"Дело об отравленных шоколадках" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 3

На этом месте Морсби прервался, чтобы слушатели могли перевести дух и осмыслить услышанное. Впрочем, до сих пор он не сообщил им ничего такого, о чем они не могли узнать из газет. Их, само собой, больше интересовали результаты официального расследования, о которых в прессу не просочилось ни слова.

Морсби, отлично чувствовавший нетерпение слушателей, не стал затягивать паузу и, улыбнувшись, продолжил рассказ.

– Прошу извинить меня, леди и джентльмены, за то, что я рассказываю факты, которые вам и без того прекрасно известны. Поверьте, это было необходимо для того, чтобы у вас сложилась полная картина случившегося. Итак, все вы знаете, что мистер Бендикс выжил. Во-первых, он съел только две конфеты, в отличие от своей жены, которая проглотила шесть и погибла, и, во-вторых, ему попался хороший врач. Впрочем, в случае с миссис Бендикс от врача уже ничего не зависело. В организм же мистера Бендикса попало значительно меньше яда и отравление развивалось медленнее, благодаря чему у врача было время его спасти. В тот момент, кстати, врач еще не знал, какое именно вещество стало причиной отравления. Исходя из общих симптомов и специфического запаха миндаля, он лечил мистера Бендикса от отравления синильной кислотой, но, поскольку не был полностью уверен в диагнозе, добавил в лекарство некоторые другие противоядия. Вскоре удалось выяснить, что доза яда все-таки не смертельна, а ближе к вечеру мистер Бендикс, которого перенесли в один из номеров клуба, уже пришел в сознание. На следующий день он пошел на поправку.

Поначалу, – продолжал Морсби, – в Скотленд-Ярде создалось впечатление, что смерть миссис Бендикс и тяжелейшее, с угрозой для жизни отравление ее мужа явились результатом чудовищного несчастного случая. Полиция взялась за дело сразу, как только ей было сообщено о смерти женщины, наступившей вследствие отравления ядом. Вслед за тем в клуб «Радуга» прибыл инспектор местной сыскной полиции, и, когда Бендикс пришел в себя, он, получив на то специальное разрешение врача, задал больному ряд вопросов. Инспектор, разумеется, утаил от Бендикса смерть жены – состояние больного оставалось тяжелым. Вопросы касались только самого Бендикса, поскольку было очевидно, что оба случая взаимосвязаны, и если бы удалось пролить свет на обстоятельства отравления мужа, то было бы легче выяснить, при каких обстоятельствах произошло отравление жены. Инспектор без обиняков объявил Бендиксу, что его отравили, и заставил его сосредоточиться и вспомнить, что он ел и в чем, по его мнению, мог содержаться яд. Через короткое время Бендикс вспомнил про шоколадки. Он рассказал, как они жгли рот, и добавил, что он уже говорил сэру Юстасу, что ему стало плохо, по всей видимости, от шоколада. Инспектор об этом уже знал.

Пока Бендикс приходил в себя, инспектор брал показания у людей, которые видели Бендикса и разговаривали с ним, начиная с момента его появления в клубе во второй половине дня. Инспектор побеседовал со швейцаром и попросил своих подчиненных разыскать шофера такси: говорил он и с теми членами клуба, которые были с Бендиксом, когда он, уже почувствовав дурноту, находился в гостиной. Тогда-то сэр Юстас и сообщил инспектору, что сказал Бендикс о шоколадках.

Но в первый момент инспектор не придал большого значения этим словам. Формальности ради, он попросил сэра Юстаса поподробнее описать весь эпизод, а затем, следуя предписаниям, проверил содержимое мусорной корзины, откуда были извлечены пакет от коробки конфет и сопроводительное письмо фирмы. И опять-таки, соблюдая формальности в ходе первых шагов расследования, еще не очень ясно представляя себе, какое это имеет значение, он обратился с теми же вопросами к Бендиксу, и тот рассказал ему, как они с женой после обеда ели конфеты и что жена еще до того, как Бендикс ушел из дома, успела съесть больше него. Теперь инспектору было все ясно.

