Глава VII
Русско-турецкая война (1768-1774 гг.)

Изменение политики России, выразившееся в тесном союзе ее с Пруссией и в охлаждении к Австрии, вело к осуществлению планов о так называемой «Северной системе» и особенно озадачивало Францию. Планы эти состояли в образовании союза северных государств: России, Пруссии, Дании, Швеции и Польши, которые, при сочувствии и материальной помощи Англии, могли бы не только составлять противовес, но даже принять и угрожающий характер против южных европейских держав, находившихся под влиянием Австрии и Франции. Прямым следствием опасений этого последнего государства было желание ослабить Россию посредством войны с Турцией, которая, поддаваясь внушениям Франции, в 1768 году воспользовалась ничтожным предлогом и объявила России войну. [9]

Были немедленно приняты энергичные меры для противодействия неприятелю и, по выражению Екатерины, приступили «к подпаливанию Турецкой империи со всех четырех углов». Для обсуждения плана военных действий, по примеру бывшей ранее «Конференции», из самых доверенных лиц составлен был «Совет», в котором председательствовала сама Екатерина. Решено было вести войну наступательную и одну армию направить к Днестру для вторжения в неприятельские пределы, а другую в Украину. Кроме того, предложено двинуть отряды войск в Грузию и на Кубань.

Конечными целями войны поставлено освобождение христианского населения Турции, утверждение России на берегах Азовского и Черного морей и открытие через них свободного торгового пути в Средиземное море. Для достижения этих целей, по занятии Азова и Таганрога, оставшихся по беспечности турок неукрепленными, с поспешностью принялись за возобновление Донской флотилии. Самым смелым морским предприятием этой войны был проект графа Алексея Григорьевича Орлова об отправлении русской эскадры в Средиземное море для действий против Турции со стороны Архипелага.

А. Г. Орлов, находившийся по болезни в Италии с братом своим Федором, ознакомясь с положением христианских подданных Турции, уже давно имел в виду в случае войны воспользоваться их недовольством, организовать между ними общее одновременное восстание против турок и помочь им возвратить себе свободу и самостоятельность. [10]

Предполагалось, что во время войны подобное восстание будет весьма важной диверсией для отвлечения части турецких войск от нашей главной армии, а при заключении мира послужит к некоторому ослаблению Турции и, следовательно, к большей безопасности наших южных границ. Орлов обнадежил императрицу в успехе предприятия, если только на помощь восставшим народам будет прислана достаточно сильная русская эскадра. Подробный план военно-морских действий в Архипелаге представлен был братом Алексея Орлова Григорием Орловым и утвержден Советом; «распоряжение же и руководство всего сего подвига» поручалось Алексею Орлову.

К отправлению в Средиземное море назначено две эскадры, из которых одна, под начальством адмирала Григория Андреевича Спиридова, должна была содействовать восстанию против турок подвластных им греков и славян, а другая, под начальством принятом в нашу службу англичанина контр-адмирала Эльфинстона, предназначалась для уничтожения морской торговли Турции в Архипелаге и особенно для прекращения подвоза в Константинополь съестных припасов через Дарданеллы. Оба флагмана, находившиеся под начальством Алексея Орлова, действуя независимо один от другого, должны были сноситься между собой и в случае нужды оказывать взаимную помощь.

