"Отряд-3. Контрольное измерение" - читать интересную книгу автора (Евтушенко Алексей)

Глава 8

Здесь, высоко в горах, дышалось необычайно легко и вкусно, и Велга подумал, что на самом деле они не увидели и тысячной доли тех чудес и красот, которые планета Лона совершенно безвозмездно готова была им предоставить.

— Что имеем, не храним, — пробормотал он себе под нос, — потерявши, плачем.

— Что ты говоришь? — спросил Хельмут.

— Я говорю, что Лона — хорошее место. Жаль, маловато мы на ней побыли. Дитц запрокинул голову и расхохотался.

— Смейся, — смейся, — толкнул его в бок Велга. — Вспомним мы еше Лону, вот увидишь.

— Да я в этом нисколько не сомневаюсь. Просто мне забавно, что мы вроде как поменялись ролями… Не ты ли еще вчера рвался в бой?

— Я и сейчас не отказываюсь, — пожал плечами Александр. — Да и по Земле соскучился, признаться. Хоть и будущее, а все ж свое… Но одно другому не мешает.

— Может, и так, — легко согласился Хельмут, огляделся по сторонам и громко вопросил:

— Так это и есть место старта?

Отряд стоял на идеально круглой площадке, выложенной чуть шероховатыми шестиугольными каменными плитами, идеально подогнанными друг к другу. Расположена она была на вершине горы, которая на первый взгляд ничем особым не отличалась от соседок по хребту, делящему материк пополам.

— Да, — подтвердил Распорядитель. — Это самая удобная точка. Отсюда мне проще всего переправить вас куда угодно.

— Что ж, — сказал Велга, — мы готовы. Если что и забыли, не важно. Всего не учтешь.

— Я на вас надеюсь, — сказал Распорядитель.

— Мы не против, — улыбнулась Аня. — Все получится. Не переживайте.

— Отвечаешь? — спросил Валерка. — А то я что-то мандраж словил. Видать, отвык.

— Ничего, — успокоила ростовчанина Аня. — Мандраж — это полезно. Где мандраж, там и кураж. Ловчее будешь.

— Куда уж ловчее…

— Все произойдет очень быстро, — сказал Распорядитель. — Моргнете — и вы уже там. Это у меня не выходит, потому что структура другая, а вас забросить проще простого. Одно плохо, не знаю, в какой именно точке планеты вы окажетесь. Впрочем, это я вам уже говорил.

— Разберемся, — кивнул Дитц и махнул рукой. — По машинам!

Через две минуты лишь несколько погасших окурков свидетельствовали о том, что здесь был кто-то живой, но вскоре налетевший ветер протащил их по каменным плитам и сбросил в пропасть. Первыми начали умирать города.

Вообще-то, как и любой развивающийся и активно живущий организм, умертвить город довольно трудно, чему в истории, как древней, так и современной, имеется масса примеров. Что только не делали люди с городами!

Их брали приступом, жгли и отдавали на разграбление. Забрасывали ядрами и снарядами. Бомбили (и обычными бомбами, и ядерными). Подвергали ракетным ударам и химическим атакам. Устраившш в них искусственные землетрясения и наводнения. Отключали свет, воду, канализацию и тепло. Морили голодом. И снова брали приступом, жгли и отдавали на разграбление.

И что же?. Чаще всего города выживали.

Иногда казалось, что от города уже не осталось совсем ничего. Он стерт с лика земли. Сожжен дотла. Развален по кирпичику. Его артерии и вены разорваны, сердце уничтожено, мозг убит. Так было с Древним Римом и Константинополем, Москвой и Дрезденом, Сталинградом и Хиросимой. И многими, многими другими городами. И что же?

Проходило совсем короткое время, и оказывалось, что города живы и собираются жить дальше. Зализывают раны, отстраиваются, наполняются людьми, растут. Да. Так было всегда. Но только не на этот раз.

Когда отключают воду, можно купить ее в магазине, набрать в колонке, роднике или реке. В самом крайнем случае, выкопать колодец. При отсутствии электрического света используют свечи, керосиновые лампы, масляные светильники, факелы. Нет отопления — можно одеться потеплее и соорудить печку-буржуйку.

Но когда любое мало-мальски сложное устройство или механизм в городе начинают грозить не просто травмой (так было всегда), а смертью, остается одно — немедленно бежать. И тогда… Без человека города жить не могут. А если и могут, то это уже совсем другая жизнь…

Было видно, что по этой дороге очень давно никто не ездил. И никто ее не чинил. Асфальт совсем растрескался, и сквозь него пробивались наружу трава, кусты и даже кое-где молодые деревца. Вечерело. С низкого, сплошь затянутого мутной серой пеленой неба сеялся мелкий редкий дождик. И все это вместе: тронутый первыми осенними красками лес, вечер, заброшенная дорога и скучный дождь — никак не вселяло в сердце бодрость, а в душу веселье по поводу возвращения домой.

