"Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт" - читать интересную книгу автора (Шифман Фаня Давидовна)

3. Звёздный рок-н-ролл

Начало "окривевшего кольца" Моти сидел возле экрана компьютера и, почти не моргая, напряжённо вглядывался в его загадочно мерцающую глубину. Если не глядеть на его руки и тем более на экран, можно подумать, что он спит с открытыми глазами, или пребывает в состоянии транса. Гибкие пальцы его левой руки стремительно носились по клавишам, отдалённо напоминая руки пианиста-виртуоза, кисть правой руки словно бы расслабленно охватывала мышку.

На экране разворачивались фантастические картины. На зеленоватом, бархатисто мерцающем и переливающемся поле экрана появилась светящаяся белая звёздочка, из бархатистых глубин раздался тихий мелодичный звук. Звёздочка росла, постепенно раскручиваясь в радужную спираль, и по мере раскручивания спирали становился мощнее и громче электронный звук то ли колокола, то ли органа. Как только этот звук достиг нестерпимой силы, его мощь тут же резко пошла на убыль.

Откуда-то издали зазвучала песня Виви Гуффи "Сидишь на облаке", в сопровождении нежных колокольчиков, в которых явно ощущался электронный призвук (вот когда Моти всем своим существом, чуть ли не печёнкой, ощутил, что это такое – космо-электронные звучания!). Спираль, составленная из радужной пыли или брызг, раскрутилась в огромную, на весь экран, сверкающую ракушку, распахнувшую манящее устье, на пороге которого сверкала, пульсировала, дышала надпись Enter, которая время от времени плавно перетекала в надпись Welcome и обратно. Моти резко нажал клавишу мышки и стремительно перебросил руку на клавиши со стрелками.

Начался стремительный полёт по манящим, запутанно-ветвящимся лабиринтам виртуальной "Цедефошрии" в сопровождении пробуждающей смесь светлой грусти с тревожностью мелодией. То была песня Виви Гуффи "Я в дом зашёл", исполняемая на неведомых инструментах, звучание которых напоминало то скрипки, то колокольчики, то верхний регистр органа, но скорее – и то, и другое, и третье. По стенкам ракушки в такт и ритм звучащей мелодии, мелькали радужные блики, а сверху резвились облачка, похожие на весёлых зверушек, разыгрывающих забавный мультик.

Моти рассеянно водил мышкой и автоматически перебирал клавиши, с улыбкой глядя на резвящиеся облачка. Он вспоминал, как, вплотную приступив к разработке сценария для Проекта Века, он вдруг подумал о детских рисунках дочки Ширли.

До чего же они были красивы, забавные серии дочкиных рисунков! На них она изображала небо во всех видах, и облака у неё были одновременно похожи и на облака, и на смешных пушистых зверушек! Его Бубале так любит небо, море, природу.

Она и сейчас, превратившись в задумчивую девушку-подростка, может часами рисовать свои смешные комиксы, придумывая всё новые всевозможные сюжеты. Её серии становятся всё интереснее и совершеннее, зато детская непосредственность и свежесть остались. Тогда Моти пришло в голову, что в этом проекте могут пригодиться весёлые облачата Ширли – так он убьёт сразу двух зайцев. А что, это, пожалуй, идея!.. Предложить интересное дизайнерское решение, да и Бубале привлечь к любимой работе, заинтересовать…

И вот сейчас Моти порадовался тому, что забавные рисунки Ширли (с помощью одного из анонимных компьютерных дизайнеров "Лулиании", приятеля Моти) нашли вторую жизнь в его программе. А ведь действительно отлично вышло! Справедливости ради надо признать: он просто попросил у дочки рисунки, даже не сказав, где собирается их использовать. Моти решил, что гораздо лучше сделать дочке (а заодно и мальчишкам) сюрприз: пусть Бубале увидит своих весёлых облачат уже на виртуальном небе готовой "Цедефошрии". Что-то тогда близнецы скажут?! Это уж точно: больше "маленькой дурочкой" не посмеют её называть!..

Общий фон становился всё темнее, радужные блики и весёлые облачата, имеющие вид смешных зверушек, постепенно сгустились в мрачные тучи, а затем и вовсе исчезли, поглощённые чёрным беззвёздным небом, вселенской пустотой. Внезапно загрохотали то ли литавры, то ли фанфары Арпадофеля, незаметно вполз прямо в нервы круто скользящий вниз вкрадчивый, нестерпимо-скрежещущий звук, как будто легонько провели железным бруском по зубьям пилы. "Так и есть – это он, "самый потрясающий силонокулл-пассаж гениального Ад-Малека" – по словам моих мальчишек!" – подумал Моти, содрогаясь и морщась, как от острой зубной боли – и тут же испугавшись своей подсознательной реакции.

Одновременно вспыхнула ярко-зелёная, переходящая в молочно-белую, слепящая молния, напомнившая Моти левый косой глаз Куби-блинка. Из-за поворота (словно бы резко перевоплотившись из облачат-зверушек) вывалились оскаленные, кривляющиеся морды неведомых чудовищ. "Ну, это уже сработал дизайнер Пительмана, – подумал Моти, и его радость от вида смешных и задорных весёлых облачат Ширли померкла. – У этого парня эстетический принцип – в духе струи". В сердце впервые закралось сомнение – правильно ли он сделал, что подкинул дизайнерам Пительмана и Арпадофеля идею дочкиных рисунков?

В нижней части экрана, на внутренней поверхности ракушки, возник знакомый кубик с точками на каждой грани – от одной до шести; он на глазах превращался в нагловато вихляющий многогранник с множеством разноцветных пульсирующих граней, в основном тёмных оттенков. Число точек стремительно росло, многогранник закрутило в силонокулл-тарантелле – этакое быстро растущее нечто, того и гляди! – всосёт в себя весь экран. Послышалась песня "Из туманных спиралей", но её сопровождал уже не хор нежных колокольчиков, а рассыпающий трели бутылочного боя ботлофон, творение бутыле-вдохновлённого Куку Бакбукини. С каждой синкопой число граней этого таинственного нечто с пронзительным сверканием резко возрастало – и в такт гремел ботлофон: "Изваяно нечто!.. нечто!!.. нечто!!!.." И вдруг!.. Под визжаще-царапающий (как железом по стеклу) стремительный пассаж силонофона нечто превратилось в оскаленную, усеянную бесчисленными зубами морду с огромным количеством глазок, мерцающих всеми оттенками зелёного… Их цвет то плавно, то скачком переливался в темнеющий жёлтый, а под конец – в жутковатый молочно-белый.

Непонятно было, где глаза, а где зубы – одни словно бы перетекают в другие.

Моти снова представил на месте этой морды широкий блиноподобный лик куратора в стадии зловещего покраснения. В голову забрела шальная мысль: классно было бы изобразить таинственное нечто в образе Арпадофеля собственной персоной. А вдруг ему бы понравилось! Или совсем наоборот?.. От этой крамольной мысли учащённо забилось сердце, сбилось дыхание. Да только… кто на такое осмелится, какой художник-дизайнер в "Лулиании"?!.. Моти тряхнул головой, отгоняя нечаянную мысль, и удовлетворённо качнул головой: страшноватенько, зато – как должно привлекать юных элитариев!.. То, что боссы прописали!

Резким нажатием клавиши мышки он подбросил чудовищное нечто, и тут же пальцы принялись стремительно перебирать клавиши со стрелками. Нечто подскакивало – и падало, и снова подскакивало – и падало, казалось, одной и той же гранью вверх.

Моти не успел понять, как это получилось, но вдруг, на десятое-двенадцатое падение, эта грань начала разрастаться, и во весь экран высветилась, мерцая, многозначная цифра (на фоне которой подсознание нарисовало сладко ухмыляющийся лик… Тима Пительмана! – с чего бы это?).

Моти послал грань с цифрой в пасть одному из чудовищ, туманно снующих по периметру экрана под вкрадчивый скрежет силонофона и громыхающие синкопы ботлофона. Покуда одно из чудовищ, извиваясь, ловило нечто, широко раззявив пасть, прочие оскаленные морды расплывались и исчезали, в в центре экрана распахивался новый поворот лабиринта. Ботлофон нервически погромыхивал что-то вроде аккомпанемента мелодии "Сидишь на облаке". Если высвеченная на экране цифра была слишком мала, или не удавалось с трёх попыток закинуть нечто в какую-нибудь пасть, врезался силонокулл-пассаж – завинчивание железного бесконечно-длинного болта в стеклянную или металлическую бесконечно-толстую стенку, – сопровождаемый дьявольским хохотом. (У Моти мелькнуло мимолётное воспоминание об этом: мальчишки дома какой-то диск прослушивали.) Ну, конечно: не так давно Миней намёком подал идейку подчинить этот колоритный хохот соответствующе организованному над-ритму и над-мелодической картине. "Хо-хо-пассаж" – так назвал это Мезимотес. Да уж! "Хо-хо-пассаж"! – это ново, свежо, необычно!

Арпадофелю с его фанфарическим вкусом непременно должно понравиться!.. И вот – результат!..

Хищная гримаса чудовища более всего впечатляла косящим, шныряющим туда-сюда левым глазом, испускающим белесовато-зеленовато-багровое зарево. "О! Вот вам и Куби-блинок, собственной персоной! Слегка подработать образ – и… полнейшее сходство!" – подумал Моти с бесшабашной язвительностью. Чудовище смачно выплёвывало нечто, и экран подёргивался лёгкой рябью, сопровождаемой пассажем стиральных досок ихних бабушек. Уже пройденный завиток лабиринта разворачивался в попятном движении. Снова замелькали, заплясали, закружились в весёлом танце радужные блики и облачата-зверушки. Сработал-таки Закон Окривевшего Кольца!..

Начинался как насмешка, а воплотился в такой страшненькой виртуальной форме!..

Значит, надо снова выбираться из этого завитка и по-новой проходить весь путь.

На пройденном, казалось бы, пути появляются новые крутые и резкие повороты, для преодоления которых необходима почти нечеловеческая скорость пальцев на клавишах со стрелками. Моти, не замедляя движения пальцев, ухитрился немного помассировать уставшую руку. Подобная ситуация повторялась несколько раз, снова и снова отбрасывая Моти назад, всё ближе и ближе к устью "Цедефошрии", от которого он, по его расчётам, уже должен был отойти на порядочное расстояние…

Ох уж, этот Закон Окривевшего Кольца! Этот термин пришёл Моти в голову во время одного из кофейно-рабочих совещаний в кабинете-беседке босса Мезимотеса, куда заглянул Арпадофель. По выражениям лиц руководства Моти сразу же понял, что это, придуманное им ради смеха, название: окривевшее кольцо – отлично вписалось в громоздкие и запутаные игры в терминоманию, захватившие "Лулианию" с появлением загадочного Кобы Арпадофеля.

И то правда! – чем это окривевшее кольцо хуже той же струи подобающей цветовой гаммы, о которой в последнее время, особенно после Дня Кайфа, слишком много и взахлёб начали вещать все источники информации Арцены?! Помнится, боссы с радостью подхватили его окривевшее кольцо, а теперь широко пользуются этим выражением в научных докладах. Правда, выплёскивать это словосочетание в массы они посчитали несвоевременным.

Наконец, Моти всё-таки преодолел половину намеченного маршрута и увидел на экране огромный спиральный завиток лабиринта, услышав заунывную, навевающую чувство безнадёжности композицию, исполняемую дуэтом ботлофона и силонофона: словно вой голодных волков раздавался из дальних глубин непроходимой чащи леса (а может, это, наконец-то, увязала в засасывающей, жуткой трясине собака Баскервилей?). На абсолютно чёрном фоне экрана ничего не просматривалось, кроме уныло мерцающего завитка мутноватого светло-грязного оттенка. В следующий миг новое многогранное нечто извернулось и вывинтилось из недр завитка и разрослось во весь экран. Вокруг в бешеном хороводе закружились ухмыляющиеся, причудливо искривлённые рожи гибридов змей, крокодилов, вурдалаков. Моти глядел на них и думал: "И кто это с такой изобретательностью придумал образы и манеры поведения этих чудовищ? Однако, богатое воображение у художника, приятеля Тимми!.." Тряхнув головой, Моти резко нажал клавишу мышки, и порядком уставшие пальцы снова лихо забегали по клавишам со стрелками. Всё повторилось… Моти отбросил многогранник в морду ближайшего… э-э-э… вурди-змея (так Моти про себя обозвал эту помесь змеи с вурдалаком), но тот с брезгливой гримасой отфутболил его обратно. Цифра, высвечиваемая на многограннике, разрасталась и вращалась сверкающим волчком под бешеную силонокулл-тарантеллу, напоминавшую вкрадчивый скрежет гигантской пилы, перепиливающей огромные куски железа, под аккомпанемент аккордов, напоминающих выстрелы и взрывы одновременно…

И снова всё вернулось к исходной точке. На экране, на том самом месте, где в начале игры пульсировала надпись Enter, зазмеилась выполненная буквами знакомых начертаний коричневато-зеленоватая надпись на незнакомом языке (уж сахиб Ад-Малек, наверняка, знал бы, как её прочесть). И кто это подсунул ему в программу такое?..

Неужели Арпадофель постарался?.. Или Тим, верней, его люди? Но как они влезли в его, Моти, программу?.. Как бы там ни было, это означало, что игра описала полное окривевшее кольцо. Надо было всё начинать сначала. Уф-ф-ф!!!..

Не надо было вникать в тонкости программы финансового блока, чтобы понять, что многократные возвращения к устью "Цедефошрии" обойдутся клиенту-игроку в кругленькую сумму – а тот в пылу азарта даже подумать об этом не успеет. Зато потом, изучив распечатку из банка, что за незабываемо-острые ощущения он переживёт!.. – куда там азарту игры! Однако, назад пути нет: техзадание для Бенци и его группы разрабатывали Миней и Арпадофель, а он всего лишь передал его Бенци, заверив его, что это всего лишь договорные работы для таинственного заказчика-хуль.

Моти устало откинулся на спинку кресла. И тут увидел, что к нему тихой поступью приближается Тим Пительман. Задумчиво глядя на него снизу вверх, Моти подумал: "А ведь когда-то, в молодости, это был обаятельный увалень…" Моти вспоминал времена, когда с круглого лица молодого Туми не сходила мягкая, тёплая, временами казавшаяся слегка дурашливой, улыбка, притягивающая к нему людей.

