"Там, по ту сторону" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Жозе)

4

Патриция Карфакс была очень похожа на его мать. Только волосы у нее были светлее, нос – длиннее, глаза – темнее, а ноги – длиннее.

И никогда в глазах матери он не читал такого отчаяния. Гордон вышел, чтобы взять ее чемоданы.

– Когда мы пройдем внутрь, – очень тихо произнесла она, – нужно будет сразу включить радио. Ваш дом, возможно, прослушивается.

– Неужели? – удивился он и, подхватив чемоданы, последовал за ней в комнату.

И все же, усадив Патрицию, первым делом зарядил стереопроигрыватель пятью долгоиграющими пластинками с холодной, как мрамор, музыкой Бетховена. Через несколько секунд грянула «Героическая». Гордон жестом пригласил гостью на веранду.

– Я приготовлю кофе, – предложил он. – Вам с сахаром или сливками?

– Благодарю, просто черный. Предпочитаю все натуральное.

Вернувшись из кухни с двумя чашками черного кофе, он поставил их на небольшой столик у ее кресла и пододвинул свое ближе.

– За вами кто-нибудь следует?

– Не думаю. Если бы был хвост, он сделал бы что-нибудь еще до того, как я попала в самолет.

– Он?

– Да, могли бы послать и женщину. Но, как мне кажется, все профессиональные убийцы – мужчины.

– Вы прибыли благополучно, следовательно, ни у кого не было намерения вас убивать, – мягко сказал он. – Совершить убийство очень легко, особенно в толпе или на городских улицах. Причем не имеет особой разницы, днем или ночью.

Она тяжело вздохнула и откинулась назад. Неизвестно почему у него внезапно возникло ощущение, будто тело ее лишено костей.

– Могу поспорить, что вы голодны. Ветчина с яйцами устроит?

– Не люблю ветчину и яйца. Сделайте, если не трудно, бутерброд. Конечно же, я голодна. И, кроме того, очень измучена дорогой.

Резко выпрямившись, Патриция посмотрела ему в глаза.

– Но я не смогу уснуть, пока не избавлюсь от этой тяжести в груди!

Карфакс, не удержавшись, посмотрел на ее полную грудь. Она перехватила его взгляд, опустила глаза, затем подняла их, увидела, что он улыбается и рассмеялась. Но смех получился не очень-то сочным, а глаза остались тусклыми.

Хотя рука ее заметно дрожала, она выпила кофе, не пролив ни капли, и беззвучно поставила чашку на блюдце.

– Кажется, с моей стороны было чересчур осторожно... трусливо, если хотите, не предупредить о приезде. Но после своего звонка я много думала... Не исключено, что Вестерн поместил в вашем доме подслушивающую аппаратуру и записывают все телефонные разговоры.

– Зачем ему это?

– Потому что я поставила его в известность, что собираюсь обратиться к вам за помощью. Конечно, этого не следовало делать. Но все произошло как-то неожиданно, само собой. Я никогда не была с вами знакома, просто знала, что у меня есть такой двоюродный брат. Ваше имя вынырнуло из хлама памяти в мгновение отчаяния, и я его произнесла... Что произошло, того уже не изменить.

Мне очень нужно было выбраться из Лос-Анджелеса и переговорить с вами с глазу на глаз. Даже по видеотелефону разговор получается каким-то отчужденным, безличным, а я по горло сыта равнодушием, устала прятаться от одиночества, когда не с кем поговорить. И еще я знала, что какой-то мужчина околачивается у парадного дома напротив мотеля, в котором я жила...

– В Лос-Анджелесе?

– Да, я переехала туда, чтобы быть поближе к Вестерну. Я не имею в виду тот мотель. У меня была квартира почти в Беверли-Хиллз, но я из нее выехала, как только узнала, что Вестерн меня выслеживает. Срок моего проживания еще не кончился – я уплатила на три месяца вперед. Но после этого еще дважды меняла адрес. Оставила свой автомобиль у одного из друзей в Долине. Так и не забрала его, опасаясь слежки.

