"Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)" - читать интересную книгу автора (Сташефф Кристофер)

Визит к Малой Плантагенет[1]

Астероид залетел со стороны Козерога, покрутился вокруг солнца типа G, свернул к пятой планете. Такая траектория не слишком типична для астероидов.

Он шлепнулся в гравитационную сетку планеты, покосился вокруг нее на трех разных орбитах, а затем вонзился в атмосферу славной падающей звездой.

На высоте сотни футов он остановился, а затем рванулся к поверхности — но только к поверхности. Никаких фейерверков, никакого кратера — ничего, кроме примятой травы. Поверхность его была в шрамах и выбоинах, почерневшая от трения об атмосферу, но он был цел.

В глубине его недр прогремели слова, которым суждено было изменить судьбу этой планеты:

— Черт бы подрал румбы твоих скородумных мозгов!

Голос оборвался, его владелец нахмурился, прислушиваясь.

В каюте стояла полная тишина, без обычного еле слышного гудения.

Молодой человек выругался, срывая с себя амортизационную паутину, выбрался из компенсационного кресла, пьяно покачался на пятках, шаря в воздухе, пока рука его не нащупала пластик стены.

Поддерживая себя одной рукой, он доковылял до панели на противоположной стороне круглой каюты. Там он высвободил зажимы, бранясь в прекрасном старом стиле галактических матросов, открыл панель, нажал кнопку. Повернувшись, он разве что не упал обратно в кресло.

В каюте снова пронеслось тихое гудение. Невнятный голос спросил, модулируя скорость и тон речи:

— Ууззвее — ик! — вудовледворидельно… М'лорррр' Родни?

«Все роботы в галактике гладкие и блестящие, — пробурчал милорд. — А мне вот достался эпилептик!»

— Езли м'лорр' боззволид, дод кондензадор м'жно…

— Заменить, — закончил Родни. — А твои цепи выдернуть и перестроить. Нет, спасибо, мне твоя личность нравится такой, какая есть — кроме тех случаев, когда ты выкидываешь приземление, от которого у меня ключицы вылетают!

— Броздиде м'лоррд, в дод кридичезкий момент позадки я принял некодорые очень звоеобраззные радиоволны, кодорые…

— Ты отвлекся, именно это ты пытаешься сказать?

— М'лоррд, было крайне необгодимо броанализзировадь…

— Так значит, одна часть тебя изучала радиоволны, а другая часть тебя приземляла корабль, что было как раз чуточку чересчур большим напряжением, и слабый конденсатор сдал… Векс! Сколько раз я тебе должен повторять — занимайся своим непосредственным делом!

— М'лоррд выражал жжелание быдь даким, как…

— Как герои Саг о Дальней Разведке, да. Но это не значит, что мне нужны их неудобства.

Электронная система Векса почти оправилась от послеприпадочного истощения.

— Но м'лоррд, гонцебция герроизма бредболагаед…

— А, забудь об этом, — простонал Родни.

Векс послушно очистил часть своих банков памяти.

Векс был очень послушным. Он был также и антикварным — одним из немногих оставшихся роботов ВКС (Верных Кибернетических Спутников), ранних моделей, ныне уже две тысячи лет как устаревших. Роботы ВКС были запрограммированы на крайнюю преданность и, вследствие этого, толпами гибли, защищая своих хозяев во время кровавого Междуцарствия после крушения древнего Галактического Союза и до подъема Пролетарского Единоначального Содружества Терры.

Векс — имя, полученное из попыток произнести «ВКС» единым словом — уцелел благодаря своей эпилепсии. У него был слабый конденсатор, который, подвергаясь перенапряжению, высвобождал всю накопленную энергию огромной волной, длившейся несколько миллисекунд. Когда появлялись предварительные симптомы этого электронного припадка — главным образом, неопределенность в расчетах Векса — включался главный прерыватель цепи, и неисправный конденсатор разряжался в изоляции от остальных цепей Векса; но сам робот при этом выходил из строя, пока прерыватель цепи не ставили на место.

Поскольку припадки происходили в моменты сильного стресса — такие, как попытки приземлить космический корабль — «Сит-астероид», одновременно анализируя заблудившуюся радиоволну, или защитить хозяина от трех убийц одновременно — Векс пережил Междуцарствие, поскольку когда Пролетарии нападали на его хозяев, он мужественно сражался примерно двадцать пять секунд, а затем впадал в коллапс. Таким образом, он стал редкостью — смелым слугой, который уцелел. Он был одним из пяти все еще функционировавших роботов ВКС.

В результате он сделался сокровищем семейства д'Арман, ценимым за свою древность, но даже больше — за свою преданность; истинная верность аристократическим семьям всегда числилась в дефиците.

Поэтому когда Родни д'Арман покинул родной дом в поисках жизни, полной приключений и славы — будучи младшим сыном младшего сына, он мало чего еще мог сделать — его отец настоял, чтобы он взял с собой Векса.

Род часто бывал очень рад обществу Векса, но случались моменты, когда у робота просто чуточку не хватало такта. К примеру, после очень жесткой посадки человеческий желудок склонен быть малость слабоватым — но у Векса доставало ума спросить: «Что желаете на обед, м'лорд? Скажем, устрицы со спаржей?»

Род отверг шартрез и стиснул челюсти, борясь с тошнотой.

— Нет, — ответил он сквозь зубы, — и можешь просто проглотить это «м'лорд». Мы на задании, помнишь?

— Я никогда не забываю, Род. Кроме как по приказу.

— Знаю, — проворчал Род. — Это была фигура речи. — Он скинул ноги на пол и с трудом встал. — Мне не помешал бы глоток свежего воздуха для успокоения желудка, Векс. Есть что-нибудь в наличии?

Робот с миг пощелкал, а затем доложил:

— Атмосфера, пригодная для дыхания. Лучше, однако, надеть свитер.

Род, ворча, натянул пилотскую куртку.

— И почему это у старых слуг семьи развивается комплекс матери-наседки?

— Род, если бы ты прожил столько, сколько прожил я…

— …я захотел бы, чтобы меня дезактивировали, знаю, «робот всегда прав». Открой шлюзовую камеру.

Двойные двери шлюзовой камеры распахнулись, показывая черный круг отверстия люка. В каюту ворвался холодный бриз.

Род поднял лицо, вдыхая воздух. Глаза его блаженно закрылись.

— Ах, благословенное дыхание земли! Что здесь живет, Векс?

Механизмы загудели, когда Векс прокрутил ленты, заснятые им в электронный телескоп с орбиты, интегрируя визуальные данные во вразумительное описание планеты.

— Земельная масса состоит из пяти континентов, одного острова приличных размеров и множества островов поменьше. Континенты и мелкие острова имеют схожую флору — экваториальный тропический лес.

— Даже на полюсах?

— За пределами ста миль от каждого полюса; ледяные шапки примечательно малы. Видимая фауна ограничивается амфибиями и множеством насекомых, мы можем предположить, что моря изобилуют рыбой.

Род потер подбородок.

— Похоже, мы попали в весьма ранний геологический период.

— Каменноугольная эра, — ответил робот.

— А как насчет того небольшого острова? Именно там мы и приземлились, я полагаю?

— Правильно. Туземная флора и фауна отсутствуют. Все жизненные формы типичны для Позднего Земного Плейстоцена.

— Насколько позднего, Векс?

— Исторического периода человека.

Род кивнул.

— Иными словами, кучка колонистов приехала, выбрала себе остров, стерла с лица земли туземную жизнь и засеяла землю земными видами. Есть какие-нибудь идеи, почему они выбрали этот остров?

— Достаточно велик, чтобы содержать население в приличном количестве, достаточно мал, чтобы свести к минимуму проблемы экологической ревизии. Потом, остров расположен в зоне полярного океанского течения, которое понижает местную температуру до чуть ниже земной нормальной.

— Очень сподручно, спасает их от забот по управлению климатом. Есть какие-нибудь остатки того, что могло быть городом Галактического Союза?

— Никаких, Род.

— Никаких! — Глаза Рода в удивлении расширились. — Это не укладывается в схему. Ты уверен, Векс?

Схема развития затерянной или деградировавшей колонии — той, что тысячу лет или больше пребывала вне контакта с Галактической цивилизацией — распадалась на три легко различимые стадии: первая — установление колонии; вторая — обрывание связи с Галактической культурой — за этим следует перенаселение городов, которое приводит к массовым миграциям в сельскую местность, и в результате смещение к аграрной самообеспечивающейся экономике; и третья — утрата технологических знаний, сопровождаемая растущим уровнем суеверий, символизируемая забрасыванием и в конечном итоге табуированием технологии угля-и-пара — общественные отношения костенеют, и появляется кастовая система. Стили в одежде и архитектуре обычно становятся пародиями на образцы Галактического Союза: к примеру, маленькие полусферические деревянные хижины, построенные в попытке сымитировать геодезические сводчатые купола Галактического Союза.

Но всегда оставались развалины города, выполняющие роль постоянного символа и основы для мифологии. Всегда.

— Ты уверен, Векс? Ты действительно, в самом деле, уверен, что нет города?

— Я всегда уверен, Род.

— Это правда… — Род дернул себя за нижнюю губу. — Иногда ошибаемся, но никогда не сомневаемся. Ну, отложи вопрос о городе на будущее, может быть, он потонул в приливной волне. Давай просто произведем последнюю проверку, что жизненные формы — земные.

Род нырнул головой вперед через метровый круг шлюза, приземлился с кувырком вперед, поднялся на колени. Он отстегнул от пояса партизанский нож — нож, заботливо сработанный так, что его нельзя было отнести к какой-либо известной культуре — и вытащил его из ножен.

Ножны представляли собой четкий конус из белого металла с маленькой шишкой на конце. Род сорвал несколько стебельков травы, бросил их в ножны и повернул шишку. Встроенный в стенки ножен миниатюрный датчик прозондировал траву ультразвуком, чтобы проанализировать ее молекулярную структуру, а затем передал данные Вексу, который определял, не были ли какие-нибудь молекулы несовместимы с человеческим метаболизмом. Если бы трава была ядовитой для Рода, Векс направил бы сигнал обратно к ножнам и белый металл приобрел бы пурпурный оттенок.

Но в данном конкретном случае ножны сохранили серебряный цвет.

— Все сходится, — сказал Род. — Это земная трава, предположительно посеянная землянами, и это — земная колония. Но где же город?

— Тут есть крупный городишко — наверное, тысяч тридцать душ — у подножия горного хребта на севере, Род.

— Ну… — потер подбородок Род. — Это не совсем то, что я имел в виду, но лучше, чем ничего. Как он выглядит?

— Расположен на нижних склонах большого холма, на вершине которого находится каменное строение, сильно напоминающее земной средневековый замок.

— Средневековый! — нахмурился Род.

— Сам городок состоит из полудеревянных и оштукатуренных зданий со вторыми этажами, нависающими над узкими улицами — переулки будут лучшим термином — на которых они расположены.

— Полудеревянных! — Род поднялся на ноги. — Минуточку, минуточку! Векс, эта архитектура напоминает тебе что-нибудь?

Робот с минуту помолчал, а затем ответил:

— Североевропейский Ренессанс.

— Это, — заметил Род, — не типичный стиль ретроградской колонии. Насколько близко эти здания походят на Земной Ренессанс, Векс?

— Сходство совершенное до последней детали, Род.

— Значит, оно преднамеренное. Что насчет замка? Тот тоже эпохи Возрождения?

Робот помолчал, а затем сказал:

— Нет, Род. Он, похоже, является прямой копией немецкого стиля XIII века н.э.

Род энергично кивнул.

— Что насчет стилей одежды?

— Мы в настоящее время находимся на ночной стороне планеты и находились там же при приземлении. Имеется достаточно света от трех спутников планеты, но относительно мало гуляющих людей… Есть небольшой отряд солдат… скачущих на земных лошадях. Их мундиры — э… копии мундиров английских бифитеров[2].

— Отлично! Есть еще кто-нибудь на улицах?

— Гм… пара мужчин в плащах — э… и в камзолах и рейтузах в обтяжку, я считаю, н… да, небольшая группа крестьян, одетых в холщовые рубахи и штаны из оленьей кожи с помочами крест-накрест.

— Этого хватит, — оборвал его Род. — Это окрошка, конгломерат стилей. Кто-то попытался воплотить свое представление об идеальном мире, Векс. Ты когда-нибудь слышал об Эмигрантах.

С минуту робот молчал, роясь в своих банках памяти. Затем он принялся зачитывать:

— Недовольные изобиловали в конце XXII века н.э. Затосковав от своей «жизни тихого отчаяния», люди обратили свои взоры, во-первых, к мистицизму, во-вторых, к эскапической литературе и развлечениям. Постепенно господствующей формой развлечения стало псевдосредневековье.

Наконец, группа богатых людей объединила свои средства для покупки устаревшего лайнера ССС[3] и объявила всему миру, что они являются Романтическими Эмигрантами, что они намерены восстановить блеск средневекового образа жизни на прежде неколонизированной планете и что они примут ограниченное число поселенцев в качестве крепостных и ремесленников.

Заявок, конечно, оказалось намного больше, чем можно было удовлетворить. Эмигрантов отбирали за «поэтичность души» — что бы это ни значило.

— Это значит, что они любили слушать рассказы о привидениях, — ответил Род. — И что произошло дальше?

— Список пассажиров был быстро заполнен. Тринадцать магнатов, организовавших эту экспедицию, заявили, что они в связи с этим отказываются от своих фамилий и принимают вместо них родовые имена великих средневековых аристократов — Бурбон, Медичи и т.п. Затем корабль отбыл, заботливо не уточнив свою конечную цель, дабы «не было никакого заражения со стороны материалистического мира». Больше о них ничего не слышали.

Род мрачно улыбнулся.

— Ну, я думаю, мы только что обнаружили именно их. Как это ладит с твоими диодами?

— Очень хорошо, Род. Фактически, статистический анализ вероятности, показывающий, что это колония Эмигрантов, выходит следующий…

— Пропусти это, — быстро велел Род. Статистика была коньком Векса — дай ему хоть полшанса, и он будет часами надоедать тебе.

Род поджал губы и поглядел на ту часть корпуса, где обитал мозг Векса.

— Когда ты это обдумаешь, можешь отослать эту статистику обратно в ПОИСК с нашей обоснованной догадкой, что мы нашли колонию Эмигрантов. Можешь даже заняться этим прямо сейчас; я хочу, чтобы они знали, где мы находимся на случай, если что-нибудь произойдет.

ПОИСК — Почтенное Общество для Искоренения Создающихся Корпоративностей — был организацией, ответственной за розыск утерянных колоний. Пролетарское Единоначальное Содружество Терры (ПЕСТ) проявляло примечательно мало интереса к любой колонии, где отсутствовала современная технология, так что утерянные колонии оставались утерянными до тех пор, пока тоталитарная власть ПЕСТ[4] не была свергнута ДДТ — Децентрализованным Демократическим Трибуналом. ДДТ быстро укрепил свою власть на Земле, управляя в согласии с почти недосягаемыми идеалами Афинской Демократии.

Давно было известно, что неэффективность демократических правительств являлась в основном проблемой средств связи и предрассудков. Но в период свыше двух веков ячейки ДДТ функционировали как подпольные классы, результатом чего явились грамотность и дипломы магистра у семидесяти двух процентов населения; предубеждения, таким образом, присоединились к полиомиелиту и раку в списке излеченных болезней. Проблемы же средств связи были решены разработкой в лабораториях ДДТ субмолекулярной электроники, снизившей размеры и цену средств связи до такой степени, что впервые становилось практичным их действительно широкое применение. Таким образом, каждый индивид мог в любой момент пожаловаться своему Трибуну, а будучи образованными, они склонны были много жаловаться просто исходя из общих принципов, что это очень здраво для демократии.

Радиопротесты оказались исключительно эффективными, по большей части благодаря автоматической записи протестов. Проблемы записи данных и другой бюрократической волокиты были разрешены изобретением ред-оксидной звукозаписывающей пленки с дорожками шириной в одну молекулу и разработкой настолько эффективной системы поиска данных, что запоминание фактов стало устаревшим. Образование, таким образом, стало заключаться в обучении концепциям, и успех демократии был гарантирован.

После двух веков такой подготовки почвы революция ДДТ явилась всего лишь формальностью.

Но когда революция окончена, революционеры всегда не к месту и, вероятно, оказываются смущающим фактором для полицейских сил нового правительства.

Поэтому ДДТ решил не быть эгоистичным — скорее, наоборот, он готов был поделиться благами демократии с остатками старого Галактического Союза.

Однако демократов редко встречают с распростертыми объятиями на планетах, управляемых тоталитарными правительствами, и едва ли радушнее на планетах, где преобладает анархия — это вызвано самой природой демократии, единственного практического компромисса между тоталитаризмом и анархией.

Требовалось ничто иное как постоянная организация революционеров, подрывных сил республиканских демократов. Поскольку под рукой имелся большой запас оставшихся без работы революционеров, организация эта была создана быстро и окрещена — Почтенное Общество для Искоренения Корпоративностей. «Создающихся» — было добавлено век спустя, когда все известные обитаемые планеты ниспровергли тоталитарные режимы и присоединились к ДДТ. Бывшие революционеры по-прежнему являлись проблемой — даже большей, чем раньше, поскольку их стало больше — и их стали отправлять поодиночке разыскивать утерянные колонии.

Так и был создан ПОИСК — организация, чьей заботой было отыскивать отсталые планеты и наставлять их на путь демократии.

Поскольку Род нашел средневековую планету, ему, вероятно, надо будет поощрять развитие конституционной монархии.

Род, урожденный Родни д'Арман (у него имелось еще пять промежуточных имен, но их было скучно читать), происходил с планеты, населенной исключительно аристократами и роботами, и вступил в ПОИСК в нежном возрасте восемнадцати лет. За десять лет службы он вырос из долговязого, некрасивого юнца в худощавого, мускулистого, некрасивого мужчину.

Лицо его было аристократическим; это о нем можно было сказать — это и не больше. Его отступающая линия фронта волос кончалась на ровном скошенном лбу, который тянулся до костных надбровных дуг, несколько замаскированных кустистыми бровями. Брови нависали над глубокими глазницами, в недрах которых гнездились два несколько суровых глаза — по крайней мере, Род надеялся, что они выглядели суровыми.

Глазницы служили порогом к высоким плоским скулам, разделенным лезвием носа, который сделал бы честь орлу. Под скулами и носом находился широкий тонкогубый рот, который даже во сне кривился в сардонической улыбке. Подо ртом пребывали квадратная челюсть и выступающий подбородок.

Род хотел бы утверждать, что это было сильное лицо, но оно имело склонность примечательно смягчаться, когда ему улыбалась девушка. Собаки и дети производили тот же эффект, но с куда большей частотой.

Он был человеком с Мечтой (некогда это была Девушка-Мечта, но та осталась с его зеленой юностью) — Мечтой о едином правительстве Объединенной Галактики (демократическом, конечно). Межзвездные средства связи были все еще слишком слабыми для истинно демократической федерации: ДДТ был, на самом деле, свободной конфедерацией миров — скорее дискуссионным клубом и служебной организацией, чем чем-либо большим.

Но в один прекрасный день адекватные средства связи появятся. Род был в этом уверен, а когда это случится, звезды будут готовы. Он за этим присмотрит.

— Ну, давай займемся делом, Векс. Нельзя сказать, когда что-нибудь может забрести сюда и заметить нас.

Род перемахнул в шлюз и прошел через него обратно в каюту. Он подошел к панели в стене, высвободил зажимы. Внутри находился пульт управления — над ним была сфера из белого металла с тусклым отливом, размером примерно с баскетбольный мяч. С верха сферы тянулся массивный кабель и соединялся со стенкой корабля.

Род отвинтил соединение, высвободил фрикционный зажим, удерживавший сферу на месте, и осторожно снял ее.

— Полегче, — попросил голос Векса из наушника, имплантированного в кость за правым ухом Рода. — Я, знаешь, хрупкий.

— Немного доверия, пожалуйста, — пробурчал Род. Микрофон донес его слова до Векса. — Я ведь тебя пока еще не ронял, не так ли?

— Пока, — откликнулся робот.

Род обхватил мозг робота одной рукой, оставив другую свободной, чтобы преодолеть шлюз. Снова оказавшись снаружи, он нажал кнопку в борту корабля. На боку псевдоастероида поднялась большая дверь. Внутри на амортизационной паутине висел могучий черный конь с опущенной между ног головой и закрытыми глазами.

Род нажал кнопку, из грузового отсека вылез кран, конь покачался на тросе, затем был опущен, пока его копыта не коснулись земли. Род повернул луку седла, и в боку коня открылась панель.

Род поместил мозг внутрь панели, закрутил зажимы и соединения, затем повернул луку седла обратно: панель закрылась. Конь медленно поднял голову, пошевелил ушами, дважды моргнул, издал пробное ржание.

— Все как и должно быть, — сказал голос за ухом Рода. Конь пожевал для виду. — Если ты позволишь выбраться из этой колыбели для кошки, я проверю моторные цепи.

Род усмехнулся и освободил его от паутины. Конь встал на дыбы, подержался за воздух, а затем прыгнул и перешел в галоп. Род следил за скачущим роботом, заодно хорошенько осматривая свое окружение.

Астероид-корабль приземлился в центре луга, лохматого от летней травы, окруженного дубами, гикори, кленами и ясенями. Стояла ночь, но луг заливало светом трех лун.

Робот потрусил обратно к Роду, поднялся на дыбы, чтобы остановиться перед ним. Копыта глухо ударили о землю, большие индиговые глаза повернулись к Роду, уши поднялись.

— Я в форме, — доложил Векс.

Род снова усмехнулся.

— Нет зрелища, подобного виду скачущего коня.

— Что, никакого?

— Ну, почти никакого. Брось, давай зароем корабль.

Род нажал штырьки на стенке корабля; грузовой люк закрылся, шлюз загерметизировался. Корабль начал вращаться, сперва медленно, затем все быстрей и быстрей по мере того, как он погружался в землю. Скоро остался только кратер, окруженный валом из жирной глины, а верх астероида изгибался метром ниже.

Род вытащил саперную лопатку из седельной сумки Векса, собрал ее и приступил к выполнению своей задачи. Конь присоединился к нему, резко ударяя копытами по валу. Через десять минут вал уменьшился до десяти дюймов, в центре возник холмик — футов двадцати в поперечнике и в два фута высотой.

— Отойди. — Род вытащил кинжал, повернул рукоять на 180 градусов и направил ее на земляной холмик.

Возник луч красного цвета, глина запылала вишнево-красным, расплавилась и потекла.

Род водил лучом медленной дугой над всем кратером вывороченной породы, пока почва не расплавилась на фут ниже уровня земли. Он сгреб остатки вала в яму, соорудив небольшой холмик, но об этом позаботится ближайший дождь.

— Ну, вот и все. — Род вытер лоб.

— Не совсем.

Род согнул плечи, у него засосало под ложечкой.

— Ты еще должен переодеться в одежду, соответствующую этому обществу и эпохе, Род.

Род прищурил глаза.

— Я взял на себя смелость упаковать камзол в левую седельную сумку, пока ты испытывал траву, Род.

— Слушай, — заспорил Род. — Ведь моя форма подходит достаточно хорошо, не так ли?

— Рейтузы и военные сапоги сойдут. Но пилотскую куртку никак нельзя спутать с камзолом. Нужно ли мне еще что-нибудь добавлять?

— Нет, я полагаю, не нужно, — вздохнул Род. Он подошел к седельной сумке. — На первом месте стоит забота об успехе задания — превыше и прежде любых хлопот о личных удобствах, достоинстве или… Эй! — Он уставился на нечто длинное и тонкое, висящее на седле.

— Что «эй», Род?

Род снял странный предмет с седла — на одном конце у него была рукоятка, заметил он, и предмет этот бряцал — и протянул его туда, где Векс мог его разглядеть.

— А это что?

— Елизаветинская рапира, Род. Древнее оружие, своего рода длинный нож, сработанный как для того, чтобы рубить, так и для того, чтобы колоть.

— Оружие, — Род поглядел на робота так, словно сомневался в его нормальности. — Мне полагается носить ее?

— Разумеется, Род. По крайней мере, если ты планируешь использовать одну из твоих обычных легенд.

Род издал вздох, подобающий христианскому мученику, и вытащил из седельной сумки камзол. Он втиснулся в него и пристегнул рапиру к правому боку.

— Нет, нет, Род! Пристегни ее к левому боку. Ты должен выхватывать ее наискось.

— На что я только не иду ради демократии… — Род пристегнул рапиру на левом бедре. — Векс, тебе когда-нибудь приходило в голову, что я могу быть фанатиком?

— Конечно, Род. Классический случай сублимации.

— Я спрашивал твое мнение, а не психоанализ, — проворчал человек. Он оглядел свой костюм. — Эй! Неплохо, совсем неплохо! — Он откинул плечи назад, поднял подбородок и подбоченился. Ало-золотой камзол красиво пылал в лунном свете. — Как тебе это нравится, Векс?

— Фигура у тебя скроена что надо, Род. — В голосе робота почему-то слышалась интонация тихого веселья.

Род нахмурился.

— Нужна, однако, накидка, чтобы довершить картину.

— В седельной сумке, Род.

— Обо всем подумал, так ведь? — Род порылся в седельной сумке, вытряхнул объемистый плащ того же цвета электрик, что и его форменные рейтузы.

— Цепочка проходит под левой мышкой и вокруг правой стороны шеи, Род.

Род застегнул плащ и повернулся лицом к ветру, плащ развевался вокруг его широких плеч.

— Вот, готово! Я просто картинка, как думаешь?

— Словно гравюра из шекспировского текста, Род.

— Лесть доставит тебе двойной рацион масла. — Род вскочил в седло. — Направляйся к ближайшему городку, Векс. Я хочу покрасоваться в своем новом наряде.

— Ты забыл засеять кратер, Род.

— Что? О! Да. — Род вытащил мешочек из правой седельной сумки и разбросал его содержимое по кругу вывороченной земли. — Вот! Дай им грозу и два дня на вырост, и ты не сможешь отличить его от остального луга. Будем надеяться, однако, что никто этой дорогой два дня не пойдет…

Голова коня вскинулась, а уши навострились.

— Что случилось, Векс?

— Слушай, — ответил робот.

Род нахмурился и закрыл глаза.

Издалека, принесенные ветром, долетали юношеские крики и веселый смех.

— Судя по звукам, похоже на компанию ребят на гулянке.

— Они приближаются, — тихо произнес Векс.

Род закрыл глаза и снова прислушался. Звуки и впрямь становились громче.

Он повернулся к северо-западу, в направлении, откуда доносились звуки, и просканировал горизонт. Только три луны были в небе.

Через одну из лун проплыла тень. За ней последовали еще три. Смех теперь звучал громче.

— Примерно семьдесят пять миль в час, — пробормотал Векс.

— Что?

— Семьдесят пять миль в час. Это скорость, с которой они, кажется, приближаются.

— Хммм. — Род пожевал нижнюю губу. — Векс, как давно мы приземлились?

— Примерно два часа назад, Род.

Что-то прочертило воздух над головой.

Род поднял голову.

— Э, Векс?

— Да, Род?

— Они летят, Векс.

Возникла пауза.

— Род, я должен попросить тебя быть логичным. Подобная культура еще никак не может создать средства для передвижения по воздуху.

— Они и не создавали. Они летят.

Еще одна пауза.

— Сами люди, Род?

— Именно. — Голос Рода содержал нотку смирения. — Хотя должен признать, что та, что только что пролетела над нами, кажется, летела верхом на помеле. Не дурна на вид, между прочим. Фактически, она подтасована, как колода для покера в Лас-Вегасе… Векс?

Ноги коня сковал паралич, голова тихо покачивалась между ног.

— О, черт! — зарычал Род. — Только не снова!

Он сунул руку под луку седла и вернул на место предохранитель. Конь медленно поднял голову и несколько раз встряхнул ею. Род схватил узду и направил коня прочь.

— Ччддо злуччилозь, Рооооод?

— У тебя был припадок, Векс. А теперь, что бы с тобой ни творилось, не вздумай ржать. Эта воздушная вакханалия движется в нашу сторону, и есть некоторый шанс, что они могли прибыть для обследования падающей звезды. Поэтому мы направляемся в этот корабельный лес. И тихо, если позволишь.

Оказавшись под деревьями на краю луга, Род сразу оглянулся проверить, как там летучая флотилия.

Молодежь кружилась в небе в полумиле от них, издавая радостные визги и крики приветствия. Ветер кидал Роду одну-другую разборчивую фразу.

— Радуйтесь, дети мои! То леди Гвен!

— Значит, ты пришла наконец стать матерью нашего ковена[5], Гвендайлон?

— Красы у тебя только прибыло, милая Гвендайлон! Как дела у тебя?

— До сих пор не обольщаю младенцев, Рэндол…

— Звучит так, словно классная дама заскочила на гулянку в Колледж Ведьм, — хмыкнул Род. — Протрезвел, Векс?

— В голове прояснилось, во всяком случае, — признал робот, — и новая концепция дополнена в мой основной алгоритм…

— О, — поджал губы Род. — Мое наблюдение подтверждается?

— Основательно. Они летают.

Воздушный хоровод, казалось, вспомнил о своей первоначальной цели. С криками и взрывами смеха они устремились к лугу, попарили над кольцом недавно вывороченной земли и один за другим попадали в круг около него.

— Ну, не слишком много сомнений, зачем они здесь, не так ли? — Род сел на землю по-скорняцки и привалился спиной к передним ногам Векса. — Остается только ждать, я полагаю.

Он повернул печатку на своем перстне на девяносто градусов и нацелил ее на собравшихся.

— Передавай, Векс.

Перстень с печаткой теперь функционировал как очень мощный направленный микрофон, его сигналы передавались через Векса в наушник за ухом Рода.

— Нам следует рассказать о сем королеве?

— Нет, сие только смятет ее без надобности.

Род нахмурился.

— Ты можешь понять что-нибудь из этого, Векс?

— Только то, что это Елизаветинский английский, Род.

— Вот, — сказал Род, — почему ПОИСК всегда посылает человека с роботом. Ладно, давай начнем с очевидного: язык подтверждает, что это колония Эмигрантов.

— Ну, конечно, — пробурчал Векс, несколько задетый.

— Ну, ну, старый симбионт, не ворчи. Я знаю, что ты не считаешь, будто стоит докладывать об очевидном; но проглядывание очевидных фактов приводит иногда к проглядыванию скрытых тайн, находящихся прямо на виду, не так ли?

— Ну…

— Правильно. Итак. Они упомянули королеву. Таким образом, правительство — монархия, как мы и подозревали. Эта группа подростков называла себя ковеном, следовательно, они считают себя колдунами и ведьмами… Учитывая их форму передвижения, я склонен согласиться. Но… — Он представил этому «но» повисеть несколько мгновений в воздухе. Векс навострил уши. — Они также говорили о том, чтобы рассказать королеве. Следовательно, они должны иметь доступ к королевскому уху. Что это, Векс? Королевское одобрение колдовства?

