"Дело об отравленных шоколадках" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 9

Роджер сидел на столе в кабинете Морсби в Скотленд-Ярде, в раздражении болтая ногами. От Морсби не было решительно никакого толку.

— Я же говорил вам, мистер Шерингэм, — в который раз терпеливо втолковывал Морсби. — Бесполезно тянуть из меня какие-то сведения. Я сообщил вам все, что нам известно. Неужели я бы вам не помог? Вы же сами не можете этого не понимать.

Роджер фыркнул, выражая сомнение.

— Вы должны понять, что мы просто зашли в тупик, — сказал Морсби.

— Я тоже, — буркнул Роджер. — И мне это не доставляет удовольствия.

— Скоро привыкнете, мистер Шерингэм, — утешил его Морсби, — чем чаще будете браться за такие дела.

— Не могу продвинуться ни на шаг, — посетовал Роджер. — И даже не могу утверждать, что теперь мне этого так уж и хочется. Я уверен, что искал совсем не там, где надо было. Если разгадка кроется в частной жизни сэра Юстаса, то от этого дьявола ничего не добьешься. Думаю, искать надо не там.

— Хм, — произнес Морсби, считавший, что как раз там и надо искать.

— Я проводил беседы и перекрестные допросы со всеми его друзьями, пока они не стали от меня бегать. Я навязывал свое общество друзьям его друзей и опять устраивал перекрестные допросы. Я постоянно торчал в его клубе, как призрак тех мест. И что я обнаружил? Что сэр Юстас не просто штучка, как вы его назвали, а та еще штучка, весьма отвратительный тип (к счастью, среди мужчин такие типы встречаются гораздо реже, чем думают женщины), который хвастается своими успехами у женщин и при этом выбалтывает их имена. Хотя в его случае я склонен думать, это происходит не от врожденного хамства, а от недостатка ума. Я надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Я собрал десятки женских имен, и ни одно из них не навело на след! И если в истории замешана женщина, то должна же была она за это время всплыть! Так ведь нет, не всплыла.

— А что там с этим американским делом, в котором мы усматривали параллель с нашим, мистер Шерингэм?

— Вчера на него ссылалась одна из наших дам, членов Клуба, — нахмурился Роджер. — Оно мало что ей дало.

— Да, конечно, — кивнул старший инспектор. — Наверное, миссис Филдер-Флемминг? Она думает, что преступник сэр Чарльз, не так ли?

Роджер взглянул на него с изумлением.

— Откуда вы знаете? Бессовестная старая ведьма! Успела вам наболтать?

— Конечно нет, сэр, — Морсби был оскорблен, как будто он не знал, что половина трудных дел, осевших в Скотленд-Ярде, сдвигается с мертвой точки благодаря источнику, который значится под кодом «полученная стекающаяся информация». — Она ни слова мне не сказала, хотя я считаю, что она обязана была поставить нас в известность. Однако многое из того, чем ваши люди занимаются, нам и так известно, и о чем они думают, кстати, тоже.

— Оказывается, За нами следят, — сказал Роджер удовлетворенно. — Вы еще раньше говорили, что за нами надо Присматривать. Ну-ну. Так что же, вы собираетесь арестовать сэра Чарльза?

— Да пока нет, мистер Шерингэм, — тон Морсби был суров.

— А как вам версия? Она состряпала потрясающее дельце, а?

— Я был бы до крайности удивлен, — дипломатично заметил Морсби, — если бы выяснилось, что, вместо того чтобы препятствовать нам в поимке убийц, сэр Чарльз принялся сам убивать.

— Это не так щедро оплачивается, — согласился Роджер. — Нет, конечно, я вовсе не думаю, что так оно было на деле, но мысль сама по себе совсем недурна.

— А какова будет ваша версия, мистер Шерингэм?

