"Вокруг света на мотоциклах" - читать интересную книгу автора (МакГрегор Эван, Бурман Чарли)

4. За шагом шаг

ЧАРЛИ: Этот человек попался мне на глаза где-то после полуночи. Я был усталый, раздраженный и больше всего хотел пересечь, наконец, эту границу — мы вели переговоры с пограничниками и чиновниками уже 11 часов, и каждый следующий раунд был длиннее и утомительнее предыдущего. Поначалу ругаться с упрямыми бюрократами, совершенно не такими, как на Западе, было даже интересно. Но теперь я грезил только о въезде на Украину, хотя бы только для того, чтобы залезть в койку. И тут я увидел, что он за мной наблюдает.

Это был явно богатый человек, но в то же время богатство его в глаза не бросалось. Значит, деньги у него появились уже довольно давно. Дорогая, но не броская одежда, модная стрижка. Короткие волосы, седеющие на висках. Лет сорок, похож на успешного бизнесмена, но у его BMW были красные номера. Дипломатическими, как мы потом узнали. Он лично знал всех здешних пограничников, полицейских и чиновников, и что самое странное — он нами явно заинтересовался. Разговаривая с пограничниками в белом свете флуоресцентных ламп здания таможни, он время от времени поглядывал на нашу группку. Мы с Рассом и Дэвидом стояли почти в полной темноте — нам светили только фары грузовиков. Эван сидел на обочине неподалеку, завернувшись в спальный мешок, пытаясь поспать и дыша дизельными парами, извергаемыми стоящими рядом фурами. «Наверное, это какой-то украинский бизнесмен, пытающийся вызволить свою машину, в которой искали наркоту или еще какую-нибудь контрабанду», — подумал я. А он, повернувшись ко мне, пожал плечами. Я тоже пожал плечами. «Уф-ф-ф», — сказал я в надежде, что это общепринятое выражение фразы «И что тут поделаешь?» на Украине имело такое же значение. «Точно, — сказал он по-английски с очень сильным акцентом. — Импортировать дешевле».

Я подумал, что он имел в виду низкую пошлину на разбитую машину, и снова повернулся к Рассу. Хотелось обсудить с ним гораздо более важный вопрос: где мы сегодня будем спать? На границу мы приехали где-то в середине дня и в этот же день собирались остановиться в украинском городе Ужгороде — он находится примерно в 8 км от границы. Но вот уже середина ночи, и про гостиницу в следующем пункте маршрута, похоже, можно забыть.

«У меня свой отель, — сказал этот бизнесмен, снова обернувшись к нам. — «Камелот». Отсюда недалеко. Ночуйте у меня».

Он вручил нам рекламный проспект. Отель выглядел шикарным и недешевым, в новом русском стиле. Мне в голову пришло сравнение с дорогим публичным домом — этаким питейным дворцом, куда приезжают богатые бизнесмены, политики и чиновники высокого ранга с любовницами, чтобы несколько дней ублажать себя сексом, икрой и водкой. Но все же это был отель, а нам этой ночью негде было спать.

«Остановитесь у меня, — предложил бизнесмен. — Это близко. Ужином накормлю. Утром спите, сколько хотите. Парковка и гараж — не проблема».

Я знал: нельзя вот так сразу соглашаться. Нам многие говорили, и не только тот старик в золотых очках, что на Украине одна сплошная мафия. «Хоть этот господин на бандита совсем не похож, но все равно он как-то связан с мафией», — подумал я. Если у тебя есть большой отель на Украине, значит, есть и «крыша».

Я подошел к Эвану, изо всех сил пытающемуся поспать, и рассказал о предложении.

«А зачем этому парню нам помогать, он же нас совсем не знает?» — спросил Эван. Хороший вопрос. И если мы не станем искать на него ответ, то нарушим первое правило курса по выживанию во враждебной среде.

ЭВАН: Джейми Лоутер-Пинкертон словно сошел со страниц учебника для английских военных офицеров. Высокий, жилистый, благородный и внушающий уважение, он вел трехдневные курсы по поведению в экстремальных ситуациях. Джейми преподавал эту науку бизнесменам, журналистам, добровольцам из гуманитарных организаций и правительственным чиновникам, отправляющимся в горячие точки планеты, в том числе в страны, где идут войны, гражданские беспорядки и процветает террор. Преподавал он ее и нам.

Мы были уверены, что раньше Джейми служил в САС (специальной авиадесантной службе Великобритании), хотя сам он этих предположений никогда не подтверждал и сразу менял тему разговора, если об этом вдруг заходила речь. Стены загородного дома, где проходил курс, были увешаны фотографиями Джейми с разными людьми — он познакомился с ними во время службы «в полку» или «в Херефорде». Вот Джейми с сослуживцами в водолазных костюмах, вот он в джунглях, грязный и опасный, а вот за спиной у королевы-матери на официальном приеме. Эти ребята всегда ставили машины на парковке так, чтобы оттуда получилось быстро убраться в случае чего. И в разговоре Джейми постоянно упоминал «отличных парней», которые «были сложены, как кирпичная кладка» и «работали в… ну, в общем, в Управлении», что в нашем понимании однозначно расшифровывалось как ЦРУ. Мы никогда не допытывались, чем Джейми занимался в прошлом или чем сейчас. Нам было только известно, что это как-то связано с «безопасностью». Чарли несколько раз пытался вывести разговор на САС. «А как точно расшифровывается САС? — спросил он как-то раз. — Это ведь…»

«Специальная авиадесантная служба», — встрял я, надеясь, что Джейми что-нибудь добавит.

«Ну… да… ээ… Специальная авиадесантная служба… точно», — сказал Джейми, запинаясь. Он всегда так делал, чтобы отвязаться от наших приставаний. «Ага… а может, Скандинавская авиадесантная служба… или еще что-нибудь».

И мы возвращались к рассматриваемому вопросу. Как узнать, что под машиной заложена бомба, как уйти от слежки, укрыться от артобстрела, отбиться от нападения, как разговаривать с похитителем или как вести себя на минном поле. Устные лекции подкреплялись курсом медицинской практики, где нам показывали жуткие фотографии огнестрельных ранений, порезов от мачете и оторванных противопехотными минами конечностей. Казалось, в жизни не было такой угрозы или членовредительсва, которые не встречались бы Джейми. Складывалось впечатление, что он мог разобраться со всеми проблемами бесстрастно и умело — в его биографии были даже встречи с медведями в Сибири и на Аляске — пункте, который нас особенно интересовал.

«Однажды я столкнулся с… не знаю точно, что это был за медведь, — рассказывал Джейми. — Я бы сказал, что это гризли, но в них не разбираюсь. Дело было у одной реки на Аляске. Мы только забрались на гору Мак-Кинли, и тут…»

«Это самая высокая гора в Северной Америке, да? Это на ней тренируются перед восхождением на Эверест?» — спросил Чарли.

«Э-э… ну да, ну да. Так вот, нам дали отдохнуть пару дней, а я люблю порыбачить, знаете ли. Ну, спустились мы на полуостров Сьюарда с приятелем — его звали Фил Летучая мышь, потому что у него один глаз был полуприкрыт, он был ростом метра под два, парень из САС, и все такое…» И Джейми пустился в очередную захватывающую историю.

За трехдневный курс Джейми внушил нам: есть несколько железных правил, которые ни в коем случае нельзя нарушать во время путешествия через Центральную и Восточную Азию.

«Я бы сказал, что не стоит ехать ночью или ранним утром. Это то самое время, когда у людей — ну, вы понимаете, я сейчас говорю про те далекие места — в общем, когда у плохих ребят руки чешутся. Для них это обычная деловая операция. Ограбив кого-нибудь, вас, например, они бы предпочли уносить добро незаметно, то есть под покровом ночи. Так что советую путешествовать только днем», — говорил Джейми.

«Одевайтесь скромно, старайтесь никого не обидеть, — учил Джейми поведению на границе. — Если нужно час стоять в очереди — стойте. Не надо шустрить. И никогда — это очень важно — никогда ни с кем на границе не заговаривайте».

ЧАРЛИ: Проторчав полдня на границе, мы совсем раскисли. По сравнению с попыткой въехать на Украину, пересечение словацкой границы теперь казалось неутомительным пустячком. Мы предъявили кипу документов, и в британском посольстве в Киеве за нас хлопотали уже семь часов — но все без толку. Украинские власти принимали только оригиналы регистрационных документов на транспортные средства — то есть на наши мотоциклы и машины техподдержки. Ксерокопии их не устраивали.

