"Матерый и скокарь" - читать интересную книгу автора (Сухов Евгений Евгеньевич)

Глава 12

Центурион Гай Кассий Это был тот редкий день, когда центурион Гай Кассий был предоставлен самому себе. Пошел уже одиннадцатый год, как он находился на службе у императора Тиберия Клавдия Нерона, однако при этом не сумел скопить денег даже на новые доспехи. Единственное, чем приходилось довольствоваться, так это одеждой казненных, а еще перепадала мелочь от базарных торговцев, которых случалось защищать от бродяг. А ведь, нанимаясь на службу, он рассчитывал получить хорошее место где-нибудь в Риме, пробиться в число видных военачальников и обеспечить будущее своим многочисленным отпрыскам. Но вместо желаемого вынужден был пропадать на задворках Римской империи, а вместо сражений, о которых он так мечтал, довольствоваться функциями жандарма и разгонять недовольную толпу, что подступает к дворцу римского наместника в Иудее Понтия Пилата.

Даже его снаряжение, выглядевшее весьма богато, было позаимствовано у центурионов, оставивших службу, а кожаный пояс был пожалован римским наместником за доблестную службу. Стараясь не показать своего неудовольствия, Гай Кассий принял подарок. Но щекотливость ситуации заключалась в том, что кожаный пояс, балтеус, был отобран у обесчестившего себя солдата, изгнанного из армии. И всякий раз, когда его взгляд падал на пояс, он невольно вспоминал обесчещенного беднягу. Не выдержав позора, солдат бросился со скалы в море. Грех его был сомнительным и состоял в том, что он соблазнил дочь одного из военачальников накануне ее свадьбы с видным сановником. Если за подобную провинность всех центурионов лишать воинского звания, то у Рима в скором времени вообще не останется верных солдат.

Пояс был весьма хорош.

Украшенный серебряными накладками с рисунками из мифологии, он представлял собой настоящее произведение искусства. Но вместе с тем он принадлежал настоящему воину, и в нескольких местах Гай Кассий увидел следы от ударов меча.

Так что можно было предположить, что обесчещенный воин был не только большим модником, но и весьма искушенным бойцом.

Кинжал Кассий получил у местного торговца взамен шерстяной туники, доставшейся ему от казненного. Чешуйчатые доспехи приобрел у ветерана легиона, вознамерившегося прожить остаток жизни в объятиях молодой жены. Единственное, что осталось ему от службы, так это меч, купленный им незадолго до того, как его перевели в Иудею, и служивший ему своеобразным напоминанием о разбившихся надеждах.

Поставив у порога щит и аккуратно положив на скамью меч, Гай Кассий прошел в комнату. Сел за стол. Он вдруг понял, что очень устал. Два года он жил надеждами на то, что его наконец отзовут обратно в Рим, где он успешно продолжит свою службу. Но неожиданно осознал, что все его надежды призрачны. Ему придется состариться и умереть в далекой Иудее. Как никогда прежде он почувствовал, что очень соскучился по родным местам, селу Цобингену, находящемуся в самой середине Европы. Там остались у него мать и сестра. Самое время написать им послание, покаяться в явных и мнимых грехах и выразить надежду на скорую встречу.

Разгладив пергамент, он пододвинул к себе склянку и взял перо. Первая фраза не шла. Мысли улетучились мгновенно, как если бы их не было вовсе.

А ведь так многое хотелось поведать!

Неожиданно перед дверью послышалась твердая поступь. Так могли стучать только калиги, подошвы которых были подбиты гвоздями. И приближение центурионов можно было услышать издалека. На первый взгляд вполне обыкновенное дело – он мог понадобиться в расположении гарнизона в любое время суток, но он почувствовал, что сейчас все обстоит несколько иначе.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Антоний Ювенал. Кассий невольно задержал взгляд на кожаном поясе центуриона – его меч висел с правой стороны, что указывало на офицерское достоинство. Еще какую-то неделю назад тот был рядовым солдатом, и вот теперь, угодив в любимцы к Понтию Пилату, возвысился, встав во главе гарнизона, охранявшего дворец наместника.

