"Отряд-2" - читать интересную книгу автора (Евтушенко Алексей)

Глава 9

Широкое — во всю стену — окно, как и положено, выходило на море. По летнему времени он держал его открытым, и было приятно, скрестив руки, стоять лицом к морю, а спиной — к изрядно опостылевшим апартаментам, вдыхать горьковатый от морской соли воздух, слушать приглушенный расстоянием шум прибоя и стараться ни о чем не думать.

Последнее, впрочем, удавалось плохо.

В дверь кабинета деликатно постучали. Первый заместитель Председателя Мирового Совета Фернандо Мигель Арега вздохнул и повернулся к окну спиной. Он сам запрограммировал секретаря таким образом, что тот пользовался электронным вызовом только в крайнем случае.

— Да, — обреченно сказал Арега, опускаясь в кресло.

Вошла секретарь-андроид, выглядящая как очень симпатичная женщина лет пятидесяти.

— Получена статистика посещаемости Городов за последние два года, — сообщила она. — Вы просили срочно.

— Хорошо. Перебросьте ее мне.

Секретарь удалилась, неслышно прикрыв за собой дверь. Фернандо проводил глазами ее фигуру, привычно цокнул языком и уставился на экран компьютера.

Так. Вот и график по годам. Возрастные группы… количество дней в году, проведенных в Городе… профессиональная принадлежность… Да. Все именно так, как он и подозревал. Кривая посещаемости Городов за последние два года ощутимо поползла вверх. Особенно среди молодежи. Ну это как раз понятно. Молодежь у нас всегда и везде впереди. Непонятно другое. Почему?

Девяностодвухлетний Фернандо Мигель Арега застал еще то время, когда Городов было только два. Один в Евразии и один в Северной Америке. Теперь их шесть и все идет к тому, что скоро придется строить еще парочку.

Он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и вспомнил свое первое посещение Города. Ему тогда только-только исполнился 21 год, и он еще не забыл эскуара, родной язык басков.

В Городе он тогда провел неполную неделю. Успел напиться, подраться, переспать с какой-то совсем взрослой, но весьма привлекательной незнакомкой и протрезветь. На пятый день ему, помнится, стало скучно, и он уехал. В последующие семьдесят два года жизни он был в Городе еще раза три. Или четыре? Неважно. Конечно, его личный пример еще ничего не доказывает, и опять же за семьдесят лет население Земли изрядно выросло. Но эти последние два года… Не нужно проводить никаких специальных исследований, чтобы понять: ситуация изменилась.

Он поднялся с кресла и снова подошел к окну.

Море.

Единственное, что вечно меняется и вечно остается неизменным. Он всегда любил море. Море и горы. Давненько он не был в родных горах. Взять бы сейчас отпуск и…

Компьютер на столе издал требовательный писк. Значит, Зурита (так он звал секретаря, что на его родном баскском означало «стаканчик пива») решила, что это важный вызов.

Арега вернулся в кресло и, не глядя, ткнул пальцем в клавиатуру. На экране появилось благодушное лицо Председателя Совета Джона Гурвича.

— Салют, камарадо! — весело поздоровался Джон.

— Кайщо! — буркнул Арега по-баскски.

— Проблемы? Трудности? Пожелания?

— В отпуск хочу. Я устал, Джон. Тем более что ты никак не хочешь меня услышать.

— Ты опять о Городах?

— О них. Только что получил статистику за последние два года. Она не радует.

— Послушай, Фернандо, я всегда говорил, что ты старый и мудрый. Но в данном случае ты перестраховываешься. Обычные колебания. Вспомни, что творилось тридцать лет назад, и успокойся.

— Именно это меня и тревожит. Количество Городов не уменьшается, а, наоборот, увеличивается. Семьдесят лет назад их было два. Сейчас шесть. А сколько их будет через двадцать лет?

— Население растет.

— Да знаю я! Слушай, если ты не хочешь прислушаться к голосу разума, то прислушайся хотя бы к предчувствиям старого и мудрого баска.

