"Октавия" - читать интересную книгу автора (Купер Джилли)Глава седьмаяУже садилось багровое солнце, и стала темнеть розовая вода, когда мы причалили на ночь к берегу, поросшему таволгой. Воздух дрожал от неумолчного щебетания птиц. Водяные крысы и совы готовились к ночной охоте. Мне удалось отвертеться от кухни, сказав, что приготовление цыпленка займет слишком много времени. Я надела светло-серое полупрозрачное платье-мини. Мне не надо было смотреться в треснутое зеркало, чтобы убедиться, что я отлично выгляжу. Гасси в своем белом выглядела ужасно. Она была пунцовой от загара. «Она похожа на огромного красного омара, — усмехнувшись, подумала я. — Осталось только добавить немного майонеза». Гарэт протянул мне купленный ими компот, в котором плавали кусочки яблока, апельсина и чего-то еще. — И это весь ужин? — холодно спросила я. — Совершенно дивно, — сказала Гасси, — попробуй! Я сделала глоток и, скривившись, повернулась к Гарэту. — На вкус совершенно, как микстура от кашля, — сказала я. Джереми сидел за столом и лущил здоровенные бобовые стручки. Загорелый, в белой рубашке, он выглядел фантастично. Я незаметно слегка опустила молнию на платье, но, перехватив взгляд Гарэта, сделала вид, что мне очень жарко. — Джереми, дорогой, — нежно проворковала Гасси. — Ты кладешь все стручки в кастрюлю, а бобы в мусорное ведро. Что-то ты сегодня рассеянный. — Его мысли заняты другим, — заметил Гарэт. — Все это проклятая рецензия, которую я должен написать для «Стейтсмена», — сказал Джереми. Я должен сдать ее во вторник, а не могу заставить себя читать дальше первой главы. — Так и напиши, — сказал Гарэт. — Не могу. Автор — жена редактора. — Какое роскошное платье, — проговорила Гасси, с завистью глядя на меня. — Мне бы хотелось, чтобы у меня было тоже что-нибудь сексуально-привлекательное. — Вот у тебя и есть Джереми, — сказала я, глядя на него. — Именно, и каждый из нас должен помнить об этом, — вмешался Гарэт. — С этими крупными стручками одно надувательство, — проворчала Гасси, раскрывая ногтем последний стручок. — Всегда они обещают больше, чем могут дать. — Как кое-кто еще, кого бы я мог назвать, — пробормотал Гарэт, наполняя мой стакан. С кухни донесся запах мяты. — Я умираю от голода, — произнесла Гасси. На ужин Гарэт наварил креветок с чесноком и петрушкой, мы ели их с бобами и молодой картошкой. — Наш новый дом с небольшим садиком, — проговорила Гасси с набитым ртом. — Ты только подумай, Джереми, дорогой, мы сможем выращивать свои собственные овощи. Ты просто волшебник, Гарэт! Нашел нам такой дом. — Никакой я не волшебник, — ответил Гарэт, подцепив вилкой из блюда крупную картофелину и отправляя ее целиком в рот. — Отличные креветки, — сказал Джереми, — возьми еще, Октавия. — Нет, спасибо, — ответила я. — Я очень удивлена, что Гарэт умеет готовить. С его шахтерским воспитанием, мне казалось, он должен презирать мужчин, появляющихся на кухне. Воцарилась неловкая пауза. — Мой отец проводил все свое время на кухне, когда был дома, — ответил Гарэт. — Это была единственная комната в доме. — Забавно, — сказала я, скривив губы. — Вы что, спали все в одной постели? — Мне нравился твой отец, — поспешно вставил Джереми. — Вот и моей матери тоже, — ответил Гарэт. — Шахтеры — настоящие мужчины, а это нравится женщинам. Гасси почувствовала, что с моих губ вот-вот сорвется что-то ужасное. — Как поживает твой очаровательный брат? — спросила она. — Я помню, как он заходил за тобой в школу. Когда он наблюдал за нашей игрой в лакросс, никто не мог забить ни одного гола, потому что все глазели на него. — Он занимается семейным бизнесом, что ему совершенно ненавистно. Поскольку он руководит экспортными операциями, то вынужден проводить все свое время в постоянном общении с торговыми представителями фирм. — А кто его жена? — спросила Гасси. — Дочь Рики Сифорда, Памела. — Это была удачная партия, — вмешался Гарэт. — Правда, что «Сифорд-Бреннан» переживает какие-то затруднения в настоящее время? — Конечно, нет, — твердо ответила я. — У них был