Эскадра Спиридова, оставившая Кронштадт в июле 1769 года, несмотря на настоятельные повеления императрицы об ускорении плавания, только 9 сентября могла выйти из Копенгагена, где задержана была приемкой вещей и разных припасов с сопровождавшего эскадру отряда контр-адмирала Андерсона, ожиданием судов, ушедших во время плавания к своим портам для исправления полученных на пути повреждений и, наконец, заменой одного ненадежного для дальнейшего плавания корабля новым, прибывшим из Архангельска. При выходе из Копенгагена эскадра Спиридова состояла из 7 кораблей, 1 фрегата, 1 бомбардирского, 4 пинок и 2 пакетботов. Неизбежные исправления, поджидание отставших на пути судов и огромное число больных задержали Спиридова довольно долго и в Англии, так что на сборное место в Порт-Магон на острове Минорке в конце декабря 1769 г. явилось только 4 корабля и 4 мелких судна; все же остальные суда чинились по разным портам, а один пинк погиб еще у Скагена и был заменен нанятыми в Англии двумя транспортами. Корабль «Ростислав», на котором погружена была артиллерия бомбардирского корабля, присоединился к эскадре уже у берегов Морей 26 мая и до того времени бомбардирский корабль по необходимости оставался в бездействии.

Из Порт-Магона отряд из 3 судов отправился в Ливорно, в распоряжение находившегося там графа А. Орлова; а остальные 5 судов в половине февраля 1770 г. подошли к Морее, где в порте Витула высадили десант, к которому присоединились восставшие местные жители Майноты. Эти войска разделились на два отряда, из которых один (восточный), разбив турок, взял город Мизитру, но потом, благодаря нестойкости наших недисциплинированных союзников, был разбит и совершенно уничтожен у города Триполицы. Другой же (западный) отряд овладел всей Аркадией и с помощью подошедшей эскадры 10 апреля 1770 г. взял крепость Наварин. Здесь, под начальством графа Орлова, собралось наших 5 кораблей и 7 судов других рангов, 2 греческих судна, поднявших русские флаги, и 2 наемных транспорта. Для прочного утверждения в Наварине Орлову необходимо было отнять у турок соседнюю приморскую крепость Модон; но во время осады ее при первом натиске неприятеля действовавшие с нами греки разбежались, и русские, бросив всю находившуюся на берегу артиллерию, с большой потерей убитыми и ранеными, принуждены были не только снять осаду Модона, но даже оставить и самый Наварин.

Поражения под Модоном и Триполицей убедили Орлова в ошибочности расчета на успешное содействие местных жителей. При появлении русских войск они хотя присоединились к ним в значительных массах и с полной готовностью шли против ненавистного им неприятеля, но во время боя при первой опасности обращались в бегство, оставляя в жертву туркам малочисленные отряды русских. В случае же успеха их невозможно было удержать от варварских истязаний побежденных неприятелей. При таких ненадежных союзниках и малочисленности русского десанта серьезный успех на берегах и тем более внутри страны был невозможен. Оставалось употребить в дело морские силы, которые к этому времени увеличились прибытием эскадры Эльфинстона, состоявшей из 3 кораблей, 2 фрегатов и 3 других судов.

Эльфинстон, выйдя из Кронштадта 9 октября 1769 г., после тяжелого, бедственного перехода дошел до Англии, где все суда введены были для починки в док. При этом с одного 80-пушечного корабля Святослав, для улучшения его морских качеств, был снят верхний дек. В начале мая Эльфинстон подошел к берегам Морей и, не дождавшись приказания главнокомандующего, по собственным соображениям, основанным на местных слухах, высадил десантные войска в Колокифской бухте в порте Рупино и велел им итти к Мизитре. Сам же, услышав о близости турецкого флота, отправился отыскивать его и, действительно, 16 мая увидел неприятеля у острова Специи. Не обращая внимания на то, что турецкий флот, состоявший из 10 кораблей, 5 фрегатов и 7 мелких судов, был втрое сильнее его эскадры, Эльфинстон, заботившись только о своей собственной славе, не дождавшись соединения со Спиридовым, опрометчиво бросился на турок. Неприятельский адмирал, предполагавший, что перед ним только авангард русского флота, за которым следуют главные силы, поспешил укрыться под стенами крепости Наполи-ди-Романня.