— У тебя дурные предчувствия?

— Именно. У меня дурные предчувствия. Плохое настроение. Мне девяносто два года и последние двадцать три из них я провел на этой собачьей должности. Ты забыл, что бить тревогу — мой прямой долг? Вот я и бью. Пусть она окажется ложной. Но предупредить я обязан.

Он замолчал, выхватил из верхнего ящика стола сигару, демонстративно сунул ее в рот и зашарил по столу в поисках зажигалки.

— Пр-роклятье… — пробормотал он, — вечно эта женщина… Зурита! Где моя зажигалка?!!

Некоторое время Председатель Мирового Совета Джон Гурвич с молчаливым интересом наблюдал за поисками, а потом спросил:

— Хорошо, что ты предлагаешь конкретно?

Арега как раз нашел зажигалку, жестом отослал вошедшую в кабинет Зуриту, прикурил, откинулся в кресле и печально посмотрел в глаза своему начальнику и другу:

— Я не знаю, Джон. Знаю только, что нужно что-то делать. Где-то мы ошибаемся, понимаешь? Практика «выпускного клапана» уже не дает тех результатов, что прежде. Ты не поверишь, но иногда я искренне думаю, что нам всем не помешала бы хорошая война.

— Какая война? — тупо спросил Гурвич.

— Обыкновенная, — пояснил Арега. — С жестоким и сильным врагом, стрельбой из всех видов оружия и жертвами среди мирного населения.

— Ты с ума сошел. У нас даже армии нет!

— В том-то и дело. Как мы будем защищаться, если на нас нападут?

— Н-да, — пробормотал, глядя куда-то в сторону, Джон. — Теперь я вижу, что тебе, действительно, нужен отпуск. Кто на нас может напасть, старый ты дурак?! Инопланетяне? Ты видел за всю свою жизнь хоть одного живого инопланетянина?

— Э! — безнадежно махнул рукой с зажатой в ней дымящейся сигарой Арега. — Ни живого, ни мертвого. Но я ведь не об этом. Я о принципе! Человечество, по моему разумению, слишком расслабилось, понимаешь? Мы стали сытыми и слишком беспечными. Мы стали… скучными. А судьба таких, как мы, всегда наказывает тем или иным способом. Молодые интуитивно все это чувствуют и тянутся в Города и на Полигоны. Они вроде как специально окунаются в трех и риск, чтобы получше ощутить жизнь и…

— Так было всегда, — перебил его Гурвич. — На то она и молодежь. Ты вспомни себя семьдесят лет назад.

— Семьдесят лет назад, — устало возразил Фернандо, — на Земле и в Системе было слишком много неотложных дел, чтобы думать о разных глупостях.

— Ага. А теперь, значит, дел мало.

— Дел много. Их всегда много, как ты знаешь. Но среди них мало неотложных. Ну сам подумай. Еще пятьдесят лет назад были не решены многие экологические проблемы, только начиналась колонизация Марса, элементарно не хватало людей и рабочих рук, а средняя продолжительность жизни была всего восемьдесят лет. А сейчас?

— А что сейчас?

— А сейчас, — начиная заводиться, добавил напористости и металла в голос Арега, — мы живем в среднем сто двадцать лет, победили практически все болезни, очистили планету от всякой дряни, доставшейся нам от любимых предков, заселили Марс, исследовали Систему и вплотную подобрались к звездам, которые, правда, как выясняется, нам не особенно и нужны.

— Почему это не нужны? — поинтересовался Гурвич, который, когда видел своего, по-прежнему эмоционального, несмотря на солидный возраст, друга в таком состоянии, предпочитал задавать вопросы, а не отвечать на них, чтобы дать другу выговориться.

— Потому что я не наблюдаю должного энтузиазма. Да, некоторые продолжают рваться к звездам, но их слишком мало. Человечеству в целом на звезды наплевать.

— Человечеству в целом всегда было наплевать на звезды, — заметил Председатель, пожимая плечами.

