"Девушки Мечты" - читать интересную книгу автора (Миллнер Денин)

8

Дина надела темные очки, но все равно шла по отелю низко наклонив голову, чтобы спрятаться от любопытных взглядов. Она направлялась к бассейну, где ее ждали кинопродюсер Джерри Харрис и режиссер Сэм Уолш.

– Вы невероятно красивая женщина, – проворковал Харрис, когда Дина устроилась напротив него. Ее охранник остался стоять у бассейна, скрестив руки на мощной груди, обтянутой черным пиджаком.

– Спасибо, Джерри, – сказала Дина, сделав глоток чая и ослепив собеседника своей фирменной застенчивой улыбкой. Она не знала, как вести себя с Уолшем, который в одежде хиппи, с длинными запутанными седыми волосами совершенно не походил на влиятельного голливудского продюсера, но Дина не собиралась расслабляться. Вообще-то она пришла сюда, чтобы получить одну из главных ролей в картине «Последняя игра», о которой прочла в газете «Голливуд репортер».

«Сценарий, как говорят, блестящий, написан Сэмом Уолшем, а в качестве продюсера выступит Джерри Харрис, – говорилось в статье. – Компетентные источники сообщают: если Уолш станет режиссером и правильно подберет актеров, картина будет фаворитом в гонке за Оскаром».

Именно на такую роль и надеялась Дина, именно в таком фильме хотела сняться. Кертис по-прежнему навязывал ей роль Клеопатры, и, если так и дальше пойдет, ей стукнет сорок к тому моменту, как Кертис договорится о сценарии и найдет продюсеров для картины. Дина постоянно твердила, что Кертис должен выкинуть из головы эту идею, она слишком взрослая для этой роли.

– Пусть снимаются Беб Вайн или Дебби Булок, – убеждала Дина, предлагая на роль двух молодых певиц из «Рэйнбоу Рекордс», но Кертис и слушать не хотел.

– Сценарий написан специально для тебя. Нельзя просто так взять и поставить на нем крест, я вложил в этот фильм слишком много денег. Позволь мне все уладить, а сама продолжай заниматься тем, что ты делаешь лучше всего, и не забивай пустяками свою хорошенькую головку.

Дина давно уже перестала волноваться из-за фильма и решила взять ситуацию в свои руки. Она устала быть тихой забитой марионеткой Кертиса Тейлора-младшего и знала достаточно о шоу-бизнесе, и в частности о том, как вел дела ее супруг, чтобы понять: незаменимых в «Рэйнбоу Рекордс» нет. И даже Дина Джонс не исключение. Она как-никак сидела в первом ряду, пока разыгрывалась непрекращающаяся драма, и Кертис без церемоний распекал и увольнял певцов, композиторов, продюсеров, дирижеров, секретарей, швейцаров – любого, кто не соответствовал его специфическим стандартам. На самом деле в большинстве случаев Дине было плевать на их дальнейшую судьбу – это закон шоу-бизнеса, независимо от того, кто принимает решения. Но когда Дина своими глазами увидела, как Кертис ставил палки в колеса Джимми Эрли, человеку, который, собственно, и повел их с самых низов к вершинам успеха, то поняла, что и ее при случае могут пустить в расход. Дина не собиралась стоять в сторонке и ждать, когда это случится. Нет, она решила для себя, что должна идти своей дорогой. Увидев статью в «Голливуд репортер», Дина велела секретарю созвониться с продюсером и назначить встречу:

– Только пусть это останется между нами. Хочу сделать Кертису сюрприз. Договорились?

Джерри Харрис поерзал на стуле, когда Дина с улыбкой поблагодарила его за комплимент.

– Нет, я хотел сказать, что вы слишком красивы. Это фильм о трех мошенниках, которые направляются в Вегас, чтобы в последний раз сыграть. Когда Дон накидывается на водителя грузовика, зритель должен почувствовать ее безрассудство. Это должно быть безобразно. Грубо. Вульгарно.

Дина продемонстрировала свой «талант».

