Ф ЛексиПисьма из Турции

Ф Лекси

П И С Ь М А И З Т У Р Ц И И

(Сидеть лучше, чем стоять,

лежать лучше, чем сидеть, причем

спать лучше, чем бодрствовать)

(..??..)

"Но тут тротуар коллапсировать начал..."

В ТУМАНЕ

В Москве построили Политехнический музей из двух параллельных зданий с позолоченным островом между ними. По случаю торжественного открытия музея в него отправилась делегация во главе с тов. Мордасовым на позолоченной лодке. Радиосвязь с ними поддерживал лично тов. Сталин. "А что, спросил он, - хорошо ли вы меня слышите?" "Отменно," - отозвался Мордасов. "Голос у вас какой-то надтреснутый, - возразил Сталин, - а скажите, надежны ли те люди, с которыми вы везете золото к пролетарскому Политехническому музею?" "Вполне," - ответил Мордасов. "Ну, тогда я спокоен," сказал Сталин и отключился. В эфире же этим временем появились слова товарищей, ожидавших лодку на туманном берегу позолоченного музея: "Ответьте! В чем дело? До сих пор нет никакой лодки!" А сам архитектор музея, уже пожилой Касперский, с дочкой Евой* (*14 лет) ожидавший на острове, кричал: "Наденьте мне на руки наручники! Я знать ничего не знаю!!! " И так продолжалось, пока каждый не увидел, как сходит позолота с их рук, испаряясь в воздух; никто не знал, почему, поэтому всех присутствовавших расстреляли. При этом Касперский продолжал кричать: "Оставьте меня! Я был в наручниках, вы сами видели!..", но с тех пор многое утекло и над позолоченными протоками уже нет тумана.

ГОРДЕЕВОЙ Н.

Возвращаясь домой в состоянии натуралистического настроения моей эпистолярной природы я поднял сухую ветку и принялся царапать на снегу (за неимением бумаги) описание субстанции этого снега, изобиловавшее рассыпчатыми и прозрачно-туманными метафорами, пока не обнаружил, что снег все более приближается по консистенции к описываемому образу и буквы уже совершенно не держатся в силу его пушистости, легкости и прямо-таки вызывающей слезу нежности. Тогда я отправился домой за бумагой, и тут девочка лет десяти, нараспев произносившая какие-то фразы, слегка ударила меня по голове длинной металлической полосой, объяснив притом, что у меня паранойя. Я стерпел это происшествие, но когда спустя несколько шагов она повторила то же самое, отнял у нее полосу, обнаружив при том, что хватка ее руки чрезвычайно сильна; девочка заплакала и обратилась к вышедшему из подъезда человеку, который оказался ее отцом, с жалобой на мое действие. Я отдал металлическую полосу этому человеку, объяснив причину своего насилия, и он, произнеся нечто невнятное, слегка ударил ею меня по голове, должно быть, не удержав тяжелый предмет в руке сразу; мое терпение лопнуло на этом, и, выхватив полосу обратно (он держал ее слабее, чем девочка), я ударил ею его по голове достаточно сильно один раз. Далее вошел в подъезд, комкая в бараний рог несчастную полосу, и обнаружил, что там уже положили новый кирпич и кафель, но на лестницах нет ступеней... Наконец, вернувшись, я увидел, что снег растаял, и, мало того, что героем описанного был не я, а давно всеми проклятый Касперский П...

ЦЕМЕНТ

...К одиннадцати Джулия собралась выпить, в это время по второму пути шел нескончаемый товарный поезд. Через некоторое время его обогнал пассажирский (идущий в город), что было странно, поскольку Джулия стояла на третьем пути, а кроме того, в городе не было рельсов. Предположим, что часть пути поезд условно висел в воздухе. По прибытии из города навстречу ему вылетел грузовик с цементом и приземлился на первый путь, а так как первого пути не было, значит, просто упал в реку. Джулия уже как следует выпила к этому моменту. Касперский брился и думал, что вся его жизнь - фикция и игра, особенно включая идею размножать коньячные этикетки для их последующего использования... Мыло имелось на его лице, но он не мог отыскать бритву. По второму пути все еще шел товарный поезд.