Правда, и тогда портила впечатление его нескладная фигура, отдалённо напоминавшая бесформенный мешок. "Красавцем он никогда не был, но!.. Что за выкрутасы времени! Или новое имя – новое лицо?.." – вздохнул затаённо Моти, разглядывая нависшее над ним крупное расплывшееся лицо Пительмана. В самом деле:

Туми, превратившись в Тима, сильно располнел, а за последние пару лет ещё и почти полностью облысел. Зато взамен мягкой обаятельной улыбки он приобрёл загадочную значительность во взоре, то угодливом, то высокомерном – в зависимости от направления взора. Это свойство, побуждавшее не только незнакомых, но и давних знакомых внутренне трепетать перед ним, принимая его за очень влиятельную личность, он приобрёл в процессе упрятанной в глубокую тень деятельности.

Тим улыбнулся старому приятелю, и в этой улыбке следы былой угодливости причудливо смешались с едва мелькнувшей искоркой превосходства. Без лишних вопросов он пододвинул стул и уселся рядом, с важным видом уставившись на экран компьютера Моти. "Ну, Моти, покажи старому другу, что тут у тебя?" – "Да ничего особенного… текучка", – буркнул Моти, поспешно закрывая файл. – "А-а-а! – протянул Тим, и лицо его неожиданно засияло нестерпимой приторностью. Моти озадаченно нахмурился: не успел ли увидеть Тим того, чего ему видеть не положено?

Босс с самого начала предупредил его: ни один из членов рабочей группы не должен знать, и тем более совать свой нос в то, чем занимается коллега в рамках темы. А ведь Пительман даже не член группы! Он, как видно, смекнул, что озаботило Моти:

"Не переживай, – Тим похлопал его по плечу. – Мы же с тобой друзья и делаем общее дело! А твои мальчики, Галь и Гай, мне доверя-а-ают! Как родно-о-ому!" – "При чём тут…" – махнул Моти рукой, не желая вдумываться в смысл слов Пительмана.

Тот же откровенно веселился, глядя на выражение лица Моти.

Моти поднял голову, сделал усилие, скроил на лице широкую улыбку в ответ на улыбку когдатошнего приятеля и проговорил: "Ну, а ты-то как?.." – "Как всегда!

Нормалёк! А ведь меня к тебе Миней послал: приглашает нас на традиционную кофейно-рабочую паузу… Посиделки, так сказать…" – "Ты что, у него уже телефоном работаешь?" – невинным тоном осведомился Моти. Тим коротко хохотнул, но бледно-голубые глаза его на мгновенье сделались колючими. "Я, знаешь ли, просто сам попросился: давно с тобой по душам не беседовал. Не по телефону же!

Заодно хочется узнать, как у тебя дела движутся, не нужна ли помощь…" – как бы невзначай, обронил Пительман. – "Не понял!" – насторожился Моти, стараясь сохранить насколько возможно безразличный тон. – "А чего тут понимать! Ты, это само собой, главный специалист темы, у тебя своя группа. А меня вчера назначили замом главного куратора, – похвастался Тим. – Главный куратор, сам понимаешь, не светится перед подчинёнными, он человек очень высокого полёта. На людях… того-этого… речь профанфарисцировать, продемонстрировать в натуре новый цвето-музыкальный эффект, который потом вы, спецы, сможете в какую-либо игру завинтить. А для связи с людьми и координации работы в части человеческого фактора – это Миней меня назначил. И, разумеется, полностью ввёл в курс дела. Кроме того, у меня своя особая миссия, связанная с ядром… э-э-э… ладно… неважно… – Моти вскинул на него удивлённый взгляд, но промолчал. – И систему защиты моя группа будет разрабатывать".

"Да…" – только и смог промямлить ошеломлённый Моти. Ему показалось, что если бы его стукнули по голове диванным валиком, это его до такой степени не ошеломило бы. "Беседер… Присаживайся рядышком. Вон тот стул возьми – он покрепче… Я так понял – ты о защите хотел потолковать?" – "Угу!" – нежно промурлыкал Тим. – "Ну, смотри… В первую очередь, защита необходима основному блоку, музыкальному…" – "Да, Миней говорил, что мы разрабатываем программу новой музыкальной игры… – Тим уточнил: – Уж если основной блок музыкальный…" – "Ты же говорил, что всё знаешь! Беседер, не суть… Короче!.. Программе нужна такая защита, чтобы самый гениальный хакер не смог её взломать". – "А то я без тебя не знаю!" – саркастически протянул Тим.

Моти решил его реплики пропускать мимо ушей: поработав с Пительманом, он обнаружил, что по натуре Тим – классический тип босса, разбирающегося в вопросах, которыми ему поручено заниматься, ровно настолько, чтобы показать себя крупным спецом. Зато от него нельзя было отнять потрясающего умения находить и на всю катушку использовать серьёзных и грамотных специалистов, работающих под его началом. Впрочем, то же самое можно сказать и о нужной ему информации, на которую у него был потрясающий нюх. Не это ли создало ему поначалу устойчивый имидж талантливого специалиста по электронике и акустике, а теперь, в "Лулиании", лучшего разработчика программ защиты? Эти мысли пронеслись в голове Моти, и он, как ни в чём не бывало, продолжил: "Во-первых, защита главного принципа действия: он должен быть герметически закрыт от посторонних! Чтобы никто и никогда не смог его разгадать. То есть, нужен герметичный колпак". – "А принцип действия? Ты ж понимаешь – разработчику защиты необходимо знать, что именно он защищает!" – с наигранной обидой заметил Тим. Моти, не слушая его, продолжал: "Во-вторых, защищаем саму программу от выведения из строя. Первое сложнее, тогда как второе, как ты знаешь, давно отработано. Предпочтительно и второе сделать на каком-нибудь нетрадиционном принципе, что не вскроешь никакими отмычками ни на каком уровне.

Между прочим, у меня одна игривая, но очень стоящая идейка: ввести команды вежливости в приятном, расслабляющем оформлении. Подбери такое приятное оформление в нашей фонотеке. Рассчитываю на твой музыкальный вкус", – широко улыбнулся Моти; он прекрасно понимал, что у Тима имеется проблема с музыкальным вкусом, а главное – с музыкальным слухом. – Чтобы желание несанкционированного вторжения в музыкальную программу наталкивалось на ответ "hi!" – вот в такой форме: – и Моти промурлыкал какой-то весёлый мотивчик. – Дизайн сам продумай, никого не привлекай. Возьми из уже имеющегося. Если же наглец-хакер попытается продолжать, следующая команда будет "bye!"… – промурлыкал Моти мотивчик с налётом лёгкой печали. – Дальнейшее вторжение сопряжено со сменяющими друг друга "hi! – bye!", с возрастающей скоростью. Это на поверхности. Остальное – твоё дело. Главное – герметичный колпак! – чётко и раздельно повторил Моти. – Ты в этом деле дока, иди, трудись. – Моти не мог сдержать лёгкой усмешки. – А как только сделаешь, сразу же приноси, вместе состыкуем с соответствующим блоком". – "Ладно, это в первом приближении ясно… Стало быть, с герметичным колпаком!

Используя, так сказать, принцип колпакования, – с туманной многозначительностью проговорил Тим, – разберёмся по ходу дела. М-м-да-а… Колпакование! Отличный термин! Спасибо! Интересная идея, думаю, и воплощение будет не менее интересным…

Но у меня, в общем-то, к тебе важное дельце…" – "Так что же ты мне голову морочишь? С него бы и начинал!" – "Но-но-но, адон Блох, не забывайтесь! – в голосе Тима неожиданно зазвучал металл. – Меня назначили замом куратора. А это значит, что ты некоторым образом… конечно, не напрямую… – Тим плавно повёл своей огромной ручищей, – мне подчиняешься". – "Что-о? Я – тебе???" – "Ты – мне!!! – с улыбочкой мягко проворковал Тим. – Но, учитывая, что мы с тобой давние приятели, а главное – что твои сыновья – мои юные друзья, очень близкие и хорошие друзья… В общем, не бери в голову!" – "Ага… Наплевал в душу – а теперь всё к шутке сводишь", – мрачно пробормотал Моти.

Он встал и вытащил из стола пачку сигарет: "Я пошёл покурить", – и направился к двери, почти не глядя на Пительмана. Тим тоже встал, с трудом выбираясь из стула, подтянул брюки, ласково прищурился и тихо отвечал: "Ладно, не будем об этом. Я же, по правде, о другом, – тихо приговаривал он, идя следом за Моти до курилки.

– Это ты предложил для работы над финансовым блоком своего старого дружбана Бенци? Так сказать, друг приводит друга? Я об этом только сегодня узнал! Миней согласился – от широты натуры, а я вот не знаю, можно ли такому человеку доверить работу по нашей теме…" – "Поздно спохватился, – холодно отвечал Моти, не глядя на Тима, который небрежно облокотился о стену, с ласковой ухмылочкой искоса поглядывая на Моти. – Он уже целиком в деле. Мне было поручено выбрать самого лучшего – я и выбрал. Поверь: лучше Бенци эту работу никто не сделает! – он посмотрел Тиму прямо в глаза и добавил: – Он уже большую часть спроектировал – за какую-то неделю. Талантливый и трудолюбивый парень!" – "И как он всё успевает: и работы выполнять, и молиться, и детей пачками рожать? – вскинул руки Тим. – Правда, воспитать их, как полагается, всё равно не смог: его старший – бандит, если помнишь… – обронил он вскользь. – Что-то плохо верится, что его и вправду на всё хватает?.. Ладно, смотри – под твою ответственность!" – "Успокойся!

Я ему не говорил, что это для нашей темы…" – "А что ты ему сказал? Какую легенду придумал?" – "Я ни словом, ни намёком не сказал ему, что это… э-э-э…

Я ему просто сказал: это для заказчика-хуль, очень важный и ответственный заказ.

Техзадание он получил на бланке, от Минея – на английском…" – "А он справится-то с английским? Дос этот! Может, чего-то не понял, а нам потом придётся время тратить на доведение его работы до ума…" "Слушай, Тимми, может, угомонишься, наконец? – жёстко проговорил Моти. – Оставь Дорона в покое, понятно? Он с английским отлично справился! И не касайся его работы, вообще его не касайся!" – "Жаль, что ты так вопрос ставишь… А я как раз хотел с тобой о нём поговорить… Жаль, опоздал… Ладно, раз уж ты ввёл его в курс, ничего не поделать, но…" – "Да не вводил я его в курс!" – в отчаянии Моти повысил голос. Но Тим не обратил внимания на его реплику и задумчиво продолжал излагать свою мысль: "Я вот всё думаю, как бы так сделать, чтобы твой Бенци над своим блоком и работал, и думал только на фирме. Это тоже имеет отношение к колпакованию, которое ты предложил… – в голосе Тима прозвучала многозначительная туманность. – Не показалось ли тебе, что он примеривался домой работу брать?" – в глазах Тима сверкнул незнакомый огонёк. – "Нет, точно – нет!

Зачем оно ему?.. – отрицательно покачал головой Моти, делая очередную затяжку. – Я знаю, что у него дома масса своих дел, ему не до работы. Он же у нас многодетный папаша!" Моти благоразумно промолчал о том, что Бенци ещё ходит заниматься в меирийский колель, йешиву для семейных мужчин; он с ужасом представил себе, как на это прореагировал бы Пительман, скажи он ему об этом. "Ну, и что?!!" – Тим вскинул домиком свои короткие, густые, рыженькие бровки. Моти подумал, что раньше как-то не обращал внимания, как забавно выглядят у Тима бровки. Он пояснил: "Дома ему не до работы, понимаешь? Ну, и… Короче, он не будет дома этим заниматься! Не будет! Не до того ему!" – "Да ты что! – никаких дома! Ты что, устав "Лулиании" забыл?" – замахал руками Пительман и уставился на Моти, грозно сверкнув глазами, впрочем, тут же постарался смягчить впечатление самой сладчайшей своей улыбкой.

У Моти мелькнула мысль: "Как будто сам строго следуешь уставу… когда приторговываешь нашими разработками направо, а чаще налево…" – но сказал он совсем другое: "Я же тебе 3 раза повторил: не будет он этим дома заниматься! Не будет!! Не будет!!!". Моти уже начинал терять терпение, но Тим снова обнял его за плечи, ласково и с силой прижимая к себе. "Отпусти меня, что ты делаешь!

Сломать хочешь?" – "Да ну что ты! Ты же у нас почти самый ценный работник по теме! Как я могу тебе, а стало быть – делу, вред нанести!" – ещё мягче ухмыльнулся Тим и зажмурился по-кошачьи.

"Надо осторожно намекнуть ему, что мы готовы оплачивать ему и ночные часы работы… – продолжил Тим, и у него сделалось серьёзное лицо, – Только бы он ни пылинки, ни мыслишки, ни файлика отсюда не вынес, даже между извилинами своих гениальных мозгов!" – "Он мне давно и прямо сказал, что дома он рабочими делами не может и не будет заниматься, у него есть другие дела", – стараясь не сорваться, снова повторил Моти. – "Ага… И ты ему, конечно же, поверил! Ладно! Я, на правах заместителя куратора, предлагаю предоставить ему отдельный кабинет со всеми удобствами и со специальным замком, который открывать и закрывать буду я, или босс, в крайнем случае – Коба". – "Ну, а если вы все вместе должны будете уйти раньше, как это нередко бывает?" – "Тогда он проведёт в кабинете время до возвращения кого-нибудь из нас в "Лулианию"! Пусть и через пару-другую дней.

Ведь в кабинете будет всё оборудовано на аварийный случай: полный холодильник, вода, туалет, душ… Всё, кроме телефона: чтобы не передавал секретных данных ни одной живой душе!" – "Да ты что! Ты что, хочешь его как бы заключённым сделать?

За что! Что он тебе сделал, что ты так… по отношению к одному из лучших работников фирмы и прекрасному человеку?" – "Ну, если он действительно сознательный работник, он поймёт, что это не против него лично, а для пользы нашего общего дела! Проявит ответственность!.." – с важностью, ханжеским тоном заявил Тим, чем вызвал у Моти чуть не отвращение.

