"Леди-рыцарь" - читать интересную книгу автора (Федорова Екатерина)

Глава вторая В АЭРОПОРТУ НАШУ ДЕЛЕГАЦИЮ ВСТРЕЧАЛИ…

Ощущения, которые приносит переход в другой мир, были ему уже знакомы. Тошнота, головокружение, окружающий мир начинает вертеться и кружиться вокруг тебя, и затем мрак и пустота. И в довершение всего внезапное пробуждение из небытия сна. С полным ощущением всех комков и кочек, по которым, как масло, размазано твое тело.

Серега открыл глаза.

Безумно яркое синее небо сияло высоко вверху, в серебристо-кружевных древесных кронах.

Многоголосо пели никогда не слышанные им раньше птицы. В незнакомом мире пахло пряно, сладковато и удивительно приятно.

Он поморгал глазами, выходя из расслабленного состояния покоя, слитого с каким-то почти растительным блаженством от созерцания чужого и бесконечно прекрасного мира.

Итак, первое – он лежит на каких-то весьма жестких комках и узлах. Второе – если это лес, то комки и узлы – это сучья и древесные корни.

– Летайте сюда только самолетами Аэрофлота, – посоветовал он неизвестно кому и кое-как сел.

Окружающий лес некоторое время весело танцевал перед глазами, затем успокоился и занял приличествующее ему вертикальное положение. Огромные, в два обхвата древесные стволы колоннами взлетали в небо. Кора на них была гладкая и тонкая, серо-голубая. По земле стелился коврик реденькой сине-зеленой травы. Котенок, переживший вместе с Серегой уже второе по счету перемещение в неизведанные дали, вальяжно возлежал неподалеку, раздраженно подергивая хвостом. Команда “Альфа” была в сборе.

Еще какое-то время было потрачено на то, чтобы восстановить в памяти последние ценные указания сэра Монтингтона Скуэрли. Придя в себя, иди прямо по солнцу и тогда, спустя какое-то время, непременно попадешь в замок Балинок-Деде… Означенный замок принадлежал виконту Баленсиаге и значился пунктом первым в списке, который был вручен Сереге сиятельным сэром от КПСС. Возглавлял, так сказать, перечень предполагаемых узилищ…

Он поискал глазами местное светило, и в конце концов обнаружил его у себя за спиной. Солнышко было небольшим, жемчужно-желтым и стояло в данный момент относительно низко над горизонтом. Впрочем, как знать, возможно, для этого мира это как раз и было высоко. В любом случае убираться отсюда следовало как можно быстрее. Вероятность того, что здешнее светило уже низко и даже клонится к закату, была достаточно велика. Перспектива провести ночь в лесу ему совсем не улыбалась. Не агентское это дело – ночевать в лесу, аки бомж неприкаянный…

Куртку и свитер пришлось снять, идти в них было жарковато. Котенок сидел на плече, надежно, как якорем, уцепившись коготками за воротник Серегиной рубахи. Поразмышляв на ходу, Серега решил назвать его Мухтаром. Имя подходящее, а задатки бойцовские у безымянного звереныша были налицо. На плече котяра посиживал вольготно, сохраняя, однако, исключительно деловой вид – ни дать ни взять хороший и честный мент, ведущий в отделение плохого дядю…

Дышалось пряным воздухом легко. Светило, по направлению к которому он шел, то и дело пряталось за могучими стволами. Слава богу, кроны у этих гигантов были негустыми, жиденькими и посему солнца полностью заслонить не могли. Он шел ходко, ровно, ноги двигались абсолютно независимо от головы, а в голове тем временем, как жернова на мельнице, крутились всякие назойливые мысли. Согласятся ли в замке Балинок-Деде приютить его хотя бы на одну ночь? И какими, собственно, словами ему следует об этом попросить? “Полный я пень в вопросах средневекового этикета, – печально резюмировал Сергей. – Предположительно средневекового, судя по всяким там виконтам и их замкам. Будем надеяться, что хоть с языком-то проблем не будет, в чем клятвенно заверял этот рыцарь от КПСС”.

Перед отправлением в это дивное местечко его не слишком вежливо запихнули в пеналообразную ячейку без света. Она шибко напоминала ячейку заграничного морга – из заграничных фильмов, разумеется. Его погрузили в короткий сон, после которого он проснулся весь в поту, как после хорошего, выдержанного в духе Стивена Кинга кошмара. Рыцарь кратенько проинформировал его, что это и была “звуковая адаптация”. Будем верить, что теперь словарного запаса у него хватит на то, чтобы хоть хлебца кусочек попросить. Или глоточек водицы. А то так пить хочется, что и переночевать негде…

А вот с его прикрытием дело обстояло гораздо сложнее. Песенки и басенки… Тут словарным минимумом никак не обойтись. И не верилось ему почему-то в достаточную компетентность лингвистов из КПСС. Уж если они залеты с пролетами путают…

Почва под ногами начала полого понижаться. Склон. Лес здесь сползал во впадину, напоминавшую по форме чащу с плоским дном и конусообразными скатами. Довольно глубокую и широкую. Чем ниже он спускался, тем более влажным и прохладным становился воздух, почва под ногами заметно помягчела, напоминая почву болотистых низин там, на его Земле. Пряный запах усилился. Он стал тревожащим, рождал какие-то странные предощущения… Близость чего-то… Или кого-то… Зверь, прячущийся во влажном сумраке впадины? Но страха он не чувствовал. Враждебность… ее не было в окружающем его мире, в этой впадине. Во всяком случае, пока – не было…

Внизу, на самом дне котловины стояло каменное нечто. Сооружение, нет, скорее какой-то ансамбль из камня, почему-то смутно ассоциирующийся с архитектурными изысками майя. Древних майя. Хотя Серега здесь был не силен. Его познания в этой области не выходили за границы популярно-познавательных передач. М-да… Какие-то фигуры насекомых в какой-то там пустыне…

На ровном пятачке дна лежало что-то вроде гусеницы из каменных блоков. Блоки имели одинаковые квадратные основания, но отличались по высоте. Они то поднимались лесенкой, то снижались, образовывая угловатые волны. Гусеница была скручена спиралью.

Серега, заинтересованный, подошел поближе, погладил холодный камень. Поверхность была шероховато-ноздреватой, в желобках и впадинках. Следы грубой обработки. Соскобы, сколы. Он скользнул глазами по уходящей от него каменной волне. Насколько он мог судить, все блоки несли на себе те же самые следы, следы чьей-то работы. И… Сейчас он уже не назвал бы эту работу грубой, скорее она была нарочито грубой. Во всем этом чувствовался какой-то смысл, присутствие определенного стиля и манеры исполнения, в изобразительном искусстве, как помнится, именно стиль и являлся средством выражения идеи автора. Не важно, что нарисован всего лишь квадрат, важно, КАК он нарисован… Под кончиками пальцев был чей-то труд, напряженный, тяжелый, во имя неведомой цели. Он почти увидел… человека, склонившегося над этими камнями, пот, текущий по худой, согнутой в три погибели спине. Камни, простые и вечные, как сама жизнь. Роса, собирающаяся по утрам в чашечках выбоин. Солнечные лучи, согревающие камни и осушающие росу… Дорожка, вьющаяся между спиральными кольцами гусеницы. Она была едва заметна под ковром густо-изумрудной травы.

И все же она была.

Он осторожно сделал шаг, другой. Ничего не случилось, не выбежало из-за деревьев племя дикарей, потрясающих копьями. И разгневанный старик-шаман не явился на защиту каменного святилища, сыпя проклятиями. Было тихо и пусто, как в давно покинутых руинах храма…

“Пересмотрел ты фильмов об аборигенах Центральной Америки, – укорил себя Серега. – С чего ты вообще взял, что это место особое?”

На крайнем камне гусеницы, находившемся в самом центре спирали, лежало нечто… Крохотное и белое. Какая-то игрушка. Ничем иным это быть не могло, по его мнению. Хотя, возможно, создатель ЭТОГО имел иное мнение. Вариантов тут было множество – амулет, местная монета, лопаточка для накладки румян, в конце концов.

На каменной плоскости лежало подобие крохотного кинжальчика, покоящегося в узорчатых ножнах. Материал напоминал кость, снежно-белую, бархатистую на ощупь. По кости шли резные завитушки, поверху усеянные тонко прорезанными звездочками. На дне каждой мерцал искрой крохотный камешек, глубоко вделанный в кость. Игрушка была удивительно красивой. Такой мог бы играть… скажем, принц. Или маленький король… Серега, нахмурившись, посмотрел на камни. Ему, если он все-таки по невероятной случайности встретит мальчика-короля, что-то подобное очень даже пригодится. Дети любят игрушки, а игрушки, в свою очередь, должны радовать детей. Он успокоил этими соображениями слегка зудящую совесть и удовлетворенно сунул кинжальчик себе в карман.

Правда была в том, что ему ужасно хотелось взять с собой эту вещицу. Он чувствовал себя неловко, но абсолютно ничего не мог с собой поделать. Желание, плещущееся сейчас в нем, было сродни клептомании (сиречь болезненной страсти прибирать все, что плохо лежит) и решительно не поддавалось укороту. Никак. Вещица была прекрасная. Чудесная. Кончики пальцев все еще помнили ощущение нежной прохлады, струящееся от резной кости.

Он прошел по спиральной дорожке обратно к голове гусеницы – или к хвосту? Вот где бы пригодился путеводитель… и стал подниматься по склону вверх, к солнечным лучам, которые покатым настилом легли над впадиной – солнце садилось. Вниз, в котловину, его лучи уже не доходили. На самом краю впадины он оглянулся. И неожиданно в глаза ему блеснула белая черточка на центральном камне гусеничной спирали. На том самом камне, с которого он только что взял кинжальчик.

По спине дохнуло холодам. Ну как же ему надоели все эти странные неожиданности и дикие загадочности… Сергей медленно, нерешительно повернулся и спустился вниз, в котловину. Почва здесь, на этом склоне, была вязче, мягче, чем на противоположном. Или это ему только казалось? Нет, точно мягче, решил он, выволакивая ногу из очередной болотисто чмокнувшей впадины.

