"Месть обреченного" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)

Опер

Материалы, собранные мною за месяц работы, казалось, раскалили импортную папку докрасна. Отрабатывая связи губернатора, я заметил, что только два человека пользуются его доверием и покровительством.

Один из них был его бывший заместитель, теперь новый глава транснациональной корпорации, а другой…

Кто в городе не знал Сашу Грузина?

Во времена развитого социализма он был мясником. В его крови текло столько примесей, что определить истинную национальную принадлежность Саши Грузина не смогли бы и Шерлок Холмс вместе с доктором Ватсоном.

В самом начале перестройки Грузин создал кооператив "Страж", занимающийся охраной грузов и объектов. Коллектив предприятия (если его можно так назвать) состоял из бывших спортсменов и уголовников.

"Страж" в основном занимался примитивным рэкэтом. Бойцы кооператива обложили данью даже старушек, торгующих пирожками с лотков.

Года четыре официальный бизнес кооператива "Страж" шел ни шатко ни валко. (Чего нельзя сказать о теневой стороне деятельности Грузина; тут было все в порядке). Действительно, кто в здравом уме наймет для охраны бараньего стада волков?

Но на пятом году своей криминальной деятельности Саша Грузин, накопивший немалые средства, познакомился и близко сошелся с нынешним губернатором, пробующим силы в политике.

Так появился зловещий тандем, в котором Шалычев (так звали губернатора) играл роль сначала мозгового центра, а затем и официальной "крыши" для рэкэтира Саши Грузина.

И вскоре город стал напоминать мясорубку.

Стрельба не утихала ни на один день. Внешне бессмысленные бандитские разборки вскоре приобрели некую систему, понятную только посвященным.

Но когда в городе наконец наступила относительная тишина, оказалось, что Саша Грузин стал контролировать торговлю спиртным, рынки и автостоянки. Чего он, собственно говоря, и добивался.

А Шалычев скупил почти все мало-мальски доходные магазины, большей частью в центре города. И коекакие весьма доходные предприятия, которые искусственно обанкротили.

Когда Шалычева избрали губернатором, вернее, когда Шалычев купил это место, он постарался завуалировать свои отношения с Сашей Грузином. Настолько это возможно.

Но шила в мешке не утаишь. О его приятельских отношениях с отъявленным бандитом знал даже самый распоследний городской бомж.

С одной стороны, это был серьезный компромат на губернатора.

А с другой – кто мог отважиться схлестнуться лицом к лицу с всесильным Шалычевым, за спиной которого торчали бандитские стволы подручных Саши Грузина?

Напрашивался вывод: чтобы раскрутить Шалычева на полную катушку, нужно было подобраться поближе к Саше Грузину. Что само по себе являлось задачей архисложной и небезопасной.

Проще было сунуться в змеиное гнездо в период брачных игр, нежели расшевелить бандитскую "малину" Саши Грузина. По предварительным прикидкам, он мог поставить под ружье до трех сотен боевиков.

И у всех этих отморозков было оружие: от пистолетов и автоматов, до гранатометов и пластида.

Да что там оружие! Грузин имел четыре личных вертолета и два самолета: "аннушку" и ТУ. При желании он мог бы обзавестись и бронированной техникой. Денег у него хватало.

Правда, меня утешил последний разговор с Саенко, когда я спросил напрямик:

– Товарищ полковник, для чего нужны эти материалы?

– А вы как думаете?

Ну и хитер, сукин сын! Скользкий как угорь – не ухватишь, не прижмешь.

– Мне думать не нужно, мне надо пахать, – резко ответил я, глядя прямо в его блекло-серые застывшие глаза старого чинодрала. – И я совсем не хочу, чтобы мои труды пропали втуне. – Не пропадут.

Во взгляде Саенко неожиданно мелькнул неподдельный интерес к моей незначительной персоне, отдаленно напоминающий дружеское участие. – Это я вам гарантирую… – сказал Саенко.

И многозначительно прищурил глаза.

Ого! – подумал я, возвращаясь в свой кабинет. Это что-то новое. Похоже, кому-то в верхах Шалычев стал костью в горле, и теперь мне дают "зеленый свет", что значит – руби под корень.

Ну что же, рубить, так рубить…

Конечно, я уже успел отметить особое пристрастие Саенко к моим наработкам. Последнюю неделю меня буквально завалили материалами других ведомств: и по фирме Саши Грузина, и по транснациональной корпорации, возглавляемой другом губернатора Журкиным.