Но это не остановило храброго Эльфинстона, и он, преследуя турок, атаковал их под выстрелами крепости и отступил только после 3-часовой перестрелки, следствием которой на наших судах было несколько незначительных повреждений и до 10 человек убитых и раненых. Продержавшись 5 дней у входа в Навплийский залив и получив сведения, что эскадра Спиридова находится в Колокифской бухте, Эльфинстон пошел навстречу адмиралу и соединился с ним у острова Цериго.

По удалении Эльфинстона турецкий флот спешил выйти из Навплийского залива, и наши соединенные эскадры настигли его уже у острова Бельпуло, где Эльфинстон со своих кораблей, несмотря на дальность расстояния, открыл по неприятелю безвредный огонь. Преследуемые в продолжение двух дней турки, наконец, скрылись из виду между островами Зея и Фермо, а наш флот, имея недостаток в пресной воде, зашел за нею в залив Рафти, и отряд, под начальством Эльфинстона, успел овладеть у Негропонта 4-пушечною неприятельскою батареею.

Спиридов и Эльфинстон, преследуя одну общую цель, плавали вместе, но, при независимости один от другого и дерзком, неуживчивом характере Эльфинстона, не могли не поссориться. Между тем, Орлов, сознавший невозможность прочного утверждения в Наварине, взорвал его укрепления и с бывшими при нем кораблем, фрегатом и несколькими мелкими судами присоединился к флоту, ожидавшему его между островами Гермией и Мило. Узнав о ссоре флагманов, главнокомандующий, не разбирая их взаимных претензий, принял начальствование над обеими эскадрами и поднял на своем корабле Три иерарха кейзер-флаг.

Теперь флот наш состоял из 9 кораблей, 3 фрегатов, 1 бомбардирского судна, 3 пинок, 1 пакетбота и 13 наемных и призовых судов. Кораблем Три иерарха командовал превосходный во всех отношениях моряк Самуил Карлович Грейг, советами которого в морском отношении и руководился главнокомандующий. Спиридов имел флаг на корабле Евстафий, которым командовал капитан (впоследствии известный адмирал) Александр Иванович Круз; а Эльфинстон сидел на корабле Святослав. Кроме того, на корабле Спиридова находился брат главнокомандующего генерал-майор граф Федор Орлов; на корабле Ростислав генерал-лейтенант князь Долгорукий и на бомбардирском корабле генерал-фельдцейхмейстер Ганнибал; все они претендовали на советы и даже на начальство.

Наши крейсеры, высланные на поиски неприятельского флота, скоро открыли его стоящим на якоре, в проливе между берегом Малой Азии и островом Хио. Турки, в числе 16 кораблей, 6 фрегатов и до 60 мелких судов, галер и пр., стояли в беспорядочной линии близ берега, с северной стороны входа в Чесменскую бухту. Флотом начальствовал известный своей храбростью алжирский моряк Джейзайрмо-Хассан-бей; главный же начальник флота капитан-паша Хассан-Эддин находился в лагере сухопутных войск, расположенном на ближайшем берегу.

24 июня 1770 г. в 11-м часу утра, при тихом северо-западном ветре, русский флот, построясь в линию, пустился на неприятеля.

За передовым кораблем Европа (капитан Клокачев) шел Спиридов на корабле Евстафий. Европа, подойдя к ближайшим кораблям неприятельской линии, привела к ветру на левый галс и открыла огонь. Но вскоре, по настоянию лоцмана, объявившего, что курс ведет на камни, Клокачев должен был поворотить на правый галс и выйти из линии. Тогда на Евстафии сосредоточились выстрелы 3 турецких кораблей, из которых самый большой и ближайший был корабль главнокомандующего. Вслед за Евстафием последовательно вступили в бой и остальные корабли эскадры Спиридова, находившиеся же в арриергарде 3 корабля Эльфинстона успели подойти только к концу сражения.

