"Честь самурая" - читать интересную книгу автора (Ёсикава Эйдзи)

Князь с чернёными зубами

Кедровая перегородка-фусума бесшумно отодвинулась. Саи почтительно поклонилась Нобунаге:

– Проснулись, мой господин?

– Который час?

– Час Быка.

– Хорошо.

– Что прикажете?

– Принеси мои доспехи и вели седлать коня. Приготовь что-нибудь на завтрак.

Саи была исполнительной и преданной служанкой, и Нобунага полагался на нее. Она понимала, что предстоит сегодня, но не выдавала своих чувств. Она разбудила оруженосца в соседней комнате, передала стражам приказ оседлать коня и занялась приготовлением завтрака для своего господина.

Нобунага взял в руки палочки для еды:

– С рассветом настанет девятнадцатый день пятого месяца.

– Да, мой господин.

– Никто в стране, верно, не завтракает сегодня так рано. Очень вкусно. Принеси мне еще. А еще что-нибудь есть?

– Морская капуста с орехами.

– Ты меня балуешь. – Нобунага доел одно блюдо и принялся за другое. – Настоящий пир! Саи, подай мне ручной барабан.

Свой барабан Нобунага берег как зеницу ока и любовно называл Нарумигата. Он положил его на плечо и несколько раз ударил в него.

– Превосходный звук! Это потому, что еще так рано. Звучит чище обычного. Саи, сыграй-ка мне, а я станцую.

Саи послушно приняла барабан из рук Нобунаги. Мелодичный звук из-под маленьких женских пальчиков разнесся по крепости, словно призывая спящих: «Вставайте! Вставайте!»

Нобунага запел:

Он встал и двинулся в танце, подпевая в ритм:

Он пел громко, словно наступили последние минуты его жизни.

По коридору стремительно промчался самурай. Он преклонил колени перед князем, и его доспехи звучно ударили о деревянный пол.

– Ваш конь оседлан. Мы ждем ваших распоряжений, мой господин.

Нобунага застыл на месте.

– Ты ведь Ивамуро Нагато? – спросил он, взглянув на самурая.

– Да, мой господин.

Ивамуро Нагато был в полных доспехах. Нобунага не спешил облачиться в доспехи. Он продолжал танцевать под маленький барабан. Нагато недоуменно поглядывал на князя. Юный оруженосец, верно, что-то перепутал. Нагато поспешно оделся и предполагал найти Нобунагу в полной готовности. Стоило Нобунаге крикнуть: «Коня!» – и он сам опережал всех во дворе.

– Войди, не стесняйся! – сказал Нобунага, сложив руки в очередной фигуре танца. – Ты счастливчик, Нагато. Ты единственный видишь мой танец прощания с жизнью. Достойное зрелище!

Нагато, осознав смысл происходящего, устыдился своих сомнений и почтительно застыл в углу зала.

– Это слишком великая честь для такого недостойного человека, как я. Позвольте и мне спеть последнюю песню.

– А ты умеешь? Прекрасно! Саи, играй!

Служанка стояла понурив голову.

Нагато пел, а перед его мысленным взором проносились долгие годы службы с той поры, когда Нобунага был еще юношей. Души певца и танцора слились воедино. В полумраке на бледном лице Саи заблестели слезы. Искусница Саи на этот раз играла на барабане прекрасно.

Нобунага швырнул на пол веер, воскликнув:

– Вот она, смерть! – Облачившись в доспехи, он обратился к верной служанке: – Саи, как только услышишь, что меня убили, немедленно поджигай крепость!

Отложив в сторону барабан, она склонилась в поклоне.

– Слушаюсь, мой господин, – ответила она, не посмев взглянуть ему в глаза.

– Нагато! Труби выступление!

Нобунага бросил взгляд в глубину дома, где жили его любимые дочери, посмотрел на поминальные таблички с именами покойных предков.

– Прощайте! – произнес он с глубоким волнением. Надев шлем, Нобунага выбежал из дома.

Трубный голос раковины прозвучал в предрассветной тьме. Из-за туч проглядывали яркие звезды.

– Князь Нобунага выступает в военный поход!

Самураи поспешили за своим господином.

Работники кухни и те, кто был слишком стар для сражения в поле, оставались охранять крепость. Они выбежали к воротам, чтобы проводить войско. Сейчас было видно, что в крепости не более полусотни мужчин. Да и войско Нобунаги было невелико.

Коня, на котором в это утро ехал Нобунага, звали Цукинова. В темноте у ворот шуршали листья, которые гнал сильный ветер, мелькали огоньки фонарей. Нобунага вскочил в украшенное перламутром седло и помчался к главным воротам. Доспехи и большой меч позвякивали на скаку.

Оставшиеся в крепости пали перед князем. Нобунага коротко попрощался с теми, кто долгие годы служил ему. Он жалел старых воинов, своих дочерей. Всем предстояли сиротство и лишения. Нобунага невольно прослезился.

Слезы у Нобунаги просохли, потому что Цукинова уже нес его навстречу рассвету.

– Наш господин!

– Остановитесь!

– Подождите!

Шестеро всадников – Нобунага и оруженосцы, – по обыкновению, скакали впереди. Нобунага не оборачивался на крики приближенных, которые пытались не отстать от князя. Враг был на востоке, там же находились и те, к кому он спешил на выручку. Когда они доберутся до места, где им предстоит умереть, солнце высоко поднимется в небе. Нобунага в какой-то миг подумал, что смерть его ничего не изменит в мире. Он родился на этой земле, здесь же и уйдет из жизни.

– Князь! Нобунага! – внезапно окликнули Нобунагу на городском перекрестке.

– Ёсинари! – удивился он.

– Я, мой господин.

– И Кацуиэ?

– Слушаюсь, мой господин!

– Быстро вы домчались! – похвалил Нобунага и, привстав в стременах, спросил: – Сколько вас?

– Двести. Сто двадцать всадников под началом Мори Ёсинари и восемьдесят воинов Сибаты Кацуиэ. Мы дожидались вас здесь.

Среди лучников, которыми командовал Ёсинари, были и Матаэмон и Токитиро с отрядом из тридцати пеших воинов.

Нобунага сразу заметил его. «А вот и Обезьяна», – подумал он. Нобунага обозрел свое воинство. Две сотни воинов, исполненных решимости сразиться и умереть. «Отваги им не занимать», – подумал Нобунага, и глаза у него загорелись. Конечно, такой отряд против армии в сорок тысяч человек – все равно что пригоршня песку против ветра. Нобунага сомневался, что воины Ёсимото обладают подобным мужеством и отвагой. Боевой дух соратников укрепил его волю. Пусть им суждено погибнуть, но их смерть не будет напрасной. Добровольно пойдя на смерть, они останутся жить в людской памяти.

– Светает. Вперед! – скомандовал Нобунага.

