"Демидовы" - читать интересную книгу автора (Федоров Евгений)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Вверх по реке Нейве Демидов поставил вторую плотину; новые водяные машины приводили в движение обжимные молоты. Закончили каменные демидовские хоромы, тайные подвалы соединили трубами с прудом, и стоило открыть шлюзы, как прудовая вода устремлялась в них. К осени завод обнесли тыном, отстроили башни и у ворот приставили вооруженных сторожей.

За тыном кругом завода повалили вековой лес; теперь далеко видно было всякого, кто пробирался к заводу. По лесам хозяин расставил тайные заставы.

Кругом горы, дебри, леса — остался Демидов с глазу на глаз со своей совестью.

Наступила ранняя уральская зима. Облетел лист с задумчивого леса; от первых морозов покрылись льдом прозрачные горные озера.

По зимнему первопутку, по указу царя Петра Алексеевича, в Невьянск наехал думный дьяк Андрей Андреевич Виниус — знаток и любитель горного дела. Думный дьяк только миновал Казань, а уже демидовские дозорные дали знать о том хозяину. За сотню верст до Невьянска Демидов выслал дьяку крытый возок и дорожную волчью шубу.

«Край наш студеный, — велел передать заводчик царскому посланцу, — морозы трескучие».

На реках гудели льды, трещало сухое дерево от мороза; тощий и длинный дьяк обрадовался волчьей шубе. Встретили дьяка в Невьянске хлебосольно, без лишнего низкопоклонства. Виниусу по душе пришлась простота и суровость Демидовых. Умывшись с дальней дороги, отдохнув, Андрей Виниус обошел завод. Он, как и Никита Демидов, помалкивал. Сметив хорошее, дьяк одобрительно качал головой. Своим пытливым глазом он заметил, что заводы и горное дело попали в суровые, хозяйские руки. В молотном Виниус подпоясался фартуком, сам показывал, как надо ковать. Делал дьяк все неторопливо, вдумчиво, и то, что в нем не было пустой суеты и работал он без ругани, работным людям по сердцу пришлось.

Рабочие головами покачивали:

— Ишь, по царю и дьяк!

Андрей Виниус пожелал самолично слазить в шахту и узнать, как идет добыча руды. Никита Демидов долго уговаривал дьяка не лазить в преисподнюю, но Виниус остался непреклонен.

В горной избе Виниус поглядел на плети, покачал головой, сказал:

— О, это нужно в меру!

Чубатый Федька-стражник вытянулся перед дьяком по воинскому артикулу и гаркнул:

— Верно, по-хозяйски отпущаем, в полной мере!

Рожа у Федьки лоснилась: жилось стражнику сытно, вольготно. Виниус нахмурился:

— Ты пробовал ломать руду?

— На то у Никиты Демидыча кабальные есть, а наше дело оберегать добро его.

Стражник взял дьяка за локоть, но тот брезгливо отодвинулся, поморщился и быстро прошел в узкий проход. Впереди шел надсмотрщик с фонарем. Демидов поразился: Виниус бесстрашно и ловко полез в дудку…

Сенька увидел: по штольне мелькали и двигались огни.

«Уж не новых ли ведут?» — подумал он.

Перед тем в шахте произошел обвал; каменные глыбы покрыли пять горщиков.

В мутном свете перед Соколом появились сам хозяин Никита Демидов и высокий длинноносый дьяк. Сенька и кержак бросили работу.

Виниус присел на тачку; его умные глаза уставились в Сеньку:

— Ну, как тут работается?

— А ты спроси хозяина. Да и о чем говорить — сам видишь.

Из-за плеча Виниуса ухмылялось бородатое лицо Демидова:

— Аль худо?

Сенька стоял, высокий, смелый; не опустил глаз перед хозяином.

— Вот она, наша жизнь, — Сокол шевельнул кандалами, — солнышка нет, хлеба нет, радость забыли; тешит хозяин нас плетьми.

Виниус встал, взял Сеньку за плечо. Горщик внимательно смотрел на дьяка. Виниус изумился:

— Храбрый очень ты!

— Что верно, то верно, — поддакнул Никита. — Видать, не обломали ни тьма, ни кайло. — Демидов потемнел, насупился. Сенька догадался: будет порка.

