"Страсть и блаженство" - читать интересную книгу автора (Ховард Ева)

Весенний дождь

Когда пробило четыре часа дня в первую пятницу апреля, Дэвид Лоуренс вышел из своего кабинета, держа в руке портфель. Задержавшись перед застекленной дверью соседки Полы Роуан, он вытащил листок бумаги из нагрудного кармана, двадцатый раз внимательно пробежал по нему глазами, вернул обратно и постучал.

Хорошенькая инструктор по воспитательной работе пригласила его войти. Она сидела за большим письменным столом, грациозная, пышная блондинка лет тридцати, с чертами лица Венеры-пастушки с картины семнадцатого века. В присутствии этой божественной женщины у Дэвида участился пульс.

— А! Привет, Дэвид, — пропела Пола, загружая свою дорогую кожаную сумку разными вещами. — Не стесняйся. — Она пододвинула пепельницу, когда он уселся напротив.

— Спасибо, Пола. Мне нужен совет.

— От меня?

— Одна из девочек прислала мне любовную записку, и я не знаю, как на это ответить.

— А как ты обычно отвечаешь? — Пола наклонилась, чтобы поднести к его сигарете тяжелую мраморную зажигалку, которую ей подарил на Рождество один из учеников.

— Спасибо. Откуда ты знаешь, что такое случалось раньше? — Он вытащил записку. Пола улыбнулась, ибо Дэвид был тем мужчиной, которым она очень восхищалась. — Я так и не знаю, как на это ответить, — признался он. — Поэтому мне хотелось узнать, что здесь принято делать в подобных случаях.

— Можно взглянуть? — Пола протянула к письму ухоженную до совершенства руку в кольцах и браслетах. Дэвид отдал ей записку, и она громко прочитала ее содержание:

«Мистеру Лоуренсу

Это было уже в мечте. Вы приходите в класс, В это время, как во сне, Я мечтаю о Вас.

О ласках Вашей руки, Которая так тонка, Она волосы гладит мои, Одежды лишает меня».

Пола подняла свои блестящие глаза:

— Довольно круто.

— Дальше еще круче.

Она снова принялась читать:

«Когда Ваш нежный голос твердеет, Что может чувствовать книжный герой? Капитан Джеб, или Джон Сэвидж, Или Горио скупой?

Твой образ часто снится мне, Чарует голос, как мечта. Я отмечаю в дневнике, Что своей воли лишена.

Зачем меня так к Вам влечет, Волнует каждая черта? И здесь Раскольников не в счет, Убийство, кровь не для меня.

И неужели так грешно,

Что к вам хоть раз я прикоснусь?

Для вас «Онегина» б всего

Я выучила наизусть.

Хочу обнять ваш гибкий стан, Хоть стать язычницей для вас, Хочу упасть к вашим ногам, Прижаться к вам хотя бы раз».

Пола сделала Паузу, улыбнулась Дэвиду и продолжила чтение:

«Я вашей любимицей буду, Хочу ею быть всегда. Пусть Гамлет винил Гертруду, В распутстве ее вина.

Лисистрата отвергла мужа.

Что может быть печальней?

Однако есть удел и хуже,

Мое происхождение — дважды тайна.

Три месяца, и окончен год,

Я так тоскую по тебе,

Даю все клятвы наперед,

Люблю тебя в своей мечте.

Клянусь тебя Дэйвом не называть,

Позволь лишь твоей рабыней мне стать.

Пожалуйста, ответьте по электронному адресу: [email protected]» .

— Боже мой, — сказала мисс Роуан, с почтением возвращая Дэвиду страницу. — Неужели она сумела назвать все книги, которые вы задали прочитать в этом семестре?

— Сумела.

— Лупе Фримсн, да? — Пола вывела на экран монитора список учеников. — О, как замечательно! — Пола захлопала в ладоши. — Должно быть, ты родился под счастливой звездой.

— Что такое? Что ты там увидела?

— Завтра Лупе Фримен исполняется восемнадцать лет.

— Это замечательно, но не дает ответа, как на это реагировать. Последний раз, когда такое случилось, я просто не разговаривал с той девочкой до самого выпуска. Как ты думаешь, мне здесь надо поступить так же?

— К чему беспокоиться? — Пола пожала плечами.

— Ну, это ведь деликатная ситуация. Все же она моя ученица. Я думаю, в школе Браемара от учителей ждут безупречного поведения.

— Ха! Мистер Лоуренс, если бы здесь нечто подобное волновало кого-то, то администрация не нанимала бы учителей, похожих на кинозвезд.

— Пола, не смейся. Это серьезно.

— Правда?

— А что, разве нет?

— Дэвид, тебе известно, что дети попадают в школу Браемара, когда их выгоняют из любого другого частного учебного заведения Новой Англии?

— Мне трудно поверить в это. Эти ребята — самые лучшие ученики, каких я когда-либо обучал.

— Я ведь не говорила, что их отчислили в других школах из-за неуспеваемости, ведь так?

— Тогда о чем ты говоришь?

— Ты когда-нибудь слышал о сексе и наркотиках? Ты еще не сообразил, что эта школа для избранных?

— Если честно, то нет.

— Это хорошо. Всегда притворяйся наивным. Это тебе идет. Но знай, что наша единственная цель здесь заключается в том, чтобы довести любого ученика этой школы до элитарного колледжа. За это родители платят нам шестьдесят тысяч долларов в год за одного преступника. Как нам удается заставить этих испорченных типов, богатеньких детей, зубрить к экзаменам и проводить выходные на территории школы, когда те бежали из любого другого интерната, куда их засаживали?

— Красивой формой?

— Это способствует, но главное — совместное общежитие.

— Родители идут на это?

— Ну, возьмем, например, Лупе Фримен. — Пола взглянула на экран. — Мать Лупе — певица в стиле панк и исполнительница сексуальных танцев из Лос-Анджелеса. Ее там называют Сатурния-Х.

— Сатурния-Х! — воскликнул Дэвид. — Я следил за ее группой в восьмидесятых годах.