Оглядевшись, Касперский заметил, что Джулия совсем не одета (она раздевалась догола, когда ложилась спать, и иногда утром забывала одеться), и Джулия заметила это тоже. Поскольку в таком виде она вряд ли могла куда-нибудь пойти, то, скорее всего, она вообще ничего не пила в тот день. Касперский и Викторов были друзьями.

Викторов принес коньячную бутылку с этикеткой, которую нужно было размножить. Касперский был зол, потому что думал, что жизнь его - фикция и игра, к тому же мыло оказалось не на той стороне лица (ужасно щипало), поэтому он отправился посмотреть, скоро ли освободится второй путь. Бритва нашлась, но не было воды. К одиннадцати Джулия снова собралась выпить. Викторов наклеил коньячную этикетку на бутылку с цементом и ушел в город. Касперский лег на второй путь и стал ждать конца товарного поезда...

ИЛЛЮЗИЯ

...Стойте!

Эту гору я насыпал перед дождем, работая на экскаваторе - два полных ковша; и еще я видел, как внизу дважды зачерпывал вручную - очень увлекся... А когда пошел дождь, я дополз до чердака и заснул, не снимая сапог. Вроде бы, высота нормальная... Пожилому человеку не под силу. Э, да так высоту не измеришь - идешь косо. Или просто хочешь наверх?.. Ну, пойдемте, хотя у меня ноги еле поднимаются... Нет, плато насыпал не я, это еще вчера... А после кольцевой террасы - моя горка. Стойте, не делайте следов! На моей горе еще нет следов, все дорожки симметричные и абсолютно гладкие... Они мокрые после дождя - и туман в воздухе... Моя гора абсолютно чистая и нетронутая, это будут первые следы... Как вы ее портите!.. Но - ладно, что ж поделаешь... Э, да я вижу, вы не умеете ходить - от вас не следы, а полосы?..

ПЕТРОВ И ДРУГИЕ

...Инспектор ГАИ Петров думал о крысах. Вчера ему объявили выговор за черносмородиновый мармелад и лишили премии, так что настроение было хуже некуда. "Двадцать крыс", - думал он, - "Двадцать одна крыса. Эх... Двадцать две крысы..." Тут автомобиль напротив поехал боком поперек проезжей части, и Петров остановил его, чтобы оштрафовать; первая буква фамилии водителя была К, а дальше начинался черносмородиновый мармелад, поэтому Петров захлопнул удостоверение и спешно отвял. Он думал о крысах. "Двадцать семь крыс", - думал он. Настроение было хуже некуда. Мимо пронесся злостный нарушитель государственного порядка на "Запорожце", давно разыскиваемый Госавтоинспекцией; Петров полез в кобуру, чтобы выстрелить ему в спину, но вместо пистолета был черносмородиновый мармелад. "И зачем только вы его всюду носите?!" - возмущался, бывало, майор, но Петров не мог на это ответить, и майор злился еще больше. Он предпочитал папиросы "Беломорказбек". Петров возвращался к своему постаменту и снимал трубку телефона, подозрительно похожего на что-то черносмородиновое; "Алло", - докладывал он, - "Никаких происшествиев не зафиксировано!" Но его не слышали. Если дела так пойдут дальше, Петрова понизят в должности...

...Петров спустился на две ступеньки. Мимо проехал черносмородиновый мармелад. Петров думал о крысах. Ступеньки уже тоже на девяноста процентов состояли из... И тут его наконец осенило: "А может, это были не крысы, а козы?!"!

МАЛЕНЬКАЯ МИНИАТЮРА

И с тех пор я пишу маленькие миниатюры - этакие коротенькие вещички, которые рассказами не назовешь, как нельзя назвать песней то, что называется скучным словом "композиция" - одним словом, Касперский в этой истории не участвует, но смутный дух его витает повсюду. В тот вечер кто-то играл в теннис на втором этаже. Через некоторое время он спустился вниз и спросил у меня "Ну, как?"; Все в порядке, ответил я, хотя далеко не все было в порядке. Например, я не мог понять, почему мой трамвай (?) все время врезается в дома, хотя я веду его достаточно прямо, а об остальном и говорить не хотелось. Он (вы следите?) с сомнением покачал головой, но ничего не возразил ответить. Когда он вернулся в следующий раз, все было нормально. Ты как, спросил он? Я ничего не сказал, поскольку рельсы пересекали его слова слишком наискось. Он приблизился и, выдержав еще немного, снял маску. Ты что, спросил я? Все же нормально. Но он не мог меня слышать, потому что я уехал уже далеко-далек о...

