"Черный лебедь" - читать интересную книгу автора (Модильяри Ева)Глава 4Удары колокола на колокольне ближайшей церкви прогнали остатки сна. В полутьме спальни Эстер открыла глаза и поняла, что проспала всю вторую половину дня. Спокойный и глубокий сон вызвала валериана, которую прописал доктор Поцци. Колокольный звон заглушили звонкие голоса детей. Несколько дней назад муж увез их в Милан, чтобы она могла оправиться от недавних родов. Теперь они вернулись. Эстер спросила себя, с ними ли Эдисон, и позвонила в колокольчик, чтобы позвать горничную: нужно привести себя в порядок, перед тем как дети ворвутся в комнату. Анджелина вошла и открыла жалюзи, впустив в комнату солнечный свет. – Синьора хорошо отдохнула? – заботливо спросила она. – Прекрасно, – ответила Эстер, вставая с постели. – А мой муж?.. – Она не закончила фразу. – Он приехал. И с ним дети. Он спросил о вас, и я ответила, что вы отдыхаете. – Как малышка? – Она быстро растет. Няня взвесила ее сегодня. Малышка прибавила сорок граммов. – Анджелина говорила с такой гордостью, словно речь шла о ее собственном ребенке. Эстер накинула на себя халат и направилась в ванную. – Приготовь мне голубое шелковое платье, – распорядилась она. – Я хочу сегодня спуститься к ужину. Пора семье возвращаться к прежним привычкам. От недостатка кислорода в крови она сильно потела. Дыхание ее было коротким и прерывистым из-за отеков, накопившихся во время беременности. Но ничего, еще месяц, и все вернется к норме. Даже сердце, которое время от времени дает перебои. А пока что нужно терпеть. Эстер с блаженством погрузилась в теплую воду ванны, намылилась и закрыла глаза. Тут же ее воображение нарисовало ей его лицо. «Себастьяно», – прошептала она вполголоса, и улыбка мгновенно сменилась слезами. – Помочь вам, синьора? – заботливо спросила Анджелина, возникнув на пороге. Эстер плеснула водой на лицо, чтобы смыть слезы, и завернулась в полотенце. – Дети уже ворвались в вашу комнату, – сообщила ей горничная. В гардеробной Анджелина помогла ей одеться и причесаться. Эстер слегка припудрила лицо и облизнула губы кончиком языка, отметив про себя, что они уже не выглядят такими бескровными. Она машинально проверила, прямо ли идет стрелка шелковых чулок. С помощью этих привычных движений Эстер старалась отвлечься от снедающей ее тревоги. Потом вошла в спальню. Эмилиано первым заметил мать. Он бросился навстречу и порывисто обнял ее. Эстер ласково провела рукой по его волнистым волосам. Валли, не замечая ничего вокруг, упоенно рылась в шкатулке с драгоценностями. Неожиданно девочка почувствовала на себе строгий материнский взгляд и с виноватым видом закрыла шкатулку. Подойдя к Эстер, она поцеловала ее в щеку. – Как прошла неделя в городе? – осведомилась Эстер, с досадой глядя на младшего сына: тот с выражением восторга на рожице прыгал на кровати. – Джанни, слезь с моей кровати, – наконец не выдержала она. – Мама, я сдал все экзамены, – сообщил ей Эмилиано. – И все на «отлично». – Я в тебе никогда не сомневалась, – ответила Эстер, довольная сыном. На красивом лице мальчика появилась бледная улыбка. Он чувствовал себя немного разочарованным, потому что ожидал от матери бурной радости и похвал за свои успехи в учебе. – И я сдала все экзамены! – воскликнула Валли, требуя внимания к себе. – И я! И я! – завопил Джанни, который, несмотря на материнские предупреждения, снова принялся прыгать, заставляя скрипеть пружины матраца. – Эмилиано пойдет в первый класс гимназии, а я – в первый начальной школы, – заявил он. Эстер рассеянно кивнула ему и укоризненно посмотрела на дочь. – Ты же знаешь, что нельзя рыться в моих вещах, – сказала она. – Я видела Лолу, – попыталась девочка отвлечь ее от неприятного разговора. – Не заговаривай мне зубы, – оборвала мать. – Она маленькая и некрасивая, – упрямо твердила Валли. – Ты тоже была маленькая и некрасивая, когда тебе была неделя от роду, – объяснила Эстер, смягчившись. – И такой же некрасивой осталась, – поддразнил ее Джанни, продолжая скакать на кровати. Валли подошла к брату и влепила ему затрещину. Джанни издал