На первый взгляд, они практически не касались самой особы Шалычева. Но при ближайшем рассмотрении и скрупулезном анализе (что от меня и требовалось) разрозненные нити постепенно сплетались в мелкоячеистую, похожую на паутину сеть, в центре которой угадывалась фигура губернатора. – Звонил Сандульский…

Баранкин стучал на пишущей машинке, время от времени задумчиво поглядывая на потолок, будто пытался найти там ответ на вечный вопрос: быть или не быть?

– Что ему нужно? – Не сказал. По-моему, он чем-то напуган. – Это у него обычное состояние души. – Просил перезвонить, когда появишься. – Пошел он…

Я открыл чудо-папку и начал систематизировать накопленные за последние два дня материалы. – Тесть с работы увольняется…

Славка выцедил эту фразу с трудом, сквозь зубы.

– Уж не с твоей ли подачи? – спросил я с подозрением. – При чем тут я?

Голос Баранкина был насквозь фальшив.

– Очень даже причем, – разозлился я. – Если ему стали известны… сам знаешь какие данные, я тебе голову отвинчу.

– Так что, ты мне прикажешь собственными руками копать яму для отца моей жены?!

Лицо Бананкина стало пунцовым.

– А как насчет служебного долга и совести? – спросил я ехидно.

– Серега, он хороший человек, поверь. Нынешняя сволочная жизнь кого угодно преступником сделает. Ты это знаешь не хуже меня.

– Взятки он брал? Брал. Бюджетные деньги прокручивал? А то как же. Может, ему за это орден дать?

Я наступал на бедного Баранкина по инерции, нежели для того, чтобы еще больше усугубить ситуацию. – Он осознал. Кается. – Ну-ну… Я скептически ухмыльнулся.

– Он хочет порвать с прошлым. Это правда! – горячился Баранкин. – И не думай, что все творилось по его инициативе. – А я так и не думаю. – Над ним сам знаешь, кто стоит. – Знаю. Ну и что? – Попробуй возразить или не подчиниться… Такова система.

– Так ведь твой родственничек как раз и является одним из творцов этой системы. Не так ли? – Нет! Он просто плыл по течению. – Это точно…

Я старался держать себя в руках.

– Твой тесть плыл по течению молочной реки с кисельными берегами, на которых растут шоколадные деревья и марципаны.

– Я говорю серьезно! – взвился Баранкин.

– А я не менее серьезно отвечаю: дорогой мой Слава, не нужно лепить горбатого. Все твои ути-пути мне до лампочки. К проблемам твоего тестя у нас с тобой разные подходы.

– Как это понимать? – Очень просто. Я считаю, что вор должен сидеть в тюрьме. Без всяких исключений. – Кончай меня учить! Я что, не знаю прописных истин?

– Знаешь. В этом нет сомнений. Но ты предлагаешь разделить воров на сознательных и несознательных… – Глупости! – фыркнул Баранкин.

– Ты сначала дослушай. По-твоему тот, который намеренно украл кошелек с двумя червонцами, должен получить на полную катушку и мотать срок от звонка до звонка. А чиновнику, за компанию (чего не сделаешь за компанию!) зачерпнувшему из бюджетных денег полмиллиона "зеленью" и положившему бабки в свой карман, нужно лишь покаяться на исповеди, где ему отпустят все грехи. Ведь он не виноват, он лишь совершенно бессознательно поддался бесовскому искушению. – Это все казуистика! А речь идет о конкретном человеке. – О твоем родственнике… – Что ты к нему приклепался!? – Действительно… Ведь он, можно сказать, святой человек… – Серега, я прошу тебя – как друга – перестань. Мне и так тяжело. Не веришь? – Верю. Извини. Я так устал от этой пахоты… Нервы на пределе. – Да ладно… Будто я не понимаю…

Я тяжело вздохнул и без энтузиазма спросил:

– Что ему известно о нашем расследовании? Только давай по-честному, не крути. – Он знает самую малость. Я ведь не дурак и не предатель. – Второе точно, а насчет дурака…

Меня опять начала забирать злость.

– Я представил все как личную инициативу, – сдержанно сказал Славка. – Так сказать, из уважения к его сединам и для сохранения семьи. Наверное, он понял и впрямь мое состояние, а потому решил сдерживать свое ретивое.

– Прижал?

Я спросил и нехорошо ухмыльнулся.

– Не так, чтобы очень… Но убедительно.

– Как он отреагировал?

