"Инцидент в «Кукушке»" - читать интересную книгу автора (Гарв Эндрю)

Глава 2 

Неделя после визита Цинтии для Эдварда Лэтимера была, как всегда, расписана по минутам. В понедельник с утра – официальное посещение местной психиатрической клиники, днем он и Труди встречаются с главным констеблем полковником Эйнсли с супругой; во вторник он целый день пишет статьи; в среду – коллегия в местном суде; два раза в неделю вечерние заседания, и лишь четверг отводился для блужданий в солончаках с биноклем, карандашом и блокнотом. Но именно в этот четверг от жары и усталости он проснулся с ужасной мигренью и решил денек отдохнуть.

В злополучную пятницу он рано утром оставил свой дом, отправившись в Лондон с еженедельным визитом. По мнению самого Эдварда Лэтимера, он выглядел весьма импозантно, хоть и слегка отдавал нафталином: черный сюртук и брюки в полоску – еще со времен работы в парламенте – сохранились прекрасно. Хью все подшучивал, говоря, что в этом костюме с белым крахмальным воротничком и в черных штиблетах он сильно смахивал на участника похоронной процессии или знаменитого Седдона Отравителя, хотя тот навряд ли держал бы в руках небольшой дешевенький «атташе-кейс».

Перепрыгнув через заросшие травой рельсы на платформу станции Стиплфорд, казавшейся в этот день совершенно заброшенной, Лэтимер обнаружил, что скорый «Директор» уже отошел. Торжественность и тишину нарушал лишь монотонный голос стрелочника, тихонько напевавшего в будке и время от времени обменивавшегося грустным «тинг-тинг» со своим собратом по линии. Эдвард терпеливо сидел на деревянной скамейке, наблюдая за Томом Ликоком, начальником станции, неторопливо маневрировавшим на рельсах с тележкой, наполненной яйцами. Том был медлительным деревенским парнем без всяких амбиций и вот уже тридцать лет разрывался между собственным огородиком и обязанностями смотрителя.

Увидев Эдварда Лэтимера, он тут же решил поболтать со старым приятелем. Обычно они обсуждали погоду, но сегодня Том нуждался в совете. Его дочь только что родила второго ребенка и боялась делать прививку, потому что первенец перенес ее тяжело. Лэтимер посоветовал официально отказаться от прививки, дав обещание подписать все бумаги, чем несказанно облегчил душу приятеля.

Но вот раздался хриплый гудок, и к перрону, кряхтя, подкатил малюсенький поезд из трех вагонов образца начала века. Ярким пятном выделялась лишь свежая металлическая табличка с надписью «Бритиш рейлуэйз», как будто кто-нибудь собирался оспаривать их принадлежность. Эдвард зашел в небольшое купе – узкое и пустое, со сломанными оконными шторками и старым сиденьем, обитым плюшем. Он плюхнулся на него, взметнув тучу пыли, и принялся разглядывать старую фотографию с потеками грязи под узкой багажной сеткой напротив. На фотографии он различил вид на Саутенд Пайер и джентльменов в соломенных канотье, отчего почувствовал себя гораздо уютней.

Состав тронулся с места, и Эдвард, достав из своего «атташе» целую кипу газет, принялся синим карандашом отмечать «моменты для светской хроники». Обычно это занятие поглощало его целиком, но сегодня он без конца отвлекался, чувствуя, что не оправился от вчерашней мигрени. Он помахал рукой на прощанье Джо Сэйбертону, молодому стрелочнику на Соутгейт Милл Бокс, с которым они вместе управляли футбольным клубом, затем поболтал с Биллом Хопкинсом, постоянным кондуктором на «Кукушке». Билл казался холодным и неприветливым – такие и в теплый весенний день обычно ворчат: «Мы еще поплатимся за это!» Эдвард до сих пор с удовольствием вспоминал, как они встретились в первый раз. Он ехал один в общем вагоне, когда Билл ворвался в него с неизменным «Ваши билеты!». Пробив единственный из имевшихся билетов, предъявленный ему Эдвардом, и выполнив тем самым свою святую обязанность, Билл уселся в самом дальнем углу, отвернувшись и как бы давая понять, что необычность сложившейся ситуации еще не дает ему повода вступать в контакт с пассажирами. Со временем он изменил своим незыблемым правилам, и Эдвард знал его как скромного и дружелюбного парня, к тому же весьма популярного руководителя местного ансамбля ручных колокольчиков.