– Я понимаю, именно это мне в ней и нравится. Никакого гребаного притворства, никакой этой напускной херни, – сказала она, выругавшись с особым энтузиазмом.

Харрис в шоке повернулся к Уолшу, а потом рассмеялся:

– Боже! Любимица Америки ругается как сапожник.

Дина взяла чашку с чаем.

– Разумеется, если я соглашусь на роль, то нужно будет поработать над образом, – продолжила она.

– Что вы хотите сказать? – спросил Уолш, выпрямляясь. – Я год работал над сценарием.

– Сценарий отличный, – заверила его Дина. – Но героиня все равно пока что не живая. Для начала, ну что это за имя – Дон? Я встречала кучу чернокожих сестричек в своей жизни, но никого с таким именем. – Дина специально сказала «сестричек», чтобы подчеркнуть, что она тоже черная, и поняла, что слова попали в точку.

– Это пока только проект, все вилами по воде писано, так ведь, Сэм?

– Мы можем встретиться, когда Эл вернется в город. Пробежимся по некоторым сценам, попробуем сыграть пару эпизодов, – сказал Уолш, обращаясь скорее к Харрису, чем к Дине.

– С удовольствием, – улыбнулась Дина.

– Я слышал, Кертис все еще пытается снять эту идиотскую «Клеопатру», – сказал Харрис. – Неужели не хватило этого ужасного фильма с Элизабет Тейлор? – Уолш издал нервный смешок. – Знаете, это его погубит. Я уже неоднократно видел, как люди тратят десять баксов, чтобы заработать пять. Правда, что он привлек в качестве спонсоров каких-то мафиози?

Дина предвидела этот вопрос и мысленно приказала себе не терять самообладания.

– Мой муж сейчас занят только музыкой, поэтому я и не стала говорить ему о нашей сегодняшней встрече.

Все знали, что это ложь, но в лучших голливудских традициях пропустили мимо ушей.

– А если, скажем, мы включим в сценарий постельные сцены, Кертис разрешит вам сниматься? Наслышан, что он держит вас на коротком поводке, правда, в бриллиантовом ошейнике.

Раздеться на публике? Именно об этом Дина и говорила – Кертис контролировал ее так жестко, что даже незнакомый человек знал, что Дина не распоряжается ни своим расписанием, ни своим телом. Нет уж, с этим покончено.

– Это не проблема, Джерри, – сказала Дина, поджав губы, и сделала еще глоток чая.

Дина осталась очень довольна встречей, и позже то легкомыслие, которое она ощущала, практически срывалось с губ во время записи новой песни, над которой работали Кертис и СиСи. Но даже когда Дина облекала свою радость в песню, было трудновато игнорировать ссору, вспыхнувшую прямо у них перед глазами, за пультом управления. Мишель и Лоррелл, покачивавшие бедрами под тягучий музыкальный трек, полный синтезированных звуков, и подпевавшие Дине, переглянулись, нахмурившись, а потом снова уставились на стекло, за которым отлично были видны Кертис и СиСи, готовые разорвать друг друга. Когда СиСи вскочил, Дина сорвала наушники, решив, что пора вмешаться и напомнить, что они вообще-то в студии звукозаписи, а не на улице. Но тут СиСи выскочил из студии, а Кертис побежал за ним.

– Не думал, что такое возможно, Кертис! – кричал СиСи, когда Мишель, Дина и Лоррелл выскочили из студии, чтобы вмешаться. Секретарь Дины Этель уже ждала в коридоре, но ни Кертис, ни СиСи ее не заметили. – Вот уж не думал, что ты сможешь выдавить еще больше души из моей музыки.

– Я просто сделал ее более танцевальной, – увещевал его Кертис.

– А стихи? С таким ритмом никакого чувства не осталось, – возразил СиСи.

Кертис, теряя терпение, тяжело вздохнул:

– Так это от тебя и требовалось – совершенно новый звук, нечто большее, чем рок-н-ролл и ритм-н-блюз. Народ скоро снова захочет танцевать буги-вуги, и тогда они будут отплясывать под твою музыку!

