"Там, по ту сторону" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Жозе)

11

Бизнес на призраках процветал во все времена, но сейчас он переживал свой Золотой Век. Там, где до Вестерна был один медиум, теперь стало около 20. Некоторые из них работали по старинке, презирая использование электромеханических вспомогательных средств, полагаясь только на свои психические способности. А также, думал Карфакс, на легковерие своих клиентов. Другие шли в ногу со временем и применяли различные устройства собственного изготовления, образцом для которых, как они утверждали был «Медиум» Вестерна. Все они, как предполагал Карфакс, были явными подделками. Однако, независимо от применяемых средств, медиумы все больше и больше привлекали клиентов и их сбережения.

Миссис Уэбстер не была исключением, во всяком случае во всем том, что касалось денег. Она жила в фешенебельной шестикомнатной квартире на крыше тридцатишестиэтажного жилого дома в Санта-Монике, всего в двух кварталах от Тихого океана.

В вестибюле Гордон и Патриция предъявили свои документы и были переданы охраннику, который сопровождал их до передней миссис Уэбстер, где они еще раз были подвергнуты проверке. Служанка, похожая на уроженку Аравии (как оно и было на самом деле), провела их в комнату для спиритических сеансов. Там, к удивлению Карфакса, не было никаких мистических атрибутов, которые, как ему казалось, свойственны всем подобным помещениям. Это была большая, ярко освещенная комната, почти пустая, со светло-желтыми стенами, покрытыми росписями, очень похожими на подлинники Казетти (какими они и являлись). Несколько картин были представлены Матиссом и Ренуаром, предположительно, оригиналами (и были ими). Мебель была, выполнена в хрупком неокритском стиле, ставшем столь популярным. В комнату вело несколько дверей.

Миссис Уэбстер своей хрупкостью удивительно гармонировала с мебелью. Она поднялась с веретенообразного диванчика и, улыбаясь, пошла навстречу гостям, протягивая вперед руки. На вид ей было около пятидесяти лет. Рост ее вряд ли превышал 150 см, руки и ноги были тонкими, а грудь и задница – мощными, что вызывало невольное восхищение Карфакса. На овальном лице с высокими скулами сияли огромные глаза. Волосы, черные и длинные, свободно сбегали по плечам и спине. На ней не было никаких украшений, кроме маленького золотого кольца с лазурным камешком (каким точно, Карфаксу не удалось определить). Когда он взял ее руку, то увидел, что выполнено оно в форме змеи.

Голос миссис Уэбстер, весьма сильный, резко дисгармонировал с ее хрупким сложением.

– Пожалуйста, садитесь. Остальные прибудут через несколько минут. Курите, если хотите. Могу предложить сигареты из Кении. И прошу прощения – мне нужно переодеться в рабочее одеяние.

Переодевание затянулось надолго. Патриция за это время выкурила несколько крепких кенийских сигарет. Гордон расхаживал по комнате, то и дело поглядывая на океан из высокого широкого окна. Заметив проводки, идущие от стены к подоконнику, он поднял брови – электрическая поляризация оконных стекол была довольно дорогим удовольствием.

Наконец в комнату вошла служанка, одетая теперь в свободно свисающие белые одежды, что еще больше подчеркивало ее арабское происхождение. За ней следовали три женщины и трое мужчин разного возраста, очень хорошо одетые. Одна из женщин, блондинка лет двадцати, была даже слишком хорошо одета, отметил Карфакс. Наряд ее составляли юбка колоколом, доходившая до пола, и парчовый жакет, который наиболее смелые девушки из больших городов надевали в честь своего недавно умершего кумира – певицы Кибелы Фидестес (урожденной Люси Шварц). Полоску из дымчатой ткани, которой обычно прикрывали груди на улице, она сбросила, и Карфакс изумленно задумался над тем, как можно рассчитывать, что ум его будет занят чисто духовными материями, в то время как взгляду будет представать столь великолепная плоть? Или, может быть, это сделано с тонким расчетом? Вряд ли клиент, увлеченный столь восхитительным зрелищем, будет в состоянии поймать медиума на мошенничестве.

При появлении девушки Карфакс заметил, что глаза Патриции зловеще сузились. Она перевела взгляд с блондинки на него, но он только ухмыльнулся и подмигнул ей.