Пройдет какой-нибудь год, и он сам окажется у него в подчинении, а ведь Ювенал младше его на целых восемь лет.

Кивнув на разложенный пергамент, Антоний Ювенал спросил:

– Пишешь письмо?

– Да… Хотел сообщить о себе матери и сестре, – произнес Гай Кассий и, уткнувшись в стол, дал понять, что присутствие центуриона в эту минуту будет лишним.

Антоний не собирался уходить. Едва заметно улыбнувшись, сообщил:

– Нужно ехать.

– Куда? – невольно подивился Кассий, отложив в сторону перо.

– На остров Капри, – спокойно ответил центурион, не сводя с Гая Кассия взгляда.

В какой-то момент Кассию показалось, что он не способен противостоять откровенному вызову. И где-то в глубине сознания шевельнулось, что именно сейчас и решается его судьба.

– Вот как… Кому же я там понадобился?

– Императору. Тиберий Клавдий Нерон хочет тебя послушать.

Сказанное можно было бы воспринимать как шутку, если бы не серьезные интонации, с какими были произнесены слова. Удалившись от своей огромной империи на остров Капри, Тиберий любил вызывать к себе людей, которые могли бы рассказать ему о том, что делается в разных уголках его империи, и тем самым скрашивать его добровольное заточение.

Вот только что же хочет услышать император от обыкновенного центуриона?

– Вот как… Мне нужно написать письмо матери, – центурион взялся за письмо. – Думаю, император может подождать с полчаса.

Антоний Ювенал отрицательно покачал головой:

– Напишешь письмо в дороге. Я лично прослежу за тем, чтобы оно дошло по назначению. Во дворе тебя уже ожидает отряд, он будет тебя сопровождать.

– Знаешь, Антоний, я давно хотел тебе сказать: хотя я взял на себя вину за убийство твоего отца, но это сделал не я.

– Не кори себя, мне это известно. Я не желаю тебе зла.

– Значит, император Тиберий, – хмыкнул Гай Кассий. Сунув руку в карман, он достал серебряный динарий с изображением и титулатурой императора Тиберия и продолжил: – Что ж, посмотрим, похож ли он на свой портрет.

Разочаровавшийся во власти император Тиберий поселился на небольшом островке в Тирренском море, неподалеку от Рима, чтобы вкушать жизнь во всех ее проявлениях. Остров он превратил в рай на земле, выстроив двенадцать вилл, с многочисленными садами и парками, в которых росли декоративные деревья. В озерах плавало множество рыб, специально завезенных из атоллов. Однако уединение совершенно не мешало ему управлять обширной империей, и ежедневно он переправлял свои распоряжения в Рим.

Некогда Тиберий был одним из лучших полководцев, сумевших завоевать даже непокорную Германию. Так что ничто не мешало ему стать руководителем империи.

Добравшись до острова, Гай Кассий удостоился приглашения не сразу. Три дня он прожил на берегу моря в небольшой дощатой хижине, в которой молодая вакханка наделяла его пылкой любовью за сравнительно небольшую плату. Так что вместе с прекрасным видом он получал весьма недурное наслаждение.

На четвертый день своего пребывания на острове Гай Кассий понемногу стал забывать о действительной цели своего приезда и наслаждался теми небольшими радостями, что были на острове. Ему даже подумалось, что пояс воина он мог бы поменять на светскую тунику.

Во дворец его призвали на четвертые сутки. В дом вошли три молодых солдата и, глянув на центуриона, разнеженного в объятиях вакханки, сказали, не отводя взгляда, что через час его будет ждать во дворце император.

Времени оставалось ровно столько, чтобы наскоро одеться и топать во дворец. Поразмыслив, Гай Кассий облачился в красную тунику – именно в такой он вышагивал на парадах в Риме.

