"Врата Мёртвого Дома" - читать интересную книгу автора (Эриксон Стив)

Глава восьмая

Колтайн удивил всех: оставив пеших воинов Седьмых для охраны подходов к водопою источника Дридж, он вывел своих виканов в Одан. Через два часа после захода солнца племя титанси, спрятав своих коней на расстоянии лиги от оазиса, неожиданно обнаружило себя в центре плотного отряда конников, окруживших их подковой. Некоторые, попав в такую засаду, бросились обратно к своим лошадям, а гораздо меньшая часть организовала нечто подобное колонне, решив попытаться отразить неожиданную атаку. Несмотря на семикратный перевес в численности по сравнению с виканами, настрой титанси был сломлен; они начали погибать в соотношении сто к одному конному воину Колтайна. В течение двух часов разгром был окончательно завершен.

Выехав на главную дорогу по направлению к оазису, Антилопа увидел далекое мерцание горящих повозок титанси в стороне от своего пути. Только по прошествии значительного времени он, наконец, понял смысл происходящего. Однако в данный момент у Антилопы не возникло ни единого сомнения по поводу разумности приближения к этому огромному пожару. Виканы всегда придерживались мнения, что прав тот, кто силен: вот они-то уж точно не станут разбираться в происхождении одинокого конного путника. Поэтому Антилопа направил лошадь на северо-восток и через несколько минут галопа увидел первого убегающего титанси; именно с этого момента ему стало абсолютно все понятно.

Викане были демонами, которые дышали огнем. Стрелы этих воинов в полете многократно множились, а лошади бились так, будто были наделены своим собственным интеллектом. Всевышний мезлы под воздействием магии был выслан в Семь Городов для встречи с богиней Вихря. Виканов просто невозможно было истребить, а наступление очередного рассвета для их врагов всегда оставалось под очень большим сомнением.

Антилопа решил не трогать убегающего человека, оставив его судьбе, и вновь повернул на дорогу, приближаясь к оазису. Несмотря на потерянные два часа, Антилопа чувствовал себя превосходно: наконец-то он получил бесценную информацию о дезертирах титанси.

«Это, – размышлял по пути историк, – не похоже на последний рывок израненного, терпящего поражения зверя. Колтайн, очевидно, абсолютно не подозревал о возможности подобного развития ситуации. Возможно, так будет и впредь. Кулак руководил целой кампанией; их вовлекли в войну, однако повода для паники пока не было никакой. Предводителям Апокалипсиса следовало гораздо лучше спланировать свои действия, если они надеялись хотя бы попытаться вырвать ядовитые зубы рептилии Колтайна. Более того, им следовало перестать распространять слухи о том, что виканы – это нечто большее, чем просто люди. Хотя давать советы всегда гораздо проще, чем их выполнять...»

Камист Рело до сих пор значительно превосходил противника по количеству, однако качество его войск начинало говорить само за себя: виканы Колтайна были крайне дисциплинированны и последовательны в своих действиях, а Седьмые состояли сплошь из ветеранов, которых новый кулак был вынужден принять к себе, готовясь к такой масштабной войне. До сих пор существовала вероятность того, что силы малазан будут в конечном итоге разбиты; если им не повезет так же, как жителям малазанских городов, то для стесненной в финансировании армии виканов и нескольких тысяч примкнувших беженцев настанут тяжелые времена. «Все эти маленькие победы не смогут обеспечить всеобщего успеха – количество потенциальных новобранцев Рело исчислялось сотнями тысяч, особенно если учесть, что Ша'ика видела в Колтайне реальную угрозу и предприняла против верховного кулака соответствующие меры».

Когда вдали показался маленький оазис, окружавший источник Дридж, Антилопа страшно поразился: практически все пальмовые деревья оказались спилены. Местечко было покинуто – остались только пеньки да невысокая растительность. В небе над оазисом расстилался призрачный дым. Антилопа поднялся в стременах, внимательно осматривая бивачный костер, сторожевую заставу и палатки. «Ничего... может быть, с другой стороны от источника...» Приближаясь к центру, он заметил, что дым все сгущался; лошадь уже с трудом выбирала место для прохода среди огромного количества раскромсанных пеньков. Следы присутствия человека обнаруживались везде – ямы, выкопанные в песке, глубокие борозды, где стояли повозки в заградительном порядке. В центре лагеря осталась только тлеющая зола.

Ошеломленный Антилопа почувствовал ужасную усталость. Бросив поводья, он позволил лошади, пробирающейся через покинутый лагерь, самостоятельно выбирать дорогу.

Глубокий колодец был вычерпан до дна – за прошедшие несколько минут он наполнился всего лишь на несколько дюймов. Источник представлял собой небольшую грязноватую лужу, окруженную перемешанной с глиной корой и листьями пальмовых деревьев.

Пока наездники-виканы устраивали засаду для титанси, Седьмые с беженцами уже покинули оазис. Историку стоило больших усилий признать этот факт. Он представил себе поспешную сцену отправления, испуганные покрасневшие лица беженцев, детей, битком набитые повозки и встревоженные взгляды ветеранов, прикрывающих их бегство. Колтайн не давал им никакого отдыха, ни одной паузы, чтобы оправиться от шока и прийти к пониманию того, что произошло и происходило. Они просто прибыли, забрали воду и все, что могло быть полезным, а затем скрылись.

«Куда?»

Антилопа направил лошадь вперед. Добравшись до юго-западной окраины оазиса, он увидел следы вытоптанной травы, оставленной копытами быков, лошадей, а также колесами телег. Далее к югу высились порядком поистрепанные ветром холмы Ладор, а к западу простирались бескрайние степи титанси. «И никого в этом направлении до самой реки Секала – слишком далеко и быстро даже для Колтайна. Если они двинулись на северо-восток, то у них на пути будет деревня Манот, а за ней – Карон Тепаси на берегу моря Караса, которое располагалось практически так же далеко, как и река Секала». След вел на запад, в степи. «Дыханье Худа, но там же никого нет».

Складывалось впечатление, что предугадать действия кулака виканов не было никакой возможности. Историк развернул лошадь, подъехал к источнику и быстро спешился, поморщившись от пульсирующей боли в бедрах и крестце. Он не мог сейчас продолжать двигаться дальше, да и лошадь тоже. Им были жизненно необходимы отдых и вода.

Вытащив постельную скатку из-под седла, Антилопа бросил ее на песок, усеянный листьями. Затем он ослабил ремни упряжи, снял инкрустированное седло с лоснящейся потом спины лошади, а затем, схватившись за поводья, отвел ее к воде.

Источник был вынужден пробиваться через толстый пласт камня; именно это объясняло столь медленное наполнение воды. Позволив в первую очередь напиться животному, Антилопа снял шарф и принялся фильтровать воду через материю в небольшую бочку, утоляя жажду и пополняя запасы.

Отвязав от седла продуктовый мешок, он накормил лошадь зерном, обмыл ее с ног до головы, а затем занялся установкой импровизированного лагеря. В течение всего этого времени Антилопу тревожила единственная мысль: сможет ли он теперь вообще когда-либо присоединиться к Колтайну и армии; может быть, тот попал в западню каких-нибудь кошмарных ночных призраков. «В конце концов, вполне возможно, что все они являются демонами». Однако в данный момент Антилопой руководила только усталость.

Он разложил скатку, а для защиты от солнца развесил сверху телабу. В отсутствие деревьев палящее солнце со временем полностью уничтожит этот оазис; для восстановления, если оно вообще будет возможно, потребуется несколько лет. До того момента, пока историка одолел сон, он размышлял о войне, пришедшей на их континент. Единственной ценностью в городах теперь стала вода. Армии стремились завоевать максимальное количество оазисов, которые были так же важны, как, например, острова в бескрайнем море. Теперь Колтайн всегда будет находиться в проигрышной ситуации: его цель ясна как день, к каждому появлению противники готовятся заранее... «при условии, что Камист Рело захватит источники первым. Но тому это сделать гораздо проще – в Армии Апокалипсиса нет нескольких тысяч беженцев, которых необходимо постоянно сопровождать». Наверное, впервые у Колтайна сложилась ситуация, когда обстоятельства оказались выше его.

Вопрос, который мучил историка до того, как он провалился в сон, пришел к безрадостному разрешению: все зависит от того, как долго Колтайн будет способен оттягивать неизбежный финал.

Антилопа проснулся на закате, а через двадцать минут он был уже в пути: одинокая фигура в сопровождении огромного количества ночных бабочек, которые летели над головой таким плотным ковром, что закрывали собой все звездное небо.

Бурун перекатывался по рифам на расстоянии четверти мили от берега, представляя собой фосфоресцирующую ленту под окутанным облаками небом. Час назад поднял ось солнце. Фелисин встала на небольшой, покрытый травой уступ, осматривая широкий берег белого песка. Девушку качало от усталости.

На огромном расстоянии, которое охватывал взгляд, не было видно ни одной лодки; внезапно Фелисин поймала себя на мысли, что на этот берег, возможно, еще ни разу не ступала нога человека. Лес, прибитый к берегу, и кучи выброшенных на него морских водорослей выстилали линию прилива. По пляжу сновало огромное количество небольших песчаных крабов.

– Что ж, – произнес Гебориец, приблизившись к девушке. – По крайней мере, мы сможем поесть, если эти твари окажутся съедобными. Жаль только, что проверить это обстоятельство можно только одним способом.

Старик вытащил из рюкзака большую мешковину и двинулся вниз к воде.

– Посмотри на их клешни, – крикнула Фелисин вслед. – Я бы не хотела оставить в них свои пальцы.

Бывший священник засмеялся, продолжив спуск. Сейчас его можно было увидеть только благодаря одежде; кожа старика стала абсолютно черной, а рисунок был различим только с очень близкого расстояния и при дневном свете. Видимые изменения внешности произошли и в других, менее заметных чертах.

– Теперь ты не сможешь причинить ему боль, – послышался голос Баудина с того места, где он разбирал свою поклажу. – И неважно, что ты думаешь по этому поводу.

– В таком случае нет никакого смысла держать рот закрытым, – ответила девушка.

У них оставалось воды на один, максимум два дня. Бурые облака, которые повисли над проливом, обещали дождь, однако Фелисин знала, что в их ситуации любое обещание могло оказаться ложью. Она вновь осмотрелась по сторонам. «Вот то место, в котором будут покоиться наши кости в виде небольших песчаных холмов. Хотя со временем исчезнут и они. Мы достигли берега, где ожидает только Худ, и никого больше нет. Путешествие духа и путешествие плоти... Я приветствую конец того и другого».

Баудин растянул палатки и принялся набирать ветви для костра. Гебориец вернулся с огромным кулем мешковины, зажатым между обрубками рук: через небольшие отверстия в ткани торчало множество клешней.

– Это блюдо либо убьет нас, либо заставит ужасно хотеть пить. И я даже не знаю, что на самом деле является более ужасным.

Последний раз источник с пресной водой они видели одиннадцать часов назад – небольшой влажный участок земли в неглубокой котловине. Прокопав глину на глубину размаха рук, они обнаружили воду, которая оказалась солоноватой и с привкусом железа.

– Неужели ты думаешь, что Антилопа до сих пор ходит под парусом взад-вперед у побережья, в течение пяти дней?

Гебориец присел, опустив мешок на землю.

– Он не публиковал свои книги уже в течение нескольких лет, так чем же ему еще заниматься?

– Ты полагаешь, что легкомыслие – это самый верный путь к Худу?

– Мне никогда не приходило на ум размышлять о самом верном пути, девушка. Даже если бы я был уверен, что смерть неизбежна, хотя сейчас я так не думаю, то, по моему мнению, каждый должен пройти эту дорогу самостоятельно. В конце концов, даже священники Худа не знают своей последней участи, того времени, когда им суждено встретиться лицом к лицу со смертью.

– Если бы я знала, что ты собираешься читать лекции, то держала бы свой рот лучше закрытым.

– Начинаешь говорить языком взрослых, не так ли? Угрюмый вид девушки развеселил старика.

«Любимые шутки Геборийца выглядят совсем непреднамеренно. Насмешка – легкое свидетельство ненависти, а смех говорит о крайней злобе». У девушки просто не было сил продолжать эту перепалку. «Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, и это будешь, Гебориец, уж точно не ты. Скоро сам все поймешь. Вы оба с Баудином все поймете».

Они приготовили крабов на тлеющих углях, подгоняя их палочками в костер до тех пор, пока те не прекратили двигаться. Белое мясо оказалось довольно вкусным, однако очень соленым – щедрый пир мог обернуться через какое-то время страшной бедой.

После обеда Баудин решил собрать еще немного прибитых к берегу деревьев, чтобы соорудить сигнальный огонь, который будет указывать их местонахождение ночью. А пока тьма не опустилась на побережье, он принялся заполнять костер влажными водорослями, с удовлетворением наблюдая за бурыми клубами дыма, поднимающимися высоко в воздух.

– Ты собираешься заниматься этим весь день? – спросила Фелисин. «А как же сон? Ты нужен мне спящим, Баудин».

– И сейчас, и потом, – ответил громила.

– Не вижу в этом смысла: видишь, облака сгущаются...

– Но ведь они до сих пор так и не собрались, правда? В любом случае, их сносит в сторону материка.