– Запаниковал.

Я сокрушенно вздохнул.

– Этого я больше всего и боялся…

– Ты меня за недоумка держишь? Мы с ним все обсудили в деталях. Ему ведь тоже соскочить на ходу не так просто – нужны веские причины.

– Нашел? – Да. Он лег в больницу – у него давно сердце пошаливало… – Конечно, конечно, сердце – это серьезно. Работа у твоего тестя чересчур нервная.

Славка посмотрел на меня с подозрением, но я сидел с невинным видом.

– Там у тестя старый друг работает завотделением, – продолжил Баранкин свой рассказ. – Он откопал еще кучу болячек и нацарапал такое медицинское заключение, что хоть сразу в гроб ложись. Тестю, конечно, выразили глубокое соболезнование, но тут же стали подыскивать человека на его место.

– Понятное дело – процесс должен идти непрерывно…

Я говорил издевательским тоном, однако казалось, что Баранкин этого не замечал.

– На это мы и рассчитывали, – сказал он спокойно.

– И что ты предлагаешь?

Славка посмотрел на меня исподлобья и тихо сказал: – Спустить дело на тормозах… – Даже так?

– С материалами, которые мы имеем, еще работать и работать, но, я так понял, не он наша главная цель.

– Ты прав, не он. Ну, а если его сделают козлом отпущения?

– Не успеют. Есть человек – есть проблема, нет его – и тю-тю.

Я саркастически умыльнулся и спросил:

– Похоже, твой тесть думает сделать ноги? – Угадал. – И куда? Если это, конечно, не большой секрет.

– От тебя у меня секретов нет. У тестя есть небольшой домик в Крыму, наследство от родителей, вот он туда и переберется. Для поправки пошатнувшегося здоровья. Как видишь, все чин чинарем, комар носа не подточит. – Ладно. Я закрываю глаза и затыкаю уши. – Спасибо,

– Но если его имя всплывет в связи с чем-то более крупным, нежели то, что нам известно по имеющимся материалам, тогда я ничего не гарантирую. У меня просто не будет выбора.

– Даю слово, там все!

– Не петушись. Чужая душа – потемки. И не всегда желаемое стыкуется с действительным. Кстати, не забудь посоветовать тестю, чтобы он не раздавал свой новый адрес направо и налево.

– Он далеко не дурак, Серега. Все уже знают, что он уезжает в родные места, на Урал. Правда, он там жил всего семь лет, но врачи настоятельно советуют вернуться в те края, где родился, – это благотворно действует на организм…

Я здорово удивился такой предусмотрительности и сказал:

– Ну он у тебя и жох… Чувствуется старая закалка.

– Передать твои слова? Для него это будет лестно.

Я разозлился:

– Слушай, вали ты со своим родственничком, пока трамваи ходят! И вообще – не трави душу. Из-за твоих семейных перипетий я сегодня стал последним дерьмом.

– Прости, Серега…

– Да ладно, чего уж там… Может, когда и ты мне спину прикроешь.

– Клянусь матерью! – Другому бы не поверил, а с тобой у меня нет выбора.

Я уже вознамерился продолжить эту благодатную тему, чтобы взбодрить себя – разговор о тесте Баранкина поверг меня в черную меланхолию, – как зазвонил телефон.

– Тебя, – протянул мне трубку Баранкин. – Снова Сандульский.

– Меня нету!

– Я уже сказал, что ты на месте… – виновато пробормотал Славка.

– А, черт с ним, давай. Здорово! – рявкнул я в микрофонную чашечку. – Что это ты с утра пораньше названиваешь? – Сергей, нам нужно встретиться… Голос Сандульского дрожал и прерывался.

– Я, между прочим, на работе, и надо мною куча начальников, которые зорко бдят, чтобы я отрабатывал свой паек сполна, а не болтался хрен его знает где и с кем.

– Я тебя очень прошу!

В трубке раздались шорохи, скрип и хлюпающие звуки.

Он что, рыдает? – подумал я. На Жоржа это не похоже. При всем том, он всегда был гибким и скользким, как уж, и мог выкрутиться из любого положения.

– А по телефону мы не можем пообщаться? – Что ты, нет! Судя по всему, Сандульский был в панике.

– Это так важно?

– Чрезвычайно… я прошу тебя. Скорее… – Где и когда?

