"Вокруг света на мотоциклах" - читать интересную книгу автора (МакГрегор Эван, Бурман Чарли)

7. Вольный орёл

ЭВАН: Мы решили не думать о вчерашних проблемах, встали утром пораньше, позавтракали мясными лепешками, яйцами, хлебом и чаем, а потом двинулись дальше. У нас была задача — к полудню обязательно доехать до Актюбинска. Перед отъездом мы проверили мотоциклы, но даже после всех трудностей первого дня на бездорожье никаких повреждений не обнаружилось. Даже давление в шинах оказалось нормальным — и это после жутких ухабов и ям. Удивительные машины!

Утром дороги лучше не стали, но теперь мы знали, что от них ожидать. Так потихоньку и пробирались на северо-восток. Когда до Актюбинска оставалось всего миль пятнадцать, нас опять остановила полиция. Мы очень хотели наверстать упущенное, так что торопились и сильно вымотались, поэтому на этот раз предложение сопровождать нас по городу приняли с радостью. Все что угодно — только бы стало полегче. Неизменная «Лада» с включенной сиреной и мигалкой вела нас по улицам Актюбинска, потом вдруг повернула налево, и мы оказались перед футбольным стадионом. Нас отвели на стоянку и бросили на растерзание десяткам репортеров и телекамер, как овец на бойне. Еще одна импровизированная пресс-конференция. Это начинало действовать на нервы.

Когда я подъехал ближе и остановился, меня тут же окружили, со всех сторон полетели вопросы, а объективы камер полезли прямо в лицо. «Можно я хотя бы с мотоцикла слезу, а?» — попросил я. Они отступили на пару шагов, позволив мне встать на землю и снять шлем.

«Это глава департамента по туризму», — сказала девушка-переводчик, представляя человека в костюме и галстуке. «Ага, не сомневаюсь», — ответил я.

Мне много чего хотелось сказать этому человеку, но я понимал, что лучше всего молчать и улыбаться. Нас провели по лестнице, показали пустой стадион и забросали цифрами статистики. Музыкальным сопровождением всего происходящего были песни Шер, грохочущие по стадионной системе оповещения. Пообещав напоить чаем, футбольный директор пригласил нас к себе на два часа. Я вежливо отказался, сказав, что нам нужно ехать дальше. Потом нас вывели со стадиона, и мы снова оказались перед толпой репортеров.

«С кем вы себя больше ассоциируете — с Оби-Ван Кеноби или с Марком Рентоном?» — спросили меня. «Ни с кем», — ответил я. «Какова цель вашего путешествия?»

«Проехать незамеченным несколько стран, узнать, как живут люди, и увидеть мир глазами самого обыкновенного путешественника», — сказал я.

«Ха, — усмехнулся репортер. — Это нереально».

«Вовсе нет. До сих пор это было вполне реально, спасибо за вопрос».

Я понимаю, насколько казахскому туристическому ведомству необходима реклама. Если им это так нужно, я с радостью согласился бы на короткие, заранее оговоренные интервью. Мне прекрасно ясно, каким важным событием может стать приезд двух известных актеров в страну, которую известные актеры своим вниманием не балуют. И все-таки, по моему мнению, казахским властям гораздо лучше было бы оставить нас в покое, чтобы мы увидели их страну своими глазами, а не через навязанные нам призмы телекамер на всех этих встречах с прессой. Но вопросы лились все тем же непрерывным потоком. «Это просто какое-то безумие, — сказал Чарли. — Все вышло из-под контроля».

Я позвонил Эрику. «Полицейские только что привезли нас на стадион и отдали на растерзание журналистам. Здесь везде телекамеры. Все очень тщательно организовано. Может, вы подъедете и поможете нам выбраться отсюда так, чтобы никого не обидеть? И еще мы должны все это обсудить».

Я думал, что Казахстан станет одним из основных этапов путешествия, где можно будет отдохнуть и насладиться одиночеством. Вместо этого мы оказались в самом центре внимания прессы, а именно этого нам хотелось избежать больше всего. Радушный прием — это, конечно, хорошо, но сейчас я чувствовал, будто меня используют. Если бы нас попросили заранее, мы бы выделили время для интервью и выполнили все просьбы. Но вместо этого мы словно оказались в западне и получили не совсем такое представление о Казахстане, какое хотели. Очень жаль, что так все вышло.

Приехал Эрик, поговорил с официальными лицами и пообещал нам, что это было последнее незапланированное вмешательство в путешествие. Эдди, его шофер, проводил нас из Актюбинска и показал дорогу к Аральскому морю. Мы надеялись, что больше не будет ни полицейских эскортов, ни пресс-конференций.

Несмотря на холод и ветер, дорога порадовала нас гораздо больше, чем раньше, и мы быстро продвинулись вперед. Как и вчера, попадались выбоины размером с пруд, которые нужно было аккуратно объезжать, чтобы не упасть с мотоцикла. И все-таки, по сравнению с предыдущим днем езда показалась легкой — даже нашлось время сделать перерыв на обед.

Вечером мы остановились посреди совершенно плоской равнины, поставили палатку и съели горячий ужин; в небе висела оранжевая луна. Мы съехали с дороги и через кустарник проехали несколько миль до берега голубого озера — идеальное место для лагеря. Я был ужасно рад долгожданной ночевке под открытым небом: только Чарли, Клаудио и я. После всей этой суматохи с журналистами и полицейскими можно было насладиться безмятежностью и свободой. И неважно, что мы уже пару дней не мылись. Если честно, какая-то мальчишеская часть меня этому даже радовалась. Еще никогда не было так приятно походить грязным.

Но Чарли все еще не хотел спать в палатке. «А что это за дырки в земле?» — спросил он, когда мы ставили палатку.

«Ничего страшного. Сурки нарыли или крысы, что-то вроде того», — успокаивал его я. «А вдруг это пауки. «Черные вдовы…»

«Ну что ты, дырки же большие, тут были зверьки покрупнее, типа сурков».

«А может, потом сюда пришли пауки и убили всех сурков. И теперь здесь целая колония «черных вдов», они все голодные и ждут кого-нибудь, кого можно съесть. А мы тут как тут».

«Чарли, брось паниковать, не съедят тебя пауки, успокойся, — сказал я. — Лично я еще ни одного паука не видел, раз уж на то пошло».

Нам рассказали, что у казахских пастухов против пауков есть три средства — зола, известь и овечья шерсть — которые они разбрасывают вокруг спального места. «Черные вдовы» боятся овец, потому что те совершенно свободно их поедают. Чарли же изобрел свой собственный способ отгонять пауков от наших ботинок, пока мы спим: сверху на каждый ботинок он положил носок. «Один из твоих приемов выживания?» — спросил я. «Нет, это я только что придумал, — ответил он. — Ужас и паника меня вдохновляют».

Даже Чарли признал, что здесь очень красиво. Мы сидели на небольшом холмике, ели шоколад, наблюдая, как кроваво-красное солнце соскальзывает за горизонт, и обсуждали события дня.

«Чудесное место, — сказал я. — Здесь же гораздо лучше, чем в какой-нибудь гостинице, правда?»

