"Тупапау , или Сказка о злой жене" - читать интересную книгу автора (Лукин Евгений, Лукина Любовь)4Завтрак протекал в сложном молчании – каждый молчал по-своему. Валентин улыбался каким-то приятным мыслям и вообще вел себя раскованно. Лева с остановившимся взглядом уничтожал кильку в томате. Толик что-то прикидывал и обмозговывал. Грохотали отдаленные буруны, и кричали чайки. – Слушайте! – побледнев, сказал Лева. – Кажется, мотор стучит. Они перестали жевать. – Ага… Жди! – проворчал наконец Толик. Лева расстроенно отшвырнул пустую консервную банку. – И чайки какие-то ненормальные… – пожаловался он ни с того ни с сего. – Почему у них хвосты раздвоены? Не ласточки, не чайки – так… черт знает что… В гробу я видел такую робинзонаду! – А ну принеси обратно банку! – взвился вдруг Толик. – Я тебе побросаю! И целлофан тоже не выбрасывать. Вообще ничего не выбрасывать. Все пригодится… Лева смотрел на него вытаращенными глазами. – Мотор! – ахнул он. – Ей-богу, мотор! Толик и Лева оглянулись на бухту и вскочили. «Пенелопа» уже миновала буруны и, тарахтя, шла к берегу. В горловине ей досталось крепко – в белоснежном борту повыше ватерлинии зияла пробоина, уничтожившая последнюю букву надписи, отчего название судна перешло в мужской род: «Пенелоп…» Лева забежал по колено в воду. Он размахивал майкой, прыгал и ликующе орал: «Сюда! Сюда!» А на носу яхты скакала Галка и пронзительно визжала: «Мы здесь! Мы здесь!», – хотя их уже разделяло не более десятка метров. Глубокий киль не позволил яхте причалить прямо к берегу, и ее пришвартовали к корме дюральки. И вот на горячий песок доисторического пляжа ступила точеная нога цивилизованной женщины. Первым делом Наталья направилась к мужу. Заплаканные глаза ее стремительно просыхали, и в них уже проскакивали знакомые сухие молнии. Что до Валентина, то он окостенел в той самой позе, в какой его застало появление «Пенелопа». Пальцы его правой руки были сложены так, словно еще держали сигарету, которую у него вовремя сообразил выхватить Толик. – Как это на тебя похоже! – с невыносимым презрением выговорила Наталья. Валентин съежился. Он даже не спросил, что именно на него похоже. Собственно, это было несущественно. Второй переправили Галку. Вела она себя так, словно перекупалась до озноба: дрожа, села на песок и обхватила колени. Глаза у нее были очень круглые. И наконец на берег сбежал сам Федор Сидоров. Задрав бороденку, он ошалело оглядел окрестности, после чего во всеуслышание объявил: – Мужики! Это Гоген! – О-о-о (у-у-у), Гоген!.. – встрепенулась было Наталья – и осеклась. – Нет, но какие вы молодцы, – приговаривал Лева со слезами на глазах. – Какие вы молодцы, что приплыли! Вот молодцы! Как будто у них был выбор! – А эт-то еще что такое? – послышался ясный, изумленно-угрожающий голос Натальи. Ее изящно вырезанные ноздри трепетали. Валентин перестал дышать, но было поздно. – Наркоман! – на неожиданных низах произнесла она. Лицо Толика приняло странное выражение. Казалось, он сейчас не выдержит и скажет: «Да дай ты ей в лоб наконец! Ну нельзя же до такой степени бабу распускать!» Ничего не сказал, вздохнул и, вытащив из дюральки охотничий топорик, направился к зарослям. Впрочем, Наталью в чем-то можно было понять. В конце концов ведь и сам Толик в первые минуты пребывания на острове с ненужным усердием хлопотал вокруг дюральки, боясь поднять глаза на окружающую действительность. Видно, такова уж защитная реакция человека на невероятное: сосредоточиться на чем-то привычном и хотя бы временно не замечать остального. Поэтому выволочка была долгой и обстоятельной, с надрывом и со слезой. Валентину влетело за курение в трагический момент, за друга-слесаря, за нечуткость и черствость и наконец за то, что с Натальей не стряслось бы такого несчастья, выйди она замуж за другого. Наталью тупо слушали и, не решаясь отойти от лодок, с завистью следили за мелькающим вдалеке Федором Сидоровым. Как очумелый, он бегал по берегу, прищуривался, отшатывался и закрывал ладонью отдельные фрагменты пейзажа. Потом и вовсе исчез. Наталья вот-вот должна была остановиться, пластинка явно доскрипывала последние обороты, но тут, как нарочно, начала оживать Галка. – Ну что? – высоким дрожащим голосом спросила она. – С кем в бадминтон? После этих слов с Натальей приключилась истерика, и вдвоем с Левой они наговорили Галке такого, что хватило бы на трех Галок. Но провокаторше