Фармер Филип ЖозеШумерская клятва (Политропические парамифы - 1)

Филип Хосе Фармер

Политропические парамифы

1. Шумерская клятва

Если буквально переводить с древнегреческого название этого сборника, то получится что-то вроде: "Полуповернутые сверхмифы". Хотя существительное имеет вариацию -"мифопарас", составленное из: "мифос", значение которого я объяснять не буду, и "пара" от латинского parere. Я писал их в качестве смехотерапии для себя и, возможно, для читателей. В моем подсознании вечно что-то зудит и чешется, так что я таким образом позволил себе слабость почесаться как следует. Атлеты, чтобы поддерживать свое тело в форме, сидят на особой диете; мои "парамифы" вроде того, только для мозга. Или, если придерживаться значения parere как "рождать", то можно сказать, что я разродился этими монстрами с огромной радостью, и не менее огромным недоумением. Или вот вам еще аналогия: гусыня снесла квадратное яйцо и хохочет -- заливается от боли.

Первым я выродил рассказ "Не отмывайте караты". Он явился ко мне во плоти и крови во время прочтения "Большого Сюра и апельсинов Иеронима Босха" Генри Миллера. Если я правильно помню, там были "алмазы, которые иногда рождаются во время мощных потрясений". Дамон Найт, купивший их для "Орбит-3", не был уверен, что понимает, что это значит, как не понимал и не понимаю этого и я. Но этот, как и все остальные парамифы, очень близок к французскому Театру Абсурда, ныне столь популярному в Румынии и Ирландии. Хотя, пожалуй, мои "мифы" несколько более вразумительно изложены.

Темой рассказа "Вот только кто спортачит дерево?" я обязан Тэду Старджону. На вечеринке у Харлана Элисона он рассказал мне, что давно подумывает написать рассказ-перевертыш на испытанную временем (и всеми кому не лень) Гернсбековскую тему о сумасшедшем ученом и его прекрасной юной дочери. "А как насчет -- предположил Тед -- прекрасной юной ученой и ее сумасшедшей дочери?" Но потом добавил, что все же никогда не напишет такого рассказа. А мне эта тема пришлась в самый раз, и я попросил разрешения ее использовать. И он любезно дал на это согласие.

Очередной парамиф зачесался во мне после прочтения статьи об экологии и просмотра по телевизору "Трех марионеток" с участием моей внучки. Отсюда и происхождение имен трех ассистентов: Лоренцо, Керлса и Моуга.

"Шумерская клятва", вне всякого сомнения, всплыла как послед Моби Дика в момент созерцания (отнюдь не спокойного) мною счета, присланного врачами Беверли-Хиллз. И, честно говоря, я довольно долго подозревал, что написал чистую правду.

Действие в большинстве "Парамифов" происходит в научных лабораториях и операционных. Я часто спрашивал свое подсознание, почему это так, но, похоже, его оператор спокойно спит на приборной панели.

ШУМЕРСКАЯ КЛЯТВА

Загнанный в проход между полками с мороженными продуктами, Гудбоди*, скрючившись за тележкой для покупок, наблюдал, как с двух сторон к нему приближаются убийцы. Затем, с грацией достойной доктора Блада** (в исполнении Эрола Флинна) он перемахнул витрину с мороженым и различными сиропами, одновременно пихнув ногой тележку навстречу ближайшему убийце.

* Все фамилии в рассказе значимы; так, например, имя главного героя (Goodbody) переводится с английского буквально как "доброе тело". (Здесь и далее примеч. пер.)

** Главный герой фильма "Королевские пираты", снятого по мотивам романа Р.Сабатини "Одиссея капитана Блада".

Но несмотря на эффектность и даже некоторую элегантность прыжка, он задел край пирамиды коробок с мороженым и тяжело плюхнулся в отделе хозтоваров. Вызванная его падением лавина гаечных ключей, плоскогубцев, отверток, коробок с гвоздями и цветных проводов, перепугала покупательниц до такой степени, что одна из них тут же рухнула в обморок на стенд с кормом для животных.

