"Блин – гроза наркобандитов" - читать интересную книгу автора (Некрасов Евгений)

Глава X
Охотники мы или дичь?

Представь себе, что все вокруг исчезло. Я к тебе обращаюсь, вдумчивый читатель, а невдумчивые и нетерпеливые могут пропустить это место. Может быть, сейчас ты сидишь с ногами в кресле, или читаешь мою повесть, валяясь на диване, или раскрыл ее под партой на уроке. (Спрячь немедленно! Нам ли с тобой не знать учителей?! Отберут, и тогда ты не скоро узнаешь, чем закончилась эта история.)

Так вот, оторвись на минутку и внимательно посмотри вокруг. А потом представь себе, что ничего этого нет. Ни книжек, ни дивана, ни даже плохонькой табуретки, ни окон, ни дверей, ни самого дома с полом, потолком, водопроводом, электричеством и телевизором, ни улицы за окном, ни магазинов, ни автомобилей, ни метро. Школы тоже нет. Некоторых это обрадует.

Представил? Добавь к этому или, вернее, убавь сникерсы, пельмени, конфеты, борщ, газировку, картошку, жевательную резинку, мороженое, колбасу и все остальное, к чему ты привык.

Индейцы в сельве живут без всего этого.

Ты понимаешь, что их жизнь для нас просто невыносима?!

Мало того, их жизнь смертельно опасна. В ней полно таких безобразий, которые нам только снятся в кошмарных снах, если насмотреться на ночь ужастиков. Хищные звери, ядовитые змеи, мохнатые тарантулы, пираньи, крокодилы и неизвестные медицине болезни.

Но индейцы привыкли к такой жизни. Другой они не знают. Если бы они изобрели алфавит и научились писать и читать, какой-нибудь индейский сочинитель обязательно написал бы про нашу невыносимую и смертельно опасную жизнь. Представь себе, написал бы он, душные каменные шабона, в которых нельзя разводить костер. Там в стенах есть дырочки, похожие на пятачок свиньи. В них прячутся злые духи, убивающие каждого, кто сунет в дырочки пальцы. Представь рычащих зверей с огненными глазами. Они так ужасны, что люди не пикнув сами лезут к ним в брюхо. Об их панцирь ломаются даже копья с наконечником из клыка старой обезьяны, а ведь известно, что на свете нет ничего крепче. Так что, может быть, они вовсе и не звери, а тоже злые духи, написал бы этот индейский сочинитель, скромно умалчивая о том, что он сам на пробу тыкал панцирного зверя копьем с наконечником из клыка старой обезьяны. А главное, написал бы он, там совершенно не на кого охотиться. Там нет вкусных тарантулов, пираний, змей и крокодилов. Некоторые белые люди, правда, разводят тараканов, но сами же и травят их ядами вместо того, чтобы ловить и жарить на закуску. Кошек и собак есть запрещается. Панцирного зверя, даже мертвого, не прожуешь. Бедные, бедные белые люди!

Самое интересное, что этот индейский сочинитель был бы по-своему прав! Случалось, что белые люди брали с собой в город заболевших индейцев, чтобы спасти им жизнь. Индейцы выздоравливали и сразу же начинали проситься домой. В городе они всего боялись, попадали в неприятности и от этого начинали бояться еще сильнее. К тому же, честно говоря, они вели себя безобразно. Я не буду перечислять всего, что они вытворяли, чтобы не оскорблять этих ни в чем не виноватых людей. Они вели себя, как привыкли в сельве. А в сельве все по-другому, и наше поведение, очень правильное для города, тоже может показаться индейцам из сельвы безобразным. Это нужно все время помнить не только индейцам, но и вдумчивым читателям, которые, может быть, еще попадут когда-нибудь в сельву. Вот так.

Под утро у Блинкова-младшего разболелись порезанные ноги. Он долго ворочался, потому что устал вчера ужасно и хотел еще поспать, но боль спать не давала. В полудреме ему казалось, что лежит он в гамаке под яблоней, и сейчас керченский дедушка Борис Владимирович придет будить его на рыбалку. И вот он ждал дедушку, а его раны сначала ныли, потом их стало печь, а потом дергать. В конце концов Блинков-младший решил проснуться сам, без дедушки. Он открыл глаза и очень расстроился. Все в его сне оказалось неправдой, кроме гамака. Гамаков было много, они висели под крышей шабона в ряд, и в каждом лежал голый индеец. Блинков-младший перевернулся на другой бок и увидел еще один ряд гамаков. В самом ближнем спала Ирка, и это немного его успокоило.

