"Галлоуэй, мой брат" - читать интересную книгу автора (Ламур Луис)

Глава 12

Никакого толку мне не было торчать там на следующее утро, но я никогда так долго не седлал коня. И чтобы съесть завтрак. Я все надеялся, что Мег покажется на глаза, но она так и не вышла. Покрутился я еще немного, вскочил в седло и выехал на дорогу.

Отъехал я уже, наверное, на добрую милю, поднялся довольно высоко по склону и снова оглянулся назад — как раз вовремя, чтобы разглядеть маленькую фигурку, которая выбежала из хозяйского дома и остановилась во дворе; я поднял руку и помахал, но она, конечно, не могла меня разглядеть на таком расстоянии, да еще на фоне горы.

Мне пришлось ехать два дня, пока я наконец не встретил гурт. Пыль от него я заметил задолго до того, как приблизился, и когда оставалось уже совсем недалеко, свернул в сторону, чтобы не спугнуть стадо, а то оно шарахнулось бы с дороги. Не знаю, кто там ехал гуртоводом, но он куда-то девался — ну, старому пестрому быку-вожаку помощников не требовалось.

Когда половина стада прошла мимо меня, я увидел Пармали Сакетта, выряженного этаким франтом. Он остановил лошадь и протянул мне руку; франт не франт, но руку он жал как следует. Похоже, про этих равнинных Сакеттов много чего хорошего можно было сказать, даже не касаясь их богатства — а они все были народ состоятельный. Тут появился Ник Шэдоу — он ехал в хвосте стада, подчищал отстающих — и заявил, что рад меня видеть. Перегон был нелегкий.

— Вы уже добрались до хороших пастбищ, — сказал я, — но они не идут ни в какое сравнение с теми, что лежат впереди, вдоль Ла-Платы.

— Нам понадобятся работники, — сказал Пармали. — Большинство из тех, что с нами сейчас, нанялись только на перегон.

— Ты ничего не имеешь против индейцев?

— Нет, а что?

— Да я тут нанял только что целую компанию. Крепкий старый воин и несколько его спутников. Он пришел ко мне за советом и в поисках места, где можно было бы осесть.

— И вы их наняли, — сказал Шэдоу. — Правильно сделано, молодец!

Тут он присмотрелся к моему лицу, с которого еще не сошли ссадины.

— Да у вас, похоже, какие-то неприятности были?

— Возникло тут затруднение с Кудряшом Данном. Я для этого еще был не в форме, но все-таки всыпал ему. А два дня назад пришлось потягаться с его кузеном Джоубом. Я его поцарапал пулей, но это не значит, что с ними можно не считаться… старый Бак Данн — человек серьезный.

— Старый?

— Да знаете, лучше б он и вправду был старый. Не такой уж он старый. Лет сорок, может, но весит, должно быть, все двести пятьдесят фунтов, и, думаю, жиру там не наберется и одного фунта.

Мы ехали вместе, втроем, толковали про дела, вспоминал и другие дни, другие стада, другие перегоны. Время от времени я заглядывал к себе в память и находил там образ Мег… и каждый раз сознавал, что я дурак распоследний.

Она же точно такая, как все девчонки ее возраста, которые любят пофлиртовать, мечтают про любовь и все такое прочее. Кудряш уже протоптал туда тропиночку, и мне это было хорошо известно, но разве ж такое мешает человеку помечтать? Тем более что девчонки, о которых стоит мечтать, в здешних краях попадаются редко.

Во время этого перегона я узнал, что Шэдоу — один из лучших мастеров в работе с веревкой, каких мне встречать приходилось. Он пользовался веревкой из сыромятных ремней, «ла реата», как мексиканцы говорят, а уж американцы сократили это название до «лариэт». Он научился этому искусству у калифорнийцев и работал с веревкой длиной шестьдесят футов. Он буквально умел заставить ее стоять торчком и показывать всякие фокусы. Но он никогда не натягивал ее слишком туго. Если натягиваешь сыромятную веревку слишком туго, жди неприятностей. Когда крупный бычок, весом фунтов так на тысячу, дергает за конец такой веревки, где-нибудь должно оборваться. Пеньковая веревка лучше выдерживает рывок, но Нику Шэдоу больше нравилась ременная, он ей не изменял, и я не встречал человека, который лучше сумел бы заарканить скотинку.