– Слишком много нужно иметь денег, чтобы оплачивать услуги человека, который будет месяцами околачиваться возле места, куда вы можете невзначай заглянуть.

– О, у Вестерна они есть! Очень много денег! Он – мультимиллионер. А деньги эти по праву должны быть моими! Он заграбастал все, да еще хочет меня убить! Точно так же, как убил моего отца!

– Вы понимаете, что я должен быть объективным. Поэтому, прошу вас, не надо обижаться на мои вопросы.

– Не буду, – упавшим голосом произнесла она. – Я знаю, что мне еще нужны доказательства.

– Я должен только получить серьезные основания для подозрения Вестерна в убийстве. Извините, но я очень сомневаюсь в том, что вы сможете что-нибудь доказать.

– Вы правы, – ответила Патриция, садясь чуть-чуть свободнее и улыбаясь. – Правы. Во-первых, вас, видимо, интересует, почему я не обратилась в полицию, чтобы рассказать о своих подозрениях? Точнее, не о подозрениях, а о фактах. Видите ли, полиция потребовала бы у меня доказательств, а я не располагаю такими, которые можно было бы предъявить суду. Их недостаточно, по правде говоря, для того, чтобы вызвать Вестерна на дознание. Кроме того, он стал такой известной и могущественной личностью, что полиция вряд ли решится на что-нибудь...

– Сомневаюсь, – сказал Карфакс. – Они, возможно, и не хотели бы его арестовать, но обязательно сделали бы это, будь у них достаточно оснований...

– И Вестерну сразу же стало бы известно, где я нахожусь, и он сразу бы добрался до меня! Единственное, что я решилась сделать – это пойти к адвокату и представить ему свое дело. Он сказал, что у меня нет шансов, но, если я оставлю свой телефон, он позвонит мне позже – возможно, решение его еще изменится. Конечно же, я не оставила ему телефона. Поблагодарила и вышла. Взяла такси и отправилась прямо к себе в мотель. Это было ошибкой. Думаю, он послал кого-то следом...

– Кто?

– Адвокат.

– Кто именно?

Роджер Хэмптон из конторы «Хэмптон, Торберр, Рокстон и Роу».

– У них отличная репутация. Зачем Хэмптону посылать кого-то выслеживать вас?

– Потому что он подумал, что я чокнутая и прямо сейчас отправлюсь к Вестерну доискиваться правды, даже если мне придется застрелить его, чтобы сделать это! Я порядком побушевала, пока была у него в кабинете. Он мог позвонить Вестерну просто из лучших побуждений.

– Даже если он не взялся за ваше дело, сведения, которые вы предоставили, должны были остаться сугубо конфиденциальными.

– Возможно, он и не объяснил Вестерну сути дела. Но предупредил, что за ним охотится опасный маньяк.

– А может быть, он вообще ничего такого не сделал, – сказал Карфакс. – Может быть, за вами тайно следили, если вообще делали это до вашего похода к адвокату.

– Какое там «может быть»? Я точно знаю, что за мной тянулся «хвост». Я видела, как он подходил к конторке и наводил обо мне справки у портье.

– О вас?

– Потом портье подтвердил это.

– Продолжайте, – сказал Карфакс.

– Через пятнадцать минут в мотеле не было уже ни меня, ни моих вещей. Одно такси довезло меня до ресторана в Шерман-Оукс, другое – до Тарзаны. Там я наняла автомобиль, уплатив наличными, и выехала на шоссе N_1. В Кармеле у меня друзья, я собиралась укрыться у них, надеясь, что Вестерну о них ничего не известно. И вдруг на одном из крутых поворотов...

– Я знаю, – сказал он.

– Я едва не погибла! Отказали тормоза. Машина неслась вниз, едва вписываясь в повороты, и единственной причиной, почему я не врезалась в машины на встречной полосе, было то, что никто не ехал навстречу...