Кержак грузно сидел на земле, с бородатого лица катился едкий пот. Он сумрачно поглядел на Демидова:

— Крысы одолели, хозяин. Кота бы сюда…

Демидов насупился:

— Может, и женку?

— Ты, Демидыч, не насмехайся. Я кузнец и вольный человек. В одной слободе с тобой жили. Пошто в железах держишь?

— У каждого человека своя стезя, — строго ответил Демидов. — Царю-государю надо руду искать. Так!

Дьяк залез в забой, оглядел породу, кайла и долго крутил головой. По штольне, как призраки, мелькали полуголые бородатые рудокопщики; поскрипывали тяжелые тачки…

Андрей Виниус пробыл под землей полдня, брал кайло из рабочих рук, разбивал камни и подолгу любовался поблескивающей в изломах рудой. Когда хозяин и дьяк поднялись наверх, синел зимний вечер.

Дьяк взял Демидова под руку и сказал:

— Ты, Демидыч, умный хозяин, послушай, что я посоветую. Конь тяжелый воз тянет, если его вовремя кормить и беречь. Ты рабочую силу оберегай. И плетей помене. Частая плеть озлобляет человека!

— Помилуй, Андрей Андреевич, — развел руками Демидов. — Где это видано, чтобы рабочего человека по голове гладили? Плеть — она, брат, человека в разум вгоняет. Самому мне портки не раз спущали, оттого кость окрепла.

Виниус сжал сухие губы и сказал строго:

— Царь бьет только за дело!..

В демидовских хоромах зажгли огни: хозяин и гость сидели в горнице с каменными сводами; двери и пол в горнице сделаны из крепкого, томленого дуба; темная мебель тяжела; огни скупы. Массивность вещей была под стать хозяину. У порога, положив пасть на вытянутые лапы, растянулся хозяйский волкодав и зорко следил за гостем. Крупными желтыми зубами Виниус зажал короткую трубку; синий табачный дым плавал по горнице.

На столе лежала привезенная думным дьяком царская грамота. В ней царь Алексеевич подтверждал туляку отдачу заводов, а при них — лесов, земель с рудами и живностью. Зато поторапливал царь с исправной и дешевой поставкой в казну воинских припасов. Разрешалось Демидову наказывать нерадивых заводских людей, однако государь остерегал Демидова, чтобы тот не увлекался этим и не вызвал правого ропота.

По высокому лбу Никиты пошли складки:

— Так, верно царь-государь пишет. Жилы полопаются, а сполню царское повеление. А только разойтись душа просит, а разойтись не дают.

Думный дьяк выпустил клуб табачного дыма:

— Простор здесь необъятный.

Демидов блеснул синеватыми белками:

— Простору для умножения заводов хватит, да вот рабочих людишек недостача.

— Ты прикупай да вольных нанимай. — Виниус покосился на хозяина; глаза Никиты горели жадностью. Пес потянулся, зевнул.

Никита в скрипучих козловых сапогах прошелся по горнице. Подковы гулко стучали по дубовому полу. На стенах колебались тени от могучей фигуры Демидова.

— Это не выход, Андрей Андреевич, — рассудительно сказал Никита: — Я человек слабосильный деньгой, да и хозяйство только-только лажу. Когда мужик новый дом ладит — пуп надрывает. Так! А вот я мыслю такое…

Виниус насторожился, вынул изо рта трубку. Сухое, нервное лицо его выражало внимание. Демидов слова клал, как топором рубил:

— Однако в горном деле без оглядки надо идти. Горами ворочать — надо силу иметь…

— Верно, — согласился дьяк.

— Мыслю я, — Никита стоял посреди горницы, грузный, высокий, поблескивал глазами, — кругом мужицкие волости да сельца монастырские, крестьян тут немало, если заставить их робить — поднимут горы…

Виниус отложил трубку; из нее посыпался пепел.

— Это значит, в крепостных их обратить…

— Зачем? Ни-ни. — Никита покрутил плешивым черепом, темные глаза сузились. Он тихо подошел к думному дьяку, наклонился:

— Поразмысли, Андрей Андреевич, как то можно. Крестьяне в государеву казну несут подати? Так! А теперь, ежели я, скажем, Демидов, сразу внесу за них подати в казну: казне выгода от этого? Выгода! А внесу я всю подать за них, положим, не деньгами, а железом да воинскими припасами по дешевой цене. Выгодно ли и это казне? Опять выгодно! Так!

