"Гордое сердце" - читать интересную книгу автора (Лэйтон Эдит)

Глава 8

Сарай быстро строился. Остин Граймз нанял людей, которые помогли доставить доски. Драмм из окна наблюдал, как поднимаются новые стены, и не находил себе места от желания увидеть, как все выглядит внутри. Поскольку ему не разрешалось спускаться, приходилось довольствоваться рассказами остальных обитателей дома. Когда все было сделано, они явились к нему в комнату, чтобы доложить о триумфе.

— Там очень много места! Хватит еще для пяти лошадей! — восторженно говорил Вин. — Окна такие большие, что, если залезть на сеновал и выглянуть, увидишь весь мир.

— Внутри сарая светло! И сеновал огромный, — с энтузиазмом подхватил Кит. — Там можно сидеть и читать до ночи и даже не зажигать фонарь.

— Все выполнено безупречно, милорд, — самодовольно произнес Граймз.

Остальные двое слуг стояли в коридорчике у дверей, поскольку не поместились в комнате. Они обменялись взглядами и улыбнулись.

— Дерево превосходное. Я редко видела подобное, — восхищалась миссис Тук.

— Дуб, — ответил Драмм, подавив желание поклониться.

— Золотистый дуб, — продолжала она, — гладкий и блестящий и, без сомнения, почти не требующий ухода.

— Новый сарай красивее, чище и больше, — воскликнул Роб. — Нам надо перебираться туда, а не жить в доме!

Внезапно наступила тишина, все посмотрели на Александру. Она вынужденно рассмеялась.

— Может, мы так и поступим. А сюда тогда переведем Грома. Как ты думаешь, ему понравится твоя кровать, Роб?

Мальчик прикусил губу.

— Наверное, нет. — Он умоляюще посмотрел на сестру. — Но это чудесное место, Алли.

— Да, — согласилась она, — просто очень плохо, что сарай не подходит к нашему дому.

Драмм промолчал. Постройка подходящего дома не очень сказалась бы на его финансовом положении, но это было бы слишком. Перестройка сарая — одно, а покупка молодой женщине нового дома — совсем другое. Он нахмурился. Александра была права. Слишком тонкая грань разделяла то, что здешние люди сочли бы за его потакание собственным прихотям, и то, чем, по их мнению, девушка расплачивалась за дорогие подарки.

— Но твой дом — историческое место, Роб, — сказал граф. — Сейчас с каждым годом строят все меньше домов, крытых соломой. Историческая ценность не сравнится с современной.

— Да уж, — иронически заметила Александра. — В современных домах жить гораздо скучнее. Люди там теряют забавную возможность разбить себе лоб, если забудут вовремя наклониться, спускаясь или поднимаясь по лестнице. Но уют того стоит. Мы согреваемся двумя поленьями в очаге, так зачем нам пространство, где можно было бы повернуться? Для этого нужно лишь выйти из дома. Кроме того, горожане не имеют удовольствия жить среди природы, как наши предки. Жильцы в современных домах, может быть, видят ласточек под карнизом, но сомневаюсь, что у них под крышей живут уховертки и мыши, и, конечно, они лишены радости каждый год перестилать крышу, чтобы там не заводилась прочая гадость. Что не имеет значения, поскольку прочая гадость с удовольствием живет в наших славных исторических стенах.

Драмм усмехнулся. Она говорит об этом с юмором. Но его улыбка исчезла, когда девушка продолжила.

— История имеет ценность, а прогресс несет комфорт, — задумчиво проговорила она. — И все же… — Александра посмотрела в окно на огромный новый сарай. — Теперь мы роскошествуем, имея и то и другое, правда? Нам повезло. Большая пристройка к сараю, абсолютно чистая и светлая. К нашему маленькому крытому соломой домику. Благодарю вас, милорд. — И она присела в реверансе, слишком глубоком.

