"Там, по ту сторону" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Жозе)

2

Заголовок гласил: «Профессор утверждает, что привидения на самом деле являются чудовищами из жанра научной фантастики».

Карфакс заставил себя прочесть статью, напечатанную под этим заголовком, затем с отвращением швырнул газету на пол, где уже валялось несколько других.

Подумать только, как эти борзописцы сумели извратить его доклад. И все же, подумал он, вытаскивая «Нью-Йорк Таймс» из вороха газет, по сути в этой статье все было изложено довольно верно.

Имя его удостоилось чести попасть на первые полосы; даже в «Таймсе» подобный отчет был приведен на первой полосе сверху. В былые времена, еще до появления «Медиума», если даже о нем было бы упомянуто (что само по себе казалось ему очень и очень сомнительным), то где-нибудь в самом глубоком «подвале» газеты.

Разъяснение термина «Лезвие Оккама» привела газета «Нэйшнл Квосшенер». Ее редакторы прекрасно понимали (и для этого у них были весьма веские основания), что большинство ее читателей подумают, если они вообще в состоянии думать, что «Лезвие Оккама» – один из инструментов парикмахера.

Что касается «Нью-Йорк Таймс», то она не удосужилась это сделать, дабы не лишать своих читателей удовольствия лишний раз заглянуть в словарь, если в этом возникнет необходимость. Тем не менее, эта газета также прибегла к определению «научно-фантастическая», классифицируя гипотезу Карфакса.

Гордона это приводило в отчаяние, однако он вынужден был признать, что обойтись без такого определения практически невозможно – слишком уж велико было искушение у журналистов. Стоит лишь упомянуть о Пятом измерении («Нэйшнл Квосшенер» назвала его «Четвертым», делая более понятным для неподготовленного читателя), как ассоциации с жанром научной фантастики становятся прямо-таки неизбежны. А если к этому добавить еще и: «поляризованные вселенные», «миры, параллельные нашему» или «внеземные существа с намерениями, совсем не обязательно благими в отношении Земли», то можно быть на все сто процентов уверенным, что репортеры обязательно приклеят ярлык «научная фантастика».

Точно такая же уверенность была у него в том, что у оппонентов найдутся весьма солидные основания для насмешек. Но даже еженедельник «Тайм» отказался от своей, почти что обязательной, привычки жертвовать истиной ради остроумного сарказма. В самом конце подборки заметок, имевших целью разоблачение Вестерна и его «Медиума», «Тайм» признал, что, может быть, тот и прав.

Вскоре после этого Карфакс выдвинул свою собственную гипотезу. В стремлении найти любое другое объяснение, кроме сверхъестественного, «Тайм» поддержал его, обрушившись на Вестерна с новой силой.

В своем докладе Карфакс упоминал о том, что его гипотеза в определенной мере обязана своим возникновением научной фантастике, однако не в большей степени, чем телевидение или полеты в космос. Это сделали возможным люди, а не художественная литература. Он отстаивал право ученых внимательно рассматривать все гипотезы, чтобы объяснить природу существ, с которыми установил контакт «Медиум». И первыми среди них должны быть такие, которые дают самое простое объяснение. А именно такой является гипотеза Карфакса, согласно которой «духи» не имеют с людьми ничего общего, являясь обитателями параллельной вселенной, занимающей в пространстве то же место, что и наша. И что умершими людьми они прикидываются совсем не из добрых побуждений.

Вестерн в целой серии интервью, данных средствам массовой информации, не преминул поинтересоваться, каким же образом эти существа приобрели такие подробности и неоспоримые сведения о людях, в качестве которых представлялись.

Карфакс ответил, также с помощью массовой информации, что у них всегда были в распоряжении определенные средства слежки за людьми, но вот войти в контакт они не могли, пока не появился «Медиум». Или же, возможно, могли, но предпочли, исходя из каких-то неизвестных нам причин, чтобы мы первыми вступили в общение.

Отложив «Таймс», Карфакс развернул местную утреннюю газету – «Бусирис Джералд Стар». В ней была помещена статья, в очередной раз кратко излагающая содержание его лекции и описывающая «беспорядки», которые за нею последовали. На самом деле этими «беспорядками» была кулачная потасовка между шестью мужчинами, начавшаяся сразу же после того, как был сбит с ног какой-то старик. Сбит огромной увесистой сумкой, брошенной с размаха одной из женщин.

Все это произошло уже после того, как Карфакс своим докладом завершил цикл лекций в честь некоей Роберты Блю. Одним из условий проведения этого цикла было то, что заключительный доклад отводился одному из профессоров Трайбеллского Университета. Более того, докладчик должен был говорить о том, что не имело прямого отношения к его или ее специальности.

Карфакс сам вызвался прочесть доклад. Но для достижения этой цели пришлось воспользоваться преимуществом, которое ему давало постоянное партнерство с заведующим учебной частью в покере, за которым профессура коротала воскресные вечера. Прежде он старался уклониться от подобных поручений, к тому же доклад должен был состояться в четверг вечером, а уже в следующий понедельник началась экзаменационная сессия.

