"Блин, победитель мафии" - читать интересную книгу автора (Некрасов Евгений)

Глава одиннадцатая Грязные бизнесмены переходят в атаку

Улица была совершенно пуста, если не считать «Жигулей» Игоря Дудакова, которые непостижимым образом как раз всю улицу и занимали. Сейчас, например, они болтались от тротуара к тротуару шагах в двадцати за «БМВ» Нины Су, а через секунду могли выскочить где-нибудь сбоку.

Фонари тлели вполнакала, но и без них можно было разобрать даже буквы на афишах, только и эти буквы, и дома, и дудаковские «Жигули», вообще-то желтые, казались серыми. Блинкову-младшему случалось вставать в такую рань — у дедушки в деревне, на рыбалку. Но так поздно возвращался домой он первый раз и думал понятно, о чем.

— Когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, я была влюблена в твоего папу, — сказала Нина Су и вдруг так резко крутанула руль, что Блинкова-младшего бросило сначала к ней, а потом к дверце. В сантиметре от бампера проскочила ревущая машина Игоря Дудакова.

Блинков-младший отсчитал назад семь лет. Нину Су в то время он совсем не помнил и вместо нее представил себе Ломакину и Суворову. А потом Кузину с милицейским курсантом Васечкой.

— Папа хороший человек, но девчонки влюбляются в спортсменов и гитаристов, — сказал он с пониманием вопроса.

— Это глупые девчонки, — уточнила Нина Су, — а умные влюбляются в таких, которые знают, чего хотят. Я была умная.

Блинкову-младшему этот разговор показался неприятным и ненужным.

— У него есть мама, то есть жена, — сказал он. А Нина Су сказала:

— Конечно. Просто я была в том возрасте, когда влюбляются. Без планов на будущее, но с фантазиями. У тебя разве нет девочки, о которой ты мечтаешь?

Блинков-младший снова подумал о Кузиной, а потом о Ломакиной и Суворовой. Эти двое у него почему-то всегда шли парой, даже во сне.

— Сейчас, надеюсь, у вас это прошло, — сказал он вместо ответа.

— Не вполне, — призналась Нина Су. Дудаков, который теперь болтался впереди, стал по каким-то своим соображениям притормаживать, и она тоже тормознула. — Ты, Дима, завтра не приходи. Не место тебе в ночном клубе и вообще… Ты на лето никуда не уезжаешь? В лагерь какой-нибудь?

— К дедушке, маминому папе. Он живет под Керчью у Черного моря, — сообщил Блинков-младший, соображая, отчего это Нина Су интересуется такими вещами. Сообразил, не поверил себе и решил проверить.

— А сейчас вы скажете, чтобы я уезжал поскорее.

Дудаков погнал машину как на пожар, Нина Су прибавляла скорость постепенно, давая ему оторваться.

— Догадался, — грустно сказала она. — Понимаешь, в этот пивной бар вложены чужие деньги. Если у князя ничего не получится, ему придется продать свои киоски, свою квартиру — и все равно не хватит, чтобы вернуть долг. А человек, у которого он занимал эти деньги, долгов не прощает.

— Георгий Козобекович, — показал осведомленность Блинков-младший. — Он что, убить может?

Нина Су резко затормозила.

— Не болтай о взрослых делах, — сказала она. — Не болтай никогда и ни с кем. С незнакомыми вообще ни о чем не болтай, даже о погоде. Не ходи по краю тротуара. Если рядом остановилась машина, спрашивают, как проехать куда-нибудь — беги. И уезжай ты скорее к своему дедушке!

— Что с вами? — спросил Блинков-младший, хотя мог бы и не спрашивать. И так было видно, что фотомодель плачет.

— Я разговаривала с твоим папой, — слезы прокладывали по ее лицу дорожки там, где потом станут морщины. — Сказала, что эти люди — опасные, и пусть он лучше найдет себе другую работу. Теперь он меня презирает. Он считает, что меня нарочно подослали его напугать. Я не знаю, как ему объяснить, что этот пивной бар все равно откроют. Надо будет — подкупят директора. Или покалечат. И папу твоего могут покалечить, и тебя. Поговори хоть ты с ним. Скажи, что не хочешь страдать из-за его упрямства.

— Это не упрямство, — сказал Блинков-младший. — Я сам не все понимаю, но это не упрямство. Папа такой вежливый человек, его обругают в троллейбусе, и он же извиняется. Потому что это неважно. Он уступает, если неважно, а важных вещей для него в жизни мало, поэтому он уступает почти всегда. Некоторые думают, что он слабохарактерный, а на самом деле вы правильно сказали: он знает, чего хочет. И не отвлекается. Но если он чего-то не хочет, его невозможно заставить.

Нина Су достала из бардачка носовой платок и обстоятельно высморкалась.

— Это для тебя невозможно, — прогундосила она, утирая нос.