Со скотом он работал по высшему классу и никогда не увиливал от работы, честно выполнял свою долю общего труда. Они пригнали стадо в тыщу восемьсот голов разной породы; были там техасские длиннорогие — лонгхорны, звери крупные, длинноногие, которые могут загнать до упаду животину любой другой коровьей породы, да и большинство лошадей.

Они гнали стадо не спеша, бережно, и коровы, похоже, не сильно спали с тела на перегоне.

Кроме Пармали и Шэдоу там было всего четыре ковбоя и повар — явно недостаточно, даже после того, как стадо обломалось, пообвыкло и стянулось в перегон. Семь человек — этого хватает, пока все в порядке и не случается никаких неприятностей. Теперь, когда я появился, нас стало восемь, а тут один лишний человек очень много значит.

— Я что-то не соображу, — говорил я этим вечером у костра. — Бак Данн твердил всем и каждому, что вышвырнет нас вон. Хвастался он много, пора бы уже перейти к делу, — так почему же он ничего не предпринимает?

— Может, он ждал, пока Галлоуэй останется один, — предположил Пармали.

— Ему нужен скот, — сказал Шэдоу. — Что он выиграет, если прогонит нас? Ну, удержит эти земли за собой, но ему этого мало. А вот если выпереть нас после того, как мы, пригнали свой скот, и он разбредется по окрестностям, то потом, выждав для приличия какое-то время, он начнет шлепать свое клеймо на каждую корову. И кто ему помешает?

— Если дело так обстоит, — протянул Пармали, — так он устроит стампиду и распугает наше стадо, как только мы окажемся поблизости от его пастбищ… а то и раньше.

Наступило утро, ясное и чистое, и гурт хорошо снялся с места. Может, скот учуял свежую воду, может, траву, но шли коровы охотно. К востоку от нас возвышалась стеной Меса-Верде, к западу — Юта-Парк, и скоро надо было понемногу забирать на восток, чтобы не пропустить тропу, ведущую к нашему ранчо.

Неожиданно ко мне подъехал один из ковбоев.

— Сакетт, — сказал он, — за, нами наблюдают. — И показал на дальний гребень. — Индейцы!

И точно, несколько индейцев следили за нами с гребня, и пока стадо тянулось мимо, они двигались вровень, следя за каждым нашим шагом.

Хозяйский дом на ранчо Даннов был бревенчатый, длинный и низкий. Впритык к нему под прямым углом стоял спальный барак для ковбоев, где имелось коек на два десятка человек, а в тридцати ярдах, образуя третью сторону незамкнутого квадрата находился, амбар или сарай, тоже бревенчатый и с низкой крышей. Четвертой стороной квадрата служил корраль.

В доме сидел за столом Бак Данн. Крупный человек с бугристыми мускулами, он сгорбился над столом, на котором стоял кофейник с черным кофе и кувшин виски, и смотрел на Кудряша прищуренными глазами.

— Слушай меня, и слушай как следует, черт побери, — сказал он и обвел глазами комнату, — и вы все слушайте, это ко всем относится. Я видел, как меняются страны. Я не такой молокосос, как вы, и я видел, как они растут. Так вот, когда это происходит, у власти оказываются те, кто владеет землей, они всем и заправляют. А тех, у кого ничего нет, выпихивают взашей. В здешних местах как раз к тому и идет. Нам нужно крепко вцепиться в добрый кусок этого края и удержать его в руках. Хватит нам кочевать. Вот тут будет наше место.

Сакетты гонят сюда стадо. Вот и отлично, скот нам пригодится. Их двое, и с ними еще этот Ник Шэдоу. Мне удалось узнать, что ковбои, которые идут со стадом, здесь не останутся. Да и в любом случае, их всего четверо.