Граф посмотрел в окно, потом на хозяйку. Она говорила с сарказмом, но было ясно, что она права. Сарай не подходил к дому. Они совершенно не сочетались. Дом казался жалким, а сарай рядом с домом смотрелся утрированно. Словно кто-то переборщил с идеей или с деньгами. Домик представлял из себя простое жилище, может быть, ему многого не хватало, зато в нем было свое очарование. Теперь картина имела неуравновешенный и незаконченный вид. Драмм оказал услугу себе, а не хозяйке домика, когда перестроил ее собственность под свои нужды.

— Сарай со временем постареет, — сказал он, поморщившись от того, как глупо это прозвучало.

— Совершенно верно, — со скрытой иронией произнесла Александра.

— Простите, — тихо произнес Драмм. — Вы должны знать, что я всего-навсего пытался отблагодарить вас.

Она вздохнула.

— Да, спасибо. Я уверена, что со временем все это приобретет более приемлемый вид. Я посажу там цветы, мы привыкнем. Но пожалуйста, больше никаких подарков. Мы приняли вас, потому что вы нуждались в помощи. Каждый поступил бы так же. Вы отплатите нам, если побыстрее выздоровеете.

— После чего сяду на свою лошадь и уеду? — спросил он со слабой улыбкой. — Сразу, как только смогу. Доктор, у меня с головой все в порядке, с глазами тоже. Почему бы не разрешить мне уехать?

— Я уже говорил, — ответил доктор. — Может быть, через три недели. Ни днем раньше. Если вы, конечно, не хотите до конца жизни ходить с палочкой.

Драмм не понял, чей вздох был глубже — его, Александры, мальчиков или миссис Тук. Только мальчики и миссис Тук вздохнули с облегчением.

Вечером Александра пришла в комнату Драмма, неся поднос с ужином. Она дожидалась, пока он посмотрит в ее сторону, но не входила. Граф снова сидел в кресле, тоскливо глядя в окно. На коленях лежал журнал, на столе — письма, которые он написал. Его комната? Его стол? Девушку удивили собственные мысли. Он настолько завладел комнатой, что можно было только гадать, сможет ли она когда-нибудь снова считать ее своей.

Но когда-нибудь он уйдет, только неясно, исчезнет ли так же быстро ощущение его присутствия. От воспоминания о мистере Гаскойне оказалось легко избавиться. В его комнате было так пусто и холодно, что девушке стоило только приобрести несколько милых вещиц, чтобы рассеять его дух. Но граф Драммонд заполнил комнату умными словами и смехом. Его труднее будет забыть.

— Можно войти? — спросила Александра, когда он поднял голову.

— Входите, садитесь, останьтесь, говорите — делайте все, что хочется, — сказал он. — Я мучаюсь от угрызений совести и одиночества. Вы можете излечить и то и другое.

Она поставила поднос.

— Думаю, в первом виновата я, и поэтому пришла, чтобы извиниться. Но не понимаю, как вы можете страдать от второго. Я отнеслась к вашему подарку без благодарности, простите меня. Но одиночество? Ваши слуги и мои домочадцы бывают здесь так часто, что я не знаю, как вам хватает времени подумать о чем-нибудь, а не то что изнывать от одиночества.

— Разговор разговору рознь, моя дорогая, — произнес он, поднимая крышку с блюда и вдыхая пар. — Пирог с мясом — божественно. — И, не сводя с нее понимающих глаз, продолжал: — Мальчики развлекают меня, и я пытаюсь научить их тому, что они не могут узнать сами. Миссис Тук очень милая дама, но, боюсь, мое положение заставляет ее яснее видеть свое собственное. Думаю, это ее печалит. Граймз никогда не переходит границу между хозяином и слугой. Это хорошо для него, но плохо для меня в моей теперешней ситуации. Ройс и Бердок, слуги, могут поговорить о лошадях и о военных воспоминаниях. Вы — единственная, с кем я могу говорить обо всем и кто понимает все с полуслова.