Гудбоди нырнул под ограждение и помчался к выходу, маячившему у отдела спиртных напитков. Сзади раздавались вопли. Он бросил взгляд через плечо: эти идиоты совсем озверели -- они размахивали скальпелями уже в открытую! Но вряд ли они собирались убивать его прямо здесь, в магазине,-- скорее хотели загнать на автостоянку, где наверняка в засаде дожидалось подкрепление.

По дороге он налетел на стенд карманных изданий, закрутив его так, что "Долина Кукол", "Предложение", "Пары", "Пурпурная секс-штучка с планеты Бордель" и тому подобные книжицы разлетелись во все стороны, как гиперактивные пальцы печатающего с сумасшедшей скоростью и страстью порнографа. Ближайший преследователь, потрясающий остро отточенным скальпелем, являл собой готовую иллюстрацию к бестселлеру "Так вы решили стать нейрохирургом?"

"Как естественно и ужасно все переменилось",-- пронеслось у Гудбоди в голове в тот момент, когда он пролетал сквозь входную дверь. Ведь он сам автор этой нашумевшей книги. Правда, гонорар он так и не получил, так как знал, что стоит ему прийти за чеком в издательство, как там его поймают агенты Ассоциации медиков.

На автостоянке, освещенной как днем, дорогу ему перекрыла рванувшаяся прямо навстречу машина. Он сделал тройное сальто (что напомнило ему о триумфах в те дни, когда он восходил на сцену анатомического театра под бурные аплодисменты как желторотых студентов-первокурсников, так и маститых прославленных врачей) и, приземлившись между "шевроле" и "кадиллаком", понял, что окончательно приплыл: завизжали тормоза, захлопали двери, загрохотали шаги.

--Доктор Гудбоди! Halt! Мы не хотим причинять вам вреда! Мы действуем ради вашего же блага! Вы же нездоровы! Вы больны!

Загнанный в угол высокой каменной ограды автостоянки, он обернулся лицом к своим врагам. Никто не посмеет обвинить его в малодушии. В этот момент он вспомнил кумира своей юности Доктора Килдера*, когда тот стоял лицом к лицу с непомерно большим счетом.

* Доктор Килдер -- герой популярного в тридцатые годы голливудского сериала о благородном молодом враче.

Шестеро, сверкая скальпелями, стали медленно приближаться к нему, и он выхватил в ответ свой именной, быстрый и меткий, как Волшебная Пуля доктора Эрлиха. Он дорого продаст свою жизнь; им не видать легкой победы, если они отважатся скрестить "клинки" с человеком, чей гений в хирургии превзошел лишь Док Сэвидж*, ныне уже находящийся на покое.

* Док Сэвидж -- персонаж весьма популярного сериала Лестера Дента, а также ряда рассказов Фармера.

Герр доктор Гроссфляйш*, огромный, напоминающий Лэрда Крегора в роли студента-медика в "Жильце"**, подался вперед и швырнул шприц для подкожных впрыскиваний первого калибра. Скорость и аккуратность с которой он был пущен в цель, удовлетворила бы даже сварливую требовательность старого доктора Гиллеспи*** в исполнении Лайонела Бэрримора. Гудбоди мгновенно отреагировал, отбив его блистательным флешем, и тот улетел через стену (лучше не получилось бы даже у легендарного студента, выпившего чудодейственный эликсир).

* Grossfleish (нем.) -- букв. "большое мясо".

** "Жилец" -- первый фильм А.Хичкока.

*** Доктор Гиллеспи -- персонаж сериала о докторе Килдере.

Два других известных врача, с лицами римских ретиариев, пошли на него, потрясая смирительными рубашками и иглами для наложения швов. Гудбоди бросился на них с такой яростью, что у остальных вырвался общий непроизвольный вскрик. В конце концов, они сами себя ненавидели за то, что им приходилось делать по принуждению Ассоциации медиков.

Гроссфляйш непечатно выругался: он был готов к тому, что Гудбоди обойдется им дорого, но не кровью же! Он снова бросил шприц самого большого калибра, и тот просвистел над левым плечом Гудбоди, который в этот момент проводил финт, заставивший бы даже доктора Зорба побледнеть от зависти. Но игла все же царапнула его взметнувшуюся в броске правую руку, и кругом мгновенно стало темно, как в кабинете доктора Калигари*.