Миссис Уэбстер пояснила ранее по телефону, что гости эти будут приглашены исключительно с целью создания должной психической атмосферы и ускорения общения. Карфакс предположил, что, по сути, они являются ее служащими и получают свою долю из весьма высоких гонораров миссис Уэбстер. Это были: профессор-психиатр, программист, отставной флотский офицер, жена профессионального живописца, секретарша финского консульства в Лос-Анджелесе. Блондинку звали Глориана Чегети, работала она в конторе социального страхования в Шерман-Оуксе (но, разумеется, подумал Карфакс, не в этой одежде).

Разговаривая с Гордоном, Глориана почти касалась его обнаженной грудью.

– Мне казалось, что у вас сломана нога, м-р Карфакс, – произнесла она нежным голоском.

– Да, была, да и сейчас сломана, мисс Чегети, – ответил он. – Но шину сняли на следующий же день после того, как наложили. Разлом был скреплен эпоксидным клеем. То же самое сделали и с моими ребрами. Я могу, по крайней мере теоретически, без особого труда пробежать стометровку. На самом же деле мои мышцы чертовски болят, и, если случайная судорога исказит мое лицо, то вызвана она будет этой болью. А может быть, и моим восторгом перед вами, – галантно добавил он.

Мисс Чегети рассмеялась. Патриция стиснула губы и отвернулась.

– Я читала о применении эпоксидных смол в таких случаях на востоке, но не знала, что теперь это практикуется у нас, – прощебетала девушка.

– Я – один из первых, кто прошел подобный курс лечения.

Тут одна из дверей открылась, и в комнату вошла миссис Уэбстер. Все притихли. Карфакс испытал очередное потрясение: под белым прозрачным хитоном на ней ничего не было одето. Груди были на вид такими твердыми, что казались ненастоящими. Видимо, накачены большой дозой клинита, догадался Карфакс. Это что же? Еще одно средство отвлечения внимания клиента? Если это так, то она преуспела в этом.

– Рассаживайтесь, пожалуйста, – пригласила миссис Уэбстер, указывая на большой круглый стол из черного дерева, столешница которого была выложена яркими фигурами рыб, дельфинов и осьминогов.

Все, кроме мисс Чегети, прошли к столу. Миссис Уэбстер нажала на кнопку в нижней части одной из стен. Свет из окна потускнел. К тому времени, когда Глориана заняла свое место, окно превратилось в темно-красный прямоугольник с голубым солнцем в центре. Комнату залил красноватый свет. Мисс Чегети, сидящая напротив Карфакса, превратилась в темно-голубую статую с черными сосками. Он взглянул на Патрицию и увидел синее приведение. Его собственные руки тоже стали синими.

Кондиционер понизил температуру в комнате по меньшей мере градусов на пять. Карфакс неожиданно начал дрожать. Миссис Уэбстер, сидящая справа от него, взяла его руку в свою маленькую холодную ладонь и сказала:

– Все образуют живую цепь.

Карфакс протянул вторую руку миссис Эпплгард, жене художника. Она была немного теплее руки миссис Уэбстер.

– Это делается для того, чтобы между нами возник поток жизненной субстанции, – пояснила она. – Мы будем просто сидеть, погрузившись в размышления о чем угодно, и чувствовать перетекание жизненной силы. Думать желательно о чем-нибудь хорошем, теплом. Я предлагаю вам поразмышлять о любви, поскольку, как показывает практика, это более всего способствует успеху.

Думать о любви оказалось совсем нетрудно, особенно принимая во внимание мисс Чегети. Когда она двигалась, становилось ясно, что ее великолепные формы не нуждались в накачке их какой-нибудь синтетической дрянью. Он заинтересовался, о чем думает Патриция. Если она тоже наблюдает за Чегети, то ей не до мыслей о любви.

Все это казалось довольно странной прелюдией к общению с душами умерших. Но некоторые психологи утверждали, что в умах многих американцев секс и смерть довольно тесно связаны между собой. Это было, как им казалось, обратной и лицевой сторонами монеты, то есть психики.

– Ощущайте ток, – проникновенно говорила миссис Уэбстер. – Чувствуйте, как он течет от одного к другому, как снова и снова протекает по всем присутствующим, становясь с каждым циклом все сильнее...

Неожиданно Карфакс ощутил легкое покалывание в том месте, где его кожа соприкасалась с кожей миссис Уэбстер. Еще через несколько секунд вторую руку тоже начало пощипывать. Кто-то шевельнулся, мелькнула крохотная голубая искорка. Патриция тихо ойкнула.