— Разве? — смеясь, спросила она. — Вы меня перехваливаете, милорд, как сказали бы мальчики. Мне нравятся более правдивые комплименты. Что я знаю о Лондоне? О Европе? Об обществе и его обычаях?

— Большинство людей в Лондоне не читают так много, как вы. Кроме того, вы цените хорошую шутку и не позволяете моему титулу затмить в ваших глазах все остальное. Многие слишком серьезно воспринимают мое положение. — Он скорчил гримасу. — Вот мой отец, например. Поймите меня правильно. Я английский аристократ и счастлив, что помогал справиться с Наполеоном, потому что меня не радует картина, когда знати отрубают головы на улицах Парижа или Лондона. Прославить свое имя — самое важное для мужчины, но это не приносит добра его душе. Поэтому хорошо, когда кто-то останавливает меня, если я становлюсь слишком деспотичным. Или пытается остановить, — с сожалением сказал Драмм, снова выглядывая в окно. Он вздохнул. — Красивый сарай. Для какого-нибудь другого места. Вы были правы. Я думаю, может быть, покрыть его соломой?

— Нет! — быстро сказала она. — Слишком сложно будет потом поддерживать его в порядке. Со временем все утрясется. Не беспокойтесь.

— Я не буду беспокоиться, если успокоитесь вы. — Он искренне смотрел на нее, не отводя глаз.

Через несколько недель граф уедет отсюда и навряд ли потом вспомнит о ее существовании, но сейчас смотрел так, словно ее прощение было для него самым главным в жизни. Интересно, осознает ли он свою власть. Александра мысленно рассмеялась. Конечно, да. Этот взгляд — часть игры.

— Прекрасно, — ответила девушка, размышляя, как бы сменить тему разговора, чтобы он перестал так пристально ее разглядывать.

Александре было гораздо лучше, когда граф не смотрел на нее. Если бы они просто разговаривали и ей удавалось избегать сияющего лазурного пламени его глаз, тогда по рукам не бегали бы мурашки от удовольствия, и она не ощущала бы покалывания в шее, а сердце билось бы ровно. Что было бы гораздо лучше для всех, подумала девушка и, желая переменить тему, спросила Драмма, как долго, по его мнению, еще продержится бедный старый сумасшедший король Георг.

Они проговорили до тех пор, пока не пришла пора зажигать лампы и кормить домочадцев ужином. Перекусив, Александра поднялась к себе пригладить волосы и приготовиться к тому, что стало для нее одним из лучших событий дня. Затем они с миссис Тук поднялись в спальню Драмма, где уже сидели мальчики, дожидаясь дополнительного урока.

Слушатели увлеклись рассказами графа. Теперь они шутили столько же, сколько читали, и обсуждали каждую удивительную историю, которую мог припомнить Драмм. Сегодня он вспоминал только веселые. Миссис Тук улыбалась, не прекращая вязать. Граймз, наполовину скрытый в тени, тоже слушал. Александра сияла, глядя на всех.

Это была добрая, мирная картина. Девушка посмотрела в окно — становилось все темнее, наступала ночь. Слуги Драмма в своем новом жилище готовились ложиться спать. Она видела, как свет фонаря выплескивался из высоких окон сарая, озаряя сад, в котором теперь совсем по-другому ложились тени. С каждым днем ее мир, казалось, становился шире, а маленький деревенский домик рос, вмещая все больше радости и доброты, и его не мог догнать никакой новый сарай, сколько бы стен ему ни добавляли.

Потому что сейчас этот домик заполняли беседы, смех и воспоминания, которые Александра будет беречь до конца жизни. Только одно ее беспокоило — она слишком много смеется. Ее всегда предостерегали от этого. «Кто много смеется, будет много плакать» — вот что ей говорили. Но лить слезы тоже не позволялось. Наверное, это было правильно. С эмоциональными детьми труднее справиться. И все-таки после ухода мистера Гаскойна она всегда радовалась, когда мальчики веселились. Их смех делал ее счастливой. Сегодня она позволила себе смеяться до тех пор, пока слезы не выступили на глазах, потому что такое настроение редко у нее бывает и длится недолго и Александра хотела насладиться им сполна.

