"Майло Тэлон" - читать интересную книгу автора (Ламур Луис)

Глава 11

Встав пораньше утром, сунул в карман записную книжку, чтобы пролистать ее позже, спустился на первый этаж, остановился у стойки портье и забрал письма — ответы на некоторые мои запросы, — но читать не стал, а положил их вместе с записной книжкой.

Вспомнив про занавеску в окне дома напротив ресторана, я вывел коня из конюшни через задние ворота, объехал вокруг корраля и оказался у черного входа в ресторан Мэгги, где и привязал коня.

Когда я вошел на кухню, Герман обернулся:

— Ты сегодня поздновато. Она волнуется.

Джон Топп уже сидел за столиком. Он посмотрел на меня и перевел взгляд на дверь из кухни. На языке у меня вертелась реплика про занавесочку, но я удержался, решив, что не стоит раньше времени привлекать внимание. Молли принесла кофе, как только я сел.

— Вы задержались сегодня, — грустно сказала она.

— Готовил коня к дороге, — ответил я. — Хочу проехаться. Надо уехать из города, подышать свежим воздухом.

Она засмеялась:

— Из нашего города можно выбраться в любую сторону пешком не больше чем за минуту.

— Для меня и он огромный городище. — Моя шутка отчасти предназначалась Джону Топпу. — Самый большой мегаполис, который я видел до двадцати лет, состоял из трех вигвамов и chosa.

— Что такое chosa?

— Землянка. Меня затащили туда на аркане. Я никогда в жизни не видел столько людей одновременно. Подумать только, там, наверное, было человек шесть или семь! — Молли подлила мне кофе. — Это случилось в год большой засухи, — продолжал я. — Мы, ребятишки, не могли дождаться воскресенья.

— Пойти в церковь?

— Сделать глоток воды. Каждое воскресенье Ма давала нам попить. Остальное время мы сосали камушки. Поэтому-то в нашем краю вся земля усеяна маленькими камушками — когда-то они были большими, но мы, ребятишки, высосали их досуха. Русла высохших рек определяли по облаку пыли.

— Почему пыли?

— В поисках воды рыба шла вверх по реке. Она поднимала тучи пыли. Некоторые бедняги так отвыкли от влаги, что сразу утонули, когда начались первые дожди. Мы бегали по берегу и подбирали их целыми дюжинами.

— Пейте кофе, — остановила поток моих воспоминаний Молли.

Меня не покидало чувство, что рано или поздно мне придется сцепиться с Джоном Топпом. Я не искал неприятностей, но в его присутствии испытывал какую-то неуверенность. Он подавлял людей одним своим присутствием. А Джефферсон Хенри держал этого удава, чтобы тихо улаживать все возникающие проблемы. Если дело пойдет тем же ходом, что к раньше, у нас будет повод для столкновения. И все же мне не хотелось, чтобы его пристрелили, прежде чем у нас появится возможность помериться силами.

Вся беда заключалась в том, что я впервые в жизни почувствовал неуверенность. Мне приходилось довольно часто выяснять отношения с помощью кулаков или револьверов, и я считал, что в драке меня так просто не возьмешь. Однако Джон Топп невольно внушал страх. Его огромные, бугрящиеся налитыми мышцами руки и плечи производили впечатление. Несмотря на массивность, он двигался с грацией и быстротой кошки. Поэтому мне и не хотелось, чтобы его угробили, пока я не примерю свой кулак к его квадратному подбородку.

Может, Бегготт охотится за мной, а может, и за ним. Однако хуже всего, что с таким же успехом он выберет момент и выстрелит в Молли, которая знала больше, чем рассказала. А ее осведомленность явно кому-то не давала спать спокойно. И посему я решил поговорить с ним.

— Молли? Мистер Бегготт заходил сегодня?

Краем глаза я заметил, что Топп поднял голову, а его вилка застыла на полпути ко рту.

— Да, пару раз. Кажется, он делает большие покупки в магазине. Иногда я его вижу на улице с мешком в руке.

— Интересно, — заметил я. — А не он ли живет в комнате на втором этаже дома, что стоит напротив? Кто-то ее снимает, а Бегготт в отеле не останавливался.

Молли принесла мне завтрак. Больше мы не разговаривали. Топп слышал нашу беседу, слышали и все те, кто сидел в ресторане, а таких уже набралось с полдюжины. Позавтракав, я выскользнул в заднюю дверь, быстро огляделся и вскочил в седло.

Сначала поехал на запад, к водонапорной башне. И ничего интересного не обнаружил, кроме самой башни — прохладное, затененное место, где все время капала вода, — и подъездных путей, где недавно стоял персональный вагон. Я поискал вокруг, но ничего не нашел — только старые отпечатки копыт лошадей да коров.

Железная дорога в этом месте пересекала реку. Я развернулся к ним спиной и направился в сторону Хукер-Хилс, откуда тропа вдоль Уэрфано-Ривер вела к горам. Мне предстояла длинная дорога, но я рассчитывал остановиться в лагере Пабло на ночь или по крайней мере на ужин.