Фелисин посмотрела, как он работает над огнем. Экономия движений пропала – сейчас было ясно заметно, что он, достигнув этого побережья, находился в крайней степени усталости. Они потеряли контроль над своей собственной судьбой. «Баудин верил только Баудину, и больше никому другому. Однако, подобно нам, сейчас он всецело надеялся на других людей. И скорее всего, надеялся напрасно. Вероятно, отправившись в Досин Пали, мы не вытянули счастливый билет».

Крабовое мясо дало о себе знать: Фелисин начали терзать приступы невыносимой жажды, за которыми последовали острые судороги переполненного желудка.

Гебориец пропал внутри палатки, страдая, очевидно, от тех же симптомов. В течение следующих двадцати минут Фелисин абсолютно не могла ничего делать. Борясь с волнами боли, она просто смотрела на Баудина, страстно желая, чтобы его организм начал испытывать такие же муки. По крайней мере, если громила что-то и чувствовал, то он не подавал виду; от этого страх девушки еще более усилился.

Через некоторое время болезненные спазмы живота прекратились, однако жажда осталась. Облака над проливом рассеялись, и вновь поднялась нестерпимая жара.

Баудин подбросил в огонь последнюю кучу водорослей, а затем тоже приготовился идти к своей палатке.

– Возьми меня с собой, – произнесла Фелисин. Голова громилы дернулась от удивления, а глаза сузились. – Я присоединюсь к тебе через несколько минут, – добавила она.

Баудин до сих пор смотрел на нее ничего не понимающими глазами. – Почему нет? – поспешно затрещала она. – Чем тут еще заниматься? Если, конечно, ты не принял обет...

Громила вновь незаметно вздрогнул.

А Фелисин продолжала:

– ... поклявшись какому-нибудь Всевышнему, который ненавидит плотские утехи. Кто же это мог быть? Худ? Я бы не удивилась! В любовной игре всегда есть что-то от смерти...

– Как ты это называешь? – пробормотал Баудин. – Любовная игра?

Девушка пожала плечами.

– Я не давал обетов никакому богу, – закончил он.

– Ты уже говорил так и раньше. Но заметь: тебе еще ни разу так и не удалось мною воспользоваться, Баудин. Может быть, ты предпочитаешь мужчин? Мальчиков? Что ж, в таком случае, брось меня на живот, и ты не почувствуешь никакой разницы.

Громила поднялся на ноги, не сводя удивленных глаз с девушки. По прошествии нескольких секунд его лицо приняло каменное выражение – на нем невозможно было прочитать ни единой мысли. Затем он двинулся к палатке – палатке, которая принадлежала Фелисин...

Девушка про себя улыбнулась, подождав около сотни ударов сердца, а затем последовала за ним.

Руки Баудина неуклюже дотронулись до ее тела; было похоже на то, что они старались быть нежными, однако не знали, как это сделать. За считанные секунды любовники сорвали друг с друга лохмотья, оставшиеся от одежды, и Баудин принудил ее лечь на спину.

На девушку посмотрели холодные, непроницаемые глаза с широкого бородатого лица; Баудин взял в свои огромные руки ее груди и прижал их друг к другу.

Как только он в нее вошел, скованность сняло как рукой. Баудин в своих движениях и желаниях потерял человеческий облик; в нем проснулся звериный инстинкт. Громила делал это грубо, однако совсем не так, как Бенет и большинство его друзей.

Он быстро кончил, опустив на девушку свой недюжинный вес; его тяжелое дыхание отдавалось жаром у самого уха. Однако девушка даже не думала беспокоить Баудина: она вся превратилась в слух, ощущая на себе каждый вздох, подергивание каждого мускула засыпающего человека. Фелисин даже не ожидала, что он сдастся так легко; никто не мог предвидеть, что Баудин так быстро окажется беспомощным.

Медленно-медленно рука девушки поползла в сторону, нащупывая припрятанный в песке около матраса кинжал. Она заставила себя дышать тихо-тихо, однако ничего не могла поделать с бешено колотящимся сердцем. Баудин уснул как мертвый. Фелисин медленно вынула лезвие из ножен, схватив рукоятку так, чтобы железный кончик смотрел на тело своей жертвы. Глубоко вздохнув, она задержала дыхание.

Рука Баудина поймала ее запястье как раз в тот момент, когда она замахнулась для удара. Громила моментально вскочил на ноги, заломив девушке руку и выкрутив ее так, что она упала на колени и скорчилась от боли. Вслед за этим последовал сильнейший удар ногой в спину.

Клинок выпал из пальцев и оказался на песке.

– Полагаешь, я не знаю, сколько у меня хранится инструментов? – прошептал он. – Думаешь, что ты осталась для меня загадкой? Кто же еще мог стащить перо для горла?

– Ты оставил Бенета на смерть, – девушка не видела лица Баудина, начав говорить, и была благодарна богам за это.

– Нет, милочка, я убил ублюдка своими собственными руками: его шея хрустнула, подобно тонкому тростниковому стеблю. Конечно, он заслуживал гораздо большей боли – что-то медленное и ужасное, но у меня абсолютно не хватало времени. Бенет не заслужил милосердия, однако тем не менее получил его с моей стороны.

– Так кто же ты?

– Не важно: мужчина или мальчик. Но я буду притворяться, это у меня очень хорошо получается.

– Я закричу...

– Сон Геборийца не так-то просто прервать. Он мечется во сне и видит грезы. Я шлепнул старика по лицу – тот даже не дернулся. Поэтому можешь кричать – в конце концов, что такое крики? Они свидетельствуют об оскорблении... Не думал, Фелисин, что тебя еще можно хоть чем-то оскорбить.

Девушку почувствовала, как ее захлестнула волна безнадежности. «Опять все начинает повторяться. Но если я постараюсь, то смогу пройти и сквозь это испытание; когда-нибудь мне все начнет нравиться».

Баудин ослабил хватку и поднялся на ноги. Девушка перевернулась на спину, уставившись на громилу. Он подхватил с песка кинжал и двинулся к выходу. Улыбнувшись, громила бросил:

– Прости, если ты осталась разочарованной. У меня не было настроения...

– Тогда зачем...

– Чтобы удостовериться, что ты ничуть не изменилась, – эта мысль не потребовала завершения. – Поспи немного, девушка.

Оставшись в одиночестве, она свернулась на матрасе. Девушку охватило странное онемение. «Увидеть, что ты до сих пор... Да, до сих пор... Баудин знал об этом абсолютно точно. Он просто хотел продемонстрировать себя, девушка. Ты, глупая, думала, что сама сможешь его использовать. Он знал обо всех твоих планах, пойми... Надо тщательней все обдумывать».

Худ – пожиратель отрезанных от мира душ – приближался к ним по волнам. Он ожидал своего слишком долго, и развлечения, которыми раньше являлись их ужасные мучения, перестали его забавлять. Пришло время приблизиться к Вратам.

Фелисин побелела и иссохла подобно выброшенным на берег водорослям, которые в огромном количестве лежали вокруг. Девушка присела на берег и посмотрела за горизонт. Над водой покачивались облака, сверкала молния и гремел гром. Вдоль линии рифов вздымалась пена, яростно обрушиваясь на песок.

Часом раньше Гебориец и Баудин вернулись с обследования берега, притащив за собой корпус какой-то весьма потрепанной лодки. Она была очень старой, однако спутники говорили что-то о постройке плота... На самом же деле это обсуждение было похоже больше на пустую болтовню: ни у одного из них не оставалось сил для подобной работы. К рассвету все начнут умирать – это было так же ясно, как тот факт, что рассвет все равно обязательно наступит.

Фелисин внезапно догадалась, что Баудин умрет последним, если бог Геборийца не вернется и не вызволит свое своенравное дитя. В конце концов Фелисин пришла к твердому убеждению, что в первую очередь смерть заберет именно ее. А она абсолютно никому не отомстила – ни Баудину, ни сестре Тавори, ни извращенной Худом Малазанской империи.

Странная волна света появилась между бурунами, сокрушающими рифы. Она вырвалась, вертясь по кругу волчком: в длину этот сноп огня достигал одной мили, а в ширину – тридцати шагов. Искры, вылетающие из него в огромном количестве, падали в море с громким шипеньем. Гроза с такой силой ударила по берегу, что затрясся даже песок. Вспышка летела прямо по направлению к ним.

Внезапно Гебориец бросился к девушке: на его жабообразном широком лице появилась гримаса ужаса.

– Это же магия, девушка. Беги!

В ответ послышался ее дикий хохот; Фелисин не двигалась с места.

– Оно слишком быстрое, старик. Завыл ветер.

Гебориец повернулся лицом к приближающейся волне. Он прорычал проклятья, однако бешеный рев и ветер отнесли их в сторону; в мгновение ока старик прыгнул и закрыл собой беззащитное тело Фелисин. Лицо Геборийца осветилось голубым сиянием, которое все более усиливалось по мере приближения огня. Достигнув берега, пламя окружило старика, будто он был вершиной каменного пика. Гебориец пошатнулся; его татуировки в течение некоторого времени горели ярким огнем, а затем видение пропало.

Несмотря на свою угрожающую силу, волшебство осело на песок и растворилось в воздухе.

Гебориец ослаб и упал коленями на песок.

– Это не моя заслуга, – внезапно произнес он в полной тишине. – Отатарал, конечно! Нечего бояться – совсем нечего!

– Там!!! – крикнул Баудин.

Лодка каким-то чудесным образом миновала рифы и в настоящее время двигалась по направлению прямо к ним. Ее одинокий парус был охвачен огнем. Волшебство оставило отметины по всему корпусу, подобно укусам ядовитой гадюки; причалив к берегу, лодка очистилась от магии окончательно. Мгновение спустя дно царапнуло по грунту, и «Рината», покачнувшись, замерла на месте. В мгновение ока на палубе появились две фигуры, пытаясь сбить горевший парус. Материя скользнула по ветру подобно огненному крылу, немедленно погаснув, как только коснулась воды. Остальные моряки перепрыгнули через борт и очутились на земле.

– Который из них – Антилопа? – спросила Фелисин. Гебориец отрицательно покачал головой.

– Ни один, однако тот, кто слева, – это маг.

– Откуда ты знаешь? Старик не ответил.

Двое прибывших быстро приблизились: оба они покачивались от усталости. Маг – невысокий человек с красным лицом, одетый в плащ-накидку, заговорил первым на малазанском языке.

– Слава богам! Нам нужна ваша помощь!

Где-то за рифами ожидал неизвестный маг – человек, никак не связанный с восстанием, незнакомец, попавший в сеть собственных кошмаров. Подобно водовороту яростного шторма, он появился из морских глубин на закате второго дня путешествия. Кульп никогда ранее не ощущал такой неудержимой силы. Единственное, что спасло лодку – так это дикие инстинкты мага, так как сумасшествие, охватившее мага, закрыло и повредило его Путь. Контроль полностью исчез: из разрушенного Пути хлынула магия, а завывания ветра слились с собственным воплем волшебника.

«Рипату» бросало из стороны в сторону подобно щепке среди горного потока с множеством водопадов. Поначалу Кульп подумал, что столкнулся с иллюзией, став объектом ярости мага; но в скором времени стало очевидно, что этот безумец совершенно забыл об их существовании, дав волю своей неуемной ярости. Кульп сконцентрировал свою собственную энергию вокруг лодки для защиты, и в то время пока Геслер с остальным экипажем бились за то, чтобы «Рипата» не перевернулась среди волн, он притаился у борта, закрыв глаза и достигнув крайней степени своего напряжения.

Выпущенное на волю волшебство инстинктивно охотилось за ними и, без всякого сомнения, могло обмануть этого сумасшедшего мага. Моряки превратились в магнит, поэтому атаки не прекращались, а сила их постоянно возрастала. Это заставило Кульпа провести два дня и две ночи без сна, спасая себя и жизнь своих компаньонов.

Они двигались на запад, к берегу Отатарала. Сила мага набросилась на это побережье, однако без особого эффекта, и в конце концов Кульп начал догадываться, что разум противоборствующего колдуна был расстроен под действием Отатарала. Подобно сбежавшему шахтеру, этот заключенный войны выбрался за пределы сдерживающих его стен только ради того, чтобы понять: тюрьма неотступно следовала за ним. Потеряв контроль над своим Путем, маг попытался подчинить себе Кульпа. Он нахлынул на своего собрата с силой, гораздо превышавшей ту, которой обладал сам Кульп.

Осознание данного факта привело Кульпа в ужас. Шторм угрожал выбросить лодку на этот берег. Неужели подобная судьба постигнет и его?

Навыки Геслера с экипажем спасли «Ринату», и она не разбилась о рифы. В течение одиннадцати часов им пришлось плыть параллельно острым как бритва скалам в окружении яростного буруна.

На третью ночь Кульп почувствовал перемену. Линия берега по правую руку, который он ощущал ранее как непроницаемую стену, обусловленную повсеместным распространением Отатарала, внезапно стала мягче. В этом месте покоилась какая-то иная сила, настолько мощная, что подавляла действие магической руды и раздвигала ее волны по сторонам.