Машина выписывала чудовищные кренделя, на последней кривой ее занесло. Как назло, лопнула шина, и автомобиль перевернулся. Он был полностью выведен из строя, но я, как ни странно, не получила ни одной царапины. Через некоторое время меня подобрал полицейский автомобиль и отвез назад, к ресторану. Так вот, на том месте, где я ставила машину, блестела лужа тормозной жидкости.

Я отказалась от медицинской помощи и приняла вместо этого пару рюмок виски. В это время подошел еще один полицейский и сказал, что да, действительно в моей машине был поврежден тормозной цилиндр. В этом нет никакого сомнения. И сделано это было на стоянке перед рестораном, потому что прежде тормоза были в полном порядке, а после ресторана я ими совсем не пользовалась до того злополучного спуска.

– И ни у кого другого, кроме Вестерна, не могло возникнуть желания убить вас?

– Ни у кого.

Пятьдесят очков из ста в вашу пользу, подумал он, а вслух произнес:

– Расскажите обо всем с самого начала, не то мы так и будем бродить вокруг да около. Вопросы я буду задавать потом.

– Хорошо. – Она вздохнула. – Вы знаете, что мой отец был профессором физики в Бигсурском университете, в Калифорнии?

– Я читал об этом в газетах. Между прочим, все, что мне известно по этому делу, я почерпнул в «Нью-Йорк Таймс». Местные газеты упоминали об этом лишь мельком.

– До того, как переехать в Бигсур, он преподавал в университете штата Калифорния в Лос-Анджелесе. Уже тогда, должно быть, отец работал над «Медиумом». Он проводил массу времени над уравнениями, чертежами, схемами, крохотными моделями тех или иных устройств – я видела это, когда приходила к нему в кабинет. А когда однажды спросила, над чем он работает, отец отшутился, сказав, что это будет величайшим открытием после сотворения мира.

– Считается, что эту фразу произнес Вестерн.

– "Медиум" – не единственное, что он украл у моего отца. Папа всегда хранил бумаги у себя в сейфе. Но когда мы переехали в Бигсур, он соорудил какое-то электронное устройство, небольшое по сравнению с «Медиумом», но пожирающее чудовищные количества энергии. Вы бы только взглянули на наши квитанции на электроэнергию...

– Они уцелели после пожара? – спросил Карфакс, затем поспешно добавил: – Я знаю, я обещал молчать, но есть некоторые вещи...

– Нет, все они сгорели. Разумеется, электрическая компания хранила учетные книги. Именно хранила – в прошлом времени. Не удивляйтесь. Когда я их запросила, мне ответили, что они уничтожены. Это было спустя полгода после пожара, и компания заявила, что они не сохраняют записи платежей столь длительное время. В Любом случае, мне было известно, что устройство использовало огромное количество энергии.

Мы жили вместе и расходы делили сообща. Я была секретарем ректора университета. Зарабатывала неплохо, но оплачивать половину стоимости электричества мне было все же не по карману. Отец говорил, что сам все уладит. Но я знала, что он не смог бы этого сделать. А через несколько месяцев папа сказал, что идет к одному человеку, у которого можно одолжить деньги под очень небольшие проценты. Угадайте, кто это был?

Карфакс решил промолчать.

– Его племянник. Мой двоюродный брат. И ваш. Да, отец раздобыл денег. Но он, видимо, вынужден был рассказать Вестерну, над чем работает. И все таки, разве кто-нибудь авансировал бы такую бредовую, не от мира сего штуку? Это было бы похоже на финансирование сооружения вечного двигателя.

Что, подумалось Карфаксу, теперь было теоретически возможным. «Медиум» открыл дорогу к вещам более важным, чем общение с покойниками.

– Отец, должно быть, сумел даже провести убедительную демонстрацию действия машины. Не знаю. Никогда не встречала Вестерна в нашем доме, да и папа ни разу не обмолвился о том, что тот был у нас. Но я много времени проводила на работе, а потом уехала в отпуск...

