"Черная камея" - читать интересную книгу автора (Райс Энн)

4

Я словно вновь путешествовал с моим Создателем – та же скорость, высота, то же тесное объятие. Я полностью доверился Лестату.

А потом началось резкое снижение.

Меня трясло, когда Лестат разжал руки, и я чуть не упал, но головокружение быстро прошло.

Мы стояли на террасе. В комнате, от которой нас отделяла приоткрытая стеклянная дверь, горел свет. Обстановка была по-современному скучной, хотя и подобрана со вкусом: обтянутые бежевым бархатом кресла и диваны, неизменный большой телевизор, приглушенный свет ламп, несколько стеклянных столиков на металлических ножках.

Мы увидели двух чрезвычайно хорошеньких молодых брюнеток, одна возилась с чемоданом, лежавшим на кофейном столике, а другая, сидя перед зеркалом, расчесывала длинные волосы. Их темно-оливковые тела были едва прикрыты коротенькими шелковыми платьицами, очень модными и мало что скрывавшими.

Лестат вновь обнял меня и мягко сдавил плечо.

– Что подсказывает тебе разум? – шепотом поинтересовался он.

Я пустил в ход Мысленный дар, нацелившись на ту, что сидела перед зеркалом, и мгновенно уловил отголосок убийства. Вторая женщина оказалась еще более привычной к злодействам. Похоже, обе они имели отношение к преступлению, которое происходило в эту самую минуту где-то далеко от этого места.

Здание, в котором мы оказались, было элегантным отелем, а комната за стеклянной дверью – спальней. От стаканов, что стояли на одном из столиков, исходил запах джина. До меня донесся аромат свежих цветов, ну и, конечно, ни с чем не сравнимый аромат жертвы – оправданной жертвы.

Жажда стала нестерпимой. Жажда затуманила глаза. Я почувствовал вкус крови, словно она уже потекла мне в рот, а вместе с ним – как это всегда случалось со мной перед насыщением – ощутил бездонную, исполненную отчаяния, всепоглощающую пустоту. "Ты никогда не насытишься. Ничто не поможет тебе утолить этот нестерпимый голод", – твердил мне внутренний голос.

– Вот именно, оправданная жертва, – тихо произнес Лестат. – Но мы, как бы нам того ни хотелось, не заставим их страдать.

– Конечно, – равнодушно отозвался я. – Можно я возьму себе ту, что сидит перед зеркалом?

– Почему именно ее?

– Потому что на ее лице, отраженном в зеркале, написана жестокость.

Лестат кивнул.

Мы потихоньку открыли дверь и шагнули в прохладную свежесть комнаты. Но жажда была слишком велика, чтобы эта прохлада успела охладить мой пыл. Невероятно велика.

Женщины закричали. Они спрашивали, откуда мы взялись и кто мы такие. За вопросами последовали угрозы и вульгарная брань.

Еще не до конца утратив способность трезво мыслить, я заметил, что чемодан набит деньгами. Впрочем, разве это имело какое-то значение? Гораздо больший интерес у меня вызвала огромная ваза с цветами, стоявшая возле дальнего окна и буквально переливавшаяся всеми оттенками радуги. Гораздо больше меня интересовала кровь.

Лестат скользнул мимо меня и схватил в охапку женщину, бросившуюся в сторону. Поток яростных проклятий внезапно оборвался.

Вторая метнулась к дивану и, как я заметил, отчаянно пыталась дотянуться до лежащего там пистолета. Прежде чем пальцы женщины коснулись оружия, я поймал ее, с силой прижал к себе и заглянул в черные глаза.

Посыпавшиеся на меня испанские ругательства словно подстегнули жажду, заставили ее взыграть еще сильнее. Я отвел в сторону густые пряди черных волос, открыл шею и большим пальцем провел по артерии. Разъяренная женщина кипела от ненависти.

Я не спеша вонзил зубы в кровавый источник.

В памяти тут же всплыли уроки моего Создателя: "Возлюби грехи жертвы, проследуй по ее пути, сделай ее зло своим – и тогда ты зла не совершишь". Мысленно проникнув в сознание женщины, я постарался в точности выполнить полученные наставления и почти сразу отыскал то, что и ожидал найти: свирепые, дикие убийства, совершенные из-за белого порошка. Я увидел богатство, позволившее ей вырваться из отвратительных трущоб детства и подарившее роскошную жизнь, увидел тех, кто вкусил от ее красоты и коварства, а потом череду преступлений против таких же злодеев, как и она, чьи руки были по локоть в крови.

"Да, я люблю тебя, – прошептал я. – Люблю твою волю и твой гнев. Так отдай мне его, этот гнев, растворенный в теплой сладкой крови..."

И вдруг я ощутил, что вместе с кровью в меня проникает ее безграничная любовь.