Оба вездехода только что, продравшись сквозь лес, выбрались на дорогу и теперь стояли бок о бок, ожидая дальнейших приказаний.

— Ничего себе, — сказал Валерка Стихарь, сидевший за управлением живой машины по имени «Маша», — давненько по дорожке этой никто не ездил, не ходил… И куда теперь? Налево или направо?

— Нам бы до жилья какого-нибудь добраться, — отозвался из «Ганса» Дитц. — А то до сих пор непонятно, где мы.

— А чего тут понимать, господин обер-лейтенант. — хмыкнул Вешняк. — В России мы.

— И откуда тебе это известно? — ворчливо осведомился Майер. — По лесу проехались и сразу — Россия?

— У нас, в Германии, тоже леса есть. — И, подумав, осторожно добавил: — В некоторых местах.

— Не говоря уж о какой-нибудь Канаде, — добавил Хейниц.

— Как хотите, — сказал Вешняк. — Только Россия это. Сердцем чую.

— Давай направо, — приказал Вел га. — Если есть дорога, значит, куда-нибудь она, а приведет.

— Направо так направо, — легко согласился Стихарь и развернул машину. В поселок въехали уже в полной темноте.

У «Маши» и «Ганса» не было фар в привычном понимании этого слова — в случае нужды машины освещали дорогу, выбрасывая перед собой сплошную широкую полосу света, интенсивность и дальность которой легко регулировалась. И теперь свет выхватывал из мокрой темени по обе стороны от дороги грязноватые обшарпанные стены домов, из черных окон которых бессмысленно пялилась на людей пустота. Машины ползли по дороге (теперь уже улице) совершенно бесшумно, внешние микрофоны были включены, но ни один звук, кроме нудного шелеста дождя, не долетал снаружи. Ни голос человеческий, ни лай собачий, ни крик птичий или звериный.

— Стоп, — сказал Велга, когда вездеходы неспешно доползли до перекрестка. — По-моему, это центр данного населенного пункта. И мы все-таки в России. Во всяком случае, буквы над тем вон зданием точно русские. Хотя я не понимаю, что означает это слово.

— «Ми-ни-мар-кет», — прочел вслух Валерка. — Н-да. Час от часу не легче. Буквы русские, слово иностранное. Эй, на «Гансе», кто-нибудь знает, что такое «мини-маркет»?

— Это что-то вроде магазина, — отозвался Карл Хейниц. — А вон там, правее, банк. Видите?

— Ага, — сказал Велга. — Точно. Написано: «Сбербанк». Видимо, от слова «сберегательный». Так, уже легче. О, а это что — там, под деревьями, на площади? Ну-ка, Валера, посвети…

Стихарь чуть довернул вправо, изменил конфигурацию светового потока с горизонтальной на вертикальную, и люди увидели памятник.

На бетонном пьедестале, покрытом уже кое-где обвалившейся плиткой из камня лабрадорита, стоял в полный рост солдат. Гимнастерка, сапоги, каска, плащ-палатка за спиной, в правой руке взметнувшийся вверх «ППШ»… будто старого боевого товарища и друга отлили в бронзе и поставили здесь, посреди площади незнакомого русского городка, на долгие времена в честь тех, кто своей жизнью и смертью добыл победу.

— Ух ты! — воскликнул Валерка. — А ведь это нам памятник, братва.

— Да уж можно не сомневаться, — сказал Майер. — Раз мы в России, то было бы странно встретить здесь памятник немецкому солдату. Наши памятники в Германии.

— Ты уверен? — спросил его Хейниц.

— В чем?

— В том, что нам стоят памятники? Вот так, на площадях?

— А почему бы и нет?

— Потому, что памятники обычно ставят победителям. А мы проигршш эту войну.

— Ну и что? Мы ведь честно и храбро сражались…

— Этого мало, — возразил Дитц. — Мало сражаться честно и храбро. Нужно сражаться еще за что-то, что живет в твоем сердце.

— Например, за Родину, — серьезно подсказал Велга.

— Вот именно, — вздохнул Дитц. — Если честно, в последний год на фронте я уже начал понимать, что мы зря влезли в Россию. Воевал, конечно, деваться некуда, но… Непонятно было, за что воюю. Иногда мне даже хочется сказать Богу спасибо за то, что он вытащил меня с той войны. Не знаю, что будет дальше, но по крайней мере сейчас я чувствую, что по-настоящему нужен. И не только Германии, а самому себе и всем людям. Всей Земле, если хотите. И даже, как вы помните, иногда всей Вселенной. Согласитесь, что при таких условиях воевать можно.