Но тут вмешался врач, и инспектор вынужден был оставить больного. Он тотчас же позвонил коллеге, который в это время работал в доме Бендиксов, и велел ему Немедленно взять в гостиной коробку с шоколадными конфетами, где они, по-видимому, до сих пор находились; одновременно он просил коллегу сосчитать, сколько шоколадок в коробке недоставало. Тот ответил, что девяти или десяти. По словам Бендикса получалось, что должно было не хватать шести или семи. Инспектор тут же позвонил в Скотленд-Ярд и с точностью изложил сведения, которые только что получил.

Теперь все внимание следствия было устремлено на шоколадки. В тот же вечер они были доставлены в Скотленд-Ярд и срочно отправлены в лабораторию на анализ.

Так что врач был недалек от истины – в шоколадках оказался нитробензол, а не масло горького миндаля. Но, как я понимаю, между тем и другим ядом различия почти нет. Леди и джентльмены, кое-кто из вас, возможно, изучал химию и знает достаточно о химикатах, а поэтому вам должно быть лучше известно, что этот химикат иногда используется в производстве дешевых кондитерских изделий (хотя последнее время реже), в которых необходим привкус миндаля. Он заменяет масло горького миндаля, которое – стоит ли об этом вам говорить – тоже является сильнодействующим ядом. В промышленности нитробензол обычно применяется в производстве анилиновых красителей.

Получив предварительный результат анализа, – продолжал Морсби, – в Скотленд-Ярде утвердились в правильности первоначальной версии, что причиной смерти женщины явился несчастный случай. Точно было установлено, что отравление произошло ядом, используемым в производстве шоколадных конфет и других кондитерских изделий. По всей вероятности, была совершена страшная технологическая ошибка. Заключалась ошибка в том, что, используя это вещество в малых дозах в качестве заменителя натуральных ликеров, фирма переусердствовала в дозе. Предположение было подтверждено фактом. Дело в том, что все три вида конфет: «Мараскине», «Кюммель» и «Кирш» в той или иной степени имеют привкус миндаля.

Но прежде чем полиция занялась фирмой, приславшей шоколад, с целью получить объяснения по делу, всплыли и некоторые другие факты. Было обнаружено, что только верхний слой конфет содержал яд. Шоколадки в нижних слоях коробки яда не содержали. Более того, ликерная начинка в каждой шоколадке нижних слоев строго соответствовала надписи на серебряной обертке, тогда как в верхнем слое, помимо яда, каждая конфетка содержала смесь всех трех вышеназванных ликеров. То есть ни в одной шоколадке, обозначенной, например, «Мараскине», не содержался только один этот ликер плюс яд. Интересно и то, что в нижних слоях коробки шоколадок с надписями «Мараскине», «Кирш» и «Кюммель» вообще не было.

Более подробная химическая экспертиза выявила и другой интересный факт. Каждая конфета в верхнем слое, кроме смеси трех ликеров, содержала ровно шесть единиц нитробензола, не больше и не меньше. Полость конфеты вмещала достаточное количество ликерной смеси, оставляя место для определенного количества ядовитого вещества. Это говорило о многом. Еще красноречивее был тот факт, что в донышке каждой отравленной конфеты удалось обнаружить следы просверленных отверстий, которые потом были залеплены растаявшей шоколадной крошкой.

В конце концов полиции стало ясно, что они имеют дело с тяжким преступлением.

Судя по всему, покушались на жизнь сэра Юстаса Пэннфазера. С этой целью убийца купил коробку шоколада с ликером фирмы «Мейсон и сыновья»; из всех шоколадок в коробке выбрал шоколадки с ликерами, которые имели привкус миндаля, чтобы ввести в заблуждение свою будущую жертву; просверлил дырочку в каждой шоколадке и освободил ее полость от начинки; ввел в отверстие, возможно пипеткой для авторучек яд, причем равное количество в каждую шоколадку; добавил в полость смесь из ликерной вытяжки; тщательно заделал дырочку и снова завернул шоколадки в серебряную обертку. Скрупулезнейший труд, тончайшим образом выполненный.

