

Он должен взять себя в руки!

С девушкой из окрестностей Сбейптаху — а у Джека уже накопился кой-какой опыт по куртуазной части — он отнюдь не стал бы мешкать, изведай подобное чувство. Но с этой!

Р'ли и манила, и отталкивала. Она сирена, существо, которое никто из мужчин женщиной не назовет. Она нелюдь, как и те легендарные обольстительницы с берегов Средиземноморья и Рейна, приблизиться к которым значит рисковать жизнью и бессмертной душой. Не случайно же и церковь, и светская власть в своей беспредельной мудрости запрещают мужчинам даже близко подходить к сиренам!

Но и духовные владыки, и ревнители правосудия сейчас далеко, они лишь туманная абстракция. А сирена — вот она, рукой подать! Золотисто-смуглая кожа, сверкающий фиалковый взгляд, вишнево-спелые губы, тяжелые косы и магнетические округлости — все рядом! Да еще стрельба глазками, игривое покачивание крутых бедер, колыхание тяжелых грудей, весь прочий арсенал кокетливой шалуньи…

Р'ли нарушила тягостную паузу: — И о чем это ты так глубоко задумался?

— Ни о чем.

— Потрясающе! Вот бы и мне научиться такому — думать ни о чем, да еще так сосредоточенно!

Ее шутка помогла Джеку совладать с собой. Грудь отпустило, и он снова мог смотреть в лицо спутнице. Она уже не казалась самым желанным на свете созданием; просто существо женского пола, воплотившее в себе все, о чем только может мечтать мужчина, обуреваемый плотской страстью.

А ведь он только что чуть было… Нет! Никогда! Не сметь даже думать об этом! Но где гарантия, что удастся сохранить самообладание? За мгновение до вспышки всепоглощающего пламени страсти он был в ярости, готов был чуть ли не придушить Р'ли. А потом? Искры гнева обратились пламенем неистового вожделения… Как такое могло с ним случиться? Уж не чары ли тому виной?

Джек рассмеялся и наотрез отказался объяснить Р'ли причину веселья. Он лукавит, пытаясь списать на чары свою собственную слабость. Какое, к дьяволу, колдовство! Какая волшба!

Навести на мужика такие чары способна любая смазливая бабенка. И без всякой дьявольщины, одним неуловимым движением бедер!

Дай искушению имя, и оно угаснет. Похоть — это просто похоть и ничего, кроме похоти. В какие пестрые одежки ее ни ряди.

Джек на ходу перекрестился и дал себе слово сходить исповедаться. И тут же понял, что опять нечестен с собой — никому он не сможет рассказать о столь черных помыслах, даже своему духовнику, отцу Таппану. Сраму не оберешься!

Просто по возвращении домой, уладив прежде всего отношения с отцом, надо съездить в город и навестить Бесс Мерримот.

Пообщавшись с привлекательной девушкой, он запросто забудет о прогулке с сиреной. Если только… не осквернит ли невинную душу Бесс случившееся с ним? Черные его мысли?

Нет, это уж полная чушь! Такое непозволительно даже в воображении. Джеку всегда были отвратительны кающиеся нытики, слоняющиеся повсюду со скорбным ликом, предаваясь самобичеванию и не позволяя отпустить свою вину ни слугам Господа, ни кому-либо иному. Им, похоже, просто нравится пребывать в центре брезгливого внимания окружающих. Так стоит ли превращаться в им подобного?

Затянувшееся самокопание наскучило, и Джек, принудив себя проявить вежливость, заговорил со спутницей. Вспомнив, с какой горечью Р'ли вела речь о драконе, он поинтересовался причиной этого.

— Все дело в том, — ответила сирена, — что ты, в сущности, обязан нам жизнью. Дракониха жаловалась, что ты выслеживаешь ее, чтобы убить. И не раз и не два сама могла подстеречь тебя и прикончить. Со спины. И все же удержалась, хотя искушение, поверь, было велико. Тебя спас драконий договор с вайирами — он гласит, что убийство человека допустимо лишь как крайняя мера самозащиты…

— Договор? С драконами? — изумился Джек.

— Именно. Неужели вы не замечали определенной последовательности в ее так называемых набегах? Один единорог из поместья лорда Хау — первая неделя. Следующая — один из усадьбы Чаксвилли. Затем один у О'Рейли. Через недельку животное из монастырского стада филиппинцев. Затем, в порядке очереди, у твоего отца. И все снова. Так и идет ее охота — по кругу. Последний набег был пять дней назад — на ваши конюшни., Кроме того, драконы по соглашению не должны трогать самцов, пригодных под хомут, и дойных или жеребых кобыл лишь тех, что и так на убой. По возможности им следует избегать людей и собак. Не более четырех животных в год с одной фермы. И не больше одного дракона на целый округ. Перезаключение договора производится ежегодно, с учетом привходящих обстоятельств…

— Постой! — перебил Джек. — А кто позволил вам, жеребякам, — он чуть ли не выплюнул это слово, — распоряжаться чужим добром как собственным?

Р'ли потупила взор. Только теперь до юноши дошло, что пальцы сирены оказались в его собственной ладони. И кожа на ощупь была столь нежной и гладкой, что — Джек не сумел удержаться от крамольной мысли — куда там Бесс!

Когда Джек поспешно отдернул руку, Р'ли лишь мигнула.