Моти пришлось сделать усилие, чтобы ответить спокойно и твёрдо: "Нет, Тимми! Так не годится! У него большая семья, есть и маленький ребёнок!" – "А у нас важная тема!" – "С моими людьми я привык обращаться по-человечески! Они к этому привыкли – и отвечают мне хорошей работой. Я и дальше собираюсь относиться к ним так же. Тем более к таким отличным работникам, как Бенци", – вступился за старого приятеля Моти. – "Беседер, ты тоже будешь владельцем ключа", – согласился Тим. – "Зачем такие сложности! Ключ вообще не нужен: можно вполне обойтись магнитным замком-карточкой!" – "Это что, вроде банковских?" – важно вопросил Тим. – "Ну да! Самое простое решение!" – "О том, какой пакет данных содержит его карточка, ему знать необязательно, так ведь? Между прочим, отличная идея: личная карточка индивидуя, про пакет данных в которой он не имеет понятия!

Возьму на вооружение! А что до твоего Бенци, то… Хорошо было бы так на его память повлиять, чтобы всё наработанное оставлял в компьютере, а, уходя, напрочь забывал. А потом пришёл, только посмотрел в компьютер – и снова вспомнил!" – "Ну, Тимми! Из тебя прямо так и хлещут идеи определённого свойства! Где только ты их поднабрался?.. Слава Б-гу! – это на данном этапе невозможно! Да и кто тебе позволит манипулировать с живой человеческой памятью! И вообще, я тебя не понимаю! Я ему уже сказал, что это обычная договорная работа для заказчика-хуль, которую надо выполнить как можно скорее и лучше! Так зачем ещё какие-то дурацкие меры предосторожности? Хочешь навести его на лишние мысли и вопросы?" – "Опять же ты прав! – прищёлкнул Тим языком. – Даже обидно!.. Ну, ладно, я пошёл в туалет, посижу, подумаю над твоей мыслишкой… и над тем, что мне сейчас в голову пришло… С Минеем надо обсудить… Ах, да, чуть не забыл: он же нас приглашает на совещание!" Моти коротко кивнул.

Тим, игриво, как бы виновато, стрельнул льдинками глазок в сторону Моти: "Значит, опоясывающие команды "hi! – buy!" для маскировки? Чтобы самого хладнокровного хакера вывести из себя? Забавная идея… в рамках колпакования… и остроумная!" Тим, посмеиваясь, понес свои мощные телеса по коридору.

Моти, естественно не знал, что для программ защиты Тим собирается использовать некоторые элементы неведомого ему фелио-эффекта, при разработке которого специалисты группы Пительмана успешно применили некоторые незапатентованные идейки самого Моти. Кроме того, творчески использовали хитрую систему виртуальных звуковых зеркал и линз, которую несколько лет назад предложил специалист фирмы Гидон Левин, друг Бенци. Эту идею Миней в своё время тоже постарался схоронить в закрытых архивах "Лулиании", куда Тим получил свободный доступ, приступая к работе над фелио-эффектом.

Метко прицелившись, Моти бросил окурок в урну и вернулся на рабочее место. "Чёрт побери, припёрся, когда я решил чуток расслабиться", – подумал Моти, забираясь в кресло у компьютера и, махнув на всё рукой, устало прикрыл глаза. В комнате никого не было, стояла сонная послеобеденная тишина.

…Моти распахнул глаза, помотал головой и оглянулся. Неужели кто-то видел его задремавшим на работе?.. Нехорошо… Встал, снова вытащил из ящика стола сигареты, вышел в коридор и закурил. Глянул на часы и вспомнил, что скоро идти на деловые посиделки к Минею, заскочил и прихватил со стола ноут-бук. И снова жадно закурил… Мимо деловито сновали коллеги.

Кто-то сзади положил ему руки на плечи. Моти вздрогнул и обернулся. Это был Миней Мезимотес. "Ну, как дела, Моти? Движутся?" – "Всё нормально!" – с облегчением проговорил Моти. – "А где Тимми, куда он делся?" – "Когда я его видел с полчаса назад, он в туалет пошёл. У него, видите ли, какая-то идея прорезалась! А где же ещё наш Тим может родить очередную сногсшибательную идею?

Только в туалете!.." Миней рассмеялся: "Да, это у них в отделе… э-э-э… как бы фирменный знак!" Моти изумлённо поднял брови, ничего не сказав. Миней загадочно ухмыльнулся: "Потом поймёшь…" Подкатил таинственный Арпадофель, блиноподобный лик его сиял: "Миней, как дела, дружище?" – "Как всегда, О-кей! – улыбнулся босс. – Смотри, Коба, мы тут с Моти и Тимми решили посидеть у меня полчасика, кофе попить. Заодно Моти, в порядке отдыха, расскажет нам, какие у него появились новые идеи по теме. Присоединяйся!" – "Идея хорошая! Давно мы не пили вместе кофе!" – "Наши Моти и Тимми – добрые друзья ещё со времён молодости.

Я уверен, Моти ничего не имеет против того, чтобы работать плечом к плечу со своим армейским другом! Правда, Мотеле? И мальчики твои, как я понимаю, рады, что вы с Тимми вместе работаете над важным проектом!" Моти уже не удивлялся чрезвычайной осведомлённости шефа. Ему ничего не оставалось, как уныло кивнуть.

Мезимотес тут же приложил к уху маленький изящный аппаратик та-фона, а ладонь ко рту. Моти достал ещё одну сигарету и отвернулся, чтобы не выглядело, что он подслушивает беседы босса по та-фону.

Спрятав та-фон в карман и приобняв Моти за плечи, Мезимотес проворковал: "Мы с вами пойдём, а Тим тотчас к нам присоединится…" – и ласково повёл его в в свою беседку в саду. Он что-то ласково нашёптывал ему в ухо, а Моти только молча кивал. На лице его застыло недоуменное выражение.

У самой беседки Моти вздохнул и медленно проговорил: "Кофейно-деловая пауза – может, и неплохо. Но мои дела на этапе черновика. Короче, я думаю, для отчёта не время: всё ещё сырое, несобранное! Если честно, я ещё не готов…" – "А мы и не спрашиваем отчёта. У нас просто традиционные кофейные посиделки, на которые мы с Кобой решили пригласить и тебя, и Тимми!"

В беседке Миней ласково усадил Моти рядом с собой, молча указав подбородком Арпадофелю, где сесть. Вошёл широко улыбающийся Тим, он и ему молча указал, куда садиться. Моти вдруг обратил внимание, что привычная беседка Мезимотеса стала как будто гораздо просторней: вот и медведь Тим в неё не протискивается, как бывало, а свободно входит и садится в огромное кресло, специально под мощный зад Тима заказанное. Получается, что босс перестроил свою беседку под Тима и его необъятные габариты!.. Дальше Моти не хотел развивать мысль, понимая, как далеко его может завести неожиданно вспыхнувшая догадка.

Миней сам накрыл низенький, хорошо известный присутствующим столик (или его расширенное под Тима подобие?), выставил бутылку дорогого коньяка, поставил маленькие чашечки, уже знакомые узенькие изящные бокальчики, разложил по пластиковым блюдечкам закуску и сел на место, ласково улыбаясь и сложив вертикально поставленные ладони вместе. "Я предлагаю какое-то время насладиться кофе и не говорить о делах…" – подмигнув Кобе и Тиму, сказал босс. "О, шеф, я вижу: в ваших погребах поистине отличный коньяк!" – чуть не захлёбывался от восторга Тим, демонстрируя осведомлённость и эрудицию. Он поудобнее устроился в своём широком и глубоком кресле и осторожно пригубил прозрачный тёмно-янтарный напиток.

Вдруг Миней Мезимотес спросил: "Тимми, дорогой, тебя Моти, конечно же, ввёл в курс дела? Показал, что он уже сделал?" – "Да вы знаете, не очень. Говорит – рано", – виновато улыбаясь, прожурчал Тим. Мезимотес поднял брови и пристально глянул на Моти: "Моти, это я прошу тебя рассказать нам о том, что ты уже сделал, а мы послушаем. И Тим тоже – ведь я назначил Тима Пительмана ответственным заместителем куратора проекта. Его знания и опыт в электронике и акустике… (Моти отвернулся и иронически скривился.) В общем, давай, Моти, излагай!" Моти ничего не оставалось, как начать рассказывать и показывать сыроватые итоги своих наработок, что хранились у него в ноут-буке: "Я просто рассматривал некоторые варианты. Основа, конечно же, наш фирменный принцип многовитковой ракушки…" – "Ну, выкладывай же, наконец! Не тяни резину!" – взревел Арпадофель густыми и грозными фанфарами, более похожими на хриплые звуки старого фагота. Тим хитро ухмыльнулся и тут же принял серьёзный вид, а Миней сделал в сторону Арпадофеля успокаивающий жест.

Моти поднял голову и медленно и тихо заговорил: "Мне думается, что наша игра не должна завершаться победой игрока. Для этого я и ввёл сюда Закон окривевшего Кольца, он же психологическое побуждение играть до условной бесконечности. Сам по себе принцип сложно-закручивающейся ракушки отлично сочетается с упомянутым Законом окривевшего Кольца. Масса тупиков и тупичков, ходы, которые как бы ведут в нужном направлении, но… по замкнутому кольцу любой окривевшей формы, лучше переменной. Чем причудливей, тем лучше… Любое направление кажется правильным, но в результате оборачивается неявным тупиком… Видите? – тут Моти указал на некую точку на экране и описал рукой плавную кривую, типа окривевшего эллипса, Тим глубокомысленно кивнул головой и сдвинул брови. – Для остроты ощущений остановка на краешке пропасти. Так сказать, мнимый разрыв кольца как один из реализуемых вариантов сценария. Как хочешь – можешь падать, а можешь и стоять на этом краешке до посинения! НО! – ставки делать обязан! Понимаете?" Миней слушал, внимательно поглядывал на экран, время от времени кивал головой, задавал уточняющие вопросы, приговаривая вполголоса: "Слушай, Тимми, входи в курс!

Запомни этот гениальный термин – Закон окривевшего Кольца!.. Он нам пригодится…" – "Действительно!.. Кстати, у меня возникла идея! Моти, а почему бы тебе не подготовить на очередные наши посиделки доклад на тему "Закон Окривевшего Кольца"?

А?!" – ласково проворковал Тим, несколько раз шныряя взглядом с Минея на Коби и обратно – и неожиданно уставившись на Моти. Мезимотес глянул на Тима, ничего не сказал, потом обратился к Моти: "Оно, конечно, неплохо… Правда, не скрою, нам всем бы хотелось, чтобы уже были какие-то явные, однозначные результаты. А то их слишком много, и все неявные, противоречивые!.." Моти что-то пробормотал и махнул рукой, отвернувшись. Тим смотрел то на одного, то на другого и улыбался.

Он держал руку в кармане и нежно сжимал и поглаживал фелиофон: вот что его вывезет наверх, что бы ни случилось! Это – и кое-что ещё…

Вдруг Мезимотес как-то странно, заговорщицки сверкнув глазами в сторону Арпадофеля, заговорил, словно бы продолжая разговор: "В нашей "Цедефошрии", внутри всех этих колец-завитков (о которых Моти нам сегодня поведал) надо будет создавать и постоянно поддерживать живую, не без элементов смелой фантазии, иллюзию неба и пейзажа. Прекрасный мир, населённый фантастическими существами – на земле, на воде и на небе…" – "Насчёт неба у меня уже, как вы знаете, есть кое-какие идеи…" – заметил Моти. – "Знаю… Виртуальный мир – кем хотим, теми его и заселяем!" Моти чуть слышно пробормотал: "Виртуальный мир, виртуальная природа, виртуальная жизнь, виртуальная победа в этой игре – и всё под силонокулл виртуальных виртуозов…" – "Зато доходы от реализации наших грандиозных планов будут отнюдь не виртуальными. Даже твоему Бенци и его компании мы сможем выделить – детишкам на молочишко. Эх, заживём!" – радостно улыбнулся Мезимотес, мечтательно прижмурив глаза.

Все встали и вышли из беседки. Арпадофель подмигнул боссу сразу обоими глазками и, вставая, с хрустом потянулся: "Дорогой Миней, как всегда, твои мысли – в струю!" Его лицо снова начало расползаться вширь, напомнив непропеченный блин, а его обыкновенно косящий и хищно сверкающий левый глаз на миг превратился в узенькую щёлочку. Это означало, что он достиг вершины довольства и умиротворённости, и в эту минуту можно не опасаться приступов беспричинной ярости. Неожиданно на пике довольства он, громко рыгнув, провозгласил: "Извините, я – в туалет!" Крякнув и снова смачно рыгнув (как видно, от избытка наслаждения), Коба Арпадофель направился на выход. Миней сделал знак, что кофейная пауза окончена, можно возвращаться к работе, и вышел вслед за Арпадофелем. Моти и Тим, не глядя друг на друга, направились следом. Моти пропустил Тима вперёд, мрачно наблюдая, как тот, склонившись к самому уху Минея, о чём-то его спросил, тот с улыбкой коротко ответил.

Трусивший немного впереди Коба услышал тихие голоса Минея и Тима и оглянулся.

Неожиданно он остановился с приподнятой в процессе ходьбы ногой и, мечтательно глядя куда-то вдаль, принялся фанфарически вещать. Увлёкшись, он даже позабыл поставить ногу на землю. В воздухе снова густо и гулко загремели, перекатываясь из стороны в сторону, фанфары: "Мне сейчас, по пути к унитазу, прекрасная мысль в голову пришла. А что если нашу новую "Цедефошрию" оборудовать Золотыми Гальюнами? Нет, хаверим, вы представляете? ФАНФАРИЧЕСКИЙ ЗОЛОТОЙ ГАЛЬЮН! Он великолепно впишется в нашу струю! Как я люблю со вкусом и комфортом посидеть на стульчаке из нежнейшей и мягчайшей кожи красивого цвета… э-э-э… типа… бронзы с янтарём. Я давно уже мечтаю о настоящем золотом унитазе! Какую великолепную победную песнь на фаготе мы с ним исполним дуэтом! Золотой унитаз!

Да это же чистейший символ нашей новейшей эстетики!.. Ах, кто оценит красоту струи, звенящей золотыми колокольчиками в золотой же писсуар. Облицевать бы гальюн мраморными плитами, изобразив рисунок клавиатуры аккордеона. Типа, белые клавиши из мрамора тёплого золотистого цвета. Ну, а те, которые, типа, чёрные, они будут из какого-нибудь мрамора густо-коричневого тона…" Моти остолбенел. Он переводил глаза с Минея на Арпадофеля, пытаясь уловить реакцию босса. Миней пытался скрыть изумление, но у него это плохо получалось.