– Не мою, а твою. – СиСи практически выплюнул слова ему в лицо. – От моей музыки ничего не осталось!

– Да ладно тебе, братишка, ты мой лучший композитор, – сказал Кертис, попытавшись взять СиСи за руку, но тот отмахнулся и помчался к себе в кабинет.

– Поцелуй меня в зад, братишка! – крикнул он, не оборачиваясь.

СиСи остановился, только когда увидел, что коллеги вывалили из кабинетов в коридор. Ронда и Дженис плакали, остальные стояли опустив глаза.

– Что, черт побери, происходит? – взорвался Кертис.

И тут раздался пронзительный крик, такой громкий, что все так и вздрогнули. Это Лоррелл металась в припадке бешенства; тушь, смешиваясь со слезами, стекала по лицу. Дина пыталась успокоить подругу, но та билась в истерике. Мишель медленно повернулась к Кертису со слезами на глазах и сообщила ужасную новость: Джимми Эрли умер.

Новость о смерти Джимми распространилась достаточно быстро, и вот уже телевизионщики слетелись к месту событий словно коршуны. Журналисты рвались рассказать во всех душещипательных подробностях о кончине певца, а по новостям без конца крутили репортаж: тело Джимми, накрытое белой простыней, выносят на носилках из отеля в центре Лос-Анджелеса.

– По сообщениям полиции, смерть наступила более суток назад, очевидно, вследствие передозировки героина, – вещал корреспондент в камеру. – Тело планируют перевезти на самолете в Детройт, где в присутствии узкого круга лиц состоятся похороны.

СиСи и Мишель тупо уставились на экран телевизора, стоявшего на полу в комнате Кертиса. Кертис, убитый горем, осушил для успокоения нервов целый бокал виски. А наверху, в спальне, Дина изо всех сил пыталась утешить Лоррелл, которая пропала на несколько часов, а потом объявилась у Тейлора в еще более ужасном состоянии, чем в тот момент, когда узнала о смерти любовника.

– Господи, – прошептала Дина, когда увидела Лоррелл, сидящую на полу: волосы и одежда в беспорядке, косметика размазана по всему лицу. – Кто-нибудь, помогите мне!

Кертис безучастно наблюдал за происходящим, пока СиСи и Мишель помогли Дине довести Лоррелл по винтовой лестнице до хозяйской спальни. Лоррелл видеть никого не могла и сначала долго просидела молча. У нее пересохло горло. Девушка вдоволь накричалась в госпитале, куда водитель отвез ее почти сразу, как только она услышала о смерти Джимми.

– Что значит – я не могу его увидеть? – спросила она со слезами, пока охранник нервно перебирал бумажки на своем столе. Морг, где лежало тело Джимми в ожидании официального опознания, находился за спиной охранника, за стеклянными дверьми. – Мы с Джимми любили друг друга. Позвольте мне увидеть его. попрощаться. ну что вам стоит. мистер, пожалуйста.

Тут двери распахнулись, и из морга вышел мужчина в белом халате, а за ним Мельба. Она шла сгорбившись и сначала даже не заметила любовницу Джимми, стоявшую прямо перед ней.

– Я очень сочувствую вашей утрате, миссис Эрли, – сказал коронер.

– Благодарю вас… – Мельба замолкла, поняв, что перед ней Лоррелл. – А ты что тут делаешь? – Мельба произнесла это с такой злобой, что из ее рта брызнула слюна и попала на лицо коронера.

– Я… я…

– Черт побери! – рявкнула Мельба. – Да как ты посмела явиться сюда, словно тебя это хоть каким-то боком касается! А теперь послушай, что я скажу, девочка. – Она подошла и ткнула пальцем в лицо Лоррелл. – Слышишь. Это мой муж. Мой! А не твой!

– Но я любила его, – сказала Лоррелл слабым голосом. – Я только хотела попрощаться.