— Не обязательно, — рассудительно заметил Векс. — Применимым прецедентом может быть случай с царем Саулом и Андорской волшебницей…

— Но есть шансы, что они приняты при дворе.

— Род, ты торопишься с выводами.

— Нет, напротив, просто выступаю с блестящими молниеносными озарениями.

— Вот, — сказал Векс, — почему ПОИСК всегда посылает робота с человеком.

— Туше[6]. Но они также сказали, что сообщение королеве смятет ее без надобности. Что означает «смятет», Векс?

— Вызовет беспокойство, Род.

— Гм. Значит, эта королева может оказаться как раз волнительного типа.

— Да, может быть.

Во поле грянула музыка — шотландские волынки, наигрывающие аккомпанемент старой цыганской мелодии. Молодежь пустилась в пляс на расчищенной земле и в нескольких футах над ней.

— Баварский крестьянский танец, — произнес Векс себе под нос.

— Где земля кончается, тама все встречается, — процитировал Род, вытягивая ноги. — Сборная культура, заботливо комбинирующая все самое худшее, что могла предложить старушка Земля.

— Несправедливое суждение, Род.

Род вскинул брови:

— Тебе нравятся волынки?

Он сложил руки на груди, опустил подбородок, предоставляя Вексу бдительно следить, не произойдет ли чего-нибудь значительного.

Робот следил пару часов, терпеливо пережевывая свои данные. Когда музыка заглохла и замерла, Векс поставил копыто Роду на бедро.

— Р-р-р-р! — прорычал Род и мгновенно скинул всякую дремоту, как и подобает тайному агенту.

— Гулянка окончена, Род.

Молодежь подскакивала в воздух, устремляясь на северо-восток. Одно помело метнулось в сторону, перпендикулярно к основной группе: за ней рванулась юношеская фигура.

— Не покидай больше нас столь надолго, Гвендайлон.

— Рэндол, если бы ты был мышонок, ты бы посватался к слонихе! Прощай и смотри, отныне ухаживай за девами, которые только на шесть лет старше тебя!

Помело направилось прямо к Роду, взмыло над лесом и исчезло.

— Ммм, да! — Род облизнул губы. — На этой девице определенно держится многое. И судя по тому, как она говорит, она чуточку постарше, чем эти куриные мозги…

— Я думал, что теперь-то уж, Род, ты выше мелких побед.

— То есть, вежливо говоря, она не имеет ко мне ни малейшего отношения. Но даже если я не обладаю покупательской способностью, я все же могу взглянуть на витрину.

Молодежный ковен уплыл за горизонт, их смех растаял.

— Ну, значит, вот так. — Род поджал под себя ноги. — Гулянка окончена, а мы не стали мудрее. — Он поднялся на ноги. — Ну, по крайней мере, мы сохранили тайну, никто не знает, что под этим кругом земли космический корабль.

— Нет, не так, — засмеялся звонкий, как у фей, голосок.

Род замер, повернул голову и обомлел.

Там, среди корней старого дуба, стоял человек — широкоплечий, ухмыляющийся и всего двенадцати дюймов ростом. Он был одет в камзол и рейтузы разных оттенков коричневого цвета и обладал очень белыми зубами и общим видом озорного чертенка.

— Король эльфов будет извещен о вашем присутствии, милорд чародей, — хихикая, пообещал чертик.

Род метнулся вперед.

Но человечек уже исчез, оставив после себя только смех.

Род стоял, уставясь в пустоту, слушая, как ветер беседует с дубовыми листьями и последний слабый смешок замирает среди корней дуба.

— Векс, — произнес он. — Векс, ты видел это?

Никакого ответа.

Род нахмурился, оборачиваясь:

— Векс? Векс!

Голова робота тихо покачивалась между бабок.

— О, черт!

Глухого тона колокол возвестил наступление девяти часов где-то в большом ветхом городке, являющемся, насколько могли определить по скорости и азимуту Род с Вексом, родной базой юных колдунов и ведьм. Ввиду их замечания о королеве, Род лелеял надежду, что город окажется столицей острова.

— Это только догадка, конечно, — поспешно добавил он.

— Конечно, — пробормотал про себя Векс. Голос робота производил отчетливое впечатление терпеливого вздоха.

— На более непосредственном уровне, под каким именем я сойду в этой культуре?

— Почему же не Родни д'Арман VII? Это один из немногих случаев, где подходит твое настоящее имя.

Род покачал головой.

— Слишком претенциозно. Мои предки так никогда и не смогли преодолеть своих аристократических устремлений.

— Они были аристократами, Род.

— Да, но также и все остальные на планете, Векс, кроме роботов. А они так долго прожили в семье, что имеют право претендовать на некоторую честь.

— Было достаточной честью…

— Позже, — оборвал его Род.

У Векса имелась стандартизованная проповедь по традиции «положение обязывает» роботов Максимы, которую он с радостью прочел бы, дай ему хоть капельку чего-либо, напоминающего намек.

— Есть маленькая проблема с именем, не забыл?

— Если ты настаиваешь. — Векс не мог скрыть своего недовольства. — Опять наемник?

— Да. Это дает мне предлог путешествовать.

Векс содрогнулся.

— Ты мог бы прикинуться бродячим менестрелем…

Род покачал головой.

— Менестрелям полагается быть в курсе текущих событий. Однако, добыть лютню, может быть, и неплохая идея — особенно, если правитель — женщина. Песни могут дать доступ туда, куда не смогут мечи…

— Каждый раз мы проходим через это… Гэллоуглас подойдет тебе, Род? Это был ирландский термин, означающий наемного солдата.

— Гэллоуглас… — Род прокатал это слово на языке. — Неплохо. В нем есть что-то энергичное.

— Как и в тебе.

— Я замечаю здесь оттенок иронии? Но оно-таки хорошее, солидное слово… И оно не совсем то, что назовешь красивеньким…

— Определенно, как и ты, — побормотал под нос робот.

— Смею надеяться. Да, Род Гэллоуглас подходит. Тпру!

Род, хмурясь, натянул поводья. Откуда-то впереди доносился глухой ропот толпы.

— Это что еще за хай? — нахмурился Род.

— Род, позволь мне порекомендовать осторожность…

— Неплохая идея. Газуй дальше, но полегче с копытами, пожалуйста.

Векс перешел на шаг по узкой освещенной лунным светом улице, держась ближе к видавшей виды стене здания. Он остановился на перекрестке и высунул свою лошадиную голову за угол.

— Что ты видишь, сестрица Анна?[7]

— Толпу, — ответствовал Векс.

— Проницательное замечание, Ватсон. Что-нибудь еще?

— Свет факелов и молодого человека, влезающего на помост. Если ты извинишь такую аналогию, Род, это сильно похоже на митинг-накачку в твоей альма матер.

— Может быть, как раз она и есть. — Род соскочил с седла. — Ну, оставайся здесь, большой парень. Я разведаю местность.

Он завернул за угол и зашагал по-солдатски, вразвалку, держа руку на эфесе шпаги.

Неплохая мысль, судя по виду толпы. Должно быть, шел митинг местного профсоюза бродяг. Ни одного нелатаного камзола среди них. Он наморщил нос: мытые тела попадались и того реже. Определенно, темная компания.

Местом митинга была большая открытая площадь, ограниченная с одной стороны широкой рекой — там были видны верфи с деревянными кораблями, покачивающимися на причальных концах. С других трех сторон площадь окружали дешевые обшарпанные меблирашки, магазины такелажа и другие дешевые лавки и склады. Склады, по крайней мере, были в хорошем состоянии. Все здания были полудеревянными, с характерным нависающим над улицей вторым этажом.

Всю площадь заполняла орущая, толкающаяся толпа. Пламенеющие сосновые факелы придавали сцене демоническое освещение.

Более близкий взгляд на толпу обнаружил повязки на глазах, обрубленные конечности, головы-минус-уши — странный контраст со стоявшим на наспех сколоченном помосте человеком.

Тот был молод, широкоплеч и белокур. Лицо его было чистым и без шрамов, курносое и голубоглазое. Это было округлое, почти невинное лицо, открытое и честное, залитое мрачным отсветом Человека с Миссией. Его камзол и рейтузы были на удивление чистыми и хорошо пошитыми из приличной ткани. На бедре у него висела шпага.

— Паренек из приличной семьи, — произнес про себя Род. — Что, во имя Седьмого Круга Ада, он делает в этой крысиной норе?

Юноша вскинул руки вверх, толпа заревела, сосновые факелы хлынули вперед, чтобы осветить его.

— Чьи плечи несут самое тяжкое бремя? — крикнул парень.

— Наши! — взревела толпа.

— Чьи руки — изнуренные и все в шрамах от черной работы?

— Наши!

— Кто создал все богатства, кои расточают вельможи?

— Мы!

— Кто воздвиг их высокие замки из гранита?

— Мы!

— Разве вам не положена доля в этих богатствах и роскоши?

— Положена!

— Да ведь даже в одном из этих замков, — заревел юный оратор, — хватит богатства, чтобы сделать каждого из вас королем!

Толпа неистовствовала.

— Ты улавливаешь это, Векс?

— Да, Род. Это звучит, словно смесь Карла Маркса и Хью Лонга.

— Странный синтез, — пробормотал Род. — И все же коли поразмыслить об этом, может, не такой уж и странный.

— Это ваше богатство, — крикнул юноша. — Вы имеете право на него.

Толпа снова взвыла.

— Отдадут ли они вам должное?

Толпа вдруг затихла. Начался зловещий ропот.

— Нет, — проревел молодой человек. — Значит, вы должны потребовать этого, ибо это ваше право!

Он снова вскинул руки вверх.

— Королева дала вам хлеб и вино, когда на вас напал голод! Королева дала мясо и доброе вино колдунам и ведьмам, коих она укрывает!

Толпа снова стала смертоносно тиха. Но по ее рядам пробежал шепот: «колдуны!», «ведьмы!».

— Да! — прорычал оратор. — Даже колдунам и ведьмам, отверженным и презираемым. Насколько же более тогда даст она вам, кто терпит дневную жару и ночной холод? Она отдаст вам должное!

Толпа откликнулась на его рык криком.

— Куда вы отправитесь? — крикнул юный Демосфен.

— К замку! — заорал кто-то, и другие голоса подхватили крик: — К замку! К замку!

Этот вопль перешел в ритмическое скандирование:

— К замку! К замку! К замку!

Скандирование прорезал высокий, пронзительный вой. Толпа замолкла. Тощая кривобокая фигура прохромала на крыльцо склада и крикнула через всю площадь:

— Солдаты, рота, а то и поболе!

— Расходитесь по переулкам и верфям! — проревел юноша. — В Доме Хлодвига мы встретимся, через час!

К изумлению Рода толпа осталась безмолвной. Струйки людей начали вытекать в кривые переулки. Не было никакой паники, никакой давки.

Род вжался в дверной проем и смотрел, как затаптывают факелы. Десятки и десятки людей пробегали мимо него, легкие на ногу и молчаливые, и проглатывались темными пастями переулков.

Площадь опустела, слабые звуки бегства растаяли. Во внезапной тишине Род услышал дробь приближающихся копыт — солдаты, направляющиеся обуздать верноподданных королевы.

Род ступил на мостовую и пустился бежать, ступая на пятки, за угол, где стоял в ожидании Векс.

Не сбавляя шага он вскочил в седло.

— В приличную часть города, — прошептал он. — Быстро и тихо.

Векс мог вытолкнуть из своих копыт резиновые подушки дюймовой толщины, когда требовалась бесшумность: у него также была в памяти фотокарта города из их орбитального наблюдения. У робота-коня есть свои преимущества.

Они мчались через город: почва под ними стала повышаться, взбираясь на холм, увенчанный королевским замком. Качество зданий постепенно улучшалось, они въезжали в более богатые районы.

— Какой вывод ты делаешь из всего этого, Векс?

— Бесспорно, тоталитарное движение, — ответствовал робот. — Демагог, несомненно жаждущий власти, который поведет народ предъявить требования правительству, требования, которые не могут быть удовлетворены. Отказ короны будет использован для подстрекательства толпы к насилию — и ваша революция сделана.

— А разве это не может быть просто честолюбивый аристократ, пытающийся узурпировать корону?

Узурпация черпает себе поддержку в высших классах, Род. Нет, это — пролетарская революция, прелюдия к тоталитарному правительству.

Род поджал губы.

— А ты бы не сказал, что тут было доказательство вмешательства со стороны более развитого общества? Я имею в виду, ведь пролетарских революций обычно не находишь в такого рода культурах, не так ли?

— Редко, Род, и когда они случаются, пропаганда рудиментарна. Агитация в средневековом обществе никогда не ссылается на основные права: такая концепция чужда данной культуре. Вероятность вмешательства крайне велика…

Губы Рода раздвинулись в недоброй усмешке.

— Ну, старый механизм, похоже, мы прибыли в подходящее место, чтобы открыть свою лавочку.

На верхнем уступе холма, служившего городку фундаментом, они наткнулись на беспорядочную двухэтажную постройку, окружавшую с трех сторон освещенный факелами двор. Четвертую сторону замыкал деревянный частокол с воротами. Из ворот вышла компания смеющихся, хорошо одетых молодых людей. Род уловил обрывки пьяной песни. Гремела посуда, и голоса требовали мяса и эля.

— Я так понимаю, что мы нашли один из лучших постоялых дворов.

— Я бы сказал, что это оправданное предположение, Род.

Род откинулся в седле.

— Выглядит неплохим местом для ночлега. В этой культуре возможна колбаса с чесноком, Векс?

Робота аж передернуло.

— Род, у тебя крайне странные вкусы!

— Дорогу! Дорогу! — протрубил голос у него за спиной.

Обернувшись, Род увидел рысью едущий в его сторону отряд солдат-кавалеристов, за ними катилась позолоченная с богатой резьбой карета.

Перед солдатами скакал герольд.

— Посторонись с дороги, парень! — крикнул он. — Едет карета королевы!

— Королевы! — Брови Рода взлетели ко лбу. — Да, да! Во всех смыслах, давай посторонимся!

Он ткнул Векса коленом. Конь свернул с дороги и прискакал к месту на обочине, дававшему Роду возможность хорошо рассмотреть королевскую свиту.

Занавески в карете были полузадернуты, но осталось пространство для обзора. Фонарь отбрасывал теплый желтый свет внутрь кареты, позволяя Роду бросить короткий взгляд, когда карета проехала мимо.

Стройная хрупкая фигура, закутанная в темный дорожный плащ с капюшоном, бледное с мелкими чертами лицо, обрамленное белокурыми, почти платиновыми волосами, большие темные глаза и маленькие, очень красные, сердито надутые губы.

И молода, и очень молода — едва миновала детство, подумал Род.

Она сидела, выпрямившись, словно штык проглотив, выглядя очень хрупкой, но также и очень решительной — и каким-то образом, всеми покинутой, с той враждебной, вызывающей осанкой, которая так часто сопровождает страх и одиночество.

Род уставился вслед удаляющемуся отряду.

— Род.

Род вздрогнул, тряхнув головой, и сообразил, что карета уже давным-давно скрылась из виду.

Он сердито посмотрел на затылок коня.

— Что такое, Векс?

— Я загадал, не заснул ли ты.

Черная голова повернулась к Роду, большущие глаза едва заметно смеялись.

— Нет. — Род развернулся в седле, оглянувшись на поворот, за которым скрылась карета.

Векс принудил свой голос к терпению.

— Опять Мечта, Род?

Род нахмурился.

— А я думал, у роботов нет эмоций.

— Нет. Но у нас есть-таки врожденная неприязнь к отсутствию того качества, которое часто называют здравым смыслом.

Род бросил ему кислую улыбку.

— И конечно, оценка этого качества именуется иронией, поскольку оно в основе своей логично. А ирония предполагает…

— …чувство юмора, да. И ты должен признать, Род, что есть что-то неистребимо юмористическое в человеке, который полгалактики преследует плод своего собственного вымысла.

— О да, разумеется, это гомерический хохот. Но разве не в этом разница между человеком и роботом, Векс?

— В чем? В способности создавать воображаемые конструкции?

— Нет, в способности увлекаться ими. Ну, давай-ка посмотрим, нельзя ли нам найти тебе тихое стойло, где ты сможешь спокойно пережевывать свои данные.

Векс повернулся и потрусил в ворота постоялого двора.

Когда Род спешился, из конюшни выбежал конюх. Род бросил ему поводья и велел:

— Не давай ему слишком много воды, — а затем прошел в большой зал таверны.

Род не знал, что в помещении может быть дымно и без табака. Строительство дымоходов на этой планете явно числилось среди недоразвитых искусств.

Однако клиенты, похоже, не возражали. Помещение было заполнено голосами. Люди были заняты громкими разговорами. Огромный зал вмещал двадцать с чем-то столов — больших и круглых, впрочем, было и несколько столиков поменьше, занятых людьми, чья одежда отмечала их, как находящихся выше простонародья (но недостаточно высоких, чтобы останавливаться в замке). Освещение состояло из сосновых факелов, которые усиливали общую задымленность, сальных свечей, которые мило капали на гостей, и огромного очага, пригодного для того, чтобы зажарить целого быка, чем именно он в данный момент и занимался.

Небольшая орда мальчиков и крестьянских девушек поддерживала постоянный поток еды и питья, проходивший между столами и кухней: многие из них демонстрировали немалое искусство в беге по пересеченной местности.

Рослый лысоватый человек в завязанном на широкой талии фартуке выскочил из кухни с дымящейся деревянной тарелкой — трактирщик, надо полагать. Дела сегодня ночью шли хорошо.

Человек поднял взгляд, увидел Рода, мигом узрел ало-золотой камзол, шпагу и кинжал, общий явно авторитетный вид, туго набитый кошель — особенно кошель — и сунул тарелку ближайшей служанке. Он подлетел к Роду, вытирая руки о фартук.

— Чем могу служить вам, добрый мастер?

— Кружкой эля, куском мяса толщиной с оба твоих больших пальца и столиком на одного. — Род улыбнулся, говоря это хозяину.

Тот уставился на него, его губы сложились в круглое «о» — Род явно сделал что-то неординарное.

Затем взгляд старика принял расчетливое выражение, то, которое Род видывал и раньше: оно обычно сопровождалось замечанием официанту вполголоса: легкая добыча, выуди у него все, что он стоит.

Род улыбнулся.

Ему следовало бы знать, что этого лучше не делать. Некоторые вещи можно, однако, и переделать. Род дал своей улыбке перейти в мрачность.

— Ну, чего ж ты ждешь? — рявкнул он — И побыстрей с этим, или я пообедаю вырезкой из твоей спины!

Хозяин подпрыгнул, затем раболепно часто закланялся.

— Ну конечно, м'лорд, конечно! Все будет быстро, добрый мастер, да, безусловно быстро! — Он повернулся бежать.

Рука Рода зажала ему плечо.

— Столик, — напомнил он.

Трактирщик сглотнул, дернув головой, отвел Рода к столику рядом с поставленным на попа бревном, служившим опорой зданию, и рванул прочь — несомненно ругаясь под нос.

Род ответил не менее любезно, но расширил тему, включив в нее все, что олицетворял собой трактирщик, а именно корыстные наклонности человека. И конечно же кончил тем, что принялся ругать себя за ублажение Маммоны, поскольку становился скупым.

Ну, что он мог поделать? Агентам ПОИСКА полагалось оставаться незаметными, а мягкосердечный средневековый буржуа был вопиющим противоречием.

Но когда трактирщик говорил быстро, он это и имел в виду. Мясо и эль появились чуть ли не прежде, чем Род уселся. Хозяин стоял, вытирая руки фартуком и с очень обеспокоенным видом. Вероятно, ожидая, как Род примет его стряпню.

Род открыл было рот, чтобы его успокоить, и остановился, прежде чем хоть одно слово успело пройти через его носоглотку. Нос его зашмыгал, по лицу медленно расползлась улыбка. Он поднял взгляд на трактирщика.

— Я чую запах колбасы с чесноком?

— О, да, ваша милость! — снова закивал трактирщик. — Это колбаса с чесноком, ваша милость, и очень хорошая колбаса с чесноком к тому же, если мне позволено будет сказать это. Если вашей милости угодно…

— Моей милости угодно, — снизошел Род. — И престо аллегро[8], с-мерд.

Трактирщик шарахнулся от него, напомнив Роду вексовское отношение к силлогизму, и убежал.

Ну, и что бы это значило? — гадал Род. Должно быть, дело в чем-то, сказанном им. А он-то довольно-таки сильно гордился этим «смерд»…

Он попробовал мясо и только стал заливать его элем, как на стол бухнулась тарелка с чесночной колбасой.

— Отлично, — похвалил Род. — И мясо приемлемо.

Лицо трактирщика расплылось в улыбке облегчения, он повернулся было, чтобы уйти, затем снова обернулся.

— Ну, что еще? — спросил Род, набив полный рот колбасой с чесноком.

Руки трактирщика снова принялись мять фартук.

— Прошу прощения, мой мастер, но… — Губы его тоже замялись, а затем он выпалил: — Мастер часом не чародей?

— Кто? Я? Чародей? Смешно! — Чтобы подчеркнуть сказанное, Род ткнул столовым ножом в направлении трактирщика.

Огромный живот изумленно съежился, а затем умчался, прихватив с собой и своего владельца.

Ну, а с чего он взял, что я чародей? — подумал Род, пережевывая большой кусок мяса. — Никогда не ел мяса лучше, — решил он. — Должно быть, дело в дыме. Интересно, какое дерево они употребляют? Дело, наверное, в этом престо аллегро. Он, вероятно, подумал, что это волшебные слова…

Ну, они-таки сотворили чудеса.

Род откусил чесночной колбасы и хлебнул эля.

Он — чародей? Никогда! Он, может быть, и младший сын младшего сына, но до такого отчаяния он не дошел.

Кроме того, чтобы стать чародеем, требовалось подписать кровью контракт, а у Рода лишней крови не было. Он без конца проливал ее в самых неподходящих местах…

Он осушил кружку и с треском поставил ее на стол. Материализовавшийся трактирщик с кувшином снова налил доверху стакан. Род начал было благодарно улыбаться, да вспомнил свое положение и изменил улыбку на усмешку. Пошарив в кошеле, он нащупал неправильной формы самородок золота — приемлемая валюта в средневековом обществе — вспомнил, как быстро в таких заведениях обдирают щедрых и пропустил самородок в пользу обрезка серебра.

Трактирщик уставился на маленькую белую полоску на своей ладони, глаза его при этом предпринимали доблестную попытку превратиться в полусферы. Он издал булькающий звук, заикаясь, рассыпался в благодарностях и шмыгнул прочь.

Род с досадой закусил губу. Очевидно, даже столь маленький кусочек серебра был достаточно велик, чтобы вызвать оживленные комментарии.

Налет гнева, однако, быстро растворился: фунт-другой мяса в желудке склонны заставить мир выглядеть лучше. Род выставил ноги в проход, потянулся и откинулся на спинку стула, ковыряя в зубах столовым ножом.

В этом пивном зале было что-то до странности не так. Счастливые здесь были немного слишком профессиональными в этом, голоса — чуточку слишком громкими, смех — малость натянутым, с темным эхом. Мрачные, напротив, действительно были мрачными, их черные думы были похожи на стены из мореного дуба.

Страх.

Взять хотя бы вон ту парочку головорезов, за третьим столиком справа — они жутко серьезно относились к тому, о чем сейчас балакали. Род незаметно повернул перстень и направил его на этих двоих.

— Но от таких собраний нет ничего хорошего, если королева продолжает посылать против нас своих солдат!

— То правда, Эдам, то правда, она не услышит нас, потому что, ежели отбросить всю шелуху, она не позволит нам достаточно приблизиться, чтобы все высказать.

— Так тогда ее надо заставить выслушать!

— Да. Но что в том толку? Ее вельможи не позволят ей дать то, что мы требуем.

Эдам хлопнул ладонью по столу.

— Но мы имеем право быть свободными, не становясь ворами и нищими! Долговым тюрьмам тоже должен быть положен конец, а с ними и налогам!

— Да, так же должно быть с отрубанием уха за кражу ломтя хлеба. — Он потер правую сторону головы с виноватым выражением на лице. — И все же она жертвует нам.

— Да, а теперь эта затея со своими собственными судьями. Великие Лорды не будут более вершить каждый свое правосудие, на свой собственный лад и вкус.

— Вельможи этого не потерпят, и ты это знаешь. Судьи долго не протянут. — Лицо одноухого было мрачным, и он очертил круг на мокрой поверхности стола.

— Да, вельможи не станут терпеть никаких замыслов королевы! — Эдам вонзил в стол нож. — Неужто Логайр не видит этого?

— Нет, не говори против Логайра! — Лицо одноухого потемнело. — Если бы не он, мы бы досель были ордой оборванцев, без всякой общей цели! Не говори против Логайра, Эдам, потому как без него у нас не было бы ни медяшки, чтобы сидеть в этом трактире, где солдаты королевы лишь гости!

— О да, да. Он собрал нас вместе и сделал из нас, воров, — людей. И все же теперь он держит наше новоприобретенное мужество в оковах; он алчет удержать нас от драки за то, что наше!

Рот одноухого натянулся по углам.

— Ты слишком много наслушался праздной и завистливой болтовни Пересмешника, Эдам!

— И все же нам придется драться, попомни мои слова! — воскликнул Эдам, стискивая кулак. — Должна быть пролита кровь, прежде чем мы добьемся своего. Кровь должна ответить за кровь, и та кровь, что выпустили вельможи из…

Что-то тяжелое врезалось в Рода, стукнуло его о стол, наполняя ему голову запахом пота, лука и дешевого вина.

Род уперся рукой о стол и пихнул плечом. Тяжелая фигура откачнулась с громким «уф». Род вытащил кинжал и, нащупав печатку перстня, отключил его.

Над ним вырисовывался человек, выглядевший ростом футов на восемь, и широкий, как фургон.

— Ну вот! — зарычал он. — Почему ты не смотришь, куда я иду?

Нож Рода крутанулся, отбрасывая зайчик в глаза великану.

— Отойди, друг, — мягко сказал он. — Дай честному человеку спокойно допить свой эль.

— Да уж, честный человек, — грубо расхохотался рослый крестьянин. — Содат, называющий себя честным человеком!

Его ржание подхватили за другими столами.

Держу пари, решил Род, что чужаки здесь непопулярны.

Совершенно неожиданно смех прекратился.

— Нет, ты положи свою игрушку, — сказал, вдруг отрезвев, великан. — И я покажу тебе, что честный крестьянин может одолеть в драке содата.

По спине Рода пробежала колючая дрожь, так как он понял, что это все подстроено. Трактирщик уведомил этого здорового быка о местонахождении тяжелого кошеля…

— Я с тобой не ссорился, — пробормотал Род. И сообразил чуть ли не раньше, чем эти слова слетели у него с языка, что это было самое худшее, что он мог сказать.

Великан злобно посмотрел на него горящими глазами.

— Не ссорился, он теперь грит. Кидается тут на пути бедного подвыпившего человека так, что тот не может не налететь на него. Но он грит «не ссорился», как увидел Большого Тома. — Огромная мясистая рука зарылась в ткань на горле Рода, поднимая его на ноги. — Нет, я те покажу ссору, — прорычал Большой Том.

Правая рука Рода метнулась вперед, рубанув великана по локтю, а затем отскочив. Рука, сжимавшая его горло, разжалась и упала, временно онемев. Большой Том уставился на свою руку с таким видом, точно его предали.

Род сжал губы и сунул кинжал в ножны. Он шагнул назад, размял колени, потер правым кулаком о ладонь левой. Крестьянин был рослым, но он, видимо, ничего не понимал в боксе.

Жизнь вернулась в руку Тома, а с ней и боль. Великан заревел от гнева, его рука сжалась в кулак, нацелилась на Рода в широком матросском замахе, который изничтожал все, во что попадал.

Но Род прыгнул под него и в сторону, а когда кулак прошел мимо него, дотянулся сзади до плеча Большого Тома и дал сильный толчок, чтобы добавить к инерции замаха.

Большой Том развернулся, Род поймал его правое запястье, вывернул его за спину Тома и рванул немного повыше: Большой Том взвыл. Пока он выл, рука Рода проскользнула у Тома подмышкой и поймала шею в полунельсон.

Неплохо, подумал Род. Покамест ему не было нужды боксировать. Он всадил колено в спину Тома и освободил свой захват. Том вылетел на открытое пространство перед очагом, попытался восстановить равновесие, но не сумел. Перевернутые столы заклацали и застучали по полу, тогда как клиенты поспешили удрать, все как один, будучи чересчур рады предоставить место у огня Большому Тому.

Тот бухнулся на колени, помотал головой и поднял взгляд, чтобы увидеть Рода, стоящего, мрачно улыбаясь, перед ним в стойке борца и манящего его к себе обеими руками.

Том глухо зарычал и уперся ногой в плиту очага.

Он рванулся на Рода головой вперед, как бык.

Род шагнул в сторону и подставил ногу. Большой Том пошел молотить прямо по первому ряду столов. Род зажмурил глаза и стиснул зубы. Раздался треск, словно при четырех одновременных попаданиях на кегельбане. Род содрогнулся. Он открыл глаза и заставил себя посмотреть.

Из месива деревянных обломков появилась голова Большого Тома с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью.

Род печально покачал головой, зацокал языком:

— У тебя была тяжелая ночь, Большой Том. Почему бы тебе не пойти домой и не проспаться?

Том поднял себя: голень, запястье, ключицу — и снова собрал все это, потративши какое-то время на инвентаризацию тела.

Удовлетворенный тем, что он снова целый, он притопнул ногой, уперся кулаками в бедра и посмотрел на Рода.

— Ну вот, парень! — пожаловался он. — Ты не дерешься и наполовину, как честный джентльмен!

— Едва ли вообще, как джентльмен, — согласился Род. — Что ты скажешь, если мы попробуем еще один бросок, Том? Вдвое больше или ничего!

Великан оглядел свое тело, словно сомневаясь в его прочности, испытующе пнул остатки дубового стола, трахнул кулаком по собственным, толщиной со ствол дерева, бицепсам и кивнул.

— Я позволю себе, потому как я в форме, — сказал он. — Давай, малый.

Он шагнул на расчищенный пол перед очагом, осторожно обошел вдоль периметра, косясь гибельным взглядом на Рода.

— Наш добрый хозяин сказал тебе, что у меня в кошеле есть серебро, не так ли? — сверкнул глазами Род.

Большой Том не ответил.

— И сказал к тому же, что я легкая добыча, — задумчиво рассуждал Род. — Ну, он был неправ в обоих пунктах.

Глаза Тома выпучились. Он издал огорченный рев:

— Никакого серебра?

Род кивнул.

— Я так и думал, что он сказал тебе. — Его глаза стрельнули в сторону трактирщика, держащегося у стола с пепельным лицом.