Стараясь не шуметь, он встал и вышел на середину шабона, к костру. Индейцы все равно проснулись – жизнь в сельве приучает спать чутко. Но взрослые посмотрели, кто это ходит – ага, шори Блин, – и опять заснули. А дети уставились на него своими похожими на черносливины большими глазами.

Под их взглядами Блинков-младший сел у костра, засучил джинсы и снял кроссовки. Они с Иркой спали одетые, потому что, во-первых, стеснялись, во-вторых, опасались, что индейцы стянут их вещи. Раны на ногах казались несерьезными – так, царапины. Но в них, наверное, попала инфекция, потому что кожа вокруг царапин припухла. Ни йода, ни бинтов у индейцев, само собой, не было, а снаряжения из лодки Блинков-младший не видел со вчерашнего дня. Зато, убегая с виллы дона Луиса, он про запас надел сразу три футболки. Одну он разорвал на бинты, обмотал сначала левую ногу и потянулся за кроссовкой.

Кроссовка отпрыгнула от его руки и довольно резво побежала, надетая на чужую грязную ногу. Шагов через пять похититель упал, кроссовка отлетела далеко в сторону, и тут началось! На утоптанную площадку в середине шабона высыпали индейские дети. Они визжали, они бегали друг за другому просто так, они боролись, сцепившись руками и бодаясь головами. И во всей этой суете летала, рвалась из рук и примерялась на ноги кроссовка Блинкова-младшего. Спасти ее нечего было и надеяться. Блинков-младший надел одну правую кроссовку и стал ждать, когда маленькие индейцы набегаются:

У них, у маленьких, был свой самый высокий воин ростом с первоклашку. Но индейцы вообще низкорослые, так что маленькому самому высокому воину было не меньше двенадцати лет. В конце концов кроссовка оказалась у него. С полминуты он ее рассматривал, мял и даже пробовал на зуб, потом надел и попытался ходить, но все время падал.

После третьей попытки маленький индеец подошел к Блинкову-младшему, и они немного поговорили про обувь. Понимать его было легче легкого: когда человек тебе показывает кроссовку и корчит недовольную гримасу, а потом показывает собственные босые ноги, ясно, что обычай белых людей ходить обутыми кажется ему странным и диким. В ответ Блинков-младший показал, как кроссовки надеваются, как зашнуровываются и как удобно в них прыгать. А маленький индеец согласился, что да, удобно, только – зачем, если прыгать можно и без кроссовок?

Так они мирно беседовали у костра, и вдруг маленький индеец схватил двумя руками ногу Блинкова-младшего и впился в нее зубами! В правую незабинтованную ногу – в самую рану!

«Людоед!» – мелькнуло в голове у Блинкова-младшего, и он приготовился дорого продать свою жизнь. Маленький индеец урчал и терзал его ногу, как шашлык на шампуре, явно собираясь отгрызть ее заживо. Если бы у Блинкова-младшего под рукой оказался его швейцарский нож китайского производства, он бы, наверное, ударил им врага! Только нож куда-то запропастился – наверное, выпал из кармана, когда Блинков-младший спал, и остался в гамаке. А уже через минуту оказалось, что маленький индеец никакой не враг и даже наоборот.

Маленький индеец оторвался от блинковскои ноги и сплюнул блинковскую кровь. Лицо у него было довольное.

– Доса! – сказал он, тыча пальцем в развороченную рану, как будто приглашал Блинкова-младшего полюбоваться проделанной работой.

Блинков-младший присмотрелся, и его затошнило. В ране копошились тонкие, как волос, червячки. А маленький индеец взял из костра ветку с обгорелым концом и стал выжигать-выскребать червячков. Боль была невыносимая, но Блинков-младший как-то ее выносил. Потому что, подумал он, это ведь только так говорится – невыносимая боль, а на самом деле как бы ни болело, другую ногу себе не приставишь и свою на время не оторвешь, так что деваться некуда, приходится выносить.