— И для мамы, и для бабушки… Если его любимые люди не могут заставить, то нелюбимые и подавно, — возразил Блинков-младший. — И мне это нравится.

Нина Су молча тронула машину.

— Вам надо поговорить с мамой, она лучше разберется, — решил Блинков-младший. — Контрразведка сейчас борется с организованной преступностью.

— Нет уж. Я все сказала, а вы поступайте как знаете. И потом, твоя мама должна меня ненавидеть. Меня ненавидит двести тридцать тысяч жен, — с гордостью заявила фотомодель. И пояснила:

— Самый большой тираж моих плакатов был двести тридцать тысяч.


До дома оставалось минут двадцать езды, и все это время Нина Су молчала. Блинков-младший думал, что на роль заболевшего лилипута запросто можно было взять Суворову. Публика бы не разобралась, кто там в парике и с накладными усами: мальчик или девочка. По всему выходило, что Нина Су не взяла собственную сестру, а взяла какого-то Блинкова-младшего специально для того, чтобы с глазу на глаз предупредить его об опасности. Это лучше всяких слов говорило о том, что фотомодель считает опасность очень серьезной.


У подъезда они немного поспорили: Нина Су хотела проводить Блинкова-младшего до квартиры, как маленького, а ему это, само собой, не понравилось. Договорились, что он пойдет один и помашет ей в окошко на лестничной клетке, что все в порядке.

На прощание Нина Су втолкнула ему в кулак скомканные деньги. Пересчитать их почему-то не хотелось. А войдя в подъезд, Блинков-младший совсем забыл об этих деньгах. Он их чуть их не выбросил по рассеянности, когда надо было достать ключи, а рука с зажатыми деньгами не проходила в карман.

В подъезде было накурено. Дверь в подвал, обычно запертая на висячий замок, покачивалась на сквозняке, замок висел на одном ушке, а второе было вырвано из дверного косяка. И кто-то вымыл лестницу. В четвертом часу то ли ночи, то ли утра все это выглядело странно и даже страшно.

Блинков-младший приготовил ключи и, прижимаясь к стенке, взвился к себе на второй этаж. От страха щекотало в затылке. Казалось, что кто-то затаился наверху и смотрит, перегнувшись через перила. Ничего так не хотелось, как поскорее влететь домой и закрыть за собой дверь, но Блинков-младший все-таки поднялся еще на один лестничный пролет и помахал в окошко Нине Су. Фотомодель сделала в ответ ручкой и стала разворачивать машину — у нее рядом был гараж-ракушка. Свет фар заскакал по непривычно пустому двору.

Блинков-младший понесся к своей квартире, а в глазах еще стоял двор, исполосованный яркими лучами, и что-то там было не в порядке. Вставляя ключ в замок, он сообразил, что именно. За детской площадкой, у второго корпуса, стояли незнакомые машины — микроавтобус и две легковушки. Они стояли неправильно. Они стояли нахально, загородив проезд и вход в парадное, где жила Кузина. А «Жигулей» Игоря Дудакова не было видно, хотя Дудаков должен был приехать домой первый, до Нины Су. Если он ехал домой.


Дверь сама собой открылась, и Блинков-младший оказался перед грудью, затянутой в черно-белый камуфляж «Ночка». Грудь была похожа на вторую дверь. Голова и руки терялись где-то на окраинах ее необъятных просторов. Блинков-младший бросился бежать! И бежал шага три, пока не сообразил, что пойман за шиворот и перебирает ногами в воздухе.

Грудь хохотнула басом, втащила его в квартиру, и дверь захлопнулась.

В прихожей стояла мама, и лицо у нее было чужое.

— Задержан при попытке к бегству, — отметила грудь, ставя Блинкова-младшего на пол. Он узнал полковника налоговой полиции Кузина Ивана Сергеевича, Иркиного папу.


Раньше Иван Сергеевич служил в контрразведке вместе с мамой Блинкова-младшего. Однажды они спасли друг другу жизнь. Сначала Иван Сергеевич маме, потом она ему или наоборот. Мама никогда не давала Ивану Сергеевичу толком рассказать эту историю. Она не хотела, чтобы ее Блинковы волновались.

Само собой, отношения у Блинковых и Кузиных были замечательные и стали еще лучше, когда Иркина мама ушла насовсем, потому что нее не было уверенности в завтрашнем дне. Она боялась, что отдаст мужу лучшие годы жизни, а потом Ивана Сергеевича — бац, и застрелят на его опасной службе, и кому она будет нужна? После того, как Иван Сергеевич остался без хозяйки, мама Блинкова-младшего, конечно, подарила ему скороварку и научила варить в ней борщ. Было бы просто непорядочно — не подарить скороварку человеку, который спас тебе жизнь.