И, взглянув обратно, успел заметить, что стопа Большого Тома направляется прямо к его животу.

Род отпрянул назад, взметнув вперед обе руки, чтобы поймать пятку Большого Тома и вдохновить ее на большие высоты.

Стопа Тома описала четкую дугу. На какой-то миг он повис в воздухе, молотя руками, затем покатился по полу.

Глаза Рода наполнились болью, когда Большой Том забарахтался, борясь за дыхание, вышибленное из него полом.

Род шагнул вперед, схватил Тома за грудки, уперся ногой в его стопу и бросил свой вес назад, силком подымая великана на ноги. Том медленно повалился вперед. Род втиснулся плечом Тому в подмышку и толчком вернул великана в вертикальное положение.

— Эй, хозяин! — крикнул он. — Бренди — и живо!

Род любил думать о себе, как о человеке, на которого люди могли опереться, но в данном случае это было смешно.

Когда Большой Том несколько ожил и ответил на короткие насмешки своих собутыльников, и когда посетители несколько восстановили порядок в помещении и вернулись на свои места, а Род все еще не свершил над трактирщиком чего-либо напоминающего месть, глаза этого достопочтенного человека заискрились надеждой. Он снова появился перед Родом, выпятив вперед подбородок и опустив углы рта.

Род вытянул себя из глубины размышлений, довольно циничных, о природной доброте человека и сосредоточился на трактирщике.

— Ну, что тебе надо?

Трактирщик с трудом сглотнул.

— Если ваша милость позволит, есть небольшое дело о нескольких сломанных столах и стульях…

— Столах, — произнес Род. — Стульях…

Он наступил трактирщику на ногу и обвил рукой его шею.

— Ах ты, грязный маленький скупердяй! Ты натравил на меня этого буйвола, ты пытался меня ограбить, и ты еще имеешь наглость стоять тут и говорить мне, что я должен тебе деньги?

Он подчеркивал каждый свой довод, тряся шею трактирщика, медленно подталкивая его спиной к столбу. Тот сделал мастерскую попытку слиться с корой дерева, но преуспел только в том, чтобы расползтись по столбу.

— И венец всего этого — мой эль нагрелся! — закричал Род. — Ты называешь себя трактирщиком и так обращаешься с джентльменом, имеющим герб?

— Простите, мастер, простите, — застучал зубами трактирщик, вцепившись в руку Рода с похвальным усилием и негативным эффектом. — Я не хотел никакого вреда, ваша милость! Я хотел только…

— Да, только ограбить меня! — фыркнул Род, выпуская его и отшвыривая спиной на стол. — Берегись этой породы, потому что когда ты становишься у них на пути, они становятся жестокими. Итак! Кубок горячего вина с пряностями к тому времени, когда я сосчитаю до трех, и я, может быть, удержусь от вытягивания твоих ушей и завязывания их у тебя под подбородком. Мигом!

Он сосчитал до трех с двухсекундной паузой между цифрами, и кубок очутился в его руке. Трактирщик шмыгнул прочь, прижав ладони к ушам, а Род сел, потягивая вино и размышляя о том, какой скупердяй — трактирщик.

Оторвавшись от кубка, он увидел, что на столе лежит половина чесночной колбаски. Он взял ее тяжелой рукой и запихнул в кошель. Вполне можно прихватить ее с собой; это было единственно хорошим, что случилось сегодня.

Он встал и крикнул:

— Эй, хозяин!

Трактирщик подскочил в тот же миг.

— Комнату на одного, с толстым одеялом!

— Комнату на одного, сэр! Тотчас же, сэр! — Трактирщик шмыгнул вон, все еще кланяясь. — Толстые одеяла, сэр! Безусловно, сэр!

Род скрипнул зубами и повернулся к двери. Он шагнул вон и прислонился спиной к косяку, уронив голову на грудь и закрыв глаза.

— Закон джунглей, — пробормотал он про себя. — Если оно выглядит слабым — терзай его. Если оно окажется сильным — склоняйся перед ним, дай ему терзать себя и надейся, что оно тебя не сожрет.

— Все же у каждого человека есть своя гордость, — произнес голос у него за ухом.

Улыбнувшись, Род поднял голову.

— Все тут ты, старый крот?

— Клянитесь![9] — ответил Векс.

Род испустил поток брани, оказавшей честь и матросу с похмелья.

— Теперь лучше себя чувствуешь? — осведомился позабавленный Векс.

— Ненамного. Где человек, вроде трактирщика, прячет свою гордость, Векс? Он, черт возьми, безусловно не дает ей показаться. Подобострастность — да, скупость — да, но самоуважение? Нет. Этого я в нем не видел.

— Гордость и самоуважение — необязательно синонимы, Род.

Кто-то потянул Рода за локоть. Он резко повернул голову, напрягая мускулы.

Это был Большой Том, согнувший свои шесть футов пять дюймов в доблестной попытке понизить свою голову до одного с Родом уровня.

— Добрый вечер, мастер.

На миг Род уставился на него, не отвечая.

— Вечер добрый, — ответил он, заботливо нейтральным голосом. — Что я могу сделать для тебя?

Большой Том согнул плечи и почесал в основании черепа.

— Эх, мастер, — пожаловался он. — Вы недавно малость сделали из меня дурака.

— О? — поднял бровь Род. — Ты заметил!

— Да, — признался великан. — И… ну…

Он стащил с головы шляпу и закрутил ее в руках.

— Ведь, кажется, похоже… Ну, мастер, вы кончили меня здесь, и это верно как евангелие.

Род почувствовал, что спина его распрямляется.

— И мне полагается возместить тебе это, не так ли? Оплатить за твои повреждения, я полагаю?

— Э, нет, мастер! — отшатнулся Большой Том. — Дело не в этом, совсем не в этом! Просто… ну… я решил, что я, если вам может… то есть… Я…

Он крутил шляпу, придавая ей такие вращения, которые поразили бы тополога; затем слова вышли единым духом.

— Я думал, не может ли вам понадобиться слуга, знаете — своего рода грум или лакей — и… — Его голос оборвался. Он искоса поглядел на Рода, полный страха и надежд.

Миг-другой Род стоял замерев. Он рыскал глазами по открытому, почти обожающему лицу великана.

Затем он скрестил руки на груди и снова привалился к косяку.

— Это как же это так, Большой Том? Не прошло и получаса, как ты пытался ограбить меня? А теперь предлагаешь мне доверять тебе, как оруженосцу?

Большой Том нахмурясь зажал меж зубов нижнюю губу.

— Я знаю, мастер, это не кажется правильным, но… — Он сделал неопределенный жест руками. — Ну, дело в том, что вы единственный человек из всех, на кого я поднимал руку, который смог побить меня, и…

Голос его снова сник. Род медленно кивнул, не сводя глаз с Большого Тома.

— И следовательно, ты должен мне служить.

Большой Том обиженно оттопырил нижнюю губу.

— Не должен, мой мастер, я хочу.

— Грабитель, — произнес Род. — Разбойник. И я должен тебе доверять.

Шляпа Большого Тома снова завертелась.

— У тебя открытое лицо, — размышлял вслух Род. — Не такое, чтобы прятать свои чувства.

Большой Том широко улыбнулся, кивая.

— Это, конечно, ничего не значит, — продолжал Род. — Я знал немало кажущихся невинными девушек, оказавшихся первоклассными суками.

Лицо Тома вытянулось.

— Так что ты можешь быть честным — или ты можешь быть основательным негодяем. Загадка — В Е К Сиди думай.

Голос у него за ухом произнес:

— Предварительная интерпретация доступных данных указывает на простоватую в основном структуру личности. Вероятность того, что этот индивидуум послужит надежным источником информации по местным социальным переменным, превосходит вероятность того, что индивидуум будет практиковать серьезную двуличность.

Род медленно кивнул. Он удовольствовался бы и равным шансом. Он выудил из кошеля обрезок серебра — тот слегка пах чесноком — и хлопнул его в ладонь великана.

Тот уставился на серебро в своей руке, затем на Рода, потом снова на металл.

Внезапно его рука сжалась в кулак и слегка задрожала. Его пристальный взгляд снова встретился с глазами Рода.

— Ты принял мою монету, — пояснил Род. — Ты мой человек.

Лицо Большого Тома раскололось в усмешке от уха до уха.

— Да, мастер! Благодарю вас, мастер. Навек благодарен вам, мастер! Я…

— Сообщение принял. — Роду было крайне неприятно видеть, как пресмыкается взрослый человек. — Ты поступаешь на службу прямо сейчас. Скажи мне, какие есть шансы получить работу в армии королевы?

— О, самые блестящие, мастер! — ухмыльнулся Большой Том. — Они всегда нуждаются в новых содатах.

Дурной знак, решил Род.

— О'кей, — сказал он. — Дуй обратно в трактир, выясни, которая комната отведена нам, и удостоверься, что там нет в шкафу какого-нибудь головореза.

— Да, мастер! Счас же! — Большой Том заторопился обратно в трактир.

Род улыбнулся, закрыв глаза, и привалился затылком к косяку. Он помотал головой из стороны в сторону, молча смеясь. Он никогда не перестанет изумляться психологии грубиянов: как этот человек мог меньше чем за десять минут перейти от надменности к верности, ему никогда не понять.

Ночной воздух прорезал низкий вой, переходящий в пронзительный визг.

Глаза Рода резко распахнулись. Сирена? В этой культуре?

Звук доносился слева, он поднял взгляд и увидел там замок на вершине холма.

И там, у основания башни, что-то пылало и пронзительно визжало, словно «черный ворон», оплакивающий смерть нескольких патрульных машин.

Посетители в беспорядке выбежали из трактира и столпились во дворе, глазея и тыча пальцами.

— То баньши!

— Снова!

— Нет, все будет хорошо. Разве он не появлялся уже трижды? А королева все жива!

— Векс, — осторожно позвал Род.

— Да, Род.

— Векс, там баньши. На стене замка. Баньши, Векс.

Ответа не было.

Затем за ухом Рода зарычало хриплое гудение, нараставшее до тех пор, пока не стало угрожать разорвать ему голову, и оборвалось…

Род помотал головой и постучал себя по макушке ладонью.

— Придется мне сделать этому парню капитальный ремонт, — пробурчал он. — У него, бывало, случались тихие приступы.

Для Рода было бы глупо идти в конюшню вновь включать Векса, пока во дворе было полно зевак: он бы сильно бросался в глаза.

Поэтому он поднялся в свою комнату полежать, пока все малость не поутихнет; и, конечно, к тому времени, когда двор опустел, Род уже слишком удобно устроился, чтобы брать на себя труд спускаться в конюшню. В любом случае, нет никакой причины включать робота, ночь будет тихой.

В комнате было темно за исключением длинной полосы света самой большой луны, струившегося из окна. Из пивного зала доносилось приглушенное бормотание и клацанье — загулявшие клиенты-полуночники пили допоздна. В комнате Рода было очень мирно.

Однако, не тихо. Большой Том, свернувшийся на тюфяке в ногах постели, храпел как бульдозер на холостом ходу, издавая больше шума во сне, чем учинял бодрствуя.

Вот тут была загадка — Большой Том. Род никогда не участвовал в драке, где его не ударили хотя бы раз. Большой Том всякий раз подставлял себя под удар; и разумеется, он был рослым, но он не должен был оказаться таким неуклюжим. Рослые люди могут быть быстрыми…

Но зачем тогда Большой Том затеял драку?

Чтобы Род взял его слугой?

И что насчет Эдама и Одноухого? Их разговор, кажется, указывал на то, что они были на митинге-накачке у верфи, что означало, в свою очередь, их принадлежность к пролетарской партии. Как там ее называл тот юный демагог? Да, Дом Хлодвига.

Но если Эдам и Одноухий были представительными образчиками, Дом Хлодвига был домом, разделившимся в самом себе. Там, кажется, существовало две фракции: одна, поддерживающая Логайра — юного оратора? — и другая, возглавляемая Пересмешником, кто бы там он ни был. Обычные две фракции, ненасильственная и насильственная, язык и меч.

Так вот, почему вдруг Большому Тому захотелось получить работу дворецкого? Может быть, он хочет подняться по социальной лестнице? Нет, он был не подхалимного типа. Лучшее жалование? Но он, кажется, умеренно преуспевал, как районный тяжеловес.

Чтобы не спускать глаз с Рода?

Род перекатился на бок. Том вполне мог быть немаловажным членом Дома Хлодвига. Но зачем Дому держать его под колпаком? Они ведь не могли ничего подозревать, не так ли?

Если догадка Векса была верна и Дом поддерживала инопланетная сила, они определенно могли что-то заподозрить — не важно как.

Но не позволял ли Род снова разгуляться своей паранойе? У него начисто пропал сон, все мускулы напряглись. Он вздохнул и скатился с постели; теперь он не мог уснуть. Лучше включить Векса и поговорить. Род нуждался в электронной объективности робота, собственной у него было слишком мало.

Большой Том зашевелился и проснулся, когда Род поднял ржавый дверной засов.

— Мастер? Камо грядеши?

— Просто немного тревожусь за своего коня, Большой Том. Думаю пробежаться до конюшни и удостовериться, что конюх обращается с ним правильно. Спи.

С миг Большой Том только пялил глаза.

— Воистину, — произнес он, — вы крайне заботливы, мастер.

Он перевернулся и зарылся головой в складки плаща, используемого в качестве подушки.

— Чтобы так сильно беспокоиться за коня, — сонно пробормотал он и снова захрапел.

Род усмехнулся и выбрался из комнаты.

Он нашел черную лестницу в нескольких шагах — темную и старую, но ближе к конюшне, чем главная дверь.

У подножия лестницы находилась дверь, та, что не часто использовалась — когда он открывал ее, она застонала, словно лягушка-бык в течке.

Двор заливал мягкий, золотистый свет трех лун. Самая большая луна была лишь немногим меньше земной, но располагалась намного ближе; она заполняла собой целых тридцать градусов неба, вечное полнолуние перед равноденствием.

— Отличная планета для влюбленных, — задумчиво произнес Род, и из-за того, что его глаза приклеились к луне, он не заметил серой полоски шнура, натянутого чуть выше порога. И споткнулся.

Его руки метнулись вперед, шлепнув по земле, чтобы смягчить падение. Что-то твердое ударило его по затылку, и мир растворился в снопе искр.

Вокруг него было красноватое свечение, а в голове — пульсирующая боль. Что-то холодное и мокрое прошлось по его лицу. Он содрогнулся и полностью пришел в сознание.

Род лежал на спине; над ним был сводчатый потолок из известняка, мерцавшего блестками отраженного света. С потолка до зеленого ковра тянулись тощие известковые колонны — сталактиты и сталагмиты. Зеленый ковер простирался во всех направлениях по меньшей мере на милю. Свет, казалось, исходил отовсюду — пляшущий, колеблющийся свет, зажигавший искры на потолке в запутанном танце.

Зеленый ковер расстилался и под ним; он чувствовал его холодный и пружинящий, влажный под его спиной, мох толщиной в три дюйма. Он попытался вытянуть руку и коснуться мха, но обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Подняв голову, он поискал взглядом связывающие его веревки, но тут не было и нити.

Он помотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее боль так, чтобы суметь мыслить ясно.

— Векс, — прошептал он, — где я?

Ответа не было.

Род закусил губу.

— Брось, железный конь! Ты спишь при кризисе?

При кризисе…

У Векса был приступ. Род отправился вновь включить его.

Он был предоставлен самому себе.

Он вздохнул и улегся на зеленый ковер мха.

Справа от него начал что-то напевать глухой голос. Род посмотрел.

В голом каменном круге мерцал огонь. Над ним стояла тренога, поддерживавшая котел — котел с крышкой, весело бурлящий, с выходящей из дырки в крышке трубой. С потолка падали капли воды, ударяя по трубке, а под противоположным концом трубки стояла чаша, собиравшая капли.

Примитивный перегонный куб.

И самогонщик — наверное, восемнадцати дюймов ростом — очень широкоплечий и вообще коренастый, одетый в камзол и рейтузы. У него было округлое веселое лицо, блестящие зеленые глаза, курносый нос и очень широкий рот, изогнутый в озорной улыбке. И венец всего — на нем была робингудовская шляпа с ярким красным пером.

Зеленые глаза посмотрели и поймали взгляд Рода.

— Ха, — произнес человечек гудящим баритоном. — Ты пришел в чувство, чародей!

— Чародей? — нахмурился Род. — Я не чародей!

— Разумеется, — согласился человечек. — Не чародей. Ты являешься в падающей звезде и имеешь коня, сделанного из холодного железа…

— Минуточку, — перебил Род. — Откуда ты знаешь о том, что конь мой сделан из холодного железа?

— Мы — Крошечный Народ, — ответил невозмутимый человечек. — Мы живем Дубом, Ясенем и Терном, Лесом, Воздухом и Дерном; а те, кто живет холодным железом, алкают покончить с нашими лесами. Холодное железо — это знак всего того, что не может нас терпеть; и потому мы узнаем холодное железо — в любом виде.

Он повернулся обратно к своему котелку, приподнял крышку и проверил сусло.

— И потом, также, ты можешь слышать сказанное в доброй полумиле от тебя, а твой конь может мчаться столь же бесшумно, как ветер, и быстрее, чем сокол, когда у него есть причины. Но ты не чародей, да?

Род покачал головой.

— Нет. Я пользуюсь наукой, а не магией!

— Разумеется, — поддакнул человечек. — Что зовем мы розой и под другим названьем…[10] Нет, ты чародей, и как таковой известен уже всюду, вдоль и поперек по всему Грамарию.

— Грамарий? Что это такое?

Человечек в удивлении уставился на него.

— Да этот самый мир, чародей! Мир, в котором мы живем, земля между Четырьмя Морями, царство королевы Катарины!

— О, она правит всем миром?

— Истинно так, — подтвердил эльф, бросив на Рода косой взгляд.

— А как называется ее замок? И город вокруг него?

— Раннимид. Воистину, ты самый необразованный чародей!

— Именно это я и пытался тебе сказать, — вздохнул Род.

Человечек отвернулся, качая головой и что-то бурча под нос. Он открыл краник на сборной чаше и нацедил немного жидкости в кружку размером с мензурку.

Род вдруг понял, что его мучает жажда.

— Э, слушай, что ты там варишь? Ведь это не бренди, не так ли?

Эльф покачал головой.

— Джин? Ром? Водка?

— Нет, то спиртное другого вида. — Он подскочил к Роду и поднес миниатюрную кружку к губам человека.

— Спасибо. — Род пригубил, возвел глаза к потолку и причмокнул губами. — На вкус словно мед.

— Там, где сосут дикие пчелы, сосу и я. — Человечек заскакал обратно к огню.

— Совсем неплохо. Ты не мог бы поделиться рецептом?

— Ну разумеется, — улыбнулся эльф. — Мы же сделаем для гостя все, что в наших силах.

— Гостя! — фыркнул Род. — Мне крайне неприятно оспаривать ваше гостеприимство, но делание меня неподвижным не совсем то, что я назвал бы распростертыми объятиями.

— О, это мы вскоре исправим. — Человек снял крышку с котла и помешал сусло.

Что-то щелкнуло в голове Рода. Волосы у основания черепа начали становиться дыбом.

— Э, скажи-ка, э… Но, по-моему, нас не представили друг другу, однако… Тебя ведь зовут Робин Добрый Малый, не так ли? Он же Пак[11]?

— Верно говоришь. — Эльф с клацаньем задвинул крышку. — Я тот самый ночной бродяга шалый.

Род повалился на мшистый ковер. Это будет великолепная история для рассказа внукам; никто другой ей не поверит.

— Скажи, Пак — ты не против, если я буду называть тебя Пак?

— О, нет.

— Спасибо, э… А я Род Гэллоуглас.

— Мы это знаем.

— Ну, я просто подумал, что мне следовало бы сделать это официально. Так вот, ты, кажется, не питаешь ко мне никаких злых чувств, поэтому, э, могу я спросить… э… почему я парализован?

— Ах, это, — ответил Пак. — Мы должны выяснить, белый ты чародей или черный.

— О. — Род пожевал щеку изнутри. — А если я белый маг, вы… гм… отпустите меня?

Пак кивнул.

— А что случится, если вы решите, будто я черный маг?

— Тогда, Род Гэллоуглас, ты будешь спать до Трубы Судного Дня.

У Рода возникло такое чувство, словно к его челюсти приложили электрод со слабым током.

— Великолепно. Козырь Судного Дня. А я всегда был не очень силен в бридже…[12]

Пак нахмурился.

— Как это?

— Замнем это. «Спать до Судного Дня». Очень изящный эвфемизм. Почему бы вам не подойти прямо и не сказать просто, что убьете меня?

— Нет, — оттопырил нижнюю челюсть Пак, качая головой. — Мы тебя не убьем, Род Гэллоуглас. Просто ты будешь вечно спать, видя приятные сны.

— Понимаю, взвешенный анабиоз?

Пак нахмурил лоб.

— Этого слова я не знаю. И все же успокойся, тебя не подвесят. Крошечный Народ не питает любви к повешению.

— Ну, я полагаю, это некоторое утешение. Так как же мне доказать, что я белый маг?

— Ясно как, — ответил Пак. — Как только мы разчаруем тебя.

Род уставился на него.

— Это как это так? Разве я и так уже не достаточно разочарован?

Лицо эльфа расплылось в широкой усмешке.

— Нет! Нет! Разчаруем тебя! Удалим заклинание, что связывает тебя!

— А. — Род улегся со вздохом облегчения. Затем он рывком сел. — Освобождением меня? Это докажет, что я белый маг?

— Само по себе — нет, — сказал Пак. — Вопрос в том, где мы освободим тебя.

Он хлопнул в ладоши. Род услыхал шорох десятков бегущих ножек, подходящих к нему сзади; на его глаза была натянута повязка из темной ткани и завязана на затылке.

— Эй, — запротестовал он.

— Мир, — успокоил его Пак. — Мы только отнесем тебя к свободе.

Множество крошечных рук подняли Рода. Он покорился и расслабился, готовый насладиться путешествием.

Это был довольно приятный способ передвижения, в самом деле — вроде как на пружинящем матрасе с четырьмя колесами.

Ноги его задрались выше головы и скорость бегущих ног под ним замедлилась — они поднимались вверх по склону.

В лицо ему ударил влажный воздух; он услышал вздох бриза в листьях, сопровождаемый полным набором цикад, с совой и, возможно, кроншнепом, завершающим гармонию.

Тут его бесцеремонно уронили; повязку сорвали с его глаз.

— Эй, — запротестовал он. — Что я, по-вашему, мешок с картошкой?

Он слышал журчащий слева от него ручей.

— Теперь ты свободен, Род Гэллоуглас, — прошептал ему на ухо голос Пака. — Да будет с тобой Господь!

И эльф ускакал.

Род сел, разминая конечности, чтобы заставить их уразуметь, что они снова могут двигаться. Он огляделся.

Это была залитая светом луны лесная поляна со струящимся слева серебристым ручьем. Деревья выделялись стальными стволами и блестками листьев, а черные тени среди стволов… Одна из теней двинулась.

Она шагнула вперед — высокая фигура в темной монашеской рясе с капюшоном.

Фигура медленно двинулась к Роду, остановилась в трех метрах и откинула капюшон.

Дикие, спутанные волосы над длинным тонким лицом со впадинами под скулами и пещерными глазницами с двумя горящими угольями в глубине их. И все лицо дергалось, кривилось от злобы.

Голос был ровным и тонким — почти шипением.

— Ты, значит, так устал от жизни, что пришел в клетку вервольфа?

— Вервольф! — уставился на него Род.

Ну а почему бы и нет! Если основным исходным пунктом являлись эльфы…

Затем Род нахмурился.

— Клетку? — Он огляделся. — Мне это кажется похожим на лесные просторы.

— Вокруг этой рощи — магическая стена, — прошипел вервольф. — То тюрьма, созданная для меня Крошечным Народом, и они не кормят меня надлежащим образом.

— О? — Род оглядел вервольфа уголком глаза. — И чем же тебя надлежит кормить?

— Красным мясом, — осклабился вервольф, демонстрируя полный рот клыков. — Сырым красным мясом и кровью вместо вина.

По спине Рода пробежало что-то со множеством холодных ножек.

— Примирись со своим Богом, — сказал вервольф. — Ибо час твой настал.

На тыльной стороне его рук появился мех, а ногти его росли, изгибаясь. Лоб и щеки опушились шерстью. Нос, рот и подбородок срослись и вытянулись, заостряясь в морду. Уши его переместились на макушку и тоже заострились.

Он отшвырнул темный плащ; все его тело было покрыто серебристой шерстью, ноги стали задними лапами. Он упал на четвереньки. Кисти рук у него укоротились, предплечья удлинились; руки тоже стали лапами. Пробился хвост и вырос в длинный серебристый хвостище.

Серебристый волк припал к земле, зарычал, заурчал глубинами горла и прыгнул.

Род крутнулся в сторону, но волк сумел как раз достаточно изменить курс прямо в воздухе; его зубы разодрали Роду предплечье от локтя до запястья.

Волк приземлился и закружился с радостным воем. Он пригнулся, высунул язык, а затем снова прыгнул.

Род нырнул, упав на колено, но волк поправился прямо в полете и обрушился на него сверху. Его задние лапы царапали ему грудь; огромные челюсти нащупывали, как бы вцепиться ему в хребет.

Род с трудом поднялся, наклонился вперед и изо всех сил пихнул волка в брюхо. Волк полетел, но когти его разодрали Роду спину.

Волк приземлился на спину, крепко ударился и взвыл от боли. Но поднялся на ноги и принялся кружить вокруг Рода, кровожадно рыча.

Род поворачивался, держась лицом к волку. Как можно управиться с вервольфом? Векс сказал бы, он должен знать, но Векс все еще пребывал в отключке.

Волк зарычал и прыгнул, целясь Роду в горло.

Род низко пригнулся и сделал выпад твердой ладонью. Его пальцы попали волку прямо в солнечное сплетение.

Род отпрыгнул назад, принимая стойку. Волк заскреб землю, стараясь восстановить дыхание, пока жизнь снова вливалась в его нервы. Род кружил вокруг него, против часовой стрелки, наудачу.

Чем бороться с вервольфом?

Волчником, очевидно.

Но Род без учебника ботаники не смог бы отличить волчник от ядовитого плюща.

Вервольф испустил долгий скрежещущий вздох и поднялся в стойку. Он зарычал и начал рыскать, тоже против часовой стрелки, вокруг Рода, высматривая возможность броситься на него.

Вот и все в пользу кружения против часовой стрелки, подумал Род и изменил направление, кружась теперь по часовой стрелке в попытке подойти к волку сзади.

Волк прыгнул.

Род развернулся в сторону и сделал выпад правой в челюсть волку, но волк поймал его кулак зубами.

Род заревел от боли и пнул зверя в брюхо. Клыкастый снова отправился передохнуть, освободив руку Рода, когда челюсти распахнулись, глотая воздух.

Серебряные пули. Но химическое огнестрельное оружие уже тысячи лет как вышло из моды, а ДДТ отделался от серебряного стандарта куда как раньше.

Распятие. Род принял твердое решение взяться за религию. Все равно ему нужно хобби.

Тем временем его лохматый друг снова собрался с силами. Задние ноги напряглись, и он прыгнул.

Род шагнул в сторону, но волк явно и рассчитывал на такой шаг. Он приземлился на грудь, покрытые слюной челюсти щелкали, стремясь к яремной вене Рода.

Род упал на спину. Он подтянул к груди ноги, всадил ступни в брюхо волка и лягнул, катапультировав представителя семейства собачьих подальше от своего тела.

Волк тяжело упал и заизвивался, подсовывая лапы под тело.

Чего еще не любят вервольфы?

Чеснок.

Род закружил вокруг волка, нащупывая в кошеле оставшуюся от обеда колбасу с чесноком.

Волк разинул пошире челюсти и откашлялся.

Род зачавкал, набив рот колбасой.

Волк поднялся на ноги со злым, очень решительным рычанием. Он напрягся и прыгнул.

Род поймал зверя под передние лапы, закачавшись под тяжестью его тела, и дыхнул ему прямо в морду. Затем он бросил волка и отпрыгнул.

Волк покатился, отплевываясь, кашляя, с содроганием втянул в себя воздух и рухнул пластом.

Его фигура вытянулась, расслабилась и снова медленно вытянулась — и в траве лежал, лицом вниз, высокий жилистый голый мужчина — бессознательное тело, дышащее с трудом.

Род опустился на колени. Спасен колбасой с чесноком!

Трава зашевелилась у его колена; он смотрел в улыбающиеся глаза Робина Доброго Малого.

— Возвращайся с нами, коли желаешь, Род Гэллоуглас, ибо отныне наши тропы — твои, можешь ходить по ним в свое удовольствие.

Род устало улыбнулся.

— Он мог убить меня, — произнес он, кивая на лежащее без сознания тело вервольфа.

Пак покачал головой.

— Мы следили и предотвратили бы смерть любого из вас, а что до твоих ран — пустяки! Мы их быстро вылечим.

Род поднялся, недоверчиво кивая головой.

— И потом, — добавил Пак. — Мы также знали, что ты такой могучий чародей, что сможешь нанести ему поражение…

— О? — вскинул бровь Род. — А что, если бы я им не был? Что, если бы я оказался черным магом?

— Тогда, ясно, — усмехнулся Пак, — ты бы вступил с ним в союз против нас и попытался бы выбраться из тюрьмы.

— Гм. — Род пососал нижнюю губу. — А разве это не поставило бы вас в довольно деликатное положение?

— Нет, — снова усмехнулся Пак. — Волшебству двунадесяти эльфов никогда еще не равнялись силы двух чародеев.

— Понятно, — потер подбородок Род. — Оградили свои ставки, не так ли? Но вы, конечно, не могли дать мне знать. Поскольку я пребывал во тьме, борьба с вервольфом доказала, что я отношусь к славным парням?

— Частично.

— О? А что за другая часть?

— Да ведь у тебя, Род Гэллоуглас, было несколько случаев, когда ты делал вервольфа беспомощным, но не убивал его.

— И это показывает, что у меня доброе сердце.

— Сие, — согласился Пак, — а также то, что ты достаточно уверен в собственном могуществе, что можешь быть милостив. И вот это-то и есть доказательство того, что ты — белый, но еще большее доказательство тому, что ты чародей.

Род зажмурил глаза. Он произнес с преувеличенным терпением:

— Конечно, дело может быть просто в том, что я тренированный боец.

— Может, — согласился Пак. — Но одолел-то ты его колдовством.

Род глубоко вздохнул.

— Послушайте, — раздельно произнес он. — Я не чародей. Я никогда не был чародеем. Я никогда не хотел быть чародеем. Я просто наемный солдат, которому случилось научиться нескольким трюкам.

— Разумеется, мастер чародей, — весело ответил Пак. — Не вернешься ли в пещеру? Мы проводим тебя к постоялому двору.

— А, ладно, — проворчал Род.