Если завтра придется плакать, решила девушка, то она по крайней мере это заслужит. Так будет справедливо. Потому что раньше приходилось слишком много плакать не по своей вине.

Следующий день, однако, принес изумительное событие. После завтрака прибыли друзья Драмма. Александра увидела их, когда после стирки выплескивала во дворе воду из таза. Они высадились из трех карет, остановившихся напротив дома, и были одеты элегантно и красиво, как сказочные принцы и принцессы.

Трое джентльменов, лакированными сапогами ступившие на ее дорожку, оказались красивыми, сильными, явно обладающими властью и положением в обществе. Они являлись представителями лондонской элиты, которую до этого Александра видела только на иллюстрациях в модных журналах. Их повседневный наряд состоял из облегающих сюртуков, рубашек девственной белизны и высоко, замысловато повязанных шейных платков. Панталоны без единой морщинки облегали мускулистые ноги, а обувь сверкала так, что соперничала блеском со шкурами их чудесных лошадей. Один из джентльменов был высок, темноволос и мрачен, второй обладал темно-золотыми волосами и удивительно красивым лицом. Последний отличался грубоватыми чертами лица, военной выправкой, но был привлекателен, несмотря на ярко-рыжие волосы.

Александру ошеломили джентльмены, но прибывшие с ними дамы заставили ее открыть рот от изумления. Они были прекрасны и грациозны и выпорхнули из экипажа, словно бабочки. Их наряды превосходили все, что Александра видела на лучших местных свадьбах, хотя наверняка в дорогу дамы надели обычную для своего положения одежду. Модные платья красивых оттенков и изысканные шали, наброшенные на нежные плечи, чтобы защитить их от утренней сырости. Маленькие высокие шляпки, сидящие на идеально уложенных волосах. Какими бы дорогими ни были их наряды, один взгляд на эти лица и фигуры говорил, что дамам не требуется никаких иных украшений.

Одна из них — миниатюрная блондинка неземной красоты, вторая — черноволосая красавица, и последняя, с волосами цвета темного меда, чья ошеломляющая красота имела единственную несовершенную черточку, которая тоже каким-то образом добавляла ей прелести, — тонкий шрамик на безупречно гладкой щеке.

Александра была совершенно подавлена увиденным и чувствовала, что становится одновременно маленькой и неуклюже-огромной с каждой секундой и каждой изысканной деталью, которую замечала у своих гостей. У его гостей, напомнила она себе. И невольно пригладила подол застиранного платья. Они, наверное, выбросили бы такое на тряпки.

Из другой кареты вышли слуги. Александра торопливо пересчитала их. Шестеро господ и трое слуг? Боже! Где она найдет место, чтобы усадить их?

Пока вновь прибывшие разглядывали сарай, сияющий великолепием новизны, блондинка взяла из рук горничной спеленутого младенца, обеспокоенно посмотрев в его спящее личико.

— Мою девочку пушками не разбудишь, — с удовольствием произнесла дама, прижавшись щекой к детской головке. — Разве я не права, что взяла ее с собой? — спросила она.

— Это был единственный способ спасти наши головы, — тихо сказал один из мужчин.

— Ха! — небрежно ответила блондинка и нетерпеливо огляделась. — Ну, и где же он?

Все посмотрели на домик и наконец увидели Александру, стоящую у дверей. Она заставила себя поприветствовать гостей. Прижимая к груди тазик, словно защищаясь, она склонила голову в поклоне.

— Полагаю, вы здесь, чтобы повидаться с графом? — спросила девушка, надеясь, что нервозность не помешает произносить слова спокойно, без дрожи.