Карфаксу хотелось спросить у нее, знает ли она с полной определенностью, что отец одалживал деньги именно у Вестерна. Как бы читая его мысли, она продолжала:

– У папы вдруг нашлись деньги и на оплату счетов за электроэнергию, и на покупки дополнительного оборудования. Я точно знаю, что первый раз он заплатил двадцать тысяч долларов, второй раз – десять тысяч.

– Тридцать тысяч? – изумился Карфакс.

– Добрая часть пошла на электронные блоки, компоненты, приборы. Отец не говорил мне, откуда берет деньги, над чем именно работает. Всему свое время, сказал он однажды, а пока что мне не нужно беспокоиться. Оплата производилась наличными, а накладных я не видела. Если они и были, то все равно сгорели. Или кто-то изъял их... А отец так и не объяснил мне сущности своей работы. Может быть, боялся, что я сочту его сумасшедшим, посмеюсь над ним? Наверное, так бы оно и было, но я ни за что не высказала бы своих мыслей вслух.

Патриция помолчала, нахмурившись, и через некоторое время произнесла:

– Нет, надо быть честной. Вряд ли я смогла бы молча смотреть, как мой отец теряет рассудок. Может, быть даже прибегла бы к помощи психиатров. Я не верила в жизнь после смерти, никогда не верила ни во что сверхъестественное... Но и он не верил. Во всяком случае, насколько мне это известно. Моя мать умерла четырьмя годами раньше, он очень тяжело перенес эту утрату. Именно поэтому я переехала к нему. Боялась, что он от горя наложит на себя руки. А если быть до конца честной, то я нуждалась в нем не в меньшей степени, чем он – во мне. Я тоже, конечно, любила маму, к тому же только-только получила развод... Словом, я переехала к нему, чтобы он мог утешить меня, а я – его.

Она открыла сумку, вынула тонкий платочек и приложила его к глазам.

– Может быть, у него было желание удостовериться, что она не исчезла совсем, что он еще встретится с нею... Разве Артур Конан-Дойль не увлекся спиритизмом после смерти своего сына?

– Помнится, не сам он, а кто-то из его семьи.

– Я уверена, что папа подошел бы к этой проблеме чисто по-научному. И не стал бы спиритом. Но вполне возможно, что мамина смерть мало что имела общего с его проектом; может, он случайно наткнулся на принципы «Медиума». Но, как это обнаружилось позже, открытие было не таким уж счастливым.

Глядя на траву, все еще влажную от росы, на птичью возню, Карфакс не испытывал никакого интереса к проблеме бессмертия. Если он и ощущал что-либо, так это заинтересованность в продлении жизни в этом мире. Покойники есть покойники, они никогда не вернутся в этот мир, разве что в качестве пищи для трав и насекомых. А похоронные обряды зачастую делали невозможным даже это.

Теперь он засомневался даже в продолжении жизни как таковой. Человек делал все, от него зависящее, чтобы погубить все живое, включая самого себя.

– Был вечер семнадцатого марта, – сказала Патриция. – Я поехала в Санта-Крус навестить приятелей по колледжу и вернулась примерно к часу ночи, усталая, но довольная хорошо проведенным временем. Бак был почти пустым, а я знала, что автомобиль понадобится отцу утром, так как его машина находится в гараже. Ему нужно было, как он сказал, поехать на заседание кафедры, но не сказал, почему.

Поэтому я решила заправиться и только потом ложиться спать. Это, по-видимому, спасло мне жизнь. Как только я отъехала от бензоколонки...

Она громко всхлипнула и прижала к губам платок. Голос ее стал глухим.

– Раздался взрыв. Его слышал весь город. Дом был в пяти кварталах от бензоколонки, но грохот меня оглушил. В нескольких кварталах вокруг посыпались стекла из окон, а соседей буквально повышвыривало из кроватей. Я... мне пришлось переждать несколько минут, настолько я была потрясена. Потом помчалась к дому. Я почему-то знала, что это был мой дом.