— Как ты думаешь, чем занимается папочка Лупе?

— Представить не могу.

— Это Рон Фримен, издатель журналов для мужчин, выходящих огромными тиражами, борец за свободу слова и нераскаявшаяся икона сексуальной вульгарности с тех пор, как мы с тобой ходили в школу.

— Значит, вот что она имела в виду, когда в одной строчке писала о дважды тайне.

— Ну, как, хочешь написать ее родителям домой, чтобы пожаловаться мамочке и папочке о том, что их совершеннолетняя дочь случайно написала тебе стихотворение?

— Думаю, они отнесутся к этому без должного сочувствия.

— Мне кажется, ты не ожидаешь, что в школе Браемара обидят или расстроят Лупе просьбой, чтобы она больше не приставала к тебе. Помни, нам нужны эти шестьдесят тысяч, которые мистер Фримен платит нам за ее последний год обучения.

— Я тебя понимаю, хотя это не тот взгляд на вещи, к которому я привык.

— Итак, ты понимаешь, что сам должен разобраться в ситуации с Лупе и не беспокоить ее родителей. Или школу. Тебе ведь не хочется, чтобы администрация подумала, что ты не готов справиться с первой возникшей трудностью.

— Что ты предлагаешь?

— Ты мог бы пригласить класс к себе домой на чай, таким образом столкнув Лупе с ее соперницей — твоей красивой женой.

— Тогда она узнает, где я живу.

— Верно.

— Что еще? Следует ли мне серьезно поговорить с ней?

— Почему бы и нет?

— Какой вариант охладит ее любовь ко мне — спокойный отказ или хорошая взбучка?

— Только время и расстояние охладит ее любовь к тебе.

— Спасибо, ты мне здорово помогла, — сказал Дэвид, вставая.

— Да не за что. И помни, если ничто не поможет, остается порка.

— Правда? — Он остановился в дверях и улыбнулся, слыша столь неожиданный совет.

— Конечно!

— Что ты имеешь в виду?

— Это внесено в контракт каждого ученика, который подписан родителями.

— Ты шутишь.

— Нет.

— Может, так было тридцать лет назад.

— Может, тридцать дней назад, — поправила она. — Как еще, по-твоему, нашим красивым молодым учительницам отбиться от приставаний мальчиков?

Дэвид пристально посмотрел на нее и убедился, что она снова подшучивает над ним.

— Лучше берегись, мисс Роуан, если порка действительно останется последней возможностью.

Дэвид заметил, что ее красивое лицо залилось краской. Она надела джемпер, взяла свою сумку и первой вышла из кабинета.

— Тебя подвезти? — спросила она, вспомнив, что сегодня утром жена высадила Дэвида у школы.

— Голубиная бухта тебе по пути?

— Конечно.

Через несколько минут он сидел рядом с ней в роскошном «Седане». Он заметил, что краска еще не совсем сошла с ее лица.

— Пола, почему ты еще не замужем? — дерзко спросил он.

— У меня не та фигура, которая нравится мужчинам.

— Глупости. Ты потрясающая. — Пола взглянула на него:

— Ты думаешь?

— Как раз сегодня я думал о твоей классической красоте.

— А ты знаток, — улыбнулась она.

— О! Ты намекаешь на Хоуп? Она была чистым везением, поверь мне.

— Спорю, она вьет веревки из тебя.

— Совсем наоборот. Я всегда держу вожжи в своих руках.

— Как тебе это удается?

— Ты уже говорила, что единственный выход — это порка, — ответил он, выходя из машины, когда она притормозила у «Кружевного коттеджа». — Зайдешь на чашку кофе?

— Хоуп дома?

— Она работает до четверти седьмого.

— Тогда я не осмелюсь войти.

— Почему?

— Я просто не доверяю себе, — искренне ответила она, не без волнения думая о том, что он, возможно, не шутил, говоря о порке жены.

— Ладно, мудрая голова, пусть будет по-твоему. — Дэвид попрощался с ней и взглядом проводил уезжающую машину.

Лупе Фримен вызвали в кабинет Дэвида. Она пришла вся дрожа, стройная девушка с красивой кожей и прямыми черными волосами до пояса. На ней была летняя форма — серая хлопчатобумажная юбка, рубашка и белая блуза. Она носила итальянские мокасины пятого размера, а стройные ноги украшали колготки, как и полагается ученице выпускного класса. Помня обычное нахальство Лупе, Дэвид находил ее нынешнее поведение подкупающе кротким, что, по иронии судьбы, вынудило его отбросить отрепетированную речь с выражением трогательного упрека, и вместо этого, строго велел ей сесть. Затем закурил сигарету и через стол придвинул к ней ее стихотворение.

— Как вы смеете посылать мне такое наглое письмо?

Напуганная его строгостью и потеряв дар речи от стыда, Лупе встала, собираясь бежать.

— Я велел вам сидеть. — Она подчинилась, комок подступал к ее горлу. — Мисс Фримен, о чем вы думали? Вы ведь знаете, что я женат.

Лупе театрально прижала руку к лицу, как это делали звезды немого кино, вызвав в памяти Дэвида знакомый жест, который ее мать неоднократно повторяла на сцене «Рокси».

— Ох, Лупе, — вдруг сказал он совсем спокойно, — я пятнадцать лет назад следил за выступлениями Сатурнии-Х.

Это дружелюбное признание немного успокоило Лупе, и она опустилась на стул.

— О, как здорово.

— Барышня, в любом случае больше так продолжаться не должно. — Он указал на стихотворение.

— Да, — согласилась она, и ее оливкового цвета лицо то краснело, то бледнело.

— А в этот момент раба мне не нужна, — добавил он, бросив на нее взгляд, от которого у той внутри все сжалось. — Однако мне пригодился бы помощник по исследовательской работе. Вы сможете заняться этим?

— Да! — В карих глазах Лупе светилась радость.

— Хорошо, — ответил он, заканчивая разговор.