— Не имею ни малейшего понятия, Морсби. Мне предстоит докладывать завтра вечером. Сочиню что-нибудь, чтобы отделаться. Но жаль, конечно, — Роджер задумался, — к сожалению, дело это представляет для меня чисто академический интерес. У других членов Клуба к этому примешивается и свой интерес, что усиливает их желание докопаться до истины, не говоря уже о том, что во многом облегчает расследование. Им легче раздобыть новые сведения и свидетельства, как мне кажется. Они ближе знакомы с теми, кто причастен к этой истории.

— Ну что же, мистер Шерингэм, — усмехнулся Морсби, — придется вам убедиться, как нам не просто здесь, в Скотленд-Ярде. Наш интерес к делам не бывает своим личным (если смотреть на дело изнутри, а не извне), и поэтому мы заслуживаем снисхождения, когда дело не удается раскрыть. Но это так, между прочим, — с профессиональной гордостью произнес Морсби, — такое случается крайне редко.

— Согласен, что заслуживаете, — сочувственно произнес Роджер. — Увы, мне до обеда предстоит одно пренеприятнейшее мероприятие. Надо купить новую шляпу. А почему бы вам в порядке служебных обязанностей не пройтись за мной до Бонд-стрит? Там есть поблизости неплохой ресторанчик, я бы нырнул в него, и было бы замечательно, если бы вы за мной последовали. Ну как?

— Сожалею, мистер Шерингэм, — сухо произнес старший инспектор Морсби, — но мне надо работать.

Роджер удалился.

Он был так огорчен, что решил для поднятия духа взять такси до Бонд-стрит, а не ехать, как обычно, на автобусе. Такси он избегал. Дело в том, что во время войны ему случалось, попадая в Лондон, брать такси. Поборы тогдашних таксистов отбили у него всякую охоту пользоваться этим транспортом. С тех пор прошло много лет, но, как известно, людская память коротка, зато предрассудки живут долго.

Роджеру было от чего прийти в уныние. Он не только понимал, что зашел в тупик, как он уже сказал Морсби. Все обстояло гораздо хуже. В нем росло убеждение, что Он ищет совсем не там, что он пошел по ложному следу. Печально было сознавать, что все его усилия оказались пустой тратой времени. Поначалу он испытывал к делу огромный интерес, который, как он только что был вынужден признать, носил чисто академический характер, поскольку Роджера всегда увлекало любое тонко задуманное убийство, и несмотря на то, что ему удалось установить контакты со множеством лиц, знакомых с участниками драмы, он все же ощущал себя в стороне. Для него самого в этом деле не было решительно ничего такого, что могло бы его целиком захватить. Он даже начал подозревать, что это было как раз одно из тех дел, которые можно расследовать бесконечно, и частному лицу, каковым является он, вести его не под силу: во-первых, из-за отсутствия навыка, во-вторых, терпения и, наконец, времени, а следовательно, им должны заниматься официальные органы полиции.

Но, как часто бывает, вмешался случай. Две неожиданные встречи в тот же день, и притом на протяжении одного часа, в корне изменили его отношение к делу, академический интерес отодвинулся на задний план, уступив место сугубо личному интересу.

Первая встреча произошла на Бонд-стрит.

Когда он вышел из магазина в новой шляпе, сидевшей у него на голове безукоризненно, он увидел, как сквозь толпу к нему пробивается миссис Веррекер-ле-Межерер. Миссис Веррекер-ле-Межерер была маленькая, изящная, великолепно одетая, богатая, сравнительно еще молодая вдова, и она обожала Роджера. Роджер был не лишен самомнения, и тем не менее он не мог понять, что было тому причиной, но всякий раз, когда он уделял ей хоть каплю внимания, она готова была служить ему как собачонка (конечно, это метафора, он никогда подобного не допустил бы): глядела ему в глаза снизу вверх своими огромными влажными карими глазами и прямо таяла от восторга. И все время болтала. А Роджер, который сам любил поговорить, терпеть не мог болтовни.

Он попытался скрыться на другой стороне улицы, но машины шли сплошным потоком, и ему ничего не оставалось, как сдаться. Изобразив на лице приветливую улыбку, которая скрывала его совсем не любезные мысли, он дотронулся до своей новой отличной шляпы, слегка подпортив ее безупречный наклон.