Он поскакал по дороге Ацута на восток. Воины следовали за ним в утреннем тумане, поглотившем придорожные дома. Воины катились валом, не соблюдая строя. По обычаю, когда князь отправляется на войну, все его подданные высыпают на улицу, провожая войско бодрыми криками. Войско идет под развернутыми знаменами. Военачальник едет во главе, блистая могуществом. Воины шагают под непрерывный барабанный бой. Нобунага был равнодушен к показному великолепию. Его отряд передвигался с такой быстротой, что невозможно было соблюсти строй.

Им предстояло сразиться насмерть. Нобунага скакал впереди, уверенный и решительный. Никто не отставал, не прятался под покровом тумана. По пути к отряду присоединялись новые воины. Сигнал к выступлению прозвучал внезапно, поэтому многие, не успев к построению, нагоняли отряд на улицах города.

Шум разбудил и тех, кто спокойно спал в этот ранний час. Заспанные крестьяне, торговцы и ремесленники отпирали ворота и кричали:

– Война! Война!

Они догадывались, что всадником, скачущим впереди, был их князь Нобунага.

– Нагато! Нагато!

Нобунага повернулся к Нагато, но того не оказалось рядом. Он скакал, отстав на пятьдесят кэнов, в толпе воинов. Вслед за князем мчались бок о бок Кацуиэ и Ёсинари. У въезда в Ацуту к ним присоединилась еще одна группа воинов.

– Кацуиэ! – прокричал на скаку Нобунага. – Мы приближаемся к вратам храма! Надо остановить все войско. Я хочу помолиться напоследок.

У храмовых ворот он спешился. Верховный жрец и его свита поспешили навстречу князю.

– Благодарю за встречу. Я приехал вознести молитву перед сражением.

На подступах к храму, между двумя рядами деревьев, висел туман. Верховный жрец подошел к священному ручью для совершения обряда очищения. Нобунага омыл руки из черпака и сполоснул рот. Затем зачерпнул воду ладонью и выпил одним глотком.

– Доброе предзнаменование! – громко, чтобы его услышали воины, произнес Нобунага, глядя в небо.

Туман рассеялся. Ветви старого дерева алели в лучах восходящего солнца. Над головами воинов летела стая птиц.

– Священные вороны!

Верховный жрец, облачившись в воинские доспехи, прошел в алтарь. Нобунага сел на циновку. Жрец принес кувшинчик сакэ на маленьком деревянном подносе и налил его в чашечку из неглазурованной глины. Нобунага, выпив ритуальное сакэ, хлопнул в ладоши и начал молиться. Воины, низко склонив головы и закрыв глаза, тоже молились, чтобы их души превратились в зеркала, отражающие лики богов.

Когда Нобунага вышел из храма, его ждала добрая тысяча воинов. Он сел на коня у южных ворот. Нобунага примчался сюда галопом, но из храма выезжал медленно, плавно раскачиваясь в седле. Он сидел на коне в непривычной для мужчины позе, свесив обе ноги на одну сторону, – так ездят наездницы в юбках в специально придуманном для них женском седле.

Наступило утро, все жители Ацуты стояли у своих домов и на перекрестках, наблюдая за тем, как армия отправляется на сражение.

Увидев во главе войска Нобунагу, они изумленно перешептывались.

– Значит, и вправду едут на бой!

– Не может быть!

– С его-то войском против Имагавы!

Нобунага добрался от Киёсу до Ацуты одним броском, поэтому, устав от галопа, ехал сидя «по-женски» в седле, что-то напевая себе под нос.

Выйдя на развилку дорог за городом, войско внезапно остановилось. Черный дым двумя столбами вздымался в небо с той стороны, где находились крепости Марунэ и Васидзу. Нобунага помрачнел. Обе крепости, вероятно, пали. Он глубоко вздохнул, а затем обратился к воинам:

– Мы не поедем по прибрежной дороге. Сейчас время прилива, поэтому пробраться там будет трудно. Двинемся по горной дороге к крепости Тангэ. Приведи всех старост Ацуты, – приказал Нобунага одному из самураев.

На поиски старост отправили воинов. Вскоре двоих привели к Нобунаге. Он обратился к ним громко, чтобы слышали люди, стоявшие вдоль дороги:

– Вам часто доводилось видеть меня, так что я для вас не в диковинку. Сегодня обещаю показать вам нечто необычайное: голову с вычерненными лаком зубами, голову князя Суруги. Это зрелище доступно только тем, кто рожден в моей провинции Овари. Поднимитесь на холмы и следите за ходом сражения!

Обойдите весь город и прикажите людям поднять над головами праздничные флажки, как боевые знамена. Украсьте алыми и белыми лентами ветки каждого дерева, особенно на холмах, запустите в небо побольше воздушных змеев. Пусть враг думает, что нас много. Понятно?

Отъехав от Ацуты на половину ри, Нобунага обернулся и увидел над городом множество знамен и воздушных змеев. Казалось, что в город вошла большая армия из Киёсу.

Стояла жара, необычная для начала лета. Старики потом рассказывали, что такой погоды они не помнили на своем веку. Солнце стояло высоко, копыта лошадей топтали землю, десять дней не получавшую ни капли дождя. Войско Нобунаги продвигалось вперед в клубах пыли.

«Жизнь или смерть!» – сжав поводья, Нобунага мчался вперед. Воинам он мог сейчас казаться ослепительным Всадником Смерти или Вестником Надежды на спасение. Вера в князя была настолько сильна в войске, не ведающем исхода сражения, что все следовали за предводителем без ропота и колебаний.

«Шаг за шагом на смерть», – беспрестанно повторял про себя Токитиро. Захотелось бы ему сейчас сбежать, он не смог бы этого сделать: воины двигались мощной волной, поэтому на мгновение сбившегося с шага человека затоптали бы. Должность его невелика, но он все же командовал тридцатью пешими воинами и не мог уклониться от общей участи, пусть самой трагической.

«На смерть! На смерть!» – твердил Токитиро.

Скудного жалованья пеших воинов хватало лишь на то, чтобы их семьи не умерли от голода. Отчаянное урчание их постоянно несытых желудков отдавалось и в животе у Токитиро. Неужели люди готовы пожертвовать жизнью? Токитиро вдруг осенило, что он служит безумцу. Он безраздельно верил Нобунаге, когда поступил к нему на службу. И вот, кто казался ему мудрым и могущественным, посылает своих воинов и Токитиро на верную смерть. Токитиро вспомнил все, что мечтал совершить в жизни, взгрустнул о матери, дожидающейся его в Накамуре.

Предаваться грусти было некогда. Поступь тысячи ног, лязг и ослепительный блеск боевых доспехов внушали единственную мысль: «Умереть! Умереть!»

Потные лица воинов лоснились на солнце, покрываясь пылью. Беспечный нрав не изменил Токитиро в отчаянном положении, но думал он, как и все в этот час, что надо стоять и биться насмерть.

Воины шли, чтобы безропотно проститься с жизнью. Спускаясь с одного холма и взбираясь на другой, они приближались к тем местам, откуда в небо восходил черный дым.

На вершине очередного холма передовой отряд увидел раненого. Залитый кровью человек, еле передвигающий ноги, бормотал что-то невнятное.