великолепный год. Я всегда так говорю. — Ты-то должна знать, — продолжал Гарэт. — До меня просто дошли слухи о возможности забастовки. — Всем компаниям приходится сталкиваться время от времени с забастовками. — Только не моей, — сказал Гарэт, усмехнувшись. — Мои рабочие знают, что у них лучший в мире хозяин. Зачем же им бастовать? — Кажется, от скромности ты не умрешь, — резко сказала я. — Конечно, меня украшает нескромность. Господи, как он меня раздражал! Мне хотелось выплеснуть содержимое моего стакана ему в лицо. Гасси вышла и вернулась, неся клубнику со сливками. Прижав свою ногу к ноге Джереми, я немедленно ощутила ответное давление. Отвечая Гарэту на расспросы о его публикациях, Джереми явно с трудом мог сосредоточиться. — Первая клубника в этом году. Каждый должен задумать какое-нибудь желание, — возвестила Гасси, накладывая полные тарелки. Слегка соскользнув под стол, я водила своей ногой вверх и вниз по ноге Джереми. Вдруг я почувствовала, как его рука нежно гладит мою ступню. Это было фантастически приятно. Я зашевелила пальцами. — Вы знаете, что гомосексуализм не является уголовно-наказуемым после девяноста дней плавания? — спросил Гарэт. — Так что нам осталось только восемьдесят девять дней, ребята. — Дорогой, — со вздохом произнес Джереми, — никогда не думал, что тебя это волнует. Теплая рука теперь поглаживала мою коленку. Тут я, случайно бросив взгляд через стол, замерла от ужаса: обе руки Джереми были заняты клубникой. Я не успела отдернуть ногу, потому что пальцы обхватили мою коленку и сжали ее. — Бабушка, какие у тебя большие ножки! — проговорил Гарэт. Его глаза искрились от смеха. Несколько секунд я отчаянно дергалась, пока он меня не отпустил. После ужина Гарэт включил телевизор. Показывали старый фильм «Кармен» с Дороти Дендридж. Качая бедрами, она пела: Меня не любишь ты, ну что ж, зато тебя люблю, Тебя люблю я и заставлю себя любить. — Выключи, я уже видела это два раза, — попросила Гасси. Мы взяли свои стаканы и вышли на палубу. На берегу чернели деревья, шумно ухала сова. Легкий ветерок доносил до нас приторный запах таволги. Вдали слышались ритмические звуки поп-музыки. Багровеющее темное небо напоминало теперь здоровый синяк. — Это же луна-парк! — возбужденно воскликнула Гасси. — О, пожалуйста, пошли туда! Гарэт вытряс из меня всю душу, когда мы носились кругами по автотреку, как заправские гонщики. Единственным утешением было то, что за нами наблюдали Джереми и Гасси, нагруженные покупками: фарфор, огромный сиреневый медведь и плакат с Гарри Глиттером. Рядом с ними расположилась группа молодых людей, которые восторженно приветствовали нас всякий раз, как мы проносились мимо, и восхищенно свистели. Мои волосы развевались, а юбка взмывала кверху, открывая загорелые ноги. Однако такое проявление коллективного восхищения не беспокоило Джереми. После этого Гарэт решил попытать счастья на стрельбище, а мы с Джереми, стоя рядышком, наблюдали за Гасси, которая каталась на карусели, оседлав коня с красными ноздрями. Уцепившись обеими руками за металлическую стойку, с болтающейся на руке сумочкой, она всякий раз, поравнявшись с нами, посылала нам сияющую улыбку. Мы покорно улыбались и ответ. Музыка бередила мне душу. Сейчас или никогда. Краем глаза я увидела, что колесо обозрения остановилось, чтобы подобрать желающих покататься. Через минуту остановится и карусель с Гасси. — Пойдем на колесо обозрения, — позвала я Джереми. — А ты не будешь бояться? — Только не с тобой. — Нам надо быть поосторожней: Гасси начала что-то подозревать. — А я этого и добиваюсь, — сказала я. С почти неприличной поспешностью мы уселись в кабину. В этот момент Гасси сползла со своей лошади и стала озираться вокруг. — Мы здесь! — крикнул Джереми. Она взглянула вверх и усмехнулась. — Осторожно! — закричала она. Колесо поднимало нас все выше. Сверху открывался прекрасный обзор. В небе, освободившись от оков, всплывала луна. Внизу лежали освещенные городки, темнели леса, вдали справа блестела река. — Красиво, правда? — произнесла