«Ага, настоящий рай, черт бы его побрал», — ответил Чарли, сделав несчастное лицо; мы бросали камешки в реку, пока садилось солнце. «Вообще-то, все не так уж и плохо. Сейчас, когда я поел и разложил спальник, идея ночевать на природе мне даже нравится». Он принялся что-то напевать. «Что ты визжишь как свинья…»

Остаток вечера прошел в разговорах о сроках и расстояниях. Мы на два дня отстали от графика, и стало ясно, что наши планы были довольно наивны. Сейчас надо было ехать по Дороге Смерти, и она полностью соответствовала своему местному названию. Если дорога будет такой и дальше, в Алма-Ату мы наверняка приедем почти на неделю позже срока. Почти все, с кем мы говорили, утверждали, что следующий перегон самый сложный. Я не мог себе представить, как такая дорога может стать еще хуже, но местные предупреждали о двадцатимильных участках, которые пройти вообще невозможно.

ЧАРЛИ: Ночь я проспал как убитый. Наверное, благодаря свежему воздуху. Может, эта идея с лагерем не так уж и плоха. Единственный минус — комар в задницу укусил, когда я вылезал из палатки, чтобы сходить по-большому. И ведь это сразу после того, как Эван сказал: «Смотри, чтоб за задницу не укусили!» Эту заразу не отпугнул даже супер-пупер крем, который один мой друг-рыбак назвал самым лучшим комариным репеллентом.

Я сел рядом с палаткой и стал думать, как заставить себя перестать из-за всего переживать. Нужно было как-то расслабиться. Радоваться каждому дню, а не беспокоиться обо всех и обо всем. Внушить себе: я не в состоянии контролировать абсолютно все.

«Как спалось?» — спросил Эван, вылезая из палатки.

«Еще как!»

«Ты, как обычно, отрубился за считанные секунды. Опасное качество. Кладешь голову на подушку и уже через три секунды спишь. Первый раз в жизни такое вижу».

«Вот и жена так же говорит».

«Но сразу заявляю: ты все-таки немного храпишь, — продолжил Эван. — В самом начале. А я этой ночью храпел?»

«Нет, только под утро. Я тебя даже слегка пихнул, а ты только перевернулся и засопел».

«Слегка пихнул? А я-то думал, кто это меня так по заднице огрел! Ты, значит, — засмеялся Эван. — Ну да ладно, какие впечатления от первой ночи в пампасах?»

«Как только я смирился с фактом, что «Макдоналдс» от меня и вправду очень далеко, мне стало гораздо легче».

Меня даже удивило, как здорово ночевать в палатке. Я все еще побаивался укуса «черной вдовы», а тут вдобавок Василий предупреждал о брачном сезоне у скорпионов — это все совершенно убило во мне желание ночевать под открытым небом. Первая ночь в палатке прогнала все страхи. Не случилось вообще ничего плохого. Когда мы утром ели кашу, у меня, к сожалению, не было даже уважительного повода поныть.

Мы собрали вещи и сели на мотоциклы, чтобы проехать через степь обратно к дороге. Точнее, к тому, что в этих краях называется дорогой. Подпрыгивая на кочках, я подумал, как все-таки приятно избежать общения со всеми этими связными, высокими чиновниками, гостиничными администраторами и прочими посторонними. Еще мне показалось странным, что ночью я совершенно не замерз. Спальный мешок оказался очень теплым, плюс на мне еще было термобелье.

Мы ехали пару часов, а потом остановились попить воды у строения, на котором горела яркая зеленая вывеска «КАФФЕ». Каменная лачуга посреди пустыни, где по дороге носятся перекати-поле и свирепствуют пылевые метели. Пока я снимал шлем, появился зеленый русский джип и поехал на нас, остановившись всего в паре дюймов от мотоциклов. Вышли два невысоких человека в кожаных бейсболках. Мы заулыбались, но они просто тупо посмотрели. Потом медленно обошли мотоциклы, молча их разглядывая. Затем, с такими же ничего не выражающими лицами, оглядели нас с головы до ног, прошли мимо и зашли в кафе. «Не очень-то они дружелюбные», — сказал Эван. Мне тоже стало не по себе.

Пока эти двое были в кафе, появилась еще одна парочка: охранники с соседней фабрики. Несколько секунд спустя из кафе выскочили двое первых, сжимая в кулаках огромные кухонные ножи. «Черт, — подумал я, — нас сейчас ограбят». Но тут подозрительные личности с ножами увидели охранников. Они быстро перевели взгляды на нас, потом снова на охранников, потом снова на нас. Потом мгновенно спрятали ножи за спины и прогулочным шагом направились к своему джипу. Похоже, охранники прибыли как раз вовремя. Те типы побросали ножи в машину, залезли в нее и укатили. За все это время не было сказано ни слова. Не хочу показаться излишне подозрительным, но было трудно избавиться от ощущения, будто мы только что чудом избежали разбойного нападения.

Времени раздумывать о других вариантах развития событий не было. «Черт, я уже с ног валюсь, — сказал Эван, когда мы приготовились ехать дальше. — За это утро мы проехали всего 60 км, а по моим ощущениям, прошел уже целый день». Да, тяжелое было утро. Сплошной песок и гравий. Единственный способ пройти по ним — это нестись на скорости в надежде на лучшее. Несколько раз попадался глубокий песок, и переднее колесо начинало вилять то влево, то вправо — мы оба чуть не попадали. Чтобы справляться с песком и гравием, надо идти против инстинктов. Когда переднее колесо начинает заносить, приходится подавлять желание ударить по тормозам — это точно приведет к падению. Вместо этого нужно добавлять «газу». Мотоцикл сразу выпрямится, и ты опять сможешь его контролировать.

Когда мы остановились на обед в следующем кафе, Эван был сильно не в духе. Рядом стоял красивый русский мотоцикл с коляской, но он на него даже не взглянул, а когда мы сели под навесом, Эван начал жаловаться. «Тяжелый день», — бормотал он. Пока хозяин кафе хлопотал над столом, Эван потягивал чай из фарфоровой пиалы с розочками, бездумно уставившись на песчаную пустыню. Он выглядел несчастным, плохое настроение никак не проходило. В такие моменты его лучше не трогать, все само пройдет. Только если станет совсем уж плохо, придется искать слова, чтобы вытащить его из этой хандры.

Эван пил чай. «А-а, хорошо…» Потом он заметил что-то на дне чашки и нахмурился: «Странный чай… Это что за фигня?»

У Эвана есть такая привычка — заражать своим настроением всех окружающих. То он на подъеме, то вдруг в тоску впадает. У всех людей бывают сложные моменты, но таких депрессий, как у Эвана, я еще ни у кого не видал. В плохом настроении он становится ужасно восприимчивым, обижается на любую глупость. Из-за этого его бывает трудно понять. Я на собственном тяжелом опыте убедился, что печального Эвана развеселить невозможно. Лучше всего смириться и ждать, пока он сам не победит плохое настроение. Причем настроение у Эвана иногда меняется очень быстро. Но когда он не в духе — это настоящий геморрой!

ЭВАН: Я ужасно скучал по жене и детям и видел их лица каждый раз, когда открывал верхний кофр. Три фотографии подряд, вставленные в крышку изнутри: Ив, Клара и Эстер. Мои любимые девочки. Как же я хотел поскорее оказаться в Лондоне, чтобы снова их увидеть! Это главное, что двигало меня вперед. Когда дома ждало такое чудо, я чувствовал себя счастливейшим человеком в мире, и день за днем ехал на восток, чтобы снова увидеться с семьей. По этой же причине путь впереди казался таким трудным. С каждой милей я чувствовал себя одновременно и дальше от них, и ближе к ним.