Это был Дайгаку, вассал Сакумы, бежавший из Марунэ. Его привели к Нобунаге, и страдающий от тяжелых ран беглец рассказал следующее:

– Князь Сакума героически пал в огне пожара, князь Иио погиб самоотверженно, сражаясь в Васидзу. Мне стыдно, что я единственный остался в живых. Я бежал из крепости по приказу князя Сакумы, чтобы сообщить вам о случившемся. Далеко от захваченной крепости я слышал победные кличи врагов. Марунэ и Васидзу теперь в руках Имагавы.

Выслушав доклад Дайгаку, Нобунага призвал к себе Тохатиро. Маэда Тохатиро, совсем мальчишка, затерялся в гуще воинов. Услышав зов князя, он немедленно предстал перед Нобунагой, готовый выполнить любой приказ.

– Слушаю, мой господин!

– Тохатиро, подай мне четки.

Тохатиро берег княжеские четки как зеницу ока. Завернув их в тряпицу, он спрятал их у себя на груди, под доспехами. Он быстро достал сверток и, развернув его, подал Нобунаге. Князь надел четки на грудь. Они были из крупных серебристых жемчужин, которые казались еще великолепнее на фоне светло-зеленого кимоно.

– Какое горе! И Сакума, и Иио отошли в мир иной. Жаль, что они не дожили до часа моей победы. – Нобунага выпрямился в седле и молитвенно сложил руки.

Черный дым над Васидзу и Марунэ походил на погребальный костер. Воины молча смотрели кто на дым, кто на Нобунагу. Князь устремил взгляд вдаль. Помолчав немного, он резко повернулся лицом к воинам и закричал чуть не в исступлении:

– Сегодня девятнадцатый день пятого месяца. Этот день войдет в историю как дата моей смерти. И вашей тоже. Я скудно платил вам, и вы погибнете, так и не познав удачу. Таков удел всех, кто служит мне. Воины, которые вместе со мной сделают еще один шаг вперед, неминуемо погибнут. Я отпускаю всех, кому дорога жизнь. Отпускаю без упрека и гнева.

– Нет! Мы умрем вместе с нашим господином! – грянул в ответ дружный хор, в котором слились голоса командиров и рядовых воинов.

– И вам не жаль умирать за такого глупца?

– Мы с тобой до конца! – ответил за всех один из командиров.

– Тогда вперед! Имагава ждет нас! – хлестнул коня Нобунага.

Он первым рванулся вперед, но облако пыли мгновенно поглотило его. В смутности очертаний всадника и его коня людям чудилось нечто божественное.

Дорога шла вниз по склону и далее по низине. На границе провинции местность вновь стала холмистой.

– Тангэ! Крепость Тангэ! – перекликались, едва отдышавшись, воины.

Крепости Марунэ и Васидзу уже пали, поэтому всех страшила участь Тангэ. Теперь в глазах воинов вспыхнул радостный свет. Крепость Тангэ была неразрушенной, а ее защитники живы.

Нобунага подъехал к крепости и произнес, обращаясь к ее коменданту:

– Оборона маленькой крепости бессмысленна, поэтому сдадим ее без боя врагу. Поищем удачи в другом месте.

Гарнизон Тангэ влился в общее войско, и без привала оно поспешило к крепости Дзэнсёдзи. Узнав о приближении Нобунаги, люди в Дзэнсёдзи подняли громкий крик, но не ликующий, а напоминающий жалобный стон.

– Он подходит!

– Князь с войском!

Нобунага был правителем их провинции, но не все знали, какой из него выйдет военачальник. Никто и подумать не смел, что сам Нобунага внезапно прибудет в их заброшенную, удаленную от остальных крепость, защитники которой уже смирились с неминуемой гибелью. Сейчас, воспрянув духом, они готовы были умереть, но умереть, сражаясь под знаменами клана. В то же время из Хосидзаки подоспел заранее посланный туда Сасса Наримаса, а с ним триста всадников.

Нобунага приказал воинам рассчитаться по порядку. Сегодня утром, когда он выезжал из Киёсу, его сопровождали семеро спутников. Сейчас воинов стало почти три тысячи. Для поднятия боевого духа войску было торжественно объявлено, что собралось пять тысяч бойцов. Нобунага понимал, что это вся сила, которую можно собрать на подвластных ему землях, составляющих половину территории Овари.

Улыбка заиграла на устах у князя. Сорок тысяч воинов Имагавы находились на расстоянии слышимости крика. Воины Оды, спрятав боевые знамена, наблюдали за неприятелем с вершины холма.

Лучники Асано Матаэмона расположились на северном склоне холма, в стороне от основных сил. Привычным для них оружием были луки, но сегодня предстояла рукопашная, поэтому в руках у воинов были и копья. Здесь же находились тридцать пеших воинов, которыми командовал Токитиро. Раздался приказ о коротком привале.

Воины повалились в густую траву.

Токитиро вытер вспотевшее лицо грязным полотенцем:

– Эй, кто-нибудь! Подержите мое копье!

Один из его воинов поднялся с земли и взял копье Токитиро. Токитиро пошел куда-то, за ним зашагал и его невольный оруженосец.

– А тебе идти не обязательно.

– Куда вы, мой господин?

– Туда, где помощь не понадобится. Я собираюсь облегчиться, и вряд ли тебе понравится запах. – Засмеявшись, Токитиро свернул в сторону с узкой тропинки. Решив, что командир пошутил, воин некоторое время потоптался на тропе, озабоченно глядя в том направлении, куда ушел Токитиро.

Токитиро спустился на несколько шагов по южному склону, подыскивая местечко поукромней. Наконец он нашел его, развязал пояс и присел. На рассвете войско выступило в такой спешке, что Токитиро едва успел надеть доспехи, не то что облегчиться. На протяжении всего марша из Киёсу в Ацуту и Тангэ воинам давали лишь минутные передышки, и Токитиро думал только о том, как бы справить нужду. Теперь он с наслаждением присел в тени под безоблачным небом.

По закону военного времени даже здесь нельзя зевать. Вражеские лазутчики проникали в глубокий тыл противника. Застав неприятеля за этим безобидным занятием, подстреливали его из лука, чаще всего для потехи. Токитиро, глядя в синее небо, не благодушествовал. Река у подножия горы изгибалась, неся воды к полуострову Тита, к морю. Видел он и единственную в здешних местах дорогу, которая белой змейкой вилась по восточному берегу реки.

Васидзу, крепость в горах к северу от дороги, должно быть, сгорела дотла. На полях и в деревнях он видел множество людей, пеших и конных, которые отсюда казались муравьями.

Токитиро служил в войске маленькой провинции, поэтому выражение «несметное множество» пришло ему в голову, когда он увидел, как велико вражеское воинство. Подумав о том, что отсюда видна лишь часть армии Имагавы, Токитиро понял, почему князь Нобунага готовился сегодня умереть.

«Люди – странные существа. Доживу ли я до рассвета?» – думал Токитиро. Он услышал чьи-то шаги в зарослях внизу.