И, безмятежно взглянув прямо на зардевшееся лицо юноши, спокойно произнесла:

— А ты вспомни, что по договору, который твой дед, испрашивая, право аренды, заключил с моей семьей, ваша ферма должна поставлять нам четырех единорогов в год. Мы, между прочим, уже лет десять не настаивали на этом своем законном праве — нам хватает и собственных стад. Мы не настаивали, потому что не жадные. — Тут Р'ли выдержала красноречивую паузу. — Между прочим, мы также скрывали от сборщика податей, что твой отец неправедно включает в графу расходов четыре головы ежегодно.

При всей охватившей Джека досаде он не мог не заметить настойчиво повторяемого местоимения «мы», которое книгочеи рода человеческого определяли как «выразитель скрытого презрения». К тому же в доводах Р'ли сквозила очевидная брешь.

Если уж лижутся вайиры с драконами, заключают договоры и прочее, то почему бы не забирать причитающихся им единорогов и самим не передавать чудищу, не прикрываясь пустопорожней болтовней? К чему людям эти жуткие ночные набеги?

Что-то здесь не так, неувязка.

Правда, жеребяки почти никогда не лгут. Но ведь время от времени такое все же случается. Рассказывая небылицы, взрослые используют лепетуху — как Р'ли с ним сейчас. Но означает ли это, что она морочит ему голову? Ведь она сама учила его разговаривать на языке жеребяков, когда они вместе играли в окрестностях фермы. И вроде бы нет веских причин избегать пользоваться им и сейчас…

Игстоф, Смотритель моста, с кистью и палитрой в руках стоял перед гигантским грунтованным холстом, водруженным на прочный мольберт, и ожидал прилива вдохновения. За ним, у самой дороги на Сбейптаху высился дом круглая башня серого камня с кварцевыми вкраплениями. Поодаль, сидя на корточках у ручья, Вигтва, супруга питомца муз, потрошила только что выловленного двухфутового чешуйца — двуногого обитателя речных вод. Рядом с матерью весело плескалась детвора. Пятилетнюю Ану, если не приглядываться, вполне можно было принять за человеческое дитя — настолько неуловимы пока ее отличия от рода человеческого. Лишь едва заметный золотистый пушок вдоль позвоночника, и никакого еще хвоста. Ее десятилетний братец Крейн уже мог похвастать неким подобием гривки, сиявшей в радужных брызгах, а вот старшее чадо смотрителя, Лида, тринадцатилетний подросток, воплощала собой процесс созревания вайиров во всей его полноте. Медно-золотистая гривка вдоль спины завершалась пока коротким аккуратным хвостиком. Вкупе с намечающейся внизу живота растительностью и набухающими бутонами грудок все это являло свету зрелище выходящей из пены ручья новой сирены, обольстительной и проказливой.

При виде сородичей Р'ли испустила пронзительный восторженный клич и перешла чуть ли не на галоп. Мигом отложив палитру, Игстоф помчался навстречу племяннице. Вигтва, обронив и нож, и чешуйца, тоже устремилась к мосту. Следом из ручья в фонтанах брызг с радостным визгом повыскакивала малышня.

Звонкие поцелуи, родственные объятия, детские нетерпеливые вопли, первые торопливые расспросы, ответы ни в склад ни в лад — все смешалось в единый радостный вихрь. Р'ли настолько истосковалась по дому, что пыталась излить душу, поделиться наболевшим уже в самые первые сумбурные мгновения встречи…

Джек держался поодаль, пока Игстоф, не забывавший о светских приличиях даже в разгар бури родственных чувств, не приблизился и на прекрасном английском не предложил гостю отведать хлеба свежей выпечки и стаканчик-другой вина. Он даже не преминул извиниться за то, что жаркое из чешуйца чуточку запоздает. Столь же любезно Джек отвечал, что ломтик хлеба и стакан вина были бы в самый раз, сердечное спасибо, а дождаться жаркого он, увы, не сможет — дела.

— Одиноко вам здесь не будет, у нас уже гостит один человек, деликатно заметил Игстоф. Он помахал мужчине, вышедшему на шум и стоявшему на пороге дома-башни.

Джек удивился и внутренне подобрался. В их приграничном округе к чужакам всегда относились с любопытством и легкой брезгливостью, если не подозрительно. Особенно к таким, что запросто вхожи в жилища аборигенов.

— Познакомьтесь, пожалуйста: Джек Кейдж, Манто Чаксвилли, — не преминул исполнить формальный долг хозяина Игстоф.

После обмена рукопожатиями Джек любезно поинтересовался:

— Не доводитесь ли вы родичем Элу Чаксвилли? У него ферма по соседству с нашей.

— Все люди — братья, — глубокомысленно изрек незнакомец, — а что до Эла, то мы с ним только ведем род от общего предка — если не ошибаюсь, от земного горца по имени Джугашвили. Первое же мое имя, насколько удалось раскопать, происходит от Мантео, одного из индейцев племени кроу, прибывших в Авалон с колонией Роанок. А ваш род, простите?..

«Вот же дьявольщина!» — мысленно выругался Джек и решил свести беседу с чужаком до вежливого минимума. Он терпеть не мог умников, забивающих себе и другим голову вопросами происхождения и тратящих уйму времени на бессмысленные путешествия по стволу, ветвям и самым тончайшим веточкам, вплоть до отдельных листочков, генеалогического древа. Подобный интерес Джек считал сегодня никчемным и занудным — нынче ведь каждый может провозгласить себя потомком одного из Первопохищенных.