Голова закружилась, маленький индеец, костер и весь шабона побежали в глазах, и Блинков-младший почувствовал, что теряет сознание. Значит, все-таки не всякую боль можно вынести.

Он очнулся опять от боли. Ирка перебинтовывала ему ноги, роняя на них теплые щекотные слезы.

– Не плачь, – сказал Блинков-младший. – Все в порядке. Если бы этот не прочистил мне раны, тогда другое дело. А сейчас нечего плакать.

– Размечтался, – сказала Ирка. – Стану я из-за тебя плакать. Это дым попал в глаза. И не «этот», а Оау, я узнала.

– Ay?

– Нет, О-а-у, – по слогам повторила Ирка. – Ты как себя чувствуешь?

– Бывало хуже, – бодро сказал Блинков-младший, а сам подумал, что нет, хуже еще не бывало. Червяки в ране! Да в Москве его уже давно увезли бы на «Скорой помощи» и уложили бы на месяц в больницу!

– Это хорошо… – Ирка не смотрела ему в глаза и вообще была сама не своя. – Митя, он серьезно хочет жениться. Он сказал, что ты не воин, а еще мальчик.

– А сам-то! От горшка два вершка! – разозлился Блинков-младший. Он сразу понял, что Ирка говорит про самого высокого воина. – И как вы, интересно, разговаривали – по-русски, что ли?

– Не перебивай. Мы так разговаривали, что друг друга поняли. Сегодня тебя и Оау будут испытывать. Вождь подарил тебе обезьянью жилу, и Оау уже начал ее жевать. Вам нужно добыть инье, а потом бороться с другими воинами.

– Та-ак, – только и смог сказать Блинков-младший. Главное дело, обезьянья жила. Зачем ему, скажите на милость, обезьянья жила, и почему ее жует этот Оау? Не тебе подарено – не тебе и жевать.

Но Ирка опять капнула ему на ноги, и Блинков-младший не стал задавать лишних вопросов.

– Добудем, – поспешно сказал он. – И поборемся. Мне мама знаешь какие приемчики показывала?!

Инье – это любая еда, на которую охотятся. Лягушки и жуки не в счет. Молодой индеец должен сделать себе оружие и добыть столько инье, чтобы хватило на угощение всему племени. После этого он считается взрослым и может побороться с остальными воинами. Кого победишь, тот и станет во всем тебя слушаться, а кому проиграешь, того, будь любезен, слушайся сам.

Блинкову-младшему здорово повезло, что сдавать эти индейские экзамены ему пришлось не одному, а с Оау. Маленький индеец вырос в сельве и знал ее как свои пять пальцев. Он умел варить страшный яд кураре из трав, известных только индейцам и ботаникам, выслеживать в сельве зверей и убивать их отравленными стрелами. Стрелы, лук и копье он тоже сделал сам.

Оау давно выдержал бы испытание на воина, если бы не был такой маленький. Охотился Оау просто здорово, но приносил домой всякую мелочь. Ему не хватало сил донести крупную добычу. А оставить подстреленную дичь в сельве и бежать за подмогой – это все равно что специально созвать на обед енотов, диких кошек и хищников пострашнее, вроде ягуаров и пум. Пока бегаешь, они все слопают да еще того и гляди набросятся на тебя из засады, когда ты будешь возвращаться.

Поэтому Оау считал, что ему здорово повезло с Блинковым-младшим. Он уже понял, что шори Блин совсем не умеет жить в сельве. Зато он такой сильный, что запросто дотащит хоть дикую свинью, хоть даже оленя. А уж подстрелить дичину Оау сумеет.

Тушуауа тоже считал, что ему повезло. Он справедливо рассудил, что из двоих мальчишек – маленького и умного и большого и глупого – может получиться один воин. А еще один воин гораздо полезнее для всего племени, чем двое мальчишек. Поэтому тушуауа подарил Блинкову-младшему сушеную обезьянью жилу из своих личных запасов, а Оау начал ее жевать.