Мы уже позвонили в филиал BMW в Англии — те отправили e-mail, потом еще в главный офис BMW в Мюнхене — те пообщались с московским представительством BMW, а оттуда был отправлен факс Киевскому BMW. Они связались с пограничниками и предоставили гарантии, что мотоциклы действительно принадлежат компании BMW и что на территории Украины их никто продавать не собирается. Никакого эффекта.

На границе нас встретил наш русский связной Сергей Грабовец — веселый, крепкий парень, бывший спецназовец, и Василий Нисиченко — высокий, немногословный русский врач, ни на минуту не перестающий курить. С этого момента они должны были присоединиться к команде и помогать Дэвиду и Рассу. Сергей тут же принялся за дело и связался со своим братом из-под Волгограда. Тот был большим полицейским начальником и мог помочь нам пересечь границу. Мы слышали, что к решению проблемы подключили даже КГБ: человек ночью выехал из Киева, до которого отсюда было 730 км, только чтобы поговорить с пограничниками. И все равно ничего.

«Не волнуйтесь. Все устроится», — говорил Сергей.

«Так мы все-таки поедем дальше или нет?» — спрашивал я. «Поедем. Максимум через десять минут».

Через четыре часа, после пяти вызовов для ответов на вопросы, мы все еще торчали на границе. Потом, наконец, поступили долгожданные хорошие новости. Два генерала, один из Львова, а другой из Киева, дали нам разрешение на въезд на Украину. Под напором огромной толпы людей, которая за нас ходатайствовала, пограничники и чиновники сдались.

Через два часа мы стояли уже в другой конторе и наблюдали за таможенниками, которые жевали обед и обсуждали, что им теперь с нами делать. Разрешение генералов дало нам право только на проход через зону иммиграционного и паспортного контроля. И теперь еще нужно было пройти таможню, которой заведовали совершенно другие люди. Конечно, они ничего о наших проблемах не знали. Все началось сначала.

«Предъявите оригиналы документов на мотоциклы, — хором запели таможенники до боли знакомую песню. — И еще: не мог бы Эван подписать пару открыток, пожалуйста?»

Клаудио вел съемку, используя приборы ночного видения и прячась для конспирации за дурно пахнущим зданием туалета. Он сделал потрясающе мудрое замечание: «Нужно ждать — больше ничего не остается. Рано или поздно им это тоже надоест».

В конце концов, когда мы уже почти дошли до ручки, чиновники тоже устали и согласились выдать нам транзитное разрешение, с которым можно было пересечь территорию Украины. Таможенник распечатал десять копий документа, который мы не могли прочитать, поставил печать на лицевой стороне каждой из них, перевернул пачку другой стороной, пропечатал обратную сторону всех бумажек и вручил нам счет. Мы с Дэвидом потащились вниз, оплатили его в кассе, забрали чек, сходили за очередной печатью для него и пошли наверх, где таможенник уже трудился над второй стопкой из десяти копий документа. Потом вся процедура повторилась еще раз. Вниз со счетом на вторую пачку, касса, чек и так далее — пока мы не оплатили пять полных наборов документов, по одному на каждый из трех мотоциклов и на каждую машину техподдержки. Потом эти пять пачек с документами нужно было отнести еще в четыре ведомства и поставить там уже другие печати. Наконец, еще через два с половиной часа, нам разрешили пересечь границу. «Ну вот, впереди Украина, а потом — Россия!» — триумфально воскликнул Эван по интеркому с интонацией генерала-завоевателя. Было около трех часов ночи.

ЭВАН: Мы устали как собаки, дико хотели есть и спать, но все равно были очень довольны. Я, правда, считаю, что задержки и препятствия делают поездку только интереснее. Ведь путешествовать — это не только сидеть за рулем мотоцикла. Мотоцикл всего лишь помогает доехать от одного интересного события до другого. Я с самого начала знал, что дольше всего буду потом помнить именно задержки и неудачи. То, что было сегодня, — как раз тот случай.

На самом деле, я наслаждался каждой минутой изматывающего процесса. Все эти переговоры меня просто завораживали. А пока Чарли и Дэвид торговались с чиновниками, я наблюдал, как к пограничному посту подъехал большой старый черный «Мерседес» с тонированными стеклами. Открылась дверь, и из машины вышел мужчина в кожаном пиджаке, широких брюках и черных кожаных ботинках. Высокий и сухощавый, с торчащей изо рта сигаретой, он был похож на куницу. Я в жизни своей не видел человека более жесткого и устрашающего вида: тощий, костлявый, но одновременно весь какой-то сморщенный и действительно пугающий. Он направился в мою сторону, посмотрел на мотоциклы с явным неодобрением — сигаретка во рту слегка покачалась — развернулся и пошел обратно к пограничникам. Опустилось боковое стекло машины. Из него выглянул еще один парень. Я увидел второго самого страшного человека в своей жизни. Там были такие лица, что я как-то сразу почувствовал: убить человека для этих людей — пустяк. Они бы справились даже без каких-либо эмоций, кроме, разве что, раздражения.

Человек-куница забрал свой паспорт и залез обратно в «Мерседес». Но прежде чем сесть на сиденье, он повернулся и устроил солдату, который помыкал нами сегодня весь день, жуткий разнос — только искры сыпались. Размазал его по асфальту. Жуткое зрелище. Мы перед этим солдатом бегали весь день на задних лапках, а теперь он стоял перед человеком-куницей, как наказанный школьник, опустив голову, испуганный и подобострастный. Потом страшный человек сел в машину и удалился. Все свидетели этой сцены с облегчением вздохнули. Жуткий, просто жуткий человек.

Поэтому, когда перед последней проверкой нарисовался Роман (так звали того владельца отеля, с которым познакомился Чарли), я разрывался между желанием нормально поспать и сильнейшими подозрениями относительно его мотивов. Мы сели на мотоциклы и в сопровождении наших машин техподдержки медленно проехали через последние кордоны. Увидев длиннющую очередь из легковушек и грузовиков, по несколько дней ожидавших разрешения на выезд из Украины, мы почувствовали себя победителями. Нам удалось поработать вместе как единая команда. Метания Дэвида и Расса на словацкой границе уступили место спокойному профессионализму. В первую очередь именно их усилиями мы победили систему. Наши документы оказались не на высоте, но Дэвид и Расс убедили украинские власти уступить и впустить нас. Радость успеха несколько заглушало гораздо более простое чувство, которое лучше всех выразил Чарли: «Я так устал, что уже визжать хочется».

Я размышлял, можно ли доверять Роману, и тут вспомнил слова Джейми Лоутер-Пинкертона, сказанные им при расставании. «И последнее, — сказал он много месяцев назад, когда мы сидели в объятиях мягких диванов в его уютном загородном доме. — Верьте своим инстинктам. Первое впечатление, как правило, оказывается самым верным — это особенно касается ситуаций на чужой территории. Не могу передать, насколько это важно. Если есть хоть тень сомнений, остановитесь, осмотритесь, и потом поезжайте в противоположном направлении. В любой обстановке».

И вот теперь, когда нужно было принять жизненно важное решение, я слишком устал и не мог нормально соображать. Меня несколько беспокоило, что Чарли так просто сошелся в очереди с совершенно незнакомым человеком. Который еще, плюс ко всему, буксировал обратно на Украину машину, до того обысканную и «раздетую» пограничниками. И теперь этот махинатор говорит, что у него есть собственный отель, в который он нас и зазывает. Откуда мы знаем, есть ли он у него на самом деле? Я считал, что поездка туда могла оказаться верхом глупости, но моего мнения никто не спрашивал. Это ответственное решение Чарли принял единолично. Конечно, глупо устраивать конференции каждые пять минут, но иногда посоветоваться с друзьями все же неплохо. А тут тебе быстренько сообщают куда ехать — и все. Но таков уж Чарли.

Сергей советовал не принимать приглашение. Дэвид и Расс не знали, что думать, но Чарли был полон решимости. «Все нормально, — заявил он. — У меня хорошие предчувствия. Поехали».

ЧАРЛИ: Мы ехали ночью, в кромешной тьме. Роман сказал, что это место всего в девяти километрах, но по нашим ощущениям позади было уже километров восемнадцать. И чем дальше, тем сильнее я начинал нервничать. Было как-то странно. У меня стали появляться разные мысли. «Черт, плохо дело, — думал я. — Он нас сейчас куда-нибудь завезет, убьет и заберет машины и оборудование».