Внезапно в рифах показалась небольшая брешь. «Это был, – решил Кульп, – единственный шанс». Поднявшись на ноги в центре палубы, он крикнул Геслеру. Капрал мгновенно понял его распоряжение, выпустив вздох облегчения, – вследствие всеобщей крайней усталости они начали постепенно проигрывать противостояние. Да, двухдневная непрекращающаяся угроза жизни дала о себе знать. А защита с каждой атакой становилась все слабее и слабее. Еще один огненный сноп достиг их, когда «Рипата» уже скользила между зазубренными краями рифов. Защита Кульпа не выдержала. Пламя охватило штормовой кливер и полотняный парус. Если бы хоть один из моряков оставался сухим, он немедленно превратился бы в кусок жареного мяса. Огненный шар, прочертив по «Рипате», последовал дальше, при соприкосновении с водой шипя и выпуская огромное количество пара. Через несколько секунд он скрылся из виду на берегу.

Кульп размышлял, связан ли странный эффект ослабления действия Отатарала на этом участке берега с тем человеком, который мог на нем находиться, поэтому, увидев на берегу среди ночной мглы три человеческие фигуры, он ничуть не удивился. Такие же усталые, эти люди излучали своей аурой какую-то скрытую опасность. Да, троица была явно чем-то озабочена: несмотря на то что обстоятельства свели их вместе, эти люди вовсе не считали себя друзьями. Вполне возможно, что обстоятельства были еще хуже.

Неподвижная земля под ногами спровоцировала приступ головокружения. Когда усталый взгляд Кульпа скользнул по священнику, его охватила волна облегчения: в просьбе о помощи не было ничего наигранного.

Бывший священник ответил сухим смешком.

– Немедленно дайте им воды, – скомандовал Кульп Геслеру. Капрал с трудом оторвал взгляд от странной внешности Геборийца, а затем кивнул и бросился к лодке.

Тем временем Истина спрыгнул на берег и принялся осматривать борт «Ринаты» на наличие повреждений, а Непоседа вскарабкался на нос, обхватив, словно ребенка, свой арбалет. Капрал криком приказал им набрать полный бочонок воды. Истина вернулся на лодку и скоро спустил бесценную влагу на берег.

– А где Антилопа? – поинтересовался Гебориец. Кульп нахмурился.

– Не уверен, но, покинув деревню к северу от Хиссара, мы пошли каждый своей дорогой. Апокалипсис...

– Мы знаем. Досин Пали был охвачен огнем, когда нам удалось совершить побег.

– Да, понятно, – Кульп изучал спутников Геборийца. Громила с оторванным ухом взглянул на него довольно прохладно. Несмотря на крайнюю степень истощенности и обезвоживания, он был абсолютно в себе уверен, и это заставило мага забеспокоиться. Да, этот человек представлял из себя нечто большее, чем просто покрытый шрамами портовый головорез, которым он показался магу с первого взгляда.

С молодой девушкой было тоже не все спокойно, хотя Кульп не понимал, откуда у него подобная уверенность. Вздохнув, маг подумал: «Побеспокоюсь об этом позже. Все остальное – позже».

Истина прибежал с бочонком воды, за ним неотступно следовал Геслер.

Трое беглецов приблизились к молодому моряку; тот пробил в бочке отверстие, взял оловянную кружку, привязанную сверху, и доверху наполнил ее водой.

– Пейте медленно, – сказал Кульп. – Старайтесь потягивать, а не глотать.

Глядя на то, как они пьют, маг отыскал свой Путь. Он ускользал от его влияния, однако пока был еще достаточно сильным. Взглянув в очередной раз на Геборийца, маг чуть не вскричал от удивления: татуировки бывшего священника жили своей собственной жизнью. Мерцающие волны силы расходились во все стороны от его тела и кружились повсеместно, за исключением левого обрубка руки. Эта рука-привидение, которая проникла в Путь, сейчас ссохлась, будто ее связали какие-то путы. Совсем иная, пульсирующая сила принадлежала правой культе: от нее вверх по руке шли две вены, окрашенные в красный и зеленый цвета. Они были похожи на пару змей, сцепившихся друг с другом в смертельной битве. Притупляющий эффект исходил исключительно из зеленой ленты, распространяясь в воздухе будто бы чьей-то сознательной волей. То, что она была настолько мощной, что блокировала действие Отатарала, просто изумляло Кульпа.

Врачеватели Денула часто описывали заболевание, которое называлось Ведение Войны. Сила этих целителей позволяла увидеть плоть, которая будто бы становилась полем военных действий. Маг задумался: а не происходит ли здесь что-либо подобное? «Но это не болезнь. Это битва Путей – собственного пути Фенира, связанного с левой рукой, и противоположной, которая попала в ловушку Отатарала, однако тем не менее еще не сдавалась. Странный Путь мне пока неподвластен, однако я абсолютно четко его ощущаю». Кульп сощурился. Гебориец неотрывно наблюдал за ним со слабой улыбкой на широком лице.

– Что, во имя Худа, случилось с тобой? – резко спросил маг. Бывший священник пожал плечами.

– Хотел бы я знать.

В этот момент трое моряков приблизились к Геборийцу.

– Меня зовут Геслер, – грубо, но с почтением произнес капрал. – Мои люди – единственная группа, оставшаяся от Культа Вепря.

Улыбка, царившая на лице старика, пропала.

– Возможно, что и трое – это слишком много, – произнес он и, обернувшись, широкими шагами пошел к паре оставленных рюкзаков.

Геслер без всякого выражения посмотрел ему вслед.

«Этот человек чертовски быстро восстанавливает силы». Мальчишка Истина чуть не задохнулся, услышав резкие слова человека, которого он принял за священника своего бога. Кульп заметил, как в небесно-голубых глазах парня блеснуло нечто очень опасное. На лице Непоседы сгущались штормовые тучи – да, он всецело подтверждал данное ему моряками имя. Положив руку на плечо своего друга Истины, он внезапно увидел лицо одноухого громилы.

– Твои руки постоянно находятся около рукоятки спрятанного кинжала, и я начинаю по этому поводу довольно прилично нервничать, – рявкнул он низким голосом, крепче обхватывая свой арбалет.

– Это Баудин, – представила громилу молодая девушка. – Он убивает людей: старух, конкурентов. Ты называл их, и на этих огромных руках осталась кровь. Неужели я лгу, Баудин? – не дожидаясь ответа, девушка продолжила: – Меня зовут Фелисин, я из Дома Паранов. Последняя в своем генеалогическом древе. Однако не позволяйте никому из моих спутников себя дурачить.

Фелисин не уточняла, что она имела в виду. Вернулся Гебориец, держа на обоих обрубках подвешенные мешки. Положив их на землю, старик подошел к Кульпу.

– Мы находимся совсем не в том состоянии, чтобы кому-то помогать. Однако после того, как мы пересекли эту чертову пустыню, мысль о возможности утонуть выглядит довольно чудной, согласись, – он поглядел на бушующие волны. – Что же скрывается за ними?

– Представь себе ребенка, который держит на поводке Гончую Тени. Этот ребенок – маг, а Гончая – его Путь. Он провел слишком много времени в рудниках, до того как совершил побег. А нам не мешало бы хорошенько отдохнуть, прежде чем пытаться вновь прорваться через этот шторм.

– Неужели на материке действительно так плохи дела? Кульп пожал плечами.

– Я не знаю. Мы видели Хиссар в огне. Антилопа пошел за Колтайном и Седьмыми, чтобы присоединиться к ним, – внезапно у старика проснулся оптимизм, и он решил, что эта затея вполне может осуществиться. Я бы сказал, что Седьмые уже в прошлом, аналогично Колтайну со своими виканами.

– О, этот Колтайн! Когда я был прикован к основанию глубокой расселины за дворцом Лейсин, меня порой посещали мысли, что вполне возможно встретить этого человека по соседству. Худ знает, та компания была весьма примечательной, – через некоторое время бывший священник покачал головой: – Колтайн жив маг. Подобного человека невозможно так просто убить.

– Если твои слова соответствуют действительности, я помчусь стрелой, чтобы присоединиться к его армии.

Гебориец кивнул.

– Он был отлучен от своего бога, – донесся громкий женский голос. Мужчины обернулись и обнаружили Фелисин, которая разговаривала с Геслером и остальными моряками. Она продолжила: – Более того, этот старик стал проклятием для своего бога, ну и вашего, догадываюсь, тоже. Остерегайтесь осмеянных! Теперь вам остается только молиться собственному богу Фениру, парни, и это мой самый главный совет.

Бывший священник обернулся к Кульпу с вздохом.

– Ты открыл свой Путь, чтобы увидеть, что я представляю из себя на самом деле. Что же тебе открылось?

Кульп нахмурился.

– Я видел, – ответил он через мгновение, – ребенка, который тянет одной рукой за собой Гончую, размерами с проклятую Худом гору.

Гебориец напрягся.

– А другой?

– Извини, – произнес Кульп, – но на этот вопрос ответить нелегко.

– Мне пора идти...

– Если можешь. Гебориец кивнул. Кульп понизил голос.

– Если Геслер догадался...

– Он бы освободил меня.

– Да, не считаясь ни с чем.

– В таком случае, думаю, что мы пришли к взаимопониманию, – произнес Гебориец со слабой улыбкой.

– Не вполне, но пускай пока все останется именно так... Бывший священник поблагодарил мага кивком головы.

– Неужели в месте заточения ты нашел себе какую-то компанию, Гебориец? – спросил Кульп, рассматривая Фелисин и Баудина.

– Да, нашел более или менее. В это трудно поверить, не так ли?

– Пройдись со мной по берегу, – сказал маг, кивнув головой в сторону. Старик, покрытый татуировками, беспрекословно пошел следом. – Расскажи мне о них, – попросил Кульп. когда они отошли на достаточное расстояние.

Гебориец пожал плечами.

– Чтобы остаться живым в рудниках, порой приходится идти на компромиссы, – произнес он. – Один из моих спутников все время придерживался данного принципа, а другой начал торговать собой, причем за довольно низкую плату. Вот то, что они сейчас из себя представляют. Но кем они были раньше... – старик вновь пожал плечами.

– Ты доверяешь им?

Широкое лицо Геборийца расплылось в улыбке.

– А ты доверяешь мне, Кульп? Я понимаю, сейчас еще слишком рано говорить об этом, но твой вопрос тоже совсем не прост. Я доверяюсь Баудину, который будет работать с нами так долго, как это будет для него выгодно.

– Что по поводу девушки?

Старик надолго задумался, а потом произнес:

– Ей я не доверяю.

«А вот этого я не ожидал: с девушкой должно было быть все просто».

– Понятно, – ответил вслух маг.

– А что ты скажешь о своих компаньонах – этих недалеких парнях со своим дурацким культом?

– Грубые слова для священника Фенира...

– Священника, который был отлучен, не забывай. Девушка говорила истинную правду: моя душа теперь принадлежит только мне одному, и никому больше. Я отобрал ее у Фенира обратно.

– Не знал, что подобное возможно.

– Может быть, и невозможно. Пожалуйста, я не могу больше идти, маг. Наше путешествие было нелегким.

«Не только у тебя, старик».

Возвращаясь обратно, они больше не обменялись ни словом. Несмотря на весь хаос происходящего, Кульп предполагал, что эта часть плана должна была пройти гладко, без всяких зацепок. Они приблизятся к побережью. Они обнаружат ожидающего друга Антилопы. Кульп подавил свои дурные предчувствия, когда историк, подойдя к нему первым, попросил о помощи. «Идиот». Что ж, он заберет их с этого проклятого острова, переправит на материк, а дальше его миссия заканчивается. Он полностью выполнил все просьбы.

Солнце уже поднялось, и магический шторм над морем несколько удалился от берега: темный водоворот и бешеная энергия сейчас бушевали в самом центре пролива.

Из «Рипаты» принесли провизию. Гебориец присоединился к своим спутникам, когда им впервые за несколько дней досталась нормально приготовленная еда. Кульп подошел широкими шагами к тому месту, где Геслер наблюдал за парочкой спящих солдат, которые забрались под небольшой навес от солнца, смастеренный из паруса и четырех жердей.

Покрытое шрамами лицо капрала тронула ироничная улыбка.

– Это похоже на какую-то шутку Фенира, – произнес он. Кульп присел на корточки около капрала.

– Рад, что тебе нравится эта сцена.

– Юмор бога Вепря вовсе не предназначен для смеха, маг. Странно: я мог поклясться, что Властелин Лета был... здесь. Подобно ворону на плече священника.

– Ты когда-либо раньше ощущал прикосновение Фенира? Мужчина отрицательно покачал головой.

– Нет, подобного подарка судьба мне ни разу не принесла. Это было просто... ощущение, вот и все.

– Ну и как, сейчас оно сопровождает тебя тоже?

– Не думаю... Не знаю. Не имеет значения.

– Что с Истиной?

– Он принял слова Геборийца слишком близко к сердцу, по его мнению, священник Фенира изменил своему богу и предал всех нас. Но с ним будет все в порядке – я с Непоседой об этом позабочусь. А сейчас настало время ответить на несколько вопросов тебе. Как мы собираемся вернуться обратно на материк? Этот проклятый волшебник до сих пор караулит в море, не так ли?

– Священник обязательно проведет нас.

– Но как?

– Сейчас слишком долго объяснять, капрал, и все, о чем я сейчас могу думать, это только сон. Мое время для караула будет последним, – с этими словами маг поднялся и двинулся в сторону, пытаясь найти себе хоть какую-то тень.