Дорога до дворца заняла пятнадцать минут. Трое солдат передоверили его центурионам, несшим караул у дверей дворца, а те в свою очередь, взяв Гая Кассия в плотное кольцо, препроводили в тронный зал.

Свое изображение, запечатленное на монете, Тиберий напоминал весьма отдаленно. Оно было всего-то молодой копией того старца, что возвышался на большом троне. Его возраст перешагнул девяностолетний рубеж, и он напоминал почерневший от старости гриб, пористый и червивый. Создавалось впечатление, что он может рассыпаться от одного прикосновения, но стоило всмотреться в его глаза, глубоко запавшие, как становилось понятно, что император наделен недюжинным талантом повелевать. А кроме того, он обладает немалой проницательностью, если сумел дотянуть до столь преклонного возраста.

На губах императора промелькнуло нечто похожее на улыбку. Внутри у Гая все сжалось от накатившего смятения: «А что, если император способен прочитывать мысли?»

На Тиберии была туника оранжевого цвета, символизирующая душевное страдание. Впрочем, какая же еще туника может быть у человека, которого без конца предавали даже близкие соратники.

Гай Кассий вдруг осознал, что к императору у него смешанные чувства: от ненависти (ведь именно он захватил его родную Германию, пройдя по ней огнем и мечом) до благоговения перед его могуществом (он олицетворял собой священный Рим).

Он сам служил Риму, позабыв о том, что где-то на самом краю Римской империи находится его небольшая деревушка, где большая часть мужского населения погибла в сражении с Тиберием.

– Как тебе здесь? Нравится? – спросил император.

Голос у старика был негромкий, весьма располагающий. Так мог обращаться отец к сыну, вернувшемуся в родной дом после долгих лет скитаний.

– На острове красивые дворцы.

Император довольно заулыбался.

– Ты еще не все видел. Здесь очень много красивых мест. Как тебя зовут?

– Гай Кассий.

– У тебя красивое имя, в переводе с греческого оно означает «земной».

– В этом заслуга моих родителей.

– По твоему имени понятно, что они были на стороне Рима.

– Это действительно так.

– Как давно ты служишь в Иудее?

– Пошел четвертый год.

– Тебе там нравится?

– Я солдат, мне не пристало выбирать. Я служу там, где нужен императору и Риму.

Император одобрительно кивнул:

– Достойный ответ. Что говорят в Иудее о прокураторе Понтии Пилате? – Голос старика сделался совсем ласковым.

Теперь прояснилась цель визита – мало императору своих людей в свите прокуратора, так он решил заполучить соглядатаев и среди центурионов.

Не отводя взгляда, Гай Кассий произнес:

– Прежде Понтий Пилат был хороший полководец, когда-то я служил под его началом, а теперь он мудрый правитель. И справедливый… Насколько это возможно в такой непростой провинции, как Иудея.

Едва Тиберий сел на трон, как ужесточил свою власть в провинциях, сделав ее едва ли не абсолютной. И те немногие привилегии, что до недавнего времени имела местная аристократия, таяли с каждым указом. И раньше говорили о том, что император недоволен действиями прокуратора, и вот теперь Гай Кассий сумел убедиться в этом лично.

Над Понтием Пилатом сгущаются тучи.

Года не пройдет, как его отзовут обратно в Рим. Вот только, в отличие от центурионов, которые нужны при любой власти, он будет выброшен на обочину жизни, и для него будет большой удачей, если его не отравят где-нибудь по дороге в Рим.

– Возможно, – сдержанно произнес император. – Ты, кажется, начинал свою службу в Риме?

– Именно так, император, – поклонившись, ответил Гай Кассий.

Странно, что императора может тревожить судьба обычного центуриона. Сердце Гая Кассия учащенно забилось: «А может, император хочет восстановить справедливость и вернуть меня в Рим?»

– И за что же тебя отправили в Иудею?

Гай Кассий невольно нахмурился. Наверняка император знает истинную причину, но хочет услышать еще раз от него.