ОТЧАЯНИЕ

Сухой осиновый лист со скрежетом опал с дерева. Касперский вошел в электропоезд и выбрал свободное место (поскольку занятых почти и не было), обнаружив притом, что напротив него расположен ребенок лет пяти в шортиках и рубашечке с синими в красных шапочках медвежонками и еще чем-то. Ребенок был спокоен и задумчив, наблюдая позеленевшие от хлорофилла кусты в окне и прочие частности ускальзывающих назад ландшафтов; поскольку при этом ему хотелось спать, он закрывал иногда глаза и постепенно склонял свою глубокомысленную с мягкими светлыми волосиками голову в одну из сторон до тех пор, пока его веки не вздрагивали оттого, что он просыпался, чтобы не потерять равновесие, и принимал тогда изначальное положение, мучительно моргая ресницами и пытаясь снова найти отвлечение от дремоты в оконном проеме. На Касперского он смотрел столь же невозмутимо-неудивленно, что вызывало подсознательное желание хоть чем-нибудь специально обратить на себя внимание несмотря на понимание полной глупости подобного действия. Касперский огляделся - вокруг не было явно никого могущего иметь отношение к этому действующему лицу - у него была тонкая кожа, делавшая это загадочное существо еще более прозрачным, и тонкая по-аристократически кость, отчего коленки и руки, на одной из которых имелся только что спокойно а аккуратно облизанный, чтоб не чесался, комариный укус, вызывали иллюзию хрупкости и особой незащищенности; тут в окне замелькали бетонные плиты платформы очередной станции, и Касперский ринулся в тамбур - быть может, платформа совсем не заасфальтирована, и тогда это большая удача - но поезд проехал ее, не останавливаясь. Касперский вернулся, проклиная свою судьбу, и тут обнаружил, что ребенок исчез вместе с шортиками, медвежонками и шапочками, вместе с коленками, руками и комариным укусом. Касперский попытался представить снова его трогательное в своей невозмутимости лицо, но это удалось лишь отчасти оттого, что его пристальное внимание уже успело разобрать изображение на мелкие составляющие части, полностью проанализировав, и теперь каждый фрагмент был отнесен к строго определенной ассоциативной зоне сознания... Касперский проклял все тротуары мира и погрузился в сладостное воображение той черты, за которой уже совершенно ничего не будет...

ДВИЖЕНИЕ

...Я живу на берегу моря. Чтобы попасть на пляж, вам нужно пересечь шоссе (осторожно, здесь такое интенсивное движение!) и железную дорогу; впрочем, можете сначала железную дорогу, потом шоссе, не имеет значения - только, пожалуйста, поаккуратнее, не наступайте мне на грудь, я ведь тоже здесь! Главное, не попадите под поезд, он проходит по самой кромке прибоя каждые полчаса - я не знаю, вы говорите - две рельсы даже если одноколейка; от какой же мерить? - здесь какая-то неувязочка; я понимаю, поезд ходит по двум рельсам, но надо же было разместить все как-нибудь на такой узкой полоске - может быть, это монорельс? - и ведь шоссе тоже, согласитесь, имеет некоторую ширину... А, вот: прибой-то смачивает не то чтобы безразмерную линию, а все-таки какую-то неопределенную зону - там, где пена, галька, воздух и ракушки - ведь это все одинаковое, так ведь? Ну, в общем, здесь кроется какой-то подход к ответу на ваш вопрос... В принципе, я состою из пляжа, шоссе, железной дороги; куда бы вы ни наступили, останетесь здесь же, потому что я не имею поперечных размеров (ох уж эта ваша геометрия!), а идти вдоль берега бесполезно, потому что до бесконечности в обе стороны одно и то же (чтобы в этом убедиться, лучше сесть на поезд или автобус). Вообще-то я и сам не понимаю, как это все так получилось: с одной стороны, пляж тянется бесконечно, с другой стороны все умещается на расстоянии одного шага в ширину... Быть может, мы забыли что-то из координатных осей? В целом, сведения, которыми я располагаю, чересчур запутаны, чтобы хоть что-то во всем этом понять; может быть, вы - и есть я; или: нервная система, состоящая из одного аксона (зато какого длинного!) - вот кто я. Вот кто мы. Линия соприкосновения воды, воздуха и суши - здесь возникает жизнь ; что ж удивительного, что все окружающее расположено вне такого пространства - и какая ж жизнь без шоссе и железной дороги?.. По-моему, так. Вот я и живу здесь. Между пляжем, рельсами и асфальтом. Между берегом и водой. Чтобы попасть на пляж, вам нужно пересечь шоссе (осторожно, здесь такое интенсивное движение!) и железную дорогу; впрочем, можете сначала железную дорогу, потом шоссе, не имеет значения...