Если вам когда-нибудь придется делать копье, сразу же начинайте жевать обезьянью жилу. Это самое долгое дело, и ускорить его невозможно. Жила должна размокнуть и стать как резиновая.

Оау, значит, жевал жилу и давал советы Блинкову-младшему.

Сначала надо было найти подходящую косточку и камнем раздробить ее так, чтобы получился острый осколок. Этих косточек валялось у костра великое множество. Блинков-младший перепортил штук двадцать, прежде чем Оау одобрил его работу, а время-то шло. Хорошо еще, что нашелся швейцарский нож китайского производства. Блинков-младший быстренько обстругал древко да еще и вырезал на нем похожий на паука разлапистый значок, такой же, как на копье Оау. А без значка, объяснил Оау, копье бы никуда не годилось. Оно не захотело бы охотиться без этого значка.

Косточку вставили в расщепленный конец древка и примотали разжеванной жилой. Теперь она должна была высохнуть, и это дело тоже невозможно было ускорить. Зато высохшая жила намертво стянула деревяшку, косточка как будто вросла в нее и совершенно не шаталась.

Думаете, это все? Нетушки! Готовое копье понесли тушуауа, который был не только вождем, но и колдуном. Тушуауа стал говорить над копьем заклинание, без которого оно тоже не захотело бы охотиться. Он ходил вокруг воткнутого в землю копья и выкрикивал имена зверей, а копье должно было их запоминать. Если бы оно забыло какое-то имя, то не увидело бы этого зверя и обязательно промахнулось бы. Поэтому на всякий случай тушуауа повторил заклинание три раза.

На часах Блинкова-младшего было семь утра, когда они с Оау вышли из шабона. Оау не знал, что такое семь утра, но считал, что это очень, очень поздно. Он показывал на солнце и сокрушенно качал головой.

И ведь они еще легко отделались. Тушуауа заговорил копье только для охоты. Заговорить его для войны он обещал, когда Блинков-младший пройдет испытание.

Белые люди прорубают себе дорогу в сельве большими ножами мачете, а индейцы ходят звериными тропами. Если ты охотишься на зверей, то и надо ходить звериными тропами. Но это трудный и очень опасный путь. Охотник никогда до конца не уверен, кто за кем охотится – он за зверем или зверь за ним.

Лучше уж, если ты не специально идешь охотиться, прорубаться мачете вдалеке от звериных троп. Если даже тебя услышит крупный хищник, он, скорее всего, уйдет с твоей дороги, чтобы не связываться. А вот на звериной тропе шуметь не стоит. Хищник, наоборот, побежит выяснять с тобой отношения из-за того, что ты зашел на его охотничью территорию и распугал всю дичь.

Маленький индеец шел по звериной тропе быстро и бесшумно. Острием копья он указывал Блинкову-младшему на всякие опасности, но бестолковый шори Блин все равно не видел и половины из них. Какие-то жучки сидели на кончиках листьев, вытянув крючковатые лапки. Почему-то Оау их обходил, а некоторых стряхивал на землю и давил толстокожей пяткой. Один раз у самой ноги Блинкова-младшего шевельнулся древесный корень, и оказалось, что это не корень, а змея. Блинков-младший коротко вякнул и пролетел над змеей, как на крыльях. После этого он, конечно, стал внимательнее смотреть под ноги. И буквально нос к носу столкнулся с исполинским удавом! Главное, Оау только что прошел мимо этого места – и ничего. А перед Блинковым-младшим высунулась из веток здоровенная треугольная башка и уставилась на него немигающими глазами. Удав обвил ствол дерева и висел вниз головой, поджидая добычу. Блинкова-младшего он попробовал на вкус быстрым раздвоенным языком и втянулся обратно в гущу веток.

Наверное, решил, что Блинков-младший все-таки для него великоват. А ушедший вперед Оау, когда вернулся, решил, что удав для них маловат. Он смотрел на удава исключительно с этой точки зрения и не мог понять, почему шори Блин стоит столбом и молчит.