Несколько дней назад холмы были еще коричневыми и желтыми, но дожди окрасили их в зеленый цвет. С близкого расстояния редкая маленькая травка казалась еле заметной, но издалека холмы выглядели прекрасно. Там и тут выступали отложения песчаника, иногда сланцевой глины. Я отпустил поводья, разрешив коню самому выбирать дорогу на запад, и присматривался к местности, часто проверяя, не следует ли кто за мной.

Моя работа заключалась в том, чтобы найти Нэнси Хенри, или Альбро, как она может теперь себя называть. Что случится потом, зависело от нее, от того, какой она стала, чего хотела. Было очевидно, что она скрывалась, во всяком случае, не хотела, чтобы ее нашли.

Тогда мне пришла в голову мысль, что Энн скорее всего знает ее. Или я убеждал себя в этом, чтобы оправдать свой визит к ней? Когда мужчина чего-нибудь тайно хочет, он готов придумать самые разные веские доводы, доказывая, почему это ему крайне необходимо и важно.

Я повстречался с Энн несколько лет назад, когда ее родители разбили лагерь на нашей земле, чтобы дать отдохнуть скоту. Семья направлялась на Юг в поисках свободной земли. Их было четверо: взрослые, мужчина и женщина, маленький мальчик и Энн, тихая, скромная и очень хорошенькая. Их фургон тащила упряжка из шести мулов, и мужчина здорово с ними управлялся.

Энн не вмешивалась ни в какие хозяйственные дела, и я редко ее видел. Слишком, черт побери, редко, если бы спросили моего мнения. Она была хорошенькой, а я молодым, как и теперь. Иногда мы сидели и разговаривали. Она обожала читать и, казалось, имела все мыслимые таланты. Но больше всего меня поразила ее любовь к дикой природе.

Глава семейства намеревался дать отдых животным два или три дня. Но прошла неделя, потом десять дней и только тогда они уехали на Юг, а я потерял голову, бесцельно слонялся по дому, забросил все свои обязанности. Это продолжалось, пока Ма не сказала, что если я ничего не собираюсь делать дома, то могу взять хорошего коня и поехать повидать ее. Потом сухо добавила: «Не забудь вернуться обратно!»

Вы не поверите, но я не нашел их! Я следопыт лучше многих, но я их не догнал. Куда-то, наверное, свернули.

Позже слышал, что они обосновались в долине, где однажды прятались мексиканские бандиты. Там протекал хороший ручей, по берегам которого тянулись прекрасные пастбища с сочной травой. Об этом рассказал какой-то бродяга ковбой, видевший их у нас, но к тому времени уже минули месяцы, я я не знал, там ли они еще.

Место, где они предположительно остановились, входило в зону моего обследования. К тому же они могли что-то знать. Если, конечно, они все еще там. Ма окрестила их «бегунками» — такие прозвища давали людям, которые нигде не оседали, которым нигде по-настоящему не нравилось. Этих никчемных бродяг называли еще «перекати-поле» или «сыромятная утварь». Бедняги гнали обычно тощий скот, тащили с собой жалкий скарб, перетянутый сыромятной кожей. родители Энн казались побогаче, но они не походили на настоящих переселенцев. Ма показала им прекрасный земельный участок с ручьем и другими достоинствами, но они лишь пожали плечами и двинулись дальше.

Раздумывая об Энн, я неожиданно для себя оказался у лагеря Пабло. Только теперь никакого лагеря не было. Он исчез.

Вернее, исчезли лошади и Пабло. Полуобгорелый фургон лежал на боку.

Мое сердце екнуло. Пабло стал мне другом, и если погиб, то только из-за меня. Я медленно приступил к поиску следов.

Несколько всадников подъехали с северо-востока, их лошади шли шагом, пока до лагеря не осталось ярдов сто. Это, должно быть, случилось ночью — темнота прикрывала их. А затем они напали. В перевернутом фургоне — несколько дыр от пуль, земля взрыхлена копытами, костер раскидан.

Голландская печка валялась на боку, кофейник перевернут, крышка его — в стороне, кастрюля сильно покорежена, наверное копытом. Затем в нее кто-то выстрелил.

На колесе фургона темнело красное пятно — кровь.

Тел не оказалось. Как ни искал, я не смог найти следов Пабло.

Сколько было нападавших? По крайней мере семь или восемь, они подъехали очень близко, не разбудив вакеро. Иначе бы им не удалось подобраться почти вплотную.

Тщательно обыскав округу, я обнаружил место, где раненый упал. Там остались пятна крови и следы рук, которые, видно от боли, впивались в землю. Меня озадачило одно: всадники, уезжая, рассыпались, оставив не одну цепочку следов, а много.

Так делали апачи, но на лагерь напали белые: все их лошади оказались подкованы, мне попалось несколько отпечатков сапог там, где бандиты спешились и искали добычу.

Мой план скоротать ночь с Пабло рухнул. Становилось все темней, а мне предстояло еще подыскать место для «холодной» ночевки. Что случилось, то уже случилось. Слишком поздно сейчас что-либо предпринимать.