только этого было и надо: поогрызавшись с минуту, она перестала дрожать и ожила окончательно. – Один, понимаешь, на Гогене шизанулся, – шипел и злобствовал Лева, – этой – бадминтон!.. А вот, полюбуйтесь, еще один сидит! Ему здесь, видите ли, неплохо! А? Неплохо ему!.. – Это кому здесь неплохо? – вскинулась Наталья. Лева сгоряча объяснил, а когда спохватился – над пляжем уже висела пауза. – Негодяй! – тихо и страшно произнесла Наталья, уставив на мужа прекрасные заплаканные глаза. – Так тебе, значит, без меня неплохо? Ты хотел этого, да? Ты этого добивался? Ты… Обвинение было настолько чудовищным, что даже сама Наталья застыла на секунду с приоткрытым ртом, как бы сомневаясь, не слишком ли она того… Потом решила, что не слишком, – и началось! Погребенный под оползнем гневных и, видимо, искренних слов, Валентин даже не пытался барахтаться. Злодеяние его было очевидно. Он заманил супругу на яхту с подлым умыслом бежать на слесаревой дюральке. Но он просчитался! Он думал, что яхта останется там, на Волге. Не вышло. Негодяй, о негодяй! И он думает, что она, Наталья, согласится похоронить свою молодость на необитаемом острове? Ну нет!.. – Наташенька, – попробовал исправить положение Лева, – мы уже все обсудили. Тут, видишь ли, какое дело… Оказывается, перенос в пространстве… – Ты что, физик? – резко повернулась к нему Наталья. – Я не физик. Он физик… – Какой он физик! – Она смерила мужа взглядом. – До сих пор диссертацию закончить не может! Даю тебе неделю сроку, слышишь, Валентин? – Ната… – Неделю! Неделю сроку – на что? Честно говоря, Наталья об этом как-то не очень задумывалась. Но Валентин понял ее по-своему и ужаснулся. – А куда это кузен пропал? – всполошилась Галка, имея в виду своего дальнего родственника Федора Сидорова. Лева осмотрелся. – Возле баньяна торчит, – с досадой бросил он. – Девиц каких-то привел… – Опять… – застонала Галка. – Что?! Они уставились друг на друга, потом – на баньян. Федор оживленно беседовал с двумя очень загорелыми девушками в скромных юбочках из чего-то растительного. Не переставая болтать, обнял обеих за роскошные плечи и повел к лодкам. Это была минута вытаращенных глаз и разинутых ртов. Подошел Толик с охапкой свежесрубленных жердей. – А остров-то, оказывается, обитаемый! – огорошила его Галка. Толик спокойно бросил жерди и посмотрел на приближающуюся троицу. – Нет, – сказал он. – Это с соседнего острова. Здесь им селиться нельзя. – Откуда знаешь? – быстро спросил Лева. – Это они тебе сами сказали? Ты что, уже общался? А почему нельзя? – Табу[2], – коротко пояснил Толик и добавил: – Вождь у них – ничего, хороший мужик… – Знакомьтесь, – торжественно провозгласил Федор. – Моана. Ивоа. Галка, моя кузина. Наталья. Лева… Девушки, похоже, различались только именами. Одеты они были совершенно одинаково: короткие шуршащие юбочки и ничего больше. Незнакомые белые цветы в распущенных волосах. Смуглые свежие мордашки с живыми темными глазами. – И часто они здесь бывают? – с интересом спросил Лева, кажется, приходя в хорошее настроение. – Да ритуал здесь у них какой-то… Ответ Толика Леве не понравился. Вспомнился Робинзон Крузо, танцы с дубиной вокруг связанного кандидата на сковородку, черепа на пляже и прочие людоедские штучки. А тут еще Моана (а может, Ивоа), покачивая бедрами, вплотную подошла к Леве и, хихикнув, потрогала указательным пальцем его белый итээровский животик. Лева попятился и испуганно обвел глазами заросли. Заросли шевелились. От ветра, разумеется. А может быть, и нет. Может быть, они шевелились совсем по другой причине. – Что за ритуал? Ты их хоть расспросил? – Я тебе что, переводчик? – огрызнулся Толик. – Я по-полинезийски знаю только «табу» да «иа-ора-на». – Иа-орана![3] – обрадованно откликнулась Ивоа (а может, Моана). Наталья была вне себя. Вы подумайте: все мужчины, включая Федора Сидорова, смотрели не на нее, а на юных туземок! В такой ситуации ей оставалось одно – держаться с достоинством. Наталья сделала надменное лицо и изящным жестом нацепила радужные очки. Лучше бы она этого не делала. – Тупапау![4] – взвизгнули девушки и в ужасе кинулись наутек. – Ну вот… – обреченно промолвил Лева, глядя им вслед. – Сейчас приведут кого-нибудь… Все содрогнулись. – Валентин… – начала Наталья. – Я помню, Ната, помню… – торопливо сказал несчастный теоретик. – Правда, неделя – это, конечно, маловато… но я попробую во всем разобраться и… |
|
|