Зато Тим, как и следовало ожидать, восторженно поглядывал на Арпадофеля, а затем торжествующе – на Моти. Коба продолжал заливаться соловьём: "Наш Фанфарический золотой гальюн – любимое место отдыха интеллектуалов-элитариев моего уровня, должен пробуждать только приятные чувства и ощущения! Не думайте, что это я от избытка собственных фантазий!.. Хотя мне их и не занимать… Вот ведь в Древнем Риме у патрициев было принято проводить время в банях и бассейнах, называемых термиты… или как-то так… А в России среди самой высокопоставленной элиты было принято тоже проводить время в банях, с вениками из какого-то там душистого дерева… Не помню, как называли – то ли Сандун, то ли Саун… Ну, а у нас для интеллектуалов-элитариев – о-о-о! – Фанфарический золотой гальюн. Подумайте, мальчики, над исполнением в нашем сценарии предложенного мною дизайна этой… э-э-э… скажем так: сугубо интимной обители интеллектуалитета эпохи струи. Подумай, Моти, наша светлая головка! И ты, Тимми, лапочка, подключайся! Его дело – ФАНФАРИЧЕСКИЙ! Твоё дело – ЗОЛОТОЙ, как ты сам, наше сокровище!.. А я пошёл в туалет. Посижу, помечтаю…" Моти на миг показалось, что при этих словах из превратившихся в узенькие щёлочки обоих глаз Арпадофеля брызнули две длиннющие струи интенсивного темновато-жёлтого цвета, то есть, именно той подобающей цветовой гаммы, о которой он только что так страстно фанфарисцировал. Моти еле сдержался, чтобы не посторониться от виртуальных струй, и опустил голову чуть в сторону, дабы никто не увидел, что он еле сдерживает нервный смех. При этом ему почему-то вспомнилось словечко, придуманное грубоватыми подростками из эранийских кварталов торговой элиты Бэт и Вав – струйня. Грубо, но до чего же в тему, до чего же созвучно манерам и поведению Куби-блинка! Арпадофель скрылся за дверьми здания, и Моти, изо всех сил подавляя смех и стараясь ни на кого не смотреть, вздохнул с облегчением.

Мезимотес, не замечая настроения Моти, обратился к нему: "А ты знаешь, Моти, здравая мысль! А ты согласен, Тимми?" – "Ну, ещё бы!" – важно кивнул Пительман, уставившись на Моти, во взгляде его сквозила какая-то мысль, тень насмешки, смешанной с подозрением. "Согласись, Моти, что Коба почти гений в своей специфической области! Как я понимаю, он всегда был способен с лёгкостью фанфарисцировать очень яркие идеи! Надо бы каждый завиток нашей новой "Цедефошрии" оснастить такими вот фанфарическими золотыми гальюнами! Это добавит завиткам яркости и крутизны!" Моти кивнул, хитро ухмыльнувшись: "Да уж! Крутизны точно добавит! Впрочем, всё впереди!.. Я подумаю, куда этот… фанфарический золотой гальюн имени Кобы Арпадофеля воткнуть в программе. Тут намедни мои мальчики, как всегда, прослушивали новые композиции Ад-Малека. Я только что вспомнил пассажи, что они вчера слушали… как обычно, на весь дом… Мне пришла в голову идейка, что силонофон, настроенный на нижний регистр, близкий к звучанию фагота, подойдёт лучше всего. А может, настоящий фагот введём, или лучше электронный, классический…" – "Мы вместе подумаем! Я – как главный специалист по вопросам электроники и акустики, могу разработать соответствующее устройство! Прошу вас, Миней, доверьте это мне!" – тут же выскочил Тим. Моти, не обращая на него внимания, заключил свою мысль: "Так и так музыкальную тему надо подбирать, на чём бы она ни звучала. А что, он вам и раньше излагал эту искросыпительную идею?" – "Нет! – поднял брови и плечи Миней, у него этот двойной жест выглядел на редкость элегантно. – Сегодня впервые услышал. Надо будет потом обсудить с Кобой вопрос распределения между вами двумя обязанностей по разработке этого блока…" – "А-а-а…" – протянул Моти. Присутствие рядом с ним Пительмана будило неприятное ощущение, что Мезимотес не говорит ему всей правды.

Мезимотес похлопал Моти по плечу, сказал, что можно возвращаться к работе, и с достоинством удалился. Тим со странной улыбкой воззрился на Моти и, ступая с грацией только что проснувшегося и выползающего из своей берлоги медведя, направился на место.

Моти прицелился, метко стрельнул окурок в урну и вернулся к своему компьютеру.

Кресло Кобы Арпадофеля Коба Арпадофель обладал особой памятью на людей и события, идущие вразрез с его видением предпочтительного хода вещей. Таким событием оказалось для него в некоторой степени начало Дня Кайфа, а человеком, спровоцировавшим, по мнению Кобы, настоящий бунт против мудрых предложений босса, был Бенци Дорон.

Арпадофель ни на минуту не усомнился, что это по его наущению религиозные лулианичи воспротивились шикарной идее Минея на тему общего мангала. У них, видите ли, свои особые законы кашрута! Они, видите ли, не могут есть нормальную еду – ту, что другие едят и похваливают! Другим, видите ли, можно, а им – нельзя!..

Правда, сейчас этот мерзкий дос с лицом ухмыляющегося льва выполняет, сам того не ведая, одну из важнейших работ для угишотрии. Говорят, он чуть ли не самый выдающийся специалист на фирме по финансовым программам. Вот пусть, наконец-то, поработает на благо страны! Только бы не узнал раньше времени, в чём это самое благо выражается, на кого он работает!..

После Дня Кайфа Арпадофель полюбил беседовать с Пительманом. Вот это действительно нужный ему человек – и не просто нужен, пока нужен, а всерьёз и надолго! Придёт время, и его специфические таланты будут оценены по заслугам не только в "Лулиании", не только в Эрании, не только в Арцене! Тим Пительман – настоящий человек будущего, человек фанфарологической эры! Коба и Тим по-всякому взвешивали, прикидывали и продумывали одну интересную мыслишку, пришедшую одновременно им обоим в голову. Но в какой форме преподнести эту идею боссу Минею? Уж слишком сильна у босса вера в идеи демократии и свободы самовыражения – и почему-то для всех-всех-всех! Разумеется, оба прекрасно понимали, что свобода слова и самовыражения необходима народу, как воздух – а иначе как бы его люди смогли вытащить на свет новейшую струю. И не только вытащить, но и в короткое время завоевать шумную популярность, которая уже проникла в среду элитариев, надёжно засев в душах молодого поколения! Где были бы ныне творцы силонокулла, если бы не маленькая, сплочённая группа фанфарологов Арпадофеля?!

Да их бы ни на одной улице, ни на одной площади, ни на одном дворе, ни на одном базаре и слушать бы не стали! Гнилыми помидорами да тухлыми яйцами бы закидали, а то и в каталажку бы препроводили – за мелкое хулиганство!

Особое спасибо Офелии Тишкер! Вот кто нутром ощущает, своим длинненьким, вертлявым носиком мгновенно чует, куда ветры современной культуры дуют… или – должны подуть… Уж если такой утончённый интеллектуал и уважаемый человек, как Мезимотес, проникся идеями струи и силонокулла, то, значит, дело фанфарологии, до сих пор сокрытой от глаз и ушей многоликой массы, восторжествует! Тим Пительман тоже считал, что свобода самовыражения, за которую ратует демократ Мезимотес, – дело хорошее, но только при умелом управлении и направлении – туда, куда надо. С этим Миней, по самой глубинной сути, был всецело согласен. Не потому ли этот поборник демократии первый предложил взять на вооружение новейшие технологии, сочтя их подходящим средством фанфаризации ноосферы в Арцене (то есть внедрения фанфарологии в массы)? Не он ли породил идею "Цедефошрии" для всех-всех-всех? Минею удалось даже умника Моти Блоха, творца концепции сложной многовитковой ракушки, заразить новой "Цедефошрией"!!! Ему ничего не стоило сыграть на амбициях Моти, на его увлечённости своим детищем.

Но теперь пришло время подготовить широкую публику к восприятию новой как-у-всехной "Цедефошрии", формирующей струю подобающей цветовой гаммы и формирующейся из той же струи… Интенсивная подготовка к этому призвана, помимо прочего, убедить лулианичей: Коба Арпадофель не просто так штаны в "Лулиании" протирает как администратор по общим и конкретным вопросам. Впрочем, Тим в одной из доверительных бесед тонко намекнул Арпадофелю, что дабуры рекомендовали Кобе по-прежнему сохранять низкий профиль: время для повышения профиля ещё не пришло. Коба согласился, что следует до поры до времени пребывать перед лулианичами в ореоле многозначительной таинственности, тогда как Тим будет при нём заместителем по вопросам связи с коллегами.

Это была идея Кобы – Фанфаризационный Центр (он же автоматизированный фанфароторий силонокулл-просвета), дабы фанфарировать его лекции во время прайм-тайма на всю Эранию, на всю Арцену. Главное – исключить какую бы то ни было возможность отключения слушателей от источника фанфаризации. То есть, для этого невозможно использовать радио и телевидение с их аппаратами индивидуального, домашнего пользования – они могут быть включены в нужный момент, а могут и не быть включены. И что ещё ужаснее – любой скрытый антистример может самовольно и никем не контролируемо отключить передачу как раз перед трансляцией из фанфаротория. Так пришло творческое (лежащее на поверхности и давным-давно известное) решение проблемы централизованного охвата масс фанфаризацией – Центропульт и терминалы по всей территории фанфароохвата.

Полигоном для воплощения идеи автоматизированного фанфаротория силонокулл-просвета стала "Лулиания". В дальнейшем предполагалось расширить эксперимент на всю Эранию.

Подготовка к лекциям заключалась в многочасовых упражнениях по постановке голоса, отработке специфических фанфарисцирующих интонаций, тщательном подборе сопровождающего цветозвукового материала для достижения требуемого эффекта в каждой конкретной аудитории. Конечно же, не без учёта интеллектуального уровня, психологии и традиций потенциальной аудитории. Аудиторию в "Лулиании" примитивной никак нельзя было назвать (как бы иногда ни хотелось!). Религиозные лулианичи – это вам не толстокожие фалафельщики, не торгаши, скажем, из Эрании-Бет.

"Лулиания" со дня своего основания традиционно притягивала людей высокого интеллектуального уровня.

Наконец, сектор фанфармации Пительмана успешно завершил разработку технической поддержки 1-го цикла лекций, цель которого – постепенное затягивание по спиральной центростремительной траектории с переменным ускорением (согласно Закону Окривевшего Кольца) аудитории в струю подобающей цветовой гаммы. В процессе изучения вопроса становилось ясно, что прямое попадание в указанную струю обеспечивается, не только и не столько особым подбором фанфарисцирующих интонаций лектора, сколько излучением мощного силонокулл-поля. После многочисленных экспериментов выяснилось, что эффект излучения многократно возрастает при использовании огромного выпукло-вогнутого с переменной кривизной экрана при демонстрации на нём ярких фрагментов невинной детской компьютерной игры "Пляшущие струи". "Да, – с восхищением, смешанным с лёгким уколом досадливой зависти, подумал Тим, – Моти, приходится признать, разработал отличную игру! У этого гения ума не хватает понять, какую ценность его гениальный ум представляет для фанфаризации ноосферы – и превосходно! Не хватало ещё, чтобы этот выскочка возгордился и возомнил о себе нечто более высокое и значительное, нежели мы с Главным Фанфарологом!" Не зря они с Кобой Арпадофелем (которого умники-программисты ни во что не ставят и считают никчемным работником, ничего не смыслящим в их деле) поручили тем, кому нужно, изучить и представить им все разработки прежних лет. Тим сразу же заострил внимание на этой игре для детей младшего школьного возраста. Он лично выкопал из архивов незаконченных разработок идею выпукло-вогнутого с переменной кривизной экрана ("Интересно, а кто истинный автор этой идеи?") Вот что значит – поручить то, что нужно, тому, кому нужно! Разумеется, над цветовым и звуковым сопровождением каждой конкретной лекции трудится тщательно подобранный (а также основательно проверенный в верхах "Добермана") коллектив фанфаризаторов, обладающий сложной иерархической структурой – не самому же Главному Фанфарологу и его заместителю вникать в каждую мелочь! Дело Арпадофеля – глобальное руководство общими вопросами, отработка и постановка уникального фанфарисцирующего голоса, разработка лекционного материала.

По жизни члены закрытой группы фанфаризаторов были самыми обычными психологами, врачами, художниками студии Дова Бар-Зеэвува, программистами, журналистами, учителями, бизнесменами. Фанфарология, фанфаризация – это для них типа хобби, любимое детище, которое они считали делом не столь далёкого будущего, вымечтанной и выстраданной ими эры Ракушки счастья, что ждёт всех-всех-всех в стране "Цедефошрия"!.. Тим поделился с Минеем прекрасными заманчивыми видениями проникновения в массы прогрессивных идей струи подобающей цветовой гаммы. В мечтах Пительмана эти идеи до такой степени овладевают массами, что самые первые звуки силонокулла встречаются и сопровождаются согласно звучащими радостными воплями массового экстаза. А там уж совсем недалеко до массового, коллективного желания стройными рядами войти под сверкающие своды всеобщей "Цедефошрии", в её манящие лабиринты и тупики.

В "Лулиании" с самого её основания работало полтора-два десятка религиозных сотрудников, живущих в Меирии. Позже пришёл Бенци Дорон, а несколько лет назад к ним присоединилось ещё несколько молодых людей, в том числе и наши знакомцы Ирмиягу Неэман и Максим Лев. Со временем вокруг Бенци спонтанно возникла группа в 15-20 человек, люди разных возрастов, семейного положения, характеров, привычек. Они начали вместе собираться на обеденный перерыв в маленьком проходном холле на первом этаже, где им никто не мешал. Тут был и круглый низенький столик, и удобные лёгкие кресла, а со временем они оборудовали уголок с маленьким холодильником, электрочайником и даже микрогалем – разумеется, с письменного разрешения руководства фирмы.