Это было трудное утро, третье такое утро подряд. Я весь взмок, и никак не мог разобраться с термоодеждой. Когда все-таки ее снял, то начал замерзать. На следующий день снова надел, но все время нещадно палило солнце, и уже к обеду я был весь в поту. Много сил отнимала и сама дорога. Тем утром я два раза чуть не упал. План за день проходить по триста километров очень давил морально. У меня в животе снова появилось то странное ощущение, как после тренировок в Уэльсе, когда я боялся не выдержать трудностей дороги и подвести Чарли и всех остальных.

Мы поехали дальше, и буквально через две мили я уронил мотоцикл. «Сегодня падениями все отметились, — прокричал я Чарли, когда он помогал мне его поднять. — Хотя невеселое соревнование, конечно». Еще через несколько километров дорога превратилась в болото. Мы поехали прямо по пустыне, в нескольких сотнях метров от дороги, выискивая сухие участки среди грязи и воды. Сердце мое выбивало барабанную дробь. Так продолжалось какое-то время, потом мы вернулись на дорогу, и пришла очередь Клаудио упасть. «Не отчаивайся, — подбодрил его я. — Мы сегодня уже 150 км проехали».

Мне надоело ехать сзади, потому что Клаудио и Чарли поднимали тучи пыли, из-за которых ничего не было видно. Я попросился выйти вперед, и тут же нашел свой ритм. На песчаных отрезках я набирал правильную скорость, воображая себя гонщиком на ралли Париж-Дакар, на неровностях выбирал самую быструю траекторию. Но вдруг — бац! — я лежу на земле, а сверху палит солнце. Вот к чему привела моя излишняя самоуверенность в себе. Так мы и боролись с эмоциональными и физическими «американскими горками». То ты катишь в свое удовольствие, счастливый и довольный, то просто едешь, совершенно успокоившись и ни о чем не думая. И еще через минуту начинаешь ругаться и психовать.

Коммуникационные системы перестали работать, и мы не могли больше переговариваться в пути. Тишина и долгая дорога давали много времени для размышлений и погружения в себя. Для меня всегда была очень важна работа, но теперь нас с ней будто разлучили. Почти весь прошлый год я мечтал вырваться, хотя бы на время. Так как кастинг на большинство фильмов заканчивается в самый последний момент, у меня не было четких планов, что будет после окончания путешествия. Я находился в подвешенном состоянии и не знал, чем займусь дальше. На пресс-конференции в Лондоне перед отъездом я в шутку сказал, что, возможно, к актерской профессии уже не вернусь. Сказал это просто так, не всерьез, но журналисты поверили, хотя, может, эта шутка частично и была правдивой. Бросать актерскую работу я не хотел, но все же часто стал спрашивать себя: а в каком направлении двигаться дальше? Поработать год в театре? Или пора уже самому снять фильм или поставить пьесу? Ничто не мешало мне заняться именно этим. Оставалось только принять решение. Великим карьеристом я никогда не был. В выборе проектов всегда исходил из того, насколько они мне интересны, а не из того, что они могут сделать для карьеры. Возможно, сейчас пришло время внимательно осмотреться и решить, куда двигаться дальше. Меня также волновало мнение людей об отпуске, который я взял в самой лучшей части года ради путешествия вокруг света. Будут ли мне после этого присылать хорошие сценарии? Я вроде как выпал из жизни. А в такой работе, как у меня, этого нельзя делать ни в коем случае. Золотой середины здесь нет. Тебя либо помнят режиссеры и агенты по кастингу перед съемками фильма, либо не помнят. После театральной школы я работал практически без перерывов, и сейчас впервые оказалось так, что у меня нет никаких планов на будущее. Это было необычно. Путешествие также давало возможность подумать о жизни и решить, как справиться со своими проблемами. К тому времени у меня накопился значительный эмоциональный багаж — чувство вины, страхи и переживания, которые нужно было осознать и прогнать от себя. Что-то подобное я уже делал, когда ходил в поход по гондурасским тропическим лесам с Рэем Мирсом. Пока мы поднимались в горы и пробирались через джунгли, я начал понимать многие вещи, которые мешали мне уже много лет. За 10-часовой пеший переход многое успеваешь обдумать. И мне это сильно пошло на пользу. «Нет, это я оставлю в джунглях, — думал я об одном, — это мне тоже больше ни к чему». И вот теперь я снова занялся мыслями, скопившимися на подкорке за многие годы. Удивительно, чего только в голову ни приходило. Временами я совершенно терялся в мыслях о людях и событиях еще школьных лет. Отношения и конфликты, то, чем я гордился, и то, о чем жалел. Вопросы, о которых я не вспоминал много лет, но которые, как я сейчас понял, все еще оставались нерешенными. Я понимаю, что собственные ошибки и умение делать из них выводы — это часть процесса взросления, но, казалось мне, уж слишком много я этих ошибок совершил. Вспомнил я и обо всем хорошем: о встрече с Ив, например, женитьбе и рождении детей. Удивительно, что мои мысли жили своей жизнью, они появлялись в голове, будто бы говоря: «Помнишь меня? Давай-ка вернемся в прошлое». И если мысль была неприятной, я все равно был вынужден обдумывать ее. Она ведь просто так не уходила, не отвертишься. Нельзя ведь, например, в какой-нибудь важный момент убегать из дома и нестись в магазин покупать туфли. Так и тут, приходилось сидеть со своими мыслями и чувствами на мотоцикле и ждать, пока они сами уйдут. Это было хорошо.

Потом я вдруг переключался и подстраивался под ритм мотоцикла и дороги. Кроме большого физического напряжения и внутреннего самокопания, были еще и моменты, когда я замечал великую красоту. Этим утром, под музыку 'Platters' 'Red Sails in the Sunset' в плеере, мы увидели большое стадо животных, бредущих через степь. Похоже, это были антилопы или газели — с большого расстояния не получалось точно разглядеть. В Казахстане в изобилии водится среднеазиатский каменный козел, азиатский лось, антилопа сайга, персидская и чернохвостая газель и сибирская косуля. Нам попались на глаза довольно крупные животные с яркими пятнами на шкурке. Еще там были большие стаи из 15–20 орлов: они сидели на земле у обочины дороги или на столбиках дорожных указателей. Просто сидели и ничего не делали, а когда мы проехали мимо, орлы все разом взлетели. Поразительное зрелище. Очень красивые создания, я словно оказался в горах Шотландии.

К вечеру мы почти все время ехали по мягкому золотому песку, и от целого дня стояния на подножках у меня снова тряслись ноги. Чарли хотел заночевать в гостинице. «Очень хочется помыться», — умолял он. Но так как до Аральска, как планировалось вначале, нам доехать не удалось, снова пришлось разбить лагерь в пустыне, посреди руин каких-то глинобитных строений. На ужин Чарли разогрел продукты в вакуумной упаковке. Ланкаширское рагу для него, чили кон карне для нас с Клаудио. Вокруг щебетали птички, жужжали комары, а мы жадно поглощали ужин, наблюдая за заходом солнца — так закончился самый трудный день путешествия.

ЧАРЛИ: На следующий день легче не стало. Когда я проснулся, то обнаружил рядышком спящее чудовище. Комариный укус на лбу у Эвана распух и превратился в огромный бугор, протянувшийся через весь лоб до самой переносицы: он стал похож на неандертальца с гигантскими красными выступающими надбровьями. Мне стало его очень жалко; я пожалел его еще больше через пару часов, когда Эвану во второй раз брызнул в глаза бензин. К счастью, на этот раз я был тут ни при чем. Когда Эван заливал бак, насос снова не выключился, и бензин брызнул ему прямо в лицо, попав в глаза и уши. Надо же, неудача какая — чтобы такое два раза случилось.