— Звезды — это образ, — Арега одним движением потушил в пепельнице недокуренную сигару. — На самом деле я говорю о цели. Мы потеряли цель, понимаешь? Раньше были цели. Пусть не очень высокие: защитить, накормить, вылечить. Но были. И эти невысокие цели рождали цели высокие. А сейчас нет никаких.

— Ладно, — мягко сказал Гурвич. — С какого числа ты хочешь в отпуск?

— Ты серьезно?

— Абсолютно. Отдохни, а потом опять поговорим. Со свежими, так сказать, силами.

— Тогда с понедельника. И учти, что я не был в отпуске два года.

— Не бережем мы людей, — вздохнул Гурвич. — И люди наши тоже себя не берегут. А говорить, нет целей… Согласен. Шли заявление, и с понедельника считай себя в отпуске.

— Спасибо, Джон.

— Это тебе спасибо. Слушай, я, собственно, зачем с тобой связывался… Мне тут одну непонятную информашку подбросили, и я не знаю, что с ней делать.

— Что за информашку? Откуда? У меня она есть?

— У тебя ее нет. Посчитали слишком секретной. Она еще непроверенная, правда, некогда мне было ею заниматься. Я ее тебе сейчас сброшу по нашему каналу. Займись, хорошо? До понедельника время есть, так что как раз успеешь. Потом, когда все выяснишь, сообщишь.

— Так, — сказал Фернандо грустно. — Что-то мне подсказывает, что отпуск мой накрылся. Если и не весь, то большей своей частью — точно.

— Мнительный ты стал какой-то. И суеверный. Все, мне пора, до связи.

— Мы, баски, всегда были суеверными, — вздохнул Арега. — И, как неоднократно показала практика, не без оснований. До связи.

Лицо Председателя Мирового Совета исчезло с экрана, но, несмотря на то, что Гурвич его не понял или не захотел понять, Фернандо Мигель Арега не ощутил разочарования. У него всегда была хорошо развита интуиция, и сейчас он отчетливо понял, что весь отпуск ему отгулять вряд ли удастся.

— Пару недель хотя бы… — пробормотал он, подключаясь к секретному каналу. — Давай, Джон, показывай, что там у тебя за информашка…

Это оказался отчет Центра Дальнего Слежения за последнюю неделю. Нужная информация уже была выделена курсивом:

"Обработка данных, поступивших с автоматической станций на Нереиде (спутник Нептуна), позволяет сделать вывод, что к Земле с постоянным ускорением 10 м в сек. за сек. движутся два космических объекта предположительно искусственного происхождения. В настоящий момент они пересекли орбиту Нептуна. Земных кораблей любого типа в данном районе нет, идентифицировать объекты не удается, поскольку движутся они в режиме радиомолчания и на запросы не реагируют. Ближайший к объектам корабль — исследовательский грузовик «Вихрь», находящийся сейчас на половине пути от Пояса к Титану и обладающий практически неограниченным запасом хода. Прошу Вашего разрешения использовать «Вихрь» после доставки им груза на Титан в целях идентификации неопознанных объектов. Директор Центра Дальнего Слежения Роже Леруа ".

Нет, подумал Арега с усмешкой, никогда бедняге Леруа не овладеть секретами официального стиля. А с другой стороны — правильно. Заметил вовремя? Вовремя. Сообщил? Сообщил. И даже проявил похвальную инициативу. Хм. Неопознанные объекты в режиме радиомолчания. Предположительно искусственного происхождения. Движутся с ускорением, обычным для наших фотонных планетолетов. М-мда, метеориты, кометы и астероиды, как известно, с ускорением по Системе не шляются. Так. Надо проверить в архивах, было ли зафиксировано нечто подобное за всю историю наблюдений, а Леруа датъ «добро» на использование грузовика. Как там его… «Вихрь», да. А самому на недельку в горы. Неприятности надо встречать хоть немного отдохнувшим, а я своей старой баскской задницей чую, что к нам с ускорением свободного падения приближаются неприятности.