— Браво, господин обер-лейтенант! — воскликнул Шнайдер. — Честно, спасибо. Боевой дух солдата надо время от времени поддерживать. Вы мой сейчас здорово поддержали. Старое вспоминать — только душу растравлять. Будем смотреть вперед и в очередной раз спасать человечество.

— А что, — согласился Валерка, — запросто. Было бы человечество.

— Вот именно, — прогудел Малышев. Пока что я не только человечества, но даже одного человека не видел. И куда все подевались — непонятно. Может, на разведку сходить? На вездеходах-то много не разглядишь. Да и бояться нас могут, откуда местным знать, кто мы такие и с чем пожаловали? Заметили и прячутся по утлам… Разрешите, товарищ лейтенант? Опять же и ночлег подыскать бы надо. Не в машинах же спать, когда мы дома.

— Давай, — кивнул Велга. — Только не один. Вешняк, пойдешь с Малышевым.

— Есть.

— Разрешите и мне? — подал голос Шнайдер. — Что-то я засиделся. Ноги охота размять.

— Разрешаю, — сказал Дитц. — Даем вам час. Попробуйте найти людей. Ну, и нормальное место для ночлега. Связь по рации. Удачи. Три ловкие фигуры выскользнули из теплого и сухого нутра машин под мелкий ночной дождь и растворились в ближайшем переулке.

Городок был брошен. Разведчикам хватило получаса, чтобы убедиться в этом. Разумеется, за тридцать минут они бы не успели даже пройти его из конца в конец, а не то что обыскать каждый дом, но за годы войны солдаты повидали немало сел и городов, оставленных своими жителями, и у них выработалось безошибочное чувство на подобные места. Впрочем, для порядка Малышев, Вешняк и Шнайдер зашли в несколько домов и квартир, где, как и следовало ожидать, никого не обнаружили.

Подходящее место для ночлега они нашли через сорок две минуты. Это был большой и относительно новый трехэтажный особняк, расположенный на окраине города. Окружал его высокий, в полтора человеческих роста, кирпичный забор, и если бы не приоткрытая стальная калитка, разведчикам для того, чтобы попасть внутрь, пришлось бы потрудиться. Калитку заметил Малышев, который отлично видел в темноте (фонариками из соображений скрытности они практически не пользовались), и, тихим свистом позвав за собой товарищей, проник во двор.

— Да, это, пожалуй, то, что нужно, — негромко заключил Курт Шнайдер, когда они наскоро (входная дверь также оказалась открытой) обследовали найденные хоромы. — Здесь и взвод разместится спокойно, а уж мы и подавно.

— И места для «Маши» и «Ганса» во дворе больше чем достаточно, — добавил Вешняк. — И печка есть — можно растопить.

— Это не печка, — сказал Шнайдер. — Это называется камин.

— Какая разница… — пожал плечами рязанец. — Главное, чтоб тепло было и пищу горячую можно приготовить.

— Опять же забор высокий и крепкий, — подвел итоги Михаил. — Все, вызываем наших. Давай, Курт, связывайся. Мы относительно их на северо-востоке. А я на крышу слажу — посигналю им фонариком, чтоб уж наверняка…

Места в особняке действительно хватило всем. Де-вятикомнатная громадина обставлена была с вызывающей роскошью, и, хотя мебель изрядно запылилась, все в доме было в целости и сохранности. Впрочем, ночевать в целях безопасности решили в трех комнатах на первом этаже, стащив сюда дополнительные подушки и одеяла. Машины оставили во дворе, переведя их в режим попеременного бодрствования-стражи (сенсорные системы слежения вездеходов вполне могли заменить глаза и уши самого бдительного часового и в случае чего поднять тревогу). Разожгли камин, приготовили ужин, поели, заварили чай. Аня отыскала где-то в недрах кухонных шкафов десяток свечей, и теперь за большим общим столом в их мерцающем живом и теплом свете лица солдат выглядели по-домашнему мягкими и расслабленными.

— Хорошо, — отдуваясь, сообщил Вешняк, отодвигая от себя большую фарфоровую чашку с чаем. — Прямо как дома. Если бы еще и сахар был кусковой, то просто-таки ничего больше для счастья и не надо.

— А чем тебе чай в Доме Отдохновения не нравился? — спросил Майер. — Что-то я не помню, чтобы ты там так же блаженствовал. А ведь чай тот же самый.

— Ничего вы, немцы, в чаях не понимаете, — подмигнул Вешняку Валерка Стихарь. — Одно дело — пить его на Лоне, пусть красивой, удобной и замечательной, но все же чужой планете, и совершенно другое — здесь, на Земле, да еше и в России. Горячий, свежезаваренный, из настоящей фарфоровой чашки. Не чай — сказка. Не знаю, как вы, а я Серегу понимаю. Тоже сейчас начал чувствовать, что домой вернулся.