Дорога этим утром была такая же плохая, как и накануне. Даже если бы ее еще разбомбили с воздуха, хуже бы она не стала. А кто-то, помнится, обещал всего-то километров тридцать совсем плохих дорог. Мы уже больше 150 км ехали по сложнейшей местности, где дорога часто разбивалась на пять-шесть идущих параллельно троп, ужасно грязных и болотистых. Целыми днями приходилось стоять на подножках, лавировать между выбоинами и пересекать лужи. За все последние дни, кажется, не было момента, когда мы могли нормально есть в седло и спокойно ехать вперед.

Плохо было еще и то, что накануне я почти не спал. Мы поставили палатки почти рядом с дорогой, и мне все время было страшно за байки. Где-то в полшестого утра я услышал, как подъезжает очень шумная машина. Звук такой, словно ее тащили по степи на буксире, причем казалось, что она вот-вот снесет наши палатки. Я расстегнул молнию, выбрался на улицу и огляделся. Вокруг — ни души. Разозлившись, я залез обратно в палатку и застегнул вход. И как только лег, снова услышал эту машину. Я снова вскочил, расстегнул палатку, высунулся наружу, и вот там, на дороге, наконец-то увидел эту самую машину. Она еле тащилась, но громыхала при этом потрясающе громко — у нее выхлопная труба отвалилась просто.

Меня утешало только одно — мы были на BMW (теперь я был уверен, что KTM здесь пришлось бы ну очень непросто). Еще меня порадовала наша дальновидность: на Монголию мы сразу отвели всего миль по 80-100 за день, когда дома составляли план. Еще получился большой просчет с дистанцией, которую мы собирались проходить в Казахстане. С другой стороны, за вчерашний день мы проехали 250 миль, и я надеялся нагнать упущенное в Монголии. Вряд ли дороги могут стать еще хуже. Куда уж дальше-то?

И еще, все тревоги о лежащих впереди испытаниях разбивал один луч золотого света: Клаудио. Он отлично управлялся со своим мотоциклом — нарушая, кажется, все законы природы и техники. При полном отсутствии опыта — до того он ездил только на скутере — Клаудио «уделал» нас с Эваном по всем статьям — и это на самых жутких в мире дорогах! Время от времени он снимал, как мы преодолеваем какое-нибудь препятствие — при этом довольно часто наши маневры заканчивались падениями. И вот он убирал камеру, вскакивал на байк, поддавал газу и так лихо перелетал через это же самое препятствие, что нам с Эваном оставалось только краснеть. Бесило нас это, вообще-то, дико.

К обеду мы добрались до Аральского моря и поехали туда, где четверть века назад проходила береговая линия. Некогда четвертое по величине в мире внутреннее море оказалось пустыней. С 1960-х годов, когда советское правительство изменило направление рек Сырдарья и Амударья для орошения хлопковых и овощных полей Узбекистана и других районов Казахстана, Аральское море начало высыхать. Оно лишилось главных притоков, и с тех пор уровень воды в нем упал почти на 50 футов. Море разделилось на два гораздо меньших по размеру озера с водой, которая была в три раза солонее морской. Теперь она стала непригодной для питья, и вымерли многие виды рыб, когда-то в изобилии водившиеся здесь: осетр, плотва, карп и другие. Аральск, раньше процветающий морской порт с развитым кораблестроением и рыболовством, превратился в брошенный город посреди пустыни, держащийся на плаву только благодаря железной дороге. О его богатом морском прошлом напоминает теперь только ряд ржавеющих рыболовных лодок, лежащих на песке, как выбросившиеся на берег киты. Моря от них теперь уже и не видно, оно скрылось за горизонтом.

Останавливаться на обед мы не стали, решили ехать дальше. Вскоре после Аральска грязь кончилась, и впервые за три дня мы снова оказались на асфальте. Я был так счастлив, что слез с мотоцикла, лег на дорогу и поцеловал ее. Было очень приятно снова ехать по вполне нормальной дороге. Мы решили использовать эти новые условия по полной и проехать как можно больше. Тем временем температура упала, и начался ливень, который сделал пыльную дорогу скользкой и опасной, как ледяной каток. За 55 км до Кзыл-Орды у меня на панели загорелась желтая лампочка, сигналящая, что топливо на исходе. Я думал, до города мы не дотянем. Мы поехали дальше, молясь, чтобы бензина хватило. Ехали и про себя сокрушались: эх, скорее всего, придется ждать на холоде, в темноте и под дождем, пока не подвезут бензин. Но через полчаса мы с Эваном стояли в вестибюле гостиницы. Хватило!

«Я думал, что умру на дороге, — сказал Эван. — Еще одну милю не выдержал бы». За этот день мы проехали почти 650 км, были и физически, и эмоционально истощены. Пока мы стояли у стойки администратора, меня колотила дрожь, но я был ужасно рад ночевке в гостинице. После двух суток езды по пыльным дорогам и тесного сожительства лично мне уже хотелось немного побыть одному. А больше всего я жаждал сходить, наконец, в душ. Я полчаса простоял под струей горячей воды, три раза помыл голову, прежде чем волосы стали чистыми, и потихоньку оттаял, наблюдая, как грязная вода стекает в дырку, оставляя на стенках ванны масло, грязь и пот.

ЭВАН: Меня разбудило солнце, осветившее комнату, и я задернул шторы. Утром было прохладно, но день явно обещал быть хорошим. Мне сразу же стало гораздо лучше, чем вчера. Нам нужно было пройти 650 км, и я с нетерпением ждал, когда окажусь в седле мотоцикла. Погода в последнее время стала сильно влиять на мое настроение. В холодные дни я хандрил, но когда становилось тепло и сухо, чувствовал себя готовым ко всему.

Из города нас, как обычно, провожал казахский полицейский эскорт, но мы так часто блуждали на выезде из городов, что это было даже хорошо. На дороге снова был асфальт, можно было гнать со скоростью 130 км/ч, и это наполняло наши души радостью. Я был в лучшем за всю неделю расположении духа, тихонько напевал и разговаривал сам с собой — мне было весело. Ландшафт стал другим. Он все еще оставался плоским, но пустыня сменилась более плодородными землями, иногда попадались кипарисовые рощицы. Мы проехали мимо первой на пути маленькой юрты, и нам захотелось подойти поближе и посмотреть. Изнутри она была красиво украшена яркими цветными тканями, но слегка попахивала. «Кажется, здесь спят вместе с верблюдами», — сказал Чарли. Мы попили чая и вернулись обратно к мотоциклам, горя желанием ехать дальше.

Именно в такие моменты я и ощущал всю радость жизни. Хорошая дорога, хорошая погода, хороший мотоцикл — и здравствуй, мир! Опухоль от комариного укуса на лбу спала, и я чувствовал себя готовым к любым трудностям. Мы проехали дорожный знак: 1000 км до Алма-Аты. Так мало, по сравнению с пройденным путем. Два дня легкой езды. Я поставил Beatles в плеер и ехал дальше под музыку. Когда началась песня 'The Long and Winding Road', мне опять вспомнились жена, дети. Я начал подпевать, выкрикивал слова себе в шлем и чувствовал себя фантастически.