И совсем уж только я решил, что пора делать ноги, как машина Романа свернула с дороги на Ужгород. Я посмотрел на GPS. Она показывала, что сворачивать с главной дороги нельзя. Мне уже хотелось свалить, пока не поздно, но Василий, наш доктор, сидел в машине Романа. Несколько бесконечно долгих, изматывающих минут мы ехали вглубь леса. У меня душа совсем в пятки ушла. Мы переехали мост, и едва я успел подумать о том, что мы попали в заботливо расставленную ловушку, как увидел огромное здание розового цвета. Отель был подсвечен прожекторами, его окружали домики, и декорирован он был в средневековом стиле — видимо, чтобы оправдать название «Камелот». Неподалеку стоял гаражный блок: безопасная стоянка, как нам и обещали. Роман выскочил из машины, воплощая собой гостеприимство, а нас окружили три охранника в униформе. «Пойдемте внутрь», — прокричал Роман и повел нас с Эваном вверх по лестнице.

Мы словно вошли в замок — разве что он лучше подошел бы какому-нибудь тематическому парку, а не настоящим рыцарям Круглого стола. Там были крепостные валы, толстые каменные стены, арки и башенки. С сумками на плече мы поднялись по нескольким пролетам лестницы и у дверей своих номеров наткнулись на Дэвида. «Парни, вы не поверите», — сказал он, вытаращив от удивления глаза.

Эван настоял, чтобы я взял себе большую комнату — точнее ее было бы назвать королевским люксом, комнат там было несколько. В столовой стоял стол на восьмерых. В гостиной имелись кожаные диван и два кресла, огромный телевизор, принимающий абсолютно все порноканалы планеты. Стены были увешаны репродукциями картин старых мастеров, а в огромной ванной комнате стояли джакузи и душевая кабинка. Действительно, похоже было на настоящий отель, но меня все еще грызли сомнения.

«Ты можешь во все это поверить?» — спросил я Эвана, когда он ввалился в мой номер.

«Нисколько, ни капельки, — ответил он. — Сначала я сижу, завернувшись в спальник, на обочине дороги, рядом с грузовиками, дышу их выхлопами, слушаю чужие голоса. И вот я уже здесь, после странного переезда во тьме, как в какой-то непонятной компьютерной игрушке. Тут правда есть подвох, или мне только кажется? Можно ли во все это поверить?..»

Я все еще считал, что во сне нас всех убьют. А пока откармливали перед забоем, как гусей. Думая, что тут подслушивают, мы пошли в ванную обсуждать передрягу, в которой оказались.

«Как-то все это нехорошо, — сказал Эван. — Но может, я слишком подозрительный? Может, нельзя быть настолько циничным. Наверное, мы просто раньше никогда не сталкивались с такими проявлениями щедрости. Но все равно, не перестаю удивляться, на кой это все ему самому надо и во что мы тут вляпались?»

Добрые чувства, которые я испытывал к нашему щедрому хозяину, сменились нервной тревогой. Потом я подумал: в «Камелот» он вбухал кучу денег и, наверное, теперь хотел его кому-то продемонстрировать. «Не знаю, — сказал я. — Но конечный результат такой: ты больше не спишь на траве рядом с фурами, а вместо пограничников здесь бродят два или три охранника».

«А может, мы спустимся вниз, и он откроет какую-нибудь дверь, а под землей — еще один этаж, там окажется казино со всякими бандитами с сигарами и женщинами в облегающих зеленых платьях с блестками, и все они будут играть в кости?» — спросил Эван.

Я недолго искал подтверждение того, что «Камелот» был обычным отелем, и почти сразу сказал: «Смотри, здесь есть женские и мужские полотенца».

«А еще он меня обнял, — снова заговорил Эван. — Я поставил сумки на пол, развел руки в знак благодарности, а он просто взял и обнял меня, будто бы говоря: «Ну, вот вы и дома».

«Да ты что, честно, что ли? А может, он тебя узнал».

«Он нормальный парень», — заключил Эван.

Роман разбудил своих работников и заставил их приготовить поесть. В четыре часа утра для нас был устроен пир из трех перемен блюд; мы сидели в ночном клубе в подвальном этаже отеля, который был декорирован под подземную тюрьму — вот только с потолка в этой «тюрьме» свисали зеркальные шары, разбрасывая блики и создавая психоделические световые эффекты.

«Наверное, больше таких мест, как это, нигде нет», — сказал я Сергею. Тот явно валился с ног от усталости после борьбы на границе и сидел с красными, опухшими глазами. «Китч чистейшей воды».

«Нет-нет, — ответил он, — для России и Украины это совершенно нормально».

Роман страстно жаждал с нами пофотографироваться, но Расс уже отведал водки и требовал сначала хорошенько отпраздновать пересечение границы. Я жутко устал и, наоборот, хотел отдохнуть, поэтому откололся от компании и пошел спать. Шел и все еще испытывал смутное беспокойство, что ночью нас тут всех поубивают. В номере я поискал скрытые камеры во всех лампах и картинах на стенах, но ничего не нашел. Потом открыл шкаф. На самом видном месте там лежал набор кремов для чистки обуви и маленькая обувная лопатка. Вот тут я и поверил: это действительно отель, а Роман на самом деле необычайно приятный парень. Он выполнил все свои обещания. Чувствуя себя виноватым за глупые подозрения, я включил телевизор, посмотрел его несколько минут и уснул прямо в кресле. Наконец-то.

ЭВАН: Утром я встал поздно и пошел на улицу. При свете дня стало понятно: «логово мафии», где нам собирались перерезать глотки и ограбить, в действительности было самым обычным отелем. Я чувствовал себя немного неловко из-за того, что мы сначала не верили в гостеприимство Романа. Прошлой ночью отель ассоциировался у нас с глупой криминальной драмой — похоже, мы слишком много фильмов насмотрелись. Я упрекнул себя за излишний цинизм. Наверное, жизнь в мегаполисе, таком как Лондон, учит бояться незнакомцев. Пора избавляться от этой привычки.

Бродя по пустому зданию, пока Чарли и все остальные еще спали, я увидел на стене большую карту мира. При взгляде на нее у меня даже дух захватило. Мы еще так мало проехали по сравнению с тем расстоянием, которое было впереди. Это лишь самое начало путешествия, а я уже чувствовал: если бы пришлось сегодня вернуться домой, уже можно было бы рассказать друзьям о долгой дороге и безумно интересно проведенном времени. Даже сейчас невозможно до конца осознать масштаб затеи. Много месяцев я смотрел на эту карту и обсуждал ее с разными людьми. И вот теперь еду на мотоцикле по ней. Мы провели в дороге чуть больше недели и, кажется, начали уже воспринимать ее как что-то привычное. Каждый день словно примеривали на себя и пытались понять: подходит ли нам то, что предстоит пережить в следующие несколько месяцев. Но лежащее впереди расстояние все еще не укладывалось в моей голове. Я подумал, что лучше будет воспринимать путешествие небольшими отрезками. С утра — до перерыва на кофе. С перерыва на кофе — до завтрака. С завтрака — до обеда. Надеюсь, к тому моменту мы доедем до следующего пункта назначения. Если нет, придется немного продлить этот отрезок — до того как начнет темнеть. Если «распилить» поездку на части, она покажется более реальной. Но как только я начинал представлять более общую картину — что через несколько дней мы въедем в Россию, а потом, еще через несколько дней, в Казахстан — масштаб начинал давить, вызывая панику.

И я все еще тосковал по дому — интересно, так будет всю дорогу? Хорошо хоть, что исчез тот комок в горле, который был у меня первые несколько дней. Поездка на мотоцикле — это чаще всего, когда ты уезжаешь из дома утром и возвращаешься обратно к обеду. Или едешь на трек в Доннингтон и приезжаешь домой на следующий день. То есть всегда возвращаешься туда, откуда выехал. А сейчас впереди лежала длинная дорога. Мы будем ехать по ней все время на восток, проезжать разные места и знать, что никогда туда больше не вернемся. Странное это чувство. И с каждой милей все дальше остаются дом, родные, и вдали от жены я чувствовал себя все более и более одиноким.

Конечно, были не только моменты душевных переживаний, но и изумительные мгновения. И еще ощущения, что на наших глазах творится волшебство. Например, когда мы ехали в конце дня, и солнце, садившееся на западе, грело спины и отбрасывало наши тени на дорогу впереди. Это было движение на восток, в погоне за собственными тенями. Мы едем вокруг света, чтобы вернуться домой.