"Сдаюсь, – беззвучно произнесла она. – Я поняла". Да, она поняла, осознала всю свою жизнь, целиком, до последнего мгновения, – и душа ее раскрылась, с ужасом примиряясь со сложившейся ситуацией, с неизбежностью того, что должно случиться. А в следующее мгновение словно рука Всевышнего вырвала из ее сердца все преступления.

Голод во мне утих. Я насытился, я познал ее и теперь отстранился, поцеловал крошечные ранки и, чтобы скрыть улики, слизал языком струйки пролитой крови, а потом, несмотря на одолевавшее меня головокружение, осторожно опустил женщину на первый попавшийся под руку стул и коснулся губами ее рта.

Опустившись на колени, я раздвинул языком ее губы, впился зубами в ее язык и вновь ощутил струйку крови.

Наконец опустошение завершилось.

Я закрыл огромные пустые глаза жертвы, отчетливо ощутив при этом под пальцами глазные яблоки, склонился, поцеловал грудь и выпустил из рук тело. По моим жилам текла горячая кровь и разливалась внутри приятными волнами.

Обернувшись, я словно в тумане увидел, что Лестат наблюдает за мной и, похоже, забавляется. Поза его была поистине королевской, светлые волосы казались при свете ламп почти белыми, фиалковые глаза – огромными.

– На этот раз ты все правильно сделал, братишка, – похвалил он. – Не пролил ни капельки.

Мне хотелось так много ему сказать! Хотелось рассказать о ее жизни, которую я только что вкусил в полной мере, о том счете, что она вела с судьбой, и о том, как я старательно выполнял все, что велел делать мой Создатель: поглощал не просто ее кровь, а таившееся в ней зло, проникал в самую его сердцевину.

Однако для женщины это теперь не важно. Она стала жертвой. Та, которая всю жизнь была, в общем-то, никем, теперь окончательно канула в небытие.

Кровь переполняла и согревала все мое существо. Комната приобрела иллюзорный вид. Жертва Лестата, мертвая, лежала на полу. Здесь же стоял чемодан с деньгами, но разве они имели значение? На них ничего нельзя купить, они ничего не могли изменить и никого не могли спасти. Цветы – розовые лилии, ронявшие пыльцу, и бордовые розы – поражали своей вызывающей яркостью. Вокруг царили покой и тишина.

– Их не станут оплакивать, – тихо произнес Лестат, и голос его доносился словно издалека. – Можно не заботиться о поисках могилы.

Я вспомнил своего Создателя. Вспомнил темные воды болота Сладкого Дьявола, густые водоросли, крики сов.

Что-то в комнате изменилось, но Лестат ничего не замечал.

– Подойди ко мне, – велел он. – Очень важно, братишка, чтобы кровь, какой бы сладостной она ни была, не ослабила тебя после.

Я кивнул. Но что-то все-таки происходило. Мы уже были не одни.

За спиной Лестата я увидел неясные очертания фигуры своего двойника – Гоблина, созданного по моему образу и подобию. На его лице играла безумная улыбка.

Лестат обернулся.

– Где он? – донесся до меня его шепот.

– Не надо, Гоблин, не смей! Я запрещаю! – воскликнул я. Но его уже было не остановить. Фигура метнулась ко мне с быстротою молнии, не потеряв при этом своих очертаний. Стоящий прямо передо мной Гоблин вовсе не казался эфемерным, а был словно из плоти и крови, совсем как я. В следующее мгновение он начал со мной сливаться: я ощутил дрожь в руках и ногах, крошечные уколы в ладони, шею, лицо... И заметался, словно пойманный в крепкую сеть.

Откуда-то из глубины моего существа поднялся трепет блаженства, явственное сознание, что мы с ним одно целое и ничто нас не разлучит. Мне вдруг захотелось, чтобы так длилось вечно, но с языка сорвались совсем другие слова:

– Прочь от меня, Гоблин! Ты должен слушаться. Это ведь я тебя создал. Ты обязан мне подчиняться.

Бесполезно. Трепет, словно от электрического разряда, все никак не прекращался, а перед мысленным взором мелькали образы нас двоих в разные периоды жизни, но они сменяли один другой так быстро, что я почти ничего не успевал разглядеть, дабы удостовериться в своей правоте или, наоборот, в ошибочности иллюзий.

Сквозь открытую дверь лился солнечный свет, я видел цветастый узор линолеума, слышал смех малышей, ощущал на губах вкус молока...

Я понял, что сейчас упаду, что твердая рука Лестата служит мне опорой, ибо на самом деле меня нет в комнате, залитой солнцем, где Гоблин, малыш Гоблин, резвится и хохочет вместе со мной: "Люблю тебя, ты мне нужен, конечно, я твой, мы вместе". Опустив глаза, я увидел собственную пухлую детскую левую ручку, колотящую ложкой по столу. А поверх моей ладони лежала рука Гоблина Ложка вновь и вновь со стуком опускалась на деревянную столешницу, солнечные лучи заглядывали в открытую дверь, цветастый линолеум был местами потерт.