– Пошла. Вон. Отсюда, – отчеканила Мельба и отвернулась к коронеру: – Не позволяйте этой женщине приближаться к телу моего мужа, иначе я подам в суд на вас или любого, кто работает в вашей замшелой больничке!

Эти слова все еще звенели в ушах Лоррелл, когда она лежала в объятиях Дины, не понимая, как же сможет жить без своего любимого Джимми.

– Она даже не позволила мне увидеть его, Дина, – стонала Лоррелл, пока Дина баюкала ее. – Она не позволила мне увидеть моего Джимми.

А внизу Кертис качал головой, глядя на экран:

– Как же так можно. Зачем они это показывают.

– Спасибо за напитки, – сказал СиСи, вставая и собираясь уйти.

Он помог Мишель подняться, старательно отводя глаза и не глядя на Кертиса.

– Скажи Лоррелл, что я зайду завтра, – сказала Мишель, беря СиСи за руку.

– СиСи, неважно, какие у нас с тобой были разногласия, самое важное – это семья, – сказал Кертис вслед СиСи.

Тот остановился, но не повернулся, пока не произнес три слова, которые собирался сказать весь день:

– Все кончено, Кертис.

– Джимми сам виноват! – крикнул Кертис. – И ты это знаешь!

СиСи было нечего больше добавить. Он просто взял Мишель за руку и ушел.

– Мишель, – резко сказал Кертис, – СиСи может уходить, а ты – нет.

СиСи пытался понять, как Кертис может быть настолько бесчувственным и расчетливым, да еще в такой момент – когда они потеряли человека, которого любили как родного брата. Он отвез Мишель к себе домой, а сам поехал прямо в аэропорт и первым же рейсом вылетел в Детройт, где колесил по улицам родного города, вспоминая те дни, когда мальчишкой бегал здесь, пытаясь заставить кого-нибудь – хоть кого-то – слушать свою музыку и голос сестры. Он проехал мимо магазинчика, где впервые вместе с девочками выступил перед публикой – кучкой пьянчуг, которые наскребали у магазина на бутылку. А чуть подальше, во дворе, они с Эффи смотрели, как мимо проезжают машины, и он написал третью песню – «Капризная девчонка» – в честь девочки, которая его поцеловала, а потом ушла к другому. А вот и Детройтский кинотеатр, от которого осталась только оболочка, полная воспоминаний. В те далекие времена СиСи представить себе не мог, каково это услышать свои песни на радио, а тем более увидеть их на верхушках чартов, а теперь, когда необъяснимое случилось, он не совсем понимал, как же они дошли до жизни такой. Детройт в развалинах. Группа распалась. Джимми умер. Как Кертис мог быть настолько мелочным, да еще и его, СиСи, заразить своей мелочностью? СиСи все отдал, чтобы идти за этим человеком: свою страсть к соул-музыке, свою творческую жилку. Свою семью. Ему так хотелось быть сейчас с родными. Такое уж свойство у смерти – когда кто-то умирает, вам хочется обнять тех, кто рядом с вами, и тех, кого рядом нет. СиСи думал об Эффи: ему нужно было отыскать сестру и сказать, что ему нужно ее прощение.

Отец проводил СиСи в квартиру сестры. Он прождал там около двух часов, размышляя, как Эффи могла докатиться до такого.

– Но я же посылал ей деньги, она не получала?

– Получала.

– Не тратила? Я хотел сказать, что все эти годы посылал ей достаточно денег, чтобы вести безбедное существование.

– Не тратила. – Отец открыл ящик комода, стоявшего в крошечной гостиной, вытащил какую-то коробку, открыл и подошел к СиСи. В коробке лежали письма – письма СиСи – в основном не раскрытые, и во всех деньги, которые брат посылал ей. – Твоя сестра упрямая как осел.