— Мистер Лоуренс? — Да?

гг Я не хотела оскорбить вас.

— Я понимаю.

— Обычно пожилые мужчины польщены, когда я им пишу стихи.

— О! Значит, вы этим часто занимаетесь, а? — ощетинился он.

— Мистер Лоуренс?

— Что еще, мисс Фримен? '

— Как вы думаете, есть надежда, что мы будем заниматься сексом?

— Пожалуй, есть надежда, что я выпорю вас, — пригрозил он.

— Это стало бы началом, — пробормотала она.

— Еще бы.

— Порка кажется очень эротичной, — заметила она.

— Ты и это знаешь, — вздохнул он.

В следующее воскресенье днем Дэвид и Хоуп устроили выпускному классу по литературе пикник с жареным мясом на пляже. Погода выдалась теплой не по сезону, и Хоуп в своих безупречно белых шортах, крошечном лифчике с завязками на шее и свободно ниспадавшими волосами произвела фантастическое впечатление. Лупе была очарована супругой своего идола и разговаривала с ней почти весь день. Не успело солнце сесть, как Хоуп уже заплетала Лупе французские косички.

— Я бы никогда не послала то письмо, если бы знала, что мистер Лоуренс женат на красотке, — призналась Лупе, повернув голову через плечо. Хоуп улыбнулась и чмокнула Лупе в ухо.

С этого момента Лупе перенесла половину любви со своего идола на богиню, которая была рядом с ним. Лупе и Хоуп стали подругами. Дэвиду это казалось отличным решением проблемы любви, но это было временным выходом из положения.

Тем временем, вопреки хорошему вкусу, общественному и профессиональному этикету, Дэвид решил, что обязательно должен овладеть мисс Роуан. Эта цветущая, благоухающая и весьма сладкоречивая женщина оказалась слишком лакомым кусочком, чтобы можно было проходить мимо нее каждый день и не возжелать. Похоть порождал как ее ум, так и роскошная фигура. Она была просто прелесть. И так естественно покорна! Казалось, она создана для того, чтобы он держал ее в своих руках.

В следующую пятницу, когда учеников отпустили на выходные, Дэвид повез Полу на поздний ленч в гостиницу «Боун энд федер». Пола обмолвилась, что скоро у нее день рождения, и он зацепился за это, чтобы угостить даму вином. Уговорив ее выпить два бокала, он спросил:

— Пола, дорогая, ты живешь одна?

— Да, а что?

— Можно, я провожу тебя домой.

— В этом нет необходимости, — возразила она.

— Тебе нельзя сидеть за рулем, — заявил он. Она передала ему ключи от машины. — И к тому же я хочу отшлепать тебя по случаю дня рождения.

Она жила на верхнем этаже дома в викторианском стиле на Мейн-стрит. Пышные растения, свежесрезанные цветы, ковры и со вкусом украшенные окна говорили о том, что здесь живет состоятельная женщина. И ничто в этом доме не говорило о присутствии мужчины, и Дэвид вздохнул от облегчения.

— Я думаю, пристойно ли это, — сказала она, появившись с бутылкой вина в одной руке и штопором в другой. — Конечно, я понимаю, все это безобидно, но меня не может не беспокоить мысль о том, что подумает Хоуп.

— Это совсем не безобидно, и ты это понимаешь, — сказал Дэвид, взяв у нее бутылку. — Что же касается Хоуп, то она ни о чем не догадается.

— Дэвид, как ты можешь? Ты только что женился и у тебя такая жена! — Пола достала фужеры и покраснела от такой откровенности Дэвида.

— Не стану отрицать, что Хоуп обладает многочисленными достоинствами, но среди них нет сексуальной верности. Она уже уступила другому мужчине, а мы женаты меньше трех месяцев.

— Неужели это правда? — Пола с наслаждением потягивала вино.

— Энтони Ньютон сделал ее своей игрушкой.

— Композитор и попечитель школы Браемара?

— Кстати, пусть это останется строго между нами.

— Бедный Дэвид.

— Это правда, — вздохнул он. — Один мужчина не сможет удовлетворить неутолимую жажду моей жены к вниманию.

— Как это ужасно!

— Да, сначала мне тоже так казалось, но сейчас я нахожу в этой ситуации некоторые преимущества.

Они сели на кушетку.

— Дэвид, ты вынуждаешь меня краснеть.

— Ты краснеешь все время, как мы вошли. Должно быть, тебе не терпится получить обещанную порку.

— Ничего подобного!

— Мне нравится, когда ты притворяешься строгой, мисс Роуан, — сказал он и поцеловал ее руку.

— Дэвид, ты действительно ведешь себя как настоящий волк! — сказала она, отнимая руку.

— Я знаю. Я сам себе поражаюсь. Но ты заставляешь меня поступать так, — признался он, поглаживая ее длинные светлые волосы под «пажа».

— Кажется, ты в самом деле дразнишь меня, — сказала она с укоризной, поднося огонь к его сигарете.

— Почему?

— Потому что у тебя поразительно красивая, по мнению всех, жена, к тому же пятого размера.

Какой тебе интерес приставать ко мне, пышной женщине десятого размера?

— Я думаю, что ты прелестна, и ты знаешь это. К тому же ты занимаешься этим и поэтому неотразима для меня.

— Этим?

— Поркой, мисс Роуан. — Сердце Полы сжалось.

— Как ты узнал это?

— Ты на днях пошутила насчет порки в школе Браемара.

— Но это была всего лишь шутка.

— Конечно, но я не мог не заметить, что ты покраснела, говоря об этом. И сегодня ты краснела все время, пока мы ехали, особенно когда я сказал, что порю Хоуп.

— Мистер Лоуренс, я вся возбуждена. Никому раньше не удавалось выведать мой секрет.

— Я не удивлен. Таких, как мы, кругом не очень много. Если не считать Рэндом-Пойнта. По неизвестной причине в Рэндом-Пойнте, похоже, нас много.