* "Кабинет доктора Калигари" -- фильм реж. Роберта Вине (1920 г.), ставший классикой мирового кинематографа; один из первых, в котором был создан образ злодея-гипнотизера. Доктор Калигари -- директор сумасшедшего дома.

--Ну что, доктор Циклопс*, будем оперерировать?

* Доктор Циклопс -- главный злодей в одноименном фантастическом фильме 1940 г.

Яркая лампа осветила шесть голов, склонившихся над ним. Но бритого черепа и толстенных линз очков Циклопа среди них не было. Наверное, эти слова Гудбоди просто приснились. Возвращаясь из темных глубин подсознания, где единственным светом был луч прозекторской лампы на мерцающем серебряном экране, он всплыл на поверхность, где его ждали, реализовавшись в жизнь, самые жуткие кошмары, упорно прятавшиеся с детства.

Доктор Гроссфляйш, автор "Техники учета тампонов" и "Экстраординарных случаев заворота спиральной инвагинации тонкой кишки: из моего личного опыта", склонился над ним. В глазах его было не больше выражения, чем в зеркальце ларинголога,-- они были холодны и пусты. И это человек, который ему так много помогал, его спонсировал и столькому его научил! Автор знаменитого, ставшего общим правилом, высказывания:"Если сомневаешься -- режь!"

Сейчас, похожий на гоблина, доктор Гроссфляйш сжимал ледоруб.

--Schweinhund*! Сначаль мы сделайт фам дер лоботомия. Ден дер диссекция без мит анестезия ф шивую!

* Schweinhund (нем.) -- негодяй (в буквальном переводе "свинская собака").

Ледоруб приблизился к его правому глазу... Хлопнула дверь. Инструмент выпал из рук хирурга и, отскочив от его мощного, цепеллиноподобного бедра, воткнулся в стол и закачался рядом с привязанной рукой Гудбоди.

--Halt!

Все шесть голов повернулись к дверям.

--Ах, токтор Ляйбфремд*! -- воскликнул доктор Гроссфляйш,-- фы дер хилер с мировой имяньем и фыдающыйся афтор "Дер нерасрешенной загадки шертфенности: фолки унд офцы!" Што есть за причин для столь траматичный врываний?

* Leibfremd (нем.) -- букв."чужое тело".

--Доктору Гудбоди надо полностью сохранить здоровье! Он единственный, кто обладает гением, необходимым для операции на мозге нашего великого лидера -- доктора Индерхауса*!

* Inderhaus (нем.) -- букв. "дом индийца".

По коже Гудбоди побежали мурашки, ему показалось, что сейчас он потеряет сознание.

--Зо, токтор Интерхаус имейт глубокий опухоль дер каниуса и речефых центрофф теятельности ф его гениальный мозг. Унд только Гудбоди есть имейт гений, штоб резать? Майн Готт, как мошем мы ему доверяйт?!

--Будем стоять у него за спиной,-- ответил доктор Ляйбфремд,-готовые при первом же ложном движении парализовать его нервную систему.

Гудбоди презрительно усмехнулся, словно исправляя ошибку первокурсника:

--Зачем мне браться за это, если потом вы все равно сделаете мне лоботомию? Причем без наркоза!

--О нет! -- вскричал доктор Ляйбфремд.-- Невзирая на все ваши преступления, мы, если вы успешно прооперируете доктора Индерхауса, оставим вам жизнь! Конечно, вам придется провести ее остаток в заключении в санатории Гроссфляйша, где (надо ли вам напоминать?) все пациенты живут как короли! Да куда там королям -- как врачи Беверли-Хиллз!

--И вы позволите мне остаться в живых?

--Та, фы умрете сфоей смертью! Ни один фрач к фам не есть прикасайся! -- горячо заверил его Гроссфляйш.-- К тому ше фам бутет сделана скитка, как проффесионалу. Тесять процентофф от фаш счет!

--Спасибо,-- смиренно произнес Гудбоди. Но на самом деле он уже искал пути побега. Мир должен узнать ужасную правду.