Он пылал гигантским факелом. Пожарники прибыли почти одновременно со мной и первый час потратили на то, чтобы уберечь от огня соседние дома. Я не могла ни двигаться, ни говорить; просто сидела и наблюдала за пламенем и пожарниками, полицией и собравшейся толпой. Затем одна из соседок указала на меня полицейскому – так, по крайней мере, она рассказывала позже, и следующее, что я запомнила – это как меня увозят в карете скорой помощи. Врач дал мне успокоительное, и я проснулась только вечером следующего дня. Но мысли продолжали путаться, и я все еще была очень слаба.

Позже мне рассказали, что тело отца взрывом отбросило на задний двор, на него упало очень много пылающих бревен... Опознать его удалось только по зубам, сверившись с записями нашего дантиста. И... и...

Ее платок был уже совсем мокрый. Карфакс вышел в кухню и вернулся с парой салфеток. Слезы смыли косметику с ее лица и, глянув в компакт, она вышла в ванную комнату. Вернувшись, она не только стала лучше выглядеть, но даже смогла улыбнуться ему.

– Встроенный в стену сейф был закрыт, но пуст. Из него было изъято все, начиная с бумаг и заканчивая моими драгоценностями. Тот, кто взял все это, видимо, сумел заставить отца отпереть его. Полиция пришла к заключению, что причиной взрыва явилась утечка газа. Правда, горелки в камине были плотно закрыты, но полицейские почему-то посчитали, что они были открыты, пока дом не наполнился газом. Все окна и двери оказались плотно закрытыми и имелись даже признаки, того, что щели были заклеены липкой лентой. Лента, разумеется, сгорела, но у них, я имею в виду полицию, есть какой-то способ определять факт ее использования.

– Папа, как выяснилось, умер не от удушья – в его легких газа не обнаружилось, – а от удара по голове. По крайней мере, должен был умереть от такого удара. Однако уверенности в том, что это сделал человек, не было. Возможно, взрыв обрушил какой-нибудь тяжелый предмет на его голову. Однако это было маловероятным, так как в таком случае он надышался бы газом. Поэтому его, должно быть, ударили по голове до того, как включили газ.

Убийца, пустивший газ, по-видимому, был в кислородной маске. Когда дом наполнился газом, он установил какое-то поджигающее устройство, которое должно было сработать после его ухода и вызвать взрыв. Но полиции не удалось найти ничего такого. Устройство, видимо, было уничтожено взрывом.

Убийца проскользнул через черный ход и к тому времени, когда дом взорвался, был уже далеко. Две модели «Медиума» были уничтожены. Специалист в области электронной техники, исследовав то, что от них осталось, сделал вывод, что некоторых блоков не хватает. Он не знал, каково назначение моделей, никогда не видел ничего подобного. А без недостающих блоков назначение устройств определить не смог... Думаю, если убийца заставил папу открыть для него сейф, отец должен был его знать.

Здесь Карфакс не смог удержаться.

– Не обязательно. Он мог быть в маске и изменить голос.

– Конечно. Но свидетелей не было, тогда зачем беспокоиться? Во всяком случае, кто бы это не сделал, стоял за ним Вестерн. А может, даже он сам... Кто еще мог знать, над чем работает папа? И это не просто совпадение, если учесть, что Вестерн объявил о своем общении с покойниками всего через полгода после смерти отца. Я знала, что именно он выкрал папины чертежи, но не могла это доказать – не было ни одной улики, которую можно было бы предъявить суду. Но и сидеть сложа руки я не собиралась – убийца должен понести наказание. Поэтому первое, что я сделала, получив страховку – переехала в Лос-Анджелес и заключила договор с сыскным агентством, чтобы как можно больше разузнать о Вестерне.