Недавно Бенци с другом Гидоном Левиным решили совместить их групповые обеды с импровизированными беседами-уроками по Торе. Идея прижилась, и совместные обеды приобрели для компании особую привлекательность: эти беседы проводили по очереди, а направлял их со свойственным ему огоньком сам Бенци! После обеда они тут же молились Минху (послеполуденную молитву) и расходились по рабочим местам. Иногда к ним присоединялся и Зяма Ликуктус. Его на фирме не очень любили, но не гнали.

В компании Бенцы это было не принято: всё-таки он был таким же, как они, религиозным лулианичем. Но он ни с кем особенно не контактировал, сидел молча сбоку и слушал, почти не участвуя в их жарких обсуждениях.

Однажды во время обеда, – мужчины особенно горячо обсуждали один из отрывков Гемары, – в маленький холл зашёл Тим Пительман. Сначала на маячащего в дверном проёме увальня не обратили внимания, и он с любопытством слушал, о чём так жарко спорили между собой эти непонятные и мало приятные ему лулианичи из Меирии.

Наконец, один из сидящих за столом рассеянно повёл глазами в сторону и с изумлением воззрился на возвышающуюся уже на фоне окна глыбу, которой и оказался Пительман, шеф Зямы Ликуктуса. Зяма, как нарочно, в этот день обедал с группой Бенци. Он густо покраснел, вскочил, сел, снова вскочил, засуетился. Тим ему покровительственно улыбнулся и тихо, нежно проворковал: "Ничего, Зяма, ничего…

До конца обеда у тебя ещё несколько минут". – "А если точнее – пятнадцать!" – обернулся Бенци на голос, перебивший его. – "Ну, вам виднее, на сколько минут вы соизволили нарушить общий распорядок на фирме…" – "Извините, адон Пительман?.." – вежливо возразил Гидон. – "Ладно, вам виднее. Я, собственно, не об этом…" – ещё нежнее проворковал Тим.

"Ну, присаживайтесь к нашему столу. Угостить вас, правда, особо нечем… Вы пришли слишком поздно – всё съедено". – "И присесть не на чём… – изобразив шутливую досаду, буркнул Тим. – Всё такое хлипкое, ненадёжное! Придётся тут всю мебель заменить…" – "О, не стоит беспокойства. Нас вполне устраивает!" – улыбнулся Бенци, но глаза его непроизвольно сверкнули: он был недоволен, что его речь прервали на полуслове. Он понимал, что претензии следует предъявлять Зяме, который, увидев своего шефа, от страха шумно и испуганно засуетился, совершенно не по делу. Тим между тем взгромоздился на свободный уголок стола и, уставившись на Бенци странным взором своих бледных глаз, вопросил: "Сколько это времени у вашей святой команды продолжается обеденный перерыв?" Его глаза упёрлись в медную с серебристым налётом, густую бороду Бенци. Сидящие вокруг стола недоуменно и вопросительно переглянулись между собой.

Религиозные лулианичи успели привыкнуть, что после Дня Кайфа Тим Пительман имел обыкновение демонстративно не замечать их, кроме, разве что, своего сотрудника Зямы Ликуктуса. Он вёл себя с ними так, словно все они относились к низшему обслуживающему персоналу "Лулиании". А тут вдруг… – почтил своим вниманием! С чего бы это? И что это за странный вопрос, ни к истинному положению вещей, ни к делу, которым каждый из них на фирме занимался, никакого отношения не имеющий.

На губах Тим замерцала довольная, странная улыбка, из его бледных глазок словно бы выпорхнула желтовато-зеленоватая искра.

"Как у всех – три четверти часа… – недоуменно пожал Бенци плечами, изумлённо глядя прямо в глаза Пительмана. – Ну, и Минха захватывает минут 20. Итого – чуть больше часа. Зато мы все вечером позже кончаем работу". – "М-да-а… – нежно пропел Тим. – По правде говоря, кончать работу лулианичам и без того полагается позже! Особенно с учётом важности выполняемых в данный ответственный период "Лулианией" задач. Но я, собственно, не о том. Я хотел бы вас поставить в известность, что именно здесь, – и он повёл рукой, как бы очерчивая определённое пространство, – руководство выделило место для нового исследовательского сектора фирмы.

Оборудование будет готово со дня на день. Здесь же решено оборудовать кабинет шефа нашего сектора, адона Арпадофеля".

На всех лицах было написано такое изумление, что Тим, постреливая глазками во все стороны, удовлетворённо хрюкнул. На сей раз не только глаза, но и вислые многослойные щёки выражали ехидную радость столь высокого накала, какой сидящим вокруг низенького столика в холле почти не приходилось видеть.

"В дальнейшем, на базе серьёзных исследований, которыми займутся в новом секторе, мы откроем в "Лулиании" Центральный фанфароторий!" – довольно ухмыляясь, вдруг заявил Пительман. "Что конкретно вы хотите открыть? Какой фан-фа-ро-то-рий? – изумлённо переспросил Бенци, повторив незнакомое слово по складам. – Поясните, пожалуйста, адон Пительман… Термин уж больно непонятный!.." Остальные кивнули, Максим и Ирми переглянулись. Тим недовольно поморщился и веско произнёс: "С терминами разберёмся позже. Главное: вам надлежит освободить помещение и поискать себе другое место для ваших посиделок, которые у вас принимают характер не совсем дозволенный!.. – и он свирепо стрельнул взором в сторону Максима и Ирми. – Руководство фирмы отказывается принимать ваши групповые трапезы на работе! Это что за ежедневные торжества по поводу и без повода? Дни рождения своих многочисленных потомков в рабочее время отмечаете?" – "Нет, – пожал плечами Бенци, не переставая удивляться этому ничем, казалось бы, не оправданному яростному наскоку. – Обычный обеденный перерыв". Тим вкрадчиво проговорил: "Я бы не советовал тебе, Дорон, спорить с руководством…" – "А разве я спорил? Руководства-то я тут и не заметил. Твоего сотрудника Зяму Ликуктуса мы силой не держим, хотя и не гоним. Он может, если хочет, возвращаться на рабочее место. Что же до этого маленького проходного холла, то нам его выделил лично босс Мезимотес, есть его письменное разрешение. Он кстати сам нам его присоветовал. Вот к нему и обращайся. О-кей?" – "Нет, Дорон, не О-кей!

Чтоб ты знал, я назначен заместителем главного куратора особо важных работ по связям с сотрудниками фирмы. То есть, совершенно конкретно – для вас представитель руководства…" – "Мы об этом ничего не знаем…" – сказал Гидон, хмуро глядя на Тима. – "Это внутренний приказ… Достаточно, что я вам об этом сказал!" – "Ладно, Пительман, я спрошу у своего шефа!.. А до того… сам понимаешь! И, пожалуйста, не мешай нам помолиться Минху…" – раздражённо бросил Бенци. Тим ядовито ухмыльнулся "Спорить со мной? Ну-ну… Не знаешь, чем это пахнет?" – "Не знаю – и знать не хочу!.. О твоей начальственной функции нам как видно, забыли сообщить. Стало быть… Я тебе ясно сказал: у нас сейчас обед, наше личное время, а ты помешал. И теперь мешаешь закончить обед так, как мы это всегда делаем. У нас, между прочим, у всех есть шефы, вот к ним и обращайся!" – и Бенци отвернулся от увальня, лицо которого пылало, словно ему влепили пощёчину.

Тим сидел на столе, не двигаясь, набычившись, наблюдал за молитвой Бенци и его друзей. Зяма к молитве не присоединился, очевидно, постеснялся при шефе.

Когда они закончили и собирались уже покинуть помещение, Тим снова заговорил: "Вы можете то, что я сейчас скажу, принять во внимание, а можете проигнорировать…

Это помещение необходимо для работ над новым важным проектом государственного значения. Поэтому руководство требует в течение недели освободить его от вашего хлама. Поищите себе другое место, но не на территории фирмы! Пора кончать с вашей групповщиной и посиделками в рабочее время! Меня лично просили довести это до вашего сведения. Понятно?" – "А можно, мы об этом переговорим напрямую с боссом? – через плечо бросил ему Бенци. – Я не понимаю, что привело тебя сюда в наше личное обеденное время? Чтобы заявить, что ты хочешь выгнать нас из этого маленького холла без малейших на то оснований? Что, в фирме вдруг образовался дефицит помещений?" Остальные хмуро молчали, собираясь двинуться по рабочим местам. "Хм-м… Не я лично хочу, а руководство фирмы требует. Обстоятельства, понимаешь ли, изменились у нас на фирме!.. Ладно, я тебя предупредил!" – после тяжёлой паузы тихо проговорил Тим в спину Бенци, кидая на него злобные взгляды.

Но Бенци этого уже не видел.

Поднимаясь по лестнице, он хмурился и машинально поглаживал рукой бороду. Он тихо и медленно сказал шедшему рядом с ним Гидону: "Ну вот… Сорвал нам урок…

Что будем делать?" – "Иди к боссу!.. Или хотя бы с шефом поговори. Они вроде как… э-э-э… дружат…" – "Насчёт дружбы не знаю… Поговорю с Моти, ты прав…"

К этому времени Бенци уже пересадили в личный кабинет (о чём совсем недавно говорили Моти и Тим), и он заходил туда, проводя по чуть заметной выемке на специально изготовленной двери новенькой магнитной карточкой. Подходя к своему кабинету, он увидел Моти Блоха, шефа и давнего приятеля. Тот неспешно шёл по коридору, на лице, как всегда, блуждало отсутствующее выражение, губы шевелились.

Бенци негромко окликнул его: "Адон шеф!" – "А? Что? А-а, это ты, Бенци! С каких пор так официально?.. – улыбнулся он старому приятелю. – Как дела?" – "Беседер.

К концу недели принесу тебе… Знаешь ли, в отдельном кабинете, с одной стороны, спокойно работается, с другой стороны что-то давит…" – "Ничего, это всего-то до окончания темы!.. От меня тоже требуют, торопят… – и Моти вздохнул, потом оживился: – А как Нехама, дети?" – "Да как всегда!.. Нехама в относительном порядке. Ты знаешь: мы снова ждём малыша. Правда, тяжело у неё это проходит: возраст, сам понимаешь, да и слабенькая она у меня стала после рождения близнецов – до сих пор никак в норму не придёт… Старшие много занимаются, близнецы к тому же музицируют. Для нас это их увлечение оказалось просто спасением! До этого были такие шалуны, никакого спасу от их фокусов. Теперь, вот уже несколько лет, вся их неугомонность в музыку ушла! Стали гораздо серьёзней во всех отношениях. Ну, и по дому помогают!.." – "Мои близнецы – тоже… э-э-э… музицируют… Вот только на них музыка как-то совсем по-другому действует.

Раньше учились хорошо, а сейчас вообще об учёбе думать не хотят! Говорят, им эти науки не нужны: они и так на вершине популярности у своих… э-э-э… силоноидов…" – с горестным недоумением пробормотал Моти, на что Бенци вполголоса обронил: "Очевидно, всё дело в том, какая музыка… Жаль, что в вашей семье всё повернулось немножко не туда…" Моти помолчал, затем, после короткой паузы, проговорил со смущённой улыбкой: "А моя Ширли с твоей дочерью, как я понял, очень подружилась…" – "Да, у тебя отличная дочка – нам всем она очень нравится… Ренана, что называется, взяла её под своё крылышко: она же у тебя такая маленькая, худенькая, робкая, а моя только и ищет, кого бы опекать. Командирша! Львица!" – "Ширли – моя любимица! Да и мальчишки у меня, право же, ничего, – не глядя на Бенци, пробормотал Моти. – На Рути похожи, а характером… явно не в меня – гораздо жёстче. Наверно, в тестя…" – "Не может быть! Тогда это круто и многое объясняет! Он суровый человек!.. – слабо улыбнулся Бенци, мотнул головой и заговорил, осторожно подбирая слова: – Но я, собственно, хотел о другом… Слушай, Моти, сегодня мы обедали, ну, и к нам подкатил этот… твой приятель… э-э-э… Тим Пительман…" – "Да-да?.. А чего ему от вас понадобилось? Минху, что ли, хотел с вами помолиться?" – "Ну, ты уж скажешь!.." – "Кстати, я совсем забыл тебе сказать. Ты уж извини… Твоим ребятам передай: боссы назначили Пительмана замом куратора по теме. Я не имею права много об этом распространяться. Просто запомни: Тим высоко взлетел, пролез… бочком-бочком… в руководство. Так что ты прав: моя шутка была не по делу, извини… Но и твоя… э-э-э… что он мой приятель…" – "Взаимно – извини… Он очень нагло выступал… Намекнул, что нас нужно из нашего маленького холла, где мы обедаем, выгнать. Никак в толк не возьму, чего вдруг на нашем холле свет клином сошёлся? Маленький, проходной, если для чего и удобен, так только для наших обедов… Не зря же босс его нам выделил. И мы привыкли уже, там очень уютно, никому не мешаем, нам тоже никто не мешает… Не понимаю!.." Моти помялся, потом серьёзно посмотрел на Бенци и медленно произнёс: "Я бы не советовал тебе вообще связываться с Пительманом". – "Он чего-то молол, что мы слишком долго обедаем…" – "Да? А сколько вы обедаете? – Моти растерянно глянул на часы: – Я что-то не заметил чего-то из ряда вон…" – "Потому что мы обедаем те же 45 минут, потом Минха – мы же все уходим позже, как и было оговорено с начальством! Мне кажется, это просто придирка. Ты же знаешь, как он меня "любит"!.." Моти слегка улыбнулся уголком рта и покачал головой, медленно проговорив: "Да-а…

Трудно любить того, кто тебе сделал добро, а ты ему гадость…".

Бенци удивлённо поднял брови, помолчал, потом продолжил: "Он заявил, что это связано с открытием работ по новой теме, вроде… какой-то фан… фа… ро?.. ра?.. ру?.. то… рий… Ты не знаешь, что это такое?" – "Не бери в голову… Но холл вам, если я что-то понимаю в планах не то, чтобы Тима, а его негласного босса Арпадофеля (об этом – тс-с-с!), придётся уступить… Ну, ходите обедать в ближайшее кафе за углом. Что вам стоит!.." – "Ещё он говорил, что нашу групповщину надо прекратить! Это уже и вовсе ни в какие ворота!.. Неужели нас хотят заставить ходить строем по струнке? С каких пор так повелось в "Лулиании"?!" – "Не бери в голову, Бенци. Просто с Тимом старайся не ссориться. Иди и работай спокойно…" Откуда-то снизу неожиданно раздался воющий, будто ввинчивающийся в голову звук, который не усиливался, но расширялся и разрастался, подобно некоему звуковому газу словно бы заполняя каждый уголок свободного пространства, проникая во все коридоры, закутки и тупички фирмы. Бенци поморщился: "Что это за игры?