На том самом месте, где прежде лежал костяной кинжальчик, появилось кое-что другое – крохотный белоснежный котенок. Тоже из кости. С глазами из множества мелких сияющих камешков. Тельце оплетали полосы из крохотных точек-углублений. Буро-полосатый. Бывают такие кошки, в окрасе которых полосы прорисованы темными точками. Вот, например, как его Мухтар, серо-полосатый, молча и неподвижно сидевший у него на плече. Совсем как Мухтар…

Серега осторожно отвел руку, которой уже почти было коснулся костяного котенка. Мухтар сидел совершенно неподвижно. Эта неподвижность граничила с окаменелостью. Он даже не ощущал дыхания котенка, теплым ветерком щекотавшего ему шею раньше. Совсем как Мухтар… Замороженный кот на плече…

И он рванул назад, к свету, к путеводному солнцу. Когти Мухтара прошли через воротник и вонзились в шею – котенок перебарывал силу ускорения силой сцепления. Значит, жив. Уже хорошо. Но сам при этом по-прежнему тих и недвижим. Сидит изваянием… Серегино сердце сжалось от страха. “… Почему все не так, все не так, как всегда, то же небо, опять голубое… А-а, черт! Мухтар-то здесь при чем? Да мы, может, вообще не из той галактики…”

Слава богу, он уже выбрался наверх. И теперь бежал по лесу. Бежал в хорошем темпе, почему-то не имея никакого желания сбавить его…

На дорогу он наткнулся совершенно неожиданно. Полузаросшая колея сама выпрыгнула ему под ноги из-за очередного древесного ствола, который пришлось обогнуть. С той стороны дороги опять возвышался лес, в точности такой же, как и на этой стороне. В обе, стороны, насколько Серега мог видеть, колея была пуста. А кстати, в какую именно из двух сторон он должен был двигаться, не имея никакого понятия о том, где расположен замок со столь звучным названием – Балинок-Деде?.. И название-то было какое-то лебединое – деде, па-де-де.

И тут, к превеликой Серегиной радости, на дороге появился человек.

Из-за далекого дорожного поворота слева. Верхом на коне. На таком расстоянии не видно было ни черт лица, ни покроя одежды. Только силуэт лошади, дополненный сверху схематичными очертаниями человеческой фигурки. Всадник въехал в очередной столб солнечного света, косо, чуть ли не горизонтально падавший на дорогу, и сразу же обрисовался сияюще-блестящим абрисом с правой стороны. “Рыцарь, – почти обречено догадался Сергей. – Еще один, но на этот раз хотя бы не из КПСС. Надеюсь, не из КПСС”, – поправил он себя. Как знать, вдруг это их местный агент, которому зловредное заклятие не позволило вовремя смыться отсюда. И вот теперь в его лице организован торжественный комитет по встрече вновь прибывшего…

Или это все же самый настоящий рыцарь? Без всякого там участия в КПСС? Исторический раритет. Нечто вроде живого динозавра для него, жителя двадцатого века. Черт, уже даже двадцать первого! Как века-то летят…

Динозавр подъехал ближе, и вконец изумленный Сергей понял, что динозавр помимо всего был еще и женского пола примерно восемнадцати —двадцати лет от роду. Следовательно, чуть старше его самого. И с фигурой, подобной тем, какие иногда можно видеть на обложках книг в жанре фэнтези – комплект максимально развитой мускулатуры, снабженный для красивости иконостасом из вызывающе выдающихся женских прелестей. Фигуру обольстительной амазонки облегал очень хорошо подогнанный доспех. На железных башмаках с длиннющими носками красовались ветвистые золотые шпоры, здорово смахивающие на облетевшие по осени кроны крохотных японских бонсаев. Шпоры, если он правильно уяснил и запомнил по родной земной истории, есть знак честно заработанного благородного рыцарского звания. Честно – это, по данным историческим понятиям, в бою и с мечом. Надо понимать, жизнь по “понятиям” здесь примерно совпадает с укладом земного средневековья. “Мама моя, и куды ж мене занесли…”

Он во все глаза рассматривал подъезжавшую даму. Шлем, сиявший таким характерным для золота желтым блеском, амазонка небрежно держала в руке. Над головой с коротко и криво обрезанными соломенно-рыжеватыми кудрями возвышалось копье, на верхушке которого вился желтый язычок флажка.

Приблизившись, амазонки деловито обозрела длинного худого паренька, изумленно таращившегося на нее.

– Привет! – неожиданно приветливо пророкотала вдруг эта фантастическая красотка снисходительно командирским басом. – Имя мне – благородная леди Клотильда. Путь мой лежит в достославный замок Балинок-Деде, где в рыцарских игрищах и турнирах надлежит мне добыть себе славу. Дозволенно ли будет мне узнать, как именуется… э-э… достопочтенный йомен или же достославный сэр?

И красотка с генеральским именем и такими же замашками небрежно переложила свой шлем из правой руки в левую. И так же небрежно почесала себя где-то в области спины. Примерно ниже поясницы.

– Я… м-м…– промямлил Серега и нервно сглотнул. Похоже, рыцарь от КПСС не соврал, все сказанное этой… Клотильдой он воспринял как сказанное на чистейшем русском языке, но вот как быть с ответом? Йомен, сэр… Надо полагать, его просят идентифицировать себя, то бишь определить свою классовую принадлежность Система “свой – чужой”. В простонародье записываться как-то не хочется, а благородное происхождение, увы, могут попросить доказать в бою и с мечом. Чуть помедлив, он пробормотал:

– Я… это… менестрель.

– Имя… – рассеяно уронила сверху великолепная леди, обшаривая взглядом окрестности.

– А-а. Серега. То есть Сергей.

– Кхм, – многозначительно кашлянула леди Клотильда. С ближайшего дерева с заполошными криками сорвалась стайка лесных птиц и закружила над ними. – Но я так и не знаю, как мне к вам обращаться, уважаемый. Кем были ваши достопочтенные родители?

В любезной интонации леди Клотильды явственно зазвучали угрожающие нотки. Терпение рыцарственной дамы явно было на исходе. Серега мучительно пытался сообразить, какая же из профессий Средневековья ближе всего подходит к таким вполне заурядным профессиям нашего времени, как врач и геолог. С мамой-врачом все обстояло более-менее нормально, а вот с папой-геологом…

– Отец, – тоскливо начал Серега, – он… изучает. М-м, разное. Земли, горы. Бывает в разных местах…

– А! – радостно рявкнула леди Клотильда. – Твой отец странствует? Стало быть, он странствующий рыцарь?

– Ну, в каком-то смысле, – скромно ответствовал Серега.

– Понимаю. Иногда, конечно, надо и свой замок навещать, сэр… сэр Сериога. Твоя мать, несомненно, верная и благородная дама, искусная в ткачестве гобеленов… или в золотошвейном мастерстве… или в еще чем-нибудь таком.

– Она лечит людей, – попытался восстановить справедливость Сергей.

– Врачует раны странствующих рыцарей, друзей твоего отца, – отрезала мускулистая красотка, тряхнув кудрями, и Серега смирился. – Тоже дело… Итак, благородный сэр Сериога, менестрель и сын благородных родителей, куда же вы держите путь свой?

– В Бадинок-Деде, – обреченно сообщил Серега.

– Так нам по пути! – гаркнула леди Клотильда и, тронув коня, подъехала поближе. – Печалюсь, что не могу предложить благородному юноше, призванному радовать рыцарей и их дам дивными песнопениями и сказаниями, ничего более удобного, чем круп моего коня…

– Благодарю! – почти крикнул Серега, пытаясь подражать рокочущему басу леди Клотильды. Прозвучало, прямо скажем, толково.

Мощная длань, цапнув за шиворот, мгновенно утянула его наверх, на конский круп, по размерам не уступающий небольшому столу. Верный Мухтар истерически мяукнул на плече и вновь основательно расцарапал ему шею.

–Ты носишь плиша на плече? – не поворачивая головы, поинтересовалась сидящая перед ним леди Клотильда. – Это знак тайной страсти, которой противодействуют злые силы. Кто же та благородная и прекрасная девица, невинная, вне всякого сомнения, душой и телом, соединиться с которой мешают тебе козни судьбы?

Ответом ей стало невнятное мычание, ибо дар речи Серега на некоторое время потерял.

– Понимаю, – задумчиво сказала леди. – Ты боишься открыть мне имя избранницы, опасаясь нежелательной огласки. Молчание —добродетель влюбленного, не так ли?

И девица с мышцами морского пехотинца замолчала, неожиданно ссутулившись в седле. Сереге даже показалось, что он услышал сдавленный всхлип, но тут копыто огромного коня в очередной раз бухнуло об утоптанную дорожную колею, заглушив подозрительный звук.

Дальше они ехали молча.

Дорога неожиданно вывернула из леса в чистое, ровное поле, густо и живописно укиданное стогами сена. Равнина, простиравшаяся перед ними, уходила к горизонту одной огромной плавной вогнутостью. И далеко внизу, на самом дне этой чаши, красовался крохотный, словно игрушечный, замок. Над белыми башенками развевались алые стяги, кажущиеся с такого расстояния просто красными ленточками. Крыши слюдянисто поблескивали под лучами заходящего солнца. Над всем этим великолепием царило безбрежное синее-синее небо без единого облачка, уже начинающее темнеть с одного края.

Серега вздохнул. Вздохнул завистливо. Чужой мир был потрясающе красив, особенно для него, городского дитяти, по понятиям коего картошка чуть ли не ни дереве растет…

Огромный, пышущий жаром конь под ними неутомимо бухал копытами. Замок Балинок-Деде, если, конечно, это был он, неотвратимо приближался. Уже видны были какие-то желтые пятнышки на алых стягах, коричневая полоса рва, черный подъемный мост, вздернутый в воздух. Он был почти у цели, и вот именно это обстоятельство портило ему сейчас все настроение. Извечный российский вопрос “что делать”. Самая свежая идея, которая приходила ему в голову в качестве ответа, была папиной любимой присказкой – “вся надежда на авось”. Ну и что ж, положимся на авось…

– Эй! – долетело с высоченной башни. Серега промерил взглядом высоту – этажей пять, не меньше. – Кто такие?

