"Ориноко" - читать интересную книгу автора (Фидлер Аркадий)

МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Когда мы подходили к дому, солнце едва спускалось С зенита. Кабанье мясо портится быстро, поэтому мы шли не отдыхая.

Происшествие, едва не стоившее мне жизни, случилось уже недалеко от хижин, когда до опушки леса оставалось каких-нибудь сто шагов.

Я, как уже говорил, шел первым и шест с тушами держал на плече. Тропинка была узкой, нас то и дело задевали ветки кустов. Вот и сейчас я почувствовал легкий удар в левое плечо, совсем несильный и неболезненный. Взглянув в ту сторону, я вдруг заметил, как что-то юркнуло в ближайший куст. Я посмотрел внимательней — змея, длиной фута в три. Укусила меня она, притаившись на ветке. По форме головы я сразу определил, что змея ядовитая.

— Подождите! — обратился я к своим спутникам сдавленным голосом, стараясь сохранять спокойствие. — Меня ужалила змея.

— Куда?! — подскочил ко мне Вагура. — Куда?!

— В левое плечо, — ответил я. — А змея вон там, на кусте!

Ласана, шедшая следом за нами, оказалась ближе всех к змее. Одним прыжком она подскочила к ней и, размахнувшись луком, как палкой, сильным ударом перебила змее позвоночник. Змея свалилась с ветки, но на землю не упала, а повисла в воздухе.

— Она привязана! — удивился Вагура.

Змея действительно была привязана к ветке за хвост. Кто-то привязал ее над самой тропой, чтобы она ужалила проходящего наверняка. И она ужалила.

Ласана и Вагура подбежали ко мне. Я показал им укушенное место: две крохотные, еле видные точечки — не зная, и не заметишь. Испуг отразился на лицах моих друзей.

— Нож! — закричала Ласана не своим голосом.

Она сама выхватила у меня из-за пояса нож, но Вагура вырвал его, заявив, что сделает это лучше. Меня тут же усадили на землю.

Вагура, крепко удерживая меня за плечо, короткими взмахами стал рассекать мне кожу и мышцы в месте укуса. Кровь брызгала вокруг из все более глубокой раны, но он, не обращая внимания, все резал и резал. При этом он изо всех сил мял плечо, стараясь выдавить как можно больше крови. Я молча терпел, зная, что на карту поставлена сама жизнь.

Потом Вагура отбросил нож и припал к ране губами.

— Нет! — вскрикнула Ласана и резким движением оттолкнула его. — Тебе нельзя! У тебя на губе царапина!

Она сама склонилась над моим плечом и стала высасывать кровь, поминутно ее сплевывая.

Все это делалось молниеносно, куда быстрее, чем описывается. С момента укуса прошла, быть может, всего минута, когда Ласана наконец, едва дыша от усталости, на миг прервала свое занятие.

Завидя растерянно стоявшего рядом Вагуру, она набросилась на него:

— Беги скорее к моей матери! Расскажи ей…

— И что?

— Пусть принесет снадобья. Спеши!

Как он помчался! Стремглав, словно олень. Да, они действительно меня любили!

А Ласана все продолжала без устали отсасывать кровь, которая все еще струилась из раны, хотя и меньше, — я потерял ее, наверно, уже целую кварту. Видя бледность лица женщины и непроходящий страх в ее глазах, я спросил:

— А у тебя самой нет какой-нибудь скрытой ранки?

— Кажется, нет.

— Значит, ты не уверена?

— Кто может быть уверен?

— И все-таки ты высасываешь?

— Высасываю, — шепнула она таким тоном, словно подвергать себя опасности было ее естественной обязанностью.

Во время этой короткой беседы я ощутил вдруг сильное головокружение и перепугался не на шутку — вместе укуса я почувствовал резкую боль. Меня сразу же прошиб пот, буквально ручьями ливший со всего тела. Значит, яд все-таки проник глубже и делал свое дело. Картина бившейся в предсмертной агонии укушенной собаки встала перед моими глазами со всей жуткой отчетливостью.

— Ты не умрешь! — услышал я сдавленный шепот Ласаны у самого уха, но голос ее доносился до меня словно сквозь вату. — Ты не умрешь!

Она повторяла это как заклинание.

Прибежали люди из селения и, придерживая меня, стали поить ужасно горьким отваром каких-то дьявольских трав. Все внутренности мои выворачивались наизнанку от этой гадости, и действительно, у меня тут же поднялась страшная рвота. По всему телу разлилась слабость, но в голове при этом, кажется, слегка прояснилось, а боль в плече стала стихать.

Затем Арасибо поднес к моим губам большую тыкву и начал насильно вливать в меня очень крепкую кашири. Остальные, помогая ему, удерживали мою голову. После десятка глотков я был совершенно одурманен напитком, но его все вливали в меня и вливали, пока я совсем не опьянел и не потерял сознания.

…Когда сознание вновь вернулось ко мне, кругом было уже совсем темно. Жизнь медленно, с трудом, словно с другого света, возвращалась в мое онемевшее тело, и лишь непереносимая жажда привела меня полностью в чувство.

Я лежал на ложе в нашей хижине. Снаружи горел костер, отблески его прыгали по стенам. Тут же подле меня на земле стоял кувшин с водой. С трудом я дотянулся до него правой рукой и стал жадно, захлебываясь, пить. Левой рукой я не мог даже шевельнуть. Заслышав мою возню, в хижину вбежали сидевшие у костра моя друзья. Ликованию их не было предела, когда они увидели, что я пробудился.

— Душа возвращается в тело! — восклицал Манаури, радостно улыбаясь. — Теперь надо больше пить воды…

Я был совершенно трезв, но очень ослаб. Боль в левом плече стихла, и все сочли это добрым предзнаменованием. Арнак потрогал мой лоб и с облегчением возвестил:

— Не потеет!