Силонокулл в рабочее время?" – "Послушай, Бенци, я не собираюсь никому навязывать свои вкусы…" – "А ведь когда-то нас именно вкусы сближали, любовь к хорошей музыке… неважно, каких жанров… Помнишь? Поэтому я не верю, что ты любишь или хотя бы понимаешь этот… э-э-э… силонокулл…" – с грустным удивлением протянул Бенци. Моти, потупившись, только сокрушённо пожал плечами: "Слишком много кругов по воде пустило время. И мы с тобой разбежались по разным кругам…

Но когда-то ведь мы были с тобой близкими друзьями. Я к тебе и твоей семье отношусь очень тепло и не хочу вам неприятностей…" Винтоподобный звук продолжал растекаться по зданию. Моти почувствовал, как у него заныли зубы, но не хотел, чтобы Бенци это заметил. Он сделал вид, что ищет сигареты, потом спички, чтобы не глядеть Бенци в глаза. Прикусив губу, он тихо, сквозь зубы бурчал: "Мой тебе добрый совет: старайся не связываться ни с Пительманом, ни тем более с Арпадофелем. Я тебе серьёзно, как старому другу, как своему коллеге, говорю! Ты даже представить себе не можешь, насколько это серьёзно! Они задумали внедрить струю подобающей цветовой гаммы – и не только в "Лулиании", и не только в Эрании. Это не просто бредовый каприз, это гораздо серьёзней. И раз уж они решили, то их не остановишь. Арпадофель, тот вообще прёт, как танк!.. А идёт эта мода от компашки Офелии Тишкер, а точнее – от их заморского покровителя, главы концерна "Mushkhat-info"… как-его-там… э-э-э…

Мушхатуля… Мушхателло… Нет! – Мушхатти… Ну, не знаю, как… Короче, от самих властителей дум и культурных вкусов, вроде так называемого музыковеда Клима Мазикина, так сказать, учёного-археолога Кулло Здоннерса и-и-и… бери выше!.. Сам Бизон Хэрпанс…" – "А какое это к "Лулиании", вообще к Арцене имеет отношение?" – "Ой, не спрашивай! Нас изо всех сил затягивают в глобальную, прогрессивную сеть… нет! – струю КАК-У-ВСЕХНОСТИ… С этим наши боссы сейчас носятся. Вот – как ты говоришь, фанфароторий хотят открыть… Лекции будут нам всем читать!.." – "А начать хотят с нашей группы?" – "Не знаю… Полтора часа в день этой… э-э-э… музыки! – Моти скривил губы, зажигая сигарету. – Big deal!.." – "Полтора часа?!! Музыки?" – поднял брови Бенци, глянув на старого приятеля, но тот продолжал, как ни в чём не бывало: "Ну, ладно, не привязывайся к словам!.. Я просто цитирую. Если даже это… не-знаю-как-назвать… и не понравится большинству, ну и что!.. Геверет Офелия всем доступно растолкует, что они никакое не большинство… что им должно нравиться, если хотят попасть в струю…" – "Моти, я вообще-то не о том. Я о нашем обеде…" – "А я тебе уже сказал.

Вопрос не настолько принципиальный, чтобы за него копья ломать… Да и погоди, ещё ничего не решено. Старайся не связываться. Держи низкий профиль, помни, что я сказал". – "Хорошо…" – "А впрочем, попробуй пойти к боссу. Миней заинтересован, чтобы лулианичи работали в комфортных условиях, чтобы ничто не мешало их продуктивной работе. Он очень душевный и тёплый человек, я его давно знаю. Попробуй…"

Мезимотес принял их весьма любезно, но улыбка мгновенно схлынула с его лица, как только он услышал, о чём идёт речь. Всегда выдержанный, приветливый, с ласковой улыбкой на лице, на сей раз он чрезвычайно вежливо, но твёрдо и холодно отчеканил: "Я вижу, вы ещё не поняли, что в "Лулиании" начинается новая жизнь.

Да, в своё время я подписал разрешение на этот проходной холл для ваших коллективных обедов. Но времена меняются. Оказалось, этот холл – самое подходящее помещение для работ, которыми предстоит заниматься новому сектору фирмы. Там легче всего создать особую звуковую атмосферу… Она вам просто может не подойти, во всяком случае, первое время, пока вы не привыкнете… Но об этом у нас ещё будет с вами разговор". – "А кто конкретно с нами будет об этом говорить?" – "Адон Пительман. Он у нас уполномочен доводить решения руководства до коллектива, как зам. куратора по связям с коллективом… Руководство занято новыми проектами и планами и не может себе позволить тратить время на длительные беседы с каждым сотрудником. Для этого у нас имеется адон Пительман. Он и будет с вами на связи – прошу любить и жаловать!" – и на лице Мезимотеса загадочной белой лампочкой замерцала вежливая улыбка. – "Всё это хорошо, – спокойно заметил Бенци, – но, адони, нам непонятно, почему нам в такой странной форме было сообщено, что нас выставляют из этого холла. Беспочвенные обвинения в нарушении рабочего распорядка…" – "А это уже серьёзно! Нарушений мы не намерены терпеть!" – "Но мы ничего не нарушали!" – вмешался Гидон. Мезимотес даже не посмотрел на него, но его взгляд, которым он буравил Бенци, затвердел: "Наверно, у Тимми были для этого какие-то основания! Вот скажите мне, пожалуйста, сколько времени у вас продолжаются ваши групповые трапезы?" – "Как у всех – 45 минут!.. Ещё 15-20 минут на минху, потом мы это отрабатываем". – "А почему вы не можете ходить парами-тройками, как все в "Лулиании", в соседнее кафе? Чем оно вас не устраивает?" – "А зачем куда-то ходить, если мы попросили, а вы нам выделили удобное место?.. Мы привыкли обедать вместе и не успели узнать, что с некоторых пор дружить и обедать вместе не рекомендуется. До нашего сведения это, как и многое другое, не довели… э-э-э… своевременно… Извините…" – "А чем вы ещё там, кроме обеда, занимаетесь?" – "За обедом мы беседуем о Торе. А разве нельзя?" – "Если это мешает работе, то – нет!" – "Это не может мешать работе – во время обеденного перерыва!.." – "Ладно, я поговорю с Тимми и Кобой, мы что-нибудь придумаем… Но я не советую вам мешать планам руководства! Понятно, адон… э-э-э?.." – "Дорон… Бенцион Дорон! – чуть раздражённо подсказал Бенци и более спокойно ответил: – Я вас понял, адони… Спасибо за разъяснение. Шалом!" Он молча повернулся и вышел, его друзья – за ним следом.

"Что-то тут нечисто, – проговорил Максим, добавив: – Что-то я в этом чувствую нехорошее, знакомое и… опасное". Ирми мрачно откликнулся, не глядя на Бенци: "А ведь Мезимотес отнюдь не дурак!" – "Стало быть, нас всех держит за дураков – вот что опасно!.." – мрачно заключил Максим. – "Ну, что вы, ребята! Вам всё какие-то кошмары мерещатся! Он же пообещал поговорить с ними! Может, ещё передумают.

Значит, ещё ничего не решено. Может, ложная тревога…" – примиряющим тоном проговорил Бенци. – "Мне не понравилось, Бенци, каким тоном он с нами говорил…" – угрюмо выговорил через силу Гидон. – "Мне тоже не понравилось. Но он босс, имеет право. Ладно. Пока всё остаётся, как прежде. Пошли по домам…"

Назавтра Бенци и его друзьям пришлось убедиться, что боссы слов на ветер не бросают. Не успели они расположиться на обед, как Тим снова появился в холле. За ним двигались два высоченных шкафообразных коротко постриженных типа в круглых чёрных очках и наглухо застёгнутых темно-серых блузах с множеством карманов и карманчиков на кнопках и заклёпках. Они волочили на тележке компьютер непомерно большого размера и ещё какое-то устройство, плотно закрытое тканью, пронзительно звякавшее при каждом резком движении тележки. Ирми узнал их: это были неизменные спутники Арпадофеля, в окружении которых он часто появлялся в коридорах фирмы.

Но все знали, что это его шомроши (так в Эрании называют телохранителей). Если они не фланировали в непосредственной близости от своего босса, стараясь, насколько возможно, стушеваться и не бросаться в глаза, то неизменно околачивались где-нибудь ещё неподалёку. Впрочем, их мощная шкафоподобная комплекция не оставляла почти никаких надежд на незаметность. Ирми молча указал на них глазами Максиму, усмехнувшись, пробормотал: "Как это они своего подопечного оставили?.." Максим ухмыльнулся и кивнул, ответив на ухмылку Ирми гримаской.

Пительман прошелестел какие-то неразборчивые слова, и шомроши поставили ширму, отделяющую стол, где обедала компания Бенци, от противоположного угла маленького холла. Из-за ширмы раздавались непонятные шумы, стуки, посвисты. Шомроши несколько раз появлялись в холле с гружеными тележками, а Тим с самым деловым видом перемещался взад-вперёд по холлу, давая шомрошам указания, для стороннего уха звучавшие неразборчиво. На обедающих, а потом молящихся Тим с шомрошами подчёркнуто не обращали никакого внимания.

В тот же день шомроши начали и оборудование нового кабинета куратора Кобы Арпадофеля, где смонтировали современную цвето-звуковую аппаратуру, разработанную фанфаризаторами Тима Пительмана.

Прошла ещё неделя.

Лулианичи за это время успели усечь, что обычно в утренние часы кабинет Арпадофеля обычно закрыт, и никто не знал, – и не должен был знать! – где пребывает его владелец. Телефоны трезвонили, почти не переставая, их трели причудливым диссонансом вплетались в негромкие, вкрадчивые силонокулл-пассажи.

Казалось, силонокулл автоматически включили в режиме шарманки. Иногда к ним присоединялись звуки ещё одного модного инструмента, который был известен под названием стиральная доска ихней бабушки, другого названия почему-то ему так и не придумали. Время от времени, будто давая отдохнуть ушам и нервам случившихся рядом лулианичей, из-под двери звучали необычные, навевающие щемящую ностальгию звуки. Казалось, музыканты исполняли весёлые детские песенки, но из-за необычной аранжировки эти мелодии скорей напоминали колыбельные, плавно переходящие в похоронные марши. Народу ещё не пришло время узнать, что эти композиции исполняет недавно созданный военный квартет одной гребёнки, получивший название "Петек Лаван".

А потом произошло знаменательное событие, о котором потом долго говорили не только в "Лулиании", но и в Эрании.

Ровно в час пополудни, незадолго до конца обеда компании Бенци, двери кабинета с победным треском распахнулись, и перед ними предстало необычайное зрелище.

Первое впечатление было поистине искросыпительным. Половину кабинета занимал стол, на котором стоял дисплей компьютера. Напротив двери зловещими башнями цвета залитого бензином асфальта возвышались многополосные акустические системы.

В верхних углах передней панели, похожие на подозрительно зыркающие по сторонам глаза, помещались рупора с устьями в форме искривлённого эллипса. Подле огромного стола босса, в самом центре кабинета возвышалось огромное кресло в форме… унитаза, обшитое сверкающей позолотой кожей. Утопая в сверкающем золотистой кожей чудесном кресле, гордо восседал сдобненький Куби-блинок, хаотично посверкивая во все стороны молочно-золотистым левым глазом, с самым довольным выражением на неестественно расплывшемся ярко-розовом румяном лице.

Когда Бенци с друзьями увидели за распахнутыми дверьми унитазо-кресло и гордо восседающего в нём Арпадофеля, за столом разом воцарилась мёртвая тишина. Все они, остолбенев, воззрились на странное сооружение и Куби-блинка, долго не решаясь как-то прореагировать на сверкающую золотом туалетную форму, расположенную в непривычной близости от их обеденного стола. Наконец, Гидон, склонив голову сначала на один бок, а затем на другой, робко спросил: "Разрешите узнать, адони, – что это?" – "То есть как это – что!!! Это моё персональное кресло! Изготовлено по моей идее и по чертежам моих сподвижников!" – гордо заявил Арпадофель, а на широкое его лицо чуть уловимой рябью начали набегать угрожающие оттенки цвета третьеднёвочного свекольника. Из-за ширмы выдвинулись шомроши и молча наблюдали за беседой, а тем временем в холл с неуклюжей важностью вдвигался Пительман собственной персоной, зыркая бледными глазками по ошеломлённым лицам религиозных лулианичей, сидевших вокруг стола, и поигрывая светлыми бровками домиком.

"Вот такой… м-м-м… оригинальной формы?" – продолжал с отчётливо ошеломлённым выражением лица Гидон. – "Да, вот такой – м-м-м-мым! – оригинальной формы! – отчеканил Арпадофель, угрожающе и важно выдвинув далеко вперёд нижнюю челюсть, в то время как лицо его уже дозрело до угрожающего темно-бордового цвета: – Сегодня непривычно, необычно, может, неприлично, а завтра – норма! Разве вам неизвестно, что я, Коба Арпадофель, обладаю высоким интеллектуальным потенциалом, и могу себе позволить постепенно вводить в "Лулиании" новейшую эстетику, быть, так сказать, законодателем моды в нашей славной Эрании?! Вот меня и осенила идея унитазификации эстетики! Ведь вы отлично знаете, где имеете честь работать: в "Лулиании", где собран цвет эранийских элитариев. Это значит, что всё самое новое и прогрессивное начинает свой путь от нас, далее – по всей Эрании, по всей Арцене, да чего уж там – до всей планеты! – дойдёт, завоюет весь мир!!!" – фанфарически зазвенел на весь холл голос Арпадофеля.