пронзительный визг и, спрыгнув на пол, яростно набросился на сестру. – Хватит, довольно! – приказала Эстер, с помощью Эмилиано разнимая драчунов. Потом позвонила в колокольчик, вызывая горничную. – Анджелина, скажи мадемуазель, пусть немедленно придет и заберет детей, – взмолилась она. Нескольких минут с детьми хватило, чтобы утомить ее. – Мадемуазель не приехала, – сказала Анджелина. – Где же она? – удивилась Эстер. – Бедняжки Ювет больше нет, – признался Эмилиано. – Как это – больше нет? – забеспокоилась Эстер. – Папа выставил ее за дверь. Это случилось в Милане несколько дней назад. Она ушла и унесла с собой пару бутылок бренди из папиного запаса. Эстер обессиленно опустилась в кресло. – Боже мой! – воскликнула она с отчаянием потерпевшего крушение, который видит, как уплывает последняя спасательная шлюпка. Кто же будет следить за этими сорванцами? – Почему ее уволили? И почему без моего ведома? – спросила она, обращаясь к старшему сыну. Тот пожал плечами и скорчил гримасу, которая означала, что больше он ничего не знает. – Где твой отец? – спросила Эстер. – В гостиной. Ждет тебя к ужину, – ответил мальчик. – Я сейчас спущусь. А ты пока что уведи этих двоих, пожалуйста, – взмолилась она, глядя на младших детей. Эмилиано быстро унял разошедшихся брата и сестру, продемонстрировав богатый опыт в подобного рода делах. Эстер подошла к туалетному столику и вынула из шкатулки колье, которое муж несколько дней назад подарил ей в честь рождения Лолы. Но тут в глазах ее появилось недоумение, и она принялась лихорадочно перебирать украшения. – Боже мой! – воскликнула она. – Бриллиант исчез. Она обернулась и увидела Валли, которая вместе с братом была уже у двери. – Это ты взяла? – спросила Эстер, смерив дочь холодным взглядом. Золотое кольцо с крупным чистым алмазом стоило около полумиллиона. Его подарил ей Эдисон, когда родился Эмилиано. – Я? Нет, – заявила девочка с презрительным видом. – Мне нравится смотреть на твои драгоценности, но я и не думала уносить их с собой, – добавила она обиженным тоном. Эстер посмотрела на Эмилиано, ожидая с его стороны помощи, но он пожал плечами с равнодушным видом. – Это он, – сказала наконец Валли, ткнув пальцем в Джанни. Мальчик с вызывающим видом посмотрел сначала на сестру, потом на мать. – Верни кольцо! – приказала Эстер малышу. – Зачем? – набычившись, спросил он. – Затем, что нельзя брать то, что тебе не принадлежит, – сухо объяснила мать. – А мне никто ничего не дарит, – запротестовал Джанни, однако украшение из кармана коротких штанишек вытащил. Эстер забрала кольцо и грозно посмотрела на сына. – Чтобы этого больше никогда не повторялось, – строго сказала она. – В следующий раз, когда тебе что-то хочется, ты должен попросить, а не брать украдкой. – Если бы я у тебя его попросил, ты бы мне все равно не дала, – рассудил малыш. – Конечно, нет. И поэтому сегодня вечером ты наказан. В постель без ужина. – А мне наплевать. Тем более что я уже поел, – бравируя, ответил он. Эстер с досадой подумала о решении Эдисона рассчитать француженку. Мадемуазель Ювет была единственной, кто мог справиться с Джанни и Валли. Только Эмилиано никогда не создавал ей проблем. Эстер казалось, что характеры ее детей уже сформировались. Эмилиано был рассеян, погружен в свои мечты, словно спал с открытыми глазами, и совершенно лишен практичности. Валли, ревнивая до болезненности, была готова на все ради ласки или просто доброго взгляда. Она была некрасива, и это усложнит ее будущую жизнь. Ей придется все время искать подтверждения своей привлекательности и женственности. А Джанни одолевала страсть накопительства. Он воровал всякие мелкие вещицы, прятал их в своей комнате, а потом в одиночестве наслаждался ими. У всех троих был на лбу особый знак, отметка, присущая членам семьи Монтальдо. А что будет с маленькой Лолой? Какое будущее ждет ее? А она, Эстер, со своим больным сердцем, увидит ли она своих детей взрослыми? Но вместо того чтобы загрустить при мысли о смерти, она почувствовала облегчение. Эстер знала, что все ее оставшиеся дни будут отравлены угрызениями совести