Когда экипаж укомплектован от силы на сорок процентов, а корабль неторопливо, но неуклонно движется к дому и в окружающем пространстве уже пятый месяц не наблюдается никаких посторонних и потенциально опасных объектов, дежурная вахта превращается в сущее наказание. Умом понимаешь, что Боевой Устав писан кровью и особенно расслабляться нельзя, но… Вот именно, что «но». Все равно расслабляешься. Тем более что помощником главного Навигатора ты стала совсем недавно и только потому, что на корабле все теперь исполняют по две, а то и по три функции.

Свои и павших товарищей.

Впрочем, это только называется «исполняют». Какие могут быть функции у ополовиненного экипажа полудохлого военного корабля, который давным-давно победил всех врагов и теперь на автомате и честном слове возвращается домой!?

Собственно, функция давно на всех одна. И называется она одним коротким словом: ремонт. Несмотря на режим полнейшей и безоговорочной консервации, боевой корабль за пятнадцать с лишним тысяч лет изрядно поизносился и теперь чуть ли не разваливается на ходу. Только это самое «чуть» и спасает. А также умелые руки, сообразительные головы и энтузиазм команды. Куда же без энтузиазма — жить небось всем хочется, тем более когда до дома осталось всего ничего и родная планета доступна для оптики. Во всей своей красе.

Доступна. Во всей своей красе.

Доступна.

Тревожная смутная мысль промелькнула краем сознания, и Сатра Илек, пилот истребителя и помощник главного Навигатора, не успела ее ухватитъ.

Так, это мне уже не нравится. Если военного астронавта посетила тревожная мысль и ушла, то ее, эту мысль, следует незамедлительно вернуть. Пусть доложит по всей форме.

О чем я думала?

О родине.

Вон она, голубая жемчужина в самом центре обзорного экрана.

Можно дать максимальное увеличение и в очередной раз убедиться в том, что береговая линия материков довольно сильно изменилась. Чего, впрочем, и следовало ожидать. За пятнадцать тысяч лет о нас, возможно, и памяти не осталось. Но об этом уже думалось и говорилось неоднократно. Что же меня встревожило? Слово. Я произнесла про себя какое-то слово. А! Доступна. Планета доступна для оптики.

Доступна для нас.

Доступна для врага.

Короткий, незаметный постороннему глазу озноб пробежал по телу и затаился где-то в кончиках пальцев.

Ты сошла с ума, пилот истребителя Сатра Илек и помощник главного Навигатора она же. Какой враг?! Враг уничтожен!!

И тут же перед глазами встала намертво запечатленная в памяти картина: косо пересекающий обзорный экран горизонт и бурые бутоны атомных ударов. По городам. По коммуникациям. По морям и океанам. По горам и равнинам. По всему живому и неживому внизу. Основной флот противника был уничтожен еще раньше (они потеряли тогда три корабля из семи), и теперь пришел черед самому логову.

Если ввязался в драку, то бить нужно так, чтобы противник не встал.

Желательно никогда.

Древняя бойцовская заповедь, помноженная на ненависть, долг солдата и силу оружия, сделала свое дело: в том аду, что они устроили на материнской планете врага, выжить смогли бы разве что местные аналоги крыс и тараканов.

Да и то лишь в самом исключительном случае.

В исключительном случае… А то, что произошло с ними, разве не исключительный случаи?

Пятнадцать тысяч лет прошло, а они выжили.

Пятнадцать тысяч лет!

Да вся земная цивилизация насчитывает немногим больше! Она честно попыталась хоть как-то представить себе этот бесконечный временной отрезок и не смогла.

Ладно, пятнадцать тысяч лет, конечно, много. И даже очень много. Но почему тебя это так взволновало? А потому, сказала она сама себе, что мы не учли психологического парадокса. Нам кажется, что победа над врагом была одержана буквально вчера. А на самом деле она случилась пятнадцать тысяч лет назад.