Пола с сильно бьющимся сердцем увидела, что он погасил сигарету. Она не успела опомниться, как он одним резким движением положил ее себе на колени. Ей и в голову не приходило сопротивляться.

По тому, как она затаила дыхание, Дэвид невольно догадался, что это первый раз, когда ее как следует положили через мужское колено.

— Теперь инструктору настало время получить наставления, — сказал он и нанес ей десять или двенадцать сильных ударов по покрытому льняной юбкой мягкому месту. — Мне не нравятся эти замечания, какими ты описывала свою фигуру. — Еще десяток ударов достался Поле. — Я обожаю твою фигуру.

Чтобы доказать это, он шлепал ее несколько минут. Она могла лишь стонать и извиваться под его безжалостной ладонью.

Он долго шлепал ее через юбку, вспоминая при этом невинные забавы школьных дней, когда он уговаривал школьниц согласиться на длительную порку на своих коленях. Школьницы были так поразительно уступчивы.

Затем последовали почти два сдержанных десятилетия общения с политически озабоченными партнершами, которые все без исключения яростно не соглашались, чтобы их клали на колено. Периодически бывая в закусочных, он однажды или дважды сталкивался с женщинами, которые так крепко напились, что им было все равно, шлепают их или нет, но он не был настолько циничен, чтобы заниматься этим с кем попало.

Наконец он обнаружил профессиональную садо-мазо Сцену, которая сама по себе давала ему гарантированный запас девиц для порки. Конечно, за это удовольствие надо было платить, но тогда это его почти не беспокоило, настолько сильным было желание отшлепать хорошенькую женщину. К счастью, его приключения в клубе начались и закончились с Хоуп, самой известной покорной профессионалкой в Голливуде, с которой он каждую неделю воплощал собственные фантазии. Этот порок стоил дорого, но приносил такое удовольствие, особенно после того, как Хоуп влюбилась в него, бросила работу в клубе и стала его подружкой.

Брак был капризом Дэвида, появившимся за несколько дней до их отъезда в Массачусетс, когда он все еще представлял школу Браемара чем-то вроде строгого интерната, где царят викторианские стандарты приличия.

Дэвид обожал Хоуп, а она его. Однако она так привыкла играть с множеством партнеров, что Дэвид понял — у них будет свободный брак. Поэтому он решил приспособиться, а это означало, что нельзя упускать такие блестящие возможности, как эта.

Он задрал на Поле юбку и обнажил шелковую полоску, подвязку с резинками, трусики и чулки со швами. Дэвид отдал должное круглой попочке Полы и белым бедрам, погладив их ладонью.

— На этот раз я даже не стану спускать с тебя трусики, — сказал он, отведя их в сторону, чтобы полюбоваться покрасневшими ягодицами. От ее блестящей кожи шел ощутимый жар. Он хорошо помассировал ее, ибо последние двадцать пять минут сильно шлепал по ягодицам. Цвет кожи был светлым, и она явно не привыкла к порке, а он не хотел оставить следы на ее коже. Однако его гипнотически тянуло продолжить порку. Похоже, она была готова лежать на его коленях так долго, как ему того захочется.

Наконец он поставил ее на колени и обнял. Она спрятала лицо, все еще дрожа от удовольствия.

— Ты простишь меня за то, что я так обошелся с тобой? — спросил он.

— Прощаю и благодарю тебя. Мне кажется, что я люблю тебя, — ответила она, крепко обнимая его.

Дэвид стал партнером Полы. Они встречались днем несколько раз в неделю. Поскольку Хоуп никогда не возвращалась домой раньше четверти седьмого, он почти не опасался, что его застукают. Однако, хотя он был сообразительным, всего предусмотреть не удалось.

Лупе заметила перемену, произошедшую с Дэвидом и Полой, и постоянное наблюдение принесло ей разочарование и отчаяние. Лупе была возмущена тем, что мистер Лоуренс, которого она так почитала и страстно желала, мог попасться в сети такой слащавой уличной девки, как мисс Роуан, носившей жемчуга и кашемир, когда изящная и молодая Хоуп не только была способна удовлетворить его любое эротическое желание, но также с радостью приносила домой зарплату, готовила и убирала! Разъяренная непостоянством своего бывшего идола, Лупе отправилась к его богине-супруге и выложила всю правду.

Естественно, у Хоуп голова пошла кругом. Разумеется, она понимала — все это происходит, потому что она играет с Энтони Ньютоном. Возможно, Дэвид узнал, что она позволяет Хьюго Сэндсу бить себя тростью и березовыми розгами. Хоуп от неожиданности кусала палец. Мисс Роуан прелестна и остроумна. И ее кабинет рядом с его кабинетом.

Хоуп безумно ревновала. Как он посмел жениться на ней и уже спустя два месяца заниматься любовью с другой девушкой?

— У моего мужа начался роман. — Хоуп сообщила Слоуну в пять часов того же дня. — Можно мне пойти домой и подумать?

— Не следует верить всему, что тебе говорят, — мягко пожурил ее Слоун, воспользовавшись чистым носовым платком, чтобы стереть две слезинки, которые катились по щекам Хоуп. — Позволь Дэвиду объясниться, прежде чем впадать в отчаяние.

— Можно мне взять это?

Она забрала носовой платок, который ей очень пригодился по пути домой.

Приехав, ей сначала хотелось лишь рухнуть в кресло и выплакаться. Но, взглянув в зеркало, она поняла, что на сегодня плакать хватит. Хотя она страшно рассердилась на мужа, ей все же хотелось оставить хорошее впечатление, когда он вернется домой.

Выбор наряда успокоил ее. В конце концов, она решила надеть темно-синее хлопчатобумажное платье с фартуком, облегавшее каждый изгиб тела и обнажавшее значительную часть бедер. Голубые башмаки оставляли беспечно открытыми ее розовые пятки. Пухлые губы Хоуп чуть тронула розовой помадой.

Как назло, именно в этот день Дэвид опаздывал. Впервые заметив, что автоответчик мигает, Хоуп включила его. «Привет, милая. Сегодня я немного задержусь, мне надо написать несколько справок. Если получишь это сообщение, заедь за мной в школу часов в семь».