Следующая остановка была в городе Туркестан, который стоит на самом краю пустыни Кызылкум. Мы собирались посетить самое важное сооружение Казахстана — увенчанный бирюзовым куполом мавзолей Кожи Ахмеда Яссаи, первого тюркско-мусульманского святого. Это очень красивое и величественное здание как снаружи, так и внутри. Главный купол, очевидно, самый большой в Центральной Азии, имеет 52 ребра, которые символизируют недели года, а его фриз выложен плитками четырнадцатого века. Разговаривая с молодой девушкой, нашим гидом, я вдруг понял, что уже не воспринимаю путешествие как поездку из Лондона в Нью-Йорк. Даже поездка через Казахстан мне сейчас как-то не вспоминается. Я стал жить одним днем — когда ты едешь, смотришь мир и знакомишься с разными людьми. Мысль забыть о кругосветке и начать жить здесь и сейчас стала настоящим откровением.

После мавзолея у нас был назначен обед с местным начальником по туризму. «Помнишь, что тот парень, Грэм, в гостинице в Атырау говорил? — прошептал я Чарли, когда мы уселись перед блюдом с чем-то похожим на трубчатый кусок толсто порезанного мяса. — «Он сказал: поосторожнее с едой — могут подсунуть конский орган».

«Что?!..»

«Сам посмотри: толстый и порезан кружками. Может, это то самое, о чем Грэм рассказывал?»

Чарли осторожно взял кусочек и откусил. «Это блюдо называется «член-во-рту»…» Мы с Чарли глупо захихикали, и тут вошли чиновники. «Черт, — сказал Чарли. — Они видели, как мы тут дурачимся…»

«Просто положи на место, — сказал я. — Черт, член упал. Надо его скорее положить, пока… Только не клади его себе в…»

«Не кипятись. Это обычное лошадиное мясо, из него сделали колбасу, никто не обидится, — сказал Чарли. — Хотя посерединке я видел ма-а-аленькую такую жилку».

«И в руках этот кусок слегка увеличился, не находишь? Набухает немного, когда в руки берешь».

Мы так никогда и не узнали, что это было за мясо, но обед прошел, как нам и обещали, быстро и очень вкусно. Потом мы снова получили полицейское сопровождение — причем такое, какого у нас еще не было. Обычно, если полицейские за городом не хотели отставать, мы их обгоняли и уходили в отрыв. С этой «Ладой» такой номер не прошел, она всю дорогу неслась на 110 км/ч, распугивая встречные машины. Одного ряда дороги ей было мало. Водитель вилял из стороны в сторону, вытесняя с дороги других участников движения. Грузовик ли это был, мотоцикл, «Лада» или «Мерседес-Бенц» — неважно, полицейский оттеснял всех. Это чистое безумие, ведь мотоциклы у нас, плюс ко всему, были узкими. Мы легко могли въехать в Чимкент, никому не мешая, а так все нервы себе вымотали. Каждые пять минут полицейский проскакивал на волосок от лобового столкновения. Только потом мы узнали: он вел себя так агрессивно, потому что иначе можно было не успеть в Чимкент до темноты.

Чимкент — столица козлиного поло, национального спорта, для которого специально строят арены и даже приглашают команды из таких далеких стран, как Швейцария и Швеция. В него играют две команды из четырех игроков верхом на лошадях, игроки одеты в большие шляпы и кожаные ботинки и сражаются за безголовую тушу козла. Под грохочущую по стадиону национальную музыку игроки хватают 35-килограммового козла, закидывают на лошадь, скачут по полю и стараются забросить его в ворота противника. Запрещенных приемов там, кажется, нет. Большую часть матча игроки всеми доступными средствами пытаются спихнуть противников с лошади. Потрясающее зрелище, главным образом благодаря невероятному казахскому мастерству верховой езды. Когда матч закончился, нам продемонстрировали другую игру, казахскую версию «Погони за поцелуем», когда мужчина-всадник пускается в погоню за женщиной-всадницей, чтобы ее поцеловать, и когда ему это удается, он поднимает шапку. Потом они поворачивают и начинают скакать обратно по длинной дорожке к стадиону, и женщина поднимает шапку каждый раз, когда ей удается ударить своего противника хлыстом. В конце меня спросили, не желаю ли я прокатиться на лошади. На это наша страховка не распространялась, но проехать пару сотен метров на лошади, уж наверно, не опаснее, чем ехать на 1150-кубовом мотоцикле вокруг света по жутчайшим дорогам. Я подумал: «А хрен ли» — и больше уговаривать меня не пришлось. Я легко вскочил в седло. Чарли тоже. Мы поскакали по дорожке, длинной, прямой, покрытой травой и усаженной по обочине деревьями; седло казалось непривычно высоким. В конце дорожки я остановился и развернул лошадь, поджидая, пока меня догонит Чарли. «За мной!» — крикнул я, подобрав поводья и всадив каблуки лошади в бок.

Лошади были замечательные, крепкие и быстрые — на таких мне еще ездить не доводилось. Я сразу обогнал Чарли и уже решил, что победил в этом заезде. Но тут рядышком возникла лошадиная голова — от Чарли просто так не уйдешь. Мы скакали бок о бок, пихаясь локтями и толкаясь плечами. Чарли без борьбы сдаваться не собирался. Он должен быть впереди, даже ценой сердечного приступа. Так и скакали, в таком тесном соседстве я еще ни с кем на лошади раньше не ездил, и к финишу мы пришли одновременно. Ничья! Я посмотрел на Чарли, он улыбался, как чеширский кот. Мне тоже было весело как никогда. Отличный получился момент.

Мы ушли с арены и поехали в Чимкент. Как обычно, там нас уже поджидала приветственная делегация. Кучка местных сановников и девушки в национальных костюмах с подносами с хлебом и кумысом — сброженным кобыльим молоком. Только закончились рукопожатия и мы залезли обратно на мотоциклы, подкатил молодой парень на «Урале». В косухе, джинсах, темных очках и звездно-полосатой бандане, повязанной так, что одна звезда располагалась посередине лба. Он выглядел как самый настоящий крутой байкер. У мотоцикла, дымящего черным дымом, был высокий чопперный руль. Остановившись, парень поднял правую руку, отсалютовал нам, соскочил с мотоцикла, не воспользовавшись боковой подставкой и вытащил фотоаппарат. Это была профессиональная камера с длинным и мощным объективом, как у папарацци, — я на своем веку таких много повидал. Он общелкивал нас этой камерой с головы до ног и все время смеялся. Мы с Чарли сели на мотоциклы и поехали. Папарацци погнался за нами. Поравнявшись с Чарли, он отпустил руль и вытащил фотоаппарат из футляра, который был прицеплен к мотоциклу сбоку. Сделав еще с полдесятка снимков, парень прокричал: «Отлично, отлично, отлично» — и уехал прочь. Нам оставалось только восхититься его ловкостью.

ЧАРЛИ: На следующий день с утра пораньше мы покинули Чимкент, поставив своей целью проехать оставшиеся 720 км до Алма-Аты и успеть на первый день рожденья дочки Эрика. Это был отличный этап. Ландшафт совершенно изменился. После стольких дней открытых равнин мы проезжали то через одну долину, то через другую, минуя холмы и покрытые буйной растительностью поля, на которых иногда попадались деревья. Под чистым голубым небом мы ехали к Тянь-Шаню, гряде заснеженных гор, протянувшихся на горизонте. Они отделяют Казахстан и Киргизстан от Китая, являя собой одну из самых протяженных границ в мире. Воздух здесь замечательный, и я чувствовал себя великолепно. Именно ради этого все и затевалось.