Собеседнику было под тридцать. Смуглый, чисто выбритый, с массивной челюстью, пухлыми губами и крупным хищно изогнутым носом, Чаксвилли был весьма наряден — пожалуй, даже слишком для здешнего захолустья. Если белая фетровая шляпа, широкополая и с высокой тульей, да синяя куртка из дорогой, тщательно выделанной шкуры оборотня еще не слишком бросались в глаза, то столь короткий аккуратно выглаженный кильт из полосатой красно-белой ткани носили лишь при дворе и среди высшего офицерства. На широком поясе с пряжкой подлинной меди висели деревянный нож и настоящая рапира. Гардероб дополняли высокие отличной выделки кожаные сапоги.

Джека заинтересовала рапира, и он учтиво попросил позволения ее рассмотреть. Чаксвилли выдернул клинок из ножен и чуть ли не метнул оружие юноше. Джек без труда поймал рапиру за рукоятку. Ох уж эти столичные штучки! Вечно стараются выставить нас, провинциалов, на посмешище… Джек пожал плечами.

Это не ускользнуло от внимательных черных глаз горожанина. Пухлые губы, приоткрыв неестественно белоснежные — прямо как у вайиров — зубы, растянулись в ухмылке.

Отсалютовав чужаку по всем правилам, Джек стал в позицию — уроки Фехтовальной академии в Сбейптаху дались ему не просто и не прошли даром — и сделал несколько молниеносных выпадов. Затем провел краткий «бой с тенью», после чего вернул рапиру владельцу.

— Потрясающая гибкость! — восхитился он. — Клинок из недавно изобретенного упругого стекла, не так ли? Вот бы и мне такую. Ничего подобного в наших краях пока не купить. Но, слыхал я, гарнизон Сбейптаху ждет новую экипировку — по самому последнему слову… Шлемы, кирасы, поножи, щиты — все из стекла. И даже наконечники для копий и стрел — тоже! Поговаривают, появилось стекло, выдерживающее пороховой удар. Может, будут и ружья такие? Конечно, стволы придется делать сменными — никакое стекло не выдержит больше дюжины выстрелов, и все же… — Джек запнулся, заметив легкий кивок собеседника в сторону приближающегося Смотрителя.

— Все это одни лишь слухи, — широко улыбнулся чужак. — Но жеребякам и слухи наши ни к чему, не так ли?

— Понимаю… — смешался Джек и, ощущая себя чуть ли не изменником, сболтнувшим врагу о государственной тайне, поспешил сменить тему. — А каков род ваших занятий? Что привело вас в наши края?

— Как я уже рассказывал нашему любезному хозяину, — громко продолжал Чаксвилли, — я один из тех помешанных, что вечно ищут Священный Грааль, стремятся к недостижимому и… словом, я рудознатец и разведываю залежи железной руды. Поиски этого мифического минерала оплачивает королева, и оплачивает пока неплохо. Но до самого сего дня, как и следовало ожидать, не нашлось ни крупинки железа — ни в здешних краях, ни где-либо еще. — Он хитро улыбнулся Джеку, собрав вокруг проницательных глаз сеточку морщинок. Кстати, если вы собираетесь донести на меня за вход в жилище жеребяков, не тратьте попусту время и чернила — как Королевский рудознатец я имею на то право. При условии, разумеется, что пригласил хозяин.

— У меня и в мыслях подобного не было! — вспыхнул Джек.

— А между тем это прямая ваша обязанность, долг перед законом и Господом.

«Вот же мерзкий тип!» — отшатнулся Джек. Он едва было и вовсе не показал новому знакомцу спину, но желание взять реванш, произвести на столичную штучку сильное впечатление превозмогло и брезгливость, и обиду. Не бывать Кейджу посмешищем! Джек выхватил ятаган и полоснул сверкающим клинком воздух — только зайчики брызнули Чаксвилли в глаза.

— Что вы скажете об этом?

Разинув рот, Чаксвилли застыл в благоговейном трепете.

Наконец-то Джеку удалось осадить столичного щеголя.

— Сталь! Настоящая земная сталь! Вы позволите… прикоснуться, подержать в руках?

Клинок сверкнул в стремительном полете, но смуглолицый ловко поймал ятаган за рукоятку. Опять разочарование — Джек надеялся, что гордец промахнется, ухватит лезвие, а то и порежется. Что за мальчишество! Надо быть выше этих дурацких фокусов.

А горожанин упоенно рубил воздух вокруг себя:

— Вот это да! Успевай только шеи подставлять! Вжжжик! Вжжжик! Да будь у королёвских гвардейцев такое оружие, кто бы остановил их?

— Никто, пожалуй! — сухо проронил приблизившийся хозяин дома; сумрачным взглядом он проследил, как ятаган перекочевал в руки законного владельца и вернулся в ножны. — Говоря по чести, я был бы неискренен, пожелай я успеха в ваших минералогических изысканиях — отыщись железо, не расхлебать потом дурных последствий. Но не думаю, что это удастся. Ваша попытка — далеко не первая. Впрочем, по соглашению с вашим правительством любой рудознатец, получив на то разрешение местного вайирата, вправе отправиться в горы.

Что до меня — вот перед вами Тхраракийское нагорье, ступайте и ищите себе на здоровье! На свой страх и риск. Учтите, местность там кишит оборотнями, да и драконы согласно договору вправе атаковать в горах любого. И каждый вайир, вздумай он там прикончить вас, будет в своем законном праве, никто из соплеменников его за то не осудит. Ведь в определенном смысле Тхраракийское нагорье — святыня нашего народа.