Враг? Токитиро поджидал вражеского лазутчика, который, верно, пробивался в расположение войска Нобунаги. Токитиро распрямился, завязал пояс, и внезапно взгляд его встретился с глазами человека, поднимавшегося по тропинке.

– Токитиро!

– Инутиё!

– Как ты здесь оказался?

– А ты?

– Узнав, что Нобунага готовится принять смерть, я поспешил, чтобы умереть вместе с ним.

– Хорошо, что ты пришел! – У Токитиро застрял комок в горле.

Он протянул руки старому другу. Они без слов поняли друг друга. Инутиё был в прекрасных доспехах. На спине Инутиё был герб в виде цветка сливы.

– Великолепно выглядишь!

Токитиро невольно залюбовался другом и неожиданно для себя вспомнил о Нэнэ, оставшейся дома, в Киёсу.

– А где ты был до сих пор?

– Ждал подходящего часа.

– Когда князь Нобунага изгнал тебя, ты не хотел поступить на службу в другой клан?

– Я могу быть верным лишь одному человеку. Я быстро понял, что изгнание прибавит мне опыта. Я благодарен князю Нобунаге за мудрый урок.

Слезы навернулись на глаза Токитиро. Инутиё понимал, что сегодняшнее сражение закончится героической гибелью всего клана Ода, и Токитиро гордился тем, что его друг не оставил бывшего господина в минуту смертельной опасности.

– Сейчас, первый раз за весь день, князь Нобунага позволил себе короткий отдых. Самое подходящее время. Пошли!

– Не спеши, Токитиро. Я не хочу попадаться на глаза князю.

– Почему?

– Я не хочу вымаливать прощения, тем более что сейчас он, наверное, готов простить каждого. И не хочу, чтобы другие именно так расценили мое появление.

– О чем ты? Мы все сегодня погибнем! Ведь и ты пришел сюда, чтобы умереть под знаменами нашего господина?

– Конечно.

– Тогда не о чем беспокоиться. Оставим сплетни тем, кто останется в живых.

– Нет, я предпочту погибнуть незаметно от князя. Простит меня князь или нет, это не имеет значения. Послушай, Токитиро!

– Да?

– Разрешишь мне тайком присоединиться к твоему отряду?

– Пожалуйста, но у меня всего тридцать пеших воинов, так что в твоих роскошных доспехах в нем не спрятаться.

– А так?

Инутиё прикрыл блестящий шлем чем-то вроде конской попоны и отправился в отряд Токитиро. Встав на цыпочки, он мог разглядеть самого Нобунагу. Голос князя, подхваченный ветром, был слышен каждому воину.

Одинокий всадник, подобно низко летящей птице, мчался по направлению к Нобунаге с той стороны, откуда никто не должен был появиться. Нобунага, первым увидев его, молча ждал. Всадник подъехал к князю.

– Какие новости?

– Основная часть армии Имагавы, войска под командованием Ёсимото и его помощников только что изменили маршрут и следуют на Окэхадзаму!

– Что? – Глаза Нобунаги заблестели. – Выходит, Ёсимото не заходил в Одаку?

Не успел князь пояснить свою мысль, как послышался крик:

– Смотрите! Еще один!

Прискакал второй всадник, потом еще два – возвращались лазутчики Нобунаги.

– Основные силы Имагавы направились на Окэхадзаму, но, не дойдя до нее, рассредоточились около Дэнгакухадзамы, к югу от Окэхадзамы. Они разбили лагерь. Шатер князя Ёсимото поставили в центре лагеря.

Нобунага молчал, взор его был острым, как лезвие меча. Смерть! Он думал только о смерти, страстно, самозабвенно и отчаянно. Он жаждал умереть, но умереть достойно, как подобает воину. С рассвета до полудня он бешено мчался навстречу смерти. Внезапно, как солнечный луч, пробившийся сквозь толщу облаков, в его мозгу вспыхнула мысль о том, что не все еще потеряно. У него появилась надежда на победу.

Если, конечно, судьба будет благосклонной к нему.

До этого мгновения Нобунага не верил в возможность победы, в то единственное, за что должен сражаться истинный воин.

Мысль человека подобна пузырькам на воде, а жизнь его – краткий миг. Мысли и поступки человека до последнего вздоха зависят от случая, сама по себе мысль способна уничтожить человека.

В повседневной жизни у человека есть время для размышлений, но миг, предопределяющий судьбу, внезапен и краток. Куда свернуть в минуту опасности – направо или налево? Нобунага стоял сейчас на роковом распутье и бессознательно сделал правильный шаг.

Характер, подготовка Нобунаги, конечно, сыграли роль в критический момент и удержали его от ошибочных действий. Он крепко сжал губы, хотя горел от нетерпения высказать нечто важное.

К нему неожиданно обратился один из вассалов:

– Мой господин, сейчас самое время! Ёсимото, взяв Васидзу и Марунэ, считает, что выявил нашу слабость, и празднует победу. Он упивается торжеством и его боевой дух низок, как никогда. Настало наше время! Если мы внезапно атакуем его лагерь, победа будет за нами.

– Согласен! Мне нужна голова Ёсимото. Вперед на восток, к Дэнгакухадзаме! – произнес Нобунага.

Командиры, не уверенные в успехе стихийного наступления, пытались отговорить князя от поспешности, но он не захотел их слушать.

– Перестраховщики! Не ворчите, следуйте за мной! Попаду я в огонь, и вы окажетесь в нем. Попаду я в воду, и вам придется последовать за мной. Не нравится – наблюдайте со стороны.

Презрительно усмехнувшись, Нобунага решительно хлестнул коня и помчался впереди войска.

Полдень. В настороженно замерших горах не слышно даже птичьего посвиста. Ветер утих, и палящее солнце словно испепелило все живое. Листья прижались к ветвям или скрутились, как сухой табак.

– Эй!

Несколько воинов во главе с командиром побежали по травянистому склону.

– Осторожней развешивайте!

Одни расчищали землю граблями, другие цепляли за ветви деревьев широкие полотнища. Они огораживали большое пространство, в котором намеревался разместить свою ставку Ёсимото.

– Ну и жара!

– Местные говорят, что не помнят такого пекла.

– Пот глаза заливает, доспехи – как железо на наковальне у кузнеца.

– Снять бы их да немного освежиться. Да вот с минуты на минуту подойдут господа.

– Передохнем чуть-чуть.

На холме росло несколько деревьев, и воины устроились под одним из них, в живительной тени.

Гора Дэнгакухадзама на фоне горной цепи, окружавшей долину, казалась всего лишь маленьким холмиком. Время от времени росшие на нем деревья вздрагивали от свежего ветерка с вершины Тайсигадакэ.

Один из воинов мазал лекарством натертую ступню и, случайно взглянув вверх, присвистнул.

– Что там? – спросил его сидевший рядом воин.

– Сам посмотри.

– Куда?

– Тучи набегают, к вечеру дождь, пожалуй, соберется.

– Дождь сейчас был бы очень кстати, но для тех из нас, кто починяет дороги и таскает поклажу, ливень может оказаться похуже любой схватки с врагом.

Ветер трепал развешенные полотнища.