– Я – благородная леди Клотильда, девица из рода Персивалей! – громогласно возвестила леди, приподнявшись на жалко скрипнувших стременах. – Требую пропустит меня в замок как леди и гостью милорда Баленсиаги!

– Хорошо-о-о… – донеслось с башни. – А с вами-то кто?

– Благородный сэр Сериога! – громовым голосом представила его леди Клотильда. – Менестрель и мой спутник!

Серега решительно подавил в себе внутреннюю дрожь, расправил до предела плечи и выпрямил спину, стараясь казаться повыше. Во влажном, горячем воздухе что-то загрохотало, и настил подъемного моста неторопливо спланировал из синих небес прямо к их ногам. Их впускали. Жеребец счастливо мотнул головой и, не дожидаясь, пока леди Клотильда дернет за поводья, двинулся вперед. Из распахнутых ворот замка до него доносились теплые, зовущие запахи конюшни, собратьев и еды.

Они проехали через темный, сырой проем ворот. Толщина стены над головой достигала чуть ли не пяти метров. Внутренний двор, замощенный камнями, наполняла суета. Рыцарские кони, которых сразу несколько слуг вели в разных направлениях, то и дело истерично ржали и начинали бить копытом. Носились слуги, две служанки азартно гоняли по двору крупного серо-белого гуся. Погоня сопровождалась непрерывной демонстрацией женских прелестей – блузы у обеих сползли чуть ли не до пояса, юбки то и дело взметывались, обнажая пышные молочно-белые бедра. Пробегавшие мимо слуги отпускали словечки, от которых у Сереги заполыхали уши. Леди Клотильда, ничуть не смущаясь, внесла свою лепту, громко посоветовав ловить гуся не руками, а нижней… гм-м… частью – мол, и поймается понадежней, и удовольствие будет полным. Серега задохнулся от смущения. Затем две мощнейшие девичьи руки снесли его с лошадиного крупа, как муху. Мухтар, возмущенно мяукнув, то ли свалился, то ли сам спрыгнул с Серегиного плеча на каменную мостовую. И тут же умчался в направлении одной маленькой дверки, в которую то и дело забегали служанки, появляясь оттуда нагруженные разнообразной снедью.

Серега стоял посреди двора, кое-как приходя в себя после прелестей конной прогулки верхом. Его слегка покачивало.

На каменной брусчатке двора прямо перед ними внезапно материализовались двое юношей, годами и ростом уступавшие Сереге. Парочка была разряжена в костюмчики, пышность и яркость которых могла бы составить конкуренцию нарядам Барби. Шарообразные панталончики были щедро обшиты золотой тесьмой, облегающие стеганые кофточки тонули в кружевах. Юноши как по команде сдернули с голов полощущиеся по ветру береты и, крутнув их по воздуху мельницей, синхронно и ловко преломились в поясе, шлепнув при этом своими беретами. Серега яростно тер веки: пышные перья, которыми были украшены береты услужливых юношей, хлестнули по глазам.

– Мы – пажи! – на едином дыхании выпалила парочка. – Приставлены к вам. В услужение! Благородные сэры… то есть благородный сэр и благородная леди, позвольте препроводить вас в ваши благородные покои… То есть покои для ваших благородных милостей!

Веки были мокры от слез, но глаза щипало уже меньше. Серега осторожно разлепил ресницы, заново открывая для себя омытый его слезами мир. Людская суета во дворе уже поутихла, оставшиеся немногочисленные слуги бороздили его с исключительно деловым видом.

– Обед скоро, – опытным глазом определила леди Клотильда и четко, по-военному повернула вправо, следуя за пажами.

Пажи задом пятились к одной из дверей. Передвижение спиной вперед парочка умудрялась совмещать с тщательным выметанием мостовой беретами, так что пыль стояла столбом. Сереге ничего не оставалось, как последовать за леди Клотильдой, предварительно поискав и не найдя взглядом Мухтара. Серый котенок, придя в доброе здравие, предпочел гулять сам по себе.

“Раненько у них тут обедают, – подумал Серега. – Может, сутки слишком длинные? Заботы дня продолжаются и ночью, а ужинают спустя какое-то время после заката… Длинный день после длинной ночи. Что, в свою очередь, предполагает наличие дневных фиест, ибо человек, как это говорится в Библии, слаб телом. Хотя, глядя на леди Клотильду, этого не скажешь…”

Что-то еще вдруг навязчиво закопошилось в его памяти. Он шел по лестнице вслед за могучей блондинкой, лестница была крутая, винтовая, вполне средневековая, с мощным запахом не вовремя удовлетворенных рыцарских потребностей. Шел и, глядя на чрезвычайно спортивный зад леди Клотильды, пытался вспомнить. Что же она сказала?.. Или кто-то сказал до нее?.. Вот когда она подъехала поближе… Так, теплее… И спросила… Горячо!

Она спросила про плиша на его плече. Про плиша, то бишь про кошку. Что там вещал рыцарь от КПСС? “В крайнем случае будешь свою кошку за деньги показывать, у них там таких уродин нет”. Нет? Интересные у нас выдержки из избранных речей… Опять прокол. Похоже, рыцари от КПСС делают огрехи так же часто, как и метеорологи из ОРТ. А кстати, помнится, кто-то утверждал, что и драконов здесь тоже не водится…

Серега споткнулся и плавно подшиб лбом благородное колено леди Клотильды. Девушка опрокинулась вниз и покатилась по лестнице, правильно и красиво, как гимнастка, сгруппировавшись. Доспехи прогремели по каменным ступеням, пажи провожали летящий вниз поблескивающий ком испуганными взглядами, пока он не коснулся последней ступеньки. Тут леди Клотильда развернулась в прыжке и приземлилась на ноги, прямая, как турнирное копье.

– Сэр Сериога! Это либо прямое оскорбление, либо… Если вы так жаждете подвигов и поединков во имя своей прекрасной дамы, то я и так бы приняла ваш вызов, без всяких этих… Копье или меч?

– Нет-нет… – торопливо успокоил ее Серега, лихорадочно подыскивая слова для вящего умиротворения воинственной красотки, – совсем не жажду. Особенно с вами. Благородная Клотильда…

– Леди Клотильда.

– Да-да, конечно, леди Клотильда! Я абсолютно случайно, и… это… Не нарочно. Умоляю простить меня. Припадаю к вашим ногам, и все такое. Я только хотел спросить. Леди Клотильда, а вам доводилось видеть здесь драконов?

Леди Клотильда величественно тряхнула неровными кудрями и неспешно возобновила свой подъем по лестнице.

– Здесь? Нет, не доводилось, сэр Сериога.

Сразу как-то полегчало на душе. И в то же время стало немного грустно – в кои-то веки могла выпасть возможность повидать живого дракона, но не судьба, не судьба, к счастью…

– Но хочу отметить, в замках они и не живут. Вот в Бородохском лесу, что в двух дерах отсюда… Как я понимаю, ваша прекрасная дама жаждет иметь над своим ложем отрубленную вашим мечом главу дракона? Сие сейчас весьма модно. Настолько, что некоторые умники уверяют всех в полном их грядущем истреблении, но я, смею вас заверить, не верю этому, драконы опасны и весьма шкодливы. Я расскажу вам об этом на досуге перед тем, как вы отправитесь за подарком для предмета вашей тайной страсти… Кстати, я могу даже сопровождать вас на охоту. Вдруг понадобится помочь тело привезти или еще что…

Наводившие на Серегу дрожь весьма любезные рассуждения леди Клотильды прервал визгливый гул со двора, пажи, успевшие тем временем убежать вверх по ступенькам, заголосили:

– Обед! Обед! Сигнальный рог к обеду!

Леди Клотильда рванула вверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Как выяснилось наверху, в комнатах, отведенных им, они должны были подготовиться к обеду. Один из пажей, тот, у которого на лице не было видно даже кожи из-за россыпи веснушек и прыщей, вручил ему влажное полотенце, от которого исходил запах каких-то крепких и вонючих духов. Запах валил с ног. В буквальном смысле. К счастью, Серега перестал что-либо ощущать уже после первого вдоха. Полотенцем надлежало обтереть руки и лицо. Серега, содрогаясь, проделал эту операцию под бдительными взорами пажей, затем брезгливо запульнул ароматным до вони полотенцем в самый дальний угол отведенной ему комнаты. К его собственному изумлению, тряпица, мягко спланировав, повисла на каком-то крюке, торчащем из стены.

Крюк, очевидно, предназначался именно для этого полотенца, потому что на лицах пажей отразилось одобрение. Серега подивился сам себе – а всегда ведь растяпой был? Молодец, одним словом.

Леди Клотильда, похоже, была тертым калачом, потому что операцию с полотенцем проделала гораздо быстрее Сереги. Серега, вывалившись из комнаты, воздух в которой по причине своей крайней ароматности был мало пригоден для дыхания, успел увидеть лишь ее плечо, исчезающее за поворотом лестничного витка. Он рванул за ней скачками, мальчишки-пажи затрусили следом. Леди Клотильда успела еще и содрать с себя доспехи. Дева-рыцарь красовалась теперь в черном стеганом камзоле, ткань которого была не видна под густой вязью стежков. Рукава со множеством прорезей казались просто пучком лент! В прорезях сиял алый шелк нижней рубахи, черные облегающие брючки на ногах могучей леди были украшены совершенно убийственными лампасами из кроваво-красного кружева. Серега с сомнением оглядел себя. Брюки черные, рубаха синяя в ковбойскую клетку, сзади на плечах болтается серый свитер, завязанный спереди рукавами, куртку он оставил в комнате. Сойдет. Одет он, конечно, не по местной моде, но профессия позволяет. Менестрель, так сказать, творческая личность, чудачества и прочие шалости ему вполне позволительны. В конце концов, творческие персоны всегда и во всех мирах традиционно считались людьми со странностями.