Жорж немного замялся, а потом сказал. Наверное, боялся, что нас подслушивают. – Договорились…

Я взглянул на свои наручные часы:

– Но я буду не раньше, чем через сорок… нет – пятьдесят минут. Годится? – Да. Я жду. Только ты обязательно приходи… – Кончай ныть! Я не попугай, чтобы повторять одно и то же по десять раз. Пока. – Что ему нужно? – с подозрением спросил Баранкин.

Он почему-то терпеть не мог Жоржа.

– Я должен помочь Сандульскому сделать кое-кому обрезание.

– Чего-о?!

– Того. Не знаю. Мне кажется, он уже в штаны наложил. А вот по какой причине – это вопрос.

– Смотри не попадись ему на крючок. Таких хитрецов, как он, поискать.

– Два раза за день на одни и те же грабли не наступаю, – парировал я, закрывая сейф на ключ. – Хватит того, что ты меня сегодня зажабрил…

Место встречи, нужно отдать должное Сандульскому, было подобрано по всем канонам шпионской науки – в запаснике краеведческого музея. Наверное, Жорж до сих пор был под впечатлением похождений мифического советского разведчика Штирлица в Берлине.

Хотя, нужно честно признаться, место и впрямь было клевым.

Во-первых, если кто и надумает за нами проследить, то замаскироваться в пустых залах мог разве что человек-невидимка.

А во-вторых, сомневаюсь, что кому-нибудь могло прийти в голову воткнуть "жучок" в крохотной кладовке, заваленной всякой всячиной, разве лишь для того, чтобы послушать мышиную возню. Чего-чего, а этих грызунов, судя по запаху, здесь хватало. – Спасибо, Дора Абрамовна, – поблагодарил Сандульский смотрительницу музея.

Эта пожилая дама открыла нам двери запасника.

Ей стукнуло не меньше восьмидесяти, но она все еще держалась бодро. Дора Абрамовна была такой худой, что казалось могла рассыпаться на ходу по частям. На ее морщинистом лице с длинным унылым носом явственно проступало недовольство.

– Вы все говогите спасибо, а потом у бедной Доры одни непгиятности, – сказала смотрительница с осуждением.

Дора Абрамовна немного картавила. Но свое имя, на удивление, выговаривала правильно.

– Дора Абрамовна, никаких неприятностей не будет. Вы меня знаете.

– Ах, я должна его знать! Я должна все знать! А стагую Дору кто-нибудь знает!? Я согок лет жизни отдала этому музею. И что, кто-нибудь сказал мне спасибо? – Дора Абрамовна, я вас умоляю… Сандульский от нетерпения притопывал ногой.

– А если бы и сказал, то что? – упрямо продолжала старушенция, будто и не слышала слов Сандульского. – За спасибо ничего не купишь. – Дора Абрамовна, мы ведь уже договорились!

– Ах, договогы, договогы!.. Кто на них смотгит? Бедную Дору всегда обманывали. Мы сейчас сгеди здесь, а договог был сгеди там… Она показала куда-то за свою спину; наверное на дверь.

– Дора Абрамовна!!!

– Все, ухожу, ухожу…

Подождав, пока смотрительница скроется за дверью, Сандульский с облегчением сказал: – Садись… И сам плюхнулся на старый скрипучий стул, подняв при этом клубы пыли. – Хорошее местечко, – сказал Жорж с удовлетворением.

Я осторожно последовал его примеру, хотя на мне и были далеко не новые джинсы.

– Главное – абсолютно стерильное. Пыль веков, естественно, не в счет, – поддержал я Сандульского с иронией. – Извини, у себя я не мог. Опасно…

Сандульский выглядел затравленным.

– Ты решил завербовать меня в Моссад? Валяй. Только учти – дешево родину я не продам.

– Перестань! Мне не до шуток.

– Так бы сразу и сказал. Что у тебя стряслось?

Сандульский ответиил едва не шепотом, будто и впрямь нас кто-то мог подслушать:

– Приходил Сторожук…

– Один?

– Да.

– Интересно… Между прочим, я тебя предупреждал. И что ты мне ответил?

Сандульский огрызнулся:

– Я бы и сейчас послал тебя подальше! Но, если честно, иного выхода у меня просто нет.

– Хвалю за откровенность. Ты всегда был нестандартным евреем. Даже в школе.

Он подозрительно посмотрел на меня, подумал и осторожно спросил:

– Ты имеешь в виду драки?

– В точку. Ты был хулиганом, Жорж. – Между прочим, ты тоже не был пай-мальчиком. – Верно. По мне уже тогда милиция плакала.