Мне тоже казалось, что кризис миновал и мой организм переборол яд — страшный яд убийственной силы, чудовищный яд какого-то дьявольского отродья! Ведь крохотная капелька этого яда, попавшая под кожу, почти мгновенно была удалена из рассеченной раны, к тому же его тщательно высосали, и тем не менее та тысячная доля капельки, какая, несмотря ни на что, все же вторглась в кровь, эта бесконечно разжиженная частичка словно ударом грома поразила здорового сильного парня. Страшное зло таилось в лесу, и не только в лесу; среди некоторых людей тоже.

— Мы нашли еще двух змей на кустах! — сообщил мне Арнак.

— Привязанных? — спросил я, едва шевеля губами.

— Привязанных! — ответил он, помедлив.

Потом он подошел ко мне и сел на землю подле моего ложа. Лицо нахмуренное, глаза смотрят мрачно.

— Мы совещались, что делать дальше, — сказал он глухо. — Пора с этим кончать…

— С чем? — взглянул я на него внимательно.

— Одни говорят, лучше уйти из Серимы и основать свою деревню в другом месте, выше по течению Итамаки. Другие не соглашаются и говорят: нет, надо остаться, убить Карапану и Конесо. Тех, кто за это, у нас в роду больше…

Арнак, заметив на моем лице гримасу, заколебался.

— Что вы решили? — спросил я.

— Уходить из Серимы опасно — акавои. Они могут явиться в любой день. Все вместе мы сила, порознь — слабы, нас легче разбить и уничтожить. Значит, у нас нет выбора, и остается лишь второй путь: убить их! Так мы и решили. Мы пойдем и убьем их…

Возмущенный, я вскочил со своего ложа, хотя все кости у меня ныли.

— Нет! — воскликнул я гневно. — Делать этого нельзя! Нельзя! — повторил я громче, насколько позволили мне силы.

Арнак, округлив глаза, с безмерным удивлением наблюдал за моим возбуждением. Возражения со стороны человека, дважды едва избежавшего смертельной опасности, он никак не ожидал.

— Вспомни, кто подбрасывает тебе змей!

— Я помню!

— И ты их защищаешь?

— Я не защищаю!

— Не защищаешь, а убить не позволяешь?!

— Не позволяю!

Арнак смотрел на меня с явным испугом, словно на помешанного.

— Не теряйте голову! — попытался я улыбнуться.

— Голову?! — повторил он. — Голова говорит одно: убить их как собак!.. Почему ты не позволяешь?

— Нас всего тридцать воинов, их — в десять раз больше…

— Многие пойдут за нами…

— Многие, но не все. Верховный вождь и шаман — это нешуточная сила и власть, ты сам говорил мне… Многие их сторонники пойдут против нас и будут мстить за их смерть. Начнется война братьев против братьев, самая отвратительная из войн, которая привела к гибели не один народ, даже более могущественный, чем ваше племя. А тут еще акавои…

— Я хочу тебе добра, Ян! — проговорил Арнак с отчаянием в голосе.

Хотя лицо его всегда оставалось непроницаемым, при свете костра я все-таки рассмотрел, что в нем скрывалось: тревога и печаль.

Дружески полуобняв его здоровой рукой, я с чувством сказал:

— Я знаю, Арнак, знаю, что ты хочешь мне добра! Поэтому слушай!

И я постарался коротко, но ясно изложить ему свое мнение: именно оттого, что речь идет обо мне, я и не хочу доводить дело до кровопролития. Я здесь пришелец, можно сказать, непрошеный гость, и не могу допустить, чтобы из-за меня дело дошло до братоубийственной войны.

Конесо и Карапана, ослепленные какой-то злой волей, не терпят меня, но я не теряю надежды, что рано или поздно они поймут свою ошибку…

— А если не поймут? — перебил меня Арнак.

— Тогда останется одно — удвоить осторожность. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, Ян!

Я попросил юношу передать Манаури и всем остальным: никаких враждебных действий. Это пришлось им, и особенно вождю, не по душе, но они обещали слушать меня.

Близился рассвет, и все мужчины отправились в лес за убитыми кабанами.

— Ласана с матерью будут за тобой ухаживать, — сказал мне перед уходом Арнак. — Тебе дать какое-нибудь оружие?

— Зачем? Впрочем, пистолет, пожалуй, положи рядом…

Разговор с друзьями отнял у меня последние силы. После их ухода пришла Ласана и перевязала мне рану, приложив к ней свежие пучки лечебных трав.

— Спасибо тебе, Чарующая Пальма! — вырвалось у меня от души.

— За что?

— За все. А когда заживет рана?

— Еще не скоро, о, очень не скоро. Левая рука твоя много дней будет слабой…

— Ты, наверно, рада?

— Рада? — удивилась она. — Чему?

Но тут же, чем-то крайне изумленная, она отступила на шаг и посмотрела на меня с таким удивлением, словно видела в первый раз.

— О-ей! — воскликнул я, рассмеявшись. — Ты что, не узнаешь меня?

— Нет! — ответила она резко.

— Это я. Белый Ягуар! — продолжал я шутливо.

— Еще в лесу я заметила, — растерянно пробормотала она, словно говоря сама с собой и не обращая внимания на мой игривый тон, — что ты говоришь по-нашему! Как это?

— Научился.

— Когда, как? — Она не могла опомниться от удивления.

— А вот слушал, как говорят Арнак, Вагура, Манаури, ты, и научился понемногу, — рассмеялся я беззвучно. — Только прошу тебя, никому не говори, что я знаю ваш язык. Пусть это останется между нами…

— Хорошо.