Во дворе он наконец нагнал леди Клотильду. Девушка стояла возле колодца и полными горстями плескала в лицо воду. Серега пристроился рядом, ожесточенно начал тереть руки и лицо, пытаясь освободиться от въевшегося в кожу запаха духов. Пажи встали рядом, изумленно взирая на них обоих. Очевидно, омовения водой здесь не практиковались. Клотильда закончила первой, фыркая, отерла лицо руками, по-кошачьи потрясла кистями. И сказала через плечо:

– Я вижу, сэр Сериога, ты тоже не разделяешь глупых предрассудков относительно воды. Сие приятно мне, и я прошу тебя быть моим соседом за столом, хотя и не столь знатен ты, чтобы сидеть рядом с девой из колен Персивалевых! Но…– Клотильда, обернувшись, хитро улыбнулась и подмигнула Сереге, – не люблю я, когда сосед мой по столу пахнет сильнее, чем яства, кои я намереваюсь вкусить. Портят мне это аппетит, хотя, – тут девица из колен Персивалевых хихикнула, как самая обычная девчонка-школьница, – когда говорю я это, все, кто хоть раз делил со мной трапезу, напрочь отказываются мне верить! Ну, некоторых я убеждаю в правоте слов своих уже после трапезы, особливо если и в самом деле по причине их чрезмерной надушенности осталась несколько голодна!

Трапезная, в которую их ввели, оказалась огромной комнатой размером со спортзал в Серегином колледже. Под высоченным потолком дымно горели факелы. Кое-где на мрачных стенах висели небрежно расправленные расписные куски ткани в ярких пятнах и разводах, которые, если приглядеться, складывались в какие-то фигуры. Большей частью это были рыцари в невероятных по расцветке абрикосовых и голубых доспехах, кони, иногда с рогом на голове, и дамы, почему-то сплошь коленопреклоненные.

Тяжеловесные столы из темного дерева были составлены буквой “П”. Публика за ними сидела самая разная. Обе ножки буквы были густо засажены людьми в камзолах всех цветов радуги и всех степеней засаленности. Кое-где блистали заплаты, тоже не слишком свежие. Здесь были монахи (загадочные личности в черных складчатых рясах) и стражники, прямо в латах севшие к столу. Перекладина буквы “П” была почти пуста. В центре этого стола возвышались три монументальных кресла. Кресла были свободны, по бокам их сидело несколько дам. В свете факелов драгоценности на их одеяниях поблескивали разноцветными искрами, изломы шелков и атласов сияли. Все сидели, чинно убрав руки со столов, еды на столах еще не было. Кого-то или чего-то ждали?

С появлением леди Клотильды боковые столы оживились. Посыпались приветствия, слившиеся в общий гул и нечленораздельные крики, изредка лишь звучали слова, произнесенные достаточно внятно и поэтому доступные для понимания. Как уяснил из этого ора Серега, примерно половину из присутствующих Клоти, как ее многие называли, побила в свое время на мечах, а оставшуюся половину перепила на спор. Побежденные, однако, были не в обиде на победительницу. В рыцарском обществе царили здоровые спортивные настроения.

Клотильда улыбалась, сыпала именами, кивала в знак приветствия. И между тем решительно продвигалась к столу в центре. Дамы, сидевшие в этом районе, полировали леди ненавидящими взглядами. Их леди Клотильда приветствовать почему-то не стала.

Серега шел следом за леди Клотильдой, но его вроде бы никто не замечал. Молясь про себя, чтоб так оно и было дальше, Серега, спотыкаясь на каждом шагу, проплывал мимо местного благородного общества и не заметил вовремя конечной цели их марша. Девица из колен Персивалевых с размаху уселась в одно из трех пустующих монументальных кресел в центре и приглашающе похлопала по ручке кресла, стоящего рядом.

Жест явно предназначался для него. Сергей протиснулся в щель между креслами, сел. Дамы справа и слева окаменело уставились в пространство прямо перед собой. Волосы у всех них были туго зачесаны назад, настолько туго, что бедняжкам, наверное, даже моргнуть было больно. Дамские головки украшали странных форм шапочные конструкции, щедро усаженные драгоценными камнями. Воздух был насыщен запахом духов, но даже это зверское амбре не могло перебить мощного запаха немытых тел, волной идущего со всех сторон. В Средние века, припомнил Серега, мылись редко. Воды боялись и пользовались в редких случаях. То есть почти никогда.

Дева-рыцарь свела ладони вместе, скороговоркой забормотала что-то. Слов разобрать было невозможно еще и потому, что весь зал тоже забормотал что-то вслед за его соседкой. Время от времени в глухом рокоте всплывали слова типа “боже ж мой”, “помилуй” и “хлеб насущный”. Действо шибко смахивало на предобеденную молитву. Чтобы не слишком выделяться, Сергей тоже торопливо свел ладони, приготовившись изобразить молитвенный экстаз. Но тут коллективное моление окончилось так же внезапно, как и началось. Леди Клоти повелевающе махнула рукой, оглушительно хлопнув при этом ладонью по столешнице. Со всех сторон тут же брызнули шустрые слуги, мгновенно уставив столы блюдами с едой и кувшинами с вином.

За боковыми столами зародился веселый шум, разрастаясь до басовитого гула. Там сыпались тосты, шутки, иногда ядовитые, звучали здравницы. Сергей скосил глаза на присутствующих дам. Те молча и быстро хватали еду, сосредоточенно жевали. Созерцание челюстей, равномерно и целеустремленно перемалывающих пищу, завораживало и пугало. Серега нервно сглотнул, посмотрел на леди Клотильду. Могучая шатенка… или все же блондинка?.. да, все же блондинка уписывала еду весело, обмениваясь шутками с темя, кто сидел за самыми дальними столами. Аппетит у девы был великолепным. Как и положено морскому пехотинцу. Серега помедлил и тоже принялся за еду.

Мясо было густо обмазано медом и перцем, дичь и рыба немилосердно разварены. Причем дичь была еще и с душком. Серега пожевал, перец обжег рот. Он закашлялся, торопливо хлебнул из стоявшего рядом кубка.

Там было кисловатое вино, от которого в горле запершило. Кое-как отдышавшись, Сергей решительно переключился на лепешки с медом. Они напоминали пряники и были вполне съедобны. А вот питье… Он повертел головой и обнаружил у себя за спиной парочку тех самых пажей. Поманил их пальцем. Пажи ужами скользнули к нему.

– Ребята… – смущенно пробормотал Серега, чувствуя себя чуть ли не эксплуататором детского труда, – мне бы это… водички.

– Благородный сэр снова желает помыться? – изумленно вопросил один, а его товарищ негодующе шикнул – мол, благородный сэр… он всегда в своем праве, что хочет, то и отчебучивает, и не пажеское это дело!

– Нет, – тоскливо сказал Серега, жить в Средних веках ему становилось все труднее, – я просто пить хочу.

Пажи пораженно ахнули и исчезли. Леди Клотильда повернула голову, и воззрилась было на Серегу с немым ужасом, но тут в зал внесли баранью ногу с луком, и Клоти деловито переключилась на нее.

Вода, которую ему преподнесли, была чистейшей, ледяной и ни капли не пахла хлоркой.

После третьей перемены блюд, когда аппетит присутствующих был почти удовлетворен, настало самое страшное. Самое страшное для него, Сереги, разумеется. Он с увлечением наблюдал, как темпы работы челюстей начинают замедляться, как одна из дам, сидевших рядом, повернула к Сергею узкоскулое лицо и, удостоив его гипнотизирующим взглядом змеи, сказала:

– А теперь, сэр менестрель, самое время спеть, не так ли, или поведать нам что-нибудь, что ваша милость сочтет подходящим для нашего не слишком блестящего общества… Хотя бы в благодарность за гостеприимство, даже если мы этого и не достойны.

Серега метнул на леди Клотильду затравленный взгляд, но та только одобрительно загыкала, поскольку кусок баранины надежно залепил ей рот. За столами понемногу затихали, выжидающе поворачивая головы в сторону Сереги. Это была западня без выхода.

Липкий холодный пот проступил на коже. Спеть что-нибудь? Нет, нельзя так жестоко с людьми обращаться… Побасенки? Кроме “Стрекозы и муравья” в голове больше ничего не всплывало, хоть плачь. Помнится, дедушку Крылова за социальную направленность этой басни шибко ругали… И было это при нашем царе-батюшке, крайне либеральном правителе, если сравнивать его со средневековыми феодалами. Ну и что же он еще помнит из школьной программы, окромя незабвенного “Я помню чудное мгновенье”? “В лесу родилась елочка”?

Серега распахнул рот. Идея, родившаяся в мозгу, была просто чудовищной. Но ведь и приличной альтернативы этому у него не было. “Я помню чудное мгновенье” – хороший стишок, и хорошая учительница была Валентина Максимовна, которая заставляла их всех заучивать классику наизусть. Рифмы – да бог с ними, с рифмами, пусть будет белый стих. В крайнем случае, попробует срифмовать на ходу. Переводил же он когда-то ради баловства этот самый стишок экспромтом на английский: “Ай ремембе зис бьютифул моумент”. Справится и здесь, главное – никакой социальной направленности и критики дармоедов-эксплуататоров, сиречь местных феодалов.

Плохо было только одно. Читая эту весьма куртуазную штучку, произведенную достославным А.С.Пушкиным специально для впечатлительных дам, донельзя взволнованный и слегка испуганный Серега то и дело косил глазом в сторону узкоскулой и змеиноглазой соседки – а ну как сия особа выразит на своем лице неодобрение или, что еще хуже, недоумение по поводу пушкинской лирики?

Его опасениям не суждено было сбыться. Лицо змеиноглазой выражало полнейший восторг. Время от времени она в открытую оборачивалась к Сереге и поливала его взглядом, в котором было что-то такое, от чего он чувствовал себя совсем как кролик перед удавом.

Выпалив последнее, заключительное “…и любовь!”, Серега с дрожью в коленях опустился в кресло.

Из-за боковых столов смотрели по-разному, гамма взглядов была широка – от опасливо-восторженных до настороженно-брезгливых. Клотильда хлопнула довольно чувствительно по плечу и громко провозгласила:

– Хор-рошо! У меня аж в носу зачесалось… Что вы ржете, лошади, – от слез, не от соплей!