Это сообщение немного взбодрило ее. Спокойный голос Дэвида и просьба подействовали успокаивающе. Хотя было только шесть часов, Хоуп села в машину и поехала к школе Браемара.

По пути у Хоуп заболело сердце, когда ей в голову пришла мысль, что, постучав в дверь, найдет их наедине! «Возьми себя в руки! — сказала она своему отражению в зеркале заднего обзора. — Веди себя достойно, спокойно, прояви силу воли». Ох уж эти коварные мужчины!

Слегка разочаровавшись тем, что в коридоре никого не было, а мисс Роуан отсутствовала, Хоуп толкнула дверь кабинета Дэвида, вошла, скрестив руки на груди. Он оторвал взгляд от стола и улыбнулся.

— Привет, дорогая! Какая ты аппетитная. Ты приехала рано, но я уже почти все закончил. — Он быстро сохранил запись и отвернулся от компьютера, притянув к себе Хоуп. — Давай сходим куда-нибудь сегодня вечером!

Она разрешила поцеловать себя, затем капризно отошла на пять-шесть футов.

— Хоуп, что случилось?

— Я скажу тебе, когда мы выйдем отсюда. Когда они оказались в машине, Дэвид устроился за рулем и ждал, когда она заговорит.

— Разве ты не собираешься включить зажигание?

— Скажи мне, что происходит.

— Я знаю все о тебе и Роуан.

Дэвид включил зажигание и выехал с территории школы.

— Что же ты знаешь?

— Что у тебя с ней роман.

Хоуп снова скрестила руки на груди, и ее глаза застлали слезы.

— Кто тебе это сказал?

— Лупе.

— У нее неточная информация.

— У тебя нет романа с мисс Роуан?

— Нет. — Нет?

— Не в таком смысле.

— Что ты имеешь в виду?

— У нас не было секса.

— О! Правда?

— Не могу поверить, что Лупе сказала такое.

— Должно быть, у нее на то была причина.

— Я встречаюсь с Роуан.

— Встречаешься? Что же это означает, в самом деле?

— Это означает, что мисс Роуан некому отшлепать, и я оказываю ей эту услугу.

— Да что ты говоришь? Мисс Роуан играет на Сцене? И ты встречаешься с ней, чтобы играть?

— Вот именно, — ответил Дэвид, останавливаясь у гостиницы «Боун энд федер».

Объяснение Дэвида немного успокоило Хоуп, но она пребывала в задумчивости.

— И почему бы ей не найти себе друга из Сцены? В журнале Хьюго в разделе частных объявлений полным полно подходящих холостяков.

— Это мне не пришло в голову. Завтра я захвачу для нее номер журнала, — мило сказал Дэвид.

— У нее нет права приставать к чужому мужу! — заявила Хоуп, выпив второй бокал вина.

— Она не приставала ко мне.

— Хочешь сказать, что ты приставал к ней? — Дэвид пожал плечами.

— Как быстро я тебе надоела!

— Хоуп, это не так.

— А как же это?

— Выпей еще вина, а я объясню.

— Бедная мисс Роуан, — выпив полтора бокала, Хоуп роняла слезы на свой похожий на архитектурной сооружение десерт. — Она ни разу не играла почти целых тридцать лет!

— Больше всего меня задевает наглость Лупе Фримен, которая бежит к тебе и распространяет эти слухи, способные причинить зло! — Дэвид стукнул кулаком по столу, после чего хозяйка гостиницы прибежала со второй бутылкой.

— Она поступила так, потому что не хотела, чтобы со мной обращались плохо, — возразила Хоуп, поднося зажигалку к сигарете мужа с чувством облегчения. Было приятно думать, что муж не завел роман, а только изредка шлепает приятную леди на пять лет старше и на двадцать фунтов тяжелее.

— Все же это как-то неловко. Мне не хочется, чтобы Лупе узнала всю правду о моих взаимоотношениях с мисс Роуан.

— Это верно. Через пару дней вся школа узнает, что вы с мисс Роуан любители порки.

— Думаю, такое не смогут проглотить даже в школе Браемара.

— Как жаль, что вы с мисс Роуан вели себя так откровенно.

Дэвид поднял голову.

— Надо быть сукой, чтобы играть на работе, — язвила Хоуп.

— Сила привычки, — согласился он.

— Не бойся, дорогой. Лупе не надо знать правду.

— Она ведь спросит тебя, чем закончился наш разговор.

— Глупый, ты думаешь, я поверила ей, когда она рассказана мне о тебе и мисс Роуан? Совсем наоборот. Я сказала, что она точно ошибается.

— Правда?

— Ну, я вспомнила, что вы с мисс Роуан входите в школьный комитет, и высказала предположение, что встречаетесь именно по этой причине.

— Хоуп, у меня нет слов.

— Это что-то новенькое.

— Как хорошо, что твоя маленькая головка столь сообразительна.

— Не стоит благодарности.

Выпив четвертый бокал вина, Дэвид почти боготворил свою жену и глубоко вздохнул. — Что?

— Как ты мила, — сказал он. нежно целуя ее за ухом. — Но мне грустно.

— Глупенький, почему тебе грустно?

— От такого проявления изощренности.

— Разве ты раньше не замечал, что я разумное существо?

— Не совсем. Это очень грустно, — задумчиво сказал Дэвид, рукой подпирая подбородок.

— Дорогой, что же тут печального?

— Что я больше никогда не смогу наказать тебя.

— Что! — воскликнула она.

— Это правда, — сокрушался он, погасив сигарету и вставая. — Ты больше не годишься для порки.

— Дэвид, что ты, черт подери, такое несешь? Она вышла за ним следом на улицу, оба сели в машину и в легком тумане отправились в недолгий путь к «Кружевному коттеджу».

— Все же ты повзрослела, — гнул он свое, ведя машину по извилистой, блестевшей, узкой прибрежной дороге.