Но он обернулся посмотреть на злополучную коллекцию костей и жил, что были лежащим в центре поляны спящим вервольфом.

— Мастер Гэллоуглас? — Голос Пака был озабоченным и встревоженным. — Что тебя беспокоит?

Род встряхнул головой, выходя из состояния задумчивости.

— Ничего, — ответил он, отворачиваясь. — Просто подумалось.

— О чем, чародей?

— Когда я был школьником, меня, бывало, называли одиноким волком… Неважно. В какой стороне, говоришь, пещера?

Звезды катились к рассвету, когда сбивший ноги и усталый Род поплелся через двор трактира к конюшне.

Освещавший ряд стойл единственный фонарь со свечой служил только сгущению тени.

Перебросив руку через спину Векса для устойчивости, Род нащупал другой рукой на холке робота увеличенный позвонок, который и был отключенным предохранителем. Он нажал: под камуфляжем конской шкуры зашевелилось стальное тело. Бархатная черная голова поднялась, дважды мотнулась, глянула через плечо, большие карие глаза сфокусировались на Роде. С миг робот молчал, затем голос за ухом Рода проговорил с оттенком упрека.

— Ты оставил меня деактивированным на долгое время, Род. У меня нет никаких постэффектов от припадка.

— Извини, Старый Железняк. — Род оставил руки на спине коня; ноги его казались чуточку шаткими. — Я как раз отправился включать тебя, когда меня шандарахнули.

— Шандарахнули! — Голос Векса терзал стыд. — Пока я спал. Да будет мой корпус лежать, ржавея, на свалке! Да отправят мой германий в конвертер для переплавки! Да будет…

— А, кончай с этим, — пробурчал Род. — Это была не твоя вина. — Он шагнул прочь от коня и выправил плечи. — Все равно, я не подвергался никакой опасности. Просто деловая ночь, вот и все.

— Как так, Род?

Род начал было отвечать, потом переменил решение.

— Я скажу тебе утром, Векс.

— Я переориентировал свои цепи принимать противоречия между общепринятой теорией и действительно происходящим, Род. Ты можешь довериться мне, не страшась перегрузки.

Род покачал головой и повернулся к выходу из стойла.

— Утром, Векс. Может, ты и способен поверить в это прямо сейчас, но я не уверен, что смогу сделать то же.

Род расположился за столом, поглощая обильный завтрак, но по сравнению с Большим Томом он сидел на голодной диете. Этот человек окружил себя невероятным количеством пищи.

Кое-что из нее было Роду знакомо — яйца, блины и ветчина. У блинов был, однако, легкий чуждый привкус, а у яиц — трехдюймовый желток. Какого-то рода злаки имелись на любой населенной людьми планете; они происходили, обычно, от земных, но почва чуждой планеты иногда производила странные превращения с зерном. Всегда бывала какая-нибудь домашняя птица, но чаще всего это были местные формы жизни. Свиньи, конечно, встречались повсеместно: они попадались на планетах земного типа даже постоянней, чем собаки. Род иногда задумывался о виде, к которому принадлежал.

Вся пища, конечно, была удобоваримой и, вероятно, питательной: генетические отклонения не могли так уж сильно изменить человеческого метаболизма. Но рассеянные элементы — это другое дело. Род проглотил универсальную пилюлю, просто на всякий пожарный случай.

Большой Том заметил это.

— Что это, мастер?

Род выжал улыбку.

— Просто мелкое заклинание. Пусть тебя это не беспокоит, Том.

Тот уставился на него, затем опустил глаза на тарелку, бормоча под нос быструю молитву. Затем набросился на блины двузубой вилкой.

Великан начал было говорить, но голос его треснул. Он прочистил горло и попробовал снова.

— Что же принесет новый день, добрый мастер?

— Путешествие в замок, — ответил Род. — Посмотрим, не требуется ли королеве новый солдат.

Том протестующе завыл:

— Содат королевы! Нет, мастер, это не ремесло для честного человека!

Род вскинул бровь.

— Ты пытаешься сказать, что один из нас может быть честным?

Большой Том заткнулся.

У трактирщика имелся лишний конь, или он это внезапно вспомнил, когда Род положил руку на эфес кинжала. Это был старый вислобрюхий сивый мерин со слегка более длинной шеей и меньшими ушами, чем у стандартного земного аналога. Что было плохо, поскольку привлекало определенное внимание к Вексу, но, впрочем, огромный черный конь все равно был не совсем чтобы непримечательным.

Церковные колокола зазвонили, когда они выехали со двора. Род на Вексе, а Том на древнем доходяге. Звук колоколов напомнил Тому, что час ранний, и он начал ворчать о хозяевах, встающих в неразумное время.

Но его жалоба оборвалась, когда они поднялись по склону над городом, где они могли посмотреть на горизонт и увидеть восток, беременный утренним солнцем.

Том глубоко вдохнул зарю и ухмыльнулся Роду через плечо.

— Эх, мастер! Прекрасный будет денек!

— И холодный, — добавил Род, поднимая ворот, потому что ветер дул ему в спину.

— Да, да! Разве я не сказал, что он будет прекрасным?

— Я не совсем разделяю твой энтузиазм к низким показаниям термометра, — пробурчал Род. — Веселей, Том, мы почти у замка.

— Остановись и назови себя! — крикнул часовой на подъемном мосту.

— О Боже, — закатил глаза к небу Род.

— Твое имя и твое дело в замке королевы.

— Немножко переусердствуем, а? — Род искоса поглядел на часового.

Углы губ часового резко загнулись.

— Не твоя печаль, — рявкнул он. — Я ратник королевы, и ты будешь говорить со мной уважительно.

— Вряд ли, — милостиво улыбнулся Род. — Мое имя Род Гэллоуглас.

— Гэллоуглас? — нахмурился часовой. — Ты зря теряешь время, у королевы уже есть шут.

— Судя по твоему виду, я бы сказал, что у нее их много, — хмыкнул Род. — Мое ремесло — солдат, и у моего слуги тоже. Вызови главстаршину, и пусть он зачислит меня в армию.

Часовой смерил его сердитым взглядом.

— В армию королевы так легко не вступают.

— Да ну, вот так так! — нахмурился Род. — Я должен доказать, что я солдат?

Он спешился, смахнув с седла на землю всего лишь в ярде от часового.

— Если ты и солдат, то плохой, — презрительно фыркнул часовой. — Иначе ты не оставил бы своего коня без привязи.

Род послал ему сахаринную улыбку и крикнул:

— Векс, отступи на четыре фута, сделай полшага налево, пройди четыре фута вперед, а потом стой, пока я тебя не позову.

Часовой уставился, разинув рот, пока Векс с машинной точностью выполнял маневр.

— Я солдат, — бросил Род. — И хороший.

Рот часового снова открылся и закрылся, словно у рыбы. Глаза его выпучились, обегая взглядом худощавую фигурку Рода с рукой в черной перчатке на эфесе шпаги.

— Понимаешь, — объяснил Род, — конь мне может понадобиться. Лучше дать ему возможность в случае надобности прискакать ко мне.

Его правая рука метнулась, делая финт. Солдат крякнул от удивления и шагнул назад, в то время как нога Рода прокралась и зацепила его за лодыжку. Часовой свалился с лязгом, свойственным жестяным изделиям.

Род выкрутил алебарду из рук часового, когда тот упал, и бросил ее под опускную решетку.

— Ну, — осведомился он. — Давай попробуем снова, а?

— Отлично, во! Отлично сделано, мой мастер! — Большой Том замолотил по холке свою клячу, ухмыляясь от уха да уха.

Часовой поднялся на ноги, крича:

— На помощь! На помощь!

— О, нет! — Род уронил лицо в ладони. — О, нет! — замотал он головой.

Он привалился спиной к плечу Векса и сложил руки на груди.

Подбежали трое гвардейцев с алебардами наперевес. Главный переводил взгляд с Рода на часового, обратно на Рода, потом снова на часового.

— Чему тут нужно помогать? — нахмурился он.

Часовой ткнул дрожащим пальцем в неопределенном направлении, в сторону Рода.

— Этот человек…

— Да? — улыбнулся Род.

— Да, он сшиб меня, вот что он сделал, и алебарду у меня отнял.

— Я бы не хвастался этим, будь я на твоем месте, — проворчал Род.

Большой Том согнулся над лукой седла в конвульсиях от подавляемого смеха.

— Это правда, парень? — Главный сердито посмотрел на Рода.

— Правда, — склонил голову Род.

— Ну тогда! — Главный выпрямился, уперев кулаки в бедра и нахмурился.

— Ну, что тогда? — поднял бровь Род.

Главный начал волноваться.

— Ну, а по какой причине?

— Я желаю вступить в армию королевы. А этот ратник указал, что мне следует показать себя.

Главный перевел взгляд с пораженного часового на Рода и кивнул.

— Ты получишь свой шанс, — сказал он. — Идем.

Шанс состоял из дородного сержанта, вооруженного мечом и круглым щитом.

— Ты не возьмешь щита, парень? — проворчал старый рыцарь, бывший капитаном гвардии.

— Нет, спасибо. — Род вынул кинжал из ножен. — Вот это отлично мне послужит.

— Всего лишь с кинжальчиком и соломинкой-мечом против меча и щита! — Сэр Мэрис печально покачал головой. — Ты, видно, и впрямь желаешь умереть молодым!

Глаза Рода удивленно расширились.

— Благодарю вас, — сказал он. — Мне не говорили, что я молодо выгляжу, с тех пор как мне стукнуло тринадцать.

— Ну, скрестите мечи, — вздохнул сэр Мэрис.

Род и сержант так и сделали. Сэр Мэрис прохромал к ним, подняв собственный меч, чтобы разделить их клинки.

Меч сержанта взлетел для удара во весь мах. Род воспользовался преимуществом мгновенной задержки, чтобы сделать финт в живот сержанту. Щит упал вниз отразить кончик шпаги, и клинок Рода перепрыгнул через руку сержанта и распорол ткань над его сердцем.

— Стой! — крикнул сэр Мэрис, и меч сержанта остановился посередине удара.

Сержант выронил щит, глазея вокруг.

— Что случилось?

— Не дерись этот Гэллоуглас просто для забавы, — ответил сэр Мэрис, — ты был бы сегодня покойником, сержант Хэпвид.

Тот озадаченно нахмурился, глядя на Рода.

— Кто бы подумал использовать острие меча?

— Проделать это снова? — Клинок Рода свистнул в воздухе и шлепнул его по ноге.

Сэр Мэрис изучал лицо Рода, хмуря брови.

— Нет, — решил он, поднимая голову. — Я подтверждаю, что ты — фехтовальщик.

— Да, — пробормотал про себя Большой Том, и сэр Мэрис поглядел на него, но великан только сиял от гордости.

Капитан гвардии повернулся и поднял дубинку.

— Вот! — Он кинул Роду дубинку. — Мы попробуем тебя в этом.

Род сунул кинжал в ножны, поймал дубинку за середину и отбросил шпагу.

— Сходитесь! — скомандовал сэр Мэрис, и рослый сержант шагнул вперед, сделал, разминаясь, три быстрых удара, а затем полусогнул колени с дубинкой наготове.

Род последовал его примеру.

Внезапно он оказался посреди дубового града ударов сержантской дубинки. Он колотил ему по голове и плечам, выискивая открытое место, полусекундное отсутствие защиты у Рода.

Род стиснул челюсти и старался не отставать от сержанта, отбивая удары столь же быстро, как они производились, но только еле-еле. Желудок его сжался, так как он понял, что весь ушел в защиту.

Он блокировал удар по голени, отбил отскок в голову, взмахнул нижним концом дубинки, чтобы отразить ответный удар в живот… но удар так и не нанесли. Это был финт.

Он лихорадочно попытался вновь прикрыть голову, но сержант получил свои полсекунды. Род уголком глаза увидел обрушивающуюся на него тяжелую дубовую палку.

Он отпрянул, спасаясь от удара, но тот треснул ему по черепу, словно раскат грома. В помещении потемнело, все заполнилось пляшущими точками света, в ушах Рода стоял звон.

Он отступил, чисто рефлекторно блокируя удары сержанта, и услышал победный крик следивших за боем солдат.

Совсем не гожусь, кружились мысли в голове у Рода. Его обучали драться на дубинках, но у него год как не было ни одной схватки, тогда как сержант обладал всем умением человека, у которого это любимое развлечение. Для него, вероятно, это была просто игра, так же как фехтование для Рода. Сержант был хозяином положения и знал это.

Существовал единственный шанс. Род отпрыгнул назад, его руки скользнули к середине дубинки, он начал вращать ею, крутя, словно жезл регулировщика.

Род стиснул челюсти и приложил к этому делу все мускулы.

Его дубинка превратилась в вихрь, свистящее смазанное пятно. Это был французский фехтовальный прием, мулине.

Сержант, вероятно, знал его ничуть не хуже Рода, но все шансы были за то, что он нисколько не лучше натренирован в нем, чем Род. Это был довольно экзотический вид боя, если ты не француз. А с таким именем, как сержант Хэпвид…

Сэр Мэрис и К° разинули рты. Пораженный сержант сделал шаг назад. Затем на его лице появилась осторожность, и его дубинка превратилась в вихрь.

Так значит, он знал этот стиль. Но он не был мастером, фактически Род имел преимущество. Дубинка сержанта стала пятном, но четким пятном. Дубинка Рода делала очень милую имитацию циркулярной пилы. Он имел превосходство над сержантом в угловой скорости и, соответственно, в ударной силе.

Сержант Хэпвид знал это, мускулы у него на шее сплелись в узлы, когда он попытался ускорить вращение.

Сейчас! Род прыгнул вперед. Его дубинка выскочила из своего круговорота и рванулась вниз встретить вращание дубинки сержанта.

Дубинки сошлись с треском винтовочного выстрела и таким содроганием, что у Рода зубы задребезжали. Он оправился на миг раньше сержанта и обрушил на его дубинку два быстрых удара, выбив ее из рук противника.

Род выпрямился, испустив глубокий вздох, и дал напряжению вытечь из него, когда опустил наземь конец дубинки.

Онемевший сержант уставился на свои руки.

Род протянул руку вперед, мягко постучал его по макушке дубинкой.

— Бац! Ты убит.

— Стой! — крикнул сэр Мэрис, делая результат официальным.

Род снова опустил дубинку и оперся на нее. Сэр Мэрис нахмурился, блестя глазами из-под кустистых бровей.

Род бросил ему натянутую улыбку.

Сэр Мэрис медленно кивнул.

— Мне испытать тебя с большим луком?

Род, блефуя, пожал плечами. С арбалетом — может быть, но с большим луком…

Со стропил раздался глухой, воющий смех. Капитан гвардии и вся его рота подпрыгнули. Большой Том упал на колени, закрыв голову руками.

Род вскинул голову, ища глазами источник смеха.

На одной из дубовых балок, пересекающих зал, сидел карлик, барабаня пятками по дереву.

Голова у него была такой же большой, как у Рода, а плечи шире. Его руки и ноги были такими же толстыми, как у Рода. Он выглядел так, словно кто-то взял большого нормального человека и отредактировал здесь и там фута по три.

Он был бочкогрудым, широкоплечим, и с шеей, как у быка. Лохматая черная голова казалась странно большой для такого усеченного тела. Черные кудрявые волосы свисали до края челюсти и шеи, кустистые черные брови выпирали из плоского покатого лба. Большие, угольно-черные глаза в данный момент искрились весельем. Их разделял ястребиный клюв носа, под которым угадывались сквозь окладистую черную бороду толстые мясистые губы. Квадратные, ровные зубы блестели сквозь бороду.

Кто-то попытался затолкать великана в бочонок для гвоздей и почти добился успеха.

— С большим луком! — прогремел тот басом. — Нет, голову кладу, он такой же хороший стрелок, как сельский баран весной!

Сэр Мэрис поднял серьезный взгляд на карлика.

— Чума на тебя и твою повадку подкрадываться, Бром О'Берин! Неужто в моих волосах и так недостаточно седины, что тебе надо совсем побелить их своими выходками?

— Повадка подкрадываться! — возмутился карлик. — Вот уж воистину, будь у тебя хоть какая-то гордость своим призванием, сэр Мэрис, ты бы поблагодарил меня за демонстрацию твоего же собственного отсутствия бдительности!

— Бром? — пробормотал пораженный Род. — О'Берин?

Карлик обратил сердитый взгляд на Рода.

— Да, Черный Бром О'Берин.

— Это, э, комбинация голландского, ирландского и русского, если я правильно понял.

— Что еще за чушь? — прорычал карлик.

— Ничего. — Род отвернулся, качая головой. — Мне следовало предвидеть, что это случится. Мне следовало ожидать всего, что угодно, на этой сумасшедшей… э… в Грамарие!

Карлик усмехнулся, озорно сверкнув глазами.

— Нет, если я в себе не ошибся, это кажется опорочиванием великой страны Грамарий!

— Нет, нет! Я не… я хотел сказать… — Род замолк, вспомнив, что в этой культуре оправдания не подобали бойцу. Он выпрямился, задрав подбородок. — Ладно, — сказал он. — Это было оскорбление, если тебе так больше нравится.

Карлик радостно взвыл и вскочил на ноги на балке.

— Теперь ты должен с ним драться, Гэллоуглас, — прогремел сэр Мэрис. — И тебе понадобится все твое умение до крохи.

Род уставился на капитана гвардии. Неужели он серьезно? Карлик даст Роду тяжелый бой?

Карлик глухо хохотнул и соскользнул с балки. Это был двенадцатифутовый прыжок на каменный пол, более чем втрое превышающий рост Брома, но он легко ударился об пол, казалось, чуть ли не отскочив, и оказался в стойке борца. Он выпрямился и, озорно гогоча, направился к Роду.

Позади Рода раздался рык, и Большой Том рванулся вперед.

— Это ловушка, мастер! — проревел он. — Колдовство есть в этой земле, и он наихудший колдун из всех! Никто и никогда не бил Черного Брома! И все же я готов…

Все солдаты, находящиеся в помещении, набросились на Большого Тома в орущем хаосе гнева и насилия.

С миг Род стоял в оцепенении. Затем он бросил свою дубинку и ринулся в свалку, руки его замелькали, нанося удары каратэ. Солдаты попадали на пол.

— Стой! — грянул голос Брома.

Молчание выпало в осадок.

Бром каким-то образом снова очутился на стропилах.

— Спасибо вам, ребята, — проворчал миниатюрный геркулес. — Но этот большой парень не желал никому вреда, отпустите его.

— Никому вреда! — тявкнуло с полдюжины возмущенных голосов.

Бром глубоко вдохнул и выдохнул.

— Да, никому. Он только желал защитить своего хозяина. А этот Гэллоуглас желал только защитить своего слугу. А теперь отойдите от них: они оба безвредны.

Солдаты неохотно подчинились.

Род хлопнул Тома по плечу и прошептал:

— Спасибо, Большой Том. И не беспокойся обо мне: этот голландский ирландец только человек, как ты и я. А если он человек, я могу побить его.

У карлика был, должно быть, очень острый слух, потому что он прогремел:

— Ах, ты можешь, да? Это мы посмотрим, мой мальчик.

— Эх, мастер, — простонал Большой Том, вращая глазами. — Вы не знаете, о чем говорите. Этот эльф — отродье самого дьявола.

— Чародей? — презрительно фыркнул Род. — Таких зверей нет.

Сэр Мэрис отступил к своей рати, сердито глядя ледяным взглядом:

— Тронь хоть волос на его голове, и мы запорем тебя.

— Не бойся, — хохотнул Бром О'Берин. — Не бойся, Гэллоуглас, сделай все, чтобы одолеть меня. Будь уверен, ничего у тебя не выйдет. А теперь позаботься о себе.

Он подпрыгнул на балке, заревев:

— Давай!

Род мигом принял стойку, откинув руки для рубящих ударов. Бром стоял на балке, уперев кулаки в бедра и кивая огромной головой.

— Да, держись наготове. Но… — Глаза его зажглись злым блеском, он хохотнул. — Бром О'Берин не легкий человек.

Он спрыгнул с балки ногами вперед, прямо на голову Рода.

Род попятился, пораженный внезапностью атаки карлика. Сработал рефлекс, его руки взметнулись ладонями вверх, поймали Брома за пятку и сделали ему сальто-мортале.

Затем, ожидая, что карлик приземлится прямо спиной на гранитный пол, Род прыгнул вперед поймать его, но Бром провернул сальто и приземлился с отскоком на ноги.

Быстрым сильным ударом он отбросил руки Рода.

— Учтивый жест, но глупый, — прогрохотал он. — Твоя защита снята. Прибереги мягкость для тех, кто в ней нуждается, приятель Гэллоуглас.

Род шагнул назад, снова приготовившись к атаке, и посмотрел на маленького человека с растущим уважением.

— Я, кажется, недооценил тебя, господин О'Берин.

— Не называй меня господином! — заревел карлик. — Я никому не господин — я всего лишь шут королевы!

Род медленно кивнул:

— Шут. — Он сделал приглашающий жест обеими руками. — Ну, ладно, тогда — мудрый шут.

Бром с миг постоял на месте, смерив Рода хмурым взглядом. Он хмыкнул, растягивая рот в тугой улыбке.

Затем он прыгнул, выбросив ноги в воздухе, целясь прямо в подбородок Роду. Род вскинул руку, снова поймал Брома за пятки, пробурчав:

— Я-то думал, ты научился.

Он снова толкнул ноги карлика вверх, но на сей раз Бром хлестнул головой по подбородку Рода. У него была твердая голова.

Род отшатнулся от удара, в то же время крепко обвивая руками тело Брома О'Берина.

Карлик затрясся от веселья.

— А что теперь? — глухо засмеялся он. — Вот ты сейчас схватил меня, и что ты теперь со мной станешь делать?

Тяжело дышащий Род промолчал.

Это был хороший вопрос. Если он хоть на миг ослабит захват, то может быть уверен, что Бром извернется и пнет его в живот. Он мог уронить этого человека или бросить его, но Бром имел тенденцию подскакивать и, вероятно, врезался бы в отскоке прямо Роду в подбородок.

Ну, коль сомневаешься, сперва бей, а уж потом думай. Род упал на пол, пихая тело Брома под прямым углом к своему собственному, ловя колено и шею карлика для захвата на манер младенца.

Но Бром двигался самую малость быстрей. Его правая рука обвилась вокруг левой руки Рода; он поймал локоть Рода в захват, подобный тискам, и нажал.

Спина Рода выгнулась от боли в локтевом суставе. Теперь у него был простой выбор: разжать левую руку или отключиться от боли.

Вот и решай тут!

Род рискнул положиться на свою выносливость, он уплотнил свой зажим вокруг шеи Брома.

Тот крякнул от удивления:

— Другой бы заскулил от боли и отпрыгнул от меня, приятель Гэллоуглас.

Колено Брома изогнулось назад, его стопа уперлась Роду в грудь, скользнула под подбородок и продолжала жать дальше.

Род издал придушенный звук, шею его пронзило огнем, когда позвонки затерлись друг о друга. В помещении потемнело, оно заполнилось точками разноцветных огней.

— Теперь тебе придется выпустить меня, Гэллоуглас, — процедил Бром. — Допрежь у тебя не откажет зрение и ты не заснешь.

Неужели этот проклятый полпинты должен быть всегда прав?

Род попытался что-то свирепо прохрипеть в смысле ответа, но в помещении и впрямь тревожно быстро меркло. Точки света становились спицами, и это, кажется, указывало на скорую потерю сознания.

Он выпустил свой захват, оттолкнулся руками от пола и, шатаясь, поднялся на ноги. Его уши наполнил глухой смех.

Потому что Бром сохранил свой захват на руке Рода и, обвив другой рукой ворот его камзола, тянул Рода своим весом обратно на пол.

Ноги Брома коснулись пола, он оттолкнулся, бросив Рода назад. Род закачался, потеряв равновесие, и упал, но привычка снова взяла свое. Он вжал подбородок в грудь и шлепнулся на предплечье, смягчив свое падение.

Бром взвыл от радости, увидев, что Род все еще в сознании, и прыгнул.

Род сделал тот малый вздох, что ему остался, и произвел резкий выпад ногой. Он попал Брому в живот, схватил молотящую руку и резко оттолкнул, выпустив ее.

Бром полетел вверх тормашками, пронесся в двадцати футах от Рода и приземлился на каменные плиты, крякнув от удивления. Приземлился он, конечно, на ноги и мигом обернулся с громким ржанием.

— Очень ловко, малыш, очень ловко! Но недостаточно…

Род снова был на ногах, тяжело дыша и мотая головой. Бром скакнул к нему, а затем прыгнул.

Род пригнулся как можно ниже в тщетной надежде, что Бром, возможно, окажется способен хоть раз промахнуться, но длинная рука маленького человечка хлестанула вниз и схватила Рода поперек горла, а колода тела, пометавшись туда-сюда, устроилась между плеч Рода.

Одна стена надавила Роду меж лопаток, обе руки потянули, выгибая шею назад.

Род захрипел, поднимаясь на ноги и изгибаясь назад под тяжестью Брома. Он схватил карлика за предплечья, а затем быстро нагнулся вперед, рванув руки Брома.

Бром перелетел через голову Рода и сделал сальто. Он закукарекал, когда его ноги ударились об пол.

— Превосходно проделано, малыш! Превосходно!

Он повернулся, все еще с озорным блеском в глазах.

— Но мне эта игра начинает надоедать. Давай-ка кончать с ней.

— Поп-пробуй, — выдохнул Род.

Бром нагнулся вперед, его длинные руки заколотили, отбивая защиту Рода.

Он попытался схватить Рода за колено. Тот рубанул правой рукой, чтобы блокировать эту попытку, затем обхватил левой плечи Брома, пытаясь толкнуть его вперед, чтобы тот потерял равновесие, но руки карлика, казалось, снова опутали Роду горло.

Род выпрямился, пытаясь сбросить Брома, рубя ему ребрами ладоней по локтям — захват Брома только уплотнился. Бросив вперед весь свой вес, Род споткнулся и увидел надвигающийся на него пол.

Бром прыгнул мимо него, поймав по пути стопу Рода. Тот заплясал на каменном полу танец живота, но хлопнулся на предплечья и не дал голове удариться о камень.

Он попробовал было подняться, но кто-то привязал к его плечам мельничный жернов. Под его левой рукой проскользнула змея и прижалась к его шее.

Род попытался покатиться и разорвать этот полунельсон, но на его правом запястье сомкнулись клещи и сделали ему «гусиную лапку».

— Сдавайся, малыш, — прошептал ему в ухо голос Брома. — Сдавайся, ибо теперь ты не сможешь избавиться от меня.

Он толкнул вывернутую руку Рода повыше, чтобы подчеркнуть сказанное. Род скрипнул зубами от боли.

Каким-то образом он все же сумел подняться на ноги и попытаться стряхнуть маленького человечка. Но ноги Брома сцепились вокруг его талии.

— Нет, — выдохнул сквозь зубы карлик. — Я же сказал тебе, что ты от меня не избавишься.

Род встряхнулся, как терьер, но Бром держался, будто бульдог. С минуту Род прикидывал, а не упасть ли ему на спину и не раздавить ли под собой Брома. Крайне раздражало оказаться побитым человеком в одну треть твоего роста. Однако, он быстро отбросил эту мысль: в этой схватке было много случаев, где Бром мог применить к Роду равно нечестные приемы.

Значит, Бром обладал сильным чувством честной игры, и будь Род проклят, если он окажется мельче, чем карлик.

— Не сдашься, приятель? — прокартавил в его ухо Бром, и Род ахнул, когда его правая рука попыталась коснуться шеи.

Затем Бром сильно нажал Роду на шею, вынуждая его подбородок опуститься до соприкосновения с ключицей. Род зашатался, накренился вперед и выбросил ногу, чтобы удержаться от падения. Мускулы его спины и шеи визжали от этой пытки; правая рука умоляла его сдаться. Его диафрагма сложилась пополам, упрямо отказываясь втянуть еще один глоток воздуха. Дыхательное горло скривилось в судороге, а легкие требовали воздуха.

В одно странное обособленное мгновение он заметил, что, похоже, совершенно неожиданно наступила ночь, и, еще более странно, что звезды беспорядочно метались.

По его лицу плескала холодная вода. Между его губ ткнулось горлышко бутылки, казавшееся огромным, словно тележное колесо. Жидкость заструилась по его языку и дальше в живот, где она взорвалась огнем.

Он мотнул головой и заметил, что под спиной у него холодный камень. Ну-ка, что он, черт возьми, делает, пытаясь уснуть на каменном полу?

В голове у него звенели голоса. Он открыл глаза, увидел глядевшее на него круглое лицо с большими карими глазами, обрамленное лохматыми черными волосами и бородой.

Голова уплыла прочь, и вокруг него завертелись серые каменные блоки.

Род вздохнул, уставился на отблеск света от наконечника копья, и помещение медленно устоялось. В его ухе прогремел голос:

— Он — чудо, сэр Мэрис! Он заставил меня попотеть!

Массивная рука обняла голову и плечи Рода, подымая их с камня. В поле зрения вплыло великанское округлое лицо Большого Тома с озабоченно сведенными бровями.

— Вы целы, мастер?

Род крякнул что-то, махнув рукой и кивнув.

Затем тут очутилась та же лохматая голова с телом шимпанзе, и тяжелая от мускулов рука сжала его руку.

— Хорошо дрался, малыш, — прогрохотал Бром О'Берин. — Я не видел такой схватки с тех пор, как стал мужем.

Род стиснул руку карлика и попытался усмехнуться.

Затем над ним склонилось седобородое, в шрамах, лицо сэра Мэриса, его старческая ладонь сжала Роду предплечье, поднимая его на ноги.

— Брось, малыш, не вешай носа! Ибо теперь ты — ратник армии королевы!

— Армии королевы, — прогудел Бром, каким-то образом снова очутившийся на стропилах. Помещение затряслось от его смеха. — Нет, сэр Мэрис, на этого малыша претендую я! Ему быть личным телохранителем королевы!

— Нет, черт побери, Большой Том, отвяжись от меня с этой штукой!

— Но, мастер! — Том погнался за ним, протягивая панцирь. — Должны же вы надеть хоть какие-нибудь доспехи!

— Укажи мне хоть одну вескую причину, зачем, — проворчал Род.

— Да чтобы отбивать стрелы и мечи, мастер!

— Мечи я легко могу отбивать своим собственным. От стрел я могу уклониться. А против арбалетных стрел от него все равно толку ни черта. Нет, Большой Том! Он всего лишь замедлит меня.

Дверь в караульную заскрипела на петлях и с грохотом захлопнулась. Бром О'Берин стоял, наблюдая за ними, уперев руки в бедра; одно его плечо окутывало серебристое мерцание.

— Как же это так, Род Гэллоуглас? Ты не станешь носить ливрею королевы?

— Я буду носить ливрею, если будешь и ты, пестрый ты манекен!

Карлик усмехнулся, сквозь дикие заросли бороды блеснули белые зубы.