И добавила шепотом, придвинув губы к самому Серегиному уху:

– Это, конечно, не мое дело, но, сэр Сериога… Разве вы уже решили сменить свою прекрасную даму на леди Эспланиду? Вы столь щедро одаривали ее своими взглядами… И она с вас, поглядите, уже глаз не спускает!

Серега отчаянно покраснел. Ну прямо мыльная опера на средневековой сцене. Именно этого ему и не хватает для остроты ощущений, ведь, если память его не подводит, осложнения на этой почве в эти времена и при этих нравах ох как чреваты… Он схватил со стола кубок и залпом выпил его до дна. Кислятина с острым сивушным запахом тошнотворным комком прокатилась по пищеводу. Слегка затошнило, он с трудом сглотнул и вновь перешел на воду. Тем не менее дальше все шло как пo маслу. Он пересказал присутствовавшим сказку о Синей Бороде, от души разукрасив ее рыцарским антуражем и пространными описаниями всяческих материальных благ. Средневековый изверг был воспринят феодальным обществом весьма благосклонно. Причем симпатии, как понял Серега из редких прочувствованных возгласов, были на стороне отважного барона, коему мешали нормально жить лезущие не в свое дело дуры бабы. Леди Эспланида, к великому его облегчению, вела себя тихо, только громко взвизгивала вместе со всеми дамами в особо напряженных местах повествования. Сказка, или, точнее, легенда о несчастном бароне подходила к концу. На столах все уже было съедено, и Серега с некоторой дрожью начинал думать о том, что же рассказывать дальше… Конец затянувшейся трапезе положила леди Клотильда. Она просто-напросто встала из-за стола, – и весь зал тут же вскочил на ноги как по команде, следуя по пятам за леди Клотильдой. Серега вспомнил, что в зале не начинали трапезу, пока не явилась леди Клотильда, аки солнце, и все разошлись, едва рыцарственная дама встала. Опять-таки аки светло солнышко…

Он не выдержал, поманил пальцем одного из следовавших за ним по пятам пажей и спросил шепотом:

– Кхм… Ты случайно не знаешь, почему все из-за стола вон, едва Кло… леди Клотильда встала?

Паж метнул на Серегу опасливый взгляд, как на буйнопомешанного, потом, пожав плечами – ну что взять с этого сэра, он же воду пьет! – затараторил:

– Благородная леди Клотильда из рода рыцарей Персивалей, кои состоят в родстве, хотя и дальнем, с погибшим королем нашим Зигфридом. И хоть родство дальнее, но и ближе-то уже никого нет! Посему в любом замке хоть и не оказывают им почестей, подобающих верховному сюзерену, но тем не менее предоставляют королевские права – начинать и заканчивать трапезу, судить и казнить, ежели восхочет кто!

– И многие восхотели? – заинтересовался Сергей.

Паж заулыбался, приоткрыв щербатый рот.

– Не… Дураков нет…

На выходе из трапезной стояла странная парочка. Толстенная, страшно грязная старуха неопределенного возраста и мальчишка лет шести, тоже грязный, но, в отличие от старухи, худой и изможденный настолько, что… такое Сергей видел только в документальных фильмах о концлагерях – лицо с торчащими скулами и опустошенными, ни на что не надеющимися глазами. Завидев Клотильду, стремительно выходящую из зала впереди всех, старуха ссутулилась, наклонилась вперед и, сжав руку на плече у мальчика, затянула:

– Подайте нищей и старой, болеющей и лишенной кормильца… Вот внук у меня, и боле нету у нас никого, родители его страшной смертию помре… А и дом-то наш сгорел… Подайте ж хучь кусочек поисть…

Клотильда прошла мимо, равнодушно обогнув парочку как нечто бездушное. Серега глянул на пухлые, когтистые старушечьи пальцы, впившиеся в костлявое крохотное плечико, на мертвенно-бледное лицо, искаженное гримасой терпеливо переносимой боли. Лицо было на уровне его пояса. Он остановился. Старуха, надеясь найти в нем потенциальную жертву, совала руку под нос, безостановочно плаксиво скулила. Те, кто выходил из трапезной, огибали их так же равнодушно, как и леди Клотильда. Огибали и шли по своим делам, недоумевающе косясь на Серегу. Пауза затягивалась. Старуха, усомнившись в финансовых возможностях Сереги, теперь совала руку под нос другим выходившим.

Ушедшая было вперед леди Клотильда вернулась, смущенно покашляла рядом.

– Сэр Сериога, подайте ей монетку, если хотите, конечно, и пойдемте. Я желаю поговорить с вами безотлагательно, сэр Сериога.

– У меня нет монетки, – тихо сказал Серега.

Клотильда шумно вздохнула, заглянула Сереге в лицо, еще раз вздохнула.

– Ну хорошо… Но вы становитесь моим должником, сэр Сериога. – Она повернулась к старухе с мальчиком и зычно крикнула на весь двор: – Эй! Кто эти двое?

Резиновыми мячиками с двух сторон подскочили пажи.

– Да нищие, миледи! Пришли когда-то в замок, попросили у милорда Баленсиаги крова, милорд жалостлив и милосерден был в тот вечер, ну и разрешил им остаться. Но запретил их кормить. Сказал, что у нас и так нахлебников достаточно.

– Да уж, милостив ваш милорд, ничего не скажешь, – пробурчала леди Клотильда, – значит, на кухне их не кормят? Живут подаянием и свиными помоями… Почему же старуха только что не лопается от жира, а мальчонка тоньше, чем древко моего копья?

Пажи переглянулись.

– Не знаем, миледи. Может, ей удалось добиться благосклонности одного из поваров? – высказался один и прыснул.

– Или она нарочно не кормит его, чтобы больше подавали…– рассудительно протянул его дружок,

Лицо мальчика скривилось, он быстро опустил голову. И заплакал. Две или три слезинки абсолютно беззвучно упали в дворовую пыль, оставив на ровном сером налете несколько темных оспинок.

Клотильда грозно и надменно свела брови, вскинула подбородок. М-да… Вот теперь Серега начал понимать, что именно обозначают слова “с королевским величием”. Ей даже не понадобилось выпрямлять спину (впрочем, и без того прямую), приосаниваться. Кричать или хотя бы кашлянуть. Двор затих сам собой. Даже куры на скотном дворе перестали квохтать.

– Приговор! – рявкнула леди Клотильда. Где-то на задах всполошенно кукарекнул и тут же осекся петух. – Рассмотрев сие дело о перекорме и недокорме, я, леди Клотильда, благородная девица из рода Персивалей и баронесса Дю Персиваль по праву рождения, постановляю! Дабы воистину видно было, что эти двое – родные один другому, то бишь кровь от крови и плоть от плоти одной, повелеваю забрать этого отрока от данной старухи и кормить и лелеять в меру сил до тех пор, пока дитя не будет походить на свою прародительницу один в один, то есть станет столь же толстым! И если бог недоволен судом моим, то пусть явит волю свою и в скором времени либо превратит отрока в толстяка, либо старуху в стройную иву! Сроку для божьего суда – три дня! Ежели кто здесь считает приговор сей несправедливым, то пусть выйдет и сразится со мной в честном бою! Меч или копье для поединка – выбор за ним! И клянусь не причинять опасных для жизни увечий!

Было тихо-тихо. Увы, никто не спешил воспользоваться столь завлекательным предложением. И вообще, простота здешней судебной системы очаровывала. Раз-два —и готово решение. Господу Богу для апелляций – только три дня. От всех остальных возражения принимаются на месте. Голосуйте мечом или копьем… И в данном случае все воздержались. Правосудие восторжествовало!

– Благодарю вас, милорды, за то, что сочли суд мой справедливым и праведным! – провозгласила леди Клотильда громовым голосом на весь двор. – Опекуном же отроку назначаю благородного менестреля, сэра Сериогу! Такова моя воля, таков мой суд, и да будет так!

Старуха, до этих пор тупо и молча слушавшая леди Клотильду, вдруг очнулась, взвизгнула и вцепилась в мальчонку, как гарпия. Толпа зрителей, все это время почтительно молчавшая, издевательски загыкала. Похоже, что бы ни выкидывала слегка (или не слегка) склонная к авантюризму леди Клотильда, все сходило ей с рук. И даже вызывало бурное восхищение окружающих.

Мальчика била крупная дрожь. Клотильда шагнула вперед, решительно отодрала от него старуху, которая визгливо орала про гнев милорда Баленсиаги, который вернется и будет разгневан, он заступится за бедную старуху, он покажет ей, гулене безъюбочной… После этих слов настала тишина. Тишина оглушительнейшая. Все затаили дыхание, и Сергей тоже. Казалось, даже камни в мостовой потихоньку съеживаются и пытаются спрятаться друг за друга… Леди Клотильда, направившаяся уже было прочь, запнулась на полушаге и медленно повернулась к старухе.

– Женщина… – Оказывается, мускулистая блондинка умела не только кричать, но и шептать. Голос прошелестел, как змея на камнях. Сухо и угрожающе. – Из уважения к старости и вообще к твоему полу… Я тебя не трону. Сейчас не трону. Но я собираюсь пробыть в замке еще две ночи. Вот если ты попадешься мне на глаза еще хоть раз, я не убью тебя. Я не поднимаю руку свою на недоумков, дураков и тех, кто лишен разума. Но мой жеребец в таких тонкостях не разбирается, его даже специально обучали топтать людей. Обещаю тебе, потом, после знакомства с моим конем, тебе начнут подавать вполне заслуженно. И очень-очень щедро. И для этого тебе уже никогда больше не понадобится твой внук. Он тебе понадобится для другого – скажем, на тележке тебя возить… Еду-питье в рот тебе засовывать. Если это то, чего ты хочешь, то тебе нужно только одно – попасться мне на глаза…

– Милорд Баленсиаги не будет ссориться с благородной леди из-за тебя, грязная тварь! – истерично взвизгнула появившаяся вдруг за старухиной спиной леди Эспланида. – Проваливай, грязная тварь, пока я не приказала посадить тебя на кол!

Старуха, похоже, наконец-то правильно оценила ситуацию, мгновенно побелела и буквально растворилась в воздухе. В застоявшемся, дворовом эфире на ее месте осталось только облачко вони – единственное напоминание о том, что здесь только что кто-то был. Клотильда ткнула мальчишку носом в Серегин живот.