Ветер совершенно затих; в самом жарком огне был Евстафий, подошедший к турецкому флагманскому кораблю на ружейный выстрел и все более и более сближавшийся с неприятелем, Спиридов с обнаженной шпагой ходил по юту. Поставленным тут же музыкантам приказано было: «играть до последнего». Сражающиеся корабли сблизились; на Евстафии перебитый такелаж и рангоут, поврежденные паруса и множество убитых и раненых не представляли возможности удалиться от противника, с которым перестреливались уже из ружей и пистолетов. Наконец, корабли свалились, и начался отчаянный рукопашный бой, во время которого загорелся турецкий корабль и охваченная огнем грот-мачта его упала поперек Евстафия. Искры посыпались в открытую крюйт-камеру, и Евстафий, а вслед за ним и флагманский турецкий корабль взлетели на воздух. Адмирал Спиридов, убедясь в невозможности спасения корабля, съехал с него перед взрывом вместе с графом Федором Орловым. На корабле погибло до 600 человек и спаслось до 60; в числе последних был командир корабля Круз, взлетевший вместе с кораблем и удержавшийся на воде на обломке мачты, с которого был снят подошедшей шлюпкой.

За исключением Евстафия, потери наши были весьма незначительны. Более других пострадал корабль Три святителя: по причине перебитых брасов его снесло в середину турецкого флота, где в дыму кроме неприятельского огня он попал под выстрелы нашего флагманского корабля Три иерарха. Корабль Три святителя получил несколько пробоин в корпусе, рангоут и такелаж его был перебит ядрами, и потеря людьми убитыми и ранеными простиралась до 30 человек, тогда как на всех остальных судах она не превышала 12.

Взрывом Евстафия окончилось сражение 24 июня; неприятельские суда, опасаясь распространения пожара, рубили канаты и спешили укрыться в глубину Чесменской бухты, а наш флот стал на якорь при входе в бухту вне неприятельских выстрелов, в расстоянии корабль от корабля не более одного кабельтового. Турки, не имея возможности по причине тихого и противного ветра прорваться через нашу линию, в ожидании благоприятного ветра или помощи из Константинополя, спешили усилить защиту флота береговыми укреплениями. На северном мысе бухты уже была батарея, теперь строили другую на южном.

На совете, собравшемся у главнокомандующего, из флагманов и капитанов решено было сделать нападение на неприятельский флот и сжечь его. Немедленно приступлено к снаряжению 4 брандеров и сделаны распоряжения к предстоящей атаке, для которой под начальством Грейга назначено 4 корабля, 2 фрегата и бомбардирский корабль. В приказе главнокомандующего, отданном по этому случаю, сказано: «Наше дело должно быть решительное, чтоб оной флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь, в Архипелаге, не можем мы иметь к дальним победам свободные руки».

В 12-м часу ночи с 25 на 26 июня, при тихом северном ветре, отряд Грейга в сопровождении брандеров двинулся к неприятельскому флоту. Суда, подойдя на верный пушечный выстрел, становились на шпринг и открывали огонь. Первым подошел капитан Клокачев со своим кораблем Европа, и около получаса на него одного направлены были неприятельские выстрелы, до тех пор пока не вступили в дело и другие суда отряда. В начале второго часа загорелись, один за другим, два турецкие корабля, и на нашем флоте раздалось победное «ура». В это время пущены были брандеры: один из них, не дойдя до неприятельской линии, стал на мель, а два другие, оставленные преждевременно своими командирами, направлены были наудачу в середину турецких судов. Командир же 4 брандера, лейтенант Ильин, не только сцепился с большим турецким кораблем, но когда зажег свой брандер, то, отъехав на шлюпке, еще посмотрел, каково будет его действие. В бывшую тогда ясную лунную ночь подвиг Ильина требовал отчаянной храбрости, соединенной с полным вниманием ко всем подробностям исполненного им дела.