Серые глаза Виниуса не моргали, Демидов вздохнул, отошел от стола:

— А теперь со мной расчет короток, прост. За то, что подать внес, приписные мужички пусть на моих заводах отробят ее. Та-к! Вот и весь сказ.

Виниус всплеснул руками.

— Никита, голова разумная, дай поцелую. — Думный дьяк обнял Демидова и поцеловал в макушку голого черепа. — Надо подумать, надо подумать…

— А ты подумай, подумай, Андрей Андреевич. Одначе на пустое брюхо худо думать, пора и подзаправить его. Эй! — По хоромам покатился зычный окрик Никиты; волкодав поднял морду.

В дверях появилась разбитная молодка.

— Марина, нам ужин, вино да перину дьяку спроворь. Живо!

— Враз будет, хозяин…

Хозяин и гость после хлопотливого дня ели с аппетитом курники, свинину, лапшу, пироги. Дьяк запивал еду крепким вином, но не хмелел. Никита зелье обходил, но ел хорошо: лицо вспотело. Кости Демидов бросал псу; тот с хрустом крушил их.

На дворе потрескивал мороз; окна заволокло затейливыми узорами, а стряпуха топала по холодному дубовому полу босая; мелькали ее крепкие красные пятки.

На дворе сторож отбил полночь в чугунное било. Хозяйский волкодав улегся в углу, повизгивал в собачьем сне.

Гость поднялся из-за стола, собрался спать. Никита бережно взял дьяка под руку:

— Ты, Андрей Андреевич, подумай над моим делом… Так… Эй, бабы-чернушки…

В горницу вбежали две девки. Демидов мигнул на Виниуса:

— Отвести на покой!

Девки отвели думного дьяка в спальную, проворно разоблачили его и уложили в нагретую перину; огни погасили и скрылись.

В горнице наступила тишина; в узкой оконной прорези в холодном синем небе сверкали крупные звезды.

Думный дьяк Виниус прожил в Невьянском заводе несколько недель, изучил работу домен, ознакомился с рудами; все виденное и узнанное дьяк обстоятельно записывал в тетрадь. Вечером в сумрачной горнице они с хозяином по-деловому коротали время. Крепкий хваткой, рассудительный Никита обворожил гостя; Виниус по-дружески похлопал хозяина по плечу:

— Ох, Никита, умная ты голова, а рука тяжкая!

— Верно, тяжкая, — согласился Демидов, — касаемо головы да рук — царю да тебе, дьяк, с вышки виднее.

В полночь проворные девки волокли дьяка на покой. Дьяк пытался в потемочках поймать лукавых, но девки, как дым, таяли: берегли себя…

За день до отъезда в Москву Никита Демидов провел дьяка в каменную кладовушку. Виниус ахнул: на столе и на скамейках лежали соболиные меха. Мягкая, приятная рухлядь скользила меж пальцев; Виниус не мог оторвать глаз от богатства. Демидов весело подмигнул дьяку:

— Эту рухлядишку, Андрей Андреевич, для тебя припас, за нашу дружбу. Ноне в коробья покладем да в дорогу…

— Ой, Никита, как же ты! — В дьяковых глазах светился жадный огонек.

— А так… Попомни, дьяк, да подумай в дороге. — Никита рукой гладил мех, из-под ладони сыпались веселые голубоватые искорки. У дьяка от этих искорок разгорелось сердце.

— Вспомню и царю расскажу! — пообещал он.

Утром дьяка усадили в возок, укрыли его медвежьей полстью. На госте добрая дареная шуба. Впрягли в возок серых резвых коней. За возком шел обоз с мехами, подарками и образцами уральских руд…

Под санками поскрипывал морозный снег, на дорогах кружила метель. В шубе дьяку было тепло, не страшно, охватывала дрема; он мысленно бережно гладил дареную соболиную рухлядь…

Демидовские вершники провожали думного дьяка Виниуса до самой Москвы.