я, подвигая свою ногу к его ноге. — Красиво, — ответил он, даже не посмотрев вниз. Колесо начато опускать нас вниз. Это было жуткое ощущение, когда выворачивает желудок и замирает сердце. Я вцепилась в руку Джереми. — Как ты? — спросил он, когда мы снова взлетели кверху. И тут к нам на помощь пришла сама судьба. Колесо остановилось, чтобы высадить тех, кто хотел сойти, оставив нас наверху, вдали от всех. Секунду мы пристально смотрели друг на друга. — Чего ты больше боишься, — мягко спросила я, — неодобрения Гарэта или обиды Гасси. — Того и другого. Гас не заслуживает того, чтобы ей причинили боль. А перед Гарэтом я чувствую себя виноватым за то, что уговорил его, нашел для него девушку, а теперь сам на нее покушаюсь. — Ты бы сошел с ума от злости, если бы я уступила Гарэту. — Да, знаю. — И ты считаешь честным жениться на Гасси, испытывая подобные чувства ко мне? Джереми посмотрел на свои руки. — Мне кажется, больше всего я боюсь тебя, — пробормотал он. — Как в этом фильме, который шел сегодня по телевизору. Меня ждет участь бедного Хосе. Как только ты оторвешь меня от Гасси, я тебе наскучу. Потом я попаду в полную зависимость от тебя, а удержать тебя не смогу. — О, дорогой, — произнесла я со слезой в голосе, — неужели ты не понимаешь, что я мечусь только потому, что несчастна. Когда я встречу того, кто мне нужен, он станет единственным в моей жизни. Я ведь ни разу не изменила Тоду. — Ни разу? — Ни разу. Ты должен мне поверить. Джереми посмотрел на небо. — Я могу дотянуться до неба и достать тебе звезду, — сказал он. — А мне бы хотелось, чтобы мы навсегда остались здесь. Колесо снова начало вращаться. — Нам надо серьезно поговорить, — прошептала я. — Когда Гасси уснет, приходи на палубу. — Это слишком рискованно. У Гарэта отличный нюх. — Он так много пил сегодня, что наверняка отключится. — Кто-нибудь хочет выпить? — спросил Гарэт, когда мы вернулись на палубу. — Лично я собираюсь спать, — сказал Джереми. — У меня страшно разболелась голова от солнца. — У меня в сумке обезболивающее, — сказал Гарэт. — Сейчас принесу. Он вышел. Гасси суетилась на кухне. Я подошла к Джереми. — У тебя действительно болит, голова? — спросила я. Слегка улыбнувшись, он покачал головой. — Я бы сказан, нечто другое, что гораздо серьезнее. — В этом случае обезболивающее вряд ли поможет. — сказала я. — Единственное средство — прийти попозже на палубу. — Через сколько? — Вряд ли я выдержу больше часа, — ответила я, облизывая губы. В этот момент вернулся Гарэт с таблетками. — Не люблю лекарства, — сказал Джереми. — Возьми три, — настойчиво сказал Гарэт. — Это должно подействовать. Я бы все отдала, чтобы принять ванну, понежиться не торопясь. Вместо этого мне пришлось, стоя босиком на циновке, обтереться и промокнуть старым ветхим полотенцем. Я даже не позволила себе натереться душистым маслом для ванн, чтобы Гарэт не подумал, что это ради него. К счастью, когда я вернулась в каюту, он уже спал, храпя, как извозчик. Подождав с полчаса, я тихонько соскользнула с койки и ощупью добралась до двери. На всякий случай я заготовила алиби — иду пить — но мне оно не понадобилось. Гарэт даже не пошевелился. Я вышла на цыпочках из каюты и поднялась на палубу. Изнурительная жара знойного дня уступила место живительной прохладе. Сквозь свисающую зелень, как диковинные цветы, сияли звезды. Я растянулась на палубе, слушая легкое журчание воды, сонное пение птиц и неясные шорохи — это усердно работали вышедшие на ночную охоту зверюшки. Полчаса прошло в блаженном ожидании, потом еще полчаса в ожидании того, что он появится с минуты на минуту. Как это там, в стихах, над которыми мы всегда потешались в школе: Он идет уже нашим садом, Он придет, даже если устал. Шепчет красная роза: он рядом, Шепчет белая — он опоздал. Кажется; белая роза была права. Томительно прошел еще час. К этому времени у меня заболели все бока, и я раскалилась от злости. Было совершенно очевидно, что шансов на палубное соитие не осталось. Злость сменилась грустью и усталостью, и я побрела спать. |
|
|