Иными словами, никто не удерживает вас от рискованной затеи. Но и помощи вам ждать не приходится. Я высказался достаточно ясно?

— Вполне. А что гласит ваш закон о попутчиках? Я имею в виду допустимое их число.

— Не более пяти в одной группе. Превышение хотя бы на одного аннулирует соглашение. Вынужден напомнить: в прошлом уже случались попытки направить в Тхраракию большие отряды воинов. Никого из них более не видели — ни живым, ни мертвым.

— Да, я наслышан. Значит, если я вас правильно понял, найди вайиры в горах следы железа, будоражить нас, людей, радостными вестями никто не станет? На такой вопрос вы ведь вправе ответить?

— Совершенно верно, вправе. Но мне не хочется, — и Игстоф расплылся в улыбке, по-детски шаловливой.

— Премного вам благодарны, о гостеприимный Смотритель моста! Чаксвилли изогнулся в подчеркнуто церемонном поклоне.

— Всегда к вашим услугам, о бесстрашный Искатель Приключений! — не остался в долгу Игстоф.

Рудознатец едва заметно нахмурился и, подойдя к Кейджу вплотную, тихо процедил: — Ну, жеребяки… Вы у нас допрыгаетесь!

Скользкую тему Джек не поддержал — его внимание всецело было захвачено появившейся из дверей башни Р'ли. В ее руках юноша заметил зеленый шарик мыла из смолы дерева татам и пушистую мочалку — охапку свежесрезанной духовитой трун-травы. Джек не в силах был оторвать взгляда от дразнящего покачивания ее хвоста и бедер, неодолимое желание проводить сирену до ручья обуяло его…

— Остерегайтесь всей этой нечисти, мой юный друг! — вкрадчиво посоветовал Чаксвилли, перехватив затуманившийся взгляд Джека. — Не подпускайте ее близко к сердцу, помните — это всего лишь дикие бездушные нехристи. И не забывайте также, какое наказание ожидает мужчину, застигнутого с сиреной…

— Даже кошке дозволяется глазеть на королеву! — отрезал Джек.

— Но чрезмерное любопытство сгубило ту самую кошку! — парировал смуглолицый горожанин.

— На чужой роток не накинешь платок! Кто не встревает в чужие дела, тот и сам здоров, и мошна цела! — машинально подхватил Джек и снова сконфузился — настолько глупо прозвучал этот обмен народными премудростями. Вот уж это точно: перевес в бессмысленной пикировке богатства не принесет.

От срама подальше, Джек отошел к мольберту и уставился на холст.

Живописец, польщенный вниманием к своим скромным потугам, деликатно остановился за спиной и принялся давать пояснения на лепетухе:

— Перед вами арранин, показывающий нашу планету одному из Первопохищенных. Он наставляет землянина — говорит, что тому и всем его соплеменникам выпал счастливый шанс начать новую жизнь. Избавиться наконец от мора и глада, от позора угнетения, невежества и воин — чудовищных язв на лике родной планеты землянина. Суть предложения в том, добавляет арранин, что землянам предстоит научиться жить совместно с извечными обитателями новой для них планеты. Если люди сумеют позаимствовать опыт вайиров и, в свою очередь, поделятся с ними своим, то докажут тем самым, что вправе развиваться и дальше — навстречу великим свершениям. Как мы видим, арране задумали нечто вроде грандиозного космического эксперимента, более или менее контролируемого. Обратите внимание на угрожающий жест левой руки арранина. Он передает предупреждение и намек на грядущие грозные последствия, ожидающие людей как здесь, так и на родной Земле, если к моменту возвращения арран они не успеют перестроить свое сознание. Четыре столетия отводится землянам на создание общества, основанного на терпимости и взаимопомощи, а не на ненависти и предрассудках. Арранин поясняет, что здесь у людей не будет оружия, которое позволило бы уничтожить «отсталых» туземцев, как принято на Земле. Практически все железо Дейры, равно как и прочие материалы, пригодные для создания оружия, исчезли с планеты тысячелетие тому назад. На Дейре уже тогда существовало развитое общество, сверх всякой меры возлюбившее сталь, огонь и прочие разрушительные стихии. Вайиры тогда умели летать на огромных аппаратах тяжелее воздуха, мгновенно передавать сообщения на колоссальные расстояния и еще многое такое, что нынешние люди Дейры сочли бы ведьмовством. Но цивилизация была сметена ужасным взрывом, уцелела лишь горстка вайиров — к счастью, из самых мудрых. От оружия, природа которого ныне нам неведома, погиб практически весь животный и растительный мир планеты. Уцелевшие вайиры сумели создать — не возродить, а именно создать новый тип общественного устройства для нового типа расы разумных. Они осознали, что на грань полной и всеобщей погибели их привело непонимание собственного предназначения и места в мироздании. Поэтому, прежде чем выдвигать цель возрождения технологического общества, они все свои силы посвятили поиску ответа на главный вопрос. Познанию самих себя. Лишь затем, решили они, можно пускаться в исследование прочих загадок природы. И мудрецы во многом преуспели. На обломках рухнувшей цивилизации им удалось выстроить мир, свободный от мора и глада, ненависти и войн. Свободный мир свободных личностей — насколько это вообще возможно даже при самом разумном общественном устройстве. И так было, и так оставалось долго — до самого появления на планете землян.