Огонь быстро распространился по всей неприятельской линии, начались взрывы, скоро бухта покрылась догорающими днищами кораблей, трупами, обломками судов и рангоута, на которых держались немногие из турок, спасшиеся после взрывов. Бой прекратился; наши суда, осыпаемые искрами, спешили оттягиваться от горевших кораблей и выводить турецкие суда, неохваченные огнем, спасая оставшихся живых неприятелей. Турецкий флот был уничтожен: у неприятеля сгорело 15 кораблей, 6 фрегатов и до 50 мелких судов. Спасены нами от огня 1 корабль и 6 галер. Наши потери были ничтожны: только на одном корабле Европа, получившем 14 пробоин, убитых и раненых было 9 человек, да на корабле Ростислав – несколько повреждений в рангоуте и корпусе.

Чесменский погром, уничтожив турецкий флот, сделал русских хозяевами Архипелага.

В эту войну и армии наши, со стороны Дуная, действовали с неменьшим успехом и одержали над неприятелем несколько побед. Важнейшими из них были поражения турок графом Румянцевым при Ларге и потом при Кагуле, где 17.000 русских разбили 150.000 турецкую армию. Одним из кровопролитнейших дел был штурм и взятие сильной крепости Бендер графом П. И. Паниным. Ко времени Чесменского боя русские овладели уже княжествами Молдавией и Валахией и крепостями по левому берегу Дуная.

При дальнейшем пребывании в Архипелаге нашему флоту необходимо было иметь удобный порт и адмиралтейство. Граф Орлов, убедившийся тяжелым опытом в невозможности прочного утверждения в каком-нибудь прибрежном пункте на материке, решился избрать для этого один из островов Архипелага. При выборе порта главнейшим образом принималась во внимание возможность тесной блокады Дарданелл, которая, прекращая подвоз съестных припасов из Архипелага, должна была произвести в Константинополе голод и тем способствовать организации народного восстания. Чтобы соединить прочное утверждение в водах Архипелага с удобством блокады Дарданелл, решено было занять порт Мудро (св. Анны), находящийся на обширном и плодородном острове Лемносе, лежащем не в дальнем расстоянии от входа в Дарданельский пролив. Оставив Эльфинстона с тремя кораблями, двумя фрегатами и пинком при блокаде пролива, Орлов с эскадрой Спиридова приступил к осаде главной крепости острова Лемноса. Но когда после усиленной бомбардировки гарнизон ее уже готов был сдаться, одно непредвиденное обстоятельство совершенно изменило благоприятный ход дела. Эльфинстон, потребованный Орловым для переговоров; отправился к нему на корабле Святослав и, подойдя к Лемносу, на восточном рифе его стал на мель, с которой при всех усилиях не мог сняться. Пересев на другой корабль и оставя один из своих фрегатов у разбивающегося корабля, Эльфинстон этим до того ослабил блокаду Дарданелл, что турки успели перевести на Лемнос значительные силы, заставившие Орлова прекратить осаду крепости и удалиться от Лемноса. По невозможности овладеть вблизи Дарданелл другим удобным для нашего флота портом, главнокомандующий выбрал порт Аузу, находящийся на небольшом острове Паросе, лежащем в южной части Архипелага, не занятой турками. Здесь было менее опасности от нападения неприятеля; но зато удаление Пароса от Дарданелл делало весьма затруднительным поддержание постоянной, тесной блокады пролива. С этого времени в Аузе сосредоточилась вся распорядительная и портовая деятельность нашего Архипелагского флота и устроено адмиралтейство, в которое изобильные запасы леса доставлялись с большого острова Тассо, лежащего в северной части Архипелага, близ румелийского берега.

Утвердясь в Аузе, флот наш продолжал поддерживать, хотя довольно слабо, блокаду Дарданелл, рассылал крейсеры для уничтожения неприятельской торговли в Архипелаге и отправлял отряды судов с десантными войсками для разорения в приморских пунктах турецких магазинов, адмиралтейств и верфей, а также для взятия крепостей и уничтожения и захвата военных и купеческих судов. Эти нападения кроме нанесения материального вреда неприятелю наводили страх на жителей, осязательно показывая им могущество России, и вместе с тем служили полезными диверсиями, отвлекающими от дунайской неприятельской армии значительные силы для защиты берегов Архипелага. Одним из следствий утверждения нашего на Паросе было принятие подданства России жителями всех небольших лежащих в середине Архипелага островов от Тассо до Кандии.