— О, Дэвид, я никогда не стану такой взрослой, чтобы меня нельзя было подвергнуть телесному наказанию, — заверила она, сжимая ему руку, и ткнулась носом в его щеку.

— Сейчас ты права, — решительно сказал он, стукнув по рулю. — Только посмотри, как умно ты отреагировала на мое отвратительное признание. Ты вела себя как настоящий ангел.

— В самом же деле это было искреннее признание.

— Говори что хочешь, но мое мнение ты не изменишь, — сказал он, когда машина остановилась у «Кружевного коттеджа» и оба вошли в свое бунгало.

— Дэвид, ты пьян и не в состоянии обсуждать такую важную тему! — сердито сказала она. Вдруг Хоуп в голову пришла отрезвляющая мысль, и она пробормотала более спокойно: — Дэвид, ты же не собираешься воспользоваться этим случаем, чтобы переменить тему, а?

Дэвид улыбнулся и покачал головой: — Нет.

— Что ж, это уж кое-что.

— Мисс Роуан очень славна, — сказал Дэвид с плаксивой сентиментальностью, которая свойственна уже хорошо захмелевшему человеку. — Я первый, кто после отца отшлепал ее. Ты бы посмотрела, как она уважительно смотрит на меня.

— Но я тоже уважительно смотрю на тебя. Я всегда тебя уважала.

Дэвид вздохнул:

— Возможно, интеллектуально. Однако шлепать тебя всегда было трудно. С самого начала в «Башне» ты была опытна, учила меня, как пользоваться инструментом, оттачивала мою технику. Тогда я вряд ли мог чувствовать превосходство над тобой, ибо ты была таким своенравным ребенком. Но в последнее время ты стала ответственной!

— Какой вздор! Ты перебрал и несешь чушь. Хоуп открыла окно, чтобы впустить морской воздух и послушать прибой.

— В вине истина, — ответил он.

Хоуп переоделась в белый пеньюар и расчесывала свои светлые шелковистые волосы у туалетного столика, когда он вошел в спальню.

— Идем спать, дорогая. — Он похлопал по подушкам.

— Не хочется, — ответила она, кладя расческу на стол. — Я измоталась и чувствую себя подавленной, но я скорее позавтракаю сырым мясом, чем буду спать с тобой, изменник!

— Но почему? Потому что сегодня я уважаю тебя больше, чем прежде?

— Ты считаешь, что я не безупречна, поскольку много играла!

— Ты уж точно не безупречна.

— Но я ведь и не пресыщена. Мой животик все еще напрягается, когда настоящий мужчина кладет меня через колено. Тогда я становлюсь такой же нежной и покорной, что и мисс Роуан! Кстати, если тебе всегда было так трудно шлепать меня в «Башне», почему ты платил за то, чтобы встретиться со мной двадцать четыре раза подряд?

— Любовь.

— Понятно. Благодаря любви ты мог подвергнуть меня такому ужасному испытанию, как порка.

— Хоуп, ты идеальная партнерша для игры, но совершенно понятно, что ты никогда не казалась столь покорной, как девушка, которую никогда не подчиняли.

— Пошел к черту. Я тебя страшно ненавижу и завтра утром первым делом соберу вещи.

— Хоуп, ложись в постель.

— Заставь меня, — крикнула она, швыряя ему в голову расческой. Он ловко увернулся от этого снаряда, пересек комнату и хотел взять ее на руки.

— Не пытайся целовать меня, изменник!

Она оттолкнула его и влепила ему звучную оплеуху.

— Ах ты, невоспитанная девчонка!

Он схватил ее за плечи и стал трясти. Она рассмеялась, вспомнив, что он не любит, когда его бьют по лицу. Последний раз, когда Хоуп влепила ему оплеуху, ее удостоили шести самых лучших шлепков и трахнули сзади.

— Ну? — произнесла она и снова ударила его еще сильнее. Не успела она опомниться, как он потащил ее к постели, положил через колени и начал шлепать.

— Спасибо за то, что разбудила меня, — сказал он, крепко шлепая ее. — Я на мгновение забыл, какой несносной ты можешь быть!

Снова и снова его рука тяжело опускалась на ее задницу.

— Ай! — время от времени вскрикивала она, пока безжалостно опускалась рука Дэвида. Хоуп не могла припомнить, чтобы она оттачивала технику Дэвида, но от его серьезного поведения ее бросало в дрожь целый год после того, как он впервые положил ее через колено. — Ай! Ай! — выдохнула она, когда он время от времени давал ей передышку, потирая красивые овальные ягодицы.

Потом Дэвид задрал пеньюар и обнажил ее розовую попочку.

— Я не позволю нераскаявшемуся изменнику шлепать себя по голой заднице! — запротестовала Хоуп, извиваясь.

— Я не совершил измены!

— Ты влюбился, а это еще хуже!

— Глупости.

— В самом деле она охладила твою любовь ко мне!

— Ничего подобного.

Последовали еще несколько более сильных шлепков. Она тяжело дышала и извивалась.

— Отпусти меня!

— Не отпущу.

— Ты говорил, что не будешь шлепать меня.

— По-видимому, я передумал.

От его руки белая кожа уже окрасилась в вишневые тона. Каждый новый шлепок лишь усиливал цвет.

— Ой! Мне очень больно. Говорю тебе, прекрати, Дэвид. Больно!

— Проси прощение за оплеуху. — Нет!

— Ладно, сможешь сделать это, пока я трахну тебя и так, и с искусственным пенисом.

Дэвид бесцеремонно снял ее с колен.

— Нет! — снова запротестовала она, правда, не так энергично. Он рылся в бельевом ящике, ища тайник Хоуп с игрушками для секса. — Сейчас не время для изощренного разврата, — возражала она, пряча лицо в подушках, в то же время нарочно располагая свое тело в наиболее доступной позе.

— Как раз наоборот. Тебе этого не хватает, — уверял он, подбирая искусственный пенис для ее задницы.