СиСи покачал головой и обошел квартирку – посмотрел, как по полупустым полкам шкафов на кухне бегают тараканы, провел рукой по стопочке одеял, аккуратно сложенных на раздвижном диване; очевидно, здесь спала сама Эффи, потому что спальня была только одна. Полная игрушек. Детская. СиСи сидел на детской кроватке, когда услышал, как Эффи громко поздоровалась с кем-то из соседей. Он подбежал, открыл дверь и увидел сестру и племянницу, поднимавшихся по лестнице.

Мэджик перепрыгивала через две ступеньки.

– Мамочка, а что такое поминки?

– Это когда друзья собираются вместе, чтобы разделить свою любовь к умершему другу, – ответила Эффи, с трудом передвигая ноги.

– Мамочка, почему ты всегда ползешь как улитка?

– Потому что я старая, – просто ответила Эффи, пропустив мимо ушей обидное замечание дочки.

Она остановилась передохнуть, а Мэджик побежала наверх. Девочка остановилась, увидев в дверях своей квартиры какого-то незнакомого дядю.

– Вы кто? – спросила она.

Эффи, заметив СиСи, стала спускаться, ее сердце заходилось от злости. СиСи побежал за ней. Тут в дверях появился Рональд и взял внучку за руку.

– Кто это?

– Это твой дядя, малышка.

– Эффи! – снова крикнул СиСи.

Он услышал, как несколькими пролетами ниже с грохотом хлопнула дверь, и выругался. Его сестра все всегда делает с душой. СиСи выбежал из подъезда в темноту, но Эффи нигде не было видно. Если бы он поискал получше, то нашел бы плачущую Эффи в тени старого дуба, под которым она когда-то спела песню СиСи с такой страстью, что оба разревелись. Эффи любила СиСи и скучала по нему, но слишком долго пребывала в плену у своей злости и просто не знала, как теперь оттуда выбраться. Папа прав, подумала она, я упрямая как осел.

СиСи дотащился по лестнице до квартирки сестры, чтобы попрощаться с отцом.

– Не сдавайся, сынок, – сказал Рональд, обнимая сына. – Ты нужен сестре как никогда, хоть она и виду не подает. Найди ее, сынок, чтобы она поняла, что заслуживает лучшего.

Именно об этом СиСи размышлял на следующий вечер, склонившись над бокалом с содовой в клубе «Макс Вашингтон», где детройтские музыканты собрались на джем-сейшн в память о Джимми. Эффи сидела у самой сцены вместе с Марти, с которым в последнее время снова начала общаться и работать. СиСи грустил в баре, не зная, как подойти к ним, и понимая: что бы он ни сказал, слова не загладят ту обиду, которую он позволил Кертису нанести этим двум дорогим для него людям, поэтому просто сидел, пил и смотрел на них издалека.

– Ты знаешь, он тогда еще не был Громом, а был просто Малышом Джимми, – сказала какая-то джазовая певица, готовясь исполнить песню в память о старом друге. – Сколько ему тогда было, Марти?

– Не знаю. Лет двенадцать.

– Да, зато руки у него были как у двадцатипятилетнего, и он не стеснялся ими пользоваться, – засмеялась певица.

– Да, Джимми был настоящим маленьким негодником… – кивнул Марти. – Настоящим… маленьким негодником.

Марти душили слезы, и Эффи обняла его, а певица кивнула пианисту. Полилась тихая приятная музыка, и женщина своим скрипучим голосом затянула любовную песню об ушедшем друге:

– Я скучаю по тебе, друг мой…

Эффи поклялась больше не пить, и Марти обещал то же самое, только при этом условии он согласился снова заняться ее карьерой. Марти, седеющий старик с тяжким грузом воспоминаний, хотел вернуться в игру, но сделать это правильно, ему не хотелось иметь дело с пороками, которые тормозят, а то и разрушают – как в случае с Джимми – карьеру, поэтому он заставил пообещать Эффи, что она и капли в рот не возьмет. Эффи была полна решимости сдержать слово, но это не помогло сейчас, когда она сидела в баре, горюя из-за гибели друга.

– Я возьму себе содовой, – сказала она, поднимаясь из-за столика. – Хочешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо, – покачал головой Марти.