Ирми с Максимом переглянулись и с преувеличенным восхищением воздели брови; им стоило огромного труда не прыснуть со смеху. Высокий, седоватый Гидон Левин с серьёзным, и в то же время, благоговейно-восторженным выражением лица возвестил:

"Итак, нам выпала великая честь стоять у истоков эстетического прогресса, выраженного в унитазификации эстетики, коей предстоит завоевать весь мир! Не так ли?" Арпадофель пристально и жёстко вгляделся в Гидона правым, словно бы стеклянно-оловянным, глазом, одновременно переводя бледно-молочный прожектор левого глаза на Бенци, затем прошнырял им по всем лицам, которые его в этот момент окружали, особо остановился на кипах и бородах и… внезапно вскинулся: "Кончаем разговорчики!

Быстренько пообедать – и чтоб без болтовни мне! Если не хотите неприятностей, всё это – убрать отсюда сегодня же!" – неожиданно гавкнул Арпадофель; его горловые фанфары уже трубили грозу. Бенци и его друзья, закончив обед и быстренько помолившись минху, молча покинули помещение.

Поглазеть на кресло приходили лулианичи со всех этажей, и даже из соседнего здания. Одни застенчиво глазели от дверей, опасаясь стоящих чуть поодаль и как бы невзначай поигрывающих мышцами шомрошей, более смелые подходили вплотную и обходили вокруг, с благоговейным видом осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до нежно-золотистой кожи. Коба при этом обычно не пристутствовал. Тим не возражал, однако, потребовал, чтобы за пределами "Лулиании" об этом кресле никаких разговоров не велось. Естественно, это его требование было тут же нарушено, поэтому вскоре по всей Эрании пошли слухи о первом образчике унитазификации эстетики Арпадофеля.

Со временем, однако, зрелище золотисто-мерцающего унитазо-кресла, как и разговоры о нём приелись и потеряли значительную долю блеска и новизны. А кресло – осталось и продолжало украшать кабинет и придавать солидности администратору по общим и конкретным вопросам и куратору головного проекта фирмы. При этом никто не обратил внимания на подвешенные к потолку под различными углами друг к другу и жёстко соединённые между собой странные пластины из прозрачного стекла всевозможных форм и тонов преимущественно жёлто-зелёной гаммы. Как видно, сочли их одним из символов новейшей эстетики, или, что впоследствии оказалось верным, одним из приборов для экспериментов нового исследовательского сектора.

Первый экспериментальный фанфароторий Ясно, что об уроках Торы во время обеда речи больше быть не могло, как и о чтении Минхи после обеда. Надо было искать другое место. Самым отвратным в этой ситуации казалась лоснящаяся от торжества физиономия Пительмана, когда кто-то из компании Бенци встречал его в коридоре. Он как будто хотел сказать: "Ну, что, хабубчики? Накрылась ваша святая команда? Погодите, то ли ещё будет!" Минуя фланирующего по коридору Тима, Гидон тихо сказал, чуть качнув головой к уху Бенци: "Надо попробовать путь пассивного сопротивления. Больше с боссами не о чём говорить. А на этого, – он незаметно мотнул головой в сторону только что миновавшего их Пительмана, – мы просто внимания не обращаем. Арпадофеля… э-э-э… молча игнорируем. Пусть фанфарируют на пару себе на здоровье! Нас это не касается, вот и всё…" – "Пожалуй, ты прав, Гидон. А что его шомроши?" – "А вот этого я не знаю… В конце концов, мы ничего незаконного не делаем. Работаем, как полагается, вовремя ходим на обед, вовремя возвращаемся на работу – как и было договорено… Кто к нам может претензии предъявить?.. Даже ни к чему пассивный протест организовывать. Вот только… Совершенно непонятно, чего это вдруг босс отказался нам новое место для наших обедов предоставить?.. Какая ещё групповщина!.. Чушь какая-то…"

Тим Пительман вошёл в маленькое кафе неподалёку от "Лулиании". Недавно он совершенно случайно узнал, что после превращения проходного холла на первом этаже в лабораторию Арпадофеля компания Бенци Дорона переместилась в это кафе.

Бледные глазки Тима забегали по полупустому в этот час залу кафе. Ему не составило труда увидеть сдвинутые столики возле окна и увенчанные кипами головы вокруг. Самодовольно ухмыльнувшись, Пительман двинулся к столику, стараясь ступать мягко и неслышно. Но неожиданно громко скрипнула под ногой плитка.

Сидящий сбоку человек поднял голову и изумлённо застыл. Он толкнул локтем соседа, над компанией пронёсся шелест тихих голосов, и все тут же повернулись к приближающемуся увальню. Более осторожничать не имело смысла, и Тим стремительно рванул к сидящему у самого окна Бенци и навис над ним, сверля его глазами и неприятно улыбаясь. Бенци поднял на увальня удивлённый взгляд, стараясь сохранять спокойствие. Его взгляд как бы вопрошал: "Что от нас понадобилось особе, приближённой к руководству? Да ещё во время обеда…" Тим решил сразу же приступить к делу: "Вас уже проинформировали, что я заместитель администратора по общим и конкретным вопросам и куратора главного проекта фирмы. То есть я, наряду с прочим, осуществляю связь адона Арпадофеля с сотрудниками". – "Тов. Но что привело вас сюда во время нашего обеда? Нельзя ли отложить вопросы связи с адоном куратором на послеобеденное, время?" – "Нет! – с безапелляционной мягкостью, как только он это и умел, заявил Тим. – Я хочу говорить с вами именно сейчас, и именно тут!" – "Ладно, говорите…" – бросил Бенци, демонстративно отвернувшись к окну. Остальные сидящие за столом тоже старались не смотреть на Пительмана, некоторые с лёгким испугом и в то же время с надеждой поглядывали на Бенци. До них уже дошли туманные слухи о намерении боссов, и вот сейчас эти слухи, похоже, получают подтверждение. От Тима не укрылось выражение плохо скрываемой неприязни на лицах и в жестах людей, к которым он пришёл незванным. Решив не обращать на это внимания, он важно надулся и заговорил: "Как представитель куратора проекта государственного значения, я именно вас… – вытянул он указующий перст в сторону Бенци, – назначаю ответственным за участие вашей группы в новом архиважном мероприятии. Вам надлежит выбрать время, полтора часа в день, для цикла лекций Арпадофеля на тему "Исследование математических законов формирования струи подобающей цветовой гаммы". Это важная и своевременная тема, в наше время остро необходимая каждому интеллигентному и культурному человеку. Руководство решило, что эти лекции должны проводиться каждый день за счёт вашего личного времени. Так принято даже в небольших компаниях Арцены – повышение квалификации сотрудников в их личное время!" – "Простите, адони, какое отношение имеют эти, так сказать, обязательные, лекции к тематике фирмы, занимающейся разработкой развивающих компьютерных игр?" – поинтересовался Гидон. Тим бросил на него быстрый высокомерный взгляд и проговорил: "Я попросил бы со всеми вопросами к руководству, которое я в настоящий момент представляю, обращаться только адона Дорона!" – он по-прежнему сверлил Бенци глазами, явно стараясь подражать Арпадофелю; правда, это у него ещё неважно получалось.

Бенци вздохнул: Пительман начинал его раздражать, да и признать его начальством Бенци не мог себя заставить. А тот напыщенно вещал: "Эти лекции традиционно сопровождаются современной цветомузыкой: силонокулл в сопровождении игры разноцветных струй. Впрочем, если кто-то из вас в последнее время посещал Парк…

Короче… Из этих струй вы со временем научитесь выделять нужную струю подобающей цветовой гаммы! Такова одна из целей цикла лекций".

С разных сторон раздались недоуменные возгласы: "Никак в толк не возьму: какое это отношение имеет к тематике фирмы? – Если фирма меняет тематику, почему об этом нас извещает Пительман, которого нам по-настоящему никто не представил, а не сам босс? – Пусть с нашими шефами говорит, а они нам скажут! – Нарушение субординации! – Непорядок!" Кто-то с края стола протянул тоскливым жалобным тенором: "А это обязательно – э-э-э… силонокул и цветовые… гармонии?" Тим угрожающе стрельнул глазами в сторону, откуда послышался жалобный голос, и жёстко продолжал: "Руководство убеждено: это необходимо вам для общего развития".

Бенци иронически глянул на Пительмана и кивнул: "О, да!.." "А почему выделяют нашу группу?" – осведомились несколько человек. "Неужели неясно? Вы же сами себя выделили. На Дне Кайфа отказались вместе со всеми составить общий мангал, и вот сейчас!.. Групповщинка, так сказать! Сектантство!

Своей замкнутой сектой ходите на обед…" – "Но ведь тогда никто не хотел участвовать в общем мангале. Никто в "Лулиании" никогда не ходил, да и сейчас не ходит по струночке строем. Всегда были и есть дружеские компании, и это никогда не мешало хорошим, дружеским отношениям в коллективе. Мы объяснили, почему мы не можем поддержать идею общего мангала: наши законы питания…" – "А почему это у вас какие-то особые законы питания? Ни у кого нет особых законов питания, а вам подавай особые!" – мягко осведомился Тим, однако тон его фразы ощутимо взлетел.

Бенци с друзьями обменялись удивлёнными взглядами: в Арцене никогда никому в голову не могло придти возмущаться, что религиозные евреи живут и питаются по своим законам. Максим не смог удержаться и за спинами остальных, с усмешкой покрутил пальцем у виска. На его счастье, Тим этого не заметил, продолжая сверлить глазами Бенци: "Что значит?! Вам необходимо как-то себя выделить? Всему миру показать свою избранность?! Лучше других себя считаете?!! Вам и нормальная наша пища не подходит, и наш силонокулл вы не хотите слушать! Вот мы вас и выделили в отдельную группу. Шефу пришлось специально для вашей специфической аудитории – подчеркнул он, брезгливо скривив губы, – разработать особый цикл лекций по тем вопросам, которые уже давным-давно изучаются во всех университетах мира!" – "Где, к примеру?" – склонив седоватую голову набок, полюбопытствовал Гидон. Бенци и его товарищи смотрели то на Гидона, то на Тима во все глаза, кто с нескрываемым ироническим весельем, кто с боязливой тревогой. "Примеры приводить слишком долго: их более, чем достаточно…" – отмахнулся Пительман.

Бенци спокойно и твёрдо на это заметил: "У нас сейчас обеденный перерыв, наше личное время. Извините. Ваше интереснейшее предложение мы обсудим в своей компании, потом с нашими непосредственными шефами. Сами понимаете: не годится нарушать субординацию".

Отойдя от стола, занятого Бенци с друзьями, Тим прошествовал к длинной стойке, на которую в ожидании клиентов лениво облокотился буфетчик. Тим тихо прошелестел:

"Чашечку кофе и булочку, пожалуйста…" Ожидая, пока буфетчик приготовит ему кофе, он как бы невзначай спросил его: "Разве вы разрешаете у себя сидеть клиентам, приносящим еду с собой?" – "Конечно же, нет! Клиент должен тут что-то обязательно купить, иначе мы его попросим освободить столик". – "Но я вижу тут за столом целую компанию, они выпили свой кофе. Остальное – мне точно известно! – они принесли с собой. Я думаю, это непорядок. И вообще… такое непрезентабельное сборище… какое будет лицо у вашего заведения, если тут собираются такие… э-э-э…" – изобразив на лице сочувственное сомнение, ласково протянул Пительман. – "Да нет, мы их давно знаем. У нас же кошерное заведение, а они тихая публика". – "Но еду приносят с собой. Нехорошо!" – без выражения повторил Тим, стараясь, впрочем, не казаться особо назойливым.

Буфетчик удивлённо пожал плечами: "Да какая там еда! Пара сандвичей…" – "Я бы посоветовал хозяину кафе, находящегося на одной из центральных улиц Эрании быть построже с некоторыми клиентами. А то… можно и более уважаемых растерять… – как бы невзначай бросил Тим. – Спасибо, дорогой, кофе у тебя отменный!.. А кстати, хозяин сейчас на месте?"

Перед самым окончанием рабочего дня Бенци, прихватив Гидона, решил пойти к боссу и выяснить, что, собственно происходит. А заодно, если получится, от имени всех 15 человек попросить проводить эти лекции с цвето-звуковым сопровождением не ежедневно, а еженедельно.

Мезимотес принял их гораздо менее любезно. Его лицо привычно освещала заготовленная любезная улыбка, которая мгновенно схлынула, как только он увидел, кто к нему пришёл. На миг мелькнуло досадливое выражение, которое он стёр усилием воли, застывшие остатки улыбки словно бы превратились в плавающие в глазах льдинки.

Бенци попытался тактично, тщательно выбирая слова, объяснить боссу просьбу их группы. Но Миней не дал ему договорить фразу, ласково, но и резко оборвав его в тот момент, как только из уст Бенци вырвалось "Арпадофель": "Прошу меня простить, но я категорически не желаю слушать никакой клеветы на уважаемого и выдающегося сотрудника "Лулиании", имеющего не только перед фирмой, но и перед Эранией, колоссальное количество неоценимых заслуг", – ледяным голосом и с такой же ледяной улыбкой произнёс Мезимотес. Гидон удивлённо спросил: "Каких, например? А то работаем-работаем, и даже не знаем, что рядом с нами трудится выдающаяся личность!" Босс сверкнул глазами, льда и металла в голосе прибавилось: "Заслуги Кобы Арпадофеля столь велики, что я не считаю нужным перед вами об этом распространяться! Я не думаю, что вам будет полезно близко с ними знакомиться. И, между прочим, не советую! Удостоитесь в своё время – и не ранее того!" Ещё холодней и твёрже он процедил: "Я вижу, вы даже сейчас не поняли, что "Лулиания" – уже не та безалаберная и безыдейная фирма, к которой вы успели привыкнуть!

Новая жизнь вступила в свои права, а вы до сих пор словно пребываете в прошлом веке. Ничего с вами не случится, если по полтора часа в день вы будете приобщаться к современной культуре интеллигентного человека в духе современных стандартов!" – "А полтора часа в неделю недостаточно для приобщения к современной культуре интеллигентного человека?" – поинтересовался Бенци. – "Нет, недостаточно!" – отрезал Мезимотес, на его лице отпечатались нетерпение и скука.