– На! Владей! Дарю! От сердца оторву, но тебе отдам! Шутка! И не вздумай обратно отдаривать… И, это… Помой его, что ли.

И безукоризненная Клоти удалилась, на ходу насвистывая нечто вполне мелодичное. Когда-то. Ныне это было “печальной руиной”, свидетельствующей о возможном былом великолепии. И об отсутствии музыкального слуха у исполнительницы. Вот уж кому медведь… нет, скорее, боевой жеребец на ухо наступил.

С уходом блистательной представительницы колен Персивалевых толпа быстренько рассосалась по своим собственным хозяйственно-прикладным надобностям. Серега растерянно оглянулся. Рядом оставались лишь неизменная парочка пажей и змеиноглазая леди Эспланида. Что ему следовало делать дальше с мальчишкой, он представлял плохо. Спросить, что ли, где у них здесь ванная комната?

Из затруднения его вывела леди Эспланида. Уперев руки в бока, она критически осмотрела мальчишку и самого Сергея. И затем вдруг растянула тонкие губы в умильной улыбочке. Бр-р-р.

– Благородный сэр менестрель чрезвычайно добр к этому отродью пеонов… Что ж, если его отмыть, одеть и с надлежащей строгостью обучить, возможно, со временем из него и выйдет сносный слуга для вас, мой господин.

Серега нерешительно покивал головой.

– Но сейчас, разумеется, его надо привести в вид, который не позорил бы вас, мой господин. Вы позволите мне распорядиться на этот счет?

– Э-э-э… – промямлил Сергей, – благодарю. И вообще признателен ужасно. Леди… Миледи… – Ситуация становилась все жарче. Змеиноглазая леди не отрывала от него своих глаз, вся разрумянилась и даже, кажется, похорошела отчего-то.

Пока Серега мучительно путался в титулах, выбирая более цветистый и, следовательно, наиболее подходящий для изъявления его горячего чувства благодарности, леди Эспланида, развернувшись к нему спиной, обстреляла весь двор беглой приказной очередью. Стая выбежавших из разных углов слуг пронеслась перед Серегой, а двор опустел. К великому его облегчению, промчавшийся самум унес и мальчишку, и леди Эспланиду.

Через десять минут (удивительное чувство времени можно воспитать в себе, терпеливо пережидая лекции) его, бесцельно топтавшегося во дворе, зазвали в какой-то чулан, Посредине помещения царила заполненная теплой водой огромная деревянная бадья. Леди Эспланида, ураганом влетевшая в чулан, всыпала в воду пригоршню какого-то вонючего порошка и вновь унеслась. Длинные широченные рукава одеяния летели за ней по воздуху, как стяги идущей полным ходом каравеллы. Леди деловито бормотала себе что-то под нос о старой детской одежде самого милорда, коя все равно без толку валяется где-то на чердаке и… Конца тирады Серега уже не расслышал, ибо леди захлопнула за собой дверь.

Он опустился перед бадьей на корточки. Мальчишка стоял молча, в глазах у него было покорное ожидание новых, самых разнообразных несчастий. Чувствовалось, что этот ребенок точно знал, – от любого из взрослых ничего хорошего ждать не приходится. Кожи, в Серегином понимании, на ребенке не было. Была пугающая смесь из расчесов, гниющих болячек и страшных, огромных по размерам синюшно-багровых и желто-зеленых синяков. Его передернуло. Нет, он, конечно, все понимает, средневековье есть средневековье, и жизнь человека, а уж особенно ребенка без роду-племени и денежного обеспечения за спиной, должна быть тут нелегка… Но ребенку всего шесть лет. Или около того. Нет, нельзя так с детьми… Феодализм проклятый. Хотя если вдуматься, то и в его время, в его мире – бывает. Всякое-разное… От кражи детей на органы для пересадки и до любительских фильмов с детьми. Тех, в которых “любители” могут полюбоваться не поддельными, как в американских ужастиках, а самыми доподлинными детскими муками и смертями. М-да… Звериное лицо у человечества…

Грязные лохмотья не снимались, а просто рвались под рукой. Сергей посадил мальчишку в бадью. Беспрестанно охающая служанка принесла местное грязно-серое мыло (чуть пострашнее обычного хозяйственного) и кусок мешковины вместо мочалки. Сергей, помявшись, принялся за несколько непривычное, но по-житейски вполне обыденное дело – мытье ребенка. Это немного смущало, но стоило только представить, что моет он не человеческое дитя, а… ну, скажем, пса неизвестной породы, стоящего на задних лапах и бесшерстного притом, как все пошло на лад.

Осторожно отмытый, окаченный теплой водой и закутанный в старую, но относительно чистую простыню, мальчонка сидел на табурете в кухне и смотрел на поставленную перед ним миску с кашей. Каша, по словам повара, осталась еще с завтрака. Учитывая, что люди добрые, включая и самого Серегу, успели уже и пообедать, аппетита это сообщение не вызывало. Да и выглядела каша совсем неаппетитно – жидкое овсяное месиво с редкими вкраплениями куриной пупырчатой кожицы. Мальчишка поднял от миски странно заблестевшие глаза и простуженным голосом просипел:

– Можно, да?! Мне?!

Серега, вконец раздавленный стыдом за себя, никогда в жизни не голодавшего, и за весь род людской, усиленно закивал. Приглашающе помахал рукой, мол, давай, приступай, не стесняйся.

Ложка мелькала, стучала об миску, мальчишка захлебывался, давился, но заглатывал еще и еще. Собравшиеся кухарки и повара с мрачными лицами стояли вокруг и смотрели, кое-кто время от времени надрывно вздыхал. Можно подумать, иронично подумал Серега, что до этого бедолага жил на другой планете… Или, по крайней мере, в другом замке. И здешняя прислуга его знать не знала. Хотя… В этом есть какой-то смысл. Теперь мальчишку считают кем-то вроде его слуги, его пажа, что ли… Стало быть, теперь он входит в определенную социальную прослойку, как личный слуга феодала. Стало быть, его страдания теперь видны и заметны. Им даже можно посочувствовать…

В кухню влетела леди Эспланида, взглядом армейского инспектора на строевом плацу обозрела собравшихся, одним движением пальца подогнала к себе главного повара и что-то шепнула. Повар, почти вытянувшийся во фрунт, тут же налил в кружку светло-розовую жидкость из крохотного кувшинчика. Трепетная осторожность, которая была им проявлена при этом, говорила о немалой ценности, которую имело в его глазах содержимое кружки.

– Мальчишка давно не ел, – коротко пояснила леди Эспланида. – Это поможет удержать еду у него в животе, ну и еще кое в чем поможет…

Она деловито поманила его за собой, отступая в коридор.

Сергей вышел. Кто-то из слуг, толпившихся в кухне, сдержанно хихикнул ему в спину и тут же осекся, ибо леди Эспланида притормозила свой скорый шаг и предупреждающе полуобернулась.

Дама властно влекла Сергея за собой по коридору. Затем его втолкнули в какую-то дверь, за которой оказалось нечто вроде кладовки. Леди Эспланида влетела следом и задвинула засов.

– Сэр менестрель, я хотела бы предложить вам кое-что.

Сэру менестрелю хотелось провалиться сквозь землю. То бишь сквозь пол. То, как вела себя леди, вызывало у него самые гнусные подозрения. В отношении себя.

– Но прежде чем я начну, я прошу вас поклясться всем тем, что для вас дорого… Ну что там есть – ваша мать, ваш отец, ваше мужское достоинство, наконец… Что вы никогда и никому не расскажете о том, что я вам сейчас предложу. И не должно иметь значения, согласитесь вы или нет. Ну?!

– Клянусь, – пробормотал Серега.

Змеиноглазая леди Эспланида с насмешкой вздернула бровь.

– Благородные люди так не клянутся… сэр. Следует возложить руку на пряжку пояса и склонить голову. Поименовав при этом то, чем клянешься… Но это все пустяки, некоторые рыцари тоже все время об этом забывают. Что и неудивительно – их слишком часто бьют по голове. И вполне простительно – звание рыцаря и благородное происхождение превыше любого этикета… Чего не скажешь о вас, не так ли?

Леди Эспланида откровенно любовалась смущением и некоторым испугом Сереги. Интересно, что у них здесь делают с самозванцами? Нет, лучше не спрашивать.

– Итак, поговорим откровенно. Вы, сэр, весьма юны, но, судя по всему, вполне способны осмыслить то, что я вам сейчас предложу. Сначала о вас. Ваши манеры, осанка и речи выдают в вас благородную кровь. В какой-то мере благородную. Ибо воспитания в вас не видно. Стало быть, вы плохо одеты, дурно воспитаны и, что совершенно видно, не имеете ни гроша за душой. Я подытожу… Хоть вы и благородного происхождения, вы наверняка всего лишь бастард, ублюдок, рожденный не с той стороны простыни и в довершение всего – даже не признанный своим благородным родителем, ибо в противном случае вам дали бы хоть какое-то воспитание… Я не ошибаюсь, благородная кровь вам дана именно родителем, а не родительницей, не так ли… сэр?

Серега покивал. Отец, человек взрослый (предок, одним словом, а какой же предок не любит одаривать окружающий мир мудростью предков?), как-то раз выдал на кухне сногсшибательную тираду – мол, не надо спорить с женщиной и мешать ей делать свои умозаключения вслух, пусть даже в оскорбительной форме. И даже если в своих речах она совершенно не дружит с логикой. Вне зависимости от сути проблемы женщина в любом случае придет к своему собственному и несколько парадоксальному выводу. Смысл, мол, в том, заинтересована она в тебе или нет. Если да, то концовка все равно будет в твою пользу. Если же нет… Не по хорошу мил, а по милу хорош, короче. Так что сейчас посмотрим, заинтересована в нас эта леди или… Впрочем, если нет, то тогда зачем весь этот сыр-бор? Так что говорите и думайте, что хотите, леди. Куда ж деваться поезду из точки А, как не в точку Б…

– В ваши семнадцать с небольшим вы очень разумно выбрали стезю менестреля… Ведь вам примерно семнадцать, я права? Это вводит вас в благородное общество без упоминания имени вашего благородного предка. Крайне, крайне разумно… Но что дальше? Вам следует подумать о своем будущем. Женитьба на скромной леди из не слишком заносчивой семьи, с незапятнанной родословной, которая в силу неких обстоятельств… Это могут быть и материальные соображения. Или некоторые другие…

Железная леди, на мгновение ослабив вожжи самоконтроля, трепетно зарумянилась и затеребила пальцами краешек платья.