Те, у кого нет знакомых полковников налоговой полиции, могут и не подозревать, что там существует отдел физической защиты. А если показать им группу Ивана Сергеевича, они просто не поверят, что это налоговые полицейские. Потому что группа полковника Кузина — с автоматами, в камуфлированной форме, в бронежилетах и в закрывающих лицо шапочках-масках или в круглых стальных шлемах с бронестеклом. А чем занимается налоговая полиция, понятно из ее названия: заставляет платить налоги тех, кто не хочет их платить. Это тихая кропотливая работа с документами. Для нее просто смешно напяливать бронежилет и стальной шлем.

Но представьте себе, что какой-нибудь банкир не пускает к себе в банк налогового инспектора или полицейского. Не пускает, и все тут. В банке охрана, в банке стальные двери — в общем, все как в банке. И что тут прикажете делать? Кричать банкиру с улицы: «Ай-яй-яй, вы нарушаете закон»? Или налоговый инспектор проверял документы и обнаружил, что у государства украли миллион. А пойманные с поличным воры говорят ему: «Лучше помалкивай, а то выйдешь на дорогу и попадешь под самосвал».

Вот в таких случаях и вызывают отдел физической защиты. С автоматами, в бронежилетах и в стальных шлемах с бронестеклом. И охранники, которые минуту назад не пропускали в банк представителя закона и говорили ему гадости, распахивают двери и говорят: «Пожалуйста, заходите. Мы бы и раньше вас впустили, если бы вы сразу же объяснили нам все так просто и доходчиво». А воры, которые минуту назад угрожали налоговому инспектору, задирают лапки кверху и просят бумажку, чтобы написать чистосердечное признание.


В общем, что тут рассказывать — наш человек был Иван Сергеевич. Но все-таки не настолько, чтобы вваливаться в гости среди ночи. Поэтому ничего хорошего от этого гостевания Ивана Сергеевича Блинков-младший не ждал.

Пахло мокрым паркетом, в глубине коридора редко и звонко капало в подставленный таз. Мама была в засученных тренировочных штанах и с тряпкой в руке.

— Слава Богу, явился! — сказала она и чмокнула Блинкова-младшего в лоб. А Иван Сергеевич непонятно зачем спросил:

— Ты давно приехал?

Как будто считал, что человек мог приехать давно и полночи просто так болтаться во дворе.

— Только что, — ответил полковнику Блинков-младший, чуть было не сболтнув, что его подвезла Нина Су. А представляете, что было бы, если бы сболтнул?! Да мама с Иваном Сергеевичем в момент выведали бы у него про «Пирров пир», где, конечно, не место подростку. Вообще, если кто-то думает, что прекрасна и беззаботна жизнь человека со своим домашним контрразведчиком и другом семьи — полковником налоговой полиции, этот кто-то сильно ошибается.

— А во дворе ничего необычного не заметил? — продолжал допрос Иван Сергеевич.

— Машины стоят неправильно, — сказал Блинков-младший.

— Наблюдательный, — буркнул Иван Сергеевич и успокоился.

Мама смотрела на единственного сына чужими глазами, как будто не узнавала, и это было тоже непонятно.

— Вот, — сказал Блинков-младший, доставая свои газеты из-за пазухи. — Тут и про пивной бар, и про князя. Теперь они не посмеют.

— И про Уртику? — нехорошим голосом спросила мама.

— И про Уртику.

Мама крепко взяла единственного сына за руку и повела в кухню, обходя тазы на полу. Полковник Кузин топал следом.

То, что бабка Пупырко устроила очередное затопление, Блинков-младший понял сразу. Поэтому и лестница мокрая, и взломан подвал — слесаря перекрывали там воду и не нашли ночью ключей. Другое дело, что это было выдающееся затопление, раз вода выплескивалась даже на лестницу. Блинков-младший забеспокоился о компьютере. И о кролике.


Кролик был жив, здоров и доволен жизнью. Мало того, он придумал фокус, которым, наверное, очень гордился. Не всякий кролик догадается вспрыгнуть на кухонную табуретку, а оттуда на подоконник и — в ящик с огородом старшего Блинкова. Как он выбрался из комнаты, легко было догадаться. Здесь такое творилось: льющая с потолка вода, тряпки, ведра, чужие люди. Кролика запросто могли не заметить или заметили, но было не до него.

Когда мама привела сына в кухню, кролик скакал по полу, но тут же повторил свой фокус: скок на табуретку, скок на подоконник, скок в ящик. То ли он хотел похвастаться, то ли просто ушел домой. Кролик успел обжиться в ящике: вырыл нору, из которой торчали одни уши, и по своему вкусу прополол огород. После его прополки остались в основном бумажные флажки на палочках. На одном флажке аккуратным папиным почерком было написано: «Urtica dioica». А Уртики-то уже и не было. Сожрал ее кролик. Сожрал, паршивец.