Миссис Веррекер-ле-Межерер с радостью в него вцепилась.

— О, мистер Шерингэм! Вы-то как раз мне и нужны! Мистер Шерингэм, пожалуйста, скажите… Конечно под большим секретом… Вы действительно взялись расследовать ужасное убийство бедной Джоан Бендикс? Нет-нет, не говорите, что это не так.

Роджер хотел сказать, что он только надеется его распутать, но она не дала ему произнести ни слова.

— Ведь это правда, да? Ах, как это ужасно! Вы должны, обязательно должны узнать, кто послал шоколадки сэру Юстасу Пеннфазеру. Будет просто возмутительно, если вы не узнаете.

Роджер, как положено при светском общении, попытался, продолжая деланно улыбаться, вставить хоть слово, но бесполезно.

— Я была в ужасе, когда услышала об этом. В кошмарном ужасе, — миссис Веррекер-ле-Межерер изобразила кошмарный ужас на лице. — Понимаете, мы с Джоан были очень близкими подругами. Почти как родные. Мы же учились вместе в школе. Вы что-то хотели сказать, мистер Шерингэм?

Пока она тараторила, Роджер позволил себе недоверчиво хмыкнуть, и ее вопрос застал его врасплох. Он замотал головой, отрицая.

— И что совсем ужасно, просто чудовищно, что Джоан сама накликала на себя беду. Ну, разве это не кошмар?

Роджер насторожился и уже решил не смываться.

— Что вы сказали? — удалось ввернуть ему. Он просто не верил своим ушам.

— Кажется, это называют трагической иронией судьбы, — упивалась своей болтовней миссис Веррекер-ле-Межерер. — Конечно все ужасно трагично, но ирония тоже какая-то трагическая, я даже не представляла, что ирония такая бывает. Вы, конечно, знаете, что все случилось из-за пари, которое они заключили с мужем, и что он проспорил ей коробку шоколада, а если бы этого не было, сэр Юстас сам бы съел эти конфеты и отправился бы на тот свет, а он, все говорят, такая личность, что туда ему и дорога. Знаете, мистер Шерингэм, — миссис Веррекер-ле-Межерер перешла на шепот и опасливо, как конспиратор, огляделась По сторонам, — я никогда никому этого не говорила говорю только вам, потому что знаю, вы это оцените. Вы ведь тоже понимаете, что такое ирония, правда?

— Обожаю иронию, — автоматически ответил Роджер. — Дальше?

— Так вот: Джоан его обманула!

— Что вы имеете в виду? — спросил Роджер, не понимая.

Миссис Веррекер-ле-Межерер видела, что сообщила нечто сенсационное, и не могла скрыть своего удовольствия.

— Ну как же, она вообще не должна была заключать пари. За то и была так страшно наказана. Ужасное наказание, что и говорить, но весь кошмар заключается в том, что она сама навлекла на себя беду, да, в каком-то смысле это действительно так. Я в жутком отчаянии из-за всего этого. Мне даже страшно гасить свет, когда я ложусь спать. Сразу передо мной в темноте Джоан! Просто жуть! — И действительно, в какой-то момент на лице миссис Веррекер-ле-Межерер промелькнуло настоящее чувство — по лицу ее пробежала тень усталости.

— А почему миссис Бендикс не должна была заключать пари? — терпеливо допытывался Роджер.

— Как почему? Потому что она уже видела эту пьесу! Еще в первую неделю премьеры мы с ней вместе ходили ее смотреть. Она знала, кто окажется убийцей.

— О боже! — воскликнул Роджер, и миссис Веррекер-ле-Межерер дождалась наконец впечатления, на которое рассчитывала. — Опять Кара Судьбы? И никого из нас не минует!

— Что-то лирическое, да? — щебетала миссис Веррекер-ле-Межерер, которой эти слова мало что говорили. — Да, наверное, что-то в этом духе. Хотя, мне кажется, наказание слишком уж жестокое для такой мелкой провинности. Господи, да если каждая женщина, слукавив в споре, будет за это жизнью расплачиваться, кто из нас на белом свете останется? — с наивной откровенностью взмолилась миссис Веррекер-ле-Межерер.