– Это произошло на праздник Юпитера, – негромко заговорил центурион, разглядывая сапоги императора: на икрах они завязывались широкими красными кожаными ремнями, на щиколотках было круглое украшение из золота.

Весьма искусная работа.

Поговаривали, что император частенько носил сапоги из черной кожи, лишенной всяких украшений, какие пристало иметь людям незнатного происхождения.

– Мы шли через торговую площадь. В этот день было очень много народу. И тут один из наших солдат крикнул, что у него срезали кожаные ремешки на поясе. – Император понимающе закивал. – Солдат без пояса не бывает. Это худшее наказание, которое можно для него придумать…

– Мне это известно, центурион, продолжай.

– Мы хотели ему помочь отыскать пояс, но толпа колыхнулась и оттеснила нас. А тут сразу двое закричали, что у них тоже срезали пояса. Один из наших заметил убегающих злоумышленников, мы бросились за ними и в схватке порубили их мечами.

– Больше никто не пострадал?

– В этой потасовке погиб отец одного из солдат, – не без труда вымолвил Гай. – Нас обвинили в преднамеренном убийстве и выслали в Иудею.

– Кажется, сын убитого солдата служит вместе с тобой?

– Да, его зовут Антоний. Сейчас он находится в Иудее и возглавляет отряд стражи.

– Вы поступили правильно. Никому не разрешено позорить римских солдат. Твой отряд стоял в охранении, когда был казнен Иисус Христос?

– Именно так, император, – с готовностью отозвался Гай Кассий. – Вместе с Христом казнили еще двоих разбойников.

– Они умирали долго?

– Убийца и вор долго не мучились, они умерли уже к вечеру. Христос оказался более выносливым. Он умирал…

– Ты облегчил его страдания? – перебил император.

– Да, – признался Гай Кассий. – Я ударил его копьем между ребрами. И скоро он умер. Мы воины, но не мучители, я просто облегчил его страдания.

– Ты проявил к нему милосердие.

– Мы проявляем милосердие даже к врагам. Если мы видим, что враг обречен, то ударом копья прекращаем его муки.

– И здесь ты поступил правильно, Гай, – сказал император. – Мне бы хотелось взглянуть на это копье. Оно у тебя с собой?

– Я его оставил у входа, как и положено, – несколько растерянно произнес центурион.

– Принеси мне копье! – распорядился император.

– Слушаюсь, – поклонился один из солдат.

Через минуту он вернулся, держа в правой руке копье. Приблизившись, он взял копье в обе руки и осторожно, как если бы опасался, что император может поцарапаться о заточенный конец, передал Тиберию.

Император уверенно забрал копье.

В этот момент, сидя на высоком троне с копьем в руках, он стал невольно напоминать громовержца. Правда, изрядно состарившегося, лишенного удалой силы, но по-прежнему грозного.

– Хм… Значит, это и есть то самое копье?

– Да, император.

– Как оно попало к тебе?

– Оно досталось мне от прежнего начальника стражи, которому его дал царь Ирод за доблестную службу.

– Понимаю… Сделаем вот что, это копье я оставлю себе. Надеюсь, ты не будешь против?

– Разве бы я посмел…

– Ты получишь другое. Мое… С которым я покорил Германию.

Центурион низко поклонился:

– Это для меня большая честь, император.

Осмотрев копье, Тиберий положил его на колени.

– Чем ты думаешь заниматься в дальнейшем?

– Я бы хотел служить Риму и дальше… центурионом.

На секунду задумавшись, престарелый император произнес:

– Сделаем вот что… Тебе не нужно возвращаться в Иудею. Ты останешься в моем распоряжении. Будешь охранять императорский дворец. А прокуратору я отпишу о своем решении. – Лукаво улыбнувшись, добавил: – Думаю, он не станет возражать. Что ты на это скажешь?

Руки, сжимавшие копье, слегка приподнялись. В этот момент охотно верилось в его божественное происхождение. Такой человек, как Тиберий, может метать молнии.