Осторожная Фелисин, у которой не было сна ни в одном глазу, потерла себя руками от небольшого озноба, а затем увидела мага, который скользнул под тень небольшого растянутого паруса и начал готовиться ко сну. Затем она перевела взгляд на моряков и обрадовалось, почувствовав поднимающееся в себе чувство презрения. «Последователи Фенира, это же просто смешно. У этого бога Вепря нет абсолютно никаких мозгов. Эй, вы, дурачье, да ведь Фенир – то здесь, прячется среди мира смертных. Да ведь он сейчас беззащитен перед любым охотником с острым копьем. Мы видели его копыто, и за это можно поблагодарить нашего старика. Что бы вы ни намеревались теперь делать, скажите ему спасибо».

Баудин спустился к воде и обмыл свое тело. Возвратившись, он подошел к девушке; с его бороды капала вода.

– До сих пор еще боишься, Баудин? – спросила Фелисин. – Посмотри вон на тех солдат – видишь, один из них проснулся? Он слишком крут для тебя, не правда ли? А другой, с арбалетом? Тому совсем не трудно понять твою ужасную суть. Да, это сильный человек – гораздо сильнее тебя...

– Что, ты уже успела со всеми переспать? – проворчал он.

– Ты же меня использовал...

– И что с того, девушка? Ты рождена только для того, чтобы тобою пользовались всю жизнь.

– Худ бы тебя побрал, ублюдок!

Подойдя к ней вплотную, Баудин громко захохотал.

– Теперь тебе так и не удастся мне насолить – мы покидаем этот остров. Я выжил, прошел через это. И все, что ты способна сказать, не изменит моего настроения, девушка. Ничего.

– А что означает коготь, Баудин? – лицо громилы приняло безличную маску, но девушка продолжила: – Ты понимаешь, о чем идет речь – о той вещице, которую ты прячешь вместе с остальным воровским инструментом.

Наигранный непонимающий взгляд Баудина сказал, что тот абсолютно не собирается что-либо рассказывать. Девушка обернулась и увидела Геборийца, стоявшего на расстоянии нескольких шагов.

– Неужели я не ослышался? – спросил он. Одноухий громила будто набрал в рот воды.

Фелисин заметила, что на лице Геборийца появилось странное выражение; она поняла, что старика сильно взволновала тема их разговора. Он взглянул на девушку, а затем вновь уставился на Баудина. Через несколько минут, улыбнувшись, старик произнес:

– Что же, до сего момента это была чистая работа.

– В самом деле так думаешь? – спросил громила, повернув голову назад.

– Яне понимаю, о чем идет речь, Гебориец, – капризно произнесла Фелисин.

– Тебе следовало бы в свое время уделять побольше внимания домашнему репетитору, девушка.

– Объясни, что ты имеешь в виду.

– Только по образу и подобию Худа, – произнес он и заковылял прочь.

Фелисин еще сильнее сжала вокруг себя руки и обернулась лицом к проливу. «Мы все до сих пор живы, однако мне не стоит снижать бдительности. Надо перетерпеть еще совсем немного». Материк охвачен огнем восстания против Малазанской империи. Приятная мысль. Возможно, восстанию удастся добиться цели, и в этом случае падут и империя, и императрица, и адъюнкт. А в отсутствие Малазанской империи весь мир вновь охватят тишина и порядок. «Настанет конец репрессиям, конец угрозам заключения, каторги... Это же золотая мечта моей жизни и конечная цель множества жертв. В тот день, сестричка Тавори, когда тебя покинут все телохранители, появлюсь я. Клянусь – все будет именно так, и пусть слышат все боги и все существующие повелители демонов». Однако пока нужно попытаться прибрать к рукам тех людей, которые находятся сейчас вокруг. Как бы привлечь их на свою сторону? Однако эти мысли не касаются Геборийца с Баудином – для них уже слишком поздно. Однако все другие – маг, солдаты...

Фелисин встала.

Капрал, потирая сонные глаза, смотрел за ее приближением.

– Когда ты последний раз лежал в кровати с женщиной? – спросила, подойдя, девушка.

Однако ответ, который она услышала, принадлежал вовсе не капралу. Из-под паруса, где скрывались моряки, донесся веселый голос арбалетчика Непоседы:

– Ровно год и один день назад я оделся ночью точь-в-точь как канисская проститутка и дурачил Геслера несколько часов. Надо отдать должное: он был порядком пьян. А если уж говорить совсем откровенно, то я тоже.

В ответ капрал только проворчал:

– Во всем виновата проклятая солдатская жизнь. Со временем становишься не слишком-то разборчивым.

– И слишком пьяным, чтобы это имело хоть какое-то значение, – закончил арбалетчик.

– Ты добился своего. Непоседа, – но тут глаза капрала скользнули по Фелисин. – Знаешь что, девушка, играй-ка ты свои игры где-нибудь в другом месте. В этом, конечно, нет никакого преступления, однако мой богатый жизненный опыт подсказывает, что подобные предложения всегда имеют под собой какую-то эгоистическую основу. Девушка, в любом случае ты не способна купить то, что не продается.

– Я рассказала вам о Геборийце, – произнесла она. – Я не должна была этого делать.

– Слышишь, Непоседа? Эта девушка решила нас пожалеть.

– Но ведь он предаст вас. Этот старик уже сейчас вас ни во что не ставит.

Парень по имени Истина, услышав эти слова, поднялся с песка.

– Уходи, – приказал ей Геслер. – Мои люди пытаются хоть немного поспать.

Фелисин встретилась с расширенными голубыми глазами Истины: в них не было ничего, кроме детской невинности. Она послала ему легкий воздушный поцелуй, улыбнувшись, когда Истина покрылся стыдливым румянцем.

– Будь осторожен, а то твои ушки могут ненароком сгореть, – произнесла напоследок она.

– Дыхание Худа, – пробормотал Непоседа. – Давай-давай, парень. Она же хочет затащить тебя в постель. Попробуй, на что она способна?

– Не выйдет, – произнесла, разворачиваясь, она. – Я сплю только с мужчинами.

– Ты имела в виду, с глупцами, – поправил ее Геслер, начиная терять терпение.

Фелисин спустилась по пляжу и вошла по колени в теплую морскую воду. Она изучала «Ринату». Обгорелые участки на ее корпусе были закрашены редкими жирными мазками черной краски. Передний парапет баковой надстройки блестел так, будто дерево было покрыто множеством пластин кварца. Снасти были уже порядком протерты, а кое-где и оборваны.

Солнце, отражающееся от воды, слепило глаза. Она прикрыла веки, позволив себе расслабиться: вот ее уже абсолютно ничего не беспокоило, она чувствовала только теплую воду, которая плескалась вокруг ног. Внезапно навалилась невыносимая усталость. Она на время забыла обо всех неприятностях, людях... «Наверняка существует способ общения, когда к тебе начинают относиться без ненависти и презрения. Нет, не способ. Причина».

– Я надеюсь только на то, что Отатарал настолько слился с тобой, что это испугает сумасшедшего мага, – сказал Кульп. – В ином случае мы подвергаем себя слишком большой опасности.

Истина зажег светильник и присел у треугольного полубака, ожидая, пока они отчалят и приблизятся к рифам. Желтый свет отражался от татуировок Геборийца; старик поморщился, услышав слова Кульпа.

Геслер оперся о рулевое весло, подобно всем остальным, он ожидал действий от бывшего священника, хотя надежды становилось все меньше и меньше.

Магический шторм неистовая за рифами; его яркие вспышки раскалывали темное небо, освещая густые тучи над пенящейся водой.

– Как скажешь, – в конечном итоге произнес священник.

– Не слишком обнадеживающе...

– Это все, что мне пока по силам, – проворчал старик, затем поднял вверх правую культю и стукнул ей со всей силы по груди Кульпа. – Ты же видишь, что я даже ничего не чувствую, маг!

Тот обернулся к Геслеру.

– Что скажешь, капрал? Солдат пожал плечами.

– Разве у нас есть выбор?

– Не так все просто, – ответил Кульп, прикладывая огромные усилия, чтобы оставаться спокойным. – С Геборийцем на борту я даже не в состоянии открыть свой Путь: в нем сейчас находится такая магия, которую я ни в коем случае не хочу распространять повсеместно. А без своего Пути мне не под силу отразить волшебство подобной мощи. И это значит...

– Что мы превратимся в жареный бекон, – закончил, кивая головой, Геслер. – Заканчивай последние приготовления, Истина. Мы отправляемся!

– Неуместное доверие, капрал! – произнес Гебориец.

– Знал, что ты именно так и скажешь. А теперь всем оставаться на своих местах – мы с Непоседой и парнем принимаемся за дело.

Несмотря на то что маг сидел на расстоянии вытянутой руки от покрытого татуировками старика, он был уже не в состоянии ощущать свой собственный Путь. Казалось, что пройдет еще несколько минут, и он окончательно ускользнет от власти Кульпа. Минас являлся довольно глухим, отдаленным Путем, и каждый практикующий маг, которого встречал Кульп, характеризовал его одинаково: холодный, обособленный, забавляющийся разум. Иллюзорная игра велась со светом, темнотой, формами и тенью; Путь кричал о своей победе каждый раз, когда ему удавалось обмануть очередного простака, однако даже подобный триумф воспринимался как нечто безэмоциональное. Проникая в этот Путь, ты ощущаешь, что отрываешь от очень важных дел огромную Силу, и если тебе удавалось хоть немного ее заинтересовать, то за этим следовала небывалая благодарность.

Кульп абсолютно не доверял подобной нетипичной предупредительности со стороны Пути, но хотел присоединиться к игре. Он точно знал, что попал в ловушку, полагая, что Минас представляет собой целостного безликого бога, доступность которого определялась преклонением, а успех был наградой за доверие. Однако Пути были совсем не такие. Маг не являлся священником, а его магия была совсем непохожа на божественное явление. Волшебство могло стать лестницей к господству – средством дойти до конца, однако в данном случае не было никакого смысла преклоняться перед этим способом достижения чьих-то надежд.

Непоседа поднял небольшой квадратный парус – достаточный для того, чтобы обеспечить контроль над лодкой, но не слишком большой, чтобы рисковать целостностью единственной мачты.

«Рипата» заскользила вперед, подгоняемая легким прибрежным бризом. Истина лежал на бушприте, пристально рассматривая бурун, видневшийся впереди. Брешь, через которую они проникли некоторое время назад, было отыскать совсем непросто. Геслер отдал команду, и корпус лодки повернулся параллельно рифам.

Кульп взглянул на Геборийца. Бывший священник, опираясь левой рукой о мачту, с тревогой смотрел с темноту. Маг почувствовал, что его начинает захлестывать чувство отчаянья – Путь не открывался, и Кульпу ничего не оставалось делать, как смотреть на призрачную руку старика, оценивая размер ленты Отатарала, которая заменяла ему одну из вен.

– Там! – закричал Истина, указывая рукой в темноту.

– Я вижу его! – ответил Геслер. – Двигай туда, Истина! Рипата развернулась, накренившись боком, и взяла курс на бурун. Через некоторое время в поле зрения действительно появился с трудом различимый проем. Поднялся ветер, парус натянулся и захлопал.

А за рифами неистово кружились ревущие облака, создавая подобие перевернутой воронки. Очередная вспышка вырвалась из волн и осветила огромный водоворот. «Рипата» проскользнула через рифы и рванула прямо в центр кружащего безумия.

У Кульпа не было времени даже для того, чтобы выкрикнуть предостережение: его Путь открылся, оказавшись моментально заблокированным в этой битве, охваченной демонической яростью. Вдруг откуда ни возьмись сверху вниз посыпались огромные копья, которые, как оказалось, состояли всецело из воды... В мгновение ока парус превратился в рваную тряпку. Они вонзались в палубу подобно стрелам, пробивая деревянные перекрытия. Внезапно Кульп заметил, как один из подобных потоков вонзился в бедро Непоседы, пригвоздив его к полу. Все остальные рассеялись за сгорбленной спиной Геборийца, который в бешеном порыве бросился к Фелисин и закрыл ее своим телом, защищая от смертоносного дождя. Татуировки старика горели цветом тусклого золота.

Баудин прыгнул на полубак, опустив одну руку вниз, а Истины вообще не было нигде видно.

Внезапно копья пропали. Дернувшись, будто на одиночной огромной волне, «Рината» накренилась вперед; корма приподнялась. Тем временем небо над головой продолжало бушевать, расцветая то синими, то красными яростными вспышками. Глаза Кульпа расширились – над штормом появилась маленькая человеческая фигурка, которая дергала руками и ногами, обрывки плаща хлестали над ней подобно гигантским крыльям. Волшебство швырнуло фигурку по кругу, как будто она была не больше, чем обычная кукла, набитая соломой. В тот момент, когда очередная блестящая волна накрыла этого беспомощного человека, на его коже выступили следы крови. Когда волна очутилась сзади, фигурка опрокинулась и пропала вслед за ней, оставляя в воздухе висящие капли крови, подобно рыболовной сети.

Геслер протиснулся за Кульпом.

– Возьми весло! – приказал он, пытаясь перекричать ревущий ветер.

Маг взобрался на корму. «Рулить? Рулить сквозь что?» Кульп был абсолютно уверен, что их несла вовсе не вода: они провалились в Путь сумасшедшего мага. Сжав руки вокруг рукоятки весла, он почувствовал, как через это дерево ускользает его собственный Путь. Качка ослабла. Кульп нахмурился, однако времени для удивлений не оставалось – ситуация требовала постоянного внимания.