В МУЗЕЕ

- Здравствуйте. Я хотел бы посмотреть аквариум.

- Сейчас, я ее позову, - служащий озабоченно посмотрел на странного посетителя.

Касперский пошел по залу, рассматривая экспонаты. Одет он был в костюмную пару, только на ногах вместо обуви какие-то полуразмотанные полотенца, и все лицо в белых пятнах. Выставлялись преимущественно одинаковые предметы, зато их было много.

- А... Это вы меня спрашивали?

- Да. Я как раз нашел. Аквариум - это вот этот?

- Нет, что вы, здесь все свежее. Пойдемте, покажу.

Они пошли мимо витрин и стеллажей, (Вот это что - вы сами налили? Нет, что вы; это кто-нибудь из туристов еще вздумает попить отсюда...) наконец остановились.

- Вот (весь верх аквариума был заставлен грязной посу

дой).

- Скажите, а когда его будут чистить?

- Когда... (она задумалась).. Да вот, видите (она показала на стеллаж справа) - пока немного. Наверно, здесь нет того, что вы ищете... А вообще - хоть сейчас. Открывайте и ловите все, что поймаете. Может, найдет е...

Она открыла крышку; стала видна вода и плавающие на поверхности предметы (кости, куски какие-то). На дне тоже что-то болталось.

Женщина наконец ушла ("Вот в этих тарелочках - рыба жареная, если хотите"), и Касперский, оглянувшись, достал из-за пазухи странную трубчатую рогатку с тремя концами. Посмотрел в черную воду и опустил предмет в аквариум.

- И чего будет? - спросил я.

- Всплывет. Но не навсегда: завтра потонет снова.

И действительно! Назавтра всплыло три таких же рогатки, две большие и одна маленькая, причем одна из них состояла из цилиндриков с разными этикетками, а на остальных этикетки были одинаковые и сливались, как будто их и не было вовсе...

СРЕЗАЯ УГЛЫ

...На сто сороковой день зимы меня повезли на Востряковское кладбище. Помню, снег крошился на маленькие льдинки, и все кресты показывали на север; я запомнил номер дома: сто два, это мой вечный опознавательный знак в пространстве черно-желтых координат, черная цифра на желтом столбике, синяя надежда на белом отчаянии - ты знаешь меня? Я - Автор, я тот, которого нет, ты видишь, мне приходится все время напоминать о себе! Мне приходится все время отвоевывать простое право иметь собственное лицо - то, что всегда есть даже у самого ничтожнейшего персонажа! - и все равно никто не замечает моего лица... Люди вокруг меня могут появляться и исчезать, быть похожими или отличаться - они принадлежат друг другу; кажется, в отличие от них мне принадлежит весь мир - но это еще раз доказывает, что у меня ничего... ты слышишь?..

...Я сидел у несуществующего зеркала в словесной раме, ожидая восхода Солнца. Снег крошился на меленькие льдинки, все кресты показывали на север, и только на могиле Касперского дымился вечносвежий асфальт.