из-за супружеской неверности, из-за того, что она вступила в плотскую связь со служителем бога, и не видела для себя ничего хорошего в будущем. И все же, несмотря ни на что, она продолжала любить Себастьяно. Тем более угнетало ее то, что это чувство, которое позволяло ей ощущать себя женщиной, она должна была прятать как постыдное. Эстер спустилась в желтую гостиную, где ее уже поджидал муж, единственную из трех гостиных первого этажа, которой в доме пользовались, – она была самая красивая и уютная. Кроме Эдисона, в гостиной была его сестра Полиссена, чувствовалось, что приход Эстер прервал их бурный разговор. Глаза Полиссены блестели от слез, а лицо Эдисона казалось нервным и озабоченным. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он, вставая с дивана и делая шаг навстречу жене. – Если судить по вашим лицам, то, наверное, лучше вас обоих, – улыбаясь, ответила Эстер. Полиссена резко встала, толкнув коленом палисандровый столик, вытерла слезы и поспешно вышла из комнаты. Эстер вопросительно взглянула на мужа. – Муссолини объявил войну Франции и Англии, – пояснил он. – А сестра плачет, потому что ей не пишет ее возлюбленный. – Я не знала, что у Полиссены есть возлюбленный, – сказала Эстер, придавая более важное значение любовной истории золовки, а не известию об объявлении войны. – Возможно, он и сам об этом не знает. Такова моя сумасшедшая сестра, – проворчал муж. Эстер села на маленький диван у окна. Матовая бледность была ей к лицу. От нее она казалась еще более хрупкой, чем обычно. Эдисон наполнил бокал портвейном и предложил ей. – Выпей, тебе полезно, – заботливо сказал он. Эстер пригубила вино. Оно было хорошим и приятно согревало ее. – Что сделал Муссолини? – спросила она равнодушно, просто чтобы продолжить не очень-то важный для нее разговор. – Он объявил войну, – повторил муж. – Он полез вслед за Гитлером в эту авантюру, чтобы не упустить свой кусок пирога. – Италия вступила в войну, и никто об этом не знает? – удивилась она. – Объявление войны неминуемо, – ответил Эдисон. – Но я узнал это окольным путем. Эстер хотела возразить, что сейчас все делается окольными путями: и в семье, и в стране, и в международной политике, – но лишь зябко передернула плечами и промолчала. Отпив еще глоток, она поставила бокал на палисандровый столик и сказала: – Значит, мы тоже оказались втянутыми в эту бойню? – Это будет быстрая война, – попытался успокоить ее Эдисон. – Знаменитый блицкриг? – с иронией спросила она. – Вот именно, – подтвердил муж, немного поколебавшись. Он всегда был убежденным фашистом, горячо поддерживал Муссолини и разделял его взгляды. Эдисон верил в то, что близится конец демократических режимов в Европе, что сулило фашистской Италии грандиозное будущее – эпоху процветания и прогресса. Но решение дуче вступить в войну впервые поколебало его уверенность в вожде. – Почему ты рассчитал мадемуазель Ювет? – спросила Эстер, приступив к делу, которое без этого объявления о начале войны было бы жизненно важным, но теперь казалось банальным. – Она пьяница и к тому же не способна уследить за детьми. Когда мы вернулись в город, Микеле мне сказал, что Валли подглядывала за твоими родами. А Ювет даже не заметила, что девочка сбежала из-под ее надзора, – раздраженно заявил он. – Наверно, дремала в тихом уголке, выпив рюмку-другую. – Это невозможно! – поразилась Эстер. – Ты говоришь, что девочка видела… видела… – Она видела все, – подтвердил Эдисон. – Это ужасно! Я не могу в это поверить. – Эстер попыталась представить, что именно видела ее дочь, и руки у нее опустились. – Валли мне ничего не сказала об этом, даже ни разу не намекнула, – произнесла она, качая головой. – Что сделано – то сделано, – коротко отрезал муж. – Вот почему мне пришлось уволить гувернантку. Кроме того, как французская гражданка, она все равно теперь не имела бы права оставаться в нашем доме. Ведь мы с Францией находимся в состоянии войны. Вошел Микеле, шофер, который исполнял также обязанности мажордома на вилле. – Ужин готов, – объявил он. – Прикажете подавать? – Подавайте, – ответила Эстер, расстроенная