Карфакс поразился. А не подключены ли они на самом деле к какому-нибудь электрическому генератору? Скорее всего, это было не так, поскольку тонкая столешница и изящные ножки стола не могли скрыть ничего, что превосходило бы размерами крохотную батарейку. Разумеется, внутри дерева могли быть скрыты провода, идущие к источнику под полом. Тонкая полоска проводящего металла могла быть спрятана под столешницей и соприкасаться с голыми животами Чегети или миссис Уэбстер. С другой стороны, проскочившая искра, скорее всего, была обусловлена статическим электричеством.

Рука миссис Уэбстер была холодной и сухой, а миссис Эпплгард – теплой и влажной. Контакт с нею должен был, по идее, быть гораздо лучше, однако покалывание со стороны миссис Уэбстер было намного сильнее.

Прервитесь, если угодно.

Миссис Эпплгард глубоко вздохнула и убрала руку. Чегети поднялась, не скрывая охватившей ее дрожи, и подошла к высокому комоду. Карфакс тоже поднялся.

– Ну, как самочувствие? – спросил он у Патриции.

Она резко встала.

– Хочется выпить. Но миссис Уэбстер предупредила, что во время сеанса нам нельзя пить даже воду.

– Эта искра исходила от тебя?

– Да. В тот момент, когда я отнимала свою ладонь от руки мистера Гарднера. Жаль, что не включили свет. Все кажутся такими мертвенно-бледными...

В полутьме вспыхнула спичка. Она осветила бледное лицо Чегети и сигарету в ее губах. Карфакс уловил едкий запах.

Дверь отворилась, и Патриция от неожиданности подпрыгнула. Служанка, голубая монахиня, бесшумно вошла, неся вазу, окруженную светло-оранжевым сиянием.

– Можете курить. Траву или табак, на ваш выбор. Трава, как подсказывает опыт, является более удачным средством для настройки.

Карфакс предположил, что под словом «настройка» подразумевается более высокого уровня вибрация, независимо от того, что имеется в виду под словом «вибрация».

Служанка поставила вазу на стол перед миссис Уэбстер и плавно, как бы скользя, покинула комнату. Карфакс подошел и заглянул в нее. Там лежали три копьевидных листа с зазубренными краями, казавшиеся черными при этом освещении.

– Это лавровые листья, Гордон, – произнесла миссис Уэбстер, придвинувшись к нему так близко, что коснулась грудью его правой руки. – Благородный лавр. Сладкий лавровый лист, применявшийся нимфами, а также жрецами древнегреческой религии во время их оргаистических обрядов. Эти листья сняты с дерева поблизости от храма дельфийского оракула. Я прибегаю к ним только в тех случаях, когда того требуют обстоятельства.

– Вы добиваетесь лучших результатов, когда жуете их?

– Намного лучших. Но это связано с повышенной опасностью. Я теряю контроль.

– С опасностью? – спросил он, оборачиваясь.

Она отодвинулась не сразу, дав Карфаксу по достоинству оценить упругость своей груди. Потом сделала шаг назад и подняла голову; зубы ее казались серыми на синем лице, между ними пурпурным цветком трепетал язык.

– Я не хочу, чтобы вы были слишком возбуждены. Лучше не гадать, что может произойти.

– Я уже возбужден сверх всякой меры, – ответил Карфакс, подумав мимолетно, догадывается ли она о двусмысленности своих слов.

– Хорошо, – произнесла миссис Уэбстер чуть громче. – Займите свои места.

На этот раз он не ощущал пощипывания в ладонях, но сам воздух, казалось, был насыщен электричеством. Карфакс удивленно подумал, каким образом она сможет взять лист и положить его себе в рот, если руки ее заняты. Но тут над ее плечом возникла рука, взяла из вазы лист и положила его в открытый рот. Это была служанка, стоящая позади миссис Уэбстер.

Наступила полная тишина. Фигуры на противоположной стороне стола стали еще более сине-черными. У него начала болеть голова. Рука миссис Эпплгард стала более влажной и холодной. Температура в комнате начала понижаться, но, как ему показалось, это не было связано с кондиционером. Хотя похолодание, подумал он, могло быть плодом воображения.

Миссис Уэбстер сплюнула. Он подскочил от неожиданности. Масса пережеванных листьев шлепнулась рядом с вазой, в воздухе распространился приятный аромат. Из-за спины миссис Уэбстер снова появилась рука и положила ей в рот новый лист. Снова воцарилась тишина, прерываемая только чавкающими звуками.