Джек молча проглотил горькую пилюлю, скрытую в последней реплике. Он знал — когда у вайира на кончике языка правда схватится с деликатностью, то последняя обычно обречена на поражение. Пусть даже разговор идет на лепетухе.

Юноша внимательно вглядывался в блеклое, неяркое изображение (может быть, потому, что краски на бедной железом планете влетали в копеечку). Он распознал, однако, силуэт арранина, знакомый по хрестоматийным описаниям и угольным копиям знаменитого портрета, исполненного по памяти вскоре после высадки на планету как раз прапрадедом Кейджа. Внешне инопланетянин напоминал помесь человека с огромным медведжинном; отец Джо называл арранина «гомурсус».

— Можно также отметить, — продолжал между тем Игстоф, — что милосердный лик могущественного арранина, чуждый всему человеческому, внушает и благоговейный трепет. Я попытался передать в его образе некий универсальный символ Вселенной, объединяющий как физическое, материальное начало, так и нечто надреальное, скрытое за внешним обликом предметов и явлений. Многие вайиры уже научились распознавать эти сверхъестественные — в ином, нежели употребляют это слово люди, смысле — начала и силы, могучие и благотворные. Вайиры-мудрецы даже близки к тому, чтобы научиться управлять ими и использовать — исключительно на благо всех разумных обитателей Дейры, даже если такие попытки внушают порой людям суеверный страх. И людям еще предстоит воспринять горькие, но целительные уроки — тот, кто ничему не учится, неизбежно терпит фиаско. Прошу понять меня правильно: арране отнюдь не какие-то сверхъестественные существа, они из такой же плоти, как вы и я. И таинственные Высшие силы, столь любезные вашему человеческому сердцу, абсолютно здесь ни при чем. Просто арране используют как ту часть реальности, что хорошо нам знакома, так и ту, что пока еще недоступна. Я не слишком вас запутал?

Нет, Джек понял практически все. Но мысль, что человек на Дейре — как бы начинающий школяр, которому предстоит учиться жизни у жеребяков, была отнюдь не из самых приятных.

Чаксвилли что-то неодобрительно буркнул и отправился восвояси; Игстоф проводил гостя вежливой полуулыбкой. Джек тоже собрался в путь. Поблагодарив любезного Смотрителя за хлеб-соль, за интересный и поучительный рассказ, он вновь с сожалением сослался на дела, не терпящие отлагательств. Это не было простым соблюдением этикета — Джеку и на самом деле не хотелось так скоро покидать гостеприимный дом. Тем более что каждый шаг к дому отчему приближал неминуемую выволочку за отлынивание от работы на ферме в самый разгар стрижки да еще в придачу за вынос бесценного клинка без спросу из дому.

Решив, что дальнейшие проволочки — лишь свидетельство собственной трусости, Джек свистнул Самсону и поспешил вдогонку за Чаксвилли. Неприятный попутчик лучше, чем одиночество в пути. Не так скучно, а кроме того, можно расспросить о предстоящей экспедиции в Тхраракийские горы. Интересно, где чужак собирается вербовать себе компанию? А вдруг и впрямь найдут что-либо?..

Услыхав сзади оклик, Джек обернулся. Его нагоняла Р'ли, на ходу вытираясь остатками душистой трун-травы.

— Немного провожу, не возражаешь?

Громкий жалобный вой заглушил ответ Джека: трехколесная повозка, запряженная парой беснующихся единорогов, вырвалась из-за каменной стены в дальнем конце моста. Завидев двух пешеходов, сидящий на козлах Чаксвилли попытался осадить единорогов; как обычно, норовистые животные подчинились далеко не сразу — туго натянутые поводья действовали слабо, пришлось добавить кнута по бокам вкупе с порцией отчаянной брани. Остановившиеся наконец единороги, всхрапывая и косясь на кучера миндалевидными сверкающими глазами, ожидали, казалось, лишь малейшего послабления, чтобы пуститься вскачь.

— О святой Дионисий! — перекрестившись, возопил Чаксвилли. — За какие только прегрешения ниспослана нам кара в лице этих сосудов тупости и бешенства! Как славно бы здесь жилось, захвати мы с Земли легендарную лошадь! Вот, говорят, было животное!..

— Если это не сказка, — рассудительно заметил Джек. — Позволите составить вам компанию?

— Нам обоим? — вставила Р'ли.

— Забирайтесь, забирайтесь! А то упустите чудный шанс свернуть себе шею! Эти твари понесут нас, не разбирая дороги!

— Да уж! — подтвердил Джек. — Но вам еще грех жаловаться. Вот попробовали бы пахать на них!

— Пытался, а как же! Лучше уж впрячь в плуг дракона — и силы, и ума у него больше.

— Что?!

— Шучу, шучу, Кейдж. Неплохо бы отправить назад вашего зверя. Чаксвилли указал на Самсона. — Пусть приотстанет чуток, а то как бы мои скакуны вконец не свихнулись!

Джек пытливо уставился на рудознатца. Нет, определенно этот тип не вызывает доверия. И юмор какой-то странный — драконий…

Зычно гаркнув на единорогов, тот полоснул кнутом по гривастым спинам. Однако своенравная упряжка на сей раз едва ползла, и все старания погонщика никакого эффекта не возымели. Тогда, пожав плечами, он предоставил единорогам выбор аллюра по собственному усмотрению. Некованые копыта глуховато зацокали по полотну древнего тракта.

Королевский рудознатец поинтересовался ближайшими жизненными планами Джека. Тот вежливо отвечал, что, закончив минувшей зимой монастырскую школу, определиться пока еще не успел и помогает отцу по хозяйству.