Разъезд остался далеко позади, и поезд вошел в свой привычный ритм, благополучно добравшись до Лондона. Автобус довез Лэтимера от станции до Флит-стрит, где размещались редакции многих газет. Свободное репортерство, каким бы успешным оно ни было, предполагало постоянное развитие личных контактов. Возникали идеи и предложения, которыми Эдвард мог с успехом воспользоваться впоследствии, и новые полезные знакомства. Нельзя сказать, что все эти поездки были деловыми и оживленными, но Эдварду там всегда были рады и старались помочь, чем могли.

Покончив с делами, он слегка закусил в «Эй-би-си», выбрав салат, холодное молоко и сыр, и поехал в парламент в надежде увидеть там старых друзей. Он искренне радовался, когда полицейский, стоявший при входе, отдавал ему честь, как будто он все еще там работал. Не без грусти, но и не предаваясь отчаянию, Лэтимер бродил по коридорам, время от времени останавливаясь поболтать с теми немногими, кто узнавал его. День пролетел незаметно. Выпив чашку чаю в кафе, он на автобусе добрался обратно до станции, стараясь успеть на последний поезд до Стиплфорда.

Эдвард был очень доволен поездкой. Ему заплатят не меньше пятнадцати шиллингов, а может, и фунт, за эту беззлобную сплетню о председателе королевской комиссии – больше, чем он истратил на сегодняшнюю поездку! К тому же появился новый журнал для «заметок натуралиста», а это совсем замечательно! Эдвард достал свой черный блокнот и тщательно записал это в «прибыль». Жизнь в столь стесненных финансовых обстоятельствах научила его скрупулезности. В одно прекрасное утро, и он прекрасно это понимал, он вынужден будет принять финансовую поддержку от Квентина и Хью. Но очень бы не хотелось, чтобы день этот наступил слишком скоро…

Убежденный холостяк Квентин в конце концов обязательно преуспеет, хоть война и нанесла серьезный ущерб его практике. Несмотря на наследственный упорный характер, его финансовые дела еще далеки от успеха… А уж о Хыо и говорить не приходится!

Тем не менее Эдвард решил, что на сегодняшний день у него все прекрасно, если бы не изнуряющие мигрени. Им с Труди вполне хватало на жизнь, правда, он иногда мечтал, чтобы денег было побольше и Труди хватало бы на развлечения. Она же казалась довольной и не стремилась ни тратить, ни зарабатывать. Как сильно отличалась Труди, думал он, по внешности и по характеру от матери и от него самого! Возврат к далекому анемичному предку? Гены порой играют недобрую шутку и с родителями, и с детьми. Быть может, Хью с его Цинтией повезет немного больше, чем им?

Мысли его направились в более приятное русло. Через год или два он, наверное, сможет стать дедушкой… Появится новая Кэрол Энн – столь же темпераментная, как Хью, и столь же очаровательная, как Цинтия. Появится внук, а может, и не один…

Пока он медленно шел по перрону, подставляя блестящую лысину теплому весеннему солнцу, планета Земля, уступая его фантазии, быстро заселялась все новыми Лэтимерами.

«17.55» уже ожидал пассажиров. Скорый «Директор» – несмотря на название, столь же обшарпанный, как и утренний, со столь же нелепыми металлическими табличками. Внутри, однако, было почище. Вагончики соединялись тамбурами. Горожане, стремясь поскорее уехать на выходные, занимали переднюю часть, а три вагона в хвосте, которые и были «Кукушкой», оставались пустыми. После незначительных колебаний Эдвард выбрал средний вагон, состоявший из трех купе третьего класса и шести первого, причем разные классы находились в разных концах коридора. Он рассчитал, что в третьем классе купе пошире, так что он сможет вытянуть ноги, и уселся в углу купе для некурящих, расположенного в середине вагона. К локомотиву он оказался спиной. Рядом сидели какая-то фермерша и мальчик в форменной школьной фуражке.

В купе заглянул незнакомый мужчина. Сказав, что оставил газету, он дотянулся до сетки над головой Лэтимера и взял свою «Таймс». Эдвард приветливо улыбнулся, кивнул головой и раскрыл «Ивнинг Стандард».

Перед глазами мелькнуло что-то блестящее. Удивленно подняв глаза, Эдвард увидел, что паренек угрожающе размахивает перед его носом новой фехтовальной рапирой.

– Дорогой, не стоит так сильно размахивать, – усовестила его фермерша с изысканной вежливостью прирожденной крестьянки. – Ты можешь сделать кому-нибудь больно! Уж подожди, вот приедешь в свой двор…

Парень, на вид лет двенадцати, взглянув на нее с молчаливым презрением, сделал угрожающий выпад. Эдвард недовольно заерзал на месте. Он ничего не имел против маленьких мальчиков, но он был человеком строгих правил. Неужели так и терпеть до конца? Он встретился взглядом с мамашей.