— Задел, определенно задел! Но я не гвардеец, Род Гэллоуглас. Я — шут, а пестрое — ливрея шута. Брось, солдат, облачайся в свои цвета!

— О, я буду носить цвета королевы, не беспокойся. Фактически, я вообще неравнодушен к пурпурно-серебряному. Единственное, что я имею против нее — это то, что она ливрея, но я надену ее. Однако, черт возьми, Бром, я абсолютно отказываюсь иметь какое-либо отношение к этому карцеру, который вы называете доспехами!

Лицо карлика посерьезнело, он медленно кивнул, не сводя глаз с Рода.

— О, да. Я так и думал, что ты тех же убеждений.

Серебристая ткань со звоном слетела с его плеч и шлепнулась на грудь Рода. Тот поймал ее, отстранил от себя, нахмурясь, проинспектировал ее.

— Ты наденешь кольчужную рубашку, Род Гэллоуглас?

— Я бы скорее надел власяницу, — проворчал Род, но все же втиснулся в железную фуфайку. — Хорошо сидит.

Он проворчал и бросил на кольчужную рубашку гибельный взгляд, но грудь у него выпятилась, плечи распрямились почти так, словно он был на параде.

Его взгляд вонзился в Брома О'Берина.

— Как это так, Бром? Как понимать, что ты возжелал, чтобы мне сошло с рук отсутствие панциря? Ведь я буду без мундира, не так ли?

— Отнюдь, — пророкотал Бром. — Ибо доспехи скрыты под ливреей. И ты единственный человек в гвардии, который не пожелал нагрудного панциря.

Род посмотрел уголком глаза на маленького человечка.

— Откуда ты знаешь, что я не захотел панциря?

Бром тихо хохотнул в бороду.

— Да я же дрался с тобой, Род Гэллоуглас, и ты хорошо дрался со мной, на мой лад. — Улыбка его исчезла. — Нет, ты надел бы доспехи не раньше, чем я.

Род нахмурился, изучая большое бородатое лицо.

— Ты еще не совсем доверяешь мне, не так ли?

Бром улыбнулся, натянуто, с гримасой.

— Род Гэллоуглас, нет такого человека, которому я доверяю, и я смотрю с подозрением на любого гвардейца королевы, пока тот не отдаст свою жизнь, чтобы спасти ее.

Род кивнул.

— И сколько таких?

Глаза Брома прожгли его.

— Семь, — ответил он. — За последний год я стал доверять семерым гвардейцам.

Род дернул левой стороной рта в тяжелой улыбке.

Он поднял серебристо-белый камзол и натянул его.

— Так, значит, если ты действительно высокого мнения обо мне, то можешь позволить мне пробовать пищу королевы и проверять, не отравлена ли она.

— Нет, — проворчал Бром. — Это мое удовольствие, и только мое.

С минуту Род молчал, глядя в глаза коротышки.

— Ну, — произнес он и повернулся застегнуть пурпурный плащ. — Я замечаю, что ты еще жив.

Бром кивнул.

— Хотя несколько раз я был болен — всерьез болен, мой мальчик. Но я способен определить яд на вкус, мне не нужно дожидаться смерти для доказательства. — Он усмехнулся и, пройдя через помещение, хлопнул Рода по одетому в железо животу. — Не тужи, нет причины быть мрачным! Тебе придется сталкиваться всего лишь с мечами и, наверное, время от времени с арбалетами, так что будь бодр и весел.

— О, я просто дрожу от нетерпения, — пробурчал Род.

Бром повернулся кругом и направился к двери.

— А теперь — до палаты королевы! Идем, я покажу тебе твой пост. — Он обернулся, показав на Большого Тома. — Эй, там, ратник Том! Возвращайся к себе в казарму, твой мастер вызовет тебя, если ты понадобишься.

Том взглянул на Рода, испрашивая подтверждения. Род кивнул.

Бром со стуком распахнул дверь и вышел. Род покачал головой, улыбнулся и последовал за ним.

Палата Совета королевы была большой круглой комнатой, заполненной, в основном, огромным круглым столом двадцати футов в диаметре. На южной стороне, восточной и западной находились тяжелые двери, северную занимал зияющий камин, где потрескивал небольшой костер.

Стены были увешаны крикливыми гобеленами и богатыми мехами. Над камином висел огромный щит, украшенный королевским гербом. Потолок был сводчатым, почти куполообразным, и пересекался большими резными балками.

Стол был из полированного орехового дерева. Вокруг него сидели двенадцать Великих Лордов королевства: герцог Медичи, граф Романов, герцог Глостер, князь Борджиа, граф Маршалл, герцог Стюарт, герцог Бурбон, князь Габсбург, граф Тюдор, баронет Раддигор, герцог Савойский и величественный старый седовласый герцог Логайр.

Все были тут, заметил Род, слушая, как герольд зачитывает их имена со свитка — все, кроме королевы, Катарины Плантагенет.

Рядом с каждым из Великих Лордов сидел тощий, жилистый, сморщенный человечек, старичок, у каждого было почти истощенное лицо с горящими голубыми глазами и несколькими прядями волос, гладко зачесанных по кожистому черепу. Советники? — гадал Род. Странно, что все они выглядят настолько схожими…

Все сидели в массивных, изукрашенных резьбой креслах из темного дерева. Более крупное позолоченное кресло стояло пустым в восточной вершине стола.

Зарокотал барабан, заиграла труба, и лорды с советниками поднялись на ноги.

Огромные двойные створки восточной двери широко распахнулись, и в палату вошла Катарина.

Род стоял на посту у западной двери, у него был превосходный обзор, да такой, что вызвал у него перебои в сердце.

Облако серебристых волос вокруг изящно изваянного недовольного лица; большие голубые глаза и розовые губы; стройное детское тело с набухающими грудями и кошачьими бедрами под облегающим шелком, прижимаемым к ней еще туже широким ремнем пояса в виде буквы «Y» от бедер до пола.

Она села в пустующее кресло, положив руки на подлокотники, жестко выпрямив спину, прислонившись к позолоченному дереву.

Бром О'Берин вскочил на табурет справа от нее. Прямо напротив королевы в западной точке стола сидел герцог Логайр. Его советник нагнулся поближе, что-то шепча. Герцог нетерпеливым жестом велел ему заткнуться.

Бром О'Берин кивнул герольду.

— Великий Совет королевы открыт, — провозгласил герольд. — Высокие и великие страны Грамарий собрались. Пусть все среди них, кто добивается восстановления справедливости, подадут сейчас прошение королеве в присутствии равных себе.

Комната наполнилась молчанием.

Герцог Бурбон неловко зашевелился и откашлялся.

Голова Брома повернулась к нему:

— Милорд Бурбон, — прогрохотал он. — Вы будете обращаться к королеве?

Герцог медленно поднялся. Камзол его был украшен гербом лилии, но волосы и усы были белокурыми.

— Ваше Величество. — Герцог степенно поклонился королеве. — И братья мои, лорды. — Он кивнул головой столу вообще, затем поднял подбородок, выпрямил плечи. — Я должен протестовать, — прорычал он.

Катарина накренила спину так, что производила впечатление смотрящей на высокого вельможу сверху вниз.

— Против чего вы должны протестовать, милорд?

Герцог Бурбон опустил взгляд на ореховую поверхность стола.

— Со времен наших предков, прибывших сюда из-за звезд, крестьяне были подданными своих лордов, а лорды были подданными Великих Лордов. Великие Лорды, в свою очередь, были подданными короля… королевы, — поправился он с легким поклоном Катарине.

Губы ее сжались в тугую тонкую строчку, но она проявила выдержку и пренебрегла этим фактом неуважения.

— Сие, — резюмировал герцог, — естественный порядок человечества, дабы каждый человек был подданным человека выше его, дабы правосудие и порядок были заботой лорда; в пределах своего домена он есть и должен быть законом, подчиненным, конечно, королеве.

Снова вежливый кивок Катарине, и снова она стерпела неуважение, но руки ее крепко стиснули подлокотники кресла, так что побелели костяшки пальцев.

— И все же ныне Ваше Величество ниспровергает этот великий и длительный порядок и определяет нам судей, назначенных вами справлять правосудие в наших доменах, вопреки мудрости вашего отца, благородная королева, и его отца допрежь его, и всех ваших предков с начала рода вашего. Если мне дозволительно говорить прямо, я нахожу это почти насмешкой над нашими предками, великими и благородными, и, говоря лично за себя, я не могу потерпеть этого вашего мужлана-подчиненного, который думает помыкать мною в моем собственном доме!

Он закончил речь почти криком, пылая побагровевшим лицом на королеву.

— Вы кончили? — спросила Катарина тоном, который она хранила в леднике именно для такого случая.

Герцог Бурбон медленно склонил голову:

— Да, — и сел.

Катарина на миг закрыла глаза, потом посмотрела на Брома О'Берина и едва заметно кивнула.

Бром встал.

— Кто-нибудь выскажется в поддержку милорда Бурбона?

На ноги поднялся молодой человек с огненно-рыжими волосами.

— Я согласен со всем, что сказал милорд Бурбон. Более того, я добавлю, что королеве было бы не худо обдумать возможность продажности назначенных ею судей; ибо человека, не имеющего ни земель, ни средств, ни родового имени, честь коего надо поддерживать, можно будет легко искусить торговать своим правосудием.

— Если они сделают это, — отрезала Катарина, — то будут повешены на самой высокой виселице, и люди, которым они учинили несправедливость, послужат им палачами.

Она хранила молчание ровно три вздоха, сцепившись глазами с вельможей; затем Бром О'Берин прорычал:

— Выражаем нашу благодарность герцогу Савойскому.

Молодой человек поклонился и сел.

— Кто еще выскажется в пользу милордов Бурбона и Савойского?

Один за другим остальные десять лордов поддержали герцога Бурбона. Великий Совет королевы был единогласно против нее.

С миг Катарина держала глаза закрытыми, плотно сжав губы. Открыв их, она обвела стол пылающим взглядом.

— Я глубоко огорчена, милорды, находя всех вас столь сильно противящимися королевскому правосудию. — Она подарила им натянутую улыбку. — Благодарю вас за ваш честный совет. И все же я не отступлю от своего намерения, мои судьи останутся в ваших владениях.

Вельможи зашевелились в своих креслах, перешептываясь друг с другом низкими хриплыми голосами. Они, казалось, составляли одного большого, рычащего, потревоженного зверя.

Старый герцог Логайр медленно поднялся и тяжело оперся на стол.

— Моя королева, — прогромыхал он. — Подумайте: даже короли могут ошибаться в суждениях, а вы еще молоды в делах государства. Известно, что много умов вместе могут обрести более ясное знание, чем один ум в одиночку, а здесь, с вами, собрались двенадцать человек из наиболее древних и достопочтенных родов, из семей, поседевших, занимаясь делами государства; старые люди из старых семей и, надо надеяться, умудренные грузом своих лет. Ужель вы будете настаивать на своем, когда столько человек столь уверены в том, что вы неправы?

Лицо Катарины стало бледным, почти пергаментно-белым. Глаза ее горели.

— Да, — спокойно ответила она.

Долгий миг лорд Логайр смотрел ей в глаза, а затем медленно сел.

Катарина обвела взглядом окружающие ее лица, не жалея времени, чтобы заглянуть поглубже в каждую пару глаз. Затем, вздев подбородок, заявила:

— Мои судьи останутся в ваших владениях, милорды. Что же касается их возможной продажности, то вы найдете их почти святыми в пренебрежении к деньгам, винам и… удобствам. Их заботит лишь одно — только правосудие.

Она помолчала, давая время дойти своим словам до лордов, и Род заметил, что среди Великих Лордов было несколько свекольно-красных лиц. Он догадался, что правосудие во владениях некоторых из них было совсем не таким праведным, как следовало бы.

Лицо герцога Логайра не покраснело. Единственное чувство, которое могло быть прочтено на нем, — горе.

— Однако, все это дело с судьями второстепенно по сравнению с целью, ради которой я созвала вас сюда сегодня. — Катарина улыбнулась с больше, чем намеком, на злость.

Головы вокруг всего стола вскинулись в тревоге. Бром О'Берин выглядел более потрясенным, чем все прочие. Катарина явно не проконсультировалась со своим Первым Советником, даже Брому преподнесли сюрприз.

Каждый лорд нагнул голову для быстрого, шепотом, совещания со своим советником; и выражение тревоги на их лицах углубилось до мрачного гнева.

— В каждом из ваших владений, — начала Катарина, — есть монастырь. Вы привыкли назначать священников в свои приходы из своих собственных монастырей.

С минуту она глядела на стол, затем снова подняла голову.

— Здесь, в этом замке, я собираю лучших теологов из всех монастырей. Вы наберете из своих монахов молодых братьев, по одному на каждый ваш приход, и пошлете их сюда, ко мне, для обучения моими монахами. Если в каком-либо случае я не одобрю вашего выбора, я отошлю их обратно к вам и потребую на их место других. Когда они закончат свое обучение и вступят в свои Ордена, я верну их вам служить вашими приходскими священниками.

Лорды с грохотом вскочили на ноги, крича и жестикулируя, грохоча кулаками по столу.

Этот гам прервал голос Катарины:

— Хватит! Молчать!

Медленно, один за другим, Великие Лорды впадали в мрачное молчание и, пылая взорами, погружались в свои кресла, но лица советников, казалось, вспыхнули от подавляемой радости, глаза их горели, и на каждом лице играла улыбка, только-только не переходящая в ухмылку.

— Я сказала, — произнесла Катарина с холодом и в голосе и в глазах. — Это будет сделано.

Поднялся, дрожа, старый лорд Логайр.

— Не будет ли Ваше Величество…

— Нет.

Бром О'Берин прочистил горло:

— Не разрешит ли Ваше Величество…

— Нет.

В палате Совета воцарилось молчание. Катарина снова обвела взглядом лица лордов и их советников.

Затем, повернувшись налево, она склонила голову:

— Милорд Логайр.

Старый вельможа поднялся, крепко сжав челюсти под седой бородой, его кулак в красновато-коричневых пятнах пульсировал от едва сдерживаемого гнева.

Он отодвинул назад большое позолоченное кресло, и Катарина встала. Он прошел обратно на свое место. Катарина повернулась, и огромные дубовые двери широко распахнулись. Гвардейцы выстроились впереди и позади нее. Она остановилась в дверях и обернулась.

— Подумайте, милорды, — посоветовала она. — И соглашайтесь, ибо вы не можете выстоять против меня.

Огромные двери захлопнулись за ней. В палате Совета разверзся ад кромешный.

— Да брось ты! Это классическая картина, вплоть до последнего оскорбленного взгляда!

Закончив дневное дежурство, Род ехал на Вексе обратно к постоялому двору с намерением перехватить немного сплетен и много пива. Большой Том занимался домашним очагом в королевском замке с приказом держать уши открытыми для лакомых кусочков информации.

— Я не согласен, Род. Это классическая картина, но с некоторыми добавлениями.

— Вот упрямый бык! Это простая преждевременная попытка централизации власти. Катарина пытается объединить Грамарий под единым законом и одним правительством, вместо двенадцати почти независимых герцогств. Это дело с судьями означает именно это, и ничего более. Пять к десяти, что некоторые из этих лордов разыгрывают из себя богов в своих владениях, вынуждая половину женщин спать с ними и зажимая налогами всех и все, что им приходит в голову. Катарина — реформатор, вот и все; она пытается исцелить все зло, что может найти, делая себя единственным законом в Грамарие — и у нее ничего не выйдет. Знать этого попросту не потерпит. Ей могло бы сойти с рук дело с судьями, но эта затея с попами наверняка вызовет мятеж. В такого рода обществах священник имеет больше влияния на народ, чем любые другие чиновники. Если она сделает их ответственными перед ней и только перед ней, она действительно вырвет у вельмож зубы, и они это знают. И они не сдадутся без боя.

— Пока что я с тобой согласен, — сказал робот. — Пока что это классическая картина, очень похожая на попытку английского короля Джона централизации власти в стране прежде, чем такой проект мог бы иметь успех.

— Да, — кивнул Род. — И мы можем надеяться, что подобно вельможам короля Джона Великие Лорды будут настаивать на Великой Хартии.

— Но…

Род принял вид мученического терпения.

— Что «но», Векс?

— Но есть чужеродный элемент: группа советников Великих Лордов. Группа, которая кажется очень сплоченной.

Род нахмурился.

— Ну да. Это есть.

— И судя по тому, что ты мне рассказал о сцене после ухода Катарины…

— Иэх! — Род содрогнулся. — Выглядело так, словно она бросила им перчатку, а все герцоги вышли посмотреть, кому достанется честь поднять ее. Девочка, может, и знакома с элементарной политологией, но она, наверняка, совершенно не знакома с дипломатией! Она просто поощряет их драться с ней!

— Да, а советники очень умело подстрекали их — каждый советовал своему лорду не драться, потому что он слишком слаб… а потом говорили, что если он хочет драться, ему лучше вступить в союз с другими лордами, потому что каждый также слишком слаб, чтобы выстоять в одиночку. Опытное использование оборотной психологии. Можно подумать, что советники затеяли полностью ликвидировать центральную власть.

— Да, — задумчиво произнес Род, нахмурясь. — Это не совсем обычно в такого рода обществе, не так ли, Векс?

— Да, Род. Теория анархии обычно не возникает до тех пор, пока культура не достигнет намного более высокой степени развития.

Род пожевал губу.

— Может, постороннее влияние?

— Наверняка. И это приведет к народному тоталитаристскому движению: еще одной аномалии. Нет, Род, это не классическая картина.

— Да, черт возьми. Мы имеем три группы борющихся за власть: крестьян, герцогов с их советниками и королеву с теми, кто там ее поддерживает. В данный момент эта поддержка, кажется, ограничивается Бромом О'Берином.

— Тоталитаристы, анархисты и королева посередине, — перечислил Векс. — А кого поддерживаешь ты, Род?

— Катарину, черт возьми! — усмехнулся Род. — Я затеял посадить семена демократии, а все выглядит так, словно единственный шанс этого добиться — это создать конституционную монархию.

— Я могу и ошибиться, — произнес Векс. — Но я считаю, что ты в восторге, обнаружив, что должен поддерживать ее.

Несколько огней вокруг них померкли в вечерней мгле, стена тумана окутывала все в тридцати футах от них. Род ехал один через мир дыма, копыта Векса странно жутко цокали в гулком безмолвии.

Ночь разорвал протяжный крик, за которым последовал звон мечей.

— На помощь! На помощь! — кричал молодой голос.

Род замер с рукой на эфесе шпаги, затем вонзил каблуки в металлические бока Векса, и огромный черный конь поскакал к месту схватки.

В горловине переулка едва тлел сквозь туман факел. Там, в его дымчатом свете, один человек бился с тремя, стоя спиной к стене.

Род заревел и врезался прямо на коне в эту свалку.

Он закрутил вокруг себя плашмя шпагой, воя, словно индеец, учащийся быть солдатом конфедерации. Он вырвал из-за спины кинжал, как раз вовремя, чтобы отразить удар рапиры слева. Его собственная шпага описала дугу над головой и лязгнула о сталь, когда противник отбил удар.

Затем остальные острия принялись колоть его, словно жала. Род был вынужден перейти к обороне, отметая в сторону клинки.

Но тут намеченная жертва испустила вопль, которого не постыдился бы и баньши, и напала с тылу.

Сразу же три шпаги отпали, а их владельцы поспешили скрыться в переулке. С миг Род сидел ошеломленный, затем заорал, и Векс поскакал вдогонку за убегающими фигурами.

Но они уже добрались до темноты в конце переулка, и когда Род было уж настиг их, камни были пусты. Это был тупик — они исчезли в одну из затемненных, дурно пахнущих дверей.

Их несостоявшаяся жертва подбежала сзади, оглядываясь кругом и тяжело дыша.

— Ушли, и бесполезно их искать. Они будут в пяти лигах отсюда через столько же минут.

Род выругался и со стуком бросил шпагу в ножны. Он вздрогнул и крайне осторожно коснулся предплечья, одна из рапир порезала ему камзол и посекла кожу.

Он повернулся к незнакомцу:

— У вас все цело?

Молодой человек кивнул, пряча шпагу в ножны.

На Рода смотрело открытое, курносое голубоглазое лицо со сверкающей сквозь туман усмешкой. Скулы были широкие, а глаза — большие и с выражением невинности. Белокурые волосы были подстрижены «под горшок». Это было молодое, неопытное, очень красивое лицо. Род почувствовал прилив негодования.

Он спрыгнул с коня. Макушка головы незнакомца была примерно на уровне глаз Рода, но что у мальчика недоставало в росте, компенсировалось сложением. Бочкообразная грудь переходила в бычьи плечи — на добрых шесть дюймов шире, чем у Рода. Руки выглядели бы более уместными у медведя или гориллы, а ноги были слишком маленькими стволами деревьев, вогнанными в узкие бедра.

Он носил кожаный колет поверх белой рубахи, широкий черный пояс, рейтузы и высокие мягкие сапоги.

Он нахмурился, увидев кровь на рукаве Рода.

— Вы ранены?

— Царапинка, — презрительно фыркнул Род и нашарил в седельной сумке Векса антисептический бинт. Он перевязал бинтом предплечье, бросив юноше твердую усмешку.

— Вы, однако, можете оплатить счет портному.

Парень кивнул, глаза его посерьезнели.

— Это я с радостью, ибо они вырезали бы мне сердце, не подоспей вы вовремя на помощь. Туан Макриди у вас в долгу.

Род осмотрел его с ног до головы, медленно кивая. Хороший паренек, подумал он.

— Род Гэллоуглас, к вашим услугам, — протянул он руку. — И никаких долгов. Всегда рад помочь одному против троих.

— А, но долг все же есть! — не согласился парень, стискивая руку Рода захватом, напоминающим тиски. — Вы должны, по крайней мере, позволить мне купить вам кружку эля!

— Почему бы и нет? — пожал плечами Род. — Все равно я сейчас как раз направляюсь в таверну, идем со мною!

К его удивлению Туан заколебался.

— С вашего позволения, дорогой мастер Гэллоуглас… в этом городе есть только один дом, где я желанный гость. Все прочие давно знают мой обычай, и… — округлое лицо вдруг расколола усмешка, — …мой образ жизни не доставляет удовольствия мирным и добропорядочным.

Род кивнул и состроил гримасу.

— Post iocundum iuventutem[13]. Ну, я полагаю, один трактир ничуть не хуже другого.

Дорога к туанову трактиру нисколько не шла к его внешности юноши из хорошей семьи. Они прошли два темных переулка, протиснулись через брешь в кирпичной стене и вышли на широкий освещенный лунным светом двор, бывший в свое время элегантным. Время это, должно быть, приходилось на век-другой назад. В центре потрескавшихся плит булькали остатки фонтана, благоухая вонью примитивного водопровода. Сорняки, сами в состоянии страшной нищеты, всюду лезли из всех трещин. Кирпич стен потрескался и покололся, известка крошилась. У стен и по углам лежали кучи мусора со случайными горстками отбросов то тут, то там.

Сам постоялый двор был шелудивым гранитным блоком с полуразрушенным карнизом. Нависающий второй этаж подпирался грубо обтесанными бревнами, которым из-за ветхости, обязанной их возрасту, нельзя было доверять. Окна были забиты досками, потрескавшимися, заплесневелыми и пораженными грибком. Массивная дубовая дверь была единственным здоровым куском дерева в поле зрения, но даже и она осела.

— А здесь твое поведение терпят? — спросил Род, осматривая запущенный двор, когда Туан постучал по двери рукояткой кинжала.

— Да, терпят, — ответил Туан. — Хотя даже их гостеприимство иногда вымученное.

Род почувствовал холодок меж лопаток и гадал, на какого же именно юношу со скромными манерами он наткнулся.

Туан снова постучал. Род думал, чего он ждет в ответ, сквозь осевшие доски окна не выскальзывало ни малейшего проблеска света. Судя по его виду, дом был совершенно пуст.

Но дверь начала двигаться и застонала, доказывая, что она собирается забастовать, требуя смазки, до тех пор пока не открылась ровно настолько, чтобы пропустить двух человек.

— Твой трактирщик, — весело представил Туан. — Пересмешник.

Искривленная, горбатая, иссохшая пародия на человеческое существо выглянула из-за двери, издавая горловые глотательные звуки. Одно ухо представляло собой что-то типа цветной капусты, а другое отсутствовало; по пораженному паршой черепу было раскидано несколько прядей маслянистых волос. Нос картошкой, рот — щель в массе бородавок, глаза — злорадные блестящие белки. Она, эта пародия, была одета в коллекцию лохмотьев и заплат, которые некогда могли претендовать на звание камзола и рейтузов, неуклюже висевших на фигуре чучела.

Тролль шмыгнул в дурно пахнущую тьму своего логова. Туан широким шагом последовал за ним. Род сделал глубокий вдох, расправил плечи и оглянулся через плечо, удостоверившись, что Векс все еще стоит там, у фонтана, опустив голову в хорошей имитации пасущейся лошади. На миг Род позавидовал способности робота отключать свои обонятельные рецепторы.

Затем, подняв подбородок, он последовал за Туанам в трактир. Дверь со скрипом закрылась за ними; раздался шуршащий звук, когда Пересмешник побежал впереди них открывать следующую дверь.

Эта открылась легко, хлопнув о стену и затопив их вспышкой факельного света и взрывами хриплого буйного смеха. Род выпучил глаза.

Они прошли через дверь, и Род огляделся. Это был большой пивной зал с четырьмя ревущими открытыми очагами и десятками факелов, воткнутых в стены.

Над очагами висело жарящееся мясо, слуги просачивались сквозь толпу с кружками для эля и вина, наполняемыми из двух огромных истекающих бочек, господствующих на противоположной стороне зала.

Клиентурой были подонки города. Их одежда была грязной, латаной и кем-то выброшенной. Тела их носили следы примитивного правосудия: у этого не хватало уха, у того — глаза. Лица их были искажены и отмечены болезнями. И все же здесь, в своем собственном логове, они весело ржали; все как один ухмылялись, хотя в их глазах блеснула злоба, когда они увидели Рода.

Но злоба растаяла, преобразившись во что-то почти похожее на преклонение, едва они заметили юного Туана.

— Говорят, — и парень ухмыльнулся, — что нет чести среди воров, но здесь, среди нищих Грамария, есть, по крайней мере, сродство. Добро пожаловать, Род Гэллоуглас, в Дом Хлодвига.

Волосы у Рода на голове встали дыбом. Он вспомнил толпу, виденную им ночью ранее в порту.

Глаза его расширились, он уставился на Туана. Он не мог быть. Не мог.

Однако ж он смог. Да, смог.

Туан Макриди был демагогом, подстрекавшим толпу к походу на замок.

Этот краснощекий здоровый юноша был первой крысой в местной клоаке.

Толпа разразилась грубым, веселым гамом, приветствуя своего Галахада. Туан ухмыльнулся и помахал рукой. От воротника ко лбу поползла легкая краска. Он казался почти смущенным таким приемом.

Он провел Рода в темный угол в дальней части зала. Он не сказал ни слова Пересмешнику, но две курящиеся кружки подогретого вина со специями стукнулись о стол чуть ли не сразу, как они сели. Хозяин удрал, не получив платы.

Род следил за его уходом, цинично подняв бронь. Он повернулся к Туану.

— Вы здесь не пользуетесь деньгами?

— Нет, — улыбнулся Туан. — Все приходящие в Дом Хлодвига приносят те немногие деньги, какие у них есть. Их складывают в общую копилку, а мясо и вино выдают всем по потребности.

— И место для сна, я полагаю?

— Да, и одежду. Это бедный стол, по меркам дворянина, но огромное богатство для этих моих нищих собратьев.

Род изучил лицо Туана и решил, что парень мог не шутить, когда сказал «собратьев».

Он откинулся на спинку стула и скрестил ноги.

— Ты бы назвал себя религиозным человеком?

— Я? — Туан попытался придушить смех и почти преуспел в этом. — О, нет! Должен бы быть, но меня не видели в церкви трижды двунадесять воскресений, а то и больше!

Значит, решил Род, его мотивы помощи бедным, вероятно, были не слишком лицемерными, какими бы они ни могли оказаться.

Он посмотрел в свою кружку.

— Так ты кормишь и одеваешь этих людей на принесенные ими гроши, да?

— Нет, это только начало. Но со столь веским серьезным доказательством наших добрых намерений наша благородная королева нашла нас заслуживающими средств к существованию.

Род уставился на него.

— Ты имеешь в виду, что королева выкладывает вашей компании на вспомоществование?

Туан озорно усмехнулся.

— Да, хотя она и не знает, кому помогает. Она не знает Дом Хлодвига по имени, знает только, что дает доброму старому Брому О'Берину деньги, чтобы позаботиться о бедняках.

— А Бром дает их вам.

— Да, а он, со своей стороны, благодарен, что стало меньше краж и убийств в темных переулках.

Род кивнул.

— Очень хитро. И все это дело — твоя идея, верно?

— О нет! Это придумал Пересмешник, но его никто и слушать не стал.

Род уставился на него.

— Пересмешник? Ты хочешь сказать, что этот вывернутый беглец из передачи после полуночи — босс этой операции?

Туан нахмурился, покачав головой.

— Люди не последуют за ним, друг Гэллоуглас, в нем нет ничего авторитетного. Он — трактирщик, держит постоялый двор, выдает в помощь нужное им добро — слуга и только слуга, но хороший. Ты найдешь его более умным чиновником, чем любого другого — да, даже Лорда-Казначея королевы.

— Понятно, только слуга.

Но также и человек, который держит бумажник, мысленно добавил Род. И мозги компании, к тому же. Туан, может, и знает, как заставить людей делать то, что он хочет, но знает ли он, чего он хочет?

Да, конечно, знает. Разве Пересмешник не сказал ему? Что делает Пересмешника местным политэкономом и, вероятно, составителем речей Туана.

Род откинулся на спинку стула, потирая подбородок.

— И тебе удается держать их в этой декадентской роскоши только на приносимую нищими милостыню? Плюс, конечно, шиллинги королевы?

Туан застенчиво улыбнулся, и, кивнув, нагнулся вперед.

— Это не так-то легко сделать, Род Гэллоуглас. Эти нищие терпеть не могут, чтобы им указывали. Утомительный это труд — упрашивать, угрожать, улещивать; человек изматывается от этого. И все же им вполне стоит заниматься.

Род кивнул.

— Для этого требуется человек без ложной гордости, и с еще меньшей долей ложного стыда, и такой, который может заглянуть в сердце своего собрата.

Туан покраснел.

— Такой человек, — заметил Род, — мог бы сделаться королем нищих.

Но Туан покачал головой, закрыв глаза.

— Нет, здесь нет короля, друг Гэллоуглас. Хозяин дома, наверно, но ничего более.

— Разве ты не хочешь быть королем?

Плечи Туана затряслись от смеха.

— Нищие об этом и слушать не станут!

— Я спрашиваю не об этом.