– А дрался я потому, что никому не давал списывать домашние задания и контрольные. Ты это знаешь.

– И получал…

– Ну и что? Я отстаивал свои принципы.

Сандульский изобразил сплошную честность, но это ему плохо удалось. Наверное, аудитория была чересчур малочисленной, чтобы он мог до конца раскрыть свои артистические способности.

– И где они теперь, твои принципы?

– До чего я ненавижу твою гнилую ментовскую натуру!

Сандульский взвился, будто ткнули шилом в его жирную задницу.

– Врежь мне по морде. Или слабо?

– Сучий потрох… – выругался Сандульский. – Думаешь, испугаюсь?

– Наверное, нет. Ладно, воспоминаний достаточно. У меня работы по горло. Рассказывай дальше.

Сандульский остыл, немного помедлил, собираясь с мыслями, а затем сказал:

– Он требует, чтобы я продал ресторан.

– Даже так? И кому?

– Свояченице.

– Это значит – лично ему.

Сандульский тяжело вздохнул.

– Дураку ясно, – сказал он тоскливо.

– Так продай – и дело с концом.

– За ту сумму, что он предложил, нельзя купить даже паршивый киоск!

– Не будь таким жадным. Бери, что дают. – Не издевайся! Мне и так тяжело.

– Извини. Я и не думал издеваться. Просто когда предлагают выбор – деньги, пусть и малые, или долгое путешествие в бесконечность, рекомендуется первое.

– Ты всегда любил афоризмы! Причем здесь выбор?

– А ты не понял?

– Что я должен понять?

– Мой прогноз оправдался. Ты дождался наезда. Притом, очень серьезного. Ты загнан в угол и стоишь под прицелом. Помнишь, что я тебе говорил?

– Да говорил, говорил! Можно подумать, что я не предполагал нечто подобное.

– Я знаю, почему ты в последнюю нашу встречу был таким борзым. Потому что тогда еще у тебя была достаточно надежная "крыша". Твой ресторан прикрывал Заруба, не так ли?

– Так, – уныло согласился Сандульский.

– А теперь, – продолжил я, – когда его, по-моему, две недели назад, завалили, ты остался гол как сокол, и у всех на виду. Что называется, берите меня тепленьким и даже без перчаток. Верно? – Угадал.

– Возможно, Зарубу пришили по указке Сторожука, коль так скоро он объявился – это чтобы никто не опередил.

– Что мне делать, что делать, Серега?

– Ты у меня просишь защиты или совета?! – И того, и другого…

Жорж немного помялся и продолжил: – Денег я не предлагаю… знаю, что не возьмешь, но по старой дружбе…

– Как же, ты предложишь… Да у тебя прошлогоднего снега не выпросишь.

– Сколько? – с отчаянием обреченного воскликнул Сандульский. – Десять, двадцать штук – говори!

– Мои услуги, Жорж, стоят намного дороже.

– Так ведь я предлагаю в долларах!

– И я об этом же. Твой ресторан, по самым скромным подсчетам, тянет эдак на полтора миллиона. Естественно, баксов. А с пристройками, транспортом (в том числе и твоим новеньким "мерсом"), оборудованием, товаром – гораздо больше.

– Когда это ты успел подсчитать?

– Я всегда любил арифметику.

– Может, в пай войдешь? – осторожно поинтересовался Сандульский.

– Возможно. Но только не по части коммерции.

– Не понял…

– Я возвращаюсь к своему предложению – сдай Сторожука. Тебе уже терять нечего: или по миру пойдешь без гроша в кармане, или… – Что значит – "или"? – Сам знаешь, как это бывает с чересчур строптивыми, – у бандитов пощады не жди.

– Но они меня потом все равно достанут!

– Как сказать. Ты ведь не несешь ответственности за работу спецслужб, которые без твоего ведома понатыкали в ресторане "жучков" и видеокамер?

– Конечно, нет. Я им не указ.

– Вот именно. Нам главное все задокументировать, а на суде, под давлением неопровержимых улик, ты признаешься, что Сторожук и впрямь на тебя давил. Кто тогда бросит камень в твой огород?

– Никто, – оживился Жорж.

– Тем более, я подтвержу, что ты сном-духом не знал о нашей операции.

– Нужно подумать…

– Скорее думай, а то можешь не успеть даже в последний вагон.

– Я позвоню… вечером…

– Буду ждать. Не дрейфь, выплывем.

Если бы Сандульский только мог предположить, что я затевал…