— Вообще-то есть такое чувство, есть, — добродушно подтвердил Дитц, откидываясь на спинку стула и вытягивая свои длинные ноги. — Хоть мы и не в Германии. Пока, надеюсь. Только мне лично для полного счастья не кускового сахара не хватает, а людей. Убей — не пойму, куда все подевались. Такое впечатление, что жители в один прекрасный момент все бросили и разом сбежали.

— При этом практически в чем были, — заметил Шнайдер. — Мы заходили в несколько домов и квартир. Вещи целы. То есть те вещи, которые лично я бы прихватил с собой, будь у меня время собраться.

— Помните, Распорядитель говорил, что, по его данным, человечество на самой грани уничтожения? — сказал Хейниц. — Может, оно уже того… уничтожилось, а мы опоздали?

— Типун тебе на язык, — пробормотал Вешняк и потянулся налить себе еще чаю.

— Нет, Карл, — качнула головой Аня. — Я бы почувствовала.

— А сейчас ты что чувствуешь? — спросил Велга.

— Люди есть. И не очень далеко. Просто мы пока их не нашли. Или они нас.

— И на том спасибо, — усмехнулся Александр.

— Не стоит недооценивать мои способности, — пожала плечами Аня. — Я не строю предположений, а говорю лишь то, в чем совершенно убеждена.

— Вообще-то и так понятно, что люди должны быть, — сказал Дитц. — Мы же разведчики и прекрасно знаем, что бесследно никто не исчезает. Давайте мыслить. Первая мысль такая: если бы люди погибли, мы обнаружили бы трупы. Однако их нет. То есть я не исключаю, что где-то в городе лежит десяток-другой мертвецов, но если бы погибли все, мы бы по ним буквально ходили. Значит, что? Они ушли, как и бьшо сказано. Теперь следующий вопрос. От чего уходят или бегут люди?

— От смертельной опасности, — подсказал Велга. — Обычно так.

— Какого рода бывают смертельные опасности?

— Война. Эпидемия. Природные катастрофы. Голод.

— Ничего из перечисленного не наблюдается, — заметил Валерка Стихарь. — Я вот, кстати, вспомнил историю со шхуной «Мария Целеста». Знаете о такой? Солдаты переглянулись.

— Что-то слышал, — почесал в затылке Майер, — но подробности…

— Она болталась в океане, брошенная экипажем. В абсолютно целом состоянии. Даже столы были накрыты к ужину. То есть люди просто спешно сели в шлюпки, в чем были, и отчалили в неизвестном направлении.

— А их потом нашли? — спросил Малышев.

— Нет. В том-то и дело. Никто до сих пор ничего понять не может. Судно не терпело бедствия, на нем бьшо вволю запасов воды и продовольствия. А экипаж сбежал. Как будто смертельно чего-то испугался. Понимаете, к чему я клоню?

— Ага, — сказал Шнайдер. — По-твоему, жители этого города смертельно чего-то испугались и спешно сбежали в леса? Но что-то в лесу мы их не видели.

— Леса в России большие, — сказал Валерка. — Вам ли не знать… И, кстати, думаю, что не только из этого города люди ушли. Мы ведь шарили по эфиру — пусто. Может, конечно, плохо шарили, но все равно. Будь в городах живые, кто-нибудь обязательно использовал бы радио. Хотя бы для того, чтобы дать о себе знать другим. Помолчали.

— Загадки и тайны, — вздохнул Дитц. — А также тайны и загадки. Что-то в твоей мысли, Валера, есть. Одно плохо. Мы не знаем, что именно произошло с экипажем этой самой шхуны… как ее…

— «Мария Целеста», — напомнил Стихарь.

— Вот. И что здесь произошло, тоже не знаем. Ситуация похожая, но и только. В общем, как всегда, мало разведданных. Впрочем, торопиться нам, как я понимаю, некуда. Пока, во всяком случае. А значит…

— Спать, — сказал Велга. — Уж что-что, а хороший сон никогда и никому не вредил. При условии, конечно, что караулы выставлены и бдят.

— На «Ганса» и «Машу» полагаться не будем? — осведомился Дитц.

— Я бы не рисковал. Они хоть и живые, а все же машины. Мало ли что…

— Разрешите, я первый, — вызвался Вешняк. — Чаю напился крепкого, спать пока не хочу.

— Добро, — кивнул Велга. — Через час тебя сменит Майер. Ну и дальше соответственно графику. Не маленькие, сами разберетесь в очередности.

Через десять минут свечи были потушены, и отряд, за исключением сержанта Сергея Вешняка, спал крепким сном.