Глаза Туана сцепились с глазами Рода, улыбка сползла с мальчишеского лица. Затем Туан уловил смысл слов Рода, и его глаза посуровели.

— Нет! — выплюнул он. — Я не алчу трона.

— Тогда зачем же ты пытаешься повести нищих против королевы? — сделал выпад Род.

Лицо Туана снова осветилось улыбкой; он откинулся на спинку стула, выглядя очень довольным собой.

— А, ты знаешь о моем замысле! Тогда можно мне напрямик спросить тебя, друг Род, ты присоединишься к нам, когда мы пойдем на замок?

Род почувствовал, что его лицо застывает как гипс, глаза его снова встретились с глазами Туана, голос был очень спокоен:

— Почему я?

— Нам понадобится как можно больше друзей в гвардии королевы.

— У вас и так уже, должно быть, их там немало, — пробурчал Род. — Если вы уже знаете, что я сегодня вступил в гвардию.

Улыбка Туана расширилась, веки опустились.

Случайный факт со щелчком стал на место в голове Рода.

— Если бы я поискал в этом зале, — осторожно произнес он, — то нашел бы трех человек, которые напали на тебя сегодня?

Туан кивнул, глаза его бегали.

— Подстроено, — кивнул вместе с ним Род. — Небольшой спектакль, устроенный только ради меня и с единственной целью заманить меня сюда для вербовочной лекции. Ты-таки знаешь, как управлять людьми, Туан Макриди.

Туан покраснел и опустил глаза.

— Но что, если я не захочу присоединиться к вам, Туан Макриди? Покину ли я живым Дом Хлодвига этой ночью?

Туан поднял голову, вонзив взгляд в Рода.

— Только, — ответил он, — если ты превосходный фехтовальщик и чародей с головы до пят.

Род медленно кивнул, в голове у него вихрем пронеслись события последних двух дней. На миг у него возникло искушение присоединиться, он, несомненно, смог бы пробраться на трон после революции.

Но нет, то, что сказал Туан, было правдой. Чтобы управляться с нищими, требовался человек с врожденным даром массового гипноза. Род мог занять трон, но нищие — и Пересмешник, и кто бы ни стоял за ним — не позволят ему сохранить его.

Нет, структура власти должна оставаться такой, какая есть: конституционная монархия была единственной надеждой на демократию для этой планеты.

И потом, к тому же, была еще и Катарина…

Мысли Рода стала резать диссонансная нота в партитуре событий. Он, вероятно, втюрился в Катарину — она была Мечтой.

Но Туан понравился ему с первого взгляда. Как они могли оба ему нравиться, если они действительно работали друг против друга?

Конечно, честное обаяние Туана могло быть игрой, но Род как-то сомневался в этом.

Нет. Если Туан действительно жаждал трона, он мог бы поухаживать за Катариной; и он мог завоевать ее сердце — в этом Род ничуть не сомневался.

Так, значит, Туан поддерживал королеву. Как он вычислил, что его демагогия может помочь ей, Род определить не мог, но это имело какой-то смысл, раз Туан считал, будто он добьется именно этого.

Тогда зачем же такой тщательный розыгрыш, чтобы заполучить Рода в Дом Хлодвига?

Чтобы испытать его, конечно, чтобы выяснить, можно ли доверять ему быть рядом с королевой.

Что имело смысл, если паренек имел дело с Бромом О'Берином. Это было бы как раз похоже на Брома — попытаться разжечь народную поддержку королеве именно таким образом. Но зачем тогда пропаганда похода на замок?

У Туана, наверно, был на это ответ, и если уж речь зашла об ответах, Роду было самое время дать таковой.

Он бросил Туану недобрую усмешку и поднялся, положив руку на шпагу.

— Нет, спасибо. Я рискну попробовать свои шансы в фехтовании и колдовстве.

Глаза Туана вспыхнули радостью, он схватил Рода за руку.

— Хорошо сказано, друг Гэллоуглас! Я надеялся, что ты так и ответишь. А теперь сядь и выслушай правду о моем замысле.

Род стряхнул его руку.

— Вынимай шпагу, — произнес он сквозь зубы.

— Нет, нет! Я не обнажу шпаги против друга. Я низко обманул тебя, но ты не должен гневаться. То было для благой цели. Но сядь, и я расскажу тебе.

— Я слышал все, что хотел. — Род начал было вынимать шпагу.

Туан снова схватил Рода за предплечье, и на этот раз его руку было не стряхнуть. Род посмотрел в глаза Туану, сжав челюсти и напрягая мускулы руки, но медленно и неуклонно его шпагу вынуждали убраться обратно в ножны.

— Сядь, — сказал Туан и вынудил Рода опуститься обратно на стул столь же легко, словно Род был ребенком. — А теперь выслушай мой замысел. — Туан выпустил руку Рода и улыбнулся столь же тепло, словно ничего не случилось. — Королева дает нам деньги, и нищие знают, что она это делает, но принятие подарков вызывает в принимающем лишь горячий гнев. Если мы хотим завоевать друзей для королевы, мы должны найти способ превратить этот гнев в благодарность.

Род мрачно кивнул.

— Таким образом, мы должны превратить шиллинги королевы во что-то иное, чем подарки.

— И ты нашел способ сделать это.

— Не я, — признался Туан, — но Пересмешник. «Когда подарок не подарок? — загадал он мне загадку и сам ответил: — Да когда это право».

Туан откинулся на спинку стула, разведя руки в стороны.

— И вот как это будет столь легко сделано. Нищие отправятся к замку и покричат королеве, что она должна дать им хлеб и вино, ибо это их право. А она даст им их, и они будут ей благодарны.

Род улыбнулся, потирая подбородок.

— Очень хитро, — кивнул он. Но про себя добавил: «Если это сработает. Но этого не будет — люди, у которых есть деньги, любят отдавать их на благотворительность, но они не дадут ни гроша, если скажешь им, что они обязаны это сделать. А сколь благодарны будут нищие, когда она им откажет и позовет армию выгнать их взашей?

И даже если она уступит их требованиям, что тогда? Что насчет чувства силы, которое это придаст им? Нищие, вынуждающие королеву поделиться! Они не остановятся на хлебе и мясе, нет, они вернутся через неделю с новыми требованиями, с Туаном или без него.

О, да, это очень хитрый план, и Туана прекрасно засосало в него. Пересмешник не может проиграть, и точно так же не могут стоящие за ним инопланетные тоталитаристы».

Но Туан худого не желал. Намерения у него были самые благие. Он был немного слабоват в политической теории, но намерения у него были прекрасные.

Род поднял кружку для приличного глотка, затем уставился в нее, следя за коловращением подогретого вина.

— И все же некоторые говорят, что Дом Хлодвига стащит Катарину с трона.

— Нет, нет! — ответил шокированный Туан. — Я люблю королеву!

Род изучил искреннее, открытое лицо парня и сделал собственную интерпретацию данного заявления.

Он снова посмотрел в кружку.

— Так же, как и я, — сказал он с куда большей правдивостью, чем ему понравилось бы. — Но даже при этом я вынужден признать, что она, скажем… действует не совсем мудро…

Туан испустил тяжелый вздох и стиснул руки.

— Это верно, ох, как верно. У нее такие хорошие намерения, но она так плохо их проводит.

На себя лучше посмотри, философ, подумалось Роду. Вслух же он сказал:

— Это как же так?

Туан печально улыбнулся.

— Она хочет в один день исправить то, что ее праотцы натворили за века. Много зла есть в нашем королевстве, это я охотно признаю. Но кучу навоза не убрать одним взмахом лопаты.

— Верно, — признал Род. — Да и селитра под ним может оказаться взрывоопасной.

— Великие Лорды не видят, что она изгоняет дьявола, — продолжал Туан. — Они видят только то, что она хочет наполнить эту страну одним голосом, только одним — своим собственным.

— Ну. — Род поднял кружку с мрачным от неизбежности лицом. — Выпьем за нее, будем надеяться, что у нее это выйдет.

— И ты думаешь, что это возможно, — произнес Туан. — Ты — еще больший дурак, чем я, а я известен далеко и широко как самый исключительный дурак.

Род опустил кружку, не пригубив.

— Ты говоришь из общего убеждения, или у тебя на уме что-то особое?

Туан свел указательные пальцы вместе.

— Трон покоится на двух ножках: primo, знать, которую оскорбляет все новое, и таким образом враждебная королеве.

— Спасибо, — поблагодарил Род с горькой улыбкой, — за открытие этой тайны.

— Предоставленные самим себе, — невозмутимо продолжал Туан, — вельможи могли бы и стерпеть ее ради любви к ее отцу, но есть советники.

— Да. — Род зажал нижнюю губу меж зубов. — Я так понимаю, что лорды делают все, что там ни скажут их советники?

— Или то, что они говорят лордам не делать, что приводит к тем же результатам. А советники говорят одним голосом — Дюрера.

— Дюрера? — нахмурился Род. — Кто он?

— Советник милорда Логайра. — Рот Туана горько скривился. — Он обладает некоторым влиянием на Логайра, что просто чудо, ибо Логайр самый упрямый человек. Таким образом, пока жив Логайр, Катарина может устоять. Но когда Логайр умрет, Катарина падет, ибо наследник Логайра ненавидит королеву.

— Наследник? — поднял брови Род. — У Логайра есть сын?

— Двое, — ответил Туан с натянутой улыбкой. — Младший — дурак, который любит своего злейшего врага, а старший — горячая голова, который любит лесть Дюрера. А посему — что скажет Дюрер, то Ансельм Логайр сделает.

Род поднял кружку.

— Давай пожелаем Логайру долгой жизни.

— Да, — пылко согласился Туан. — Ибо Ансельм давно затаил обиду на королеву.

Род нахмурился.

— Какую обиду?

— Не знаю. — Лицо Туана обмякло, пока он не стал похож на гончего пса, страдающего от свища. — Не знаю.

Род откинулся на стуле, положив руку на эфес шпаги.

— Значит, и он и Дюрер одинаково хотят падения королевы. А другие Великие Лорды последуют за ними — если умрет старый лорд Логайр. Вот и все в пользу одной ножки трона. Что же с другой?

— Secundo, — произнес Туан с салютом малолетнего бойскаута, — народ: крестьянство, ремесленники и купцы. Они любят ее за это новообретенное облегчение их забот, но они ее страшатся из-за ведьм и колдунов.

— Ах. Да. Э-э-э… ведьм и колдунов. — Род нахмурился, сумев выглядеть внимательным, востроглазым и компетентным, в то время как в мозгу у него все крутилось: ведьмы как политический фактор?

— …веками, — говорил между тем Туан, — ведьм и колдунов предавали пыткам, пока они не отрекались от дьявола, или подвергали испытанию водой или, потерпев неудачу во всем остальном, сжигали на костре.

На миг Род испытал укол сочувствия к поколениям эсперов.

— Но теперь королева укрывает их, и некоторые говорят, что она сама ведьма.

Род сумел стряхнуть мысленный туман на достаточно долгий срок, чтобы прохрипеть:

— Как я понимаю, это не совсем вдохновляет народ с неослабевающим рвением сражаться за королеву и ее дело.

Туан закусил губу.

— Давай скажем так, что люди не уверены.

— Чертовски напуганы, — перевел Род. — Но я замечаю, чтобы ты не включил нищих в состав народа.

Туан покачал головой.

— Нет, они в стороне, на них косо смотрят и плюют все. И все же из этого источенного дерева я надеюсь вытесать третью ножку для трона королевы.

Род переварил эти слова, изучая лицо Туана.

Он откинулся на стуле, подняв кружку.

— Ты, может, как раз то, что нужно королеве, вот. — Он выпил. Опуская кружку, он сказал: — Я полагаю, что советники делают все от них зависящее, чтобы углубить этот страх народа?

Туан покачал головой, озадаченно поморщив лоб.

— Нет, они не делают ничего подобного, можно почти подумать, будто они и не ведают, что народ жив. — Он нахмурился, глядя в свою кружку, омывая вином внутренние стенки. — И все же мало нужды говорить народу, чего он должен страшиться.

— Он и так это слишком хорошо знает?

— Да, ибо люди видели, что все ведьмы и колдуны не могут отвадить баньши от ее замка.

Род озадаченно нахмурился.

— Ну и пусть себе протопчет борозду, если ему охота! Он же не причиняет никакого вреда, не так ли?

Удивленный Туан поднял взгляд:

— Разве ты не ведаешь значения баньши, Род Гэллоуглас?

Желудок у Рода сжался, нет ничего хуже демонстрации своего неведения о местных легендах, когда ты пытаешься быть неприметным.

— Когда на крыше появляется баньши, — растолковал Туан, — кто-то в доме умрет. И каждый раз, когда баньши гулял по стене, Катарина была на волосок от смерти.

— Вот как? — поднял бровь Род. — Кинжал? Упавшая черепица? Яд?

— Яд.

Род откинулся на стуле, потирая подбородок.

— Яд — оружие аристократа, бедный не может его себе позволить. Кто же среди Великих Лордов так сильно ненавидит Катарину?

— Да никто, — в шоке уставился на него Туан. — Среди них нет ни одного, кто унизился бы до яда, Род Гэллоуглас. Он стал бы лишенным чести.

— Честь здесь еще считается за что-то, да? — Видя оскорбленное выражение на лице Туана, Род поспешил продолжить. — Это отбрасывает вельмож, но фокусничает кто-то с их стороны. Не советники ли это, а?

В глазах Туана появились понимание и сдержанный гнев. Он кивнул.

— Но чего они достигнут ее смертью? — нахмурился Род. — Если один из них не хочет короновать своего лорда и стать королевским советником…

Туан кивнул.

— Возможно, все они этого желают, друг Гэллоуглас.

У Рода возникло неожиданное видение Грамария, разорванного на двенадцать частей — малых королевств, постоянно воюющих друг с другом, каждое управляемое своим властителем, которым правит его советник. Японская узурпация, человек, стоящий за троном, и анархия.

Анархия.

В Грамарие действовала внешняя сила, работали агенты с более высокой технологией и изощренной политической философией. Великие вельможи постепенно разделялись, а народ посредством Дома Хлодвига восстанавливался против знати. Двенадцать мелких королевств расколются на воюющие графства, а графства на приходы, и так далее, пока не возобладает всеобщая анархия.

Этой внешней силой, заботливо организующей состояние анархии, были советники. Но почему?

«Почему» это могло и подождать. Сейчас важно было то, что плелся какой-то тайный заговор, и сидел он рядом с лордом Логайром, и звали его Дюрер.

И его главной целью была смерть Катарины.

Замок, когда Род ехал обратно, обрисовался черным на фоне неба, и подъемный мост и опускная решетка были залиты светом факелов. Копыта Векса глухо застучали по подъемному мосту. Тень отделилась от полного мрака под аркой ворот — тень, что протянула руку и зажала голень Рода в тиски.

— Стой, Род Гэллоуглас!

Род опустил взгляд и, улыбнувшись, кивнул.

— Рад встрече, Бром О'Берин.

— Возможно, — ответил карлик, окидывая взглядом лицо Рода. — Ты должен предстать перед королевой за сне ночное дело, Род Гэллоуглас.

Когда они шли в палату аудиенций королевы, Род все еще гадал, откуда Бром мог узнать, где он был. У Брома, конечно, был шпион в Доме Хлодвига, но как сообщение могло столь быстро дойти до Брома?

Дверь была массивная, дубовая, обитая железом и задрапированная бархатом, зелено-золотым, Дома королевы. Бром пробежался тренированным взглядом по двум часовым, проверяя, вся ли кожа надраена и весь ли металл сверкает.

Род подарил им кивок — их лица остались деревянными. Не находится ли он под подозрением в государственной измене?

По кивку Брома один из гвардейцев постучал по двери тыльной стороной ладони. Три медленных тяжелых стука, затем широко распахнулась дверь. Род последовал за Бромом в помещение. Дверь за ним со стуком закрылась.

Помещение было маленьким, но с высоким потолком, обшитым панелями из темного дерева и освещаемым только четырьмя большими свечами, стоящими на одетом в бархат столе в центре комнаты, и слабым огнем в кафельном очаге. Противоположную стену комнаты занимал огромный книжный шкаф.

По обеим сторонам очага стояли два тяжелых резных кресла, еще два были придвинуты к столу. В одном из них сидела Катарина, склонив голову над большой старинной книгой в кожаном переплете. Рядом с ней лежали открытыми еще пять-шесть. Ее белокурые волосы свободно спадали ей на плечи, контрастируя с темно-коричневым платьем.

Она подняла голову, ее глаза встретились с глазами Рода.

— Добро пожаловать. — Ее голос был мягким, чуть хрипловатым контральто, столь отличным от резкого сопрано в палате Совета, что Род на мгновение потерялся в догадках, может ли это быть та же самая женщина.

Но глаза были настороженными, надменными. Это была Катарина, что и говорить.

Однако тяжелая корона лежала на столе рядом с ней, и она казалась несколько ниже.

— Был в Доме Хлодвига? — требовательно спросила она. Ее глаза словно вручили повестку в суд.

Род обнажил зубы в насмешливой улыбке и склонил голову в кивке.

— Все именно так, как вы говорили, моя королева. — В голосе Брома звучали мрачные обертоны. — Хотя как вы узнали…

— …не твое дело, Бром О'Берин. — Она бросила на карлика грозный взгляд, Бром мягко улыбнулся и склонил голову.

— Как? — фыркнул Род. — Да от шпионов, конечно. Великолепная разведслужба, раз столь быстро доставила ей сообщение.

— Нет, — нахмурился Бром озадаченно. — Наши шпионы достаточно немногочисленны, ибо в сей темный век верность встречается редко, и мы совсем не держим шпионов в Доме Хлодвига.

— Никаких шпионов, — согласилась Катарина. — И все же я знаю, что ты перемолвился словом в сей день с Туаном нищих. — Голос ее смягчился, взгляд стал почти нежен, когда она посмотрела на карлика. — Бром?..

Карлик улыбнулся, склонив голову, и повернулся к двери. Он стукнул по дереву ладонью. Дверь распахнулась; Бром обернулся с одной ногой на пороге и пронзил Рода недобрым взглядом из-под опущенных бровей, затем дверь за ним захлопнулась.

Катарина поднялась и скользнула к очагу. Она стояла, уставясь на пламя, сцепив руки на талии. Плечи ее опустились, и на мгновение она стала похожей на маленькую и всеми покинутую девочку — и такой прекрасной, в свете очага, струящемся словно туман вокруг ее лица и плеч, что у Рода на старый знакомый лад перехватило горло.

Затем ее плечи выпрямились, а голова резко повернулась к нему.

— Ты не то, чем кажешься, Род Гэллоуглас.

Род потерял дар речи.

Рука Катарины блуждала по шее, играя с медальоном на горле.

Род прочистил горло, чуть нервозно.

— Вот надо же, я — обыкновенный простой солдат без герба на щите, просто выполняющий свой приказ и получающий свое жалование, и меня три раза за тридцать часов обвинили в том, что я являюсь чем-то таинственным.

— Тогда я должна думать, что это правда. — Рот Катарины скривился в насмешливой улыбке.

Она села в одно из больших дубовых кресел, крепко сжав подлокотники, и несколько минут изучала Рода.

— Что ты, Род Гэллоуглас?

Род развел руки, пытаясь принять вид оскорбленной невинности.

— Щит без герба, моя королева! Солдат удачи, не более!

— «Не более», — передразнила Катарина со злостью в голосе. — Какое у тебя ремесло, Род Гэллоуглас?

Род нахмурился, начиная чувствовать себя грызуновой стороной в игре в кошки-мышки.

— Солдат, моя королева.

— Это твое развлечение, — сказала она, — твое удовольствие и твоя игра. А теперь скажи мне о своем ремесле.

Эта женщина была: а) жуткой и б) сукой, решил Род. Беда в том, что она была прекрасной сукой, а к ним Род питал слабость.

Мозг его усиленно работал; он отбросил несколько вымыслов и выбрал наиболее очевидный и, главное, правдоподобный.

— Мое ремесло — сохранять жизнь Вашего Величества.

— В самом деле! — Катарина глазами смеялась над ним. — И кто же обучил тебя этому ремеслу? Кто же столь верен, что прислал мне тебя?

Неожиданно Род вдруг увидел сквозь эту насмешливость и воинственность, что все это было маской, щитом, за которым скрывалась очень испуганная, очень одинокая девочка, та, которая хотела иметь кого-то, кому можно довериться, жаждавшая кому-то довериться. Но слишком много было предательств; она больше не могла позволить себе доверять.

Он посмотрел ей в глаза, посылая ей свой самый мягкий, самый искренний взгляд, и сказал в своей лучшей психоаналитической манере.

— Я не называю господином ни одного человека, моя королева. Я сам прислал себя из любви к королеве Катарине и преданности стране Грамарий.

В ее глазах промелькнуло что-то отчаянное, ее руки стиснули подлокотники кресла.

— Любви, — прошептала она. Затем в ее взгляд снова вернулась насмешливость. — Да, любви — к королеве Катарине. — Она отвернулась, глядя на огонь. — Может, это и так. Но я думаю, что ты самый истинный друг, хотя почему я так считаю, не могу сказать.

— О, вы можете быть уверены, что я таков! — улыбнулся Род. — Вы знали, что я был в Доме Хлодвига, хотя не хотите сказать, откуда, и вы в этом правы.

— Молчать! — оборвала она. Затем ее глаза медленно заполнили его. — И какие же дела привели тебя сей ночью в Дом Хлодвига?

Мысли она, что ли, читает?

Род почесал челюсть, микрофон в ней уловил звук…

— В моей голоВ Е, К Стыду моему, имеется некоторое смущение, — сказал он. — Как вы узнали, что я был в Доме Хлодвига?

«Здесь, Род», — откликнулся голос у него за ухом.

Катарина бросила на него взгляд, в котором явно сквозило презрение.

— Да я же знала, что ты говорил с Туаном Логайром. Так где же ты мог быть, как не в Доме Хлодвига?

Очень ловко, только откуда она узнала, что он был с Туаном… Логайром?

Логайр?

Род уставился на нее.

— Извините, но… э… вы сказали, Туан Логайр?

Катарина нахмурилась.

— Я думал, что его звали, э… Макриди.

Катарина чуть не рассмеялась.

— О, нет! Он — младший сын милорда Логайра! Разве ты не знал?

Младший сын! Тогда сам Туан и был тем человеком, которого он осуждал как дурака!

А его старший брат был тем человеком, который «давно затаил злобу на королеву» и являлся крупной угрозой трону.

— Нет, — ответил Род. — Я не знал.

Голос Векса прошептал:

— Данные указывают на существование великолепной системы шпионажа.

Род мысленно застонал. Эти роботы оказывали огромную помощь!

Он поджал губы, уставясь на Катарину.

— Вы говорите, что у вас нет никаких шпионов в Доме Хлодвига, — сказал он. — И если я допущу, что вы говорите правду, тогда это значит…

Он оставил предположение незаконченным — Векс заполнит пробел.

Миг стояла тишина, затем за ухом Рода раздалось громкое гудение, закончившееся резким щелчком.

Род мысленно выругался. Если у Катарины не было шпионов, то она, по логике, не могла знать того, что знала. Он выдал Вексу еще один парадокс, и цепи робота перегрузились. Роботы-эпилептики могли быть очень неудобными.

Катарина обожгла его взглядом.

— Разумеется, я говорю правду!

— О, я ничуть не сомневаюсь! — поднял руку Род. — Но вы же правительница и были воспитаны для этого, а один из главных уроков, который вы должны были усвоить, это лгать с невозмутимым лицом.

Лицо Катарины застыло, затем она медленно опустила голову, глядя на свои руки. Когда она подняла взгляд, лицо ее было искажено, маска была сорвана, глаза стали прозрачными.

— И снова мое знание оказалось верным, — произнесла она, словно про себя. — Ты знаешь больше, чем солдатское ремесло, Род Гэллоуглас.

Род тяжело кивнул. Он допустил ошибку — солдаты со щитами без герба не разбирались в политике.

— Так расскажи мне, — прошептала она, — как ты попал сей ночью в Дом Хлодвига.

— Моя королева, — степенно начал Род. — На одного человека в переулке напали трое. Я помог ему отбиться. Он взял меня в Дом Хлодвига — отблагодарить стаканом вина. Вот как я повстречался с Туаном Логайром.

Брови сошлись в легкой обеспокоенной нахмуренности.

— Если бы я только могла поверить в правдивость твоих слов.

Она поднялась и подошла к очагу. Плечи ее вдруг как-то сразу поникли, а голова склонилась вперед.

— Мне понадобятся все мои друзья в этот грядущий на нас час, — произнесла она хриплым голосом. — И я думаю, ты самый истинный из моих друзей, хотя и не могу сказать почему.

Она подняла голову и посмотрела на него, и он сразу понял, что ее глаза залиты слезами.

— Есть еще кому охранять меня, — произнесла она так тихо, что он едва расслышал, но глаза ее сияли сквозь слезы, и грудь Рода сжало невидимым ремнем. Горло ему тоже перехватило, глаза его горели.

Она отвернулась, закусив стиснутый кулак. Через минуту она снова заговорила дрожащим голосом:

— Скоро придет время, когда каждый из Великих Лордов провозгласит себя за или против меня, и я думаю, немногочисленны будут те, кто выйдет под моим знаменем.

Она остановилась как раз перед ним, снова коснувшись рукой медальона у себя на шее, и прошептала:

— Ты встанешь рядом со мной в тот день, Род Гэллоуглас?

Род неуклюже кивнул и выдавил что-то утвердительное. В тот особый момент его ответ, вероятно, был бы тем же самым, даже если бы она потребовала его душу.

Затем она вдруг оказалась в его объятиях, он стиснул ее, и губы ее, прижавшиеся к его губам, были влажными и полными.

Какое-то безвременное мгновение спустя она опустила голову и неохотно отодвинулась, держась за его руки, будто для опоры.

— Нет, я только слабая женщина, — ликующе прошептала она. — Теперь ступай, Род Гэллоуглас, с благодарностью королевы.

Она сказала что-то еще, но Род не совсем уловил, что именно; каким-то образом он очутился по ту сторону двери, идя по широкому холодному освещенному факелами коридору.

Он остановился, встряхнулся, сделал доблестную попытку собраться с мыслями и пошел дальше не совсем твердым шагом.

Что бы ты ни думал о ее политических способностях, эта девица, безусловно, знает, как заставить человека служить себе.

Он споткнулся и попытался восстановить равновесие; препятствие, о которое он споткнулся, уперлось рукой ему в бедро, чтобы придать устойчивости.

— Эй, следи за своими ножищами, — проворчал Бром О'Берин, — покуда ты не полетел кувырком и не испачкал пол.

Карлик обеспокоенно изучил взглядом глаза Рода, нашел то, что искал, где-то между зрачком и роговой оболочкой глаза, и удовлетворенно кивнул.

Он взял Рода за рукав и, повернувшись, повел его вперед по коридору:

— Что ты получил от Катарины, Род Гэллоуглас?

— Получил от нее? — Род нахмурился, его глаза расфокусировались. — Ну, она взяла у меня вассальную присягу…

— А! — Бром кивнул, словно соболезнуя. — Чего еще ты мог просить, Род Гэллоуглас?

Род быстро покачал головой, широко открывая глаза. Чего еще он, черт возьми, мог просить в любом случае? Чего, во имя неба, он ожидал? И с чего, во имя седьмой улыбки Цербера, он так ошалел?

Челюсти его сжались, в нем поднимался мрачный гнев. Эта сука была для него ничто — просто пешка в Великой Игре, орудие, которое можно будет использовать для установления демократии. И какого черта он сердится? На это он тоже не имел права…

Черт! Ему требовался объективный анализ.

— Векс!

Он хотел прошептать это, но у него вышел крик. Бром О'Берин поднял на него нахмуренный взгляд.

— Что за векс?

— Ненадежная зубчатая передача с шатунами, — сымпровизировал Род. Куда, в любом случае, делся этот проклятый робот? Затем он вспомнил. У Векса случился припадок.

Но Бром О'Берин остановился и изучал лицо Рода подозрительным взглядом.

— Что это за слова, Род Гэллоуглас? Что такое «зубчатая передача»? И что такое «шатун»?

Род сжал губы и мысленно сосчитал до десяти. Осторожней, парень, осторожней! Ты на краю! Ты же сорвешь дело!

Он встретил взгляд Брома.

— Зубчатая передача — это вьючный мул, используемый рыцарем для перевозки его доспехов и оружия, — пробурчал он. — А шатун — это полоумный оруженосец.

— Полоумный? — озадаченно нахмурился Бром.

— Ну, в некотором роде эксцентричный. В моем случае, это все складывается в коня.

— Коня? — уставился на него совершенно запутавшийся Бром.

— Да. Мой конь, Векс. Сумма и итог всего моего земного имущества и тыловая часть. А также единственная душа, ну, во всяком случае, создание — которому я могу поведать о своих неприятностях.

Бром уловил последнюю фразу и вцепился в нее со всей силой утопающего. Глаза его помягчали, он понимающе улыбнулся.

— Ты теперь один из нас, Род Гэллоуглас, из тех немногих, кто стоит за королеву.

Род видел сочувствие в глазах Брома и гадал, что привязало деформированного маленького человечка к службе Катарине — и вдруг возненавидел Катарину за то, что она была из тех сук, которым нравится использовать людей.

Он двинулся широким шагом по коридору. Бром перешел на бег, чтобы не отстать от него.

— Если я не ошибаюсь в своем суждении о человеке, — пробурчал сквозь зубы Род, — у королевы есть еще один друг в Доме Хлодвига, и все же она называет его своим врагом. Почему так, Бром? Просто потому, что он сын ее врага герцога Логайра?

Бром остановил его, уперевшись рукой в бедро, и с полуулыбкой заглянул в глаза Роду.

— Не врага, Род Гэллоуглас, а того, кого она искренне любит: ее дяди, кровного родственника, который дал ей приют и заботился о ней пять лет, пока ее отец укрощал мятежных северных лордишек.

Род медленно поднял голову, не отрывая взгляда от глаз Брома О'Берина.

— Она выбирает странные способы показывать свою любовь.

Бром кивнул.

— Да, истинно крайне странные, и все же, она несомненно любит их, и герцога и его сына Туана.

С миг он смотрел в глаза Роду, не говоря ни слова.

Он повернулся и медленно зашагал по коридору. С минуту Род смотрел ему вслед, а потом пошел за ним.

— Эта повесть долгая и запутанная, — задумчиво произнес Бром, когда Род догнал его. — А конец и начало и ядро ее — Туан Логайр.

— Король нищих.

— Да, — тяжело кивнул Бром. — Лорд Дома Хлодвига.

— И тот, кто любит королеву?

— О, да! — Бром откинул голову, закатив глаза кверху. — Тот, кто безусловно любит королеву, будь уверен, это он тебе скажет!

— Но ты ему не веришь?

Бром сцепил руки за спиной и затопал, опустив голову.