Архипелагский флот пополнялся судами, присылаемыми из Балтики, купленными и нанятыми в Англии, призами, обращенными в военные суда, и судами греческих арматоров. В продолжение трех лет, с исхода 1770 по конец 1773 года, из Балтийского моря в отрядах контр-адмиралов Арфа и Грейга и капитана Коняева в Архипелаг пришло 10 кораблей и 2 фрегата. Таким образом, еще летом 1771 года численность Архипелагского флота доходила до 50 вымпелов, в числе которых было 10 линейных кораблей, 2 бомбардирских, около 20 фрегатов разной величины, имевших от 16 до 24 пушек, 4 пинка, 1 пакетбот и 11 поляк и шебек, имевших от 12 до 20 пушек и фалконетов калибром от 1/2 до 14 фунтов. В числе капитанов судов были славяне и греки, из которых наиболее выдавались своими подвигами Иван и Марк Войновичи, двое Алексиано, Ризо, Псаро и другие.

Более замечательным подвигом нашего флота в Архипелаге в 1771 году было нападение на остров Мителин эскадры из 15 судов под начальством самого главнокомандующего, с которым были Спиридов и Грейг. При этом нападении на Мителине разорено адмиралтейство и сожжены на стапелях почти оконченные постройкой два 74-пушечные корабля и одна галера. В 1772 году Марком Войновичем с 16-пушечным фрегатом под стенами крепости Лагос взяты 3 и истреблены 6 турецких судов с грузом. Отрядами генеральс-адъютанта Ризо и лейтенанта Псаро, посланными к берегам Сирии, освобожден от турецкой осады город Сидон, находившийся во владении египетского паши. Потом взят город Бейрут, причем захвачено 10 судов и получена контрибуция, равная годовой подати, платимой городом султану. Но самым значительным делом этого года было истребление близ Лепантского залива, в двух сражениях, капитаном Коняевым и Марком Войновичем с отрядом из 3 кораблей, 2 фрегатов и 3 мелких судов 8 турецких фрегатов и 8 мелких судов, принадлежавших к эскадре, готовившейся сделать нападение на порт Аузу. Самым южным пунктом, до которого в этом году доходили наши крейсеры, были устья Нила, где у крепости Дамиеты лейтенантом Алексиано истреблены два турецких судна. В 1773 году сделано также несколько удачных нападений на турецкие берега, но было одно и особенно несчастное близ крепости острова Станко. Здесь, при нападении превосходных сил неприятеля, бывшие в десанте албанцы и славяне обратились в бегство, и оставленный ими отряд русских, при трудном отступлении, должен был бросить все бывшие в десанте орудия и потерял значительное число убитыми и ранеными. Особенно успешны были в этом году действия отрядов Кожухова и Войновича при берегах Сирии, где у Бейрута собрался значительный отряд наших фрегатов и мелких судов. Овладев Бейрутом, русские передали его местным жителям – друзам, удержав бывшие в городе две полугалеры, пушки, все оружие и, кроме этого, получив от князя друзов 300 тысяч пиастров.

Кроме Архипелага, участие морских наших сил принесло большую пользу на водах Азовского и Черного морей.