Геслер вскарабкался вперед, схватив Баудина за икры как раз в тот момент, когда громила уже было начал скользить по наклонной палубе. Вытащив его наверх, капрал обнаружил, что он одной рукой держался за Истину, зацепившись пальцами за портупею юноши. Из кисти хлынула кровь, а лицо Баудина стало белым как мел.

Невидимая волна под лодкой резко осела вниз. Рипата устремилась вниз и вперед и через некоторое время замерла. Внезапно наступила полная тишина.

Гебориец подполз к Непоседе. Моряк лежал без признаков жизни на палубе, а из растерзанного бедра хлестала кровь, образовав вокруг уже довольно большую лужу. Как только это заметил Кульп, кровотечение значительно ослабело.

Маг знал: Гебориец всегда делает только то, в чем абсолютно уверен. В это мгновение, однако, маг выкрикнул предостережение – но слишком поздно, так как старик уже погрузил призрачную, покрытую глиной руку прямо в рану.

Непоседу пробила конвульсия, он завыл от боли. Татуировки на запястье старика проснулись и принялись постепенно переползать на бедро солдата, мерцая в темноте.

Когда старик вытащил свою руку, рана закрылась, а татуировки сцепились друг с другом подобно плотному рубцу. Гебориец отполз назад – его глаза расширились от шока.

Страдальческое лицо Непоседы зашевелилось, губы издали шипящий вздох. Задрожав и побелев как мел, он поднялся и сел на палубу. Кульп сощурился – он увидел нечто большее, чем просто чудесное излечение, которое сотворила рука Геборийца с Непоседой. Чем бы это ни являлось, оно попахивало опасностью и граничило с сумасшествием. «Ладно, подумаю над этим позже – в конце концов, парень ведь выжил, не так ли?» Внимание мага привлекли Геслер и Баудин, припавшие на колени по обе стороны от распростертого без признаков жизни Истины. Капрал перевернул юношу на живот, обхватил его со стороны спины и принялся ритмичными движениями изгонять морскую воду, заполнившую легкие Истины. Через некоторое время юноша принялся неистово кашлять.

Рипата отяжелела и сильно накренилась в сторону. Однообразное серое небо висело прямо над головой и слабо-слабо светилось. Наконец наступил штиль; единственным звуком, доносившимся до изнуренной команды, являлось слабое журчанье воды, заполнявшей какую-то пробоину в днище.

Геслер помог Истине подняться. Баудин, стоя до сих пор на коленях, судорожно сжимал правой рукой полу своей одежды. Кульп заметил, что большинство пальцев было вывихнуто из суставов, кожа над ними растрескалась и сильно кровоточила.

– Гебориец, – прошептал маг. Голова старика дернулась назад; было видно, что он практически задыхается, переживая произошедшие события. – Попробуй излечить и Баудина тем же чудесным образом, – произнес тихо Кульп. «И мы пока не будем думать, что за этим последует». – Если ты, конечно, можешь.

– Ну уж нет, – проворчал Баудин, пристально рассматривая Геборийца. – Не хочу, чтобы твой бог дотрагивался до меня, старик.

– Но ведь твои суставы все равно необходимо вправить, – возразил Кульп.

– Это вполне по силам Геслеру – тоже мне, проблема. Капрал посмотрел наверх, затем кивнул и приблизился к громиле.

– Где мы находимся? – забеспокоилась Фелисин. Кульп пожал плечами.

– Не уверен, но корабль постепенно идет ко дну.

– Да, он сел на рифы, – сказал Непоседа. – В днище четыре или пять пробоин, – солдат уставился на свое бедро, которое теперь украшали татуировки, и нахмурился.

Девушка покачнулась, однако вовремя схватилась за обожженную мачту. Та накренилась еще больше.

– Лодка может опрокинуться, – произнес глухим голосом Непоседа, продолжая рассматривать извилистые линии своего бедра. – Причем в любой момент.

Тем временем Путь Кульпа успокоился, и маг, почувствовав ужасную усталость, опустился на палубу. Он знал, что в подобном состоянии продержаться достаточно долго на плаву будет очень проблематично.

Лицо Баудина перекосила судорога, когда Геслер вправил первый палец. Взявшись за второй, капрал произнес:

– Если ты еще в состоянии ходить, то заполни бочки пресной водой и распредели их поровну среди всей команды. Фелисин, возьми продуктовые запасы – они находятся в ящике с этой стороны от полубака. Не оставляй ничего, – Баудин застонал, когда второй палец тоже встал на место. – Истина, ты поднимешься, чтобы принести несколько бинтов?

Его сухие хрипы пропали несколькими минутами ранее, и парень, встав на руки и колени, медленно пополз на корму.

Кульп взглянул на Фелисин. Она и не думала пошевелиться в ответ на приказ Геслера и, по всей видимости, была снедаема сомнениями.

– Пойдем, девушка, – произнес Кульп, поднимаясь на ноги. – Я дам тебе руку.

Опасения Непоседы по поводу того, что лодка может перевернуться, не оправдались: остановившись, «Рипата» начала медленно выравниваться. Вода бледно-голубого цвета заполнила пробоину и начала появляться на палубе. Она была вязкая, как суп.

– Дыханье Худа! – прошептал Непоседа. – Мы тонем в козьем молоке.

– Да, приправленном рассолом, – добавил Геслер, закончив манипуляции костоправа над правой рукой Баудина. Истина приблизился к ним, держа на вытянутой руке мешок с перевязочным материалом.

– Нам не придется плыть слишком далеко, – произнесла Фелисин, рассматривая водную гладь за правым бортом. Подойдя к девушке, Кульп проследил за ее взглядом и увидел большой корабль, который замер в плотной воде на расстоянии около пятидесяти размахов рук. Он был снабжен двумя рядами огромных весел, которые бесцельно свисали с боков. Сзади виднелось одиночное управляющее весло, а сверху – три мачты: длинная сзади и две поменьше спереди, с которых лохмотьями свисали квадратные паруса; бизань-мачта несла на себе следы другого треугольного полотна. Несмотря на подобное снаряжение, на палубе не было и следов жизни.

Баудин с перебинтованной правой рукой, которая стала теперь вдвое больше по объему, присоединился к наблюдателям; в шаге позади стоял капрал. Одноухий громила проворчал:

– Это галера Квон, которая раньше принадлежала империи.

– Ты знаешь свои корабли, – произнес Геслер, бросив на Баудина острый взгляд.

Тот пожал плечами:

– Я работал в тюремной бригаде, заполняя углем республиканский флот в гавани Квон. Это было двадцать лет назад – Дассем использовал корабли, чтобы переправить своих солдат...

– Я знаю, – ответил Геслер, и по его тону стало понятно, откуда у капрала подобная информация.

– Такой молодой, а уже в тюремной бригаде? – удивился Непоседа, сидя на корточках среди бочек с водой. – Сколько же тебе было – десять, пятнадцать?

– Что-то около того, – ответил Баудин. – А какими ветрами меня туда занесло – не твоего ума дело, солдат.

После долгого молчания Геслер покачал головой и произнес:

– Ты закончил, Истина?

– Да, все заполнено.

– Хорошо. Пора плыть самим, пока наша леди не начала спешить на дно. Нет никакой радости в том, что мы отдадим концы вместе с этой посудиной.

– Я не считаю себя счастливцем, – произнес Непоседа, взглянув на галеру. – Ситуация повторяет те злополучные байки, которые травят в тавернах... Может быть, все это предвестники Худа, может быть, этот проклятый корабль, скажем, заражен чумой...

– А возможно, что через несколько минут единственное сухое место под ногами в округе огромного количества лиг от этого проклятого места окажется здесь, – произнес Геслер. – Просто ради интереса, подумай о той байке, которую ты поведаешь в следующий раз в очередной таверне, Непоседа. Ты обнаружишь там людей, которые мочатся в свои штаны, а затем бегут в близлежащий храм для благословения. Ты же превратишься перед ними в реальное воплощение божества.

– Что ж, может быть, у тебя просто не хватает мозгов для того, чтобы испытать чувство страха.

Капрал оскалился:

– Пришла пора нам всем принимать водные процедуры. Я слышал, что благородные дамы платят за подобное удовольствие бешеные деньги... Правильно, Фелисин?

Она не ответила.

Кульп кивнул головой, произнеся сакраментальную фразу:

– Главное счастье – просто оставаться живым.

– Чертовски прав, – ответил Геслер,

Вода оказалась холодной, скользкой и настолько плотной, что плыть в ней оказалось чудовищно трудным занятием. Рипата, оставшаяся за спиной, уже погрузилась по палубу в воду. Затем мачта склонилась еще сильнее, а через мгновение скользнула под поверхность.

По прошествии получаса путешественники добрались до галеры, фыркая и еле дыша от огромного напряжения. Истина оказался единственным человеком, способным забраться по рулевому веслу на борт. Он поднялся на полубак, и по прошествии нескольких секунд через перила была перекинута веревочная лестница. Несмотря на то что вся команда была практически полностью обессилена, они, помогая друг другу, все же поднялись на борт. Кульп посмотрел вниз на палубу корабля. На нем не было ни единой живой души, и это наводило на неприятные мысли. Свитые кольцом канаты и узлы со снастями, обернутые в тюленью кожу, лежали на палубе в огромном количестве. Рядом валялись брошенные латы, мечи и портупеи. Толстый слой тяжелой пыли обнаруживался на всем, чего касался взгляд.

Остальные путешественники присоединились к магу в недоуменном молчании.

– Кто-нибудь видел имя на корпусе? – спросил в конце концов Геслер. – Я пытался смотреть, но...

– «Силанда», – ответил Баудин. Непоседа проворчал:

– Сосок Тогга, мужик, там не было...

– Просто никому не нужно было знать об этом судне, – ответил громила. – Оно было брошено довольно давно, а прибыло сюда с течением Авалии. Силанда была единственным кораблем, которому было позволено вести торговлю с Тисте Анди.

Он был на пути к острову, когда силы императора захватили Квон. С тех пор корабль исчез.

За тирадой громилы последовало длительное молчание.

Оно было прервано мягким смехом Фелисин:

– Баудин – головорез. А твоя тюремная команда не работала и в библиотеках?

– Кто-нибудь еще заметил ватерлинию? – спросил Геслер, не обращая внимания на девушку. – Этот корабль не двигался с места в течение долгих лет. – Капрал в последний раз метнул на Баудина острый взгляд, а затем опустился на главную палубу. – Здесь мы можем нарваться на птичий помет, глубиной по колено, – произнес он, остановившись у одного тюка, обернутого тюленьей кожей. Присев на корточки, капрал откинул покров: лицо внезапно побледнело, и, прошептав проклятья, Геслер отпрянул назад. С глухим звуком покатилась по палубе голова.

Кульп оттолкнул застывшего от ужаса Геборийца, спрыгнул на палубу и приблизился к Геслеру.

– Что ты видишь? – крикнул бывший священник.

– Ничего хорошего, – ответил маг. Подойдя поближе, он присел рядом с головой на корточки. – Тисте Анди, – Кульп посмотрел на Геслера. – То, что мне приходит на ум, не очень приятно, однако...

Капрал с побелевшим лицом кивнул.

– Непоседа! – крикнул он, обернувшись к следующему тюку. – Помоги мне!

– Что требуется, командир?

– Подсчитай эти головы.

– Спаси меня Фенир. Геслер...

– Ты должен быть абсолютно спокойным, рассказывая свои морские истории, поэтому практикуйся. Тебе придется спуститься сюда, солдат, и замарать руки.

На палубе оказалась не одна дюжина тюков, каждый их которых содержал в себе одну аккуратно отрезанную голову. Большинство из них принадлежали Тисте Анди, однако некоторые оказались и человеческими. Геслер принялся складывать их вокруг главной мачты в одну наводящую ужас пирамиду. Капрал отошел от первоначального шока довольно быстро, однако остальные до сих пор были вне себя от ужаса. Самым быстрым за командиром оказался Непоседа, однако и он принялся за работу довольно судорожно. Через несколько минут в центре палубы высилась пирамида.

Кульп обратил свое внимание на небольшую дверцу, ведущую в трюм, где должны были сидеть гребцы. Из нее исходила слабая аура магии, которую он с помощью Пути ощущал в виде волн, пронизывающих рябью спокойный воздух. Поразмыслив некоторое время, маг решил приблизиться.

Кроме мага, Геслера и Непоседы, все остальные оставались на полубаке, в шоке наблюдая за происходящим.

Капрал присоединился к Кульпу.

– Ты готов обследовать трюм?

– Абсолютно нет.

– В таком случае, показывай дорогу, – произнес Геслер, напряженно улыбаясь и вынимая из ножен меч.

Кульп с сомнением посмотрел вниз.

Будто прочитав его мысли, капрал пожал плечами.

– Да, я знаю.

Бормоча проклятья, Кульп полез внутрь. Отсутствие света абсолютно не скрывало от глаз мага царившую там обстановку: волшебство покрывало все окружающие предметы, пульсируя слабым желтым цветом. Взявшись обеими руками за перила, маг начал спускаться по расписным ступенькам. За ним неотрывно следовал Геслер.

– Ты что-то видишь? – спросил капрал.

– О. да.

– А чем это пахнет?

– Если бы терпение имело запах, – произнес Кульп, – то ты бы его непременно учуял, – он послал волну света вниз, осветив центральный проход и несколько рядов скамеек, и спустился вниз.