Перегон был очень длинным, и весь последний участок пути я боролся с усталостью, веки отяжелели, а мысли путались. Весь день мы ехали или перед полицейской машиной, или сразу за ней, и это нас дико бесило. Мы вовсе не хотели, чтобы с нами тут нянчились, а в случае Эвана — обращались как со знаменитостью. Каждый раз, когда мы останавливались, полицейский выходил из машины и отгонял от нас людей, чтобы не подходили и не задавали вопросы. Я видел, что Эвана это ужасно злит. «Что мы тут вообще делаем, — говорил он, — если не можем поговорить с людьми, ответить на их вопросы и задать свои. Черт! Черт! Черт!»

У меня было такое чувство, будто нас в вату завернули. Нам хотелось узнать побольше о Казахстане — скорее всего, второй раз мы здесь никогда не окажемся — но тяжелая рука бюрократии не давала ничего сделать самим. Мы просто возненавидели хлопочущих вокруг местных полицейских. В этот день Эван шел впереди, и на другой стороне дороги, как обычно, появилась полицейская машина с включенной мигалкой и сиреной. Водитель встал на обочине и махнул рукой, дав знак к остановке, но мы помахали ему в ответ и понеслись дальше, не снижая скорости и сделав вид, что не поняли. Не очень, конечно, красиво, но полицейские эскорты у нас уже в печенках сидели.

Километров за 25 до Алма-Аты мы остановились, чтобы встретиться с членами казахского мотоклуба — командой из десятка байкеров. Все как один в коже, кроме одного здорового парня с густыми усами, который был одет в кожаные ковбойские краги и ковбойскую же шляпу. Они проводили нас до города — все на спортбайках или Harley-Davidson'ах. Алма-Ата — шумный, космополитичный город, здесь полно «Хаммеров», больших BMW и «Мерседесов» 4x4, кастомизированных, сияющих хромом и с затемненными стеклами. «Казахи любят хороших лошадей и хорошие машины», — сказал Эрик. После недели езды по казахской глуши ехать по улицам относительно богатого двухмиллионного города было настоящим культурным шоком. Почти все центральные улицы здесь усажены старыми деревьями, дома стоят чуть дальше. От этого создается чудное впечатление, будто ты едешь по лесу. Но за деревьями прятались дорогие дизайнерские бутики, ночные клубы, хорошие рестораны и первоклассные отели. Я был рад снова вернуться в цивилизацию.

В Алма-Ате мы пробыли четыре дня: приходили в себя, ремонтировали мотоциклы, хорошо питались, гуляли по ночному городу и поучаствовали в еще одном проекте Unicef.

Один день я провел в альпинистском центре Тамгалы — это ущелье в горах Тянь-Шань, примерно в двух часах от Алма-Аты. При финансовой поддержке компании «British Airways» Unicef реализует здесь проект, в котором 22 000 казахских школьников в возрасте от семи до четырнадцати лет могут попробовать себя в скалолазании, вместо того чтобы без дела шляться по улицам. С крушением коммунистического режима местных подростков накрыла волна социальных проблем, наркомании и криминала. Но на соревнованиях в скалолазном центре я увидел, что это новое занятие очень помогает детям воспитать уверенность в себе, приучает их к здоровому образу жизни, здесь они заводят новых друзей и совершенствуют свои социальные навыки. По данным Unicef, в школах, где оборудованы специальные стенки для скалолазания, дети гораздо меньше прогуливают. На следующий день мы съездили в гости к одной из лучших скалолазок, 14-летней Акмараль Доскараевой. Она живет в бедном городе неподалеку от Алма-Аты и ездит в Шаныракскую школу. На вчерашних соревнованиях она заняла второе место. Поездка в гости к Акмараль оказалась очень тяжелой морально: ее мама, Гульбашим, рассказала нам о непростой жизни их семьи и своих надеждах. Слушая через переводчика поразительную историю Акмараль и Гульбашим, я не мог не посочувствовать им. Гульбашим и ее муж рискнули приехать в Алма-Ату из деревни в поисках работы. Полгода они не могли найти жилья и все это время не знали, увидят ли снова своих детей, оставшихся в деревне. Пока мать рассказывала, я видел по лицу Исмераль, 7-летней сестры Акмараль, что этот ужас все еще преследовал ее. Иногда родителям здесь не удается вернуться к детям, потому что город становится для них ловушкой. Им мало платят, и они не могут ни поехать в родную деревню ни забрать к себе детей.

Жили они в крошечной хибарке. В одной комнате была кухня и ванная, в другой — гостиная и спальня. Все помещение меньше, чем ванная в моем люксе в отеле. Младшая сестра Акмараль была принаряжена и напомнила мне Кинвару. Утром 12 мая, когда мы выехали из Алма-Аты и направились в Чарынский каньон, я смотрел на фотографию дочек на лобовом стекле и думал о доме. Поездка началась всего четыре недели назад, но мне уже ужасно хотелось их увидеть. Я не мог себе представить, как оставил бы своих детей и ушел на заработки, не зная, увижу ли их снова. Акмараль — сильная личность. Когда она карабкалась по крыше спортзала в школе, я видел в ней гордость и веру в себя, заработанные в спорте. Вроде бы, учить детей скалолазанию — такая простая идея, но в той школе она изменила много жизней.

Как обычно, до каньона нас сопровождал надоевший до черта полицейский эскорт. Глупо было ждать, что его не будет. За двадцать минут мы выехали из Алма-Аты, оставив позади ее крикливое богатство, автомобильные салоны и дорогие рестораны. Еще парочка часов езды на восток, и плодородные, орошаемые сельскохозяйственные угодья, утоляющие нужды города, уступили место плоской иссушенной пустыне. Мы свернули с главной дороги на трассу, ведущую к российской границе, и поехали по равнине к Чарынскому каньону. Местность походила на Южную Калифорнию, вот только путь нам периодически преграждали пастухи на мулах, которые погоняли растянувшиеся на всю дорогу стада овец и коз. В конце концов, когда мы уж совсем потеряли надежду остаться в одиночестве, полицейская «Лада» отъехала в сторону и отстала, указав нам дорогу к каньону. Мы еще немного проехали мимо брошенных пограничных пунктов, которые двадцать лет назад сторожили исключительно важную советско-китайскую границу. Эта огромная по протяженности граница считалась почти незащищенной, что в советские времена порождало шутки. Например: китайцы учат свои войска передвигаться только небольшими подразделениями — тысяч по десять солдат, не больше.

И тут вдруг граница появилась прямо перед нами. Долина Замков. Каньон, образованный быстрой рекой Чарын, берущей начало на заснеженных пиках Тянь-Шаня, обрывается на глубине более 300 м. Пока мы смотрели на живописную пропасть в пустынной равнине, снова подъехала полицейская машина, которая смотрелась уж совершенно нелепо в этом волшебном и пустынном ландшафте. Мы решили разбить лагерь на дне каньона, посреди красных обветренных скальных образований, и поехали по тропе, ведущей вниз. Потом оказалось, что это большая ошибка. Мы спускались несколько километров, и только чтобы доехать до конца тропы — вертикального обрыва до самого дна каньона. Пришлось возвращаться обратно. Но тут обнаружилась интересная вещь: заехать на мотоциклах вверх по крутой, изрытой колеями дорожке практически невозможно. Три часа мы полностью разгружали мотоциклы, перетаскивали наверх по узкой тропе весь багаж, один тяжелый предмет за другим, и только потом проехали наверх. Тогда я по-настоящему понял, какой же груз таскают байки! Я снова проникся уважением к нашим BMW, ведь они каждый день все это перевозят на огромные расстояния, при этом не доставляя никаких неудобств. Каждый из нас упал раз по пять, а мотоциклам сильно досталось от каменных стенок тропы. Нелегко пришлось, но мы получили очень ценный урок: не пускайся по дороге, ведущей под гору, особенно такой крутой, если в этом нет особой необходимости.