Подошел командир и, оглядев подчиненных, скомандовал:

– Пора заканчивать. Князь остановится на ночлег в крепости Одака. Он намеренно ввел врага в заблуждение, изобразив, что направляется в Одаку через Куцукакэ. Срезав дорогу через Окэхадзаму, он прибудет сегодня вечером. Надо опередить его и позаботиться о мостах и опасных участках дороги. Пошевеливайтесь!

Люди ушли, и горы погрузились в привычный покой, только цикады стрекотали в траве. Вскоре тишину нарушил конский топот. Не было ни барабанного боя, ни сигналов раковин. Отряд продвигался вперед, стараясь не шуметь. Усилия оказались тщетными – ни пыли, поднимаемой множеством лошадей, ни стука копыт не утаить. Цокот подков по камню и по утоптанной глинистой тропе загудел в воздухе, а холм Дэнгакухадзама и его окрестности усеяли всадники, пешие воины, знамена и шатры громадной армии Имагавы Ёсимото.

Ёсимото исходил потом. От спокойной жизни он к сорока годам безобразно располнел. Все видели, как мучителен для него этот поход. Его несуразно длинное и толстое туловище было облачено в алую парчовую накидку с белой нагрудной пластиной. Огромный шлем с пятью нашейными пластинами венчали восемь драконов. На поясе были большой меч по имени Мацукураго, которым род Имагава владел несколько поколений, и малый меч, сделанный руками искусного оружейника. Доспехи дополняли железные перчатки, наплечные латы и тяжелые сапоги. Снаряжение непомерным грузом давило на измученное жарой и усталостью тело князя.

Распаренный Ёсимото скакал под палящим солнцем, кожаные части его доспехов и черное перо на шлеме чуть ли не дымились от зноя. Наконец он добрался до Дэнгакухадзамы.

– Как называется это место? – спросил Ёсимото, усевшись в наспех воздвигнутом шатре.

Его окружали люди, заботившиеся о благополучии своего повелителя: оруженосцы, командиры, старшие советники, лекари.

– Мы находимся на холме Дэнгакухадзама, – ответил один из командиров. – До Окэхадзамы меньше одного ри.

Ёсимото кивнул и передал шлем оруженосцу. Слуги расстегнули на нем доспехи, и он с облегчением освободился от промокшей нижней одежды и переоделся в белое кимоно. Дул ветерок. Ёсимото облегченно вздохнул.

Походный стул князя поставили на середине холма, подстелив леопардовую шкуру. Слуги распаковывали затейливую походную утварь, которую Ёсимото повсюду возил за собой.

– Что за грохот? – воскликнул Ёсимото, едва не захлебнувшись чаем.

Отдаленный звук походил на выстрел из сотни мушкетов.

Оруженосцы насторожились. Один из них, приподняв полог шатра, выглянул наружу и поразился зрелищу, представшему его взору. Огнедышащий солнечный диск, проглядывавший сквозь водоворот черных туч, завораживал игрой света и тени.

– Это гром. Вдалеке грохочет, – доложил оруженосец.

– Гром? – Ёсимото натянуто улыбнулся, хлопнув себя ладонью по колену.

Оруженосцы подметили, что князь чем-то недоволен, но не осмелились задавать вопросы. Сегодня утром, при выезде из крепости Куцукакэ, Ёсимото упал с лошади. Расспросы о самочувствии прогневали бы князя.

Послышался шум, и одновременно множество пеших и конных появилось у подножия холма, устремляясь туда, где можно было преградить выход из долины.

– Что это значит? – негодующе спросил Ёсимото у одного из оруженосцев.

Не дожидаясь распоряжений князя, несколько вассалов выскочили из шатра. Шум не был отдаленным громом. Топот конских копыт и тяжелая поступь пеших воинов отчетливо слышались на вершине холма. Это был отряд сотен из двух воинов, нагнавший князя по пути из Наруми. Воины несли отрубленные головы защитников крепости.

Головы подданных Оды сложили к ногам Ёсимото.

– Вот что осталось от самураев Оды из Наруми! Полюбуемся! – Ёсимото сразу же повеселел. – Подайте мне стул!

Обмахиваясь веером, он внимательно осмотрел более семидесяти отрубленных голов. Когда унесли последнюю голову, Ёсимото воскликнул:

– Кровавая бойня! – и отвернулся, приказав закрыть полог шатра. Черные тучи бежали по полуденному небу. – Прекрасно. Ветер все свежее. Скоро полдень, верно?

– Нет, мой господин, уже настал час Лошади.

– Не зря я проголодался. Подать мне обед и накормить воинов!

Оруженосец вышел из шатра, чтобы передать распоряжение князя. В самом шатре забегали командиры, повара и слуги, но беспорядка не возникло. Из соседних храмов и деревень потянулись посланцы с дарами. Они приносили сакэ и кушанья, которыми славились эти края.

Ёсимото не допускал посторонних до себя, однако же распорядился:

– Передайте, что мы вознаградим их, когда вернемся из победоносного похода на столицу.

Посланцы ушли, и Ёсимото, удобно устроившись на леопардовой шкуре, велел подать сакэ. Командиры один за другим докладывали из-за полога о своих успехах, и каждый поздравлял князя с победой над Наруми, одержанной вслед за взятием крепостей Марунэ и Васидзу.

– Вам, должно быть, стыдно – слишком слабое сопротивление нам оказывают, – с улыбкой произнес Ёсимото, угощая самураев и оруженосцев сакэ.

– Хвала вашей стратегической мудрости. Но, как вы изволили заметить, если и дальше нам предстоит иметь дело со слабым врагом, то наши воины начнут роптать на то, что, мол, напрасно они мучились на учениях.

– Потерпите немного. Завтра вечером мы возьмем крепость Киёсу. Какими жалкими вояками ни оказались люди клана Ода, но мне кажется, за свою главную крепость они постараются постоять. Каждый из вас сможет проявить себя и получить заслуженную награду.

– Хорошо бы задержаться в Киёсу дня на три, чтобы отдохнуть и поразвлечься.

Солнце скрылось за тучами, но после обильных возлияний никто не заметил, что небо грозно нахмурилось. Порывом ветра приподняло полог шатра, пошел дождь, и загрохотал дальний гром. Ёсимото с приближенными весело беседовали, спорили, кто завтра первым ворвется в Киёсу, и злословили о Нобунаге.

Пока Ёсимото в шатре на холме потешался над своим незадачливым противником, Нобунага с трудом продвигался по диким склонам Тайсигадакэ. С каждой минутой он все ближе подходил к войску Ёсимото.

Тайсигадакэ – гора невысокая и пологая, но густо поросшая дубами, шелковицей и другими деревьями. Сюда обычно заходили только дровосеки. Для быстрого продвижения воины Нобунаги валили деревья, выравнивали почву. Они перебирались через валуны и переправлялись через ручьи.