— Ас призывом-то как?

— Отец выложил отступное. Что в армии даром время терять? Вот если бы запахло войной!..

— Ты разве уже не собираешься поступать в столичный колледж? — спросила Р'ли.

Джек удивленно обернулся. Не виделись они уже полных три года, и юноша никак не мог вспомнить, говорил ли ей об этом до разлуки. Наверное, да известно ведь, что у жеребяков необыкновенная память. А может, Р'ли проведала об этом, уже живя в горах? Слухи среди вайиров распространяются тоже как-то по-особенному — и далеко, и быстро.

— Нет, не собираюсь. Хотелось бы продолжить образование, но только не в Сент-Дионисе. Дело в том, что меня интересует исследование сознания, вопросы, связанные с человеческой психикой. И мой научный руководитель, брат Джо, поддержал меня в этом. Он советует продолжить учебу в Неблизке считается, что тамошние ученые превзошли своих коллег из Сент-Диониса.

— Аи-аи, как непатриотично! — бросил Чаксвилли с укоризной. — Негоже отечественную науку ставить ниже чужеземной.

— Хочется самое лучшее для себя выбрать, — сухо ответил Кейдж. Теперь он уже не сомневался в характере своих чувств к смуглолицему — тот не нравился все активнее. — К тому же один священник много рассказывал мне о Рудмане. Уверяют, что так, как он, человеческий мозг не изучил больше никто.

— Рудман? Как же, как же — наслышаны… А разве он не осужден за ересь? Не отлучен?

— Его судили, — вставила Р'ли, — но признали невиновным.

Джек поднял бровь. Опять эта их система связи…

— Я слыхал лишь, что все обвинители исчезли при загадочных обстоятельствах до завершения процесса, — подлил масла в огонь Чаксвилли. И что дело явно не обошлось без черной магии и демонов, выкравших врагов их подопечного — или же покровителя.

— Разве хоть один человек в целом свете видал демона? — спросила Р'ли.

— В том-то и сущность демонов, что они невидимы, — парировал Чаксвилли. — А вы как считаете, Кейдж?

Отвечать не хотелось. Похоже, этот тип — обыкновенный платный провокатор.

— Лично мне не доводилось сталкиваться с демонами, — осторожно промолвил Джек. — Скажу так: на ночной дороге я бы не устрашился остаться в одиночестве. И остерегался бы только оборотней да медведжиннов. Да, и сбрендивших людей, впрочем, тоже, — добавил он, припомнив кузена. — Но не демонов.

— Позвольте дать вам один совет, мой юный провинциал, — всхрапнув, точно единорог, процедил Чаксвилли. — Никогда больше не произносите такое вслух! Сойти вам с рук это может лишь здесь, в пограничной глуши. В цивилизованной части страны подобное заявление прозвучит, как разрыв гранаты. И каждый второй побежит к серым палачам с доносом.

— Немедленно остановите повозку! — потребовал Джек. И сам гаркнул на единорогов. Бричка притормозила, продолжая медленно катиться. Джек спрыгнул и пошел рядом с козлами. — Слезай, Чаксвилли! Никому не спущу, чтобы меня называли деревенщиной. И забью поношения тебе обратно в глотку!

Блеснув в широкой улыбке зубами, особенно белыми на фоне смуглой кожи, Чаксвилли примирительно произнес:

— Не обижайтесь, юноша! Признаюсь, я был несколько несдержан на язык. Но ведь я только искренне хотел предупредить, предостеречь вас от неприятностей. Кроме того, позвольте напомнить, что я официальный королевский порученец. И пока нахожусь на задании, не вправе принять вызова, о каком бы оружии ни зашла речь. Прошу вас, усаживайтесь обратно и тронемся дальше.

— Без меня. Мутит от такой компании!

Джек повернулся и быстро зашагал по дороге. Щелкнул кнут, мимо процокали копыта, продребезжала тележка.

— Не держи на меня зла понапрасну, парень! — бросил напоследок Чаксвилли, уносясь вдаль.

Отвечать Джек не стал. Сделав шаг-другой, он остановился — сирены в бричке не было. Обернувшись, юноша бросил:

— А ты-то чего слезла! Из-за меня, что ли? Вот уж не стоило.

— Я поступаю так, как мне нравится.

— Всегда?

Действительно, почему Р'ли вдруг так привязалась к нему?

Что за помыслы скрываются под копной золотистых ее волос?

Не за красивые же его карие глазки она так внимательна!

Отвлекло от подозрений какое-то барахтанье в тени дерева на обочине. Не говоря Р'ли ни слова, Джек свернул с дороги и обнаружил зверушку, отчаянно сучащую недоразвитыми перепончатыми крылышками в тщетных попытках взлететь. Самсон, разумеется, успел опередить, но лишь обнюхал малютку — без команды хозяина воспитанный пес никогда и ничего не трогал.

— Подлеток синебородки, — сообщил Джек поджидавшей спутнице. Он осторожно поднял с земли крохотного зверька с забавной обезьяньей мордашкой, окруженной темно-синей бахромой. — Вывалился из гнезда. Подожди минутку, не переживай, вернем тебя на место!

Скинув пояс с оружием, Джек подошел к стволу греминдаля. Ветви могучего дерева начинались весьма высоко, футах в тридцати над землей. Отставив в сторону руку с оцепеневшим от ужаса живым комочком меха, юноша стал цепко карабкаться по гладкой коре. Лезть с занятой рукой было чертовски неудобно, но ведь недаром же он чуть не с полжизни провел на деревьях.