Волшебство не прекратилось и в тот день, когда мы снова двинулись в путь. На Западной Украине время словно остановилось. За последние полвека здесь, кажется, ничего не изменилось: ни ландшафт, ни образ жизни людей. Это был исключительно сельскохозяйственный край. Мы проезжали мимо маленьких деревень и ферм, видели лошадей в поле, запряженных в плуг, много женщин, которые работали на земле, пока мужчины сидели на обочине и задумчиво наблюдали за проезжающими мимо машинами. Дороги были плохие, гравийные, с бесконечными ухабами. Сначала ехать по ним было тяжело, но потом мы привыкли и даже стали получать от этого удовольствие. Казалось, украинцы все свои деньги тратили на обеспечение страны мобильной связью и совсем забыли про дороги, но нашим мотоциклам даже это было нипочем. И тут по радиосвязи мы услышали Дэвида: «Внимание: на пути первая большая неприятность».

Дорога на выезде из одной деревни была перекрыта. Рядом стояла будка, а возле нее — человек. Мы не знали, кто это — полицейский, солдат, чиновник или же просто местный бандит.

«Они только документы проверят, — спокойно сказал Сергей. — Ничего страшного».

Оказалось, это местная дорожная полиция. Они потребовали регистрационные документы на транспорт, и снова ксерокопии их не устраивали. Опять нужны были оригиналы. Я подумал, что мы застрянем здесь часов на двенадцать, как на границе, но был этому даже рад. Мне хотелось поспать. «Неплохое местечко», — подумал я. У дороги растут деревья, и можно вздремнуть под ними. Мы уселись на обочине, закурили, чтобы убить время, и стали ждать чего-нибудь, что поможет нам выбраться из тупика. Стало понятно: задержки начнут подстерегать теперь не только на границе. Остановки и контрольные проверки будут и на территории каждой страны, пока мы не доберемся до самого Тихого океана. «Есть какие-нибудь мысли по этому поводу?» — спросил я у Василия, нашего доктора. Он, как обычно, курил и улыбался, но улыбка не могла изменить его вечно слегка виноватого выражения лица. Этот человек не один десяток лет имел дело с русской и центрально-европейской бюрократией. Он умел ждать и знал, когда нужно покивать головой, как изловчиться, чтобы все прошло как по маслу, никого не запугивая и не дурача, как это делалось бы на Западе; он умел вовремя напомнить о нас и мог помочь получить то, что нам было надо.

«Хотите знать мое мнение? — переспросил он с сильным русским акцентом. — Нам никто не обещал, что все будет легко и просто. Но все уладится. Нужно ждать».

Пока украинские грузовики, автобусы и даже подъемные краны миновали контрольный пункт без проблем, мы ждали. Чтобы скоротать время, сходили в деревню. Она, наверное, сохранилась в своем первозданном виде — только асфальт в центре появился. Пожилые крестьянки с кумаками на головах нянчили младенцев. Дети постарше таскали воду из колодца. Два молодых парня погоняли лошадь, волокущую телегу, колеса которой громыхали по дороге. На большом поле три женщины, издалека казавшиеся маленькими точками, пахали землю огромными голландскими мотыгами, в то время как местные мужчины в плоских кепках сидели на скамейке, занимаясь тем, чем, казалось, занимались все украинские мужчины в сельской местности — созерцали окружающий мир.

В деревенском магазинчике имелся неплохой выбор основных продуктов питания типа сосисок и шоколадок. Здесь мы получили возможность сказать несколько слов по-русски, выученных перед поездкой — privet, sbasibo и chetyre. Я пожалел, что так несерьезно отнесся тогда к урокам русского, но с помощью улыбок и жестов мы купили то, что хотели.

Женщины в магазине спросили, кто мы. «Ingliski», — ответили мы. Они что-то быстро забормотали по-украински. Russki — это плохо, дали нам понять. Но разобрать, что они говорят, мы все равно не могли. Оставалось судить только по жестам и движениям, но женщины только пихали друг друга локтями и кокетливо хихикали.

Эта незапланированная остановка стала, пожалуй, пока что самым интересным событием за все путешествие. Наконец-то известность мне не мешала, и я встретился с реальными людьми в естественной для них обстановке. Мне хотелось спокойно посидеть и подождать, пока нас не пропустят дальше, но Чарли снова носился вокруг как ужаленный. Это надоедало, так что я отошел в сторону, к колодцу, и присел на его край. Из шаткого деревянного дома по соседству вышла маленькая старушка и присела рядом; она начала кормить свою кошку и что-то говорить по-украински. Я не понимал ни слова, но казалось, что это и неважно. Я просто слушал ее голос и потом стал рассказывать ей о нас. Старушка коснулась моего лба и несколько раз перекрестилась. Кажется, она сказала, что я послан ей судьбой, но наверняка я, конечно, не знаю. Мы так долго просидели, и старушка все время что-то лопотала. Мне было очень хорошо сидеть и разговаривать с ней. Кажется, она пыталась рассказать про свою жизнь, про войну, как тогда приходилось тяжело. Было странно думать, что в том доме она, возможно, прожила всю свою жизнь. В какой-то момент старушка сказала, что будет за меня молиться. Я ответил, что мы едем очень далеко, и было бы хорошо, если бы она попросила за нас Бога. Это было прекрасно, я ту старушку никогда не забуду. Она тронула меня до глубины души, это была потрясающая женщина с очень красивыми глазами. И такая душевная! Я мог бы слушать ее весь день. Она тоже ни слова не понимала из того, что я ей говорю, но это тоже было неважно.

Слушать ее было так приятно, что я почувствовал сильнейшее разочарование, когда нам, наконец, разрешили ехать.

ЧАРЛИ: Мы поехали дальше через Западную Украину по направлению к Львову. Эта часть страны действительно выглядела бедной, некоторые украинцы до сих пор пахали землю вручную: я сам видел, как один мужчина вспахивал длинную и узкую полоску земли ручным плугом. Жалкое существование, и все здесь выглядело каким-то черно-белым. Никаких ярких красок. Вообще ничего.

Практически все деревни, через которые мы проезжали, были пусты. Мы видели только стариков, каких-то почти безжизненных. Они сидели на завалинке и глазели на дорогу. Дети носили куртки-ветровки, которые им были явно малы. Время от времени мимо нас по дороге со скоростью 150 км/ч проносились «Мерседесы» с тонированными стеклами. «Мафиози или просто бандиты, — думали мы, — которым наплевать на собственную страну». Бедность была поразительная, особенно притом, что мы пока уехали не очень далеко от дома. От Лондона до Украины была всего неделя езды, но нам открылся совершенно другой мир.

К вечеру мы достигли Львова, проведя еще один долгий день в дороге, — 250 км по ухабам, с двумя остановками. Первый раз мы заехали в маленькую деревню, только чтобы посетить красивую церковь, а потом еще перекусили в придорожной забегаловке. Где бы мы ни останавливались, везде люди помогали нам всем, чем могли. В Львовском отеле, например, Клаудио спросил, в каком безопасном месте можно оставить мотоциклы. Администратор ответил: «Здесь» — указав на фойе своего когда-то шикарного и богато украшенного, но сейчас несколько потрепанного отеля. Эван свернул палас, и мы проехали на мотоциклах несколько ступенек вверх, через двойные двери. Потом, оказавшись в разукрашенном холле, смеялись над тем, как трудно развернуть тяжелый байк на скользком полированном мраморном полу.

Мы помылись, переоделись и пошли гулять по городу в компании Андрея Хуняка, украинского приятеля Клаудио. Как и многие восточно-европейские города, Львов был очень красив. Классические здания, булыжные мостовые и широкие площади, на которых старики играют в шахматы. Андрей — студент лингвистического факультета Львовского университета, подрабатывающий администратором базы данных. За обедом он рассказал нам, как трудно найти работу на Украине. «Рим не сразу строился, и свободный рынок за десять лет тоже не построишь. Украина обрела независимость всего тринадцать лет назад. Это еще такой малый срок», — сказал он.

Мы спросили, как ему переход от коммунизма к демократии. «Трудное было время, — ответил он. — Добыть удавалось только самое необходимое. Одежду невозможно было купить. В магазинах пустые полки. Нигде ничего нет. Просто смешно. А теперь все полки забиты, но нет денег, чтобы все это покупать. Слишком дорого».

Примерно то же самое говорили нам во всей Восточной Европе. Мы проезжали через Чехию всего за несколько недель до ее вступления в Евросоюз и видели, что многие молодые люди там до сих пор живут с родителями, потому что не могут себе позволить отдельное жилье. При этом ожидается, что цены на недвижимость еще больше вырастут, когда страна станет членом ЕС. Многие на Украине жаловались на мафию, но снимать себя на видео никто не позволял. Одно это говорило о том, насколько влиятельна мафия в стране — пожалуй, ее боятся даже больше, чем боялись коммунистического режима пятнадцать лет назад.