Мы ударим по этому стаду ночью, рассеем его к черту по всей округе, разгоним по каньонам, а Сакеттов и Шэдоу уберем. Если кто-нибудь из них свалится с обрыва или попадает под копыта во время стампиды, просто бросим, пусть себе валяются. Нужно, чтобы все выглядело понатуральнее… хотя вряд ли кто начнет совать нос в это дело.

Кудряш, ты уже довольно долго распускаешь хвост перед этой девчонкой Росситера. Женись на ней, с благословения старика Росситера или без него. Вцепись в нее покрепче, потом станешь пай-мальчиком, переберешься туда и будешь работать на ее папашу и работать до седьмого пота. Я хочу, чтоб Росситер хвастался людям, какого золотого зятя он оторвал. А потом, когда с Росситером что-нибудь случится, никому и в голову не придет, что мы к этому имеем отношение…

Дальше мне надо, чтобы каждый из вас оформил заявку на землю — на пастбища или там на горные разработки, все равно, лишь бы забить права на нее.

Мы с вами довольно долго бродяжничали по стране и видели, что к востоку отсюда земля практически вся уже занята, и мы тоже должны заполучить свое, пока есть возможность. Эта местность замкнута со всех сторон, и, если действовать правильно, она вся будет наша, и рано или поздно мы сможем выжить отсюда любого, кто попробует сунуться.

Олли Хаммер свернул сигарету, лизнул край бумаги языком и аккуратно заклеил.

— Слышишь, Бак, а тебе не кажется, что ты хочешь отхватить кусок не по зубам? Эти Сакетты — народ известный, крепкие, опасные ребята…

— Мы тоже народ известный. Только мы и покрепче, и похитрее. Я вызвал сюда Верна, и он, когда приедет, отправится в горы и подчистит, что после нас останется. А насчет стампиды мы объявим, что это юты устроили.

Он допил свое виски и снова наполнил стакан до половины, потом отхлебнул черного кофе.

— Мы проворачивали такие штуки и раньше, и каждый знает, что надо делать. Но теперь я требую, чтобы ни один из вас не попался никому на глаза. Вбейте это в свои тупые головы. Мы больше не бродяги, не преступники, так что если приезжаете в Шалако или в какой другой город, извольте вести себя как джентльмены. А если вам виски ударяет в голову, так не пейте. И еще… — Бак Данн ткнул перед собой негнущимся средним пальцем. — Некоторые люди станут на нас жаловаться… пускай. Если мы будем работать с умом, то в конце концов на нашей стороне окажется много народу.

Теперь дальше… Они никак не смогут держать на ночном объезде стада больше трех человек, а втроем ни за что не остановить стадо чуть не в две тыщи голов. Если нам удастся направить стампиду так, чтобы стадо пронеслось прямо через их лагерь, тем лучше… мы сможем убрать Сакеттов вроде как между делом.

Но помните: я не хочу, чтобы кого-нибудь из вас увидали! А ты, Кудряш, как только все будет кончено, скачи сюда сломя голову, как черт от архангела, хватай свежую лошадь и отправляйся к Росситеру на ранчо. Скажешь им, что твоя лошадь шарахалась в испуге пару раз, и ты опасаешься, не шастают ли поблизости индейцы. Росситер, наверное, поднимется с постели, а ты предложи свою помощь и винтовку.

И последнее, Кудряш: если там появится один из этих Сакеттов, держись дружелюбно. Разбейся в лепешку, но держись приветливо. И веди себя как джентльмен, слышишь?!

Когда все разошлись, Бак Данн допил свой стакан, выпил залпом еще одну кружку черного кофе, потом растянулся на кровати. Он не беспокоился. Вот уже десяток лет его команда разгоняла и воровала стада на территории семи штатов, и ни разу никого из них на этом не поймали. Конечно, есть множество мест, куда им теперь путь заказан, но им и самим бы в голову не пришло туда возвращаться.

Здешние края ему нравились, и он хотел здесь остановиться и осесть. Он хихикнул себе в бороду. В старые времена не один скотовод приворовывал скот помаленьку, а после уж строил из себя этакого добропорядочного, ну, он тоже так может и будет жить себе припеваючи и посмеиваться, вспоминая, как всех оставил в дураках.