– "А разве это не нарушение прав личности?" – "Каких таких прав личности?" – с тем же выражением нетерпения и скуки на лице нарочито монотонно, сквозь зубы цедил босс. – "Самому выбирать себе культурные предпочтения в рамках той культуры, в которой человек вырос, к которой имеет склонность, привычку, тяготение. Как получилось, что сейчас нас насильно тянут в иную культуру, да ещё привязывают это к работе?.." – "Никто никого насильно никуда не тянет! Запомните это, адон Дорон! В Эрании достаточно фирм и рабочих мест, если не по специальности, то в какой-нибудь другой, более или менее смежной области. А если не в Эрании, то в окрестностях, или ещё где-нибудь. У вас в Меирии, или, если хотите, в Шалеме… Никто никого не заставляет работать в престижной "Лулиании", с её прекрасными условиями и высокими заработками. Если вы не хотите приобщаться к нашим новым традициям силонокулла, если вас не устраивает струя подобающей цветовой гаммы – пожалуйста: вас никто не заставляет! И не держит!" – "Что, вопрос ставится уже таким образом?" – ошеломлённо произнёс Бенци, глаза его расширились, а Гидон побледнел. – "Ага! Именно таким! – с ласковой улыбкой, в которой проглядывало торжество, проворковал Мезимотес и легонько ударил ладонью по столу, как бы припечатывая сказанное. – Силонокулл естественно и органично вплёлся в живую ткань здорового организма "Лулиании". Наша престижная фирма – это живой, растущий и развивающийся организм. Невозможно без ущерба для нормального функционирования, позволять себе в процессе обновления оставлять в организме омертвевшие куски чуждой культурной ткани!.." – "То есть как?!

Традиционная музыка уже более не вплетена в живую ткань здорового организма "Лулиании"?

Ей на смену пришёл силонокулл?" – "Извините, адон… э-э-э… Дорон. Покорнейше извините нас, – преувеличенно вежливо проговорил Мезимотес, но в этих его словах, а главное – в тоне, каким они были произнесены, послышалась чуть ли не издевка, – но это так! Надеюсь, вы это запомните и не станете качать потерявшие всякий смысл права личности, застывшей в старом и отжившем!" – ласковым голосом и изобразив одними губами улыбку, заключил Мезимотес, при этом глаза его окончательно превратились в осколки колючих льдинок.

Бенци смутился и неловко пробормотал: "Итак, силонокулл… нынче определяет здоровье или нездоровье живой ткани организма "Лулиании", адони?" – "Именно так, адони!" – "Интересно, очень интересно… Неужели отношение к силонокуллу стало определяющим до такой степени, что может угрожать специалисту, автору важных разработок, увольнением! Разве культурные предпочтения – не личное дело каждого человека?" – раздумчиво произнёс Бенци. Мезимотес как будто пропустил его слова мимо ушей и заключил: "Я полагаю, что дискуссии на темы современной культуры мы перенесём на другой раз, когда вы после нескольких лекций уважаемого адона Арпадофеля будете более к ним подготовлены. Надеюсь, вы оценили моё к вам хорошее отношение: я дал вам возможность отвлечь меня от действительно важных дел, выслушал ваши разглагольствования, не имеющие отношения к тематике "Лулиании", да ещё и… – Миней многозначительно поглядел на часы, висящие над столом, и добавил со значением: – в рабочее время. Идите, работайте. И, хочу надеяться, что вы не позволите себе пренебрегать лекциями, которые уважаемый адон Арпадофель любезно согласился вам прочесть. Запомните на будущее: неприятие струи подобающей цветовой гаммы – столь явное проявление дурного и отсталого вкуса, что не может быть терпимо в интеллектуальном оплоте нашего славного города, каковым с самого своего основания является "Лулиания". Сегодня интеллектуальный символ современности – силонокулл. Это вам на лекциях популярно растолкует адон Арпадофель. Каждый лулианич должен постоянно ощущать моральную обязанность всемерно крепить славный имидж нашей фирмы. Или это уже не лулианич!.." Бенци молча повернулся и вышел от босса, Гидон, поникнув, шёл за ним следом.

"Я одного очень опасаюсь… – сказал Бенци друзьям в заключение своего рассказа о визите к боссу. – Мы все знаем, как силонокулл влияет на некоторых вполне здоровых, но особо восприимчивых к нему, людей. И звучат его пассажи в лучшем случае раздражающе… Как бы кому-то из нас во время лекций плохо не стало… А тут ещё каждый день…" – заключил красный от неловкости и разочарования Бенци.

Назавтра, когда вся компания пришла на обед в кафе, их встретил у двери хозяин и, не глядя на них, пробурчал: "У нас в кафе такой порядок: свою еду не приносить – вообще!.. Хотите сидеть в кафе – закажите наш товар. С принесённой едой – пожалуйста, только до двери!.." Бенци с изумлением посмотрел на товарищей, густо покраснел и спросил: "А кофе, просто кофе попить мы можем? Кофе с пирожком, булочкой…" – "Если при вас нет никакой еды. А раз уж вы берёте так мало, то и долго рассиживать тут я вам не позволю. И шуметь, всякие сходки, сборища устраивать – тоже: у меня уважаемое в Эрании заведение, солидное!" Бенци оглянулся на ребят и взглядом спросил: что делать будем? Гидон взял его за локоть, пробормотал: "Пошли. В скверике перекусим, а завтра придётся термосы приносить. Сегодня придётся чай пить на рабочем месте, каждому по отдельности, или парами-тройками…" – "Если и это не запретят…" – буркнул Ирми.

Лекции, предназначенные исключительно для друзей Бенци Дорона, сопровождались поначалу достаточно безобидными, но неприятными силонокулл-пасссажами. Но их вкрадчивая агрессивность от лекции к лекции возрастала. К тому же всё это сопровождалось бешеным мельканием разноцветных лент и полос всевозможных цветов и толщины, демонстрируемым на огромном выпукло-вогнутом экране, который установили в знакомом холле специально для этих лекций.

Негромкие, вкрадчивые, и от этого ещё более жуткие звуки и бешеная пляска пёстрых полос и лент как бы пронизывали всё пространство маленького холла, и от этого казалось, что воздуха не хватает. Взрослые мужчины, отцы семейств, делали не очень успешные попытки скрыть друг от друга страх перед каждой очередной лекцией, как будто им предстояла операция без наркоза. Фанфарисцирующие речёвки Арпадофеля были напрочь лишены смысла, это был на удивление бессвязный набор слов, фраз, слоганов – если бы они произносились нормальным голосом и интонацией в академической строгой тишине.

Фанфаразмы Кобы (как их тут же прозвали Ирми с Максимом, о чём почти сразу стало известно всей "Лулиании") звучали на фоне силонокулл-пассажей, непрерывно вгрызающихся в мозг сверлящими завываниями, на которые то и дело накладывался синкопами грохот ботлофона – всё это раздражающе резонировало в подвешенных к потолку стеклянных пластинах. Подневольные слушатели принудительных лекций заметили: чем тише звучат некоторые пассажи, тем кошмарней их воздействие – вкупе с извивающимися во всех направлениях в синкопическом ритме пёстрыми лентами, как бы грозящими опутать присутствующих. Бенци поймал себя на мысли, что он с нетерпением ждёт грохочущего соло ботлофона, воспринимая его, как своеобразный отдых от дьявольски скрежещущего, вкрадчивого взвывания силонофона.

Утопая в позолоченном унитазо-кресле, Арпадофель постреливал туда-сюда косым левым глазом и посверкивал неподвижным, похожим на стеклянно-оловянную пуговицу правым, то громче, то тише погромыхивал фанфаразмами: "Струя подобающей цветовой гаммы… Струится вдоль и поперёк, вверх и вниз, во всех направлениях, по течению и против течения… Её математический закон – замкнутый изогнутый во всех направлениях эллипс, он же… – и повышая голос до крика: – окривевшее кольцо!.. путём сложных преобразований полученное из крутого завитка. Подобающая цветовая гамма изменяется по закону возведённого в степень тройного квадратичного акробатического сальто…" Неожиданно он завывал скрипящим, фальшивым баритоном на какой-то странно-подскакивающий мотивчик (так он изображал пение), повторяя на все лады такие слова: "ЦЕДЕФОШРИЯ"… изваяна из струи подобающей цветовой гаммы!" Последнее слово Куби-блинок пронзительно взвизгнул, так что все сидящие перед ним вздрогнули и невольно подняли глаза.

До сих пор они старались не глядеть на широкое самодовольное лицо, а главное – на его то желтеющий, то зеленеющий, то вспыхивающий чем-то ослепительно-белым левый глаз. "Это каждый может, каждый должен увидеть вооружённым новым знанием глазом, когда "Цедефошрия"… – и снова тот же воющий пассаж, -…раскрывает во всю ширь и мощь своё манящее многокрасочное устье и всеми своими завитками под мелодию фанфар взывает: "Все ко мне, все в меня! Я "ЦЕДЕФОШРИЯ-ОШРИЯ-ОШРИЯ"!!!" Изваяна из струи подобающей цветовой гаммы (снова пронзительный визг)… В "Цедефошрии" бесконечное множество крутых завитков, которые обратным преобразованием порождают… в бесконечном множестве направлений струится струя подобающей цветовой гаммы…" Весь этот поток слов, произнесённых с экстатически фанфарисцирующими интонациями, пугающе сочетался с хроматической гаммой, сверлящей, как древняя бор-машина, взрёвывающей то по восходящей, то по нисходящей. Бенци подумал: "Хроматическая гамма, бесконечно гоняемая на силонофоне, наверно, и есть звуковой аналог дурацкой подобающей цветовой гаммы…" – а голова уже гудела от всей этой цвето-звуковой вакханалии.

Полтора часа первой лекции в сопровождении силонокулл-пассажей, казалось, было невозможно вынести. Произошло то, чего Бенци более всего опасался: почти все, даже молодёжь, испытывали нарастающую, обволакивающую дурноту и сильную головную боль. Гидона попросту вырвало к концу первой лекции, а на второй у него настолько подскочило давление, что пришлось вызвать амбуланс и отвезти беднягу в больницу. Они не знали, что Пительман зорко следит за реакцией аудитории – для этого он специально задействовал особые технические средства, помимо банальных видеокамер и типа детектора лжи.

Неожиданно для себя самого Ирми, сделал ценное открытие, которое оказало влияние на дальнейшее развитие событий. Когда фанфарисцирующий голос заводил очередной набор не несущих никакой информации фраз (порядок которых, как почти сразу заметила молодёжь, постоянно менялся), и в тот же момент вкрадчиво вступал режущий слух силонофон, Ирми начинал шептать слова какого-нибудь псалма, и ему становилось легче. Не так мучила дурнота, головная боль отступала, да и силонофон словно бы удалялся, затихая и как бы вывинчиваясь.

Естественно, он об этом сказал сначала и без того пострадавшему от лекций Гидону, и сразу же за ним – Максиму. В конце рабочего дня Ирми и Максим поймали Бенци в коридоре: "Нужно поделиться одним интересным наблюдением. Я вас подброшу домой на машине…" – "Спасибо, Ирми…" Когда они садились в машину, Ирми внимательно её осмотрел, чтобы удостовериться, что нигде не установлено скрытых прослушек. Он даже отключил радио, зато включил магнитофон, вставив кассету со своими любимыми спиричуэлз, при этом шёпотом произнеся: "Я уже не знаю, что они будут по этому радио передавать, а вдруг и там начнут фанфарировать что-нибудь столь же осмысленное… В магнитофон они, я надеюсь, ещё не умеют забираться… Ну, и… Спиричуэлз – это не хазанут, не хасидский рок, никто не придерётся…" – криво усмехнулся Ирми. Максим, напротив, необычайно серьёзно посмотрел на Бенци и кивнул. "Ну, что ты, Ирми! Что вы, мальчики! Ну, у Максима русский опыт… Но ты, "американец"!" – "Мы все скоро обзаведёмся русским опытом…" – пробормотал Ирми, глянув на Максима. – "Я понимаю… Куби-блинок с Тумбелем вас, да и нас всех достали! Но не до такой же степени!" – пожав плечами, мрачно ухмыльнулся Бенци. – "До такой, Бенци, именно до такой. Помяните моё слово…" – и Ирми передёрнуло. Когда машина тронулась с места, Ирми, оглянувшись по сторонам, заговорил: "Вы знаете, Бенци, кажется, есть способ хоть как-то смягчить влияние фанфаротория. Даже не знаю, как мне это пришло в голову. В какой-то момент я начал со страхом ждать очередного приступа дурноты и головной боли и тут… начал шептать псалмы, а потом – "Шма". И мне стало гораздо легче. Наверно, надо всем попробовать то же самое!.." – "Или хотя бы тем, кто поверит в этот способ", – прибавил Максим. – "Хуже не будет". – "Ага…

Только чтобы этот тип ничего не заметил", – снова шёпотом вставил Максим. – "Может, защита сработает, если каждый будет про себя говорить свой любимый псалом", – предложил Бенци. – "Да, наверняка", – заключил Ирми.

Машина Ирми въехала на уютную тихую улицу, где жили Дороны. Перед выходом из машины Бенци, впервые улыбнувшись после сегодняшней лекции, сказал: "Молодцы, ребята. Нужно исследовать это явление, мне уже интересно! Я понимаю, что такую возможность эти мерзавцы нам предоставят. Давайте так… Вечером я переговорю с Гиди, остальным просто посоветуем читать псалмы, и ни слова о наших планах. Я ещё не знаю, с какого конца начать. Как что придумаете, скажите… Но – больше никому! Дело очень серьёзное… Меня-то и убеждать не надо". Бенци вышел из машины, сердечно пожав руку Ирми, не заметив, что у калитки стояла Ренана, во все глаза уставившись на Ирми.

Прощаясь с ребятами, Бенци тихо сказал Максиму: "Кстати, а не хотите Ноама привлечь? У него светлая голова и золотые руки!" – "А он и так в деле!" – улыбнулся Максим, помахав рукой сияющим близнецам, которые тоже появились за спиной сестры. Машина Ирми тихо отъехала от дома Доронов, при этом он ласково улыбнулся Ренане, смущённо поглядывавшей на него от калитки, и незаметно помахал ей рукой.

Бенци стоял и задумчиво смотрел ему вслед. В ушах звучал тихий низкий голос Ирми:

"А тебе не показалось, что силонофоны – генераторы поля звуковой агрессии, которое нам внедряют в сознание?.." Бенци не мог с ним не согласиться: "Давно показалось, просто сейчас для такой уверенности ещё больше оснований".