— Он либо правдив, либо самый великолепный лжец, а если он лжец, то он научился этому очень быстро. В доме отца его обучали только правде. И все же он лорд Дома Хлодвига, тех, кто утверждает, что правителя следует выбирать, как был избран, по крайней мере по их словам, древний король Хлодвиг — с одобрения тех, кем он правил.

— Ну, тут они малость исказили историю, — пробормотал себе под нос Род. — Но как я понимаю, их планы требуют стащить Катарину с трона?

— Да, и как же я могу тогда верить ему, когда он говорит, что любит ее? — Бром печально покачал головой. — Он самый достойный молодой человек, благородный и честный, и трубадур, который начнет воспевать вам красоты глазного зуба своей дамы столь же быстро, как выбьет шпагу из ваших рук своей рапирой. Он всегда и во всем был джентльмен, и в нем не было ничего от обмана.

— Похоже, ты знал его весьма хорошо.

— О да! Я знал, еще как знал! Но знаю ли я его теперь? — Бром испустил тяжелый вздох, покачав головой. — Они встретились, когда ей было только семь лет от роду, а ему только восемь, в замке милорда Логайра на юге, куда отец отправил ее для безопасности. Там встретились двое детей и резвились и играли — на моих глазах, ибо я должен был всегда стеречь их. Их было только двое их возраста во всем замке, а я… — он улыбнулся и горько рассмеялся, — .. я был чудом, взрослым, который был меньше, чем они.

Бром улыбнулся, откинув голову назад и глядя сквозь стены коридора на давно умершие годы.

— Они были тогда так невинны, Род Гэллоуглас! Да, так невинны и так счастливы! И он поклонялся ей, он рвал ей цветы на венок, хотя садовник бранил его. Ей докучает солнце? Он сделает полог из листьев! Она разбила хрустальный кубок миледи? Он возьмет вину на себя.

— Избаловал ее до испорченности, — пробурчал Род.

— Да, но он не первый разыгрывал для нее Тома Дурака, ибо даже тогда она была самой прекрасной принцессой, Род Гэллоуглас. И все же над их счастьем нависала темная мрачная тень — паренек четырнадцати лет, наследник замка и владений — Ансельм Логайр. Он смотрел на них с башни, следил, как они играли в саду, с кривящимся и крайне угрюмым лицом, и один он во всей стране ненавидел Катарину Плантагенет — почему, никто не может сказать.

— И он по-прежнему ненавидит ее?

— Да, и тем самым позволяет нам желать милорду Логайру долгой жизни. Почти пять лет ненависть Ансельма мучила его, но потом он, наконец, все-таки восторжествовал. Ибо лорды севера были подавлены, и отец призвал ее обратно к себе, сюда, в свой замок. И тогда они дали обет, Туан и Катарина, она в одиннадцать лет, он в двенадцать, что они никогда не забудут, что она будет ждать, пока он не придет за ней.

Бром печально покачал своей большой лохматой головой.

— Он приехал за ней, отрок девятнадцати лет, золотой принц, примчавшийся с юга на большом белом скакуне, широкоплечий, златовласый и красивый, с мускулами, заставляющими язык любой женщины заплетаться и прилипать к небу. Трубадур с лютней за плечами и шпагой на боку и тысячей экстравагантных похвал ее красоте. А его смех был таким же чистым, сердце таким же открытым, и характер таким же резвым, как и тогда, когда ему было двенадцать.

Он улыбнулся Роду.

— Ей было восемнадцать, Род Гэллоуглас, и жизнь ее была спокойной и гладкой, как летний ручей. Восемнадцать лет, и созрела для мужа, и голова полна легкомысленных призрачных мечтаний, коим девушка учится из баллад и книг.

Взгляд его стал острым, но голос остался мягким, странно разносившимся в гулкой пустоте.

— Разве у тебя никогда не было мечты о принцессе, Род Гэллоуглас?

Род ожег его взглядом и с трудом сглотнул.

— Продолжай, — сказал он.

Бром отвернулся, пожимая плечами.

— Что тут продолжать? Она полюбила его, конечно, какая женщина не полюбила бы? Он не знал, для чего существует женщина, и я готов поклясться, что и она тоже не знала, но могло выйти так, что вместе они выяснили бы; можешь быть уверен, что у них был верный шанс.

Нахмурясь, он покачал головой.

— Если бы случилось так, это увенчало бы последние дни ее юности, ибо именно той весной умер ее отец, и скипетр перешел в ее руки.

Он замолк, измеряя коридор шагами, и молчал столь долго, что Род почувствовал необходимость что-то сказать.

— Здесь нет никакой причины для ненависти, Бром О'Берин.

— О, да! Но выслушай конец сей повести, ибо только когда на ее голове оказалась корона, Катарина вдруг увидела, что Туан был младшим сыном, что он, таким образом, наследовал честь семьи, но не более. Она заявила тогда, что он не любил ее, что он только желал ее трона, что она больше не хочет его знать, и в гневе и презрении она отослала его прочь — без должной причины, как казалось, хотя только они двое могли знать правду об этом. Она изгнала его в Дикие Земли и объявила награду за его голову, чтобы он не вернулся, и предоставила ему жить там среди зверо-людей и эльфов или умереть.

Он снова замолчал.

— И милорд Логайр поднялся во гневе, — поторопил его Род.

— Да, — проскрежетал Бром, — а с ним его вассалы, и половина знати королевства заодно. Если Туан потерпел неудачу в своих ухаживаниях, то гнев и презрение он заслужил, молвил Логайр, но изгнание полагается только за измену.

«А разве это не измена? — горячо ответила Катарина. — Посягать на мою корону?»

Тогда Логайр встал высоко в холодной гордости и заявил, что Туан желал только любви Катарины, но слова его прозвенели в пустоте, ибо тот, за кого Катарина выйдет замуж, должен царствовать, и это-то и сказала ему Катарина.

Тогда Логайр печально проговорил, что его сын был не изменник, а всего лишь дурак, что ухаживал за глупым избалованным ребенком, и тут Катарина снова закричала бы «измена!», не помешай ей я.

— И все же ты говоришь, что она любит их, и Логайра, и Туана?

— Да, почему же еще такая резкость?

Бром снова замкнулся в молчании.

Род прочистил горло и сказал:

— Туан, кажется, не слишком долго оставался изгнанным…

— Да. — Углы рта Брома опустились. — Этот дурак будет неподалеку от нее — так он поклялся ей — даже если поплатится головой. Но с наградой за свою жизнь он должен жить, словно убийца или вор.

Род кисло улыбнулся.

— И где-то он приобрел идею, что нищие вызовут меньше хлопот, если кто-то позаботится о них.

Бром кивнул.

— И таким образом нищие стали некоторой силой, но Туан клянется, что он бросит все свои войска охранять тыл королевы. Он утверждает, что по-прежнему любит ее, что он будет любить ее даже если она отрубит ему голову.

— А она, конечно, — рассудил Род, — утверждает, что нет ни одной причины в мире, по которой бы он не должен ненавидеть ее.

— И в этом она права, и все же я думаю, что Туан ее любит.

Они подошли к двери караульной, Род положил руку на засов и, обернувшись к Брому О'Берину, улыбнулся и печально покачал головой.

— Безмозглые, — произнес он. — Что она, что он.

— И самые нежно-любящие враги, — улыбнулся Бром с оттенком раздражения. — А вот и твоя квартира, спокойной ночи.

Бром круто повернулся и ушел строевым шагом.

Род поглядел ему вслед, качая головой и мысленно ругая себя.

— Ну и дурак же я, — пробормотал он себе под нос. — Я-то думал, что он стоял за нее оттого, что в нее влюблен. А, ладно, Векс тоже, бывает, ошибается…

Большая свеча в казарме сгорела до огарка. Время в Грамарие измерялось по огромным свечам в красно-белую полоску — шесть красных колец и шесть белых. Одна свеча зажигалась на рассвете, другая — двенадцать часов спустя.

Согласно этой свече было три часа утра. Веки Рода внезапно сделались очень тяжелыми. Они казались прямо-таки свинцовыми, когда он вспомнил, что час на Грамарие был примерно равен часу двадцати минутам Галактического Стандарта.

Он поплелся да своей койки и споткнулся. Предмет, за который он зацепился, издал приглушенное кряканье, Род забыл, что Большой Том спал в ногах постели, на полу.

Великан сел, зевнул и, почесываясь, поднял голову и увидел Рода.

— А, добрый вечер, мастер! Который час?

— Девятый час ночи, — тихо ответил Род. — Спи себе, Большой Том. Я не хотел тебя будить.

— Да я здесь именно для этого, мастер. — Он потряс головой, сбрасывая с себя остатки сна.

Что было несколько странно, внезапно понял Р.од, поскольку глаза у него были отнюдь не заспанными. В мозгу у Рода щелкнул синапс, и он стал достаточно внимательным и осторожным, как и подобает трудному агенту.

Поэтому, чтобы не возбудить у Большого Тома подозрений, он попытался казаться даже более сонным, что был.

— Это была длинная ночь, Большой Том, — сонно пробормотал он и упал лицом на койку. Он надеялся, что Большой Том оставит дела такими, как есть, и вернется ко сну, но он услышал глухой теплый смешок с подножия постели, и Большой Том принялся стаскивать с Рода сапоги.

— Немного покуралесили, а, мастер? — шепотом спросил он. — Да и деваха-другая за поясом, ручаюсь.

— Разбуди меня при зажигании свечи, — пробубнил в подушку Род. — Я должен ждать выхода королевы к завтраку.

— Да, мастер. — Большой Том стянул другой сапог и, посмеявшись, улегся. Род подождал, пока Том снова не начал храпеть, затем приподнялся на локтях и оглянулся через плечо. В общем, этот большой увалень казался вполне верным и восхитительно глупым, но бывали времена, когда Род гадал…

Он дал голове плюхнуться обратно на подушку, закрыл глаза и приказал себе уснуть.

К несчастью, сегодня ночью положение «дух-выше-материи» не срабатывало. Все его чувства казались обостренными до максимума. Он был готов поклясться, что ощущает каждую нить в подушке под щекой, слышит грызущую плинтус мышь, квакающую во рву лягушку, доносимый ветром веселый смех.

Веки его распахнулись. Веселый смех?

Он скатился с постели и подошел к высокой щели окна. Кто там, черт возьми, гулял в такое время?

Луна стояла за зубчатой северной башней, через ее поверхность проносились силуэты, юные фигуры в трехмерном танце, и некоторые, казалось, оседлали помело.

Ведьмы. И колдуны. В северной башне…

Род подымался по истертым ступеням винтовой лестницы башни. Гранитные стены, казалось, становились все ближе и ближе по мере того, как он поднимался. Он напоминал себе, что будучи провозглашенным эльфами чародеем — безмозглые негодники! — он подходил для членства в этом обществе.

Но его желудок не принимал сообщения, он все еще требовал «драмамин». Во рту у него пересохло совсем. Разумеется, эльфы его одобрили, но уведомили ли они об этом колдунов и ведьм?

Снова нахлынули все старые сказки его детства, свободно перемешанные с образами сцен с ведьмами из «Макбета». Теперь, когда он поразмыслил над этим, он что-то не мог вспомнить ни одного примера филантропствующей ведьмы, кроме Глинды Доброй[14], а ее, собственно, нельзя было назвать ведьмой.

В его пользу одно: эти колдуны и ведьмы казались достаточно счастливыми. Музыка, плывшая по лестничному колодцу, была старой ирландской джигой, и была она просолена смехом — молодым и жизнерадостным.

Стена перед ним заблестела от факельного света. Он повернул за последний изгиб спирали и вошел в большую башенную комнату.

В разгаре был круговой, или скорее, шаровой танец, своего рода трехмерный хоровод. Сквозь тучи факельного дыма он разглядел пары, танцующие на стенах, на потолке, в воздухе и, при случае, на полу, то там, то тут были кучки стоящих хихикающих людей. Одежда их была яркой до предела — ну, черт возьми, она была попросту крикливой. Большинство из них держали кружки, наполняемые из большого бочонка рядом с лестницей.

Они были все молоды, чуть ли не подростки. Он не мог найти ни одного лица, выглядевшего достаточно взросло, чтобы голосовать[15].

Он остановился на пороге, охваченный отчетливым ощущением, что ему здесь не место. Он чувствовал себя, словно классная дама на выпускном балу в средней школе — необходимым злом.

Юнец, починавший бочонок, увидел Рода и ухмыльнулся.

— Привет! — крикнул он. — Ты запоздал с приходом.

В руку Рода плюхнулась полная кружка.

— Я не знал, что приду, — пробормотал Род.

— Будь спокоен, мы знали, — усмехнулся юноша. — Молли это предвидела, но она сказала, что ты здесь будешь полчаса назад.

— Сожалею. — Глаза Рода чуть остекленели. — Столкнулся с парой препятствий.

— А, не думай об этом. То был ее неточный вызов, а не твой, из-за вина, несомненно, и все же мы ждали тебя с тех пор, как ты ступил в замок, эльфы сказали нам прошлой ночью, что ты чародей.

В голове у Рода мигом прояснилось.

— Ерунда! Я не более чародей, чем ты… я имею в виду…

— О, ты чародей. — Парень мудро кивнул. — Чародей, и самый могущественный. Разве ты не явился в падающей звезде?

— Это наука, а не волшебство! И я не чародей!

Юноша плутовато улыбнулся.

— Знающий иль нет, ты, наверняка, чародей.

Он отсалютовал Роду кружкой.

— И значит, один из нас.

— Э… ну, спасибо. — Род ответил таким же салютом и отхлебнул из кружки. Это было подогретое вино со специями.

Он оглядел комнату, пытаясь привыкнуть к постоянному гаму и вопиющим нарушениям законов Ньютона.

Глаза его вспыхнули при виде парочки, сидевшей под одним из окон, углубившись в разговор, то есть она говорила, а он слушал. Она была красоткой с готовым лопнуть лифом, а он был худ и внимателен, его глаза горели, когда он смотрел на нее.

Род цинично улыбнулся и подумал об истинных мотивах парня для такой стойкой привязанности.

Девушка вспыхнула и, резко повернувшись, обожгла Рода негодующим взглядом.

У Рода отвисла челюсть. Потом он, заикаясь, начал было бормотать извинения, но прежде чем они достигли его уст, девушка, смягчившись, улыбнулась, грациозно склонила голову в его сторону и отвернулась обратно к своей аудитории из одного человека.

У Рода снова отвисла челюсть. Затем он протянул руку, нащупывая рукав наливающего вино, не отводя глаз от девушки.

Парень положил руку на его плечо, голос его был обеспокоенным:

— Что тебя тревожит, друг?

— Та… та девушка, она может читать мои мысли?

— О, да! Мы все можем, в какой-то мере, хотя она лучше большинства.

Род положил руку на голову, чтобы остановить головокружение. Телепаты. Целая комната, полная ими. Предполагалось, что во всей известной галактике было около десятка доказанных телепатов.

Он снова поднял взгляд. Это была мутация или генетический дрейф, или что-то подобное.

Он потянулся и прочистил горло.

— Скажи-ка, приятель… э, кстати, как тебя зовут?

— Увы мне! — Парень стукнул себя по лбу. — Чума на мою голову. Я — Тобиас, мастер Гэллоуглас, и ты должен познакомиться со всеми нами.

Он увлек Рода к ближайшей группе.

— Но… но я только хотел сказать…

— Это — Нелл, это — Андрей, это — Брайан, это — Дороти…

Спустя полчаса и пятьдесят три представления Род рухнул на деревянную лавку. Он запрокинул кружку и выпил остатки.

— Теперь, — сказал он, стукнув ею о колено, — мы оба высосаны.

— А позволь мне принести тебе другую! — Тоби выхватил из его руки кружку и улетел.

Буквально.

Род посмотрел, как тот плывет через комнату, в трех метрах над полом, и покачал головой. Теперь уж его ничем не поразить.

Кажется, он имел на руках многообещающую колонию эсперов — левитирующих, предвидящих и телепатирующих.

Но если все они могли левитировать, то как вышло, что все девушки разъезжали на помеле?

Тоби появился у локтя Рода с легким звуком смещенного воздуха. Род выпучил на него глаза, затем принял вновь наполненную кружку.

— Э, спасибо. Скажи-ка, вы можете, э, левитировать и телепортироваться?

— Извиняюсь? — непонимающе нахмурился Тоби.

— Вы можете… э… летать? И… э… посылать себя из одного места в другое?

— О, да! — улыбнулся Тоби. — Это мы все умеем делать.

— Что? Летать?

— Мы все можем посылать себя из одного места в другое, нам известное. Все ребята могут летать, девушки не могут.

Ген, сцепленный с полом, подумал Род. Вслух же он сказал:

— Вот потому-то они и ездят на помеле?

— Да. Их сила — заставлять безжизненные предметы делать то, что они им велят. Мы, мужчины, не можем этого.

Ага! Еще одна сцепка, телекинез шел с X-хромосомами, левитация — с Y.

Но они все могли телепортироваться и читать мысли.

Бесценная колония эсперов. И если их жизнь была сколь-нибудь похожей на жизнь всех телепатов вне этой планеты…

— И простой народ ненавидит вас за это?

Юное лицо Тоби посерьезнело до мрачности.

— Да, и знать тоже. Они говорят, что мы вступили в союз с Дьяволом. Нас ждало испытание водой или самое отвратительное поджаривание, пока не взошла на трон наша добрая королева Катарина. — Повернувшись, он крикнул: — Эй, Бриджит!

Юная девушка, самое большее тринадцати лет, вывернулась от своего партнера по танцу и появилась рядом с Тоби.

— Друг Гэллоуглас хочет узнать, как люди нас любят, — проинформировал он ее.

С детского лица слетела вся радость, глаза ее расширились и округлились, она закусила нижнюю губу.

Расстегнув сзади блузку от шеи до лифа, она повернулась к ним спиной. Спина была вдоль и поперек покрыта шрамами, паутиной рубцов — следами кошки-девятихвостки.

Она повернулась обратно к Роду, когда Тоби снова застегнул ей блузку, со все еще округлыми и трагичными глазами.

— Это, — прошептала она, — всего лишь из-за подозрения, а я-то всего только была ребенком десяти лет от роду.

Желудок Рода попытался вывернуться наизнанку и выйти наружу через пищевод. Он сделал ему строгое предупреждение, и тот опустился обратно на свое обычное место. На языке остался кислый привкус желчи.

Бриджит резко отвернулась и исчезла, но секунду спустя она опять была со своим партнерам, снова став полной легкомыслия и бьющей через край энергии.

Род задумчиво нахмурился ей вслед.

— Так что сам понимаешь, — продолжил разговор Тоби, — мы крайне благодарны нашей доброй королеве.

— Она покончила с системой огня-и-воды?

— О, она отменила этот закон, но сжигание ведьм продолжается — тайком. Был только один способ защитить нас, и его-то она и выбрала: дать убежище любому из нас, кто придет сюда и попросит его.

Род медленно кивнул.

— Она все же не без мудрости.

Глаза его снова набрели на Бриджит там, где она танцевала.

— Что тебя беспокоит, друг Гэллоуглас?

— Она их не ненавидит, — прохрипел Род. — У нее есть все причины в мире ненавидеть нормальных людей, но она не ненавидит.

Тоби, тепло улыбнувшись, покачал головой.

— Ни она, ни любой из нас. Каждый, кто приходит в приют ковена королевы, сперва клянется жить по христову закону.

Род медленно повернул взгляд к нему.

— Понимаю, — произнес он после минутной паузы. — Ковен белых магов.

Тоби кивнул.

— Все грамарийские маги белые?

— Стыдно сказать, нет. Есть некоторые, озлобленные большими страданиями, чем наши — потерей уха, или глаза, или любимого человека, или всего вместе — они спрятались в горах Диких Земель, и оттуда мстят всему человечеству.

Рот Рода растянулся в тонкую мрачную строчку, углы губ опустились.

— Их численность едва более двунадесяти, — продолжал Тоби. — Есть только трое в расцвете лет, все остальные — высохшие старухи и сморщенные старики.

— Сказочные ведьмы и колдуны, — пробурчал Род.

— Истинно, такие и есть, и о делах их шумят как раз достаточно, чтобы перекрыть рассказы о любых добрых делах, что можем свершить мы.

— Так значит, в Грамарие есть два вида колдунов и ведьм: старые и злые в горах и молодые белые — в замке королевы.

Тоби покачал головой и улыбнулся, его глаза снова вспыхнули.

— Нет, кроме нас есть почти трижды двунадесять белых магов, не доверяющих королевскому обещанию убежища. Они — лет тридцати-сорока, все хорошие люди, на самом деле, но не спешащие доверять.

Понимание осенило его со всей силой Откровения. Род откинулся назад, рот его сформировал безмолвное «О», затем, часто закивав, он нагнулся вперед и сказал:

— Так вот почему вы все так молоды! Приглашение королевы приняли только те ведьмы и колдуны, в которых еще осталось какое-то безрассудство и доверие! Так значит, ей досталась стайка подростков!

Тоби ухмыльнулся от уха до уха, закивав от волнения.

— Так значит, зрелые колдуны и ведьмы, — продолжал Род, — люди очень хорошие, но они также и очень осторожны!

Тоби кивнул. Лицо его чуть отрезвело.

— Среди них есть один-два достаточно смелых, чтобы прилетать сюда. Была одна самая мудрая ведьма из всех, с юга. Она уже совсем старая. Ей ведь должно было быть довольно близко к тридцати!

Эта реплика настигла Рода прямо посреди глотка. Он поперхнулся, разинул рот, закашлялся, зачихал и вытер глаза.

— Что случилось, друг Гэллоуглас? — спросил Тоби с заботливостью, припасаемой обычно для восьмидесятилетних.

— О, ничего, — выдохнул Род. — Просто путаница между пищеводом и трахеей. От нас, стариков, знаешь ли, приходится ждать некоторых вывертов. Почему же эта мудрая ведьма не осталась?

Тоби улыбнулся, понимание и доброта просто сочились из него.

— А она сказала, что мы чересчур сильно заставляем ее чувствовать свой возраст, и вернулась на юг. Если ты там попадешь в беду, то только кликни ее имя, Гвендайлон, и она тут же окажет тебе больше помощи, чем тебе надо.

— Я это запомню, — пообещал Род, немедленно забыв, так как представил себя зовущим на помощь женщину. Он чуть не зашелся в новом приступе кашля, но не посмел смеяться, так как помнил, каким он сам был чувствительным в отрочестве.

Он сделал еще один глоток вина, чтобы залить свой смех, и ткнул кружкой в сторону Тоби.

— Есть только еще один вопрос: почему королева вас защищает?

— Разве ты не знаешь? — уставился на него Тоби.

— Да вот, не знаю, — сладко улыбнулся Род.

— Да она же сама ведьма, дорогой друг Гэллоуглас!

Улыбка Рода растаяла.

— Гм. — Он почесал кончик носа. — До меня доходили слухи на этот счет. Они верны, да?

— Вполне верны. Ведьма необученная, но тем не менее ведьма.

— Необученная? — поднял бровь Род.

— Да. Наш дар нужно разминать и упражнять, тренировать и обучать, чтобы довести до всей полноты. Катарина — природная ведьма, но необученная. Она может слышать мысли, но не в любое время, когда пожелает, и нечетко.

— Хм. Что она еще умеет делать?

— Насколько мы знаем — ничего. Она умеет только слышать мысли.

— Так значит, она, можно сказать, удовлетворяет минимальным требованиям для вступления в профсоюз. — Род почесал за ухом. — Своего рода сподручный талант для королевы. Она должна знать все, что происходит в ее замке.

Тоби покачал головой.

— Разве ты можешь расслышать пятерых говорящих, всех сразу, друг Гэллоуглас? И слышать их все время подряд? И еще быть способным запомнить, что они говорили?

Род нахмурился и почесал подбородок.

— Можешь повторить хотя бы один разговор? — Тоби снисходительно улыбнулся и покачал головой. — Конечно, не можешь. И наша королева тоже не может.

— Она могла бы записывать их…

— Да, но вспомни, она необученная, а чтобы делать из мыслей слова, нужна интенсивная тренировка даже выдающегося дара.

— Погоди, — поднял руку Род. — Ты хочешь сказать, что вы не слышите мысли как слова?

— Нет, нет, мгновенной мысли достанет на книгу слов, друг Гэллоуглас. Разве тебе нужно выкладывать мысли словами для того, чтобы иметь их?

— Понятно, — кивнул Род. — Квантовая механика мысли.

— Странно, — пробормотал чей-то голос.

Подняв взгляд, Род обнаружил, что находится в центре приличных размеров группы юных ведьм и чародеев, явно налетевших послушать интересный разговор.

Он посмотрел на говорившего, плотного юного чародея, и улыбнулся с оттенком сарказма.

— Что странно? — Он гадал, как там звали этого паренька.

Парень усмехнулся.

— Мартин меня зовут. — Он помолчал, чтобы посмеяться над пораженным взглядом Рода, тот все еще не привык к чтению мыслей. — А странно, что ты чародей, а не знаешь азов слышания мыслей.

— Да, — кивнул Тоби, — ты единственный известный нам чародей, друг Гэллоуглас, который не может слышать мыслей.

— Э, да. — Род провел по щетине. — Ну, как я упомянул немного ранее, я не настоящий чародей. Видите ли…

Его прервал дружный взрыв смеха. Он вздохнул и покорился своей репутации.

Затем он вернулся к прежней линии расспросов.

— Я так понял, что некоторые из вас могут слышать мысли, как слова.

— О, да, — подтвердил Тоби, вытирая глаза. — Есть у нас одна такая.

Он повернулся к кольцу слушателей.

— Олдис здесь?

Пухленькая, хорошенькая шестнадцатилетняя девушка протолкалась в передний ряд.

— Кого мне надо для вас послушать, сэр?

Искра пересекла пропасть в мозгу Рода. В его глазах появился злой блеск.

— Дюрера. Советника милорда Логайра.

Олдис сложила руки на коленях, устроилась поудобнее, сидя очень прямо. Она уставилась на Рода, глаза ее потеряли фокусировку. Затем она принялась говорить высоким монотонным, в нос, голосом.

— Как вам угодно, милорд. И все же я не могу понять, истинно ли вы верны?

Голос ее упал на две октавы по тону, но сохранил свою монотонность.

— Негодяй! Ты имеешь наглость оскорблять меня в лицо?

— Нет, милорд, — поспешно ответил высокий голос. — Я не оскорбляю вас, а только ставлю под вопрос мудрость ваших действий.

Дюрер, подумал Род. Высокий голос принадлежал Дюреру, практиковавшемуся в своем занятии — заботе о манипуляции герцогом Логайром.

— Вспомните, милорд, она всего лишь ребенок. Добро ли это по отношению к ребенку — дозволять ему своевольничать? Или добром будет отшлепать ее, когда она в этом нуждается?

С минуту стояло молчание, затем ответил более глухой голос лорда Логайра.

— В том, что ты говоришь, есть какая-то доля истины. Разумеется, в ее попытке взять власть в свои руки в вопросе назначения священников есть что-то от избалованного ребенка.

— Но, милорд, — пробормотал высокий голос. — Это же идет вразрез с традициями и мудростью людей намного старше ее самой. Воистину, как это ни горько, но это действия непослушного ребенка.

— Возможно, — прогромыхал Логайр. — И все же она — королева, а слово королевы — закон.

— Даже если королева издает дурные законы, милорд?

— Ее действия не дурные, Дюрер. — Глухой голос принял угрожающий оттенок. — Неверные, безрассудные и необдуманные, плохо рассчитанные, ибо добро, кое они принесут сегодня, может завтра принести гибель на наши головы. Наверное, глупые законы, но дурные — нет.

Высокий голос вздохнул.

— Возможно, милорд. И все же она угрожает чести своих вельмож. Разве это не дурно?

— Это, — прогромыхал Логайр. — Как же это так? Да, она была надменна, беря на себя более высокомерия, чем, возможно, когда-либо бывало у королевы, но она еще никогда не делала ничего такого, что можно было бы истолковать как оскорбление.

— Да, милорд, пока еще нет.

— Ты что это хочешь сказать?

— День этот придет, милорд.

— Какой такой день, Дюрер?

— Когда она поставит крестьян впереди знатных, милорд.

— Прекрати свои изменнические речи! — зарычал Логайр. — На колени, ничтожество, и благодари своего Бога, что я не оставляю тебя без головы!

Род глядел в лицо Олдис, все еще не отойдя от потрясения, вызванного слышанным диалогом двух бестелесных мужских голосов, исходящих из уст хорошенькой девушки.

Ее глаза постепенно снова сфокусировались. Она испустила долгий вздох и улыбнулась ему.

— Ты слышал, друг Гэллоуглас?

Род кивнул.

Она развела руки, пожав плечами.

— А я ни слова не могу вспомнить из того, что говорила.

— Пусть это тебя не беспокоит, я помню все. — Род потер щетину на подбородке. — Ты действовала как канал, медиум в чистейшем смысле этого слова.

Он запрокинул голову, осушив свою кружку, и кинул ее одному из юных колдунов. Юноша поймал ее, исчез и вновь появился. Он вручил до краев полную кружку Роду, который в притворном отчаянии покачал головой.

Он откинулся назад и пригубил вино, подняв взгляд на окружавшие его юные лица, улыбающиеся и заметно сияющие от сознания своей силы.

— Вы когда-нибудь проделывали это раньше? — спросил он, махнув рукой в сторону их всех. — Я имею в виду, слушали подобные внутричерепные заседания.

— Только врагов королевы, — ответила Олдис, вскинув голову. — Мы часто слушаем Дюрера.

— Вот как? — приподнял бровь Род. — Что-нибудь узнали?

Олдис кивнула.

— Он в последнее время сильно озабочен крестьянами.

Мгновение Род был совершенно неподвижен.

— Что у него за интерес к ним?

Тоби знающе усмехнулся.

— Ну, вот его последний подвиг. Он заварил свару между двумя крестьянами из личных владений королевы. Один молодой крестьянин хотел жениться на дочери старого фермера, а старик сказал — нет. И юнец воздел бы руки в отчаянии и спокойно остался бы с разбитым сердцем.

— Но тут встрял Дюрер.

— Да. Он днем и ночью преследовал юнца, ибо известие о сватовстве парня распространилось по всем деревням, и присмотрел за тем, чтобы слух пересказывали с добавлением вопроса: разве мог юноша считаться мужем, коль позволил дряхлому болвану лишить себя любимой девушки?

Род кивнул.

— И другие крестьяне принялись кидать этот вопрос пареньку.

— Само собой. Ехидство, издевки, насмешки — и парень однажды ночью взял да и похитил девушку и сделал ей ребенка.

Род поджал губы.

— Как я представляю, папа немножко разволновался.

Тоби кивнул.

— Он приволок парня к деревенскому попу и потребовал, чтобы паренька повесили за насилие.

— А поп сказал?..

— Что это была любовь, а на насилие, и подходящим наказанием был бы брак, а не повешение.

Род усмехнулся.