– Что ж, – сказал Геслер, тяжело дыша, – в этом есть определенная логика, не правда ли?

Весла держали в руках тела, лишенные голов. Они ровно сидели по три человека на каждой скамье. Все остальные свободные места были заполнены узлами, покрытыми тюленьей кожей. Еще одна безголовая мускулистая фигура сидела за барабаном, сжимая двумя руками странные палочки с наконечниками, похожими на маленькую тыкву. Ни на одном из этих тел не было и признаков разложения: только лишь на месте разреза шеи блестели кости да красная плоть.

Ни один из наблюдателей этой картины в течение долгого времени не проронил ни звука. Затем Геслер прочистил горло, однако слова, произнесенные им, все равно напоминали скрипучий песок.

– Ты говорил о терпении, Кульп? – Да.

– В таком случае я не ослышался. Кульп кивнул головой.

– Кто-то захватил корабль, обезглавил всех на борту... а затем заставил на себя работать.

– Именно в такой последовательности?

– Именно в такой.

– Как давно это произошло?

– Годы, десятилетия назад... Мы попали в Путь, капрал, и даже не спрашивай меня, как здесь течет время.

Геслер заворчал.

– И что ты скажешь, если я предложу обследовать кабину капитана? Там может быть вахтенный журнал.

– А еще свисток, призывающий взяться за весла.

– Точно. Знаешь, если мы спрячем этого безголового барабанщика, то я смогу послать Непоседу на его место, чтобы он отбивал такт.

– У тебя испорченное чувство юмора, Геслер.

– Да. Дело в том, что Непоседа рассказывает самые скучные морские истории. Однако этот случай привнесет в его жизнеописание много новых подробностей. Слушатели скажут нам потом спасибо.

– Только не говори, что это серьезно. Капрал вздохнул.

– Нет, – произнес он через мгновение, – я не хочу подталкивать кого бы то ни было к сумасшествию, маг.

Они возвратились на главную палубу; все остальные уставились на эту парочку. Гёслер пожал плечами:

– Если вы еще не окончательно считаете себя душевнобольными, то мы обнаружили именно то, что вы и предполагали.

– Ты попал прямо в точку, – заверила его Фелисин. Кульп широкими шагами подошел к дверце кабины, капрал обнажил меч и двинулся следом. Проникнув внутрь, они спустились на пару ступенек и оказались в коридоре, ведущем к камбузу. Большой деревянный стол занимал большую часть площади этого помещения. Напротив виднелась еще одна дверца, открывающая узкий проход, по обе стороны от которого находились каюты. В самом конце коридора располагался отсек капитана.

Все открытые каюты оказались пустыми, однако при их обследовании создалось впечатление, что жильцы покинули свои обители всего несколько минут назад.

Дверь в капитанский отсек открылась с громким, леденящим душу скрипом.

Несмотря на весь ужас, который прошел перед глазами путешественников за последние дни, картина, открывшаяся в каюте, леденила кровь. Взгляд мага приковали к себе четыре фигуры, три из которых находились в позах, которые свидетельствовали о насильственном внезапном конце. Как и в случае с гребцами, ни один из трупов не проявлял признаков разложения, да и следов крови не обнаруживалось. Кто бы их ни убил, он это сделал мастерски: кожа жертв была лишена каких бы то ни было повреждений. Исключением являлась человеческая фигура, которая сидела в кресле капитана за столом, будто председатель собрания, организованного самим Худом. Копье, пробившее его грудь, торчало с противоположной стороны спинки кресла, а огромная лужа крови блестела у ног, запачкав полу его мантии. Лужа выглядела довольно свежей.

– Тисте Анди? – спросил шепотом Геслер.

– Похоже на то, – ответил тихо Кульп, – но я не уверен. – Войдя в каюту, он добавил: – Кожа этих людей не черная, а серая. К тому же они вовсе не выглядят столь утонченными.

– Тисте Анди из течения Авалии слывут полными варварами – еще ни одной живой душе не удалось посетить их остров...

– Или, по крайней мере, вернуться, – заключил Кульп. – Однако наши незнакомцы одеты в плохо отделанную кожу и, видимо, очень ценят свои драгоценности... Все четыре тела были украшены костяными амулетами, когтями, клыками животных и полированными морскими раковинами. Однако среди всего количества безделушек не было ни одно произведения ремесленного искусства, которыми так славились Тисте Анди. Более того, все четверо имели темные нечесаные волосы, которые свободно свисали на плечи. Волосы Тисте Анди были либо светло-серебряными, либо черными как смоль.

– Кого же, во имя Худа, мы видим? – спросил Геслер.

– Убийц моряков Квон и Тисте Анди, по всей видимости, – ответил Кульп. – Они проникли в этот Путь – то ли по собственному желанью, то ли нет, а затем оказались настигнутыми чем-то более ужасным.

– Думаешь, остальному экипажу удалось бежать? Кульп пожал плечами.

– А если бы ты получил во владение волшебство, способное подчинить себе гораздо большую команду безголовых людей, чем мы здесь можем наблюдать?

– И все же они выглядят, как Тисте Анди, – произнес капрал, пристально рассматривая человека в кресле.

– Нам нужно позвать сюда Геборийца, – предложил Кульп. – Может быть, ему удастся выяснить какие-либо подробности, которые прольют свет на эту тайну.

– Подожди здесь, – произнес Геслер.

Корабль пошатнуло, когда остальные члены группы спустились на главную палубу. Кульп прислушался к шагам капрала, затихавшим где-то над головой, а затем, оперевшись обеими руками о стол, принялся рассматривать морскую карту. Земли, которые были на ней изображены, оказались Кульпу абсолютно незнакомыми. Зазубренные прибрежные линии фьордов были усеяны указателями в виде пальмовых деревьев. Территория, удаленная от моря, выкрашена белой краской, обозначая либо лед, либо снег. Особого внимания заслуживал проложенный курс, который начинался зазубренной береговой линией и следовал на восток, а затем поворачивал к югу, пересекая широкий океан. Малазанская империя претендовала на все мировые территории, однако данного региона, по мнению Кульпа, среди них не было. Этот факт моментально ставил мировое господство империи под очень большое сомнение.

Сзади послышались ковыляющие шаги Геборийца. Маг, не отрывая своего внимания от изучения карты, произнес:

– Посмотри поближе, старик.

Гебориец протиснулся за Кульпом и, увидев лицо мертвого капитана, нахмурился. Высокие скулы, раскосые глаза и гигантский рост человека свидетельствовали о том, что он принадлежал к расе Тисте Анди. Гебориец неуверенно поднял руку...

– Подожди! – проворчал Кульп. – Будь крайне осторожен со всем, к чему намереваешься прикоснуться. А еще, мой тебе совет, следи за своей рукой.

Старик в раздражении что-то буркнул и опустил руку. Через некоторое время он выпрямился и произнес:

– На ум мне приходит только одна вещь – это Тисте Эдур.

– Кто-кто?

– «Безрассудство» Готоса. В нем имеется упоминание о трех людях Тисте, прибывших из другого мира. Естественно, что единственная раса, известная нам, это Тисте Анди, однако Готос гласит о наличии еще одной подобной расы – Тисте Эдур. Они имеют серую, но не черную кожу и являются детьми нежелательного слияния Матери Тьмы со Светом.

– Нежелательными? Гебориец поморщился.

– Тисте Анди считают их проявлением деградации истинной Тьмы, а следовательно, источником всех дальнейших бед. В любом случае «Безрассудство» Готоса является одним-единственным источником, в котором можно найти упоминание об этих событиях. Скорее всего, причиной тому является крайняя Древность данного тома.

– А Готос был Ягутом, правильно?

– Да, и у него такой нудный писательский стиль, что я еле заставил себя дочитать до конца. Но скажи, Кульп, а что показал тебе твой Путь?

– Ничего.

Гебориец поднял глаза в крайнем изумлении.

– Ничего вообще?

– Именно.

– Но они выглядят так, будто находятся в каком-то параличе – видишь, кровь до сих пор не застыла.

– Я знаю.

Гебориец показал жестом на какой-то предмет, висящий вокруг шеи капитана.

– А это – твой свисток, принимая во внимание тот факт, что мы собираемся использовать парней, сидящих сейчас в трюме.

– Хотелось, чтобы ты был прав, старик, иначе нам придется сидеть здесь и ждать голодной смерти, – произнеся эти слова, Кульп подошел вплотную к трупу капитана. На его груди рядом с древком огромного копья покоился длинный костяной свисток, привязанный к кожаной ленте, висевшей на шее. – Я не вижу ничего, кроме какой-то идиотской костяной трубки. Мне кажется, что она уже давно не работает.

Гебориец пожал плечами.

– Пойду наверх, на свежий воздух. А копье, между прочим, принадлежит Баргхастам.

– Оно чертовки большое, – возразил Кульп.

– Я тем не менее не изменю своего решения.

– Все равно оно слишком велико.

Гебориец ничего не ответил и через несколько секунд пропал в дверном проеме. Кульп опять взглянул на копье. «Оно слишком велико». После этого маг протянул руку и снял осторожно свисток с шеи мертвого капитана.

Выйдя на главную палубу, маг вновь посмотрел на свисток и прошептал проклятья: теперь тот светился волшебством. «Да в этой каюте все дышит Отатаралом. Неудивительно, что волшебство там бездействовало». Кульп осмотрелся вокруг. Непоседа примостился на носу, его неразлучный арбалет, как всегда, покоился на спине. Рядом с парнем стоял Баудин, покачивая своей забинтованной рукой. Фелисин, скрестив руки, прислонилась спиной к перилам вокруг главной мачты, не обращая никакого внимания на пирамиду отрезанных человеческих голов, которые лежали практически у ее ног. Геборийца вообще нигде не было видно.

К магу приблизился Геслер.

– Истина полез на воронье гнездо, – произнес он. – Ты достал свисток?

Кульп перебросил его капралу.

– Вы уже выбрали курс?

– Истина расскажет, что ему удастся увидеть, и тогда мы окончательно определимся.

Маг задрал голову и увидел маленькую фигурку юноши, который проворно поднимался по такелажу. По прошествии пяти дыхательных движений Истина забрался в воронье гнездо и пропал из виду.

– Копыто Фенира! – донеслись до стоящих на палубе проклятья юноши. Все с тревогой подняли головы вверх.

– Истина!

– Порта практически не видно, а шторм вновь решил испытать наше терпение.

Геслер и Кульп поспешили к правому борту. На размытом горизонте появилось темное пятно, мерцающее огненными вспышками. Кульп в отчаянии прошипел:

– Это опять тот же самый проклятый Худом колдун, и он нас преследует.

Капрал резко обернулся на каблуках.

– Непоседа! Проверь, что там слева, – не дожидаясь ответа, он припал к свистку губами и яростно в него подул. В воздухе разнесся звук, похожий на хор монотонно причитающих голосов. Воздух замер, завыванье душ превратило боль в звуки, которые медленно, неохотно затихали...

С обоих бортов раздался деревянный треск, и через несколько секунд весла приняли положение старта. Гебориец появился из дверцы трюма – его татуировки блестели как фосфор, а глаза расшились до огромных размеров.

– У тебя в подчинении теперь новый экипаж, капрал! – произнес он.

– Наконец-то они проснулись, – пробормотала Фелисин, отойдя от главной мачты.

И тут Кульп заметил причину подобных слов девушки. Отрезанные головы как по команде открыли свои глаза и, словно на шарнирах, повернулись в сторону Геслера. Создавалось такое впечатление, что ими управляла какая-то невидимая рука.

В первый момент капрал вздрогнул, а затем отбросил все сомнения прочь.

– Я не мог о подобном мечтать, даже будучи строевым сержантом, – произнес он, напряженно улыбаясь.

– Твой барабан в трюме готов, – произнес Гебориец, глядя в тень помещения, где сидели гребцы.

– а о парусе забыли, – произнес Непоседа, – и он давно сгнил.

– Занимай место у рулевого весла, – приказал ему Геслер. – До порта слишком далеко – нам ничего не остается, нежели как просто убегать, – он вновь поднял свисток и издал быструю трель. В этот момент послышались размеренные удары барабана. Весла повернулись по оси, их лопасти приняли вертикальное положение, а через мгновение они скрылись в плотной воде и подали корпус вперед.

Корабль застонал, продираясь сквозь корку, которая образовалась на корпусе за долгие годы простоя. «Силанда» накренилась на левый бок и начала медленно поворачиваться – до тех пор, пока быстро приближающийся шторм не оказался прямо за кормой. Вслед за этим весла принялись методично погружаться в вязкую воду, и корабль пошел вперед.

Геслер повесил кожаный ремень от свистка себе на шею.

– Неужели старый император не любил эту старую леди? А, Кульп?

– Твоя радость по этому поводу вызывает тошноту, капрал. Тот захохотал.

Двойные ряды весел помчали «Силанду» с хорошей скоростью. Ритм барабана значительно превышал частоту биения взволнованных сердец пассажиров. Этот звук отдавался в костях Кульпа, от чего он испытывал мучительную боль. Магу было не нужно спускаться в трюм – он знал и так, что в данный момент несколько десятков мускулистых, лишенных головы людей в затхлой атмосфере равномерно поднимают и опускают огромные весла. Это было похоже на какую-то мистическую игру, затеянную волшебством Худа. Глаза мага заскользили по палубе в поисках Геслера и обнаружили его стоящим около полубака рядом с Непоседой. Да, это были очень стойкие люди – гораздо сильнее, чем он был способен ранее предположить. Они возвратились к своему жестокому черному солдатскому юмору раньше, чем Кульп попытался прийти в себя, оставаясь в то же время столь же холодными и бесстрастными, как сердцевина огромного ледника. «Уверенность, выработанная потом и кровью... или просто фатализм? Никогда не думал, что щетина Фенира может быть такой черной».