А теперь представим, что кто-то выжил.

Выжил и сохранил память.

Выжил, сохранил память и дал потомство.

И передал этому потомству память и знания.

И ненависть передал тоже.

А пятнадцать тысяч лет — вполне достаточный срок для восстановления биоресурсов и атмосферы.

И цивилизации.

Отсюда вывод: возможность нового столкновения вполне реальна. И не когда-нибудь в будущем, а практически в любой момент. И это вовсе не бред милитаризованного сознания старого солдата, а вполне обычный расчет. Простая арифметика. Настолько простая, что никому подобное до сих пор и в голову не пришло. А ей вот пришло…

Сатра нервно оглянулась. Знакомый до оскомины интерьер ходовой рубки, спокойный профиль напарника по вахте… Третий пилот Пева Борра поймал ее взгляд, улыбнулся и подмигнул:

— Что, скучновато, навигатор? Это тебе не истребитель в бои водить.

— Нормально, — она честно постаралась улыбнуться в ответ, но улыбка, видимо, вышла не очень убедительной, потому что опытный Пева посмотрел на нее повнимательней.

— Что случилось? — спросил он тихо.

— Да так… — она замялась, не решаясь выложить ему свои страхи, чтобы не показаться смешной.

— Давай, давай, — подбодрил ее третий пилот. — Нет во всей Вселенной такой тайны, которую нельзя было бы доверить старому Борра. Я ведь вижу, что тебя посетила какая-то тревожная мысль и ты теперь не знаешь, делиться ею с окружающими или пока не стоит. А так как я тебя немного знаю, то могу предположить, что мысль эта касается чего-то более важного, чем цвет твоего прекрасного лица. Хотя на самом деле, если как следует разобраться, во всей Вселенной нет более важной вещи, чем цвет лица красивой женщины, которой от роду пятнадцать тысяч лет. — По всему было видно, что Борра тоже скучал на вахте и теперь был рад случаю завести разговор. — Так что там у тебя? Клянусь нашим голубым шариком, — он кивнул на обзорный экран, — что, если тебе на ум пришла самая несусветная и откровенная глупость, которая только может прийти на ум военному астронавту, я не буду смеяться и никому об этом не скажу.

И Сатра коротко и четко рассказала ему о том, что пришло ей на ум десять минут назад.

Третий пилот не засмеялся, а, наоборот, глубоко задумался.

— Это здравая мысль, — вынес он наконец вердикт. — Сумасшедшая, но здравая, как ни парадоксально это звучит. Давай сделаем вот что. Никому пока об этом говорить не будем, а прямо сейчас дадим команду машине. Пусть пошарит оптикой по краю Системы, все равно ей делать нечего. Хотя бы тот сектор, в котором мы сейчас идем. Благо мы пока не очень далеко от края находимся. Оптика у нас мощная и уж что-что, а фотонный выхлоп даже на таком расстоянии засечет. А уж несколько выхлопов — тем более.

— А если они идут не на фотонной тяге? — осведомилась Сатра.

— А вот это уже, милая моя, настоящий психоз, — наставительно заметил Пева, порхая пальцами по клавишам корабельного вычислителя. — Внутри Системы нельзя пользоваться гиперпереходом, а прежние их корабли ходили именно на фотонной тяге. Если они выжили и снова стали развиваться, то должны неизбежно прийти к тому же, к чему один раз уже приходили. Ну вот и все. Теперь осталось только ждать, — он откинулся в кресле. — А вообще-то, конечно, это бред. Ты психуешь, и я вместе с тобой. То есть, конечно, все возможно, но шанс, что именно в этот момент, когда мы почти добрались до дома…

Звук, похожий на глубокий и мелодичный удар колокола, поплыл по ходовой рубке, и третий пилот, поперхнувшись фразой, замер с приоткрытым ртом, уставившись расширившимися от ужаса глазами на обзорный экран.

Корабельный вычислитель обнаружил цель и теперь докладывал о выполнении поставленной задачи.