Мы разбили лагерь, пожарили мясо, купленное накануне на рынке, и легли спать в спальниках. Но я плохо заткнул надувной матрас и проснулся посреди ночи, потому что между мной и жесткой, каменистой землей вообще ничего не было. Когда лежишь в спальном мешке, от ночного неба тебя отделяет только противомоскитная сетка. Я лежал и смотрел на звезды. По небу тянулся Млечный Путь — я его еще никогда так четко не видел. Он напоминал цепочку развешанных по небу китайских фонариков.

Пока я таращился в ночное небо и подумывал, как бы поступить с матрасом, пока еще холод не отбил желание вылезать из мешка и надувать его, я вдруг понял: а ведь мы путешествуем уже целый месяц. До конца путешествия оставалось еще два с половиной месяца, но у меня вдруг появилось такое чувство, будто времени очень мало. Это как уезжать в отпуск на две недели: самое лучшее время — первые два дня, весь отдых еще впереди. На третий-четвертый день начинаешь думать, что скоро домой, — то же самое у меня появилось и сейчас. Рановато, пожалуй, ведь у нас оставалось еще 80 дней. И все равно, у меня уже сейчас появилось сильнейшее желание путешествовать так вечно. Хотелось ехать и ехать.

Следующий день получился таким же хорошим. Теплый ветер обдувал нас, пока мы ехали на север к российской границе через золотую пустыню, вдоль которой на востоке тянулись четырехтысячные тянь-шаньские горы. К вечеру мы добрались до озера Капчагай — водохранилища длиной в шестьдесят миль, которое обеспечивало водой Алма-Ату, и пыльной дорогой поехали к поющим дюнам. Эван и Клаудио впереди, почти невидимые в тучах пыли, и заходящее солнце снова отбрасывало вперед наши длинные тени. Мы решили забраться на эти дюны высотой в 80 метров. Они возникли посреди каменистой казахской пустыни, как маленькая Сахара, и подняться на них оказалось труднее, чем мы думали. Подъем был очень крутым, песок скользким, да еще сказывалась усталость после целого дня в седле. Эван забрался наверх первым, на время исчезнув из вида, потом снова появился на изгибе дюны. Я не прошел и половины пути наверх, как пришлось вернуться. Солнце уже садилось, когда Эван спустился с дюны; мы разбили лагерь поблизости. Наш день сегодня начался в шесть утра, так что он получился очень длинным.

Ранним утром следующего дня мы попрощались с Эриком и Эдди, его водителем, которые остановились в гостинице километрах тридцати от места стоянки, и поехали в сторону России. До границы было еще больше полутора тысяч километров, и мы понимали: чтобы пересечь ее на этой неделе, нужно устроить себе несколько дней долгой езды. Мы все еще отставали от графика, но надеялись наверстать упущенное в Монголии. На обед мы остановились в одной деревне. Там был маленький мальчик, лет восьми-девяти, на огромной лошади — я таких лошадей в жизни всего пару раз видел. «Давай, пришпорь ее!» — крикнул я. Мальчик тут же все понял и пустил лошадь вскачь через невысокий кустарник — невероятно умелый маленький наездник. За столом нам помогал еще один малыш. Мы выбрали блюда из меню с фотографиями, и он принес нам фантастический обед. Даже в небольшой, забытой богом деревеньке казахское гостеприимство не знало границ. В тот день снова была ночевка под открытым небом: мы с Эваном улеглись в спальные мешки, поленившись даже поставить палатку. Клаудио спал в своей одноместке прямо на голом полу, без всякого матраса — но это его не беспокоило.

«Берегитесь скорпионов, — заявил Клаудио, — один у меня только что под палаткой пробежал».

Мне это предупреждение весь вечер испортило. «Но когда мы застегнем мешки, в них же никто не залезет, правда ведь, Эван?» — спросил я.

«Ну, разумеется, — ответил он. — Уверен, что если ты их не тронешь, то и они тебя не тронут. Только когда вставать будешь, смотри внимательнее вокруг себя. А вообще, со спальниками так хорошо — и быстро, и никаких хлопот. Расстилаешь на земле, готовишь себе чего-нибудь поесть и лезешь спать. Утром просыпаешься — ветерок в лицо дует, ты встаешь, сворачиваешь его и едешь дальше. И еще мне так нравится быть здесь, посреди этого широкого открытого пространства».

Я не очень успокоился, но делать нечего — залез в мешок и задремал, но скоро проснулся от какого-то шебуршания и трепыхания вокруг. Это ветер гулял по верхнему слою спальника, хотя я был уверен: меня со всех сторон окружают скорпионы. Было предчувствие, что утром я проснусь и услышу, как Эван кричит: «Чарли! Не двигайся! На твоем спальнике везде скорпионы!» Так я и лежал, понимая всю нелепость ситуации и все равно стараясь не шевелиться. Наверное, я слишком много плохих фильмов смотрел. Уснуть мне удалось только в полвторого ночи. В полчетвертого я снова проснулся — захотелось в туалет. Я выбрался из мешка и отошел от лагеря на приличное расстояние. И только присел на корточки, как мимо прополз паук размером с тарелку — я чуть не умер от страха. Господи, боже мой! Некоторые созданы для походной жизни, а другие — нет, и все тут.

ЭВАН: Решив добраться до российской границы за 36 часов, мы ехали по разбитым дорогам от рассвета до заката. В наших планах, придуманных на Шепердс-Буш, ничего не говорилось о бешено шпарящем полуденном казахском солнце. Мы пили воду литрами, чтобы не допустить обезвоживания организма и не заснуть. К шести часам вечера перед нами возник Учарал, место предполагаемой стоянки. Но вместо этого мы решили ехать дальше до Аягуза, города к востоку от Учарала, и снова погнались за собственными тенями. Это было прекрасно, я словно впал в транс. В такие моменты езда через Центральную Азию казалась очень легкой. «Эван, ты куда?» — звучал у меня в голове голос.

«Да вот хочу на мотоцикле попутешествовать».

«Это надолго?»

«Нет».

«А куда ты поедешь?»

«Подумываю вот насчет Центральной Азии».