Шторм сумасшедшего колдуна все еще продолжал преследовать их – гораздо медленнее, чем раньше, однако все с тем же упорством. Маг перешел на ту сторону, где стоял Гебориец.

– Это Путь твоего бога? Старик проворчал:

– Это не мой бог, и это не его Путь. Худ знает, где мы находимся среди Абисса, и, по всей видимости, выбраться из этого кошмара будет непросто,

– Ты излечил рану Непоседы с помощью руки своего бога.

– Да, но у меня не оставалось выбора. У тебя, думаю, тоже.

– А что ты ощущал в тот момент? Гебориец пожал плечами.

– Ощущение, будто сквозь меня проходит какая-то сила. Ты, наверное, сразу догадался, не правда ли? – Кульп кивнул головой. – Неужели это был сам Фенир? – спросил старик.

– Я не знаю... Не думаю, хотя и не считаю себя экспертом в вопросах религии. По крайней мере, не похоже на то, что он как-то повлиял на Непоседу, за исключением того, что излечил его смертельную рану. А для Фенира совсем не свойственно раздавать подарки.

– Согласен, – пробормотал бывший священник, рассматривая полу прикрытыми глазами двух молодых моряков. – В любом случае, он себя еще проявит.

Фелисин села отдельно от остальных, и ее самой ближней компанией оказалась пирамида глазеющих голов. Они ее не слишком волновали – все внимание девушки в данный момент сосредоточилось на Геслере – человеке с костяным свистком на шее. Ее мысли возвратились к Кругу в Унте и священнику, покрытому мухами. Тот момент стал первым столкновением девушки со столь явным волшебством. Несмотря на все истории о магии и диких волшебниках, о магических пожарах, охватывающих воюющие города во всех уголках империи, Фелисин ранее никогда не приходилось сталкиваться с подобной мощью. А сейчас она сталкивалась с волшебством чаще, чем в детстве с подобными рассказами, и каждое новое знакомство оставляло на теле рубец как свидетельство крайней уязвимости обычного человека перед тем, что находилось за гранью его понимания. Волшебство внезапно превратило обычный мир в место ужасно унылого, обреченного существования. Тот день в Унте изменил ее место в жизни или, по крайней мере, ощущение этого места. С тех пор девушка ощущала себя постоянно не в своей тарелке.

«Но возможно, все было не так. Совсем не так. Может быть, я прошла через путешествие на галере, через море незнакомых лиц, бурю ненависти и безумной злобы только ради того, чтобы, наконец, проститься с болью, предначертанной мне моей же судьбой. Может быть, эти люди послали мне избавление».

Она посмотрела на отрезанные головы. Их глаза не моргали – они были неподвижными и сухими, белея, словно яичница на разогретой мостовой. «Прямо как я. Да, слишком много впечатлений. Слишком...»Если бы демоны прямо сейчас появились из воды по обе стороны от бортов, Фелисин абсолютно бы не удивилась, задав один-единственный вопрос: «Где вы так долго пропадали?». Затем она бы обратилась к ним с просьбой: «А не могли бы вы, уважаемые демоны, закончить эту комедию раз и навсегда? Ну пожалуйста!»

Подобно длиннорукой обезьянке, Истина спустился по такелажу и легко спрыгнул на палубу. Замерев на некоторое время около девушки, он принялся отряхивать пыльные волокна снастей со своей одежды. Несмотря на то что юноша был на пару лет старше Фелисин, в ее глазах он выглядел совсем молодым. «Чистая, гладкая кожа. Клочок жиденькой бородки и ясные, словно майское небо, глаза. В них нет ни огромного количества галлонов вина, ни дурманящего дыма дурханга, ни воспоминания о множестве лежащих сверху тяжелых тел, после которых уже ничто на свете не имело какого-либо значения. Единственной вещью, которая меня радует, является то, что они так и не смогли заставить полюбить это ужасное занятие. Сможешь ли ты, Истина, когда-нибудь понять, о чем я сейчас говорю?»

Заметив внимание девушки, юноша подарил ей робкую улыбку.

– Он сейчас находится в облаках, – произнес Истина, чей голос уже начал отдавать хрипотцой.

– Кто?

– Подобно коршуну без привязи, он мечется туда и сюда, оставляя следом за собой потоки крови.

– Как поэтично, Истина! Может быть, ты раздумаешь стать моряком.

Юноша покраснел и бросился прочь.

Из-за спины Фелисин раздался голос Баудина.

– Этот парень для тебя слишком хорош, девушка. Именно по этой причине, заигрывая с ним, ты еще сильнее падаешь в своих собственных глазах.

– Тебе стало известно обо мне что-то новое? – поинтересовалась Фелисин, не удосужившись даже повернуться.

– Я не умею гадать на кофейной гуще, – заключил он. – Однако сейчас мне не нужно даже ходить к гадалке.

– Это только домыслы. Дай мне знать, когда начнет гнить эта рука, – я очень хочу увидеть тот момент, когда она отвалится.

Шум плеска весел сливался с однообразными ударами барабана. Ветер налетел подобно кашлю великана, и магический шторм опять охватил путешественников.

Скрипач почувствовал прикосновение какого-то шероховатого предмета на своем лице и проснулся. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой грязную щетину чьих-то волос. Спустя несколько секунд человек поднял голову, и Скрипач с удивлением обнаружил перед собой высохшее темное лицо, которое с критическим выражением разглядывало раненого сапера. Закончив осмотр, оно приняло выражение крайнего отвращения.

– Пауки в твоей бороде... или того хуже. Я их, конечно, не вижу, однако точно знаю, что они тут есть.

Сапер попытался сделать глубокий вздох, но внезапно почувствовал сильнейшую пульсирующую боль, которой отозвались сломанные ребра.

– Да отвяжись ты от меня! – пробормотал он. Жалящая боль перебралась на бедра, заставив Скрипача вспомнить об огромных когтях, которые в течение длительного времени топтались по его телу. Левая голень была туго забинтованной, однако онемение, что ощущалось на всей ступне, заставило сапера сильно забеспокоиться.

– Не могу, – ответил старик. – Нет ни одной возможности для выхода. Торговые сделки завершены, все необходимые приготовления сделаны. Расклад ясно поведал нам об этом. Жизнь принятая – за жизнь отданную, или даже более того...

– Ты – Дал Хонес, – проговорил Скрипач. – Но где же нахожусь сейчас я?

Лицо расплылось в широкой усмешке.

– Во власти Тени. Хи-хи.

Из-за спины странного старика послышался новый голос:

– Человек постепенно приходит в себя, а ты, верховный священник, его мучаешь. Отойди в сторону – солдату нужен воздух, а не твое тошнотворное притворство.

– Но эти слова в высшей степени несправедливы! – возмутился священник, однако все же отошел в сторону. – Твой темпераментный компаньон припадал на колени перед алтарем, не так ли? И эта деталь крайне важна для понимания всего происходящего, – он сделал еще один шаг назад, и перед Скрипачом предстали фигуры всех остальных людей.

– А. – вздохнул сапер, – это же ты, Трелл. Память постепенно ко мне возвращается. А твой спутник... Ягут?

– В данный момент он развлекает твоих товарищей, – произнес Маппо, – хотя, кажется, не очень-то успешно. За все свои годы, проведенные на земле, он так и не научился искусству общения с людьми.

– Да ведь имя этого Ягута – Икариум, он изобретатель хитроумных устройств и хранитель времени...

Трелл расплылся в широкой улыбке, обнажив внушительные клыки.

– Точно – повелитель песка. Однако тот тонкий поэтический намек, который присутствует в его имени, последнее время перестал играть какое-либо значение; более того, чаще всего он начал мешать.

– А я разговариваю в данный момент с Маппо, не так ли?

– И вновь ты прав. Солдат, а почему друзья, снимая с тебя облачение гральского воина, употребляли имя Скрипач?

– Сложные обстоятельства заставили меня вести подобную игру, – признался сапер.

– Я понимаю тебя, солдат: когда речь идет о жизни и смерти... Совсем забыл – ты же, наверное, испытываешь жуткую жажду и голод?

– Честно говоря, не отказался бы сейчас от хорошего обеда. Но сперва ответь мне: где мы сейчас находимся?

– В храме, высеченном из цельной скалы; в гостях у верховного священника Тени – старикашки, с которым тебе уже представилась возможность познакомиться. Его зовут Искарал Пуст. А Вихрь прошел мимо.

– Пуст?

– Именно так.

Хонесский верховный священник опять показался в поле зрения, его лицо было очень хмурым.

– Солдат, тебе показалось смешным мое имя?

– Да нет, верховный священник, вовсе нет.

Старик что-то пробормотал, схватил свою метлу и пулей вылетел из комнаты.

Скрипач осторожно поднялся в кровати. «Чувствую себя, словно дряхлый старик», – подумал он. Сначала сапер хотел расспросить Маппо обо всех событиях, которые произошли, пока он был без сознания, и особенно о своей ране на левой лодыжке. Однако, решив, что ничего утешительного услышать все равно не удастся, Скрипач решил отложить неприятный разговор на более поздний срок. Поэтому он просто спросил:

– Откуда взялся этот старик?

– Сомневаюсь, что даже он сам способен вразумительно ответить на данный вопрос.

– Я проснулся в тот момент, когда он расчесывал мне волосы.

– Нет ничего удивительного.

Спокойствие рассуждений Трелла позволило Скрипачу немного расслабиться. «Маппо... Это имя всегда связано с чем-то другим... О нем ходит столько слухов, что можно было бы заполнить целый том. И если хоть один из них является правдой...»

– Икариум испугал Д'айверса до такой степени, что тот бросился восвояси.

– Да, его имя в их среде имеет некоторый вес.

– Скажи, Маппо, а это заслуженно? – как только Скрипач закончил свой вопрос, он уже точно знал, что лучше бы было держать эти мысли при себе.

Трелл поморщился, отступил на несколько шагов назад, а затем сухо произнес:

– Я принесу тебе еду и воду, солдат.

Затем Маппо бесшумно вышел из комнаты. Несмотря на свои немалые размеры, он двигался, словно кошка, и эта мысль немедленно воскресила в памяти сапера еще одного человека, который обладал точно таким же умением, – Калама. «Удалось ли тебе избежать шторма, старина?»

Тем временем Искарал Пуст на цыпочках вернулся в комнату.

– Почему ты здесь? – прошептал он. – Ты знаешь почему? Нет, ты не знаешь, однако я мог бы тебе рассказать... Только тебе – и никому другому, – он подошел близко-близко, а затем резко дернул за остатки своих взлохмаченных волос и провозгласил: – Треморлор!

Увидев ничего не понимающего Скрипача, старикашка громко захохотал, сделал один круг по комнате и вновь, чуть ли не вплотную, уставился на сапера.

– Слухи о Тропе, пути домой. Маленький извивающийся червячок слухов – даже менее того, личинка, не превышающая ноготка. И все это плотно скрывает от наших глаз маленькую крупицу, которая может быть правдой. А может и не быть, хи-хи!

Скрипач наконец-то решил, что с него хватит. Превозмогая боль, он схватил Искарала за шиворот и несколько раз хорошенько тряхнул. Изо рта старика показалась пена, а глаза вылезли из орбит, словно огромные чашки.

– Что, опять? – ухитрился прохрипеть Искарал Пуст. Скрипач отбросил немощное тельце прочь.

Тот пролетел несколько метров, благополучно приземлился на пол и, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства, произнес:

– Это было соревнование реакции. Просто я слишком долго был лишен человеческого общества. Ты должен изучить мои манеры, и даже более того, мою личность, – в подтверждение своих слов Пуст важно кивнул головой и продолжил: – Честность. Открытость. Занятность. Мягкая и выразительная чистота. В чем же ты видишь проблемы? Просто солдаты всегда были невежественными, приземленными и недальновидными созданиями, постоянно пребывающими в плохом расположении духа. Тебе известна Цепь Псов?

Скрипач напрягся, как от удара молнии.

– Что?

– Это уже началось, однако неизвестно, где... Анабас Тиленд, что на малазанском языке обозначает Цепь Псов. Солдаты лишены всякого воображения, а это означает, что их очень легко удивить. В мире существуют такие места, с которыми даже Вихрь не в состоянии что-либо сделать.

В комнату вошел Маппо, неся на руках круглый поднос.

– Вновь утомляешь нашего гостя, Искарал Пуст?

– Пророчество Тени, – пробормотал верховный священник, оценивающе рассматривая Скрипача. – Сточная канава под огромным потоком, на поверхности которого – сильнейшее волнение. Река крови – поток слов, исходящих от скрытого сердца. Все сами по себе, а пауки – в каждой щели и углу, – старик развернулся и вновь выбежал из комнаты.

Маппо уставился ему вслед.

– Наверное, не надо обращать внимания на этого сумасшедшего, – предположил сапер.

Трелл повернулся на пятках, а его тяжелые брови поднялись в знак крайнего удивления.