При начале войны решено было построить на Дону флотилию, и исполнение этого поручено одному из лучших моряков того времени контр-адмиралу Алексею Наумовичу Сенявину, сыну известного петровского адмирала Наума Акимовича. Сенявин, прибыв на Дон, с возможной поспешностью приступил к судостроению на прежних верфях: в Таврове, Павловске, на Икорце и на Хопре. Для успеха предприятия особенно важным делом было выбрать род судов, вполне удовлетворяющих как местным условиям, так и военным требованиям. Опыты прежних лет показали, что построенные на Дону большие глубокосидящие суда было чрезвычайно затруднительно проводить через мелководные устья Дона; а мелкие суда, как боты и казацкие лодки, приносили мало пользы в военном отношении, потому что не могли состязаться с турецкими кораблями и галерами, имевшими сильную артиллерию и многочисленные экипажи. Соображаясь с такими условиями, Адмиралтейств-коллегия положила построить нового рода парусно-гребные суда, получившие название «новоизобретенных кораблей», которые должны были иметь от 12 до 16 пушек 12 или 6-фунтового калибра. В числе этих судов были и бомбардирские, вооруженные гаубицами и мортирами. Новоизобретенные корабли были почти плоскодонные и сидели в воде не более 9 футов. Кроме того, для Донской флотилии строились 32-пушечные фрегаты и казачьи лодки.

В 1771 году решено было овладеть берегами Керченского пролива, как «ключом прохода из Черного моря в Азовское». Главная сила армии, находившаяся под начальством князя Долгорукова, направилась через Перекоп для занятия Крыма, а один отряд князя Щербатова, пройдя через Арабатскую косу, пошел берегом к Керченскому проливу.

Сенявин, собрав в Таганроге свою флотилию, в мае месяце вышел в море с 8 новоизобретенными кораблями, 2 бомбардирскими и 37 казачьими лодками. Задержанный противными ветрами, он не успел подойти к Геничевскому проливу во время перехода через него отряда Щербатова, но когда турецкие военные суда с десантом, назначенные для пособия крымскому хану, появились у Керченского пролива, то Сенявин, подойдя с 7 кораблями к Керчи, не допустил турок в Азовское море, а Щербатов занятием крепостей Еникале и Керчи навсегда закрыл для турок это море.

По занятии Крыма он был объявлен независимым, и нашей Донской флотилии предстояло охранять черноморские берега полуострова от вторжения турок. Так как новоизобретенные суда, по своим дурным морским качествам, оказались весьма неудобными для плавания в открытом море, то велено было построить на Хопре два 58-пушечные фрегата по чертежу, составленному принятым на русскую службу англичанином Ноульсом.

Ноульс был заслуженный адмирал, отличный моряк и предприимчивый страстный изобретатель, особенно претендующий на глубокие сведения в кораблестроении. Он находился на службе с 1771 года по 1774 год и некоторое время заведывал интендантской частью Балтийского флота, а с 1772 года начальствовал заведенной на Дунае флотилией.

Еще осенью 1770 года, когда наша армия, заняв Молдавию и Валахию, подошла к берегам Дуная, посланы были из морских чинов партии для описания устьев и нижнего течения рек Днепра, Днестра и важнейших притоков. Весной же следующего года приступлено к строению на Дунае новых судов и к обращению в военные годных судов из захваченных у турок. Так например, при взятии крепости Тульчи в числе 43 взятых в плен судов оказалось 5 хороших гальотов до 80 футов длины. Летом 1771 года в Дунайской флотилии было уже 5 гальотов, 7 галер и до 20 мелких судов: кончебасов, полукончебасов и т. п., и впоследствии к ним присоединились четыре 12-пушечные шхуны, построенные по чертежам Ноульса. Несмотря на малые ранги и несовершенство судов новой флотилии, отряды ее с 1772 года не только охраняли устья Дуная, но даже выходили в крейсерство в море для наблюдения за движением неприятельских судов и совершали переходы до берегов Крыма. Но такая деятельность не удовлетворяла энергичного главнокомандующего графа Румянцева, который, не видя особенно выдающихся военных успехов, обвинял моряков в «неподвижности» и требовал от начальников отрядов, чтобы они при удобных случаях переходили из оборонительного положения в наступательное и преследовали в море турецкие суда, к исполнению чего Дунайская флотилия не имела возможности как по своей сравнительно слабой артиллерии, так и по весьма неудовлетворительным морским качествам судов.