Нобунага кричал воинам:

– Если лошадь подвернула ногу, бросай ее! Если знамя запуталось в ветвях, оставьте его там. Быстрее! Быстрее! Главное – поскорее овладеть лагерем Ёсимото и получить его голову. Лучше идти налегке. Стремительно врежемся во вражеские ряды! Не тратьте время на отрубание голов. Убил одного, сразу берись за следующего, пока самого не обезглавили. Не нужно совершать подвигов. Удаль напоказ – сегодня не для нас! Бейтесь самозабвенно, и докажете истинную преданность клану Ода!

Воины внимали его словам, как раскатам дальнего грома перед бурей. Полуденное небо быстро темнело, словно его заливало огромное пятно туши. Ветер дул отовсюду – с неба, из ущелья, из зарослей, даже из-под корней деревьев. В воздухе сгустилась тьма.

– Мы близки к цели! Дэнгакухадзама за той горой, остался всего один переход. Готовы ли вы умереть? Отставший от войска навсегда покроет позором себя и своих потомков.

Войско Нобунаги по-прежнему шло беспорядочно. Часть воинов отстала, другая брела гурьбой. Голос князя объединял разрозненное войско.

Нобунага кричал все громче и одержимее, и его воины с трудом понимали смысл его слов. Впрочем, слова были лишними. Достаточно того, что Нобунага рядом, что он возглавляет их отчаянный бросок. Начался дождь, первые капли засверкали, как острия копий. Крупные капли больно били по лицам воинов. Порывы ветра срывали с деревьев листья, бросая их охапками в глаза воинов.

Удар грома едва не расколол гору. На мгновение небо и земля слились воедино. Дождь низвергался дымно-белесыми потоками, увлекая водопады грязи и камней со склона на узкую тропу.

– Вот они! – воскликнул Токитиро, показывая на лагерь Имагавы своим пешим воинам.

Сквозь стену дождя промокшие шатры врага казались бесчисленными. Воины Токитиро разглядели, что передовые отряды Нобунаги почти у цели. Воины приготовили мечи, копья, алебарды.

Прокладывая дорогу через густой лес, взбираясь по травянистым склонам, воины подошли вплотную к лагерю Имагавы. В небе вспыхивали сине-зеленые молнии. Ливень и ветер погружали мир во мрак.

Токитиро во главе отряда карабкался вверх по склону. Люди соскальзывали вниз и падали, но старались не отставать. Они стремились не к победе, просто большая битва, как песчинку, увлекла за собой маленький отряд Токитиро.

В шатрах Ёсимото каждый раскат грома встречали взрывами хохота. Ветер усиливался, но шатры стояли крепко.

– Скоро, пожалуй, замерзнем, – смеялись воины, наполняя чашечки сакэ.

Вечером им предстоял бросок на Одаку и штурм крепости, поэтому люди не напивались.

Тем временем приготовили обед и в шатер Ёсимото принесли котлы с рисом и миски с супом. Капли дождя закапали на котлы, циновки, доспехи.

Не надеясь на улучшение погоды, воины начали искать места посуше. Шатер Ёсимото установили так, что в центре его оказалось огромное дерево толщиной в три обхвата. Князю, сидевшему под деревом, ливень был не страшен. Приближенные поспешили к дереву со своими циновками и мисками.

Ветви могучего дерева трещали под ветром, желтые и зеленые листья слетали с него, налипая на доспехи. Дым чахнувших под дождем костров, разложенных поварами, стелился по земле и заползал в шатер, слепя глаза Ёсимото и его военачальникам и вызывая у них удушье.

– Ничего не поделаешь. Надо развесить дополнительные навесы, чтобы дождь не докучал нам, – приказал воинам один из командиров, но его никто не услышал.

Стена дождя, вой ветра и скрип деревьев поглотили его голос. Слышался только треск дров, переходящий в шипение, – повара упорно жгли костры, чадящие белым дымом.

– Позовите командующего над пешими воинами!

Один из командиров выбежал наружу, и в шатер ворвался странный шум. Казалось, это стенала сама земля. Смятение прокралось в душу Ёсимото, заставив его забыть о буре.

– Что это? – спросил он, прислушиваясь к звукам, похожим на глухой лязг оружия. – Измена? Или наши воины бьются друг с другом?

Не понимая, что происходит, приближенные Ёсимото встали вокруг князя.

– Что случилось? – кричали они.

Воины Оды как приливная волна захлестнули вражеский лагерь, сражаясь совсем рядом с шатром Ёсимото.

– Враг?!

– Ода!

Звенели копья, в панике кричали захваченные врасплох воины. Ёсимото, стоявший под могучим деревом в центре шатра, словно утратил дар речи. Он закусил губу вычерненными зубами, не веря тому, что видел собственными глазами. Вассалы, обступившие его, растерянно переминались с ноги на ногу.

– Мятеж в войске?

Призывы о помощи неслись со всех сторон, но военачальники все еще не верили в то, что их лагерь атаковали враги. Воины клана Ода мелькали здесь и там, боевые кличи на наречии Овари резали слух вассалам Ёсимото. Несколько воинов Оды бросились к Ёсимото.

– Князь Суруги!

Только теперь, увидев воинов Оды, которые как одержимые кричат, мчатся по грязи и рвутся к ним с мечами и алебардами, люди в шатре Имагавы наконец осознали, что происходит в их лагере.

– Ода!

– Внезапное нападение!

Ночная атака вызвала бы меньший переполох. Ёсимото недооценил Нобунагу. Был обеденный час, бушевала непогода, что позволило неприятелю незаметно ворваться в лагерь. Повинными в случившемся были воины Ёсимото с передовой заставы, которую выставили на расстоянии в один ри от холма.

Нобунага тщательно избегал столкновений с передовыми заставами Ёсимото. Пройдя по склонам Тайсигадакэ и выйдя к Дэнгакухадзаме, Нобунага первым бросился в бой с копьем против воинов Ёсимото. Те даже не успели сообразить, кто был их противник. Тяжело ранив на скаку нескольких воинов, Нобунага мчался к шатру Ёсимото.

– Вон тот шатер! – закричал Нобунага, увидев, что его воины направляются в другую сторону. – Не дайте князю Суруги сбежать!

Окинув беглым взглядом вражеский лагерь, Нобунага безошибочно определил шатер Ёсимото.

– Мой господин!

В суматохе сражения Нобунага едва не раздавил одного из своих воинов, опустившегося перед ним на колени с окровавленным копьем в руке.

– Кто ты?

– Маэда Инутиё, мой господин!

– Инутиё! Ну так в бой! За торжество нашего клана!

Дождь хлестал по раскисшей земле, дико завывал ветер. Сломанные ветви деревьев с треском падали наземь. А с кроны дерева, под которым стоял Ёсимото, ему на шлем текли струи воды.

– Сюда, сюда, господин! – Несколько приближенных Ёсимото, взяв его в живое кольцо, повели князя в другой шатер, надеясь спасти его.

– Где князь Суруги?

Стоило Ёсимото покинуть шатер, как в то же мгновение в него ворвался один из воинов Нобунаги. Он наставил копье на одного из остававшихся там воинов.

– Иди-ка сюда! Сейчас я тебе покажу! – закричал тот, отражая своим копьем удар.