– Это дело вашего отдаленного будущего. Сейчас же у меня есть для вас предложение, выгодное для нас обоих. – Леди Эспланида, опомнившись, вновь твердою рукой повела разговор по ведомому только ей фарватеру. – Сейчас у меня имеется кое-что весьма нужное вам. Деньги. Теперь о себе. Я – сестра милорда Баленсиаги. Сводная, замечу, и от своей матушки унаследовала весьма приличное состояние. Фактически я гораздо богаче милорда Баленсиаги… ибо его наследство – это поместья, которые могут приносить… а могут и не приносить дохода. Золото же, вложенное предусмотрительной матушкой в банки Алмазных островов, доходно всегда. Я чуть ли не вдвое старше вас, славлюсь дурным характером, некрасива, не терплю охотников за моим приданым и обладаю братом, не желающим моего замужества. Более того, не может быть и речи о каком-либо внимании ко мне со стороны благородных рыцарей. Я – змея Эспи, стерва, баньши Баленсиагов… Я хочу предложить вам сделку. Замечу, выгодную для нас обоих.

Леди Эспланида выдержала паузу, очевидно давая роздых своему языку и недоумевающим Серегиным мозгам.

– Я обеспечу вас деньгами, весьма щедро, кстати – это будет и в моих интересах; позабочусь о коне, одежде и обо всем остальном. Вы получите рекомендательные письма к моим многочисленным родственникам, двери многих богатых замков гостеприимно распахнутся перед вами… Вам с вашим удивительным даром рассказывать чудесные вирши и удивительные истории без труда удастся приобрести славу… Особенно благодаря моей поддержке. Предполагаю, что, прослышав о том, родитель ваш прямо-таки возжаждет признать ваше родство, ибо самостоятельный и состоятельный сын, наперебой приглашаемый в замки самых могущественных и богатых лордов, это – персона…

И ждет меня слава феодальной Шахерезады… Буду я вечно пересказывать сказки “Тысячи и одной ночи”… Стоп, одернул себя Серега. Это же не мои реалии. Я здесь исключительно проездом, леди. Но ведь ей же в этом не признаешься. А рыцарь от КПСС каков, а? Предложил мне быть менестрелем – и попал в десятку. Под таким прикрытием работаю – сам Штирлиц иззавидовался бы! Ни тебе документов никаких не надо, ни родословной… Стал истинным арийцем – и ведь без всякого аусвайса признали…

– Взамен я попрошу только одного, – продолжила леди Эспланида, – вы должны будете избрать меня своей дамой сердца. Нет-нет, ничего такого. Просто будете носить одежду моих цветов или, по крайней мере, шарф – шарфами я вас обеспечу в достаточном количестве, – будете таинственно молчать, когда вас будут спрашивать об имени вашей прекрасной дамы… Разумеется, как только вы начнете выказывать открыто свои симпатии какой-нибудь другой леди, повторяю, леди, возня со служанками здесь не в счет… наше соглашение будет расторгнуто. Итак?

При его странном положении здесь все это звучала крайне заманчиво. Есть-то хочется каждый день. А теперь у него еще и кот Мухтар, и этот малыш. Здесь его оставлять нельзя, пацан в двух шагах от голодной смерти. А перед возвращением в свой мир надо будет только распустить байки о том, что он-де идет на… ну, скажем, на дракона. Во славу своей прекрасной дамы. И даме честь, и контракт будет расторгнут самым лучшим образом: “и пал влюбленный менестрель от лап ужасного дракона”. Еще и легенду сочинят – “о юноше бледном замолвите слово…”.

Но, однако, есть и еще кое-что.

– А что это даст вам? – поинтересовался он. – Ну будет у вас менестрель ваших цветов. Ну и что?

Леди Эспланида коротко глянула на него. Бог ты мой, какая тоска в ее взоре…

– Мальчик, – тихо сказала леди, – печально быть никому не нужной. Так будет хотя бы казаться… Другим, не мне. А может быть, иногда именно мне… Возможно, после этого хоть кто-то будет смотреть на меня по-другому. Не как на некрасивую, злую, но все же богатую наследницу, а… как просто на даму.

– Я могу делать это и просто так, – помолчав, сказал Серега. – Без всяких денег.

Леди Эспланида сдавленно хихикнула. Или всхлипнула?

– Не бывать тому! Сэр, носящий цвета мои… Недостойно будет меня, ежели он будет в чем-либо нуждаться.

Леди Эспланида пинком вышибла дверь и царственно промаршировала из каморки. Разговор был окончен.

В кухне Серегу ждал уже насытившийся и обряженный по-местному мальчишка. Леди Эспланида знала свое дело: одежда была впору, даже слегка на вырост, чистая, из хорошей ткани, выкрашенной в практичные темные тона.

– Кх-м… – откашлялся Серега, он чувствовал себя неловко под устремленным на него боязливо-молитвенным взглядом мальчишки, – а как тебя, собственно, зовут?

– Скотина, – прошептал ребёнок.

Серега онемел от удивления. Имя? Ну и имечко же… Или это у него… В мозгу неправильно перевелось. Все ж таки лингвисты из КПСС…

– Она так его называла, эта старуха, сэр. Только так и никак иначе, – авторитетно подтвердил неизвестно откуда вывернувшийся паж, один из тех двух.

– Понятно… – Серега задумался. Если он теперь благородный сэр менестрель, а это его слуга, имеет ли он право переименовать его? Впрочем, сейчас узнаем: – А могу я дать ему другое имя?

– Конечно, благородный сэр, – не раздумывая, подтвердил паж. – Вы можете называть его, как вам будет угодно, всяким именем, или же прозвищем, или же бранным словом, судить его, наказывать или миловать, распоряжаться его жизнью и имуществом, буде у него таковое. Вы, благородный сэр, – его хозяин. Вы во всем своем праве.

– Чудесно, – несколько напряженно сказал новоиспеченный хозяин. – Теперь ты будешь… Мишка! Михаил то есть.

– О! – восхитился паж. – Какое необычное имя! Несомненно, взяли вы его из легенд древности, сэр менестрель. Сколь глубоки познания ваши, благородный сэр! Все с нетерпением ждем мы ужина, когда сможете вы нас порадовать новым, доселе нам неизвестным сказанием.

Серега покивал, беря Мишку за руку, чтобы отвести ею в свою комнату. Малыш клевал носом. Слава богу, что Серега еще совсем недавно почитывал сборники сказок. Втихомолку от отца, предлагавшего для чтения подраставшему потомку сплошную классику – “Идиота” так или “Воскресение”. Не верится что-то, что местное общество способно посочувствовать судьбе Катюши Масловой или понять нравственные терзания Нехлюдова. Вот подвиги Ивана-дурака для них – самое то. Ну что ж, кто любит арбуз, а кто и свиной хрящик…

Сигнальный рог к ужину раздался уже после заката. Серегу, который сладко спал без задних ног, растормошил паж. Звали его Тем, о чем он уже успел шепнуть Сереге, присовокупив, что всегда готов сыграть с сэром менестрелем по маленькой в кости. Пока Серега, морщась, пытался сообразить, что это за игра – кости и на что она больше похожа – на шашки или на дворовую “фишку”, коей поголовно увлекались все малолетки их двора, паж шустро, почти насильно облачил Серегу в невесть откуда взятое местное одеяние. Похоже, леди Эспланида серьезно относилась к своим обещаниям. Все было новенькое, серо-стального цвета, и штаны, и камзол. Только нижняя рубаха была из ярко-синего полотна. Паж застегнул последнюю пуговицу на камзоле и, сложив на груди руки, встал в позу картинного любования. Серега, припомнив кое-что, шагнул к своей одежде, висящей на спинке стула. Игрушечный кинжальчик по-прежнему лежал в кармане, бархатисто-прохладный, щекочущий пальцы тонко прорисованной резьбой. Серега переложил его во внутренний карман камзола. Казалось, что с ним как-то спокойнее. Может, это что-то вроде амулета, приносящего удачу? Во всяком случае, так это или не так, Серега проверять не собирался.

Итак, вроде бы все. Он в полном сборе и готов к встрече со своей жаждущей сказок публикой. Сергей глянул на Мишку, мирно спящего на его постели, и решил его не будить. Покормить мальчишку можно будет и потом. К тому же он вроде как его слуга, а стало быть, за стол его все равно не пустят. Предрассудки благородного общества…

Внизу его ждала леди Клотильда. Рядом с ней стояли двое рыцарей, весело похохатывающих, но при этом еще и болезненно потирающих бока.

Судя по их взаимным шуточкам, троица проводила время от обеда до ужина на турнирном ристалище. Блистательная Клоти бока не потирала, стало быть, мускулистая красотка была, как всегда, на коне. На белом, как Чапаев. В переносном смысле, конечно. При виде Серега все трое затихли и обменялись странными взглядами.

– Сэр Сериога, – нарушила молчание Клотильда. – Да на тебе… На тебе ж цвета леди Эспи… то бишь леди Эспланиды!

Серега сделал непонимающее лицо, запахнулся плащом в живописной мушкетерской манере и прошествовал мимо, прилагая зверские усилия, чтобы не расхохотаться. Лицо леди Клотильды с выпученными глазами и отвисшей челюстью впечатлило бы кого угодно.

Ужин в точности походил на обед, разве что факелов на стенах было гораздо больше.