Забравшись в седло, я кинул последний взгляд на разгромленный лагерь и направился на запад. Если не ошибался, то находился не больше чем в пяти милях от рукава Спринг-Бренч реки Сент-Чарльз. Однажды, давно, мне приходилось разбивать там лагерь.

Конь устал и понуро брел вперед. Таким темпом мы доберемся до реки не раньше чем через час, скорее даже часа через полтора. Солнце садилось за Вет-Маунтин и Сангре-де-Кристо, и мне следовало поторопиться.

Возле берега, где я выбрал себе стоянку, Спринг-Бренч несся с огромной скоростью. Ярдах в пятидесяти от рукава я нашел ровное место среди кедров и сосен. Мне очень хотелось выпить кофе, но, положившись на Пабло, я не захватил с собой кофейник. Меня окружала густая роща, состоящая из деревьев, ветви которых росли чуть ли не от самой земли. Сквозь них меня никто не мог увидеть со стороны.

Стреножив коня на полянке с никудышной травой, я устроился на ночь. Оттуда, где я лежал, хорошо просматривалась тропа, идущая вдоль Сент-Чарльз-Ривер. С рассветом никто бы не мог проехать по ней незаметно. Тропа поворачивала за Хогбек и шла к Тертл-Баттс. Долина, которую я искал, лежала за Тертл-Баттс.

Энн с родителями могла, конечно, уехать, но если она там, я получу хороший обед, а также возможность полежать и подумать.

Но я не мог бросить на произвол судьбы Пабло. Где он, жив ли, мертв? А вдруг лежит где-то серьезно раненный. Вопросы не давали мне долго заснуть. Нет, как ни хотелось мне увидеть Энн, придется возвращаться. Приняв решение, я, даже голодный, спал хорошо и проснулся бодрый холодным серым утром.

Страдая, что остаюсь без завтрака, я скатал одеяла и пристегнул их за седлом. Коню, как и мне, тоже, казалось, не терпится двинуться в путь, и мы повернули обратно — туда, откуда пришли, но взяв уже совсем другой маршрут. Я выбирал дорогу повыше и старался ехать под прикрытием деревьев. Если кто-то и следил за мной, облегчать ему жизнь я не собирался.

Когда до лагеря Пабло оставалось около мили, вынул винчестер. Конь ходил подо мной слишком долго, чтобы не догадаться, что это означало; словно читая мои мысли, он начал ступать осторожно и мягко. Знал, видно, бродяга, если из чехла вынимают винчестер, жди неприятностей, но он был старым боевым конем, который любил запах пороха.

Натянув поводья, я выглянул из-под прикрытия деревьев и осмотрелся. Лагерь передо мной лежал как на ладони, хотя до него оставалось еще довольно далеко, но я находился на возвышенности.

И ничего. Совсем ничего. Однако вместо того чтобы припустить туда коня, я затаился и тихо сидел, наблюдая за склоном.

Кто же еще, кроме меня, сейчас занимается тем же? Мои глаза медленно искали самое удобное место для секретки. Я бы занял пост на той же высоте или даже чуть повыше.

Но меня беспокоил Пабло. Что с ним стало? Его лошадей разогнали или украли, во всяком случае, поблизости я не видел ни одной. Что бы я сделал на его месте, если бы на меня напали врасплох? С другой стороны, если бы опасался нападения, как бы я приготовился к нему? Пабло — не новичок в таких делах, он ожидал неприятностей и наверняка имел какой-то план отступления, возможно, приготовил и укромное местечко поблизости, куда мог незаметно добраться и где его трудно отыскать.

Почему на Пабло напали? Считали, что слишком много знает? Или потому, что был моим другом?

Осматривая расстилающуюся передо мной прерию, я искал путь к лагерю. Небольшая ложбинка между низкими холмами позволяла спрятаться ползущему человеку и вела к высохшему руслу ручья. А по руслу… Стоит попробовать.

Небо было голубым и широким. Облака уплыли, и день стал светлым и ясным. Ведя коня вдоль склона холма, я искал следы, но не нашел ни единого, пока не добрался до места, где когда-то ручей стекал с холмов на равнину. Дважды в течение нескольких минут я наткнулся на пятна крови на камнях. Судя по ним, человека тащили либо он полз сам.

Повернув, я начал пробираться по высохшему руслу, пытаясь найти укрытие, которое выбрал бы Пабло, если спасался он. По мягкому песку мы двигались бесшумно, но вдруг конь насторожился, и я почувствовал, как напряглись его мускулы. Впереди, перекрывая русло, которое теперь шло между двумя низкими стенами песчаника, лежало несколько бревен и вывороченных кустов.

Несмотря на настойчивые понукания, жеребец отказывался идти дальше. Неожиданно мои руки сами натянули поводья. На выступе песчаника, едва различимая, сливаясь окрасом с камнем, лежала пума, или, как ее у нас называют, горный лев. Зверь был огромен.