К несчастью, «стоит столбом» – только фигура речи, а в действительности Блинков-младший стоял крючком. Звериные тропы – как тесные тоннели в сельве. Самый крупный зверь, не считая, конечно, слона, ниже самого маленького человека. Он идет по тропе, обламывая спиной и боками ветки, которые ему мешают. А которые не мешают, низко сплетаются над тропой, и человеку приходится ходить по ней согнувшись. Через полчаса такой ходьбы у Блинкова-младшего заболела спина. Через два часа стало казаться, что на нем возили камни. Хотелось встать прямо или упасть на землю, лишь бы разогнуться. Но Блинков-младший слишком хорошо помнил про удава на дереве и про змею на тропе.

Иногда им попадался звериный помет, и Оау внимательно его рассматривал. После этого он корчил такие рожи, как будто ожидал от помета чего-то совсем другого. Одна кучка понравилась маленькому индейцу больше, чем остальные. Он даже потрогал ее рукой и Блинкова-младшего заставил потрогать. Помет был теплый. Оау припустился бегом! Блинков-младший еле успевал за ним. Тропа петляла, и он то и дело терял Оау из виду. Как раз в такой момент маленький индеец вдруг выскочил из-за дерева ему навстречу и еще резвее побежал обратно. Само собой, Блинков-младший сообразил, что надо сначала удирать, а потом выяснять, в чем дело.

Они остановились, только свернув на совсем незаметную боковую тропку. Оау молча стал устраиваться на привал: понюхал воздух, стряхнул и раздавил насекомых с веток и потыкал в кусты копьем, спугнув кого-то мелкого. Мелкий убежал, недовольно фыркая, а Оау сел на корточки и устроил военный совет.

Ничего, что Оау не знал ни русского, ни английского, а Блинков-младший не знал языка Оау. Человек с человеком всегда договорится, если речь идет о простых вещах, которые можно потрогать руками.

Плохо дело, скорчил кислую гримасу Оау. Блинков-младший по-русски спросил, что случилось. Оау, разумеется, угадал вопрос (а о чем еще можно было спросить?) и зашмыгал носом, а потом очень удачно изобразил кого-то когтистого и зубастого. Надо понимать, когтистый-зубастый лежал в засаде у тропы, а маленький индеец учуял его запах. Блинков-младший кивнул на отравленные стрелы в колчане Оау. На их костяные наконечники были надеты тростинки, чтобы случайно не уколоться. «Что ты, – замахал руками Оау. – Яд же действует не сразу. Когтистый-зубастый успеет разорвать нас в клочки». – Тогда останемся здесь», – предложил Блинков-младший, показав себе под ноги. Оау на кончике пальца отмерил, как здесь мало инье, и разведенными руками показал, как много инье дальше по тропе.

Блинков-младший вспомнил, что ведь звериные тропы – это тропы к водопою. Таких мест, где есть удобный спуск к реке, в сельве не так уж много, и звери сходятся к ним отовсюду. Чем ближе к водопою, тем больше зверей, и наоборот. Вот эта тропа, на которой сидят они с Оау, совсем незаметная. По ней мало кто ходит. Тропа, у которой залег когтистый-зубастый, хорошо натоптана, на ней уже легче кого-нибудь встретить. А дальше, может быть, та тропа вольется в звериную дорогу, по которой ходят целые стада.

– Ну и гадина! – с выражением сказал Блинков-младший про когтистого-зубастого. Оау понял и согласился.

– Может, в обход? – Блинков-младший пошагал пальцами по ладони.

Оау показал вверх, туда, где, по его прикидкам, находилось солнце, хотя его не было видно за густыми ветками. А Блинков-младший посмотрел на часы. Было полвторого! Если даже немедленно повернуть назад, они возвратятся в шабона не раньше шести вечера. А ведь нужно еще кого-то выследить и убить. С пустыми руками возвращаться нельзя, а то самый высокий воин возьмет и женится на Ирке. И ночевать в сельве нельзя, это верная смерть. Ничего себе охота: целый день ходить, согнувшись крючком, и не встретить никого, кроме удава и ядовитой змеи. Правда, еще был мелкий, которого спугнул Оау, и вообще сельва кишела невидимой и тихой жизнью. Иногда постреливали сломанные ветки, кто-то возился в кронах деревьев, или вдруг мелькали пестрые птичьи перья, и хозяин их орал дурным голосом и тут же замолкал. Но все это было не то. Им с Оау нужна была крупная дичь.