Не давая себе послаблений и ни на минуту не останавливаясь, Джек достиг первой развилки, рывком подтянулся, забросил на ветку ногу, и вот уже подлеток присоединился к своим радостно потявкивающим в гнезде собратьям. Беспечных родителей в поле зрения не оказалось.

Внизу Джека встретил сияющий взгляд сирены:

— Хоть и грубоват ты порой на словах, Джек Кейдж, а сердце у тебя все же доброе.

Джек пожал плечами. Интересно, что бы сказала она, узнай о его участии в захоронении Вава, своего кузена?

Путники двинулись дальше.

— Если собираешься учиться в Неблизке, — спросила сирена, — то почему до сих пор туда не отправился?

— Как старший сын я наследую хозяйство. Отец очень на меня рассчитывает. И если я разрушу все его планы ради учебы у человека, коего все как один почитают чернокнижником, это разобьет отцовское сердце. А кроме того, — добавил он менее уверенно, — чтобы учиться, нужны деньги.

— Вы с отцом, видно, частенько ссоритесь?

Обижаться Джек не стал — можно ли ожидать от жеребяков соблюдения человеческих приличий?

— Довольно часто, — признал он со вздохом.

— Именно из-за учебы?

— В основном да. Отец — далеко не бедняк и мог бы позволить себе потратиться на учение сына. Но делать этого не станет. Порой начинает казаться, что лучше уж совсем уйти из дому и прокладывать путь в жизни самостоятельно. Вот только мать жалко — всякий раз, как заведу об этом разговор, ей просто дурно становится. Сестры в рев… Мать мечтает увидеть меня священником, но просто в ужасе от мысли, что епархия может достаться мне у черта на куличках. Как священник я получил бы право претендовать на место в колледже Фомы Неверующего — там тоже бьются над тайнами человеческого мозга. Но где гарантия, что примут? А если даже и повезет там же никакой свободы исследований, за каждым шагом следят. Лишь у Рудмана я мог бы совершенно свободно выбрать свой путь в науке. И еще. Прежде чем стать священником, следует жениться. Жена, детишки, пеленки, сопли — не хочу торопиться со всем этим. А вступление в монашеский орден тоже не слишком меня прельщает…

Джек перевел дыхание. Поразительно, как легко он вдруг, ни с того ни с сего, выболтал Р'ли самое сокровенное. Словно кувшин опорожнил, перевернув вверх дном!.. И кому душу-то открывал — сирене!

Но ведь наболевшим делишься порой даже с Самсоном, утешил он себя. Сирена — существо того же порядка. И результат такой же. На душе полегчало, а до отца не дойдет.

— А если бы вдруг удалось обрести финансовую самостоятельность — тогда решился бы?

— Раздобудь я голову дракона, хватило бы с лихвой. Награда от лорда Хау плюс королевская премия — целая куча денег!

— Так вот почему ты так рассердился, узнав о нашем договоре с драконами!

Джек кивнул в знак согласия: — В основном поэтому. Но еще и…

— Знаешь, — поспешила добавить Р'ли, — когда бы не договор, драконы уже давно бы разорили подчистую все фермы в округе. Ты даже представить себе не можешь, насколько беспощадно и неуязвимо такое чудище. Дай дракону волю, он все разрушит, всех перебьет — камня на камне не останется. И никакие стены не спасут. Лично тебе тоже пришлось бы не сладко, когда бы не договор. Дракониха уверяла, что с полдюжины раз ты преспокойно подставлял ей спину…

Тут уж было задето самое сокровенное, самое уязвимое — гордость Джека за свое охотничье искусство. В ярости он выплюнул короткое словцо, пережившее без перемен многие столетия и выдержавшее даже долгое космическое путешествие:

— …ть!!! Я и сам в состоянии о себе позаботиться! И никакие сирены мне в том не указ!

Дальше Джек брел молча, стиснув зубы в досаде и ярости.

— А что бы ты сказал о ссуде? — рискнула наконец нарушить молчание Р'ли. — О ссуде на образование?

Поистине невероятный выпал денек!

— То есть взаймы? У кого?! И что? Ведь у вас, жеребяков, деньги не в ходу…

— Позволь объяснить все толком, по порядку. Во-первых, мы хорошо знаем Рудмана. Знакомы и солидарны с его учением и желали бы распространения оному. Чем больше людей избавится от своих психических недугов, тем слабее станет эта ужасающая напряженность между нашими расами. Наша цель в конечном счете — предотвратить угрозу неизбежного и чудовищного кровопролития. Во-вторых, не обижайся только, вайиры давно уже присматриваются к тебе. Известно, что — сознательно ли, неосознанно, — но ты расположен к нам. И это чувство хотелось бы развить… Постой, не возражай! Мы знаем точно. В-третьих, мы пытаемся получить представительство в вашем Парламенте. Нам нужен там свой человек, выразитель вайирских интересов. Кто знает — придет день, и ты станешь депутатом от вайиров округа Сбейптаху… И, наконец, четвертое: тебе нужны деньги на образование. Мы дадим их тебе. Все, что нужно для этого, — так только то, что вы, люди, называете обычно устным соглашением. Пожелаешь письменного — мой отец, Слепой Король, все оформит, как полагается. Или же кто-нибудь еще. Можно попросить подготовить документ и стряпчего из людей — если так тебе будет спокойнее. Нам все эти бумажки, сам понимаешь, ни к чему…

— Постой, постой! Погоди минутку! — перебил ее Джек. — Ты ведь не встречалась еще с семьей. Откуда же знаешь, какие у ваших виды на меня? И кто уполномочил тебя предлагать ссуду?