Теперь на первый план выплыли такие вещественные улики, как пакет, в котором коробка была доставлена в клуб, и вложенное в него письмо. Так что инспектор, который в свое время сообразил извлечь и то и другое из мусорной корзины, мог себя мысленно поздравить. Потому что вместе с коробкой и оставшимися шоколадками полиция получила единственные три улики, которые должны были фигурировать как вещественное доказательство в намечавшемся деле о преднамеренном убийстве.

Старший инспектор, отныне самолично ведущий дело, прихватил с собой весь вещественный материал и явился к директору фирмы «Мейсон и сыновья». Не сообщая последнему ни об обстоятельствах дела, ни о том, как в полицию попали эти предметы, он положил письмо на стол перед директором и попросил дать объяснения касательно некоторых вопросов, связанных с письмом. Например, он спросил директора, сколько подобных писем было разослано, знает ли кто-нибудь об этом письме и через чьи руки могла быть отправлена коробка, предназначавшаяся для сэра Юстаса.

Полиция наверняка рассчитывала удивить мистера Мейсона. Но результат получился совсем обратный – мистер Мейсон сам не то что удивил, он прямо-таки привел полицию в замешательство.

– Ну, так что вы на это скажете, сэр? – Старшему инспектору стало казаться, что мистер Мейсон будет разглядывать письмо целый день.

Мистер Мейсон оторвался от письма и навел линзы своих очков прямо на старшего инспектора. Он был маленький, довольно злобный старикашка, который провел детство в трущобах Хаддерсфилда и не хотел, чтобы кто-нибудь об этом забывал.

– Откуда у вас эта хреновина? – наконец спросил он. Следует учесть, что пресса тогда еще не успела разнюхать о сенсационном характере смерти миссис Бендикс.

– Я прибыл к вам, – ответил старший инспектор с достоинством, – чтобы спросить, кто отсылал это письмо, а не для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство, рассказав, как оно ко мне попало.

– Тогда катитесь к дьяволу, – решительно отрезал мистер Мейсон. – Вместе со своим Скотленд-Ярдом, – добавил он после некоторого размышления.

– Предупреждаю вас, сэр, – напустив на себя важность, чтобы старик не заметил его замешательства, строго произнес старший инспектор, предупреждаю, что ваш отказ отвечать на мои вопросы может повлечь за собой серьезные для вас последствия.

Но угроза, таившаяся в словах полицейского, не только не напугала мистера Мейсона, она привела его в еще большую ярость.

– А ну шлепай из моей конторы, – ответил он на своем родном диалекте. Ты что, пьяный? Или так, валяешь дурака? Мы таких писем сроду не посылали, так что отваливай.

Вот тогда-то старший инспектор и удивился всерьез.

– Не посылали? Ваша фирма не посылала этого письма? – он был потрясен. Такое и в голову прийти не могло. – Что же, оно – фальшивое?

– А я толкую о чем? – огрызнулся старик, злобно уставившись на старшего инспектора из-под нависших бровей. Но ошеломленный вид полицейского его немного смягчил.

– Сэр, я вынужден попросить вас как можно полнее ответить на мои вопросы. Я расследую дело об убийстве, – полицейский помолчал, обдумывая, чем пронять старика – Беда в том, что убийца, чтобы прикрыть свое злодеяние воспользовался добрым именем вашей фирмы.

Довод действительно возымел действие.

– Ух и прохвост, истинный дьявол! – завопил старик. – Провалиться ему, душегубу! Давай, парень, спрашивай, о чем только хочешь, все как есть выложу.

Контакт таким образом был установлен, и старший инспектор принялся за работу.