Однако Карфакс до глубины души был убежден, что существует более простой и более научный подход к открытию, совершенному Вестерном. Именно поэтому он заранее уведомил представителей прессы и телевидения «Бусириса» о предмете своего доклада, предполагая получить освещение лекции только в местной прессе. Однако директор телецентра уведомил редакцию «Чикаго Трибьюн».

Войдя в аудиторию, Карфакс обнаружил в ней добрых пятьсот слушателей, среди которых были и жители города. Хотя, как правило, данный цикл посещали не более полсотни студентов и преподавателей. Более того, присутствовало четверо репортеров из Чикаго и целая бригада Чикагского телевидения. Один из репортеров «Трибьюн» раскопал, что Карфакс и Вестерн – двоюродные братья, и это еще больше подогрело интерес средств массовой информации. И, хотя это не имело ровным счетом никакого отношения к существу доклада, пресса, не стесняясь, намекала, что диспут является продолжением семейных раздоров.

Карфаксу пришлось даже пояснить, что он еще ни разу не встречался со своим двоюродным братом. Однако это ничуть не уменьшило нездорового интереса к его выступлению.

Доклад получился сбивчивым и, по мнению самого Гордона, был провален жидкими аплодисментами и неодобрительными возгласами. По окончании его последовали вопросы.

Миссис Ноултон, высокая угловатая женщина средних лет, обладавшая очень громким, повелительным голосом, была первым и (как выяснилось позже) последним инквизитором. Совсем недавно она потеряла мужа, дочь и внука – лодка, в которой они плыли, перевернулась. Несчастная женщина верила, что все они живы, и что ей обязательно нужно поговорить с ними. Однако, истеричкой она не была, вопросы ее были вполне разумны.

– Вы продолжаете называть объяснения Вестерна гипотетическими, – сказала миссис Ноултон, когда Карфакс как можно обстоятельнее ответил на все ее вопросы. – Но ведь это не гипотеза! Это установленный факт! «Медиум» работает именно так, как утверждает м-р Вестерн. Многие из величайших умов Соединенных Штатов соглашаются с ним; и это, несмотря на то, что они же готовы были назвать его шарлатаном, когда он только приступал к изучению вопроса! Так кто же шарлатан, профессор? Вы или м-р Вестерн? Говорите, ученым следовало бы прибегнуть к «Лезвию Оккама»? Думаю, что самое время воспользоваться им вам.

– Перережьте им свое горло! – истошно завопил какой-то грузный волосатый студент.

При этом он глядел именно на Карфакса, из чего Гордон сделал вывод, что совет относится именно к нему, а не к миссис Ноултон.

Голос же вдовы становился все более высоким, ей удалось даже перекричать возникший в зале галдеж.

– Профессор, вот вы утверждаете, что мы, поверившие Вестерну, руководствовались одними лишь эмоциями, что наши действия в высшей степени субъективны. Ладно, пусть будет так! Но почему же вы сами столь эмоциональны и субъективны в отрицании наших утверждений? Ведь факты со всей очевидностью доказывают нашу правоту. Разве эта, как вы ее называете, слепая эмоциональность не является целиком и полностью вашей собственной чертой?

Эти слова крайне обозлили Карфакса, ибо обвинение имело под собой весьма твердую почву: он не был абсолютно объективен в данном вопросе – его гипотеза основывалась большей частью на предчувствиях и интуиции. Правда, хорошая интуиция часто способствовала зарождению весьма спорных гипотез, которые впоследствии оборачивались отличными теориями и подкреплялись вескими доказательствами. Однако, он не мог говорить об этом открыто, при всех.

И, как выяснилось, вообще оказался не в состоянии что-либо сказать.

Какой-то мужчина рывком вскочил с места:

– Карфакс ненавидит нас! Он отрицает величайшее открытие со дня сотворения мира!

Эта, ставшая крылатой, фраза, была произнесена Вестерном. На это ответ у Карфакса был, но отвечать не пришлось. В этот момент какой-то мужчина был сбит с ног пятидесятикилограммовой сумкой (один из репортеров взвесил ее возвращая владелице сразу же после того, как она была отпущена под залог).

Шум и свалка прекратились только с появлением полиции. Иное дело – фурор в средствах массовой информации. Карфакс стал известной в масштабах всей страны фигурой. Его телефон разрывался на части – звонили со всех уголков США. Но особое его внимание привлекли два – из Лос-Анджелеса.

Первым позвонил Раймонд Вестерн. Пригласил Гордона прилететь в Калифорнию, чтобы быть бесплатно допущенным к «Медиуму». Потом в телефонной трубке раздался голос Патриции Карфакс, дочери Рафтона Карфакса, который приходился дядей как Вестерну, так и Гордону Карфаксу. Она была близка к истерике, вызванной искренним убеждением, что Вестерн убил ее отца с целью выкрасть эскизы «Медиума».