Эффи подошла к барной стойке и боковым зрением увидела СиСи. Она предчувствовала, что увидит брата, поскольку отец все уши прожужжал, но не была готова поговорить с ним. На самом деле Эффи нечего было сказать, хотя отец умолял ее по крайней мере выслушать СиСи.

– Он больше не работает с Кертисом, Эффи, – сообщил Рональд, когда она наконец соизволила явиться домой после того, как впервые увидела СиСи в дверях своей квартиры. – Он собирается сам писать песни и хочет помочь тебе заключить контракт со звукозаписывающей компанией.

– Да мне он на фиг не нужен. – Эффи стояла на своем. – Тогда не был нужен и теперь тоже.

– Еще как нужен, дорогая. Вы семья. Это никак не связано ни с деньгами, ни с песнями, ни со всем, что случилось в прошлом. Он твой брат, твоя плоть и кровь.

– Что-то СиСи про это не подумал, когда позволил Кертису вышвырнуть меня из моей же группы и.

– А ты хотела, чтобы брат отказался от своей мечты, Эффи? Ты была бы счастлива, если бы он поехал с тобой домой и упустил свой шанс? Все эти годы он занимался тем, о чем мечтал, – писал хиты и слушал, как его песни поют по всему миру. Неужели ты настолько эгоистична, что не хотела лучшей доли для своего брата?

Эффи знала, что отец прав, но все еще не собиралась пускать СиСи обратно в свою жизнь.

– Эффи, – сказал СиСи, подходя к сестре, пока та ждала содовую.

– Откуда такая наглость, СиСи? Явился не запылился после стольких лет! – набросилась Эффи на брата.

– Эффи, мне нечего сказать. мы с тобой допустили ошибку.

– А я вот что тебе скажу. Я не позволю себя использовать! Ни тебе, никому другому. Больше никогда!

– Я обещал написать для тебя хит, Эффи. Позволь выполнить это обещание сейчас.

– Ты мне не нужен!

– Зато ты мне нужна. – СиСи придвинулся к сестре. – Мы столько лет не виделись, а ты даже не поздоровалась. Я ведь твой брат, Эффи. Знаешь, мне очень жаль. Я должен был прийти раньше.

– Ты всегда был ребенком, – сказала она, проводя пальцем по ободку бокала.

– Но я пытаюсь измениться.

– И я.

– Столько лет ушло на то, чтобы освободиться.

– Знаю. Я долго любила Кертиса после того, что произошло. Много времени ушло на то, чтобы совладать с гневом. И я думала, что все уже прошло, но вот ты приезжаешь, Джимми умирает, и все старые обиды поднимаются во мне.

– А я потратил все эти годы на то, чтобы найти себя и понять, что у меня есть одна песня, настоящая песня. И я думаю, только ты сможешь спеть ее как надо. Эффи, позволь мне помочь тебе, – сказал СиСи, обнимая сестру. – Давай делать то, что мы всегда хотели делать – вместе.

Эффи дольно долго молчала, потягивая содовую. Они слушали «Забавную валентинку», песню, которую раньше пела Эффи, а СиСи подыгрывал ей на стареньком разбитом пианино. Эффи закрыла глаза. У певицы был прекрасный голос, но Эффи спела бы сочнее, заставила бы зрителей повскакивать с мест.

– Я слишком долго ждала, что ты мне это скажешь. Повтори, – сказала Эффи, наконец открыв глаза.

– Эффи, спой мою песню так, как ее нужно спеть. – СиСи наклонился, чтобы обнять сестру.

Они не стали тратить зря время. Марти обо всем договорился, а СиСи, все еще получавший гонорары как композитор и певец, оплатил счет в студии звукозаписи. Эффи постаралась на славу. Она прильнула к микрофону и дала волю своему благозвучному сильному голосу.

СиСи сидел за пультом управления и крутил ручки микшера, записывая свою песню – песню, которую пела сестра. Именно так, как ему всегда хотелось.