Вот только Кудряш беспокоил его. Росситер человек неглупый, его так просто вокруг пальца не обведешь, так что, как только Кудряш женится на его девчонке, придется заняться Джоном Росситером. В этих суровых краях с полудикими лошадьми и быками, с опасными тропами и суровыми зимами куча народу пропадает без вести….

Он устал гонять с места на место, а лучше здешних краев он нигде не находил. Вот здесь он и останется.

Сакетты гнали свое стадо на север, а потом повернули к востоку.

Данны в горах, выпустив лошадей на травку, играли в карты, отсыпались или болтали обо всем понемногу — ждали.

Галлоуэй Сакетт седлал лошадь, чтобы ехать в Шалако. Вместе с гуртом прибудут работники, которых надо кормить, так что понадобится больше припасов.

Дальше к востоку, на почтовой станции неподалеку от Пагос-Спрингс, высокий плечистый человек на гнедой лошади подъехал к коновязи и слез с седла. Конюх, державший наготове упряжку для приближающегося дилижанса, глянул на лошадь.

— Великолепное животное, только вы его загнали.

— Пришлось поторапливаться. — У высокого человека была густая копна волос, выбивающихся из-под шляпы с плоскими полями и дыркой от пули, револьвер он носил низко, кобура внизу была привязана к ноге.

— Не найдется ли в вашей конюшне лошади в обмен на эту? Конечно, мне нужна лошадь не хуже, чем я предлагаю.

— Единственная подходящая — это рыже-чалая, вон там в стойле стоит. Только я не знаю, захочет ли ее хозяин меняться. Но, может быть, согласится продать. Он играет в покер, и почва быстро уходит у него из-под ног…

Высокий незнакомец прошел по твердой, утоптанной земле двора. Одет он был в поношенную овчинную куртку и полосатые брюки. Каблуки на сапогах были стоптаны. Он вошел в конюшню, глянул на лошадь, потом развязал узел, вывел ее наружу и поводил по двору. Привязал лошадь на место и вернулся. Вытащил из кармана сигарный окурок и сунул себе в зубы. Прикурил, потом, прищурясь, глянул на конюха.

— Этот человек там, внутри? И что, действительно проигрывает?

— Проигрывает, если за последние пять минут ничего не изменилось. Мистер, с этой лошадкой ошибки не будет. Она и резвая, и выносливая.

— Я это увидел. Можно тут у вас в конюшне мою оставить? Я буду проезжать мимо на обратном пути через несколько дней. Мне тут надо навести порядок в одном небольшом деле… семейном деле.

Высокий незнакомец вошел в помещение станции. В углу, рядом с окошечком кассы, сидели три человека, занятые чем-то своим, рядом на полу лежал их багаж. В другом, конце комнаты был бар и стояло несколько столиков. За одним из них играли в покер.

Высокий подошел к бару, заказал пиво и, держа кружку в руке, неторопливо побрел туда, где шла игра. Владельца лошади он определил сразу.

Тот внимательно рассматривал карты, которые держал у самой груди, и лоб его был усеян каплями пота. Двое из игроков уже вышли из игры, а остальные двое были явные шулера. Высокий знал обоих в лицо, но это его не касалось. Человек, который играет в покер, не должен садиться за стол, если не может расплатиться, а если он играет с карточными жуликами, значит, судьба к нему неблагосклонна.

Один из игроков, человек с бриллиантовой заколкой в шарфе, бросил в банк две фишки.

— Поднимаю на двадцать, — сказал он. Второй шулер сделал то же самое.

— Подождите минуту, — сказал проигрывающий. — Я достану денег. Я сейчас…

— Я дам вам двадцатку за вашу лошадь, — предложил игрок с бриллиантовой булавкой.

— А я дам ему тридцать пять, — сказал высокий незнакомец. — Наличными и немедленно. Игрок поднял на него глаза.

— Вас не приглашали принять участие в беседе, — сказал он, нахмурив брови. — Мы с мистером Лиггитом обсуждаем торговую сделку.

— А я предлагаю свою цену, — сказал незнакомец. Он не улыбался.

— Да послушайте же! — запротестовал Лиггит. — Это отличная лошадь! Эта лошадь стоит кучу денег!

