"Киным-кино" - читать интересную книгу автора (Кривин Феликс Давидович)

Глава 25. САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ СЕАНС

Просматривались отснятые дубли. Дюймовочка проваливалась в болото, Пес Игнатий бросался ее спасать, а Хозяин Леса озабоченно бегал по берегу и кричал:

– Не так надо спасать! Что ты делаешь? Как ты спасаешь? Сказано тебе: не так надо спасать!

Слов не было слышно: пленка прокручивалась без фонограммы, – но то, что кричал Хозяин Леса, было ясно без слов. Потому, во-первых, что Игнатий действительно спасал не так, потому, во-вторых, что Хозяин Леса красноречиво жестикулировал, и, в-третьих, потому, что все сидевшие в зале назубок знали сценарий и легко могли догадаться, в каком месте что говорится, так как Хозяин Леса никогда не отступал от сценария.

Пес Игнатий вытащил Дюймовочку на берег, но она тут же снова провалилась в болото, словно для того, чтобы он имел возможность поучиться, как надо спасать. В действительности такой возможности у Игнатия не было, он должен был спасать Дюймовочку один-единственный раз в соответствии со сценарием. Просто это был второй дубль.

И опять Хозяин Леса бегал по берегу и, усердно жестикулируя, беззвучно кричал:

– Не так надо спасать! Что ты делаешь? Как ты спасаешь? Сказано тебе: не так надо спасать!

Пес Игнатий вытащил Дюймовочку и тут же снова бросился ее спасать, потому что она снова оказалась в болоте. Это был третий дубль.

И четвертый, и пятый раз Игнатий прыгал в болото и, несмотря на поучения Хозяина Леса, спасал Дюймовочку старым, не однажды проверенным способом. И казалось непостижимым, как эта маленькая Дюймовочка выдерживает столько спасений. Впрочем, зрителей, которые могли бы этому удивляться, в зале не было. В зале сидели профессиональные кинодеятели, которых уже ничем нельзя было удивить.

Непосредственно за этим, без всякого перехода, последовал второй кадр: Крот Фердинанд показывает Дюймовочке замерзшую Ласточку и уходит, а Ласточка в его отсутствие начинает оттаивать и приходить в себя. По этому поводу директор картины не раз высказывался в том смысле, что не может ласточка, столько дней пролежав в замерзшей земле, ожить и улететь в теплые страны. Директор ссылался на личный опыт – не на опыт замерзания, а на опыт работы в научно-популярном кино. Он убедительно просил изменить это место в сценарии, потому что Андерсен (автор сказки) жил давно и многого не учитывал.

– Мы не снижаем его заслуг, но великий сказочник мог ошибаться, – говорил Иван Артурович. – На то и существует наука, чтобы исправлять ошибки великих сказочников.

Но Татьяна Сергеевна отвергла научный метод, и вот на экране замерзшая Ласточка ожила. Однако не надолго: словно почувствовав, что она приходит в себя, Крот Фердинанд возвращается, и Ласточка поспешно замерзает. Крот Фердинанд опять показывает ее Дюймовочке и уходит, но лишь только он скрывается в своем подземелье, Ласточка снова оттаивает, и Фердинанд появляется в третий раз (третий дубль). Он показывает Дюймовочке замерзшую Ласточку и опять удаляется, словно и не подозревая, что тут без него произойдет, а Ласточка начинает привычно оттаивать, видимо, в надежде, что Крот больше не вернется.

И он не возвращается (все-таки сбываются надежды!). Не потому, что ему надоело или лень возвращаться, а потому, что кадр имеет три дубля. Четвертого дубля нет.

Потом идут в бой жуки, чем-то отдаленно напоминающие индейцев. Горстка майских жуков выступает против несметной армии саранчи и теснит ее, обращая в паническое бегство. У Ивана Артуровича на этот счет свое мнение, но саранча отступает, Ласточка оттаивает, а режиссер смотрит на это невозмутимо и даже одобрительно, принципиально не желая считаться с наукой.

Саранча падает сотнями, а может быть, тысячами, и, кажется, победа близка, но павшие снова встают и обращаются в бегство. Как ее жуки ни теснят, как ни сокрушают смертельными ударами, саранча упорно встает и обращается в бегство, и от этого упорства кажется непобедимой не меньше, чем жуки…

Зрители последнего сеанса давно уже спали, а в их кинотеатре шел еще один, самый последний сеанс, на котором можно было увидеть то, что не увидишь ни в каком кинофильме, что можно увидеть только во сне (так что хорошо, что зрители спали).

Бодрствующему зрителю трудно угодить. Есть такой телевизор-автомат: бросаешь монету, и женщина на экране начинает стремительно раздеваться. Но в самый решительный момент она останавливается и на экране появляется надпись: «Бросьте еще монетку». Вы бросаете, и женщина начинает стремительно одеваться.

Зритель, конечно, недоволен. Он даже склонен сделать обобщение относительно правды в искусстве. Мол, правда в искусстве никогда не обнажается до конца, она только глотает монетки.

Напрасно зритель обижается. В жизни правда обнажается тоже не всегда, но если хорошенько присмотреться, можно ее увидеть.

Вот добро борется против зла, обращает его в паническое бегство. Зло падает под сокрушительными ударами добра, но тут же встает и обращается в бегство. И снова падает, и снова обращается в бегство. И снова, и снова обращается в бегство…

– Ну, что ж, – говорит режиссер, – давайте еще раз посмотрим эпизод с Ласточкой.

Бедная Ласточка! Опять ей оттаивать и опять замерзать!