Блинков-младший подумал, что из-за ворованного кролика придется объясняться, но это сущая ерунда по сравнению с Уртикой.

Вот лежало в земле семечко. Две с лишним тысячи лет! Представить себе такую уйму времени просто невозможно.

Представить всех людей, все деревья и цветы, лошадей, вирусы гриппа, вредных кошек и верных собак, божьих коровок и китов, ядовитых змей и разноцветных попугаев, успевших родиться, пожить и умереть за этот срок — не-воз-мож-но.

А семечко Уртики лежало, и оно было живое.

Оно пережило всех!

Оно проросло!

Это было единственное такое семечко на всей Земле.

Может быть, старшему Блинкову удалось бы разгадать его секрет и сделать лекарство от смерти.

Но Уртику слопал кролик.

Мало того, Блинков-младший успел раззвонить об Уртике и Дудакову, и Николаю Александровичу. Завтра двести пятьдесят тысяч человек вынут из почтовых ящиков номер «Желтого экспресса» и прочтут про Уртику. А послезавтра они узнают, что Уртику не уберегли. Виноват в этом, конечно, не глупый кролик. Виноват он, Дмитрий Блинков.

Мама и Блинков-младший молча смотрели, как белый кролик устраивается в своей норе.

— Папа еще не знает, — вздохнула мама. — Представляешь, какой ему будет подарочек?!

Блинков-младший удивился: куда это, интересно, папа ушел на всю ночь, если до сих пор не знает про Уртику? Он-то думал, что папа дома, только не показывается, потому что боится не выдержать и накричать на единственного сына. Папа не любил кричать. Он вместо этого молчал, как деревянный. Это действовало не хуже крика.

— Ладно, я пошел, — сказал Иван Сергеевич. — А то неудобно: ребята работают, а я здесь.

На самом деле ему было неудобно за Блинкова-младшего. Может быть, полковник не все знал насчет Уртики, но то, что Митьке предстоит головомойка, он понял правильно.

— Ты смотри поосторожней, — сказал Иван Сергеевич на прощание и почти слово в слово повторил то, что недавно говорила Блинкову-младшему Нина Су. — Если увидишь, что незнакомые околачиваются во дворе, сразу же звони мне или маме. С чужими не разговаривай. И вообще больше сиди дома.

А маме он сказал:

— Не волнуйся, больница хорошая, охрану я ему поставил. Пусть Олег как следует отлежится. Оно, может, и к лучшему. А то он со своим характером попрет на рожон…

— Папа в больнице? Зачем ему охрана?! — влез Блинков-младший.

— Да пустяки, ногу ему сломали, — бодро сказал Иван Сергеевич. — Ничего страшного. У меня был двойной открытый перелом, и зажило как на собаке… Извини, Митек, я спешу.

Мама проводила полковника до двери, и они долго шушукались в прихожей.

— Так мы договорились, — бубнил Иван Сергеевич. — О сроках точно не знаю, но постараюсь тебя не обременять.

— О чем речь, Ванечка, — отвечала мама. — Зачем же друзья, если не для таких случаев?!

Блинков-младший сел, обвив ногами ножки кухонной табуретки, и в глубокой задумчивости выпил полкастрюли компота. «Ногу ему сломали», — это Иван Сергеевич сказал ясно. Не «поскользнулся, упал» и все такое, а сломали. Кто? Грязные бизнесмены, тут и думать нечего. Нина Су не зря предупреждала, что эти люди — опасные!

Он хлебал компот через край, пока на дне кастрюли не показались бывшие сушеные, а теперь разваренные яблоки. Тогда он стал вылавливать эти яблоки пальцами.

Пришла мама и сказала:

— Поешь нормально. Хочешь, борщ разогрею?

Но дело было сделано: после такого количества компота никакой борщ в Блинкова-младшего уже не полез бы. Мама заглянула в кастрюлю, оценила проделанную единственным сыном работу и больше насчет еды не спрашивала. Она спросила о другом. Она спросила непонятно:

— Тебе раскладушку где поставить, в кухне или у нас?

Блинков-младший оторвался от компота и уставился на маму с разинутым ртом. В коридоре капало, то звонко — в таз, то глухо — на паркет. Скорее всего, и диван в его комнате залило, а то зачем бы мама говорила о раскладушке? Залило диван, где в распоротом валике хранился уставной капитал банка «Блинковъ-младший», все двести четыре доллара!

В следующую секунду Блинков-младший летел по коридору, спотыкаясь о тазы, а мама сдавленно кричала:

— Не ходи туда!

Но Блинков-младший уже ворвался в комнату. И увидел, что диван вовсе не залило. Если только лежавший на нем человек не любил спать на мокрых диванах.

Человек поднял голову и, щурясь от падавшего из коридора света, сказал:

— Здравствуй, Митя.

Это была Кузина!