Печать и телевидение уделяют ему очень много внимания, поэтому, думаю, у вас есть общее представление. Он имеет степень бакалавра в области администрирования, унаследовал от своего отца семь магазинов по продаже радиоэлектронных и телевизионных товаров. Прослушав большое количество технических курсов в колледже, Вестерн получил права радиооператора первого класса. Но у него нет ни достаточных знаний, ни способностей, чтобы изобрести...

– Извините, но я должен опять перебить вас, – сказал Карфакс. – Для того, чтобы быть изобретателем или первооткрывателем новых принципов, вовсе не обязательно иметь степень доктора наук.

– Вы правы, – согласилась Патриция, глаза ее потемнели от гнева. – Но Вестерн после окончания колледжа, по-видимому, не занимался ничем, кроме бизнеса, игры на бирже и охоты на женщин. Вы не знаете, что это за человек! После похорон отца я решила выяснить, что же их на самом деле связывало, и позвонила ему. Он пригласил меня в ресторан, где мы пропустили по несколько рюмок. Затем он предложил продолжить беседу в его квартире, там, видите ли тише и спокойнее. Я согласилась, понадеявшись, что, выпив достаточно, он последует характерной для мужчин тенденции много говорить в присутствии хорошенькой женщины – у меня отсутствует фальшивая скромность – и сболтнет что-нибудь лишнее.

Глаза ее расширились; в голосе больше не было печали. В нем звучал нескрываемый гнев.

– Он предложил мне лечь к нему в постель! Своей сестре! Дочери убитого им человека! Вот тогда-то я и потеряла рассудок. Влепила ему пощечину и пообещала воздать за все, что он совершил – за убийство отца, за кражу чертежей... Если это не удалось полиции, то удастся мне!

Никогда я не видела такой быстрой перемены в человеке. Какое-то мгновение мне казалось, что он убьет меня на месте. Но нет, этот тип слишком умен. Взяв себя в руки, причем очень быстро, он заявил, что я должна сейчас же уйти, что не должна больше попадаться ему на глаза и уж ни в коем случае не должна говорить об этом с другими людьми, а то ему придется позаботиться о том, чтобы я замолчала. Нет, он не обещал убить меня, что вы. Только сказал, что заставит замолчать. Но у меня нет уверенности в том, что это будет сделано законным образом. Словом, я ушла оттуда как можно быстрее.

Позже я выяснила, с помощью своего агентства, разумеется, что Вестерн позволяет красивым женщинам пользоваться «Медиумом» бесплатно – просто покупает их. Какая грязь!

Карфакс невольно подумал о том, что для такой сделки требуется согласие обеих сторон. Да и цена, честно говоря, не маленькая...

– Интересно, откуда ваше агентство добывает подобного рода информацию? – спросил он. – Не думаю, чтобы женщины болтали об этом.

– У агентства есть свой человек в персонале Вестерна. Ему рассказывала об этих женщинах одна из секретарш. Вообще-то персонал очень предан своему шефу, но секретарша состоит в любовной связи с агентом... потом, она уверена, что все эти разговоры остаются между ними... Работа детектива – довольно грязное дело, не так ли?

– Да. Но в любом деле мало чего достигнешь чистыми руками.

– Кроме того, существуют еще женщины, которые отвергли домогательства Вестерна. И уж они-то не молчат!

Карфакс хмыкнул. Она пристально посмотрела на него.

– Вы, наверное, задумались, почему за эти восемь месяцев, которые прошли после того разговора, Вестерн ничего со мной не сделал. Честно говоря, ему давно уже следовало бы меня убить. Ведь он знает, что я слежу за ним – руководители агентства поставили меня в известность, что получили совет по телефону отказать мне в услугах. Это случилось вскоре после того, как они обнаружили, что моя телефонная линия прослушивается, а в доме установлена подслушивающая аппаратура. Им удалось также установить личность тех, кто следит за мной – это оказались люди из другого агентства, которое, конечно же, не сообщит фамилии своего клиента.