Прижавшись к передней спинке кровати, Дэвид заставил Хоуп сесть на его колени лицом к себе и ввел большой, пульсирующий член в ее влагалище до упора. Завершив эту операцию, он приподнял ее задницу и продолжал шлепать, пока она не прижалась к нему. Он ввел искусственный член в анальное отверстие, придерживал его одной рукой и продолжал шлепать ее другой.

— Нет! — вскрикивала она при каждой стадии этого унизительного упражнения, но все слабее, прижимая свое лицо к его плечу.

— Проси прощения, — твердил он, глубоко проникая в нее и естественным, и искусственным членами.

— Прости, — уступила она и испытала оргазм, который на сей раз не стал для нее неожиданностью. Дэвид продлил содрогания Хоуп, покусывая в плечи и шею и бормоча ласковые слова и хваля ее.

Немного спустя, когда оба лежали, вслушиваясь в прибой, Хоуп прижалась к нему.

— Значит, мы найдем мисс Роуан дружка, да? — спросила она, прижав руку мужа к своим губам.

— Я предоставлю это тебе, — беззаботно согласился он, вдыхая запах ее волос.

— Ты уже второй раз страшно напугал меня, — сказала она, не догадываясь, что он уже заснул.

Часов в шесть дождливым понедельником Лупе Фримен без стука вошла в кабинет Дэвида. Он оторвал взгляд от ведомости с оценками.

— Вот биографические данные авторов, которые вы меня просили найти, — сказала она, бросила дискету ему на стол, вытащила из его пачки сигарету и прикурила от спички. Удивленный, но не показавший этого Дэвид ждал, что она скажет. Лупе села у окна и уставилась на затягивавшееся облаками небо. — Я рассказала Хоуп про вас и эту толстушку, но она мне не поверила.

— Простите, не понял?

— Я рассказала о ваших шашнях с мисс Роуан.

— Как это понимать?

— Пожалуй, я чувствую себя немного виноватой, но раз Хоуп мне не поверила, то, видимо, никто от этого не пострадал, — сказала Лупе. Дэвид скрестил руки на груди, чтобы не задушить ее. — Только сейчас вы ненавидите меня больше прежнего, — добавила она, наконец встретившись с его глазами. — Если бы вы только занялись со мной любовью, когда я об этом просила, мне бы не надо было так ревновать вас к мисс Роуан. — Она вздохнула.

— Ну вот, мы снова взялись за старое, а?

— Если у вас встает на эту пышку, то почему не на меня?

— Мисс Фримен, я был бы признателен, если бы вы не выражались так фамильярно.

— Мистер Лоуренс, вы и вправду равнодушны ко мне или только притворяетесь равнодушным, потому что я ваша ученица? Если дело в последнем, вам следует знать, что половина старшеклассников спят со своими преподавателями.

— Этот слух, вероятно, соответствует действительности не больше, чем тот, который вы распространяете обо мне и мисс Роуан.

— Спросите мисс Роуан. Она в курсе всех наших секретов.

— Но вы ведь не знаете ни одного из ее секретов.

— Вы станете отрицать, что любите ее? — хитро спросила Лупе, заставляя своего учителя покраснеть.

— Вы просто маленькая фурия, — мягко сказал Дэвид, запихивая в портфель разные материалы.

— Я не хочу быть такой. Все дело в том, что я безумно влюбилась в вас.

— Приходите ко мне через десять лет. Если вы сохраните те же чувства, мы поговорим.

— Через десять лет вы начнете рассыпаться. Вы столько курите, что к тому времени умрете. Нам лучше не тратить времени.

Дэвид улыбнулся.

— Просто заприте дверь и наклоните меня через стол, — искушала она. — Видите, я даже юбку надела. Это ведь так легко.

— Барышня, если я вас наклоню через стол, то учиню порку.

— Идет!

— Лупе, уходите отсюда. Немедленно.

— Нет. Я хочу, чтобы вы выпороли меня.

— Интересно, уволят ли меня после этого?

— Ни за что, мистер Лоуренс.

— Мисс Фримен, в таком случае вам осталось сидеть, пока не выкурите сигарету.

Дэвид запер дверь, опустил шторы и полез в ящик стола за аккуратной школьной указкой, которую он купил в антиквариате Хьюго Сэндса. Затем он взял Лупе за руку и наклонил ее через письменный стол, с большим интересом прислушиваясь к ее вздохам.

— Мисс Фримен, вы встали так, будто делаете это не впервые, — сказал он, заметив, как она выгнула спину и выпрямила ноги. В этот холодный апрельский день она надела зимнюю форму — подходящую черно-белую плисовую клетчатую юбку, черную рубашку и белую блузу. Двуцветные кожаные туфли на высоких каблуках не вызывали нареканий, поскольку не выделялись на фоне остальной одежды. Короткие носки были белого цвета и контрастировали с ее оливкового цвета ногами.

— Мой дружок из второго класса раньше часто порол меня, — призналась она, повернув голову через плечо. — Он любил пороть ремнем, когда его самого пороли, и фантастически трахался.

— О! Теперь многое понятно.

— Но меня никогда не били палкой. Вот это мне нравится во взрослых мужчинах, они знают самые извращенные способы, как возбудить девушку.

— Мисс Фримен, вас здесь не будут возбуждать. Вы здесь для наказания. — Дэвид похлопал указкой по ладони и фыркнул. — Значит, ваш бывший дружок любил и то, и другое. Похоже, на вас можно положиться.

— О! Мы никогда не занимались любовью. Он говорил, что я слишком молода. Он лишь порол и связывал меня. Я обожала его.

— Значит, у вас большой опыт?

— Вам не кажется, что большинство девчонок знают о садо-мазо клубах?

— Может, это так в Голливуде.

— Я из Голливуда.

— Что ж, думаю, больше нельзя откладывать эту неприятную процедуру. — Дэвид вздохнул и приложил указку к ее попочке. — Барышня, запомните, что вы сами на это напросились.

— Запомню. Спасибо.