А потом Гоблин отстранился – так же резко, как и прильнул ко мне. Еще секунду передо мной маячил его человеческий облик – огромные глаза, открытый рот, – потом черты расплылись, потеряли сходство со мной и вскоре растворились в воздухе.

Шторы на окнах колыхнулись, цветочная ваза внезапно наклонилась, до моих ушей неясно донесся звук падающих капель – и ваза полетела на мягкий ковер.

Я невидящим взором смотрел на пострадавший букет, на помятые, розовые у основания лилии. Мне захотелось их поднять. Крошечные ранки по всему телу болезненно саднили. Я возненавидел Гоблина за то, что он опрокинул вазу и разбросал по полу прекрасные цветы.

Женщины, казалось, просто заснули – не ощущалось даже намека на то, что они мертвы.

"Мой Гоблин... Мой родной Гоблин... – вертелось в голове. – Такой близкий мне дух, пожизненный партнер... Ты принадлежишь мне, а я тебе".

Я едва держался на ногах. Лестат обнимал меня за плечи. Если бы не он, я бы наверняка рухнул на пол.

– Зачем только он опрокинул цветы?! – сокрушенно посетовал я, не в силах оторвать взгляд от розовых лилий. – Еще когда мы были совсем маленькими, я учил его не причинять вреда тому, что красиво.

– Квинн! – Лестат старался привести меня в чувство. – Очнись! Я с тобой разговариваю! Квинн!

– Ты не видел его, – прошептал я.

Дрожь во всем теле не утихала. Крошечные ранки на руках и лице начали затягиваться. Я провел рукой по щеке. На пальцах остались едва заметные следы крови.

– Я видел кровь, – сказал Лестат.

– Каким образом? – поинтересовался я.

Силы постепенно возвращались, но наваждение, затуманившее голову, стряхнуть пока не удавалось.

– В облике человека, – пояснил Лестат. – Будто кто-то сделал кровью набросок человеческой фигуры. Она зависла в воздухе на мгновение, а потом превратилась в водоворот крошечных капель и прямо у меня на глазах исчезла в открытой двери – молниеносно, словно подхваченная вихрем.

– Тогда ты знаешь, зачем я тебя искал, – вздохнул я. Однако Лестат на самом деле не мог видеть Гоблина. Да, действительно, он разглядел кровь, потому что кровь материальна, но дух, всю жизнь являвшийся ко мне, оставался для него невидимым.

– Он для тебя не опасен, поверь, – с нежностью успокаивал меня Лестат. – Ибо не способен отнять у тебя много крови. Он лишь попробовал то, что ты взял у женщины.

– Но он снова вернется, когда захочет, и я не в силах дать ему отпор. Могу поклясться, что каждый раз он забирает у меня чуть-чуть больше, чем в предыдущий.

Я перестал шататься, Лестат отпустил меня и погладил по голове. Эта простая ласка в сочетании с его ослепительной внешностью – пронзительным взглядом фиалковых глаз и точеными чертами лица – околдовала меня, хотя чары Гоблина рассеялись еще не доконца.

– Он нашел меня здесь, – удрученно произнес я. – А ведь я сам не знаю, где нахожусь. Он нашел меня здесь, как находит повсюду, и с каждым разом, как я уже говорил, крадет у меня все больше крови.

– Уверен, ты можешь с ним справиться, – ободряюще заметил Лестат.

Его лицо выражало сочувствие и внимание, и я едва не расплакался от переполнявшей меня любви.

– Возможно, когда-нибудь я научусь противостоять его нападкам, – сдерживая слезы, сказал я. – Но разве этого достаточно?

– Пошли, пора покинуть это кладбище, – сказал Лестат. – Тебе придется все о нем рассказать. С самого начала.

– Не знаю, сумею ли объяснить все. Но постараюсь. – Вслед за Лестатом я вышел на террасу, на свежий воздух. – Отправимся в Блэквуд-Мэнор. Я не знаю другого места, где мы могли бы спокойно поговорить. Там будет только моя тетушка со своими милыми компаньонками и, может быть, еще моя матушка, но они давно привыкли к моим странностям и не станут нас беспокоить.

– А Гоблин? – спросил он. – Не будет ли он чувствовать себя там сильнее, если решит вернуться?

– Пик его силы миновал несколько секунд тому назад, – ответил я. – Думаю, что преимущество будет все-таки на моей стороне.

– Тогда решено: отправляемся в Блэквуд-Мэнор, – подвел итог Лестат.

Он вновь крепко обнял меня, и мы взмыли в вышину. Облака, заполнявшие все небо, расступились, пропуская нас прямо к звездам.