— Так и есть, — ответил высокий брюнет. — Ваша хозяйка дома?

Александра вздернула подбородок.

— Я и есть хозяйка, — сухо сказала она.

— Прошу прощения. — Джентльмен поклонился. — Я Синклер, кузен графа. Мы получили весточку, что с графом случилось несчастье. Он здесь? Все в порядке?

— Я мисс Гаскойн, милорд. — В голосе Александры все еще отчетливо ощущался холод. — Ваш кузен наверху. Он действительно пострадал. Сейчас ему гораздо лучше, но он должен оставаться здесь, пока полностью не выздоровеет.

Миниатюрная блондинка сжала в кулачок руку в перчатке и ткнула джентльмена в плечо.

— Посмотри, что ты наделал, — сердито сказала она. — Ты настроил ее против нас, и неудивительно.

— Ох! — Тот съежился, хотя удар и был шуточным. — Прекрати меня жалить, оса. — Уважаемая, — обратился он к Александре с извиняющейся улыбкой, которая преобразила его лицо, сделав обаятельным, — простите меня. Я так захвачен поисками Драмма и выяснением его состояния, что забыл о манерах. Позвольте должным образом представить вам нашу компанию. Я — виконт Синклер, а это виконтесса. Вот мой друг Рейф Далтон и его невеста, а этот белокурый чертенок — моя подопечная Джилли Райдер, доставшаяся бедняге мистеру Райдеру, очаровательный человечек в пеленках — их потомство, Аннализа.

— Доктор считает, что граф не может покидать свою комнату еще по крайней мере неделю, — объяснила Александра, слегка кивнув при произнесении каждого имени. — Я доложу ему, что вы здесь. — Она повернула голову и посмотрела вверх, чтобы увидеть Остина Граймза у окна. Слуга жестом показал ей, чтобы гости поднимались. — Кажется, его камердинер все слышал, — сказала она, снова поворачиваясь к гостям. — Графу наверняка не терпится увидеть вас, так что проходите, пожалуйста.

Виконт нахмурился.

— Будьте добры, подождите. Какие у него повреждения? Драммонд прислал письмо, но там сказано только, что он не сможет приехать на встречу, о которой мы договаривались, потому что произошел несчастный случай. Маловато информации для того, чтобы мы успокоились. Все по-настоящему заволновались, когда Драмм не вернулся домой и выяснилось, что он послал за своим камердинером и слугами. Раньше он сам мог побеспокоиться о себе, если требовалось, к тому же он не из тех, кто признается, что нуждается в помощи. Но, поскольку граф за ней обратился, мы прибыли, чтобы предложить свои услуги и все выяснить. Он сообщил только, что ему не повезло и что он свалился с лошади.

Александра невольно рассмеялась.

— Свалился с лошади? Скорее поспешно спустился, — уже серьезнее сказала она. — В его лошадь стреляли. Мы до сих пор не знаем, кто и почему. Но она сбросила вашего кузена. Животное выжило, но упало на графа и сломало ему ногу в двух местах, еще доктора до сих пор беспокоит, что граф сильно ударился головой. Сейчас уже все прошло, — быстро добавила девушка, поскольку всех поразили ее слова, — но… вначале повод для беспокойства был.

Рыжий джентльмен сказал что-то едва слышно, затем почти крикнул:

— Этому доктору можно доверять? Почему вы не послали в Лондон за другим специалистом?

Александра выпрямилась с каменным лицом.

— Доктор Пэйс достоин всяческого уважения, — произнесла она, сжимая тазик с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. — Мы сделали все, что могли, и к тому же очень быстро. Не было и речи о том, чтобы посылать кого-нибудь в Лондон, когда мы принесли вашего друга в дом на дверях, не было времени даже подумать об этом. Нам повезло, что мы смогли так быстро найти доктора, тем более такого хорошего, как доктор Пэйс. У нас на руках оказался тяжело раненный человек, а мы даже не знали его имени. Мы узнали его имя, только когда он пришел в сознание, и то все сомневались, что это произойдет. А когда мы увидели его ногу, то тоже не думали спрашивать мнение какого-нибудь другого врача. Самым важным было поскорее вправить ее. Если бы больной не начал поправляться, доктор попросил бы консультацию у коллеги. Но оказалось, граф Драммонд выздоравливает с замечательной быстротой.