– Я Маэда Инутиё, вассал князя Нобунаги! – назвал свое имя тяжело дышавший воин.

Назвал имя и титул и противник. Он первым нанес удар, но Инутиё успел отпрянуть, и копье пронзило пустоту.

Инутиё, не теряя времени, ударил противника по голове тяжелым древком длинного копья. Шлем издал звук, похожий на удар гонга. Оглушенный самурай упал и на четвереньках выполз из шатра. В это мгновение еще двое воинов Ёсимото выкрикнули свои имена. Инутиё принял боевую стойку, и кто-то обрушился на него сзади. Инутиё поскользнулся и упал на лежащее на земле мертвое тело.

– Киносита Токитиро!

Где-то неподалеку, вступая в поединок, выкрикнул свое имя его давний друг. Инутиё усмехнулся. Ветер и дождь хлестали его по щекам, грязь залепила глаза. Повсюду лилась кровь. Упав, Инутиё подумал, что сейчас нет ни друзей, ни врагов. Трупы валились на трупы, а дождь плясал на спинах мертвецов. Пробиваясь сквозь нагромождение трупов, он увидел, что и сандалии его залиты кровью. Где же князь с чернеными зубами? Инутиё пришел сюда за его головой.

Завывал ветер, шумел дождь.

Не один Инутиё устремился на поиски Ёсимото. Кувабара Дзиннай, ронин из Каи, потрясая окровавленным копьем, рыскал вокруг камфарного дерева, крича нечеловеческим голосом:

– Я пришел за головой князя Суруги! Где великий Ёсимото?

Ветер распахнул полог шатра, и в блеске молнии Дзиннай разглядел человека в алой накидке поверх доспехов и в шлеме, украшенном восемью драконами.

Властный голос, отдающий приказы вассалам, мог принадлежать Ёсимото.

– Не беспокойтесь обо мне! Мне не нужно столько защитников! Сражайтесь с врагом, который пришел сюда, чтобы отдать вам свою голову! Убейте Нобунагу! Не тратьте время на мою защиту!

Ёсимото прежде всего командовал всей армией и лучше всех понимал суть происходящего. Он гневался на своих беспомощных командиров и растерявшихся воинов, мечущихся вокруг него с бессмысленными возгласами.

Преследуемые неприятелем, несколько воинов Ёсимото бежали по скользкой земле. Дзиннай вышел из своего укрытия и острием копья приподнял мокрый полог шатра.

Ёсимото там уже не было. Котлы с рисом опрокинулись, белые крупинки плавали в воде и крови.

Дзиннай заметил, что Ёсимото бежал в сопровождении небольшой группы вассалов, поэтому он пустился вдогонку, заглядывая в каждый шатер. Большинство пологов было сорвано, и они валялись на земле, истоптанные и окровавленные.

Ёсимото решил спастись бегством, и, разумеется, не пешком. Значит, он торопится туда, где привязаны лошади. В огромном лагере в пылу сражения непросто определить, где противник держит коней. Испуганные проливным дождем, лязгом мечей, потоками крови, животные, сорвавшись с привязи, мчались по лагерю.

Дзиннай, опершись о копье, раскрыл рот, подставив его освежающим дождевым струям. И вдруг на глазах у Дзинная воин, не распознавший в нем врага, принялся ловить переполошенного коня.

Красная сбруя и седло, инкрустированное перламутром. Красно-белые поводья, украшенные серебром. Конь явно принадлежал князю.

Дзиннай видел, как коня повели к высокой сосне, под которой был шатер, почти разметанный бурей.

Подкравшись, Дзиннай поднял завесу. Перед ним стоял Ёсимото. Ему только что доложили, что конь подан.

– Князь Суруги! Меня зовут Кувабара Дзиннай. Я сражаюсь за клан Ода и пришел за твоей головой. Приготовься умереть!

С этими словами Дзиннай ударил копьем в спину Ёсимото. Железо лязгнуло по латам, но в мгновение ока Ёсимото обернулся и ударом меча разрубил древко. Дзиннай с криком отпрянул, держа в руках обрубок копья.

Дзиннай, отшвырнув его, закричал:

– Трус! Ты посмел стоять спиной к противнику, который уже назвал тебе свое имя!

Выхватив меч, Дзиннай рванулся в сторону Ёсимото, но один из вассалов схватил его сзади. Дзиннай легко стряхнул противника, но тут же подвергся нападению сбоку. Он попытался увернуться, но поверженный наземь противник ухватил его за ногу. Напавший сбоку вассал рассек тело Дзинная чуть ли не пополам.

– Мой господин! Прошу вас, немедленно уезжайте! Наши люди в смятении и не смогут отразить атаку. Отступление неизбежно, но оно будет временным, – говорил воин с окровавленным лицом.

– Пожалуйста! Медлить нельзя! – умолял второй воин, с трудом поднимаясь из грязи.

И внезапно раздался голос:

– Я пришел взглянуть на великого военачальника Ёсимото. Меня зовут Хаттори Кохэита, я – вассал князя Нобунаги.

Перед беглецами предстал огромного роста воин в железном шлеме с черным пером. Ёсимото отпрянул, когда красное древко большого копья сверкнуло в воздухе.

Один из приближенных Ёсимото, приняв удар на себя, рухнул наземь, пронзенный насквозь. Второй тут же рванулся на место убитого и через мгновение рухнул на тело друга, поверженный Кохэитой.

– Стой! Куда же ты!

Копье, стремительное, как молния, метнулось в Ёсимото, спрятавшегося за ствол сосны.

– Я здесь!

Обнажив меч, Ёсимото пристально смотрел на Кохэиту. Копье ударило князя в бок, но доспехи Ёсимото спасли его от серьезного ранения. Ёсимото даже не упал.

– Негодяй! – воскликнул князь и срубил наконечник копья.

Кохэита не сдавался. Отбросив обрубок, он рванулся вперед, но Ёсимото, упав на колени, ударил его мечом по бедру. Прекрасный меч Ёсимото высек искры, разрубая латы, и нога Кохэиты треснула, как переспевший плод граната. Кость блеснула в открытой ране, и Кохэита повалился на спину, а Ёсимото рухнул ничком, ударившись шлемом о землю. Едва он поднял голову, как раздался новый клич:

– Меня зовут Мори Синскэ!

Мори сзади схватил Ёсимото за голову, и противники покатились по земле. Нагрудная пластина Ёсимото слетела, и кровь заструилась из раны, нанесенной Кохэитой. Подмятый Ёсимото откусил Мори указательный палец на правой руке. Когда Ёсимото обезглавили, белый палец Мори торчал у него из красных губ, стиснутый искусно вычерненными зубами.

«Победили мы или проиграли?» – недоумевал Токитиро, тяжело дыша.

– Эй! Где мы? – спросил он у одного из воинов, но никто не мог ответить на этот вопрос.

В отряде Токитиро не осталось и половины, но уцелевшие находились словно в дурмане.

Дождь кончился, ветер утих. Тучи рассеялись, солнце сияло. Буря улеглась, и ад, в который превратились склоны Дэнгакухадзамы, исчез. Молнии отсверкали, и как ни в чем не бывало запели цикады.