— Это не так сложно объяснить, как тебе поверить моим объяснениям. Хотя рассказ получился бы весьма долгим. Что же до полномочий — их имеет каждый взрослый вайир. А я уже взрослая.

— Тогда прекрати болтать на лепетухе! Я ведь тоже не ребенок. И кстати — ведь еще не придуман способ что-либо узнать, не задавая никаких вопросов.

— Тут ты, конечно, прав. И все же — каково твое решение?

— Я не… не знаю. Нужно время, чтобы обдумать. То, что ты предлагаешь, любому в диковинку. Надо обмозговать все детали.

— «Жеребяк» принял бы решение с ходу.

— Я не жеребяк! — окрысился Джек. — В том-то и штука! Я человек, и мой вам ответ — нет! Знаешь, как назовут меня, если приму вашу подачку? Псоядцем! Все отвернутся, а родной отец вышибет из дому. Ничего не выйдет, один ответ — нет!

— А просто взаймы? На учебу в академии Рудмана? Без всяких на то условий?

— Нет, нет и еще раз нет!

— Ну, как знаешь, тебе видней! А мне пора возвращаться к дяде. До скорой встречи, Джек Кейдж!

— Прощай, — буркнул он и побрел дальше. Но, не пройдя и двух шагов, услышал оклик сирены.

Сделав знак соблюдать тишину, Р'ли приставила к уху ладонь:

— Прислушайся! Улавливаешь?

Джек замер и навострил уши. Почудился неясный низкий рокот с запада. Но не гром, точно. Звук был регулярным.

Самсон тоже весь обратился в слух, застыв недвижно, точно золотая статуя. Хриплый нутряной его рык был ответом на рокот из лесу.

— Что бы это могло быть такое? — удивился Джек.

— Не знаю… Вернее, не уверена.

— Неужто дракон? — Джек выхватил клинок из ножен.

— Нет. Будь там дракон, я бы и прислушиваться не стала. Но если это то, что я думаю…

— Что же?

— Погоди. — Р'ли нырнула под сень греминдалей и гигантских медных деревьев, густо обвитых плющом и лианами. Джек последовал за ней с ятаганом наготове. Петляя звериными тропами, они прошли с милю — по прямой не более четверти.

Несколько раз Джеку пришлось буквально прорубать проход в лианах и кусачем терновнике. Чаща была необыкновенно густой, практически непролазной. Джек и не подозревал о существовании подобных зарослей в окрестностях фермы. Здесь явно не ступала еще нога человека.

Наконец Р'ли остановилась. Солнечный луч, пробиваясь сквозь густую листву, окружил волосы сирены фантастическим ореолом, настоящим радужным нимбом. Она стояла, напряженно прислушиваясь, а Джек в восхищении забыл напрочь о цели вылазки. Вот бы и ему стать художником, как ее дядя Игстоф!

Внезапно шум повторился — совсем рядом. Р'ли встрепенулась и скользнула в тень, разбрызгав с волос все золото до последней капли.

Поравнявшись с ней, Джек шепнул:

— Ничего подобного никогда не слыхивал. Будто страдающий великан одновременно всхлипывает и горло себе полощет…

— Полагаю, тебе удастся попасть в Неблизку, Джек, — мягко ответила сирена.

— Ты думаешь, это все же дракон?

Вместо ответа Р'ли легко вспрыгнула на поваленный ствол.

Джек придержал ее за руку:

— Откуда такая уверенность, что дракон тот же самый3 Может, как раз другой, не связанный никаким договором!

— Разве я сказала, что это дракон? — Р'ли стояла теперь вплотную, прикасаясь к Джеку бедром.

Он попытался вглядеться в полумрак чащи.

— А что же тогда? Может, бешеный медведжинн? У них сейчас как раз линька; ты же знаешь — один укус и… Тихонько присвистнув, юноша сделал выразительный жест.

— О! — Затаив дыхание, Р'ли плотнее прижалась к Джеку; бессознательно юноша приобнял ее за талию — она так напоминала нуждающуюся в защите младшую сестренку! Р'ли даже глаза прикрыла, чтобы Джек не увидал их озорного блеска.

Припоминая снова и снова в последующие дни эти мгновения, юноша сумел воскресить в памяти легкую улыбку, игравшую тогда на губах сирены. Не было ли это признаком розыгрыша?

Свидетельством не испуга, но скрытой насмешки?

А может быть, проявлением совсем иного чувства?

Но что бы там ни пришло в голову впоследствии, в те судьбоносные мгновения Джеку было не до сомнений и колебаний. Притянув сирену к себе, он напрочь позабыл о неведомой опасности впереди, он задохнулся от нежности. Человек там она или нет — другой такой желанной в целом свете не сыскать!

Резкий рев прорвался сквозь пелену чувств. Отступив на шаг, Джек отвернулся, отвел глаза в сторону.

— Жди здесь! — глуховато, чужим голосом, вымолвил он. — Я не знаю, что там, но, судя по звуку, что-то очень большое…

— И не вполне здоровое, — добавила Р'ли с легким придыханием.

Джек раздвинул ветви зарослей. Где-то совсем рядом, под прикрытием густой зеленой тени, рыгал гиппопотам.