— Н-да! — осторожно прореагировал Роджер.

Миссис Веррекер-ле-Межерер быстро поглядела по сторонам и облизнула губы. Роджеру казалось, она болтает на этот раз не так, как обычно, ради того лишь, чтобы болтать. А наоборот, болтает, чтобы не проговориться, а что бы не проговориться, надо болтать без остановки. И какая-то у нее есть на то скрытая причина. Казалось, она гораздо глубже восприняла смерть подруги, но не хотела это обнаруживать и заглушала все болтовней. Не без удивления Роджер отметил, что при всей любви к покойной подруге, что, возможно, было и правдой, миссис Веррекер-ле-Межерер, говоря о ней добрые слова, невольно то и дело будто намекала, что за ее подругой была какая-го вина, и, казалось, для нее самой это служило неким утешением при мысли о смерти, постигшей ее подругу.

— Уж кто-кто, но только не Джоан Бендикс! Вот что я никак не могу пережить, мистер Шерингэм. Кто бы мог подумать, что Джоан способна на такое! Джоан всегда была такая славная. Может быть, немножко прижимистая в смысле денег, с этим сталкиваться не очень приятно, особенно зная, как она богата, но это все пустяки. Конечно это была шутка, она просто разыгрывала мужа. Я вообще привыкла думать, что Джоан очень серьезная, если вы понимаете, в каком смысле я говорю.

— Вполне понимаю, — сказал Роджер, которому, как большинству людей, был доступен обыкновенный английский.

— Ну, то есть я имею в виду, что обычно люди не распространяются про честь, и совесть, и про добропорядочность, это как-то само собой разумеется. А Джоан все время про это говорила. Она всегда говорила, что это бесчестно, а то непорядочно, вот и заплатила за свою непорядочность, бедняжка. Разве нет? Я думаю, все это лишний раз подтверждает старую пословицу.

— Какую пословицу? — спросил Роджер, почти уже завороженный ее болтовней.

— Тихие воды глубоки. Джоан была слишком глубокой натурой, вот в чем дело, — миссис Веррекер-ле-Межерер вздохнула. В ее глазах душевная глубина была, очевидно, большим общественным злом. — Нет, я не хочу сказать ничего дурного, особенно теперь, когда ее, бедняжки, уже нет на этом свете, но я думаю, что психология очень интересная штука, вы согласны со мной, мистер Шерингэм?

— Совершенно удивительная, — хмуро подтвердил Роджер. — Однако мне пора…

— А что об этом думает сам сэр Юстас Пеннфазер, этот ужасный человек? — В голосе миссис Веррекер-ле-Межерер послышались угрожающие нотки. — В конце концов, он тоже должен нести ответственность за смерть Джоан.

— Конечно, однако… — Роджер не питал особой любви к сэру Юстасу Пеннфазеру, но он чувствовал себя обязанным возразить, поскольку сэра Юстаса обвиняли в том, к чему он не был причастен, — мне кажется, вы не правы, этого нельзя утверждать, миссис Веррекер-ле-Межерер.

— Нет можно, и я это утверждаю, — бестрепетно заявила миссис Веррекер-ле-Межерер. — Вы когда-нибудь его видели? Говорят, он чудовище. Бегает за женщинами, меняет их без конца, надоест — бах! — бросает. Это правда?

— Не могу ничего сказать, — холодно произнес Роджер. — Я его совершенно не знаю.

— Ха, а теперь только и разговоров о том, за кем он последнее время волочится, — надменно промолвила миссис Веррекер-ле-Межерер, порозовев несколько гуще, чем предписывал цвет ее нежных румян. — Мне уже человек десять сказали. За женой Брайса, вот за кем. Ну, знаете, за женой того нефтяного короля или бензинового, точно не знаю, на чем он разбогател.

— Никогда не слышал о ней, — соврал Роджер.