— Она стоит столько, сколько я сказал, — нагло ответил игрок. — Даю вам две минуты. Или ставьте деньги, или бросайте карты.

— Мое предложение о тридцати пяти остается в силе, — сказал высокий незнакомец.

Во взгляде игрока появилась угроза.

— Я начинаю немного уставать от вас, — сказал он. — Даже уже немного устал.

— Подождите минуту! — сказал Лиггит. — Я принимаю это предложение. Отдаю за тридцать пять. Игрок не сводил глаз с высокого человека.

— Я сказал вам, — произнес он ровным голосом, — что я…

Игрок этот на самом деле не был тем, что мы понимаем под словом «игрок», то есть азартный, рисковый человек. Он играл краплеными картами и костями с грузиком внутри, а когда пускал в ход револьвер, тоже предпочитал не рисковать… Внезапно у него в мозгу предупреждающе и тревожно звякну л колокольчик. Этот здоровенный парень слишком уверен, слишком ко всему готов… и не волнуется. Ни капли…

— Отдайте ему тридцать пять долларов, — сказал картежник, — и продолжим игру.

Высокий человек полез в карман, а игрок схватился за свой револьвер. По обычным представлениям, его попытка должна была принести успех. Он видел у высокого единственный револьвер, в кобуре, а правая рука его находилась в кармане.

Но незнакомец выхватил револьвер и выстрелил… выхватил револьвер из-за пояса левой рукой и выстрелил игроку в третью пуговицу жилета.

Мгновенно наступила тишина, пропитанная едким запахом порохового дыма. Лиггит, с болезненно-бледным лицом, медленно отодвинулся от стола.

— Я пойду, — сказал он. — Думаю, лучше я пойду…

— Подождите. — Высокий человек положил на стол тридцать пять долларов.

— Прошу написать купчую на рыже-чалую лошадь с одним белым чулком и открытым снизу клеймом в виде буквы «А» под двускатной крышей — «Открытое стропило А».

— Но игра окончена. Мне уже не надо продавать лошадь.

— Вы согласились. Вы приняли мое предложение. — Высокий обвел взглядом помещение. — Прошу всех быть свидетелями. Он принял мое предложение, не так ли?

Свидетели были единодушны. Лиггит озирался кругом, обливаясь потом. Потом неохотно написал купчую и забрал тридцать пять долларов.

— Лошадь стоит намного больше, — пытался спорить он.

— Стоит, — согласился высокий человек. — Я вам советую, поскольку игра прервана и никто не знает, как она обернулась бы дальше, забрать половину того, что лежит на столе.

Тут у второго шулера прорезался голос.

— Черта с два! — сказал он. — Я все честно выиграл! Я…

Улыбка высокого не была приятной.

— Дружок, — сказал он, — мой тебе совет — удовлетвориться этим. Если ты возьмешь половину банка, этого тебе хватит на дорогу, и это гораздо больше, чем ты заслуживаешь. И не заставляй меня читать из Библии над твоим трупом. Ты даже не особенно ловок в том, что тут проделывал, так что будь и этим доволен.

Игрок осторожно опустился на стул.

— Ладно, — сказал он Лиггиту, — подолам так пополам.

Тем временем вошел конюх и остановился в дверях.

— Я переложил ваше седло на чалую. А вашу лошадь я подержу у себя, пока вы не вернетесь.

— Спасибо.

Высокий человек посмотрел, как Лиггит и второй игрок делят то, что было на столе, потом повернулся и вышел, мягко позванивая шпорами.

После его ухода в помещении стало тихо, наконец игрок перевел дух. Посмотрел на конюха.

— Вы знакомы с этим человеком?

— Нет, сэр, но мне приходилось видеть его раньше. Пару раз я его видел. Это был Логан Сакетт.

Игрок посмотрел себе на руки — они дрожали. Потом перевел взгляд на тело напарника.

— Ох и дурак же ты! — тихо сказал он. — Бедный, Богом проклятый дурак…

Удаляющийся стук копыт растаял в тишине, потом из-за стойки выбрался бармен.

— Джим, — сказал он конюху, — бери его за ноги.