Мясо по-местному показалось ему уже вполне сносным. Или он успел проголодаться достаточно сильно для того, чтобы смириться со здешней кулинарией? Он ел, не обращая внимания на взгляды всех сидящих за столами, – его одеяние, похоже, произвело фурор. На леди Эспланиду, непринужденно сидящую поодаль в платье точно таких же, как на нем, серо-синих тонов, он даже не смотрел. В конце концов, об обмене влюбленными взглядами в их контракте ничего не говорилось. Впрочем, в этом, наверное, и не было нужды. Местному обществу должно было быть достаточно и полунамека, чтобы соединить их имена…

После ужина эти взрослые дети опять попросили сказку. Он выбрал Али-Бабу, отредактировав восточные колориты повествования до преувеличенно-готических. Али-Баба превратился в бедного рыцаря Албера, обладающего верной и заботливой супругой Мордантой. Разбойники, естественно, стали простолюдинами, злобными лентяями, которые сбежали в лес, чтобы вместо работы на своих лордов грабить и мучить проезжих купцов. Пещера была переквалифицирована в волшебный замок Сезам. Само собой, в конце повествования благородная супружеская чета перебралась на постоянное место жительства в доселе не принадлежащий им замок. И счастливо там зажила за счет припасенных разбойниками награбленных деньжат. Завершив историю столь приятным хеппи-эндом, Серега подивился царившей в зале тишине. И отловил несколько завистливых взглядов, брошенных на леди Эспланиду ее соседками. Леди Клотильда печально вздыхала, чисто по-бабьи подперев щеку рукой.

– Ах, сэр Сериога. Воистину любовь благородных супругов, чистых душой, это… э-э-э… Впрочем, что есть чистота тела перед душевной чистотой? Даже немытое, благородное тело духом своим сильнее всех козней холопских.

Сергей выдавил любезную улыбку. Женщина всегда или почти всегда права. Особенно если речь идет о чьем-либо теле. И о его оценке. К тому же, в том, что касается духа благородных тел, он с нею полностью был согласен. Дух в зале стоял такой, что куда там каким-то холопам…

Они возвращались после ужина в свои комнаты, расположенные в огромной квадратной башне. Во дворе было беспроглядно темно, лишь кое-где слабо сияли язычки факелов. Оглушительно и совсем по-земному пели сверчки, вкусно пахло влажной, в ночной росе, травой. Серега, несший миску с едой и кувшин с молоком для Мишки, ощутил вдруг толчок, затем чьи-то когти на своем плече. Чертыхнувшись и едва не выронив ношу, он скосил глаза. Мухтар. Гуляка деловито потерся головой о его ухо и по-хозяйски улегся эполетом на Серегином плече. Клотильда, хихикнув, сказала вполне серьезно:

– Сэр Сериога, а та дама, что преподнесла вам этого плиша… кстати, весьма дорогой подарок… она не будет в обиде на ваши симпатии к леди Эспланиде?

– Нет, – выдавил Серега. – Это был прощальный дар.

– О… а! Ну, это хорошо. То есть весьма печально, конечно. Соболезную. Что ж… Я тут хотела с вами поговорить, сэр Сериога. Дело весьма деликатное, тем более что оно касается представителя самого знатного на континенте рода. То бишь моего собственного. Речь идет о некоем соглашении, в некотором роде взаимной услуге, понимаете?

“Все, что угодно, – подумал Сергей, – только не проси меня носить твои цвета”.

– Я люблю милорда Жанивского, – на полном серьезе и абсолютно спокойно заявила вдруг бронированная блондинка и добавила с драматической ноткой в голосе: – Но он не обращает на меня никакого внимания!

Серега споткнулся и вновь чуть не выронил миску вместе с кувшином.

– То есть он, конечно, обращает на меня внимание, но как-то не так, – горько жаловалась Клоти. – Он отказывается от всего, что я ему предлагаю – дружеский поединок, турнир на звание лучшего выпивохи, бой на кулаках… Даже от игры в кости, хоть я ее и не люблю! Но он отказывается от всего. А ведь так прекрасно было бы побыть вместе! Уединиться на ристалище или под столом… А он говорит, что желает, дабы дама его сердца была более… более… культурной, вот это словечко! Мол, он хотел бы беседовать со мной об устройстве мира, о… черт, как это… о мироздании, вот! А я, к его скорби, на это не способна! Нет, ты представляешь?!

И леди Клотильда, завывающе вздохнув полной грудью, сокрушенно всплеснула руками.

– Увы, – односложно посочувствовал Серега, поудобнее перехватывая миску и кувшин перед подъемом по лестнице. Внутренность башни, где были расположены их комнаты, наличием осветительных приборов не страдала. Поэтому идти по лестнице приходилось на ощупь, ориентируясь в основном на незамолкающий голос леди Клотильды.

– И он заявляет, что вынужден носить цвета другой дамы! Ха, это даже не смешно, потому что он сам говорит, да и все это знают, что эту толстуху, дочь лорда Плантагенета и его наследницу, выбрали для него его родители! Да в ее роду насчитывается всего три поколения благородных предков! Всего-навсего! Да и благородными они стали лишь потому, что ее прапрадед сумел хитростью жениться на обнищавшей наследнице титула! Правда в том, что ее земли в длину насчитывают не менее трех сотен деров. И еще замок на три башни! Да мои благородные предки, из коих я лично могу перечислить все сто восемьдесят шесть поколений, такие замки называли фермами! И дарили их вассалам! Вот и додарились, собственно… О, сэр Сериога, ну как же я несчастна!

Серега поискал у себя в душе и не нашел в ней особого сочувствия к бедняжке леди Клоти. Все эти девичьи страсти по неразделенной любви… Взять эту леди Клотильду – своя в доску для местных, рубаха-парень одним словом, и так убиваться из-за того, что какой-то придурок, который даже выйти на поединок с ней побоялся, ее не любит! Дурость, одним словом. Вот леди Эспланиду он мог понять. Тяжело быть чужим среди своих. Но Клотильду-то никто не избегал, не обклеивал позорными кличками. На это никто и покуситься бы не посмел, учитывая ее крайнюю популярность среди местного воинского состава. И причины этой популярности… Так что в чем, собственно, дело? Не любит один, пусть полюбит другой! Тем более что боярыня лицом лепа…

Лично он именно так и подошел бы к этой проблеме.

Леди Клотильда, однако, думала по-другому.

– И вот я подумала и решила… Вы, сэр Сериога, кажетесь мне человеком сведущим в этом самом, как его… мироздании. Вот если бы вы сочли возможным поделиться со мной хотя бы крохами ваших знаний, я, со своей стороны… Нет, много я сделать не могу, замки дарить – это для нашего рода уже в прошлом, далеком прошлом… Поговорим откровенно, сэр Сериога. Вы менестрель и, прошу простить за откровенность, не производите впечатления человека, могущего открыто назвать имя своих благородных предков… или хотя бы имя отца. Не желая оскорбить вас, замечу также, что и оружия вы не имеете. Стало быть, ваш родитель не только не принял вас, но и даже не пожелал дать вам подобающее вашему происхождению воспитание. Сие не только прискорбно, но и весьма опасно. В стране, сэр Сериога, темные времена и очень страшные дороги. Когда я вспоминаю, как доверчиво вы стояли, ожидая моего приближения, там, на лесной дороге, без оружия и без всякой зашиты… У меня такое впечатление, что вас попросту взяли и вышвырнули из уединенного места, в коем, без сомнения, вы росли, не ведая ничего об окружающем нас жестоком мире… Вышвырнули, чтобы вы погибли. И вот мое предложение. Я не только буду сопровождать вас, но и научу многому. После того как мы расстанемся, вы даже станете опасны. Для плишей. Шучу! На самом деле, сэр Сериога, я постараюсь сделать из вас воина, полностью подготовленного для вступления в рыцарское звание. В мою личную подготовку в родовом замке Персивалей входило и искусство обучения новобранцев. Быстро и в любой обстановке… А взамен вы расскажете мне о… мироздании. Я… я внимательнейше буду вас слушать, сэр Сериога, и постараюсь усвоить каждую крупицу вашей мудрости. Клянусь, приложу все силы, чтобы научиться говорить так же интересно, как и вы, сэр Сериога. Ну как, по рукам? Что, сэр Сериога?

– А ниче, – философски сказал Серега. Разумеется, он согласен. А кто бы посмел отказаться? Покажите мне такого, и я, вернее, леди Клотильда, плюнет ему в лицо. – Безмерно польщен. Конечно, согласен.

– Ха! Я знала, что ты… вы меня поймете! – обрадовано рявкнула леди Клотильда и дружеским шлепком по плечу втолкнула Серегу в его комнату.

“Ха, – отметил он про себя, – я теперь не “ты”, я теперь более уважительное “вы”. Расту на глазах. Вы, сэр Сериога…” – Сергей хмыкнул и оглядел комнату.

Мишки на кровати не было. На столе оплывала свеча в серебряном подсвечнике. Из распахнутого окна на пустую кровать падала широкая полоса сияния от местной Луны, золотисто-зеленой, как кружок сыра рокфор. И везде, куда падал свет, было пусто.

Серега в панике грохнул миской и кувшином об стол, лихорадочно огляделся. Если старуха пробралась в комнату после его ухода… Черт, сейчас он бы сам, даже без помощи леди Клотильды и ее жеребца, обеспечил бы этой дряни пожизненную инвалидность!

Его уши уловили вдруг слабый, прерывистый вздох, и он резко повернулся на этот звук. Самый темный угол комнаты. Там кто-то был.

Мальчишка неподвижно сидел в углу, сжавшись в комочек, глядя на приближающегося Серегу огромными испуганными глазами. Зрачки напоминали два черных озера, в которых плавали язычки свечного пламени.

Серега присел рядом, и Мишка робко обхватил его руками. Он неловко приобнял его в ответ. Мухтар на его плече взмурлыкнул и перебрался на Мишкино плечико – знакомиться со своим новым приобретением.

Свеча догорала. Мишка сонно черпал ложкой еду из миски, Мухтар ожесточенно терзал цыплячье крылышко на полу. Сергей дремал, сидя за столом. В его недлинной жизни это явно был самый длинный день. И в прямом и в переносном смысле. И он наконец-то закончился.

Он не помнил, как перетащил на постель уснувшего прямо за столом Мишку и сам улегся рядом. Насытившийся Мухтар вспрыгнул на подушку и нахально свернулся клубком между плечом и шеей. Но Сереге было уже все равно. Он спал.