Рыжеволосый выглядел сконфуженным.

— Простите меня. Просто он мой старинный друг, и я бы очень хотел, чтобы наша дружба не прервалась. Благодарю вас от его имени, мисс Гаскойн.

Она скованно кивнула.

— Желаете войти? Дом очень мал, поэтому я останусь снаружи. Не забудьте пригнуться, проходя в двери. Комната графа наверху. Пожалуйста, поспешите, потому что, боюсь, он от нетерпения попытается встать, а это запрещено.

Гости направились к дому. Виконтесса остановилась напротив Александры.

— Простите, что мы свалились вам на голову, — сказала она, — но Драмм очень нам дорог, и когда мы узнали, что он в беде, то должны были приехать и повидать его.

Сердитая маленькая блондинка тоже остановилась.

— Мужчины хотели, чтобы мы остались дома, но женщины, как и мужчины, способны на дружеские чувства, — с улыбкой обратилась она к Александре. — Как можно оставаться спокойным, если другу плохо? Он сделал бы то же самое для нас.

— Да, — ответила девушка и улыбнулась, хотя испытывала при этом странное чувство, словно ее обманывают, поскольку не могла представить себе, что еще кто-нибудь, кроме мальчиков, беспокоился бы о ней.

— Скоро может подъехать мой брат, — произнесла черноволосая леди. — Пожалуйста, пришлите его тоже наверх, к нам.

Александра смотрела, как они толпой входят в ее домишко. Когда-то она пошутила, сказав, что под этой старой соломенной крышей скрывались многие чужаки-завоеватели. Но не было людей более чужих, чем эти посетители из совершенно другого мира. Они наконец пришли к нему. Он снова среди своих, и скоро уйдет с ними, а она никогда больше не увидит его.

Волнение улеглось, радость ушла. Жизнь вернется в обычное русло, но никогда больше не станет прежней. Александра займется повседневными делами, так и должно быть, но теперь все будет безрадостнее для нее. То, что казалось привычным, покроется пеленой одиночества.

— Кто много смеется, будет много плакать, — повторила она самой себе. И вздохнула — нет, это не так. Ей не хотелось плакать. Она просто ощущала какую-то пустоту.

Слуги, прибывшие вместе с нежданными гостями, разглядывали дом, в изумлении смотрели на сарай и исподтишка бросали взгляды на хозяйку. Александра быстро пошла в свой садик и, чтобы избежать любопытных глаз, низко склонилась над побегами душистого горошка, притворившись, что рассматривает их.

Скоро она погрузилась в раздумья, чем и как угощать гостей. Надо предложить им чаю, потому что ближайшая гостиница далеко… Звук лошадиных копыт заставил ее поднять голову.

Сияющий желтый фаэтон с позолоченными стойками и ярко-красными колесами, в который были запряжены белые лошади, подъехал к дому, подняв облако пыли. Экипаж выглядел удивительно красивым, изящным и, видимо, тщательнейшим образом сбалансированным для скоростной езды. Двое джентльменов высоко на сиденье возницы выглядели как картинка из спортивного обозрения. Девушка обратила внимание на их жесткие, скучающие лица. Один оказался толстым, второй худым. Никто из них не был похож на брата черноволосой красавицы. У одного высокая касторовая шляпа сидела на желтых волосах, тускло-серые волосы второго коротко подстрижены и зачесаны на лоб.