Дальше с каждой минутой настроение его падало и падало. Дело, которое не стоило выеденного яйца, усложнялось и усложнялось. Он понимал, что предстоит очень трудная работа. Раньше он полагал (и его начальство было с ним согласно), что преступление было совершено по злому побуждению. Например, кто-то в фирме «Мейсон» мог затаить обиду против сэра Юстаса. В его (а скорее всего, как решил старший инспектор, – в ее) руки попала коробка конфет и письмо, ему адресованное. Возможность представилась сама собой, средством был избран нитробензол, которого на фабрике хватало, только протяни руку, затем последовал результат. В этом случае преступника можно было бы выследить с легкостью.

Теперь же обнаруживалось, что с этой симпатичной версией придется распрощаться. Во-первых, потому, что фирма письма не посылала; во-вторых, никакого нового сорта шоколадных конфет фирма не выпускала, а если это имело место ранее, то рассылка образцов по частным адресам не практиковалась, и письмо, следовательно, было чистой подделкой. Но, с другой стороны, бланк фирмы (последний аргумент в пользу прежней версии), на котором кто-то напечатал письмо, по утверждению старика, был подлинным. Точно он сказать не мог, но был почти уверен, что бланк был из старых запасов, которые уже полгода как кончились. Название фирмы могло быть подделано, но он в этом сомневался.

– Полгода назад? – Инспектор был озадачен.

– Около того, – подтвердил старик и вытащил из конторки листок бумаги. Теперь в ходу такие.

Инспектор рассмотрел новый бланк. Разница была очевидна. Бумага была тоньше и больше блестела. Но штамп фирмы выглядел так же, как на старом бланке. Инспектор записал адрес типографии, в которой печатались бланки.

К несчастью, в фирме старых бланков не осталось. Мистер Мейсон все перерыл, но не обнаружил ни одного.

– Должен вам сказать, – рассуждал Морсби, сидя в удобном кресле в обществе членов Клуба криминалистов, – до этого мы установили, что бланк, на котором было напечатано письмо, не из новых, о чем свидетельствуют пожелтевшие края. Сейчас я передам его по кругу, и вы все сможете в этом удостовериться. Только прошу обращаться с ним поаккуратнее.

Листок бумаги, которого касалась рука убийцы, пошел по кругу, переходя от одного будущего сыщика к другому.

– Короче говоря, – продолжал Морсби, – мы обратились в типографию Вэбстера на Фрит-стрит, где бланк был тщательно изучен работниками типографии, после чего они готовы были поклясться, что это их печать. Значит, бланк настоящий, не поддельный, а это усложняет дело.

– Вы хотите сказать, – решил высказать свое веское мнение сэр Чарльз, что, будь название фирмы скопировано другой типографией, фальсификатора можно было бы сравнительно легко обнаружить?

– Совершенно верно, сэр Чарльз. В том случае, если это не маленькая частная типография. Но и ее можно было бы выявить. Однако при создавшемся положении единственное, что мы можем предположить, – это то, что убийцей является лицо, которое имело доступ к мейсоновским бланкам полгода назад. Сами понимаете, таких лиц необъятное множество.

– Вы считаете, что бланк был выкран с намерением использовать его так, как он был использован? – спросила Алисия Дэммерс.

– Именно так, мадам. Но что-то задержало убийцу на полгода, или он выжидал.

Что касается пакета, в котором коробка была доставлена, то тут мистер Мейсон ничего не мог прояснить. Пакет был из обыкновенной тонкой коричневой бумаги, какую можно купить в любом магазине; на лицевой стороне пакета большими печатными буквами аккуратно были выведены имя и фамилия сэра Юстаса и его адрес. Из этого ровно ничего полезного для следствия извлечь было нельзя. На почтовой марке значилось, что пакет был отправлен из почтового отделения на Саутгэмптон-стрит, в Стрэнде, в девять тридцать вечера.

– Почту вынимают из ящика в восемь тридцать и затем в девять тридцать, – объяснил Морсби. – Следователь но, пакет был опущен в этот промежуток времени. По размеру он был невелик и вполне пролезал в щель для писем. Стоимость марки соответствует роду корреспонденции. Почта в это время уже была закрыта, поэтому через служащего почты, принимающего письма, пакет не мог быть отправлен. Пожалуйста, можете на него взглянуть, если вам интересно.