– Назовите мне ваше агентство и то, другое.

– Мое – «Форчун и Торндайк». Вестерн прибег к услугам «Агентства Магнуса по расследованиям и обеспечению безопасности».

Карфакс кивнул.

– "Форчун и Торндайк" расположено в Западном Голливуде. «Магнус» – в центральной части Лос-Анджелеса, принадлежит Вальмонту. Я довольно неплохо знаю всех троих, поскольку работал на них в разные периоды своей жизни.

– Что заставило вас стать профессором истории? – спросила Патриция. – Я могу понять, почему вы бросили профессию частного детектива. Это, должно быть, грязное и скучное занятие, лишь иногда приносящее удовлетворение. Разумеется, ваш кризис...

Он пожал плечами, но она была настойчивой:

– Ведь это было напечатано в «Тайм» – что, работая над одним делом, вы заполучили нервное расстройство, и что оно еще усугубилось, когда вы едва не погибли, попав под грязевой поток во время ужасных дождей. И еще...

– Некоторое время я провел в частном санатории, затем лечился в клинике Маунт-Синай в Беверли-Хиллз. Мне посчастливилось – а может, и не посчастливилось – попасть к психиатру, который был мастером своего дела.

– Не посчастливилось?

– А что вас удивляет? Доктор Слоко убедил меня, что я на самом деле тронулся и испытал целую серию мучительных, совершенно необычных и в высшей степени реалистичных галлюцинаций. Выздоровление мое пошло быстрыми темпами, но я и сейчас еще не вполне уверен...

– Вы обязательно должны рассказать мне когда-нибудь об этом. Сейчас меня заботит другое. Боюсь, Вестерн имеет в этой игре очень сильный козырь – если сочтет нужным, то всегда сможет сослаться на ваш душевный кризис, или хотя бы намекнуть, что сейчас вы переживаете другой, и что поэтому не стоит обращать особого внимания на вашу научно-фантастическую теорию...

Карфакс скривился.

– Я вполне осознаю это. Вы...

Он запнулся. Ему не хотелось говорить, что два лица, у одного из которых прежде были определенные нарушения психики, а другое стоит на пороге психического расстройства, вряд ли будут хорошими партнерами.

– Мы поговорим об этом позже, – сказала она. – Я обратилась к вам, потому что вы являетесь моим родственником, не являетесь сторонником Вестерна, в прошлом являлись сыщиком и...

– Ладно, пусть будет так, – оборвал он перечень, во время которого она разве что не загибала пальцы. – Настало время поговорить начистоту.

– Что?

– Это я спрашиваю – что. Так что я должен сделать во время своего визита к Вестерну?

– Ответ напрашивается сам собой, не так ли? – спросила она, близко наклонившись к нему. – Я понимаю, что не имею никакого права просить вас об этом... Вам ведь будет предоставлен только один сеанс... Вы, скорее всего, пожелаете поговорить со своей женой, или родителями, или с кем-нибудь еще, кто вам дорог. Или, может быть, вам, как преподавателю истории, захочется выяснить... ну, скажем... был ли замешан военный министр Стентон в убийстве Линкольна...

– Над этим уже работает Лассаль из Чикагского университета. Он получил государственную субсидию. Но выяснение того, был или не был убит ваш отец, было ли это убийство умышленным и кто его совершил, кажется мне более важным, чем убийство Линкольна. По сути, это может стать вообще наиболее важным из всех дел об убийстве.

– Так вы согласны! – выпалила она.

– Подумаю.

Коварно замаскированным побочным эффектом этого разговора, подумалось ему, явилось то, что его исподволь подвели к решению, противоречащему его собственной теории. Вместо того, чтобы придерживаться мнения об этих существах, как о живых, но не имеющих ничего общего с людьми, он начал думать о них, как об умерших людях. Патриция, взывающая о помощи, Патриция, убежденная в истинности утверждений Вестерна...