Их коричневые сюртуки для верховой езды застегивались на большие жемчужные пуговицы. На одном были желтые брюки, на втором — голубые. У каждого в петлице красовались яркие букетики цветов. Без сомнения, члены какого-то изысканного клуба любителей верховой езды, подумала Александра, разглядывая их. Жалко, что мальчики их не видят, они были бы в восторге.

Хотя фаэтон остановился, двое прибывших не спускались с высокого сиденья, разглядывая окрестности с таким видом, словно приобрели это место. Увидев другие кареты, улыбнулись и кивнули друг другу. Перевели взгляды с дома на сарай, сравнивая явно несопоставимые размеры и очертания строений. Увидели Александру и снова заулыбались.

— Ну-ну, — произнес желтоволосый, обращаясь к другу: — Наконец-то мы получим ответы на все вопросы.

До того как девушка успела что-нибудь сказать, незнакомец, не сводя с нес глаз, но по-прежнему вовлекая в разговор друга, продолжил:

— Несчастный случай, клянусь своей благородной задницей! Драммонд обнаружил сокровище. Неудивительно, что он удалился в деревню. Здесь во всем ощущается его присутствие. Только посмотри, что наш приятель сделал для своего удобства — выписал слуг, друзей, даже возвел это новое… сооружение. Выглядит так, словно его построили только вчера. Он не забыл и про развлечения. Взгляни на нее. Олицетворение деревенских радостей. Славная здоровая девушка, теперь все становится ясно.

— Она не леди, — прокомментировал второй, оглядывая Александру с ног до головы.

— Нет, в этом ему повезло. Здесь джентльмену не нужна леди. А что ему нужно, она имеет. И в достатке. Хорошенькая и чистенькая, не то что потасканный городской товар. Господи! Думаю, и мне пора наведаться в свое поместье и посмотреть, что там выросло, кроме репы.

— Не в свое, — ответил толстяк, поднимая к глазу лорнет. — Вот в чем все дело. Вот почему Драмм приехал сюда, в эту глушь. Никакого намека на скандал, подальше от своего собственного заднего двора. В общем, он сделал все правильно.

Александра не могла поверить своим глазам и ушам. Кому бы ни приходился родственником этот невежа, она хотела, чтобы он немедленно уехал.

— Прошу прощения? — отчеканила она, копируя суровый, надменный тон, которым умел говорить самый строгий школьный учитель в стране мистер Гаскойн.

— Милочка. — Возница скользил взглядом по ее телу. — Вам не стоит ничего просить. Не сердитесь. Мы приехали, чтобы найти этого болвана Драммонда, но будем счастливы взамен получить вас.

Александра пожалела, что не может натравить на них собаку и что у нее нет старшего брата, или отца, или высокого, широкоплечего друга. Хотя все-таки оставалась надежда, что друг у нее есть.

— Он наверху, — ледяным голосом проговорила она. — Я скажу ему, что вы прибыли.

— Да стоит ли беспокоиться. — Тощий оперся о колесо и спрыгнул с сиденья. Одной рукой в перчатке он поднял ее подбородок, заставляя взглянуть в свои поблескивающие глаза. — Я-то здесь. Карманы у меня полны денег, и в штанах тоже появляется тяжесть, когда я смотрю на тебя, — этого должно быть более чем достаточно, особенно для ухватистой дамочки. — И он подмигнул ей.

Ее глаза тоже блестели от жгучего желания убить его. Девушка отшвырнула его руку.

— Вы ошиблись. Я вас больше не приглашаю войти. Уходите.

— И не подумаю, — ответил он, обнимая ее за талию.

— Осторожно! — предупредил его друг.

— Почему? — рассмеялся наглец.

— Драммонд — господин обидчивый.

— Я тоже, разве не видно? — со смехом отвечал желтоволосый, удерживая в ярости рвущуюся прочь Александру. — Не беспокойся. Драммонд и сам ни одной юбки не пропустит, кроме того, джентльмены не стреляются из-за шлюх.