ЭВАН: Сроки поджимали, и из отеля мы уехали рано утром. К трем часам дня нужно было проехать 580 км. В Киеве у нас была назначена встреча в центре Unicef, где помогали детям, страдающим от последствий чернобыльской катастрофы.

Чарли притих, и у меня тоже не было особого желания разговаривать. Расстояние давило — не столько до Киева, сколько весь тот путь, который еще предстояло проделать.

В ранние утренние часы нас все еще снедали тревожные мысли. Проблемы на границе, странный отель «Камелот», бедность украинской провинции — все это служило богатой пищей для тревожных размышлений, от которых еще больше тянуло домой. Впервые нам стал понятен масштаб задумки. Мы столько всего увидели, сделали и такой путь прошли! Было тяжело и физически, и морально. Тем не менее шла еще только вторая неделя из пятнадцати. Причем это была еще самая простая часть пути. В Казахстане, Монголии и Сибири будет гораздо труднее. Поистине устрашающая перспектива, задумываться о которой как-то не хотелось.

Примерно час мы ехали в полном молчании, пока не остановились попить кофе в придорожном ларьке, который находился в конце длинного правого поворота, под массивным коммунистическим памятником советской эпохи в виде сжатого кулака, выступающего прямо из крутого склона холма. Памятник бы в трещинах, со следами разрушения, но все равно производил сильное впечатление. Подъезжая к ларьку, я объехал останки того, что когда-то было собакой. Ее явно сбила машина, причем от сильного удара останки разбросало по всей дороге. Более страшного происшествия на дороге мне видеть пока не доводилось. Я посмотрел туда краем глаза — разглядывать не хотелось, хотя и не смотреть тоже было невозможно.

Мы с Чарли стояли на обочине дороги и молча потягивали кофе, пока Клаудио снимал памятник. Впервые с момента выезда из Лондона нам не о чем было поговорить, и положение еще больше усугублялось присутствием Клаудио. Он, конечно, отличный парень, с ним легко, он всегда готов рассказать интересную историю, но динамика трио сильно отличается от отношений двух людей, поэтому мы еще не совсем привыкли к нему.

Собаку видели все, но заговорить о ней не решался никто. «Там собаку всю по дороге раскидало», — в конце концов тихо сказал я через край кружки. Чарли посмотрел на меня, и нас словно прорвало. «Не поймешь, где у нее зад, а где лапы», — добавил я, и мы скорчились от смеха. Шутка, конечно, плоская, но она помогла нарушить тяжелое молчание.

«Знаешь, что в самый последний момент пронеслось у нее в голове? — сказал Чарли, смеясь так, что с трудом выговаривал слова. — Ее задница».

Следующие несколько минут мы упражнялись в дурацких каламбурах, морщась, когда проезжающие мимо грузовики еще сильнее размазывали останки этой несчастной собаки. «Не-е-е-ет, не смотри», — кричал Чарли каждый раз, когда ее переезжали, но мы оба были в истерике. Мрачное настроение ушло. Мы с Чарли снова были в хорошей форме.

Постепенно начало холодать, с самого нашего отъезда так холодно еще не было. До сих пор с погодой очень везло, да так, что несколько дней назад я перестал надевать термоподкладку к дорожному костюму — иначе становилось жарко. Жертва рекламы, я поверил всему сказанному про термоодежду: что она, якобы, в жару охлаждает, а в холод согревает. Я утеплился, как на Северный полюс, даже по спине пот тек. Но теперь, когда термоподкладка была снята и на мне под дорожной курткой и штанами остались только футболка и трусы, я начал мерзнуть. «Извините, парни, но у меня сейчас все отмерзнет. Давайте остановимся», — бросил я клич по интеркому. Мы нашли еще один кофейный ларек, припарковались рядом и начали долгий процесс распаковывания багажа, чтобы достать с самого дна сумок термоодежду. Мы стояли на обочине в одних трусах, запихивая термоподкладки обратно в штаны и куртку, и совсем закоченели. Тут к нам медленно подкатила полицейская машина, и сидящие в ней копы уставились на наши полуголые тела. Потом они удалились, но скоро вернулись и снова проехали мимо, все так же глядя с недоумением. Потом полицейские снова уехали и через пару минут опять вернулись, на этот раз уже с включенной сиреной. «Ну вот, началось», — подумал я, когда они остановились перед мотоциклами.

Нас уже проинформировали по поводу полицейских в Восточной Европе и Центральной Азии. Каждый путеводитель, который мы читали, и каждый путешественник, с которым мы говорили, упоминали об их совершенно непредсказуемом поведении. А Джейми Лоутер-Пинкертон внушал: «Самое главное при полицейских проверках — никогда не пытаться сунуть взятку, хотя это и считается совершенно нормальным в некоторых частях света».

«Никаких взяток? Вообще никогда?» — переспросил тогда Чарли.

«Никогда никакого откровенного всучивания денег, — настаивал Джейми. — Вместо этого нужно спросить, а нет ли какого-нибудь официального штрафа? Должен ли я ехать в местный полицейский участок или могу заплатить его прямо здесь, вам? И потом он скажет что-то вроде: «Ага, у нас тут такая система: все штрафы платятся на месте». И вы передаете деньги».

В некоторых местах иногда отделываются предложением оплатить полицейскому завтрак. От завтрака он может отказаться, но деньги возьмет и отпустит. «Но самое главное, — говорил Джейми, — не пытайтесь просто дать взятку. Не верьте кино. Деньги в паспорте или в водительских правах — определенно дурной тон. В этом случае вам могут предъявить обвинение в попытке подкупа должностного лица и задержать. Ночь вы проведете в кутузке, и освобождение обойдется в четыре раза дороже».

Накрепко запомнив слова Джейми, мы выработали собственную тактику поведения. «Если нас остановит полиция, а такое стопроцентно будет случаться, разговаривать с ними буду я», — сказал я.

Когда подъехал патруль, наверняка было известно только одно: нас точно не оштрафуют за превышение скорости. Хотя бы потому, что они в первый раз заметили нас стоящими на обочине дороги почти без одежды. «Интересно, во сколько это обойдется — в пятерку, десятку? — думал я, пока полицейские приближались. — Сколько денег на это уйдет?»

«Немцы?» — спросил один из полицейских.

«Нет, британцы. Он англичанин, а я шотландец», — ответил я, показав флаги на шлемах. «Арсенал»! — воскликнул полицейский.

Я не большой фанат футбола, но тут уж лучше было подыграть. Вот и Джейми говорил, что есть два английских слова, известных во всем мире: «фак» и «Бэкхем».

«Точно, «Арсенал», — повторил я, улыбаясь и пытаясь выразить энтузиазм по поводу команды, о которой ровным счетом ничего не знал.

«Челси»! — снова воскликнул полицейский. Я изо всех сил напрягся и вспомнил, что «Челси» недавно играла с какой-то европейской командой.

«Три — один, — сказал полицейский. — «Монако» — три, «Челси» — один». Я растерялся. Языком футбола, универсальным мужским языком, я совершенно не владел. Я продолжал улыбаться, а полицейский занялся осмотром мотоциклов. Потом он пожал плечами, залез в машину, и они уехали. Я был очень напряжен, приготовился сунуть деньги, как только представится удобный момент. Но первая встреча с такой страшной украинской полицией прошла на редкость удачно.

В пригороде Киева нас встретила машина Unicef, и сотрудники этой организации рассказали о проекте «Дети Чернобыля». Мы заехали во внутренний двор довольно-таки обшарпанного четырехэтажного здания, выделенного специально для детей, страдающих от последствий атомной катастрофы 1986 года. Дети попадали сюда из-за физических и психических расстройств, вызванных радиацией, с которыми не могли справиться в их семьях. Мы познакомились с Викторией, мама которой в момент аварии была беременна. Виктория родилась через два месяца после расплавления реактора и с восьми лет болела лейкемией. Из-за болезни она не могла ходить в школу. В этом центре, существующем при поддержке Unicef, Виктория научилась обращаться с компьютером. Сейчас ей было уже 18, и она изучала информационный менеджмент в университете. Мы видели там одну маленькую девочку, у которой недавно умер отец. Он был одним из ликвидаторов аварии и ездил в Чернобыль (который находится всего в 130 км от Киева) на строительство изоляционного купола над реактором. Как и шестьсот тысяч других мужчин и женщин, участвовавших в тушении пожара и очистке местности, он шел прямо в зараженную зону вокруг реактора, зная, что серьезно заболеет и, возможно, даже погибнет.