– Худ возьми, совсем наоборот, Скрипач, ты должен следить за каждым его жестом.

– Боялся, что ты именно так и скажешь. Он упомянул Треморлор, а это значит, что ему очень многое известно.

– Ему известно даже то, о чем не догадываются твои спутники, – произнес Маппо, передавая поднос саперу. – Вы ищете покрытый легендами Дом Азаса, который располагается где-то в пустыне.

«Точно, и Быстрый Бен клялся, что в нем имеются какие-то ворота».

– А ты? – спросил Скрипач. – Какими ветрами занесло тебя в Рараку?

– Я следую за Икариумом, – ответил Трелл, – в бесконечных поисках истины.

– И ты готов потратить всю свою жизнь, помогая Ягуту в его поисках?

– Нет, – вздохнул Маппо, а затем зашептал, не решаясь поднять глаза на сапера: – Я ищу возможность, чтобы прекратить эти скитания раз и навсегда... Ты находился без сознания в течение двух дней, и друзья закидали меня вопросами по поводу твоего здоровья. Они ждут от тебя какого-то ответа.

– Что ж, в таком случае, у меня нет выбора...

– Да, и как только нам удастся тебя немного подлатать, мы вместе отправимся в путешествие... – осторожно улыбнувшись, Трелл добавил: – На поиски Треморлора.

Скрипач нахмурился.

– Ты сказал, подлатаем... Моя левая лодыжка была размозжена, и теперь я едва ощущая свою ногу ниже колена. Такое чувство, будто ее просто не существует.

– Я обладаю некоторыми навыками врачевания, – произнес Маппо. – А этот храм когда-то специализировался на вопросах алхимии, и монахини после своего ухода оставили здесь немало своего добра. Как ни странно звучат эти слова, но Искарал Пуст, по всей видимости, очень талантлив в своем деле. Хотя за ним постоянно нужен глаз да глаз: этот быстрый ум порой способен перепутать снадобье со смертельным ядом.

– Да он же реальное воплощение Повелителя Теней, – произнес сапер, сузив глаза. – Словно Веревка, Котильон, Покровитель Убийц... Ведь между ними нет практически никакой разницы.

Трелл пожал плечами.

– Искусство убийства требует обязательного знания искусства врачевания – это две стороны одной и той же медали алхимиков. В любом случае, он грамотно провел хирургическую обработку твоей голени... Только не бойся, я его проконтролировал. Применив какой-то крем, он чудесным способом свел края раны – я еще ни разу не был свидетелем подобного события. Таким образом, ты очень скоро поправишься.

– Пара рук, принадлежащих Повелителю Теней, орудовала на моем теле? Дыханье Худа!

– У тебя не было выбора – иначе потерял бы свою ногу. Кроме того, Скрипач, у тебя было повреждено легкое, и с этим ранением я бы уж точно не справился. Верховный священник ухитрился обеспечить хороший дренаж для скопившейся крови, а затем применил лечебную ингаляцию. Да, сапер, ты обязан Искаралу Пусту своей жизнью.

– Хорошенькое дельце.

В этот момент послышались голоса, и в дверях появилась сначала Апсала, а затем и Крокус. Два дня, проведенные в тиши после ужасного иссушающего шторма, явно пошли им на пользу. Войдя, Крокус бросился к Скрипачу и присел на корточки около кровати.

– Нам нужно убираться отсюда! – прошипел он.

Сапер взглянул на Маппо. Тот изобразил насмешливую улыбку и отошел на несколько шагов назад.

– Успокойся, парень. В чем дело?

– Верховный священник – он из Культа Тени, Скрипач. Неужели ты не видишь – Апсала...

По костям сапера пробежал какой-то холодный поток.

– О, черт возьми, – прошептал он, – я понял, о чем ты. – Взглянув на девушку, которая приблизилась и встала у кровати со стороны ног, он тихо произнес: – Ты еще можешь владеть свои разумом, Апсала?

– Маленький человек обходится со мной очень хорошо, – ответила она, пожимая плечами.

– Что? – опешил Крокус. – Ты хочешь сказать, как мот и транжира? Скажи, а что может остановить Котильона от того, чтобы вновь захватить над тобой власть?

– Тебе стоит только попросить его слугу, – послышался еще один голос из дверей. Все повернули головы и увидели Икариума, который стоял, скрестив руки и облокотившись на косяк. Его блестящие глаза безотрывно смотрели в темный угол комнаты.

Неясная мгла постепенно начала приобретать форму, и вот перед всеми предстал Искарал Пуст, который сидел на странном маленьком кресле и. поеживаясь, наблюдал за Ягутом.

– Я должен был оставаться невидимым, дурак. Какой же прок в сумраке, когда любой пришелец может с легкостью обнаружить, что в нем спрятано. Брр, я полностью повержен.

Тонкие губы Икариума скривились в ухмылке.

– Почему бы не дать ответ всем, Искарал Пуст? Успокой гостей.

– Успокоить гостей? – казалось, что эти слова пришлись ему не по душе. – А что я с этого буду иметь? Надо подумать... В полной тишине, не забывая о сдержанности... Да, конечно! Прекрасная идея! – он замолчал, взглянув на сапера.

Скрипач посмотрел на неискреннюю улыбку, которая скользнула по высушенному лицу старика.

– Все в порядке, мои друзья, – проговорил он вкрадчивым тоном. – Успокойтесь. Котильон больше не будет привлекать к себе вашу девушку. Угроза убийства Аномандера Рейка остается. Кто желает, чтобы грубые последствия варварской свалки проникли за пределы дверей храма? Только не Повелители Теней. И тем более не Покровитель Убийц. До сих пор девушка находится под защитой. Кроме того, Котильон не видит никакого смысла в ее дальнейшем использовании, хотя остаток его таланта, которым обладает сейчас Апсала, может являться причиной некоторого беспокойства, – лицо старика скривилось. – Нет, лучше все же держать эти мысли при себе! Этот культурный разговор под маской добродетели скрывает вашу хитрость. Посмотри же на них, Искарал Пуст, они все заодно.

В комнате повисло напряженное молчанье.

Маппо прочистил горло.

– У верховного священника довольно редко бывает общество, – произнес он.

Скрипач глубоко вздохнул, почувствовав себя очень усталым. Он упал на подушку и закрыл глаза.

– А что по поводу моей лошади? – тихо проговорил он. – Она жива?

– Конечно, – ответил Крокус. – О ней очень хорошо позаботились – Маппо просто прирожденный конюх. Кроме того, где-то поблизости снует слуга, и хотя мы его не видим, он очень хорошо знает свое дело.

В разговор вступила Апсала:

– Скрипач! Расскажи нам о Треморлоре.

В воздухе вновь повисло напряженное молчание. Сапер чувствовал, как на него наваливается волна сна, заманивая его в свои бархатные объятья. Через мгновение Скрипач отогнал мысли об отдыхе, глубоко вздохнул и открыл глаза.

– Познания Быстрого Бена о Священной пустыне необычайно широки. Когда мы в последний раз оказались там, выпутываясь из очередной переделки, он рассказывал о Затерянной дороге. Подобно тому пути, который удалось обнаружить недавно нам, эта дорога спит под толстым слоем песка и может быть обнаружена только в редкие моменты – когда это позволят сделать ветра. Ну и одна из подобных дорог ведет в Треморлор.

– Куда-куда? – переспросил Крокус.

– К Дому Азаса.

– Подобно тому, который вырос в Даруджистане?

– Да, подобное здание существует, или, по крайней мере, так говорит людская молва. Никто не знает их цели, хотя, по всей видимости, они являются местом притяжения силы. Существует старинная история, по которой император и

Танцор... «О, Худ возьми, Келланвед и Танцор, Амманас и Котильон... Возможно, они связаны с Тенью... Этот храм...» Скрипач бросил на Искарала Пуста острый взгляд. Верховный священник алчно улыбнулся, его глаза заблестели. – Угу, легенда гласит, что Келланвед и Танцор однажды заняли один из подобных домов, в городе Малаз...

– Дом мертвых, – произнес Икариум из дверного проема. – Легенда верна.

– Точно, – пробормотал сапер, кивнув головой. – Ну а теперь достаточно. В любом случае, только Быстрый Бен полагает, что подобные дома связаны друг с другом через некие ворота и что посредством их возможно практически мгновенное перемещение...

– Прошу прощения, – произнес Икариум, войдя в комнату. – Кто такой этот Быстрый Бен, который имеет целью овладеть тайными знаниями Азаса?

Сапер поежился под немигающим взглядом Ягута, затем нахмурился и медленно поднялся в кровати.

– Боевой маг, – ответил через некоторое время Скрипач, давая своим видом понять, что вовсе не собирается пускаться в длительные объяснения.

Глаза Икариума округлились от удивления.

– И ты придаешь такое значение мнению боевого мага?

– Да, именно так.

В разговор вступил Крокус.

– Ты имеешь в виду, что если мы найдем Треморлор, то посредством ворот моментально сможем попасть в Малаз, в Дом мертвых? А это позволит нам...

– За полдня под парусом добраться до побережья Итко Канеза, – произнес Скрипач, встретившись взглядом с Апсалой. – Домой к твоему отцу.

– Отцу? – переспросил, нахмурившись, Маппо. – Это спутывает все планы.

– Мы обязаны доставить Апсалу домой, – объяснил Крокус. – Обратно к семье. Однажды Котильон украл ее – от отца, от привычной жизни...

– Какой жизни?

– Простой рыбачки.

Трелл впал в молчанье, однако Скрипачу направление его мыслей было ясным как белый день. «После того, что пережила эта девушка, она хочет вернуться домой, чтобы всю оставшуюся жизнь тянуть сети?»

Сама Апсала ничего на это не ответила.

– Жизнь принятая – за жизнь отданную! – закричал Искарал Пуст, выпрыгнув из кресла и схватив себя за жидкие клочки волос. – Такое упорство кого угодно может свести с ума! Но только не меня! Ухватившись за потоки разрушенного непогодой камня, можно просто исчезнуть внутри этого песка под лучами палящего солнца. Время тянулось и продолжает течь среди бессмертных игроков в игре, которая не имеет конца. В магическом притяжении стихии есть какая-то поэтичность. Ягуты эту мысль легко поймут. Ягут ищет разгадку секретов – он камень, однако и камни под конец все забывают... В этом и скрывается правда Азаса – однако погодите! Я постоянно болтал свои бессвязные мысли и практически ничего не слышал из того, что было сказано вами! – старик резко замолчал и упал обратно в кресло.

Икариум, наблюдая за верховным священником, действительно напоминал некую каменную скульптуру, а Скрипач постоянно крутил головой, наблюдая за реакцией то Искарала, то Ягута. Мысли о сне давно отошли на задний план.

– Я не уверен в некоторых деталях, – произнес он, привлекая всеобщее внимание, – однако у меня сложилось отчетливое впечатление того, что мы являемся марионетками в чьем-то замысловатом танце. Что ждет нас дальше? И кто дергает за нитки?

Все взгляды вернулись к Искаралу Пусту. Верховный священник некоторое время поразмыслил, а затем, сощурившись, произнес:

– Этот вопрос задан мне из скромности? Извинения, по общему признанью, были бы лицемерием, не так ли? Мой всеобъемлющий, но несколько сумбурный разум теряется в догадках. Вы интересуетесь? – кивнув головой, он отвернулся в тень и слабо улыбнулся. – Их кто-то сознательно ввел в заблуждение, – пробормотал он. – Скрытая правда, неясные намеки, случайный выбор слов у эха... Они ничего не знают. Наслаждайся благоговейным страхом их широко раскрытых невинных глаз. О, это же такая редкость

– Ты ответил нам очень красноречиво, – произнес Маппо в адрес верховного священника.

– Действительно? Это нехорошо. О, какой я стал великодушный! А впрочем, всегда пожалуйста! Пожалуй, я дам команду слуге, чтобы он занялся вашей подготовкой к путешествию к мистическому Треморлору. Именно там вся правда этого мира объединяется с чистотой и прозрачностью свежевыкованных мечей и острых клыков. Именно там Икариум обнаружит свое потерянное прошлое, а рыбачка, которой однажды овладел Котильон, найдет то, что ей еще и не приходило в голову искать. Юноша обнаружит там цену превращения в мужчину, а беспомощный Трелл займется тем, о чем думал все эти годы. В конце концов, измученный сапер, наконец-то, получит благословение императора. О да, все это произойдет, конечно, только в том случае, – добавил Искарал, поднеся кончик указательного пальца к своим губам, – если Треморлор не является мифом, а жизненный поиск каждого из вас в отдельности – не пустая уловка, имеющая целью укрыться от моего общества.

Верховный священник, все еще держа палец у губ, сел обратно в странное кресло. Вокруг него сомкнулась мгла, и через некоторое время Искарал просто растворился в воздухе.

Скрипач обнаружил себя на грани какого-то странного обморочного состояния. Встряхнув головой, он потер лицо и посмотрел на остальных. Выражения лиц его товарищей были примерно одинаковыми, будто каждого из них разом окунули в чарующее, таинственное волшебство. Сапер наконец-то прокашлялся и произнес:

– Неужели в его словах могла быть какая-то магия?

– В них было такое волшебство, которое способно опустить на колени даже богов, солдат, – произнес Икариум.

– Пора выбираться отсюда, – пробормотал Крокус. Словно по команде, каждый из присутствующих кивнул в знак согласия.