Через несколько минут, когда безмолвие стало плотным, как облако, второй лист последовал за первым. И еще раз рука опустилась к вазе.

– Нет! Достаточно! – раздался шепот миссис Уэбстер и рука, продолжавшая держать лист, исчезла.

Рука Карфакса была теперь холодной, как у трупа. Урчащий звук слева заставил его слегка повернуть голову. Он несколько расслабился и даже улыбнулся, догадавшись, что это газы в желудке миссис Эпплгард. Очень нервная женщина, подумал он без упрека. И почему она нервничает, хотя уже много раз проходила через это? Неужели в этом действительно что-то есть?

– Не разнимайте рук! – резко скомандовала миссис Уэбстер.

Снова наступила тишина, нарушаемая тяжелым дыханием. Может быть, это Патриция так дышит?

Голос миссис Уэбстер, казалось, проревел у него прямо над ухом:

– Руфтон Карфакс!

Гордон почувствовал, что внутри его все как бы остекленело. Он превратился во вместилище страха – что-то или кто-то появился в комнате, возник, из ничего, его присутствие ощущалось каждой клеточкой тела. Через несколько мгновений воздух над столом сгустился, начал клубиться, все более и более чернея. Лица и рук Карфакса коснулась воздушная волна, исходящая от парящей над столом массы.

– Руфтон Карфакс!

Псевдоконечность, длинная и тонкая, закругленная на конце, протянулась в направлении миссис Уэбстер. Ей предшествовал холод, такой холод, что кожа покрылась инеем. В груди Карфакса гулко ударило заледеневшее сердце. На противоположной стороне стола кто-то, смутно различимый сквозь сгустившуюся мглу, истерически хихикнул. Этот смешок, замешанный на страхе, еще более ужесточил напряженность.

– Руфтон Карфакс! Спокойно!

Голос миссис Уэбстер, хотя и был повелительным, выдавал охватившую ее панику. Рука стала настолько холодной, что Гордону хотелось высвободиться из цепких пальцев, но он побоялся сделать это – может быть, нарушив цепь, он станет беспомощным перед чем-то, что немедленно воспользуется преимуществом.

– Руфтон Карфакс! Примите надлежащий вид.

С другой стороны стола снова донеслось хихиканье. Это была Чегети. А тот, кто тяжело дышал, видимо, был до смерти перепуган.

– Пусть уходит! – простонал мужской голос.

– Держитесь! – сказала миссис Уэбстер. – Нельзя впадать в истерику.

– Черт побери! – закричала вдруг Патриция. – Это вовсе не отец! Что вы наделали?

– Оставайтесь в обозначенных пределах! – срывающимся голосом произнесла миссис Уэбстер. – Оставайтесь! И назовите себя!

– Это не отец! – пронзительно завопила Патриция.

Стул упал. Раздался звук падения тела, какая-то возня, вскрик, шаги в направлении двери... Гордон вскочил, дернулся, напрягая свои больные мускулы, но женщины цепко держали его за руки.

– Не убегайте!

У двери кто-то с кем-то боролся. Патриция со служанкой? Вдруг миссис Уэбстер закричала:

– Сгинь! Туда, откуда ты явился!

Псевдоконечность поднялась, изогнулась, как слоновий хобот, и метнулась к лицу миссис Уэбстер. Та испустила вопль и откинулась назад, увлекая за собой Гордона; они упали на пол. Он моментально вскочил, превозмогая боль, и увидел у окна Чегети – она деполяризовала окно. Миссис Уэбстер лежала на полу, закрыв лицо руками, и истошно кричала. Масса над столом стала менее плотной, она беспорядочно билась, выбрасывая вращающиеся ложноконечности, достигающие краев стола, но не выходящие за них. В комнате понемногу становилось светлее, показалось ничем не закрытое солнце, и масса исчезла.

Повернувшись, Гордон увидел через открытую дверь убегающих по коридору Патрицию и служанку. Миссис Уэбстер, все так же сидя на полу, терла глаза и безостановочно стонала:

– Я ослепла! Я ослепла!

Карфакс наклонился к ней, силой оторвал ее руки от лица.

– Разумеется, идиотка, вы не можете ничего видеть! – грубо сказал он. – У вас же закрыты глаза!

Веки ее открылись. Во взгляде не было ничего, кроме панического ужаса.

– Я ничего не вижу! Он прикоснулся к моим глазам!

– Оно исчезло. Что бы это ни было, но оно исчезло, – успокаивающе проговорил он. – Вам больше ничего не угрожает.