Этот центр был основан Катериной Новак, замечательной женщиной, которая в момент аварии жила менее чем в полутора километрах от атомного комплекса, в Припяти — городе, построенном для обслуживания АЭС. Все население города, по большей части работники станции, было срочно эвакуировано сразу после начала пожара и утечки радиации. У Катерины есть дети, и первым ее стремлением было помочь другим ребятам, серьезно пострадавшим в результате этой аварии. У многих из них теперь рак щитовидной железы или лейкемия.

Было здорово посетить этот центр. Мы смотрели творческие работы детей, в которых они выражали свои проблемы. «Дети, пострадавшие от радиации, очень эмоциональны», — сказал нам переводчик. Мы посетили компьютерный класс и поучаствовали вместе с детьми в занятии по танцевальной терапии. Поначалу было тяжело, потому что мы еще не знали, о чем говорить. Но по опыту других благотворительных мероприятий, в которых мне приходилось участвовать, я знал: самое трудное — это первые пять минут разговора с больным человеком, особенно если это ребенок. Сначала всегда чувствуешь себя ужасно неловко, но потом становится легче. Нужно просто дать детям самим рассказать о себе и держать ситуацию под контролем.

Чтобы преодолеть скованность, мы рассказали детям о своих трудностях с русским языком. «Мы плохо занимались на уроках русского языка, — сказал я. — Одно время всем, кого мы встречали, я говорил «chetyre, chetyre, chetyre» — мне казалось, что по-русски это значит «спасибо». Но потом кто-то спросил: «Чего ты все время повторяешь «четыре»? Ты что, не знаешь, что это слово значит?» Дети засмеялись. «Да мне, в общем-то, без разницы, — сказал я. — Мне нравится слово «chetyre». И я не против, если кто-то будет ходить и все время говорить: «Четыре». Что в этом плохого?»

Дети в чернобыльском центре замечательные, мы были рады побывать там и поучаствовать в работе Unicef. Я горжусь тем, что мне представилась такая возможность. В Англии все постоянно придираются к известным людям и высмеивают их, что бы те ни делали. И все-таки люди моей профессии могут привлекать внимание общества к благотворительности или участвовать в сборе средств на какое-нибудь доброе дело. И наплевать, что некоторые говорят, что слова большой роли не играют. Я был счастлив установить связь с Unicef и надеюсь на наше дальнейшее сотрудничество.

ЧАРЛИ: На следующий день мы отвезли мотоциклы на их первый техосмотр, а потом пошли смотреть местные достопримечательности. Киев — красивый город. Не испорченный туризмом, спокойный, и первый, где Эвана не осаждали толпы поклонников. Наверное, Прага была похожа на Киев, пока не стала одним из самых популярных туристических центров Европы. Заглянув на местный рынок, мы остановились у прилавка с меховыми шапками.

«Я тебя знаю? — спросил один из продавцов, молодой парень в больших солнечных очках. — Я тебя знаю!»

«Да, возможно. А это Чарли», — сказал Эван, протянув руку через прилавок и похлопав его по спине.

«Добро пожаловать на Украину. Вы на мотоциклах?»

«Ага, — ответил Эван. — А откуда вы знаете?»

«Я что, похож на дурака?»

«Но про мотоциклы-то вы откуда знаете?»

«По телевизору видел. По спутнику. Два BMW, да?»

Мы заехали очень далеко, но от средств массовой информации нигде не скроешься. Тут подошел еще один продавец. «Как дела?.. Эван МакГрегор?»

«Да. А как у вас? Приятно познакомиться».

«Я видел ваш фильм «Крупная рыба».

«Хороший фильм, да? — спросил я. — Мне очень понравился». «Да не особенно», — сказал второй продавец. «Вам не понравилось?» — спросил Эван.

«Это не лучший ваш фильм, — ответил он. — Хотите что-нибудь купить? Для вас, парни, специальная цена. Мне только в радость…»

Рынок этот — просто нечто. Икра продавалась ковшами: ее доставали из огромной бочки и накладывали в такие же ведерки, с какими дети играют в песочнице. Рядом стоял русский мотоцикл пятидесятых годов, а по улицам ездили большие «Мерседесы» и BMW с бандитского вида личностями за рулем, неизменно в сопровождении очень красивых и дорого одетых девушек в солнечных очках за $500.

Мы зашли пообедать в ресторан с террасой. Заказали цыпленка по-киевски, разумеется. Потом сходили в городской парк, посмотрели еще один монумент советской эпохи, к которому, по здешней традиции, приезжают новобрачные в день свадьбы. На фоне памятника фотографировались невесты в белых платьях и женихи в смокингах. «Советские скульптуры и памятники вправду внушают трепет, — сказал Эван. — Все эти каменные рабочие — такие мощные фигуры. Обычному человеку они, наверное, внушали чувство большой силы и гордости».

Но день был омрачен несколькими перепалками между мной и Дэвидом с Рассом. Все началось, когда мы встретились в вестибюле отеля. Мой друг Фред Гролш, недавно переехавший в Киев, забронировал нам номера в этом отеле и организовал экскурсионный тур, но Дэвид и Расс обращались с ним из рук вон плохо. По крайней мере, мне так показалось. Они постоянно опаздывали, меняли решения, все время пытались убедить всех в своей правоте, не соглашаясь ни на что другое. Мне было за них стыдно. «Может, замолчите и послушаете Фреда, а потом поедем смотреть город?» — как-то резко оборвал я Дэвида. Он промолчал, но ситуация повторилась еще раз, когда мы отвезли мотоциклы в гараж BMW, и я снова набросился на Дэвида за неуважение к моему другу.

«Только не надо выговаривать мне на людях!» — прокричал в ответ Дэвид.

«А ты помолчи и послушай человека, который для нас же тут старается! — заорал я. — Понимаю, тебе не нравится, что я тебя перебиваю, но поставь себя на мое место! Мне дико неловко за вас перед Фредом из-за того, как вы с ним обращаетесь».

Страсти стали накаляться, мы с Дэвидом просто вцепились друг в друга, пока не вмешался Эван. Его сильно расстроила наша перепалка. «Вам и Рассу нужно разобраться между собой, — сказал он. — Иначе вы испортите все путешествие».

Я попробовал извиниться перед Дэвидом, но он и слушать меня не захотел. «Зачем просить прощения, если все повторится, и ты об этом прекрасно знаешь? — сказал он. — Пустые слова, которые сразу же забудутся».

Вечером, когда все пошли ужинать, я отказался. Мне хотелось побыть одному. Я позвонил Ойли, но ничего ей не рассказал. Мне не хотелось испортить приключение стычками с Дэвидом и Рассом. Я понимал, что они, возможно, чувствуют то же самое, и не был готов обсуждать это с женой. В конце Ойли спросила, все ли у меня хорошо. «Да, все нормально. Устал немного», — сказал я и положил трубку.

Я сидел в номере и думал. Было ясно: нужно что-то делать, и прямо сейчас. Мы не можем ехать дальше на восток, где все гораздо сложнее, если не в состоянии поладить друг с другом еще в Европе. И чем больше я думал, тем лучше понимал, что весь негатив исходил, в первую очередь, от меня же самого. Я не слушал других людей, постоянно перебивал Дэвида и Расса, не давая им договорить, и лез со своими советами, даже когда они точно знали правильный ответ. Это был великий момент. Я понял, что Расс вел себя как Расс, Дэвид — как Дэвид, а я вел себя как дурак.

А в корне проблемы лежала очень простая вещь: было трудно примириться с тем фактом, что до дома еще много дней пути. Я звонил домой и разговаривал с дочками, которые были еще слишком малы и не могли понять, в чем участвует их отец. От этого было еще хуже. Я слышал, что им там весело и без меня. «Конечно, конечно, папочка, — говорили они по телефону, — как скажешь…». Я скучал по детям — намного сильнее, чем думал, — и по жене, по тому, как мы обнимались в конце дня и разговаривали. Плюс еще постоянное беспокойство о том, где мы будем спать этой ночью, куда поедем дальше и что там будем делать. По натуре я очень тревожный человек, и приходилось это признать. Мне всегда все нужно знать заранее, и теперь я должен был заставить себя успокоиться, чтобы не испортить поездку своими переживаниями.