— Лупе, вы извиваетесь и ерзаете. Стойте спокойно или я не смогу как следует прицелиться.

Задрав короткую юбку, Дэвид обнажил ее маленькую, но хорошо округлившуюся попочку, скрытую под идеально чистыми белыми хлопчатобумажными трусиками. Выдержав паузу, чтобы отдать этому священному зрелищу заслуженное почтение, он опробовал указку на своей ладони.

— Лупе, это, возможно, будет жалить, но не забудьте, где мы находимся. Я хочу, чтобы все прошло без лишнего шума. Понятно?

— В этой части здания никого нет. Я проверила.

Она опустила подбородок на руки и закрыла глаза.

Дэвид одним взмахом нанес первый удар указкой по самой середине симпатичных ягодиц. В серьезном мире порки этот удар был бы воспринят лишь легким заигрыванием, но Лупе затаила дыхание, переступила с ноги на ногу и тут же согнула колени.

— Я же сказал, стойте смирно.

— Хорошо.

Следующий удар пришелся ниже первого и был столь же сочным. Она что-то пробормотала, но на этот раз не сошла с места. Указка оставила едва заметный горизонтальный след на белой выпуклости ее попы. Одной рукой он придерживал ее за талию и тщательно прицеливался, чтобы удары были параллельными, три кряду один под другим, затем сверху снова три.

— Не устали?

— Нет, сэр!

— Я обнаружил, что порку лучше всего начинать потихоньку. Извините меня, мисс Фримен, но придется спустить трусики, хотя они изумительны, — сказал он, стягивая трусики на бедра и полностью обнажая ягодицы. Не смутившись, она ждала с затаенным дыханием.

Шлеп! Прозвучал резкий удар. С ее губ сорвался приглушенный крик.

— Помните, Лупе, никакого шума.

Дэвид наносил размеренные удары и не сразу отрывал указку, прежде чем наносить следующий. На тех местах оливкового цвета кожи, куда аккуратно опускалась указка, появлялись розоватые полосы. Лупе стонала после каждого удара, но подняла свою попу выше. Она признавала, что учитель способен быть очаровательно строгим. Оглянувшись, она с волнением увидела, как от сосредоточенности наморщился его лоб. Дэвид заметил, что она смотрит на него, и сощурил глаза. Она тут же отвернулась и уставилась перед собой.

— У вас такая миниатюрная попочка, что мне нелегко прицелиться, — жаловался он, нанося удары, от которых она вздрагивала. Дело приближалось к настоящей порке, и каждый удар не только жалил поверхность шелковистой кожи, но и глубоко отдавался в ее крепкой мускулистой плоти. Ей предоставилась краткая передышка между ударами, во время которой Дэвиду стоило огромной силы воли, чтобы нежно не погладить ее красневшую попочку.

— Похоже, вам больше нравится роскошная задница толстухи из соседнего кабинета.

— Лупе, с того момента, как вы вошли сюда, это третий грубый эпитет, который вы отпускаете в адрес моей симпатичной коллеги. — Теперь Дэвид в отместку за эти оскорбления в адрес мисс Роуан нанес самый крепкий удар. От него Лупе выпрямилась и, взвыв, схватилась за попу. — Продолжим?

Он снова наклонил ее через стол.

Лупе со злостью сбросила трусики и заняла прежнее положение, не прижимая ногу к ноге, как прежде, а широко расставила их. Она весьма соблазнительно выпятила свою восхитительную щель.

— Как нехорошо выставлять свои прелести перед женатым мужчиной, — корил он ее, нанося еще один крепкий удар. Она покачнулась, но устояла и покрылась потом от возбуждения. Не трогать ее означало блюсти самодисциплину, служившую Дэвиду необходимым противовесом всем остальным правилам, которые он нарушал.

— Я ждала, когда вы мне сделаете комплимент.

— Моя дорогая, вся эта беседа — комплимент. Однако решимость Дэвида начинала слабеть, когда ему вздумалось потрогать ее между ног указкой. Это позволило осторожно коснуться ее прелести, не пользуясь руками. Когда он убрал указку, та оказалась влажной. А Лупе, похоже, была готова вот-вот разразиться оргазмом.

Дэвид не мог устоять перед красотой и доступностью Лупе, дополненной ее изумительной реакцией на порку. Он повернул ее к себе лицом и взял за плечи.

— Если все останется между нами, вы испытаете райское наслаждение, — твердо пообещал он.

— Я ничего не скажу, даже если меня будут пытать, — тут же согласилась Лупе, за свою жизнь не сумевшая сохранить ни единого секрета.

— В таком случае… — Он не договорил, взял ее за руку и повел к маленькому кожаному дивану. Сев, он положил ее себе на колени.

— Вы собираетесь отшлепать меня?

— Это было бы слишком шумно, — с сожалением сказал он, задрал ей юбку и снова оголил попочку. — Но мне показалось, что вам эта поза может понравиться.

Он развел ей ноги и ловкими пальцами раздвинул коралловые срамные губы. Дэвид обнажил ее, волнуясь как наркоман, разворачивающий пакет с зельем. Он больше не мог устоять перед искушением и засунул средний палец в ее кремовые тесные глубины. Лупе издала тихий, но довольный звук и тут же прижалась к его коленям. Еще один палец проник в ее влагалище, а другая рука Дэвида сжала, потом раздвинула ягодицы.

— Ну, пожалуйста! — воскликнула она.

— Что вы хотите?

— Я не могу сказать, — призналась она. — О!

Дэвид начал легко шлепать, затем возбуждать ее, проникая глубоко в тесное заднее отверстие. Через пару минут Лупе бурно кончила. Об этом говорили содрогания ее тела. Дэвид снова натянул ей юбку и усадил ее на диван. Он поборол импульсивное желание обнять ее, интуитивно чувствуя, что Хоуп это не понравится. Он смахнул завитушку волос с ее лица и поправил ей воротник.

— Мисс Фримен, я вас отпускаю!

НЕ ТАК БЫСТРО!