плохими известиями, которые лавиной обрушились на нее с возвращением мужа: потеря мадемуазель, любовные безумства золовки, недопустимое поведение Валли и в довершение всего объявление войны. – Позаботься, чтобы дети вели себя, как положено, – распорядился Эдисон, обращаясь к слуге, и помог жене подняться. «Сегодня же вечером я должна поговорить с Валли начистоту», – решила Эстер, выходя из гостиной. В этот момент зазвонил телефон. Эстер, которая проходила мимо аппарата, стоявшего на столике у двери, подняла трубку. – Ответьте Милану, – услышала она голос телефонистки. – Алло? – сказала Эстер, но связь тут же прервалась: позвонивший не захотел говорить. – Там повесили трубку, – обратилась она к мужу. – Наверное, неполадки на линии. Перезвонят попозже, – ответил Эдисон, испытывая некоторое замешательство. Когда ужин подходил к концу, телефон зазвонил снова. Микеле вошел в столовую и сказал Эдисону, что спрашивают его. – Кто это? – поинтересовалась Эстер, в то время как муж торопливо вставал из-за стола. – Кто-то, кто не захотел назвать свое имя, – ответил шофер. Эдисон Монтальдо посмотрел на жену. – Хочешь, возьми трубку вместо меня, – с вызовом произнес он. – Тогда узнаешь все, что тебя интересует. – Эдисон, мы оба знаем, кто тебе звонит. У меня есть заботы и поважнее, – строго сказала она и вернулась к еде. Монтальдо вышел из комнаты, раздраженно бросив на пол салфетку, дети вопросительно уставились на мать. Полиссена тут же снова заплакала и вышла из-за стола. Эстер тоже поднялась. – Эмилиано, навести своего наказанного брата и посмотри, чем он занимается. А мы с Валли пойдем в мою комнату, – обратилась она к детям. – Я еще не доела пудинг, – запротестовала девочка. – Доешь потом. А сейчас иди со мной, – приказала мать. Проходя по коридору мимо Эдисона, который стоял, приложив трубку к уху, Эстер не смогла удержаться, чтобы не уязвить мужа. – Постарайся не забыть, – прошипела она, – что завтра крестины моей дочери. Не забудь, что ты должен на них присутствовать. Поднимаясь по ступенькам, Эстер расслышала, как муж говорил в телефонную трубку: – Сейчас у меня нет времени слушать твою болтовню. Мне не до этого. Как бы то ни было, я его прочту, этот твой новый шедевр. Общая нервозность передалась и дочери – у нее уже были слезы на глазах. Плач Валли усилил дурное настроение Эстер. – Перестань хныкать, ради бога, – одернула она дочь. – Ты сердишься на меня, потому что папа разговаривает по телефону с другой женщиной, – запротестовала девочка. Эстер повернулась, бледная от ужаса. Сколько еще вещей, неподходящих для ее возраста, знала ее странная дочь? Она не стала комментировать последнюю фразу Валли, а втолкнула девочку в спальню и сразу приступила к делу. – Ты была в ванной, когда родилась Лола? – спросила она, овладев собой. Девочка тут же перестала плакать и уставилась на кончики своих туфель. У нее не хватило смелости посмотреть матери в глаза. – Почему ты мне об этом не сказала? – спросила Эстер, спокойно садясь на постель. – Я боялась, что ты меня накажешь, – ответила Валли, стоя перед ней. – Подглядывать нельзя. И ты это знаешь, – отчеканила Эстер, но без особой строгости. – То, что ты видела, – некрасивое зрелище, но все дети рождаются так. Так родилась и ты, и твои братья. Все мамы страдают, когда производят на свет своих детей. Но боль забывается, и остается радость от того, что на свет появился новый человек. Что же касается твоего отца, – продолжала она уже другим тоном, – занимайся лучше своими делами, маленькая проныра, а в дела взрослых не лезь. Она протянула руки и привлекла дочь к себе, чтобы обнять. Валли кинулась целовать ее. – Мамочка, мамочка, не переставай любить меня! Я не хочу, чтобы ты любила Лолу сильнее, чем меня. – Я очень тебя люблю, малышка, – прошептала Эстер, прижимая ее к себе. – А теперь иди к братьям. – От всего пережитого за этот вечер она совершенно обессилела. Едва дочь ушла, Эстер разразилась слезами. Она плакала, думая о Себастьяно, о невозможности быть рядом с ним, и вспоминала ту первую их встречу на пляже в Кастильончелло. |
||
|