И еще надо было признать, что Расс и Дэвид, хоть они тоже люди не без греха, проделали огромную работу. Они полностью посвятили себя путешествию и выполнили все обещания. Зря я с ними спорил и искал компромисс. Лучше бы сидел и отдыхал в ожидании, пока Дэвид и Расс — профессионалы, свое дело знающие, — сами все разрулят. Я лез не в свое дело и думал только о себе. Мне нужно было внушить себе, что все получится. Расс и Дэвид со своей задачей справятся. Жена и дети тоже без меня не пропадут. Так что, с сожалением признал я, все разногласия лежали полностью на моей совести. Признаться самому себе во всем этом было непросто, но как только я это сделал, стало гораздо легче. Весь груз путешествия будто спал с моих плеч. Я слишком стремлюсь все контролировать. Нужно дать возможность жизни идти своим чередом, иначе все эти 108 дней проплывут мимо меня, и я пропущу самое интересное.

ЭВАН: На следующее утро мы с Чарли поехали дальше одни. Клаудио полетел в Лондон пересдавать экзамен на права. На этот раз он его сдал.

Было грустно покидать Киев, и я решил обязательно приехать сюда еще раз с женой. Особенно хорошо прошел последний день в городе, когда я вернулся в гостиницу отдохнуть, но потом передумал и пошел гулять по главной улице. Там было полно народу и явно что-то происходило, в общем, у меня проснулось любопытство.

Я не люблю толпу — не потому, что боюсь быть затоптанным, мне становится просто как-то неловко. Это трудно описать словами, да и вообще странно как-то жаловаться на славу и успех, особенно если им кто-то завидует. Конечно, известность льстит моему самолюбию, и я люблю раздавать автографы, но на многолюдных улицах больших городов мне всегда некомфортно. Все сразу начинают пристально вглядываться. Я прекрасно понимаю, почему это происходит, но начинаю смущаться и зажиматься, если иду один.

Было прекрасно гулять субботним днем по главному проспекту Киева, как по Оксфорд-стрит в Лондоне или по Сочихолл-стрит в Глазго, и при этом не привлекать всеобщего внимания. Давно уже со мной такого не случалось, и я почувствовал себя очень свободно. Мне ужасно нравилось так гулять. Нам все постоянно говорили, что Киев скоро превратится в новую Прагу, и я подумал об этом с сожалением. Жаль, если замечательную атмосферу этого чудесного города, полного жизни и положительных вибраций, испортят те же вещи, которые мы наблюдали в Праге. Например, полчища людей, выползающих с бесконечных мальчишников и девичников и снующих по улицам в поисках дешевого алкоголя. Я пообещал себе вернуться сюда поскорее, пока этого еще не произошло.

На пути в Харьков нас несколько раз останавливала полиция. Каждый раз мы звонили Сергею, чтобы он нам переводил, и тот решал все вопросы. Под Харьковом нас встретил и проводил до гостиницы Алексей, брат Сергея. На следующий день Алексей (мы его прозвали Полицейским королем, потому что он был начальником местной полиции) проводил нас из города. Он ехал впереди с включенной сиреной и мигалками, и все остальные машины расступались. Всего за несколько минут мы покинули Харьков, большой промышленный город, который почти не посмотрели, и отправились в Красный Луч. На моем мотоцикле стояла новенькая внедорожная резина, а бак был полон бензина. Мимо проносились широкие плодородные поля, на которых изредка попадались маленькие рощицы. BMW вел себя лучше некуда, дорога была длинной и прямой, и мы ехали в Россию. Я был счастлив до невозможности. Мне нравилось путешествовать на мотоцикле! И нравилось ехать по этой дороге!

Нашему движению мешали только полицейские. Останавливали они буквально каждые полчаса, и главным образом, чтобы посмотреть мотоциклы. Конечно, два парня на мотоцикле — достаточно необычное зрелище, и мы старались воспринимать это спокойно. На третий раз не повезло. Мы видели знак ограничения скорости, так что ехали небыстро, но Чарли пришлось медленно обойти еле движущуюся «Ладу». Широкую центральную линию он не пересекал, но все же по всем статьям это был обгон.

Почти сразу мы услышали звук сирены: у обочины стояла полицейская машина. Нас тормознули. Из машины вылез здоровый мужик, подошел и потребовал у Чарли документы. Чтобы сразу дать понять, что мы с Чарли участвовали в обгоне вместе, я передал ему еще свои права и паспорт. Нас очень часто останавливала полиция, и мы даже перестали ее опасаться. «В крайнем случае, от них всегда можно откупиться», — думали мы, теряя остатки уважения к дорожным властям.

Полицейский забрал документы и унес их к себе в машину, потом позвал Чарли и заставил его сесть рядом на переднее сиденье. Указав на диаграмму и параграф в какой-то книжке, которая, как мы решили, являлась сборником украинских правил дорожного движения, он покачал головой. «Плохо, плохо, — пробормотал полицейский и вытащил бланк со штампом. — Большая проблема».

Стоя снаружи, я наклонился к боковому окну. «Есть штраф? — закинул я удочку, помня советы Джейми Лоутер-Пинкертона. — Мы должны заплатить штраф?»

«Да, — ответил полицейский, строго глядя на меня. — Да, есть штраф».

Я стал искать в кармане деньги и услышал, как полицейский попросил меня сесть в машину. Я сел сзади и достал несколько украинских банкнот.

«Нет!» — рявкнул он. Я покопался в кармане и достал еще несколько украинских банкнот.

«Нет, нет! Не пойдет, — сказал он. — Проблема, большая проблема».

Тут нас с Чарли осенило, и мы хором воскликнули: «Доллары?»

На широком лице полицейского появилась улыбка. Чарли достал из кармана пять банкнот по пять долларов, как нам советовал Джейми. «Всегда имейте в кармане несколько сложенных долларовых банкнот, — говорил он. — Доставайте их медленно, чтобы казалось, что больше у вас долларов нет — только эти».

«Двадцать долларов», — потребовал полицейский.

«Да ладно вам, пятнадцать», — сказал Чарли.

«Двадцать долларов».

Но Чарли не отступал. «Да бросьте. Десять? Пятнадцать?»

Полицейский тоже не сдавался. «Двадцать долларов», — повторял он. Ткнув пальцем в Чарли, он пристально посмотрел на него и сказал: «Ты, двадцать долларов». Потом он повернулся ко мне, ткнул в меня и добавил: «И ты, двадцать долларов».

Торговаться было бесполезно. Что тут можно было сделать? Только сказать: «Ах, ладно» — и заплатить по двадцатке.

Мы побрели обратно к мотоциклам. Садясь в седло, я прокричал Чарли: «А ведь я-то вообще ничего не сделал! Я никого не обгонял и линию не пересекал!» Этот полицейский ободрал нас как липку, морально унизив. Дело было не в деньгах. Тяжело было сознавать, что нас обставили. Мы были бессильны перед этим полицейским, и он отлично это знал.

Чарли еще какое-то время посокрушался. «Это все из-за меня, — говорил он. — Но я посчитал, что уж лучше так, чем если бы у нас отобрали мотоциклы».

Мы поехали дальше, потом решили остановиться в поле пообедать и, свернув с главной дороги на проселочную, проехали немного по ней. Только разложили хлеб-соль, как показался небольшой оранжевый фургон. Он съехал рядышком вниз по холму, потом остановился и повернул обратно наверх. Я тут же насторожился и подумал: «Чего ему надо?» Нас так запугали мафией и коррумпированной полицией, что мне в любой ситуации мерещилось только самое худшее. Фургон остановился неподалеку, оттуда вышел водитель, встал рядом и стал нас разглядывать. Чарли протянул ему шоколадку. Я же посматривал на него с большим недоверием, но тут на поле появился человек с плугом. И до меня дошло. Это был обычный фермер, он приехал на поле, чтобы поговорить со своими работниками. Пока их не было, он остановился посмотреть на нас.

И снова моя подозрительность к незнакомцам заставляла призадуматься. Мне почему-то казалось, что все от нас чего-то должны хотеть, и от этого ощущения можно было избавиться только со временем. Нужно было научиться доверять людям, ведь нельзя видеть жулика в каждом встречном-поперечном. Этот человек в поле — фермер, а я уже напридумывал кучу историй с плохим финалом. Пришло время избавляться от дурацких заморочек.

Еще через пару часов мы снова стояли перед полицейским, как два напроказивших школьника.

«Вы ехали слишком быстро. Со скоростью 80 километров в час», — сказал полицейский.

Впереди ехал я, скорость была невысокой, а совершенно пустая дорога шла через сельские районы.