– Они так любят игрушки, особенно новые, – улыбнулась она.

– Конечно, – мрачновато согласился с ней Эдвард, почувствовав приближение мигрени.

Он попытался читать газету, но понял, что не может сосредоточиться. Мальчик принялся разбирать рапиру, откручивая мелкие винтики в рукоятке. Время от времени шишечка на ее острие опасно мелькала в воздухе.

– Не стоит разбирать ее здесь, дорогой, – предложила мамаша. – Подожди, пока приедем домой.

Парень опять промолчал и продолжал пыхтеть над рапирой. Эдвард поборол искушение пересесть в другое купе из боязни ее оскорбить, но затем уже почти решился на это, когда в купе вдруг вошла симпатичная девушка, сев напротив него. Парень вроде бы поутих, и Эдвард остался.

Спокойствие оказалось обманчивым, и вскоре девушка начала поглядывать в сторону Лэтимера, улыбкой призывая его на помощь. Он был готов предпринять решительный шаг, но вот в купе появился кондуктор, которому малец чуть не выколол глаз, и рапиру убрали в багажную сетку. Парень тупо уставился на кондуктора, не сдвинувшись с места, но фехтовать перестал. К великому облегчению Лэтимера семейство вышло на следующей станции.

Он улыбнулся и произнес:

– Какое счастье, должен вам сказать!

– Да неужели? – девушка была темненькой, остроносой и весьма симпатичной на вид. – А я уж думала, нам терпеть до конца.

– Вам далеко ехать? – вежливо поинтересовался Эдвард. Он с удовольствием беседовал в поездах, питая слабость к хорошеньким девушкам.

– До Элфордбэри, – приветливо отвечала она. У нее был низкий, приятный голос. – Мне ведь без пересадки?

– Да, по прямой. Только ехать придется довольно долго.

– Ну что ж, зато как вокруг все красиво! – воскликнула девушка. Она немного посмотрела в окно, затем склонилась над книгой.

Эдвард несколько мгновений разглядывал ее, вспомнив, как не хватает Труди умения «подать себя», присущего многим женщинам ее возраста, и вновь принялся за газету.

В вагон никто не садился. Они долго стояли на разъезде, пока отцепляли «Кукушку», заменяя их локомотив на маленький паровозик, шумно пыхтевший и выпускавший в небо огромные клубы дыма. Поезд тронулся вновь, но девушка неожиданно ойкнула, схватилась за глаз и попыталась открыть свою сумку.

Эдвард с беспокойством посмотрел на нее.

– Что случилось? Может, попал уголек?

– И мне кажется, довольно приличный, – она потерла глаз ладошкой.

– Не стоит так делать, – посоветовал Эдвард. – Может быть еще хуже. Дайте-ка я посмотрю.

Девушка с благодарностью улыбнулась и откинула голову. Эдвард вынул из кармана жилета белый носовой платок и осторожно оттянул нижнее веко. Глаз покраснел и начал слезиться.

– Я ничего здесь не вижу, – промолвил он, поднимая и верхнее веко.

– Должно быть, он уже выскочил, – сказала девушка, хватаясь за зеркальце. – Спасибо, вы очень добры. Ну и видок! – ужаснулась она, посмотрев на себя. – Пожалуй, я выйду умоюсь.

Она протиснулась мимо, и он уловил слабый запах духов, смешанный с запахом тела и вызвавший у него прилив воспоминаний. Ему захотелось стать опять молодым.

Он с удовольствием наблюдал, как мимо окна проплывает знакомый эссекский пейзаж. Вскоре поезд замедлил ход на подступах к Соутгейту, выйдя на ветку «Кукушки». Здесь они почти всегда тормозили, пока Джо Сэйбертон, стоявший рядом с путями, передавал свой жезл машинисту, проявляя такую же сноровку, как в эстафетной гонке. Теперь Эдвард привык к этому зрелищу, но раньше он с удовольствием наблюдал, как четко у них все происходит. Он помнил лишь один случай, когда машинист, не успев схватить жезл, остановил состав.

Девушка возвратилась. Глаза ее оставались воспаленными, хотя она и подкрасилась.

– Ну как, все в порядке? – спросил Эдвард.

– Не знаю… Кажется, в уголке что-то колет. Вы не посмотрите еще раз?

Эдвард поднялся, а она повернулась к окну, запрокинула голову, обратив лицо к свету. Склонившись над ней, он вновь ощутил ее запах, почувствовал ее совсем рядом…

Боже! Ее губы были так близко, что почти касались его губ.

Через мгновение они сцепились в объятии…