— Держу пари, что дети были крайне опечалены таким оборотом дела.

— Их горе было так велико, что они пустились в пляс, — хохотнул Тоби. — А старик испустил тяжелый вздох, рассудив, что такова, видно, премудрость божия, и благословил их.

— И тут снова встрял Дюрер.

— Само собой. Он поднялся перед королевой, когда та была за столом, перед всеми лордами и их леди, крича, что королева должна показать справедливость своего нового порядка, постановив сама, что было справедливо в этом деле, ибо разве эти крестьяне не были из личных владений королевы?

Род ухмыльнулся и хлопнул себя по бедру.

— Она, должно быть, готова была плюнуть ему в глаза.

— О, ты не знаешь нашу королеву! — Тоби закатил глаза к потолку. — Она бы с удовольствием воткнула ему нож меж ребер. Но на брошенный вызов надо отвечать: ей придется самой заслушать это дело, когда она в следующий раз будет держать Общий Суд.

— Общий Суд? — нахмурился Род. — Это что, черт возьми, такое?

— На один час каждый месяц королева открывает свой двор для всех своих подданных, кто желает, чтобы она их выслушала; и крестьяне, и дворяне, и духовенство являются к ней в Большой Зал. Большинство Великих Лордов только смотрят, в то время как мелкое дворянство и крестьяне приносят свои жалобы и обиды. А при следящих Великих Лордах можешь быть уверен, что обиды, на которые жалуются, будут, безусловно, мелкие.

— Вроде этого случая, — кивнул Род. — Когда будет следующий Общий Суд?

— Завтра, — ответил Тоби. — И я думаю, что Великие Лорды велят своим прирученным крестьянам и духовенству протестовать против новых судей и священников королевы. Лорды, конечно, сперва подадут свой протест, а другие, попроще, откликнутся на него эхом.

Род кивнул.

— Придают всему делу общественную огласку. Но что Дюрер надеется приобрести выталкиванием этого дела о соблазнении?

Тоби пожал плечами.

— Это может знать только Дюрер.

Род, нахмурясь, откинулся к стене и отхлебнул из кружки. Он изучил окружавшие его юные лица и почесал в затылке.

— Мне это кажется сведениями, которые желательно бы знать королеве. Почему вы ей не сообщили?

Лица отрезвели. Тоби закусил губу и уставился в пол.

Род нахмурился.

— Почему вы не сообщили ей, Тоби?

— Мы пытались, друг Гэллоуглас! — Парень посмотрел на Рода с немым призывом. — Мы пытались, и все же она нас не желает слушать.

Лицо Рода одеревенело.

— Это как так?

Тоби беспомощно развел руками.

— Посланный к ней паж вернулся со словами, что нам следует быть благодарными за предоставленную нам ею защиту и не быть столь бестактными и наглыми, чтобы пытаться вмешиваться в ее управление.

Род задергал головой в быстрых кивках, растянув рот в мрачной усмешке.

— Да, это похоже на Катарину.

— А может, — задумчиво произнес один из ребят, — это все к лучшему, ибо у нее хватает забот и без наших роковых предупреждений.

Род невесело усмехнулся.

— Да. Из-за знати и нищих у нее беспокойства больше, чем достаточно, для того, чтобы она была занята по горло.

Тоби кивнул с мудрым и серьезным видом.

— Да, у нее достанет хлопот из-за советников, Дома Хлодвига и баньши у нее на крыше. У нее есть важные причины очень бояться.

— Да. — Голос Рода стал тугим, скрежещущим. — Да, у нее есть веские причины, и я думаю, что она основательно напугана.

Большой Том спал очень чутко, он сел на тюфяке, когда Род на цыпочках подошел к своей койке.

— Здоров, мастер? — прошептал он скрежещущим голосом, в котором было примерно столько же секретности, что и у лягушки-быка в течке.

Род остановился и нахмурившись поглядел на своего слугу.

— Да, вполне здоров. Почему бы мне не быть здоровым?

Большой Том глуповато усмехнулся.

— Ты мало спишь, — объяснил он. — Я думал, может, это лихорадка.

— Нет, — с облегчением улыбнулся Род, качая головой. Он протиснулся мимо Тома. — Это не лихорадка.

— А что же такое?

Род упал спиной на постель, заложив руки за голову.

— Ты, Том, когда-нибудь слышал об игре под названием «крикет»?

— Сверчок?[16] — нахмурился Том. — Это существо, стрекочущее на очаге, мастер.

— Да, но это также и название игры. Центр игры, понимаешь, это воротца, и одна команда пытается сбить воротца, бросая по ним мяч. Другая команда пытается защитить воротца, отбивая мяч лаптой.

— Странно, — пробормотал Большой Том, широко раскрыв глаза от удивления. — Крайне странная манера игры, мастер.

— Да, — согласился Род. — Но дальше еще хуже. Команды, понимаешь ли, меняются местами, и та команда, что прежде атаковала воротца, теперь защищает их.

Он посмотрел сквозь пальцы ног на круглое, словно в пятнах от оспы, лицо Тома.

— Нет, — пробормотал великан, смущенно мотая головой. — Какой же смысл всего этого, мастер?

Род потянулся и резко расслабился.

— Смысл тот, что неважно, кто победит, но воротцам придется туго.

— Да! — энергично закивал Большой Том. — Это наверняка, мастер.

— Так вот, у меня такое чувство, что здесь идет колоссальная игра в крикет, только играют три команды: советники, нищие…

— Дом Хлодвига, — пробормотал Том.

Род удивленно вскинул брови.

— Да, Дом Хлодвига. И, конечно, королева.

— Кто же тогда воротца? — спросил Большой Том.

— Я. — Род перекатился на бок, трахнул кулаком по подушке и с блаженным вздохом опустил на нее голову. — А теперь я собираюсь поспать. Спокойной ночи.

— Мастер Гэллоуглас, — пропищал голос пажа.

Род закрыл глаза и помолился о ниспослании ему сил свыше.

— Да, паж?

— Вас зовут дожидаться выхода королевы к завтраку, мастер Гэллоуглас.

Род заставил веки подняться и поглядел в окно, небо уже порозовело от близкого рассвета.

Он нахмурился и сосчитал до десяти, едва не задремав по ходу дела. Потом сделал вдох, который наполнил бы бездонную шахту, скинул ноги с постели и сел.

— Ну, отдыха нет для воротцев. Что мне делать с моей проклятой формой, Том?

Род был вынужден признать, что Катарина Плантагенет обладала хорошим драматическим инстинктом и, более того, знала, как использовать его при своем дворе.

Часовые были расставлены на своих постах в обеденной зале еще до восхода солнца. Лорды и леди, имевшие привилегию — или, точнее, несчастье — разделять стол с королевой, прибыли прямо после петушиного крика. Катарина совершила свой выход только тогда, когда все собрались и прождали некоторое время, глазея на поданное мясо. И только тогда она вышла к ним.

Двери в зал широко распахнулись, открывая стоящую в море факельного света Катарину.

Шесть герольдов затрубили в фанфары, при звуке которых все лорды и леди поднялись, а Род содрогнулся, высота тона в этой культуре была более-менее делом вкуса.

Затем Катарина вошла в зал, высоко подняв голову и откинув назад плечи. Она прошла четверть пути к большому позолоченному креслу во главе стола у стены.

Герцог Логайр шагнул вперед и отодвинул кресло. Катарина опустилась с грацией и легкостью перышка. Логайр сел по правую руку от нее, и остальное общество последовало их примеру. Катарина взяла свою двузубую вилку, и общество сделало то же, в то время как из четырех углов зала налетели слуги в ливреях с деревянными тарелками, наполненными беконом и колбасой, маринованной селедкой, белыми булочками и мисками с чаем и супом.

Каждую тарелку сперва подносили Брому О'Берину, туда, где он сидел, слева от королевы. Бром брал пробу с каждой тарелки, съедал кусочек каждого блюда и помещал оставшееся на тарелке перед собой. Затем огромные деревянные тарелки были расставлены по всему столу. К этому времени Бром, обнаружив, что он еще жив, передал наполненное блюдо Катарине.

Общество со смаком принялось за еду, и желудок Рода напомнил ему, что все, попавшее туда этой ночью, было вином со специями.

Катарина изысканно отправляла в рот свою еду с оригинальным, не лучше, чем у пичужки, аппетитом. Ходили слухи, что она как раз перед официальным застольем перекусывала в уединении своих апартаментов. Даже если и так, она была такой худенькой, что лично Род находил этот слух сомнительным.

Слуги носились туда-сюда с бутылями вина и огромными мясными пирогами.

Род стоял на посту у восточной двери, таким образом, у него был достаточно хороший обзор Катарины, там, где она сидела, в северном конце стола, милорда Логайра по правую руку от нее, Дюрера по правую руку от Логайра и затылка Брома О'Берина.

Дюрер нагнулся и зашептал что-то своему лорду. Логайр нетерпеливо отмахнулся и кивнул. Он в один прием оторвал от мяса здоровенный кусок, пережевал, проглотил и залил глотком вина. Опустив кубок на стол, он повернулся к Катарине и прогрохотал:

— Ваше Величество, я озабочен.

Катарина бросила на него холодный взгляд.

— Мы все озабочены, милорд Логайр. Мы должны нести бремя своих забот, насколько это в наших силах.

Губы Логайра плотно сжались, его рот почти что затерялся между усами и бородой.

— Моя забота, — ответил он, — о вашей особе и благополучии вашего королевства.

Катарина вернулась к своему блюду, с большой заботой отрезая кусочек свинины.

— Я должна надеяться, что благополучие моей особы и впрямь повлияет на благополучие моего королевства.

Шея Логайра побагровела, но он упрямо гнул свое.

— Я рад, что Ваше Величество понимает, что угроза вашему благополучию есть угроза нашему королевству.

Кожа меж бровей Катарины наморщилась, она обратила нахмуренное лицо к Логайру.

— Я и впрямь понимаю.

— Зная, что жизни королевы угрожают, народ испытывает сильное беспокойство.

Катарина положила вилку и откинулась на спинку кресла. Голос ее был мягким, даже ласковым.

— Значит, моей жизни угрожают, милорд?

— Кажется, так, — осторожно промолвил Логайр, — ибо баньши снова был на вашей крыше прошлой ночью.

Род навострил уши.

Губы Катарины спрятались, зажатые меж зубами, а глаза закрылись. За столом воцарилось молчание. Во внезапной тишине прогремел голос Брома О'Берина.

— Баньши часто видели на стене замка Ее Величества, и все же она еще жива.

— Молчать! — оборвала его Катарина. Плечи ее выпрямились, она нагнулась вперед и взяла свой кубок. — Я не желаю слышать о баньши.

Она осушила кубок, а затем отставила руку с ним в сторону.

— Слуга, еще вина!

Дюрер сорвался со своего места и в один миг очутился рядом с королевой. Выхватив кубок из ее руки, он повернулся к подбежавшему слуге. Он держал кубок, пока слуга наполнял его из кувшина, а весь двор пялил глаза — такая любезность по отношению к королеве была со стороны Дюрера несколько необычной.

Он повернулся обратно к королеве, опустился на колено и протянул кубок. Катарина уставилась на него, затем медленно приняла кубок.

— Благодарю вас, Дюрер, и все же, должна признаться, что никак не ожидала от вас такой любезности.

Глаза Дюрера блеснули. Он поднялся с насмешливой улыбкой и очень низко поклонился.

— Пейте на здоровье, моя королева.

Но Род был чуточку мены доверчив, чем королева, более того, он видел, как Дюрер провел левой ладонью над кубком как раз перед тем, как слуга начал наполнять его.

Он покинул свой пост и поймал кубок как раз тогда, когда Катарина поднесла его к губам. Она уставилась на него, побледнев, в глазах ее разгоралась ярость.

— Я вас не звала, сударь.

— Прошу прошения, Ваше Величество. — Род отстегнул от пояса кинжал, выкинул клинок на стол и наполнил конические ножны вином. Слава небесам, он принял меры предосторожности, снова включив Векса, прежде чем заступил на дежурство!

Он протянул руку вперед, держа серебряный рог, и сказал:

— ЧелоВ Е К Слаб, Ваше Величество. Со стыдом признаюсь, что я не могу проанализировать своих действий, дело лишь в том, что я опасаюсь за жизнь Вашего Величества.

Весь гнев Катарины растворился в завороженности от действий Рода.

— Что, — показала она на серебряный рог, — что это такое?

— Рог единорога, — ответил Род и, подняв взгляд, посмотрел в глаза Дюрера, горящие яростью.

— Анализ завершен, — прошептал голос у него за ухом. — Субстанция ядовита для человеческого метаболизма. Род мрачно улыбнулся и нажал мизинцем на шишку на конце рога… «Рог единорога» стал пурпурным.

Весь двор ахнул от ужаса, так как все знали легенду, что рог единорога становится пурпурным, если в него поместить яд.

Катарина побледнела, она стиснула кулаки, чтобы скрыть дрожь.

Рука Логайра сжалась в огромный кулак, глаза его сузились, когда он прожег взглядом Дюрера.

— Ничтожество, если ты как-то участвовал в этой измене…

— Милорд, вы же видели. — Голос Дюрера стал ломаться. — Я только подал кубок.

Но его горящие глаза не отрывались от глаз Рода, казалось, намекая, что Род может избавиться от многих бед и мучений, если попросту тут же на месте выпьет это вино.

Роду было поручено вместе с тремя другими гвардейцами сопровождать Катарину из ее апартаментов в Большой Зал Общего Суда. Их четверка ждала перед палатами, пока не открылась дверь и не вышел, предшествуя королеве, Бром О'Берин. Двое солдат поместились впереди королевы и позади Брома, а Род и еще один гвардеец пристроились сзади нее.

Они медленно двинулись направо по коридору, приноравливаясь к шагу Катарины, а королева, закутанная в тяжелый меховой плащ и обремененная тяжелой золотой короной, двигалась очень медленно. Каким-то образом она ухитрялась при этом выглядеть скорее величавой, чем неуклюжей.

Когда они приблизились к Большому Залу, откуда-то выскочила одетая в бархат фигура — Дюрер.

— Прошу прощения, — обратился он, трижды поклонившись, — но я должен поговорить с Вашим Величеством.

Губы его были туго сжаты, а в глазах — гнев.

Катарина остановилась и вытянулась во весь свой рост.

А готовность-то к бою у нее номер один, подумал Род.

— Так говори же, — ответила она, глядя сверху вниз на склонившегося перед ней человечишку. — Но говори быстро, смерд.

Глаза Дюрера вспыхнули при этом обращении, термин «смерд» был зарезервирован за крестьянами. Однако он сумел сохранить почтительный вид.

— Ваше Величество, умоляю вас не терпеть никакой задержки в заслушивании петиции Великих Лордов, ибо они крайне сильно возбуждены.

— С чего бы мне задерживаться с этим? — нахмурилась Катарина.

Дюрер закусил губу и отвел взгляд.

Глаза Катарины загорелись гневом.

— Говори, смерд, — резко приказала она. — Или ты смеешь предположить, что королева страшится выслушать свою знать.

— Ваше Величество… — проговорил с большой неохотой Дюрер, а затем снова обрушился, как лавина: — Я слышал, что сегодня при дворе должно быть заслушано дело двух крестьян.

— Да. — Рот Катарины отвердел. — Это дело порекомендовано мне тобой, Дюрер.

Глаза человечишки стрельнули в нее злым блеском, затем он снова стал сплошным подхалимским унижением.

— Я думал… я слышал… я страшился…

— Чего ты страшился?

— Ваше Величество были в последнее время более всего озабочены вашими крестьянами… — Дюрер поколебался, а затем, заикаясь, продолжил: — Я страшился… что Ваше Величество может… наверное…

Взгляд Катарины сделался жестким.

— Что я могу выслушать этих двух крестьян прежде, чем склоню свой слух к петиции моих вельмож?

— Вы не должны, Ваше Величество! — рухнул на колени Дюрер, умоляюще сложив руки. — Вы не должны сегодня идти на риск оскорбить Великих Лордов! Самой жизни вашей угрожает опасность, если вы…

— Смерд, ты что, смеешь думать, будто я страшусь?

Род закрыл глаза, сердце у него замерло в груди.

— Ваше Величество! — воскликнул Дюрер. — Я только хотел сказать, что…

— Довольно! — Катарина резко повернулась, презрительно оттолкнув тощую фигуру советника. Бром О'Берин и гвардейцы двинулись вместе с ней. Огромные дубовые двери распахнулись перед ними.

Род рискнул бросить быстрый взгляд через плечо.

Лицо Дюрера исказила гримаса злобной радости, глаза победоносно сверкали.

Наилучший способ заставить девчонку что-то сделать, это сказать ей: «Не делай этого».

Бром привел королевскую свиту в большое сводчатое помещение, освещенное рядом арочных окон с обеих сторон. Пятнадцатью метрами выше через зал тянулась, словно хребет, потолочная балка с отходящими к гранитным стенам дубовыми ребрами. С потолка свисали две большие люстры из сварного железа с горящими в канделябрах свечами.

Они поднялись на тронное возвышение в десяти футах над полом зала. Перед ними стоял огромный золоченый трон.

Бром провел их вокруг края возвышения к трону. Там гвардейцы расположились по-обеим сторонам трона, а Катарина сделала последние полшага и встала, стройная и гордая, перед троном, глядя на множество людей, собравшихся внизу.

Это множество выглядело образчиками всех слоев населения. Они заполнили Большой Зал — от лестницы тронного возвышения до тройных дверей в противоположном конце зала.

Впереди расположились двенадцать великих вельмож, сидевших полукругом в деревянных креслах, напоминающих формой песочные часы, в двенадцати футах от ступенек трона.

За ними стояли сорок-пятьдесят пожилых людей в коричневых, серых или темно-зеленых одеждах с бархатными воротниками и в маленьких, квадратных фетровых шляпах. На их обширные животы спадали серебряные или золотые цепи. Бюргеры, догадался Род, местные купцы, чиновники, мастера гильдий — буржуазия.

Позади них находились черные с капюшонами рясы духовенства, а за ними серовато-коричневого цвета латаная одежда крестьянства, большая часть которого, Род был уверен в этом, была прислана с замковой кухни. Таким образом, на Общем Суде присутствовали представители всех классов.

Но в центре группы крестьян расположились четверо солдат в зелено-золотом — цветах королевы — а между ними стояли двое крестьян, один молодой, другой старый, оба выглядевшие перетрусившими и перепуганными почти до грани паники, вертевшие в мозолистых руках шляпы. У старика была длинная седая борода, юнец же был чисто выбрит. Оба были в темно-коричневых рубахах из грубой ткани, тот же самый материал обвязывал их ноги, служа им брюками. Рядом с ними стоял священник, выглядевший почти настолько же не в своей тарелке, как и они.

Все глаза смотрели на королеву. Катарина очень хорошо это сознавала; она выпрямилась и сохраняла свою позу, пока в зале не наступила полная тишина. Затем она медленно села, и Бром уселся по-турецки у ее ног. Тупые концы алебард глухо стукнули о камень, когда Род и трое других гвардейцев стали вольно, отставив пики под углом в двадцать градусов.

По залу прогремел голос Брома:

— Кто в сей день предстанет перед королевой?

Вперед шагнул герольд с пергаментным свитком и зачитал список из двадцати петиций. Первой была петиция вельмож, последней — петиция двух королевских крестьян.

Руки Катарины сжали подлокотники трона. Она произнесла высоким, ясным голосом:

— Господь наш сказал, что униженные будут возвышены, последние станут первыми, и посему давайте сперва заслушаем показания этих двух крестьян.

Наступил миг потрясенного молчания, старый герцог Логайр с ревом вскочил на ноги.

— Показания! Вы так сильно нуждаетесь в их показаниях, что ставите эту деревенщину впереди своих высочайших вельмож!

— Милорд, — окрысилась Катарина. — Вы забываете свое место при моем дворе.

— Нет, это вы забываете! Это вы забываете уважение и традиции, и все законы, с детства усвоенные вами от вашего отца!

Старый лорд вытянулся во весь рост, пылая гневом.

— Никогда, — прогремел он, — старый король не обесчестил бы так своих вассалов!

— Открой глаза, старик! — Голос Катарины был холоден и надменен. — Я хотела бы, чтобы мой отец был все еще жив, но он умер, и теперь царствую я.

— Царствую! — Губы Логайра скривились в кислой усмешке. — То не царствование, но тирания!

Потрясенный зал умолк. Затем все нарастая пополз шепот: «Измена! Изменаизменаизмена!»

Поднялся дрожащий Бром О'Берин.

— Теперь, милорд Логайр, ты должен пасть на колени и попросить прощения у миледи королевы или же будешь навек осужден, как изменник трону.

Лицо Логайра окаменело, он вытянулся, выпрямил спину и задрал подбородок, но прежде чем [он успел] ответить, Катарина произнесла тугим, дрожащим голосом:

— Никакого прощения не будет ни спрошено, ни дано. Ты, милорд Логайр, принимая во внимание оскорбления, нанесенные нашей королевской особе, отныне изгоняешься из нашего Двора и Присутствия, дабы никогда больше к нам не приближаться.

Медленно взгляд старого герцога встретился с глазами Катарины.

— Как же так, дитя? — пробормотал он, и Род с потрясением увидел слезы в уголках глаз старика. — Дитя, ты обойдешься с отцом так же, как обошлась с сыном?

Лицо Катарины стало мертвенно бледным. Она привстала.

— Поспеши покинуть место сие, милорд Логайр! — Голос Брома дрожал от ярости. — Поспеши покинуть место сие, или же я спущу на тебя собак!

Взгляд Логайра медленно опустился на Брома.

— Спустишь собак? Да, ибо ты — самый верный пес нашей королевы! — Он снова поднял глаза на Катарину. — Ах, леди, леди! Я надеялся умилостивить тебя борзым щенком, прежде чем умру.

Катарина снова села, гордо вытянувшись.

— У меня есть мастифф, милорд, и пусть мои враги берегутся!

Старик медленно кивнул, его полные горя глаза никак не могли оторваться от ее лица.

— Значит, ты будешь называть меня врагом…

Катарина чуть выше вскинула подбородок.

Он круто повернулся и пошел через весь зал к выходу. Толпа раздалась перед ним, открыв широкий проход. Гвардейцы по обеим сторонам от большой центральной двери вытянулись по стойке «смирно» и распахнули порталы.

Герцог резко остановился на пороге и обернулся бросить взгляд над толпой на Катарину. Его тяжелый старческий голос в последний раз наполнил зал.

И голос этот был каким-то мягким, почти добрым.

— И все же прими сие от меня, Катарина, кою я некогда называл своей племянницей — тебе нечего страшиться армий Логайра, пока я жив.

Он постоял с миг, не двигаясь, выдерживая взгляд Катарины. Затем он резко повернулся, взметнув полами плаща, и исчез.

Целых три вздоха двор хранил молчание, затем все, как один, поднялись одиннадцать оставшихся Великих Лордов и двинулись гуськом по проходу к большой центральной двери и последовали за Логайром в изгнание.

— Так как же она решила дело двух крестьян? — спросил Векс.

Род ехал на роботе-коне по склону за замком «для выездки», или, во всяком случае, так он сказал конюху. На самом деле ему нужен был совет Векса относительно того, Что Бы Все Это Значило.

— О, — ответил он. — Она поддержала решение приходского священника: подобающим наказанием для паренька был брак. Старику это не слишком понравилось, но Катарина держала туза в рукаве — парень должен будет содержать своего тестя на старости лет. При этом старик ухмыльнулся, а парень вышел с таким видом, словно он был совсем не уверен, что он, в конце концов, вышел победителем.

— Превосходное решение, — пробурчал Векс. — Наверное, юной леди следует поискать карьеры в юриспруденции.

— Что угодно, лишь бы это держало ее подальше от политики… Славные закаты на этой планете.

Они ехали к заходящему солнцу, красный шар разрисовал небо в красновато-золотые цвета от горизонта и почти до зенита.

— Да, — снабдил его информацией робот. — Превосходные закаты, благодаря плотности атмосферы, которая составляет почти одну и пять десятых земной нормальной. На этой широте, однако, из-за наклона оси, который равен…

— Да, да. Я записал все это в судовой журнал, когда мы приземлились. Сделай милость, оставь их в покое… Я заметил, что лучи солнца стали почти кроваво-красными…

— Соответственно, — пробормотал Векс.

— Хмм, да. Это возвращает нас к сути, не так ли? Что насчет еще одного предстоящего убийства?

— Не убийства, Род, покушения.

— Ладно, покушения. Прости мне мои термины и переходи к делу.

Векс с минуту помолчал, подставляя данные в заранее подготовленный доклад.

— Политическая ситуация на острова Грамарий заключает в себе три явные фракции: одну роялистскую и две антироялистские. Роялистская фракция состоит из королевы, ее главного советника — некоего Брома О'Берина, духовенства, королевской армии, телохранителей королевы и группы эсперов, известных под местным термином «маги».

— А как насчет судей?

— Как я собирался сказать, государственные служащие могут быть включены в роялистскую партию за исключением тех чиновников, чья продажность делает их противниками реформы королевы.

— Хмм, да. Я забыл об этой оговорке. Есть еще кто-нибудь на стороне Плантагенетов?

— Да. Подвид Гомо Сапиенс, характеризуемый крайней карликовостью и упоминаемый под местным термином «эльфы».

— Ну, они, во всяком случае, кажется, на против нее, — пробормотал Род.

— Антироялистские партии многозначительно не объединены своей общей оппозицией трону. Первая из этих фракций — аристократическая, возглавляемая двенадцатью герцогами и графами, которых, в свою очередь, возглавляет герцог Логайр. Стоит отметить, что аристократы единодушны в своей оппозиции королеве. Такое единодушие среди аристократов феодальной культуры совершенно беспрецедентно и, таким образом, должно рассматриваться как аномалия.

— И откуда взялся этот странный объединенный фронт?

— Это единодушие может быть отнесено к присутствию группы, называемой советниками, каждый из которых служит в качестве консультанта одному из двенадцати Великих Лордов. Физическая согласованность данной группы указывает…

Род резко повернул голову, уставясь на уши робота-коня.

— Что-что?

— Каждый из советников физически характеризуется сутулостью, крайней худобой, скудными черепными волосами, бледной кожей и общим видом пожилого возраста.

— Оч-чень интересно! — поджал губы Род. — Я что-то не уловил в этом какого-либо значения.

— Такая физическая внешность характерна для крайне развитого технологического общества, в котором взяты под контроль проблемы долгожительства, метаболической регулировки и подверженности воздействию ультрафиолета.

— Современная медицина и салон красоты при баре, — кивнул Род. — Но что, по-твоему, объясняет их горбатую фигуру?

— Мы можем предполагать, что это часть подобострастной манеры, применяемой данной группой. Крайности данного поведения указывают, что оно неестественно для упомянутых людей.

— Финалев закон реверса, — кивнул Род. — Дальше.

— Целью роялистской фракции является увеличение мощи центральной власти. Цель советников, похоже, заключается в ликвидации центральной власти, результатом чего будет такая форма политической организации, которая известна как власть военачальников.

— Которая, — заключил Род, — своего рода анархия.

— Именно, и мы, таким образом, должны допустить возможность, что советники могут лелеять замысел политического раскола воеводства через приходы, дабы прийти к полной анархии.

— И потому-то они и затеяли убить Катарину.

— Точное наблюдение; ухватятся за любой шанс ликвидировать центральную власть.

— А это означает, что она в опасности. Давай-ка возвратимся в замок.

Он натянул поводья, но Векс отказался поворачивать.

— Она не в опасности, Род, пока еще нет. Мифология данной культуры требует, чтобы перед смертью на крыше жилища должен был быть замечен призрак, известный как баньши. А баньши не может появиться до наступления ночи.

Род посмотрел на небо. Были сумерки; на горизонте все еще виднелся отблеск пылания заката.

— Ладно, Векс. У тебя есть пятнадцать минут, может быть, полчаса.

— Доказательства происхождения советников из высокотехнического общества, — монотонно продолжал робот, — указывают, что группа прибыла с другой планеты, поскольку единственная культура на данной планете — это культура Королевства Катарины, которая характеризуется средневековой технологией. Другая антироялистская партия также носит признаки инопланетного происхождения.

— По-моему, я уже это слышал, — задумчиво произнес Род. — Прокручиваем заново, да?

— Конечно, вторая антироялистская фракция известна как Дом Хлодвига — название, происходящее от предполагаемого элективного процесса избрания древних королей. Рядовой состав Дома Хлодвига включает нищих, воров и других преступников и отверженных. Номинальный лидер — изгнанный аристократ Туан Логайр.

— Минутку, — прервал его Род. — Номинальный лидер?

— Да, — подтвердил Векс. — Поверхностная структура Дома Хлодвига, кажется, граничит с толпой, но более глубокий анализ открывает жесткую суборганизацию, одна из функций которой — добыча пропитания и одежды для членов Дома.

— Но именно этим и занимается Туан!

— Разве? Кто снабжает Дом Хлодвига всем необходимым для жизни, Род?

— Ну, Туан дает деньги трактирщику, той кривобокой мартышке, которую они зовут Пересмешником.

— Именно.

— Так ты говоришь, — медленно произнес Род, — что Пересмешник использует Туана как добывателя фондов и марионеточного вождя в то время, как настоящий босс — это Пересмешник.

— Именно на это, — сказал Векс, — кажется, и указывают данные. Какова физическая внешность Пересмешника, Род?

— Отталкивающая.

— А как он заработал свою кличку «Пересмешник»?

— Ну, предполагается, что он своего рода Человек с Тысячью Лиц…

— Ну, все же, какова его физическая внешность, Род?

— Э… — Род откинул голову, закрыл глаза, представляя себе Пересмешника. — Я бы сказал, что он ростом примерно с метр восемьдесят семь, все время горбится, словно у него искривлен позвоночник, хрупкого телосложения — очень хрупкого, выглядит так, словно он съедает, может быть, двести калорий в день — мало волос…

Глаза его расширились.

— Эй! Да он же выглядит, словно один из советников!

— И таким образом, предположительно, выходец из высокотехнического общества, — согласился Векс. — И следовательно, тоже с другой планеты. Это заключение подтверждается его политической философией, проглядывающейся в речах Туана Логайра перед толпой черни…

— Так значит, Туан к тому же и рупор, — задумчиво произнес Род. — Ну, конечно же, он никогда не смог бы сам додуматься до пролетарского тоталитаризма.

— Стоит также отметить, что Пересмешник — единственный член Дома Хлодвига этого особенного физического типа.

— Да-а-а-а! — кивнул Род, потирая подбородок. — Он играет в одиночку. Весь его штат — это обученные поддерживать его местные бродяги.

— Его долгосрочной целью, — продолжил Векс, — можно считать установление диктатуры. Следовательно, ему желателен на троне кто-то, кого он сможет контролировать.

— Туан.

— Именно. Но сперва он должен ликвидировать Катарину.

— Так значит, и советники и Дом Хлодