"Билет на балкон" - читать интересную книгу автора (Дубровин Евгений Пантелеевич)3– Вот здесь и остановимся. Ага? – Ага. Солнце висело как раз над головой. Друзья стояли у подножия пологой горы, склон которой напоминал размытую дождями террасу. Эта терраса была вырублена в виде почти правильного четырехугольника. Они очень долго шли по густому душному лесу, темному, мокрому, обвитому лианами, которые иногда приходилось перерубать топориком, как в фильме про джунгли, и уже отчаялись найти приличное место для обеденного отдыха, как вдруг совершенно неожиданно наткнулись на этот замкнутый солнечный четырехугольник. Когда-то здесь был посажен яблоневый сад. Но потом люди или забыли про него или ушли в другое место, и сад одичал. Одни деревья засохли, другие скрючились от ветра, третьи влачили жалкое существование. И только одна яблоня была огромной. То ли ее корни напали на родник, то ли, как говорится, у нее оказалась хорошая комбинация генов, но она была хоть и приземистой, но толстой в стволе, а ее крона напоминала взмахнувшего крыльями гигантского орла. Друзья сбросили рюкзаки в густой тени, такой черной особенно по сравнению со скошенной, блестевшей на солнце травой. То там, то здесь были разбросаны кучки сена. Значит, люди приходят сюда, хотя их, видно, интересует лишь трава. Пока Игорь разжигал примус, Глорский – сегодня дежурил он – принес две охапки сена, бросил их под яблоню, расстелил одеяло, открыл банку консервов. К ручью было идти далеко, и они решили вскипятить воду под кашу из фляжки. Посуду можно помыть после. Наевшись и выпив по нескольку глотков оставшейся во фляге воды, они легли рядом и молча стали смотреть в небо. Небо было все исполосовано шрамами облаков, такими тонкими и высокими, что они почти не задерживали солнечный свет, лишь делали его мягче. Ветер дул слабый, порывистый, то неожиданно окутывал запахом подсыхающего сена и шелестел в листьях яблони, то пропадал, и тогда было слышно, как шумел вдали ручей и возились под одеялом в сене букашки. Глорский закрыл глаза, повернул голову навстречу настоянному на траве, вымытому горными потоками, вычищенному снегами ветерку. Когда-то он уже слышал такой отдаленный шум, так же дышалось легко, так же сладко и тревожно билось сердце… Когда же это было? Ах да, это было на четвертом курсе. Тогда он встречался с маленькой девушкой, у которой была удивительно нежная, белая кожа и неожиданно сильное тело. Как же ее звали? Боже мой, как странно устроена жизнь. Провести с человеком вместе почти год и через семь-восемь лет уже не помнить его имени. Как же ее звали?.. – Ты спишь? – спросил Игорь. – Нет. – Думаешь? – Ага… – О чем? Глорский поднялся на локте. Кутищев лежал с широко открытыми глазами. – Ты знаешь, – быстро заговорил Борис. – Я забыл… Пожалуй, заплакал бы еще один человек… Если бы узнал, конечно… У нас на четвертом курсе была практика в селе… В пятнадцати километрах от города. Я там преподавал литературу, а она жила в городе. Она приходила каждый день. В любую погоду… Представляешь, каждый день пятнадцать километров туда и пятнадцать обратно. Она работала на заводе… Она бы заплакала… Сейчас не знаю, конечно… Она здорово меня любила… А я даже не помню ее имени. Слышишь? – Слышу. – Правда, странно? – Да. – Однажды был такой ливень… такой ливень. У бабки, где мы стояли на квартире, даже протекла крыша. А крыша была совсем новая. Дождь хлещет, мы уже спать легли, и вдруг кто-то стучит в окно… Открываю: стоит маленькая, в паршивом пальтишке, босая, в руках туфли, волосы висят до пояса. Как русалка. У нее были очень красивые волосы. Боже мой, как же ее звали? А я ведь чуть на ней не женился. Ты слышишь? – Да. – И знаешь, почему я не женился? Какие же мы в молодости болваны! Я считал себя уже известным писателем, а она была кладовщицей в абразивном цехе… – Ты бы лучше поспал немного. Сегодня мы должны дойти до станицы. Глорский опять лег и закрыл глаза. Он вспомнил. Ее звали Милой. Милочкой… |
||
|