В военном отношении действия другой, также вновь созданной Донской флотилии были гораздо успешнее. Весной 1773 года вице-адмирал Сенявин мог уже вывести в море 9 новоизобретенных кораблей, 2 бомбардирских, 6 фрегатов и до 16 ботов, гальотов и транспортов. Два отряда этой флотилии, бывшие под начальством капитана Сухотина и Кингсбергена, крейсеровали около берегов Крыма, чтобы не допустить на них высадки турецких десантов; а третий, под начальством самого Сенявина, охранял Керченский пролив и конвоировал транспорты, отправлявшиеся к Крымской армии.

23 июня Кингсберген с отрядом из двух новоизобретенных кораблей, находясь близ Балаклавы, усмотрел идущие к Крымскому берегу три 52-пушечных неприятельских корабля и 25-пушечную шебеку. Несмотря на огромное неравенство сил, Кингсберген атаковал турецкую эскадру и после шестичасового боя заставил ее отступить. Он же через два месяца, 23 августа, с отрядом из 3 новоизобретенных кораблей, фрегата, бота и брандера, встретив у Абхазского берега близ Суджук-Кале неприятельскую эскадру из 18 вымпелов, атаковал 10 передовых судов (3 корабля, 4 фрегата и 3 шебеки) и после двухчасового боя заставил турок обратиться в бегство.

Со вступлением на турецкий престол нового султана Абдул-Гамида военные действия, сухопутные и морские, возобновились с усиленной энергией. Главнокомандующему армией, верховному визирю, велено было перейти на левый берег Дуная, и из Босфора в Черное море был выслан сильный флот. Турция, хотя успевшая после Чесменского погрома значительно пополнить флот новыми судами, не решалась возобновлять борьбы на водах Архипелага, а направила главную часть своих морских сил к берегам Крыма. 28 июня 1774 года, желая прорваться в Азовское море, турки атаковали нашу эскадру, стоящую в Керченском проливе под начальством вице-адмирала А. Н. Сенявина. Хотя нападающий турецкий флот состоял из 31 вымпела, а у Сенявина было 11 судов и в числе их 2 бота, но несмотря на такое неравенство сил меткий и живой артиллерийский огонь наших судов скоро заставил неприятеля отступить и удалиться в море.

Одновременно с этим, успехи нашей Дунайской армии еще осязательнее убедили турок в невозможности продолжать войну. Фельдмаршал Румянцев, окружив под крепостью Шумлою главные силы турецкой армии, находившиеся под начальством великого визиря, отрезал ему всякое сообщение с Константинополем и заставил склониться к миру, который был заключен 10 июля 1774 года в местечке Кучук-Кайнарджи. [11]

По этому мирному трактату Россия приобрела значительное пространство земли между Бугом и Днепром с находящейся в устье лимана последней реки крепостью Кинбурном. Кроме того, России были возвращены Азов и Таганрог с частью берега Азовского моря и отдана Керчь с Еникале, окончательно закрепляющие обладание Азовским морем и открывающие вход в Черное море, по которому тем же трактатом русским коммерческим судам предоставлено право свободного плавания с проходом через Дарданеллы. Наконец, Турцией признана независимость полуострова Крыма и татар кубанских, буджакских и ногайских, и пограничной линией принята река Кубань. Таким образом, окончилась война, в которой видное участие принимал и наш флот.

Заключение мира с Турцией при Кучук-Кайнарджи прекратило военную деятельность нашего Архипелагского флота, и суда его возвратились в Балтийское море. Один отряд, под начальством контрадмирала Грейга, отправился из Архипелага в ту же осень, а остальные возвратились в Кронштадт в следующем 1775 году под начальством вице-адмирала Елманова, который занял место адмирала Спиридова, уволенного за болезнью в отставку.