Пакет из коричневой бумаги пошел по рукам вслед за письмом.

– Вы не захватили с собой коробочку с уцелевшими шоколадками? – спросила миссис Филдер-Флемминг.

– Нет, мадам. Коробка была самая обыкновенная, мейсоновская, а шоколадки все до одной пошли на экспертизу.

– Ах, как жаль! – огорчилась миссис Филдер-Флемминг. – Я подумала, на них могли остаться отпечатки пальцев.

– Мы уже собрали отпечатки пальцев, – не дрогнул Морсби.

Пока все с мрачным видом разглядывали пакет, в комнате царило молчание.

– Естественно, мы попытались выяснить, не заметил ли кто из прохожих человека, опускавшего пакет в почтовый ящик на Саутгэмптон-стрит между восемью тридцатью и девятью тридцатью вечера, – продолжал Морсби, – но безрезультатно. Кроме того, мы попытались деликатно выяснить у самого сэра Юстаса, могло ли кому-то понадобиться лишить его жизни и кто мог быть тот человек. Сэр Юстас сказал, что не имеет ни малейшего понятия. Конечно, как положено в делах такого рода, мы начали с вопроса: кому была бы на руку смерть сэра Юстаса? Но путного ответа так и не получили. Большая часть его имущества должна отойти его жене, возбудившей против него бракоразводное дело. Но ее в настоящее время нет в стране. Мы проверили ее местонахождение, и она как подозреваемое лицо полностью отпадает. Уж не говоря о том, что она очень милая женщина.

Последняя фраза Морсби прозвучала как-то совсем не профессионально.

– Что же касается фактов, – подвел он итог, – то нам известно лишь следующее: шесть месяцев назад убийца имел связь с фирмой «Мейсон и сыновья» и находился вечером за день до убийства между половиной девятого и половиной десятого на Саутгэмптон-стрит. И все. Боюсь, мы зашли в тупик.

Морсби не стал добавлять, что в таком же тупике оказались и члены Клуба криминалистов, сидевшие вокруг него, но он явно это подразумевал.

Все молчали.

– И это все? – спросил наконец Роджер.

– Все, мистер Шерингэм, – ответил Морсби.

Снова молчание.

– Я полагаю, полиция должна иметь свою версию, или, может быть, я не прав? – равнодушно, как бы ни к кому не обращаясь, заметил мистер Мортон Харроугейт Брэдли.

Морсби молчал, размышляя о чем-то своем.

– Ладно уж, Морсби, выкладывайте, – подбодрил его Роджер. – Совсем простая версия. Она мне уже известна.

– Ну хорошо, – сказал Морсби, воодушевляясь. – Мы склонны думать, что преступление – дело рук сумасшедшего или какого-нибудь душевнобольного, которого сэр Юстас, возможно, и не знает. Видите ли… – на лице Морсби отразилось некоторое замешательство. – Видите ли… – продолжал он, собравшись с духом, – сэр Юстас ведет такой образ жизни… как бы это сказать – вызывающий, прошу прощения за резкое слово. Мы в Скотленд-Ярде пришли к заключению, что с ним решил свести счеты какой-нибудь маньяк на религиозной или на политической почве, чтобы избавить от него мир. Как вам известно, некоторые истории такого рода нашумели в обществе. Или это просто душевнобольной, одержимый маниакальной идеей убивать людей на расстоянии, такие бывают. Вспомните дело Хорвуда, например. Неизвестный безумец послал отравленные шоколадные конфеты самому комиссару полиции. Дело привлекло большое внимание публики. Нам думается, что данный случай является аналогичным делу Хорвуда. Часто какое-то выдающееся дело становится прототипом преступления, которое повторяет все его эпизоды. Я полагаю, вы это и без меня хорошо знаете. Такова наша версия. И если она соответствует действительности, полиция имеет те же шансы заполучить преступника, что и… что и…

– Что и мы, – подсказал Роджер.