— Роман начался неделю назад, мне сказали, — трещала миссис Веррекер-ле-Межерер, собирательница свежеиспеченных сплетен. — Сэру Юстасу, как я полагаю, надо было утешиться, что ему не досталась Дора Уайлдмен. Слава богу, у сэра Чарльза хватило ума вмешаться и запретить их брак. Он ведь запретил его, да? Я слышала об этом на днях. Ужасный тип этот сэр Юстас! Неужели до него не доходит, что он фактически виновен в смерти бедной Джоан, и эго должно было отрезвить его, наконец. Нет, не доходит. Между прочим, мне кажется, он…

— Вы бывали в театрах последнее время? — громко спросил Роджер.

Миссис Веррекер-ле-Межерер широко раскрыла глаза, не понимая его вопроса.

— В театрах? Да, я думаю, я видела весь репертуар этого сезона. А что?

— Так, спросил ради интереса. Новое ревю в «Павильоне» видели? Недурно, по-моему. Простите, но мне пора…

— О, не говорите! — Миссис Веррекер-ле-Межерер слегка передернуло. — Я была на спектакле в «Павильоне» за день до ее смерти.

«Неужели она ни на минуту не может отвлечься от этой темы?» — подумал Роджер.

— Леди Кэвелстоук пригласила меня к себе в ложу, у Нее собралась там компания.

— В самом деле? — рассеянно спросил Роджер, размышляя, как бы обойти эту дамочку ловким маневром, как в регби, и нырнуть при первой же возможности в поток машин. Но ему не хотелось показаться невежей.

— Замечательный спектакль, — бормотал он, подвигаясь к обочине. — Мне особенно понравился скетч «Вечный треугольник».

— «Вечный треугольник»? — переспросила миссис Веррекер-ле-Межерер, припоминая, видела она его или нет.

— С него начинали…

— Ах, может быть, и не видела. Я чуть-чуть опоздала, на несколько минут. Но что делать? — с чувством произнесла она. — Я всегда и везде опаздываю.

Роджер отметил про себя, что «чуть-чуть» являлось в данном случае эвфемизмом, что вообще было характерно для миссис Веррекер-ле-Межерер, когда она говорила о себе. «Вечный треугольник» по программе шел спустя добрых полчаса после начала представления.

— А! — Тут Роджер увидел приближающийся автобус. — К сожалению, должен проститься, миссис Веррекер-ле-Межерер. У меня встреча с одним человеком, нам надо кое о чем переговорить. Он из Скотленд-Ярда! — выразительным шепотом закончил он.

— О! Так вы действительно занимаетесь расследованием ужасной смерти Джоан, мистер Шерингэм? Ну скажите, умоляю! Я никому ни звука!

Роджер с загадочным видом огляделся и сделал серьезное лицо.

— Да! — Он приложил палец к губам. — Никому ни слова, миссис Веррекер-ле-Межерер.

Однако Роджер, к своему неудовольствию, заметил, что особого впечатления его признание не произвело. По лицу миссис Веррекер-ле-Межсрер можно было прочесть, что она догадывалась о тщетности его попыток и вполне сочувствовала ему как человеку, взявшемуся за непосильное дело.

Но автобус был уже тут, и, воспользовавшись тем, что он притормозил, Роджер наскоро попрощался и легко вспрыгнул на ступеньки. Всем своим видом показывая, что он должен оставаться незамеченным, Роджер, словно крадучись, прошел в глубь автобуса. Все это время он чувствовал на своей спине влюбленный взгляд карих глаз миссис Веррекер-ле-Межерер. Затем он с нарочитым вниманием оглядел пассажиров и опустился на сиденье рядом с человечком в котелке, совершенно безобидной наружности. Человечек, скромный клерк в отделе каменных плит для памятников у Тути, посмотрел на него с неудовольствием, и понятно, кругом было полно свободных мест.