В день великой операции анатомический театр был заполнен врачами, съехавшимися со всех концов света. На карте стояла жизнь их обожаемого лидера -- доктора Индерхауса, и спасти его мог только уличенный и приговоренный преступник; этот Иуда, Бенедикт Арнольд, Мадд, Квислинг среди медиков!

Ввезли пациента с обритой головой. Он приветственно помахал рукой, и зал взорвался ответными аплодисментами. При виде столь бурного, граничащего с благоговением, проявления любви и уважения по его щекам покатились слезы. Но тут он увидел, что к нему приближается хирург, и в ту же секунду выражение благостности доктора Хайда на его лице сменилось на злобную гримасу Джекила.

Гудбоди надел маску и натянул перчатки. Гроссфляйш занес над ним скальпель, а другой врач, похожий на доктора Кизи после тяжелой ночи, проведенной со старшей медсестрой, нацелился на него лазером.

--Подайте назад -- мне нужно место! -- спокойно отстранил их Гудбоди. Он был холоден как лед и спокоен как поверхность аквариума с золотыми рыбками. Лишь его длинные чувствительные пальцы (он мог бы стать прекрасным пианистом, если бы выбрал в жизни не ту дорогу) чуть трепетали: словно змеи, почувствовавшие запах крови. Наступила гробовая тишина. Несмотря на то что аудитория ненавидела его как человека, презирала и испытывала к нему такое глубокое отвращение, что жаждала утопить его в плевках (без стерилизации!), они не могли сдержать преклонения перед ним как перед хирургом.

И пробил час. Скальпель взлетел и рассек кожу. Скальп был откинут. Зажужжали сверла, зажикали пилы. Верхушка черепа была поднята. Острейшие лезвия погрузились в серую подрагивающую массу.

--Ах! -- невольно вырвалось у доктора Гроссфляйша, когда он увидел обнаженные лобные доли.-- Майн Готт! Какой красафчик!

Затем раздалось единодушное "Ах!": Гудбоди продемонстрировал аудитории большую медузообразную опухоль. Невзирая на презрение к отщепенцу, доктора в течение десяти минут аплодировали ему стоя.

А он, внимая аплодисментам, с грустью думал о том, что его величайший триумф, апекс его карьеры, был в то же время его страшнейшим крушением, его надиром. А затем пациента вывезли на каталке, а хирурга скрутили, связали и спеленали. И доктора Гроссфляйш и Юберпрайс* (известный проктолог, автор классического исследования "Отравил ли доктор Ватсон трех своих жен?"), обаятельно ощерившись в дьявольски холодной с откровенно садистским предвкушением удовольствия улыбке доктора Мабузе**, приблизились к операционному столу.

* Ueberpreis (нем.) -- букв. "чрезмерная цена".

* Доктор Мабузе -- герой ряда фильмов 30-50-х годов, стремившийся захватить власть над миром.

Аудитория подалась вперед: все как один предвкушали редкое зрелище -- ведь и хирургам, и оперируему будет гораздо удобнее без анестезии: врач сможет определять реакции пациента намного быстрее и точнее, нежели когда чувства последнего одурманены.

--Доктор Икс, я полагаю? -- спросил Гудбоди, когда пришел в себя.

--Что? -- удивилась сиделка миссис Фелл.

--Так, ночной кошмар. Мне снилось, что мне отпилили руки и ноги. О!..

--Вы скоро к этому привыкнете,-- успокоила его сиделка.-Когда вам что-нибудь понадобится, нажимайте носом вот эту кнопку. И не стесняйтесь: доктор Гроссфляйш сказал, что вашими руками и ногами теперь буду я. То есть я имею в виду...

--Так, значит, я не просто теперь обрубок, а еще и обрубок сумасшедший,-- перебил он,-- Я уверен, что у меня в диагнозе стоит какая-нибудь ужасная неизлечимая мания. Ведь так?

--Так,-- ответила миссис Фелл.-- Но только кто знает, что на самом деле является сумасшествием! Бредятина одного становится религией другого. То есть кому -- шизофрения, а кому -маниакально-депрессивный психоз. Короче, вы поняли, о чем я!

Рассказывать ей о себе не имело никакого смысла. И все же он это сделал.