– Стройся! – приказал Токитиро.

Токитиро пересчитал своих воинов, из тридцати осталось семнадцать человек, причем четверо были из другого отряда.

– Кто ваш командир? – спросил он у них.

– Тояма Дзинтаро, господин. Мы сражались на западном склоне холма, я оступился и потерял свой отряд. Увидев, как ваши воины гонят врага по склону, я присоединился к ним.

– Ясно. А ты?

– Мне казалось, что я сражаюсь со своим отрядом, а потом вдруг вижу вокруг ваших воинов.

Токитиро не стал расспрашивать остальных. Не только отдельные воины в пылу сражения потеряли командиров, отряд Токитиро отделился или отстал от всего войска и полка лучников Матаэмона, которому был придан, так что юноша не представлял, где находится сейчас.

– Похоже, сражение закончилось, – пробормотал Токитиро, ведя воинов в обратном направлении по дороге, по которой они недавно сюда пришли.

Мутные потоки с гор заливали дорогу. Увидев груды мертвецов на склоне холма, Токитиро удивился тому, что остался в живых.

– Должно быть, победа за нами! Смотрите! Вокруг трупы самураев из клана Имагава!

По направлению цепочки тел можно было судить о том, куда бежал неприятель.

Воины Токитиро, оглушенные шумом сражения и слишком уставшие, не имели сил затянуть победную песню.

Маленький отряд заблудился. На поле сражения внезапно воцарилась полная тишина, а ведь это могло означать и то, что воины Нобунаги перебиты до последнего человека. В любое мгновение можно оказаться в окружении и погибнуть.

Наконец они услышали победные кличи с холма, от которых содрогнулись земля и небо. Звучали они на родном наречии Овари.

– Победа! Победа!

Токитиро побежал туда, откуда раздавались крики. Его воины, только что падавшие с ног от усталости и отчаяния, мгновенно приободрились. Не желая отставать, они заковыляли за Токитиро.

Пологая гора, высившаяся за холмом Дэнгакухадзама, называлась Магомэяма. Черная толпа воинов в крови и грязи заполняла пространство от холма до деревни. Битва закончилась, и люди разбрелись кто куда. Над толпой промокших насквозь воинов поднимался густой белый пар.

– Где полк господина Асано?

Токитиро с трудом пробился к полку, которому принадлежал его отряд. На каждом шагу он невольно задевал чьи-то окровавленные доспехи. И хотя перед битвой он поклялся сражаться не жалея жизни, сейчас Токитиро чувствовал себя пристыженным. Он не совершил ничего, что заслуживало бы уважения соратников.

Только оказавшись в своем полку, Токитиро понял, что клан Ода победил. Оглядывая окрестности с вершины холма, он удивился тому, что нигде не было видно отступающего врага.

Нобунага, грязный и окровавленный, стоял на вершине, крепко сжав кулаки. В нескольких шагах от него воины рыли большую яму. Каждую отрубленную голову врага выставляли напоказ, а потом бросали в яму.

Никто не молился за упокой душ, но ритуал соблюдался. Воины хоронили своих врагов. И головы, сброшенные в яму, должны были служить уроком тем, кто остался в живых с надеждой отомстить.

Постоянно сталкиваясь с загадкой жизни и смерти, самурай не может не задумываться над тем, что значит быть воином. Никто не молился вслух, но руки у всех были молитвенно сложены. Когда над ямой, заполненной доверху отрубленными головами, насыпали курган, в небе вспыхнула яркая радуга.

Пока воины любовались прекрасным зрелищем, в лагерь вернулись разведчики из окрестностей Одаки.

Передовым отрядом войск Ёсимото в Одаке командовал Токугава Иэясу. Помня, сколь искусно Иэясу взял штурмом крепости Васидзу и Марунэ, Нобунага настороженно относился к нему.

– Весть о гибели Ёсимото повергла войско Токугавы в панику. Разослав лазутчиков во все стороны для выяснения действительного положения дел, Токугава вскоре взял себя в руки. Сейчас они готовятся к ночному отступлению в Микаву и, похоже, не собираются навязывать нам бой.

Нобунага выслушал донесения лазутчиков.

– Прекрасно! Мы тоже отправимся домой, – торжественно объявил как всегда непредсказуемый князь.

Солнце не село, и чуть поблекшая радуга стояла в небе. К седлу Нобунаги была приторочена одна отрубленная голова. Разумеется, она принадлежала великому Имагаве Ёсимото.

Войско Оды подъехало к вратам храма Ацута. Нобунага спешился и вошел в святилище, а его военачальники и рядовые воины, как один, простерлись ниц перед главными воротами. Фонари в храмовой роще наполняли ее алым свечением.

Нобунага, подарив храмовой конюшне священного коня, поспешил в путь. Доспехи казались ему невероятно тяжелыми, но, пришпоривая коня на залитой лунным светом тропе, он ликовал так, словно тело его обременяли не доспехи, а ласкал тончайший шелк летнего кимоно.

В Киёсу было настоящее столпотворение. Каждый дом украшали фонарики, на перекрестках пускали шутихи. Старики, дети и даже юные девушки высыпали на вечерние улицы, восторженно встречая победоносных воинов.

По обочинам дороги стояли толпы зевак. Женщины выискивали в торжественной процессии к воротам крепости мужей. Старики окликали сыновей, а девушки ждали встречи с возлюбленными. Толпа неистово приветствовала своего князя, силуэт которого величаво темнел на фоне вечернего неба.

– Князь Нобунага!

Нобунага был каждому дороже собственных детей, мужей и возлюбленных.

– Полюбуйтесь головой великого князя Имагавы! – крикнул Нобунага, сидя в седле. – Этот подарок я привез всем вам. Конец неприятностям на наших границах. Спокойно занимайтесь своими делами. Хорошо работайте и весело отдыхайте!

В крепости Нобунага сразу же кликнул старую служанку:

– Саи! Саи! Поскорее мыться! И поесть приготовь!

Нобунага вскоре объявил о награждении ста двадцати воинов. Дела и подвиги каждого из них, вплоть до самых низкостоящих, не ускользнули от его всепроникающего взора.

– Инутиё дарую прощение и право вернуться к нам на службу, – объявил он.

Войско уже находилось в крепости, и только Инутиё в ожидании княжеского решения стоял за воротами. Ему немедленно передали волю Нобунаги.

Токитиро не получил ни похвалы, ни награды, он, правда, ни на что и не рассчитывал. Он обрел в этот день нечто более ценное, чем жалованье в тысячу канов. Впервые в жизни он лицом к лицу увидел смерть, он сражался, он выстоял и, издалека наблюдая за князем, убедился, что Нобунага прирожденный воитель.

«Я получил хороший урок, – думал Токитиро. – Второй счастливчик после князя Нобунаги это я!» С этого дня Токитиро стал относиться к князю Нобунаге не только как к властелину провинции и своему повелителю. Он, почитая князя своим негласным наставником, пытался перенять лучшие стороны его натуры.