Автобус въехал на Пикадилли, и Роджер вышел на остановке около клуба «Радуга». Он в очередной раз договорился пообедать с одним из членов клуба. Последние десять дней он занимался тем, что приглашал знакомых и малознакомых ему членов клуба на обед в разные рестораны с надеждой получить ответное приглашение отобедать в клубе «Радуга». До сих пор все его усилия, включая обеды в клубе, не приносили никаких плодов, да и на этот раз он не рассчитывал на удачу.

И совсем не потому, что очередной член клуба не был склонен беседовать о нашумевшей трагедии. Наоборот, выяснилось, что они с мистером Бендиксом вместе учились и даже были закадычными друзьями, совсем как миссис Веррекер-ле-Межерер с миссис Бендикс. Этот член клуба даже утверждал, что имеет более непосредственное отношение к делу, нежели остальные его соклубники, и, пожалуй, даже еще более непосредственное, чем сам сэр Юстас. Таков был член клуба, гостеприимно потчевавший Роджера.

Пока они разговаривали, в ресторане появился человек, не известный Роджеру. Стоило ему приблизиться к их столику, как сотрапезник Роджера внезапно смолк. Незнакомец холодно ему кивнул и проследовал дальше.

Собеседник Роджера, оторопев, будто пред ним предстало привидение, проводил его глазами и, наклонившись, зашептал Роджеру через столик:

— Легок на помине! Это же Бендикс! Впервые вижу его здесь, с тех пор как с ним произошла вся эта история. Бедняга! Он совершенно убит, поверьте, просто раздавлен. Я в жизни не встречал человека более преданного своей жене, чем он. Их брак был притчей во языцех. Вы обратили внимание, как ужасно он выглядит?

Все это говорилось таким выразительным шепотом (все-таки этому типу был присущ такт), что, повернись в этот момент Бендикс в их сторону, он бы безошибочно понял, о чем шла речь.

Роджер кивнул. Он обратил внимание на Бендикса еще раньше, едва тот возник на пороге ресторана, и лицо Бендикса его поразило. Но в ту минуту он еще не знал, кто это. Это было лицо сильно исхудавшего человека и очень бледное, с горькими складками у рта, — лицо человека, вдруг состарившегося от горя.

«Пропади все пропадом, — подумал он, пораженный видом Бендикса. — Должен же кто-то ему помочь. Если убийца вскоре не отыщется, не знаю, до чего этот человек доведет себя».

Но вслух он произнес совсем другое; фраза вырвалась у него непроизвольно и прозвучала довольно бестактно:

— К вам на грудь он не бросился. А вы говорили, что были близки с ним, закадычные друзья.

Собеседник Роджера смутился.

— Видите ли, приходится учитывать момент… Да и не скажешь, что мы были совсем уж закадычными друзьями. Он года на два, на три старше меня, и учились мы на разных факультетах. Он проходил курс современных наук, а я штудировал классику.

— Понятно, — мрачно отреагировал Роджер, подумав, что дружба их выражалась, скорее всего, в том, что Бендикс время от времени награждал того пинками и зуботычинами.

Тема была оставлена.

До конца обеда Роджер был рассеян. В голове его билась и не могла найти выхода какая-то смутная мысль. У него было странное ощущение, что совсем недавно, может быть, в течение прошедшего часа, где-то и каким-то образом он узнал нечто очень важное, но не смог уловить сути.

И только спустя полчаса, когда, надевая пальто, он отвлекся от мучительных соображений, что именно он упустил, его внезапно осенила долгожданная, безумная догадка. Он даже застыл на месте — одна рука в рукаве, а другая, минуя рукав, повисла в воздухе.

— О боже! — вырвалось у него.

— Что-нибудь не так, старина? — поинтересовался гостеприимный член клуба, совсем разомлевший от выпитого портвейна.

— Благодарю, все в порядке, — быстро проговорил Роджер, возвращаясь на землю.

Он вышел на улицу и подозвал такси.

Возможно, впервые за всю свою жизнь миссис Веррекер-ле-Межерер подсказала кому-то ценную мысль.

Оставшуюся часть дня Роджер провел в больших хлопотах.