Было здорово, и я совсем забывался. Мысли улетали, и только через какое-то время мне в голову приходило, что тут пустыня и мы едем на больших мотоциклах к российской границе. Я чувствовал себя в своей стихии, словно был рожден специально для того, чтобы ехать на этом BMW вокруг света. В Аягуз мы прибыли в десять вечера, когда солнце уже давно село. Еще в начале дня Клаудио на полном ходу заехал в огромную яму и погнул переднее колесо. После этого колесо намотало 750 км, и я боялся, как бы оно совсем не поломалось. Но времени останавливаться и переживать не было. Отчаянно желая получить, наконец, постель и душ, мы сдуру позволили нашим старым добрым друзьям-полицейским проводить нас до места. «Следуйте за нами», — сказали они, а мы слишком устали и не нашли сил спорить. Показав, что нам надо поспать, мы попросили показать гостиницу. Вместо этого нас привели на городскую площадь, где была установлена сцена и готовились какие-то развлекательные мероприятия. Мы снова столкнулись с проблемой излишнего гостеприимства. Люди столько всего организовали! Это было очень приятно и любезно с их стороны, но больше всего нам все же хотелось путешествовать спокойно и анонимно. Чтобы никто не дергал в конце долгого дня за рулем, когда больше всего хочется отдохнуть. Это была наша последняя ночь в Казахстане, и отказываться от концерта было невежливо. Пришлось остаться. Сначала парень с балалайкой спел пару песен в стиле, чем-то напоминающем Билли Брагга или какого-то революционного певца, потом вышли две сестры в длинных платьях, потом молодой человек в сером костюме исполнил что-то вроде казахского техно, и потом выступил еще один человек в тюрбане. Пока шел концерт, вокруг собралась небольшая толпа, и все закончилось раздачей автографов и фотографированием со всеми желающими.

После этого началась беготня по городу в поисках места, где можно заночевать. В конце концов мы оказались в доме, который, по нашим подозрениям, принадлежал местному губернатору, хотя наверняка мы этого не узнали. Изо всех сил мы старались дать понять четырем полненьким казахским женщинам, которые хлопотали вокруг, что хотим только переодеться и лечь спать. Но пока нас водили из одной комнаты в другую, в дом приходило все больше и больше людей, желающих на нас посмотреть.

«Где мы будем спать? — спросил Чарли у одной из этих женщин. — Если можно, мы хотели бы переодеться и помыться».

«Одежда?» — переспросила женщина.

«Да. Мы ее весь день не снимали, — ответил Чарли нерешительно. — Не знаю, правильно ли я вас понимаю».

«Подождите, пожалуйста». Женщина ушла, потом вернулась. «Хотите спать здесь? За сумки не волнуйтесь».

«Но где именно мы будем спать?» — еще раз попытался уточнить Чарли. Я был восхищен тем, как терпеливо он не дает этим женщинам забыть о том, что мы ищем местечко для ночлега.

«Ты молодец, Чарли, — сказал я. — Настоящий дипломат. Вылитый принц Чарльз». Женщины переговорили о чем-то по-казахски. «Вот ваша комната», — сказала одна из них.

«О'кей, отлично, большое вам спасибо» — сказал Чарли, энергично кивая и кланяясь. «Спасибо вам, — ответила женщина. — А теперь пойдемте в сауну». Шел уже первый час ночи, но мы не осмелились возражать. Мы переоделись, после чего дали отвести себя в сауну, где нас поджидали еще три казахские женщины. Все было совершенно невинно, это просто местные законы гостеприимства, но мы не мылись уже три дня и хотели обойтись без наблюдателей.

«А сейчас я закрою дверь, — сказал Чарли женщинам у дверей. — Пока, пока». Снаружи послышались смешки, и нас оставили париться в тишине.

Когда мы покинули сауну, уже был приготовлен ужин из четырех блюд. Меня посадили во главе длинного стола, слева сел человек средних лет в очень элегантном костюме. «Наверное, это сам губернатор», — прошептал Чарли.

На столе стояли блюда, которыми мы питались на протяжении всего пути через Казахстан: шашлык, тушеная баранина, икра, копченая рыба, разные салаты и гора булочек. И только я подумал, что нам все-таки удастся уехать из Казахстана, не попробовав традиционной овечьей головы, как открылась дверь и вошла женщина с огромным блюдом в руках.

Голову эту сначала вываривают, чтобы остался только тонкий слой рыхлой сероватой плоти, похожей на переваренный жир. Не зная, что делать, я решил сказать тост.

«Сегодня наша последняя ночь в Казахстане, и я уверен, что ее мы не забудем никогда, — сказал я, подняв свой стакан с водой. — Спасибо вам большое за ваше гостеприимство и за радушный прием в этом доме».

Потом губернатор провозгласил ответный тост на казахском, выпил рюмку водки и, повернувшись ко мне, предложил отведать овечьей головы.

«А как это делать? Я не знаю, как ее есть, — ответил я. — Может, вы мне покажете».

Повернувшись к Чарли, я сказал: «Что ж, не повезло: из Казахстана, не попробовав овечьей головы, мы не уедем. А я-то надеялся, что получится…»

Ситуация казалась забавной, этот странный деликатес меня заинтриговал, но Чарли, похоже, беспокоился всерьез. «Пусть сначала они сами попробуют, а то вдруг это розыгрыш какой-нибудь», — сказал он.

«Похоже на… — сказал я, положив ломтик жирного мяса в рот. — Вообще-то, не так плохо». «Ты слишком громко ее жуешь. Она точно ничего?»

Хозяин тем временем разделывал голову: можно было есть все, что внутри, даже внутреннюю часть ушей. Чарли улыбался и вежливо кивал, но пробовать отказался. К счастью, хозяин не обиделся. Они решили, что это забавно, но не грубо.

В конце концов мы все же легли спать — перед последним этапом пути через Казахстан это было нужно нам больше всего. На следующий день утром мы успели заехать на золотой прииск и потом поехали в Семей, который находится совсем рядом с российской границей. В нескольких милях к юго-западу от Семея, больше известного под старым названием Семипалатинск, в советские времена было испытано более 450 ядерных боеголовок. Надолго в этих местах задерживаться определенно не хотелось.

Пока мы ехали, я вдруг понял: нет в мире ни одной проблемы, которая меня бы сейчас волновала. Дорога шла под гору, я любовался прекрасным видом холмов и полей, освещенных золотым светом заходящего солнца; воздух был свеж и наполнен деревенскими запахами и сухой пылью городов, мимо которых мы проезжали. Мне пришло в голову, что это идеальный момент. Я перестал тревожиться по поводу графика и думать о том, сколько километров мы прошли за этот день и сколько их еще осталось. Я перестал переживать, где и когда мы сегодня будем есть, и даже выбросил из головы более масштабные заботы — мысли о будущем, например. Впервые за долгое-долгое время ничто меня не волновало. Я отбросил все тревоги, которые мучили меня на Дороге Смерти, похоронил их в пустынях Казахстана и впал в блаженное и беззаботное расположение духа.

Несмотря на надоевшие полицейские эскорты и излишнее внимание прессы, Казахстан мне понравился, и покидать его было жалко. Не думаю, что когда-нибудь вернусь сюда, но всегда буду вспоминать эту страну с большим теплом. Совершенно незнакомые люди приглашали нас в свои дома, и все проявляли поразительное гостеприимство. Те три адские дня на Дороге Смерти и другие дни, когда мы пересекали совершенно пустые пространства, помогли нам вжиться в путешествие и рассеяли мои страхи, связанные с продолжением пути. Беспокойство и излишнее возбуждение прошли, можно было приступать к делу. Мы преодолевали огромные расстояния — 750 км за один только тот день. На следующий день — еще 500 км. Мы ехали с утра до вечера. И в пути я почувствовал, что и этот большой мотоцикл, и это путешествие вокруг света — все мое. Что именно так и должно происходить. Не так уж важно, куда мы едем. Главное — мы туда обязательно доберемся. И нам будет где остановиться в пути. Кто-нибудь или что-нибудь обязательно подвернется. А если не подвернется — что ж, заночуем в палатке. Вот так все просто. Наконец-то я начал жить одним днем, стал свободным, как орлы, что кружили над дорогой. И благодарил за все это гостеприимную страну икры, нефти и золота.