«Нет, нет. Я делал всего 50 миль в час», — возразил я.

«Ага, 50 миль — это и есть 80 километров. А здесь можно ехать не быстрее 50 километров в час».

Ограничение было смешным, особенно для прямой сельской дороги, но ничего нельзя было поделать. Нас поймали с поличным и призвали к ответу перед законом. Опять.

Но на этот раз мы уже были умнее. Я позвонил Сергею, обрисовал ситуацию и передал телефон полицейскому. Он послушал и вернул трубку.

«Сергей?» — позвал я и выслушал про «штраф». «Вы только сфотографируйтесь с ним, и он вас отпустит, никаких проблем. Не надо штрафа. Ничего не надо».

Я повернулся к Чарли. «Мы разыграли карту Эвана, и, похоже, сработало», — сказал я. Чарли ухмыльнулся.

Полицейский представился. Его звали Владимир. Пока мы с Чарли по очереди с ним фотографировались, он без остановки болтал.

«Где собираетесь остановиться?» — спросил он.

«Мы едем в Красный Луч», — ответил я. «Нет, я имел в виду, где спать будете?» «В гостинице».

«Нет, нет, — сказал Владимир. — Остановитесь у меня. Ночуйте в моем доме».

«Спасибо за предложение, — ответил я, — но нас много. Еще несколько человек подъедут позже». «Не проблема».

Мы еще немного поговорили. Вытянув руку перед собой, чтобы что-то объяснить, я вдруг не увидел на пальце обручального кольца. Потерялось! У меня упало сердце.

Я взял перчатки и поискал в них. Один раз во Франции кольцо уже спадало, и я много часов ползал по земле на площадке для кемпинга, а потом нашел его в перчатке.

Но на этот раз там ничего не было.

«Чарли, я потерял обручальное кольцо», — сказал я. Мне стало плохо до тошноты. Ужас. Мы поискали вокруг мотоциклов, но ничего не нашли. Чарли позвонил остальным. Джим сразу же проверил пленку, на которую мы снимали утром в гостинице. «Когда ты грузил вещи на мотоцикл, кольцо было, — сказал Джим. — Так что потерялось оно где-то в дороге».

Всего две недели назад, вечером накануне отъезда я решил оставить кольцо дома и сказал об этом Ив. «Обещаю ни с кем шашни не заводить», — пошутил я, но потом все-таки решил взять кольцо с собой, потому что без него оставаться не хотелось. И вот теперь кольцо пропало. Мы так часто останавливались — на обед, на кофе, и когда тормозила полиция — потеряться оно могло где угодно. Мы сели на мотоциклы и вернулись к месту предыдущей остановки, за пять минут до того, где другой полицейский осматривал байки. Там кольца тоже не было.

Мы вернулись к Владимиру, поблагодарили его и записали номер телефона, а потом поехали дальше. Чарли проявил большое понимание. «Давай остановимся на пять минут, попьем кофе», — предложил он.

Я позвонил Ив. «Ох, милая. Я потерял обручальное кольцо, — сказал я. — Нигде не могу найти, любимая. На руке его нет и в перчатке тоже».

Ив отнеслась к этому спокойно. «Не переживай, дорогой, — сказала она. — Такое бывает, и это тоже будет одно из твоих дорожных впечатлений».

Мы въехали в Красный Луч, решив остановиться у Владимира, а остальных поселить в гостинице. Городок явно знавал времена и получше. Он был весь какой-то потрепанный, и гостиница тут как будто не подразумевалась. На центральной площади Чарли подошел к человеку, стоящему перед зданием банка.

«Нам нужна гостиница, — сказал он. — Отель. Место поспать. Здесь есть гостиница?»

«Нет — сказал человек. — Банк».

«Нет, я понял, что это банк, — сказал Чарли, — но мне нужна гостиница». Он изобразил, как кладет голову на подушку.

«Niet, niet, — повторил человек. — Банк». Чарли попытался еще несколько раз, потом сдался. Мы стояли посреди городской площади, и нам что-то прокричал седой бородатый человек в черных брюках и камуфляжной куртке. Мы ни слова не поняли, поэтому даже не знали, оскорбляет он нас или же, наоборот, хочет помочь. Группа молодых парней в кожаных куртках, стоящих на углу, оглядела нас с ног до головы и подошла ближе.

«Вы актер?» — спросил один из них.

«Да, да, я актер», — ответил я.

«В порно снимаетесь», — сказал этот молодой украинец.

Я усмехнулся и сказал: «Э-э, не совсем» — и парни тоже расхохотались. «Мы ищем гостиницу. Отель.»

Они снова засмеялись. «Niet, niet», — сказал один из парней, пока его приятели почесывались. Клопы их что ли покусали?

Мы подошли к большому зданию с колоннами, где уже собралась небольшая толпа, чтобы на нас поглазеть. Там были молодой парень, назвавшийся музыкантом, мать с ребенком и женщина с собакой. Мне захотелось достать штатив, привязанный к мотоциклу сзади, чтобы из всех заснять. Когда я доставал его из сумки, откуда-то выпало обручальное кольцо! Динь-динь-динь — покатилось оно по асфальту. Невозможно описать мою радость. Я возликовал и тут же все понял: кольцо соскользнуло с руки, когда я засовывал штатив. Было это во время того обеденного перерыва в поле, когда я с таким подозрением отнесся к безобидному фермеру. С тех пор мы проехали 300 км, но оно не выпало. Эту находку я воспринял как маленькое чудо, за которое очень благодарен судьбе. Какое счастье!

Поздним вечером, когда заходящее солнце снова заставило нас догонять бегущие впереди тени, мы выехали из Красного Луча вслед за «Ладой» Владимира. И снова я спрашивал себя, каковы же мотивы этого дружелюбно настроенного незнакомца? Владимир появился в назначенное время и попросил следовать за ним, но я, как ни старался, не мог избавиться от подозрительности. Ко всему прочему, Владимир предложил нам всем вместе сходить в сауну. Я подумал, что, наверное, все украинцы отдыхают таким образом после работы, но были и другие мысли. Если это будет обычная сауна, то ничего. Но под посещением сауны могло еще столько всего подразумеваться! Мне бы очень не хотелось оказаться в какой-нибудь неоднозначной ситуации. Нет уж, спасибо.

Владимир привез нас на площадь в небольшом городке Антрацит — это примерно в восьми километрах от Красного Луча. Пока мы подтягивались к белому зданию на центральной городской площади, к нам подошла большая толпа молодых, хорошо одетых людей. «О черт, — сказал Чарли, — похоже, нам тут подготовили торжественную встречу».

Но они попросили только несколько автографов. Пока мы благополучно подписывали открытки, за спинами людей я заметил невысокого, худощавого мужчину в хорошей кожаной куртке, с аккуратно подстриженными черными волосами и густыми черными усами. Этот двойник молодого Роберта де Ниро тут же сел в новенький купе BMW М5 серебристого цвета, единственную западную машину во всем городе, где, казалось, имелись одни только «Лады», и уехал прочь, подняв за собой облако пыли. Махнув рукой в том же направлении, Владимир запрыгнул в свою полицейскую «Ладу» и погнался за ним.

«Что происходит? — спросил я Чарли. — Это нормально? Так и должно быть?»

«Да, мне кажется, все нормально, — ответил Чарли. — Думаю, ночевать мы сегодня будем у того другого парня».

Мы последовали за человеком на серебристом BMW по городским задворкам. Судя по его манере вождения, в городе он чувствовал себя хозяином. Светофоры, пешеходы, другие машины полностью игнорировались. «Он здесь определенно большой человек», — сказал Чарли по интеркому.

«Должен признаться, мне как-то неспокойно», — ответил я.

«Нервничаешь?»

«Просто не знаю, в какую историю мы опять попадем», — ответил я, когда мы проезжали район с особенно плохими дорогами и ветхими зданиями.

«Да ты только посмотри на тот дом! Вон тот, красивый, на углу! — закричал Чарли по интеркому. — Только посмотри… Ох, ну ни фига себе, вот это дом, он же громадный!»

Перед нами открылись крепкие стальные ворота. За высокой бетонной стеной оказался ухоженный двор, в центре которого стоял современный дом размером с небольшой особняк. Мы въехали во двор.

«Как ты думаешь, с нами ничего не случится?» — спросил я Чарли по интеркому.

«Нет, конечно, все будет хорошо. Они, видимо, рассказали кое-кому о твоем приезде. Похоже, у тебя тут куча поклонников. Думаю, все будет нормально…»