--Только, пожалуйста, не отмахивайтесь сразу от того, что я вам сейчас расскажу, как от обычного бреда сумасшедшего! Подумайте об этом хорошенько на досуге: присмотритесь к окружающему вас миру. Вы увидите: все, что я расскажу, имеет смысл. Пусть и странный, шиворот-навыворот, но имеет.

У нее было одно преимущество: она была сиделкой. А все сиделки прямо с момента поступления на работу тихо ненавидят докторов и потому всегда готовы поверить в самое худшее, что о тех будет сказано.

--Каждый врач дает клятву Гиппократа. Но, прежде чем принести ее публично, он дает в самом узком кругу клятву высшего порядка, более древнюю, чем клятва Гиппократа, который умер приблизительно в 377 году до рождества Христова.

Вполне возможно, что самый первый знахарь-шаман каменного века потребовал этой клятвы от второго шамана. Кто знает? Но есть письменные свидетельства (которые вам никогда не увидеть), что первый врач цивилизованного мира, первый врач древнейшего из городов-государств -- Шумерского царства, которое предшествовало даже Древнему Египту, уже требовал этой клятвы от следующего.

Так вот, "Шумерская клятва" -- прочистите мне, пожалуйста нос, дорогуша, если это вас не затруднит,-- гласит, что врач никогда и не при каких обстоятельствах не скажет ни слова о том, что касается истинных занятий врачей и истинной причины всех болезней...

Миссис Фелл попыталась несколько раз его перебить и наконец не выдержала:

--Доктор Гудбоди! Вы что, всерьез пытаетесь мне доказать, будто болезни -- дело рук самих врачей? Что доктора сами их придумывают и распространяют? И что если бы не было докторов, мы все были бы стопроцентно здоровыми? Что они ловят и используют дилетантов, заражая их, а затем вылечивая, только ради своей карьеры и делают на этом деньги, гася при этом все подозрения своими... своими... Но это же ужасная чушь!

По его носу потекла капля пота, но он не обратил на нее внимания.

--Да, миссис Фелл, и все же это правда! Но иногда (впрочем, бывает это довольно редко) бремя массового убийцы становится слишком тяжким для врача, и тот ломается. Тогда он пытается рассказать правду. С этой минуты он становится изгоем; его отлавливают, как зверя; его собственные коллеги объявляют его сумасшедшим; он умирает во время операции или же заразившись неизлечимой болезнью; или просто исчезает с концами.

--И почему ж тогда вас не убили?

--Скажу! Я спас нашего прославленного лидера -- Великого Всеми Превозносимого Сверхгениального Шумера. Они обещали мне жизнь (а мы никогда не лжем друг другу -- только пациентам). Но они должны были быть уверены, что я не смогу сбежать. А язык мне не отрезали только потому, что они садисты: болтай сколько хочешь, все равно -- кто поверит пациенту из дурки? Да, миссис Фелл, и не надо смотреть на меня с таким ужасом. Бред психа из желтого дома! Я ведь сдвинутый? Ну правда?! Вы только в это и поверили?

Она погладила его по голове:

--Ладно, ладно. Я верю вам. Посмотрим, что можно сделать. Вот только...

--Что?

--Мой муж тоже врач, и когда я на секунду себе представила, что он состоит в секретной организации...

--Не рассказывайте ему! -- закричал Гудбоди -- Ни слова ни одному врачу! Вы что, хотите заиметь рак или слечь с коронарным тромбофлебитом? А то и поймать какую-нибудь новую, с иголочки, мозговую инфекцию? Они ведь, чтоб не умереть от скуки, постоянно что-то изобретают!

Но все было без толку. Миссис Фелл соглашалась с ним только для того, чтобы его успокоить.

В ту же ночь его отвезли в подземелье очень древнего дома, где пылали факелы и старые каменные стены сочились сыростью; где рокотали маленькие барабанчики и пронзительно ревели козьи рога; где одетые в алые мантии врачи с разрисованными лицами и с черными перьями на головах грохотали погремушками из тыквы; где усилитель транслировал Шумерскую клятву выпускникам 1970 года. И каждого нового инициируемого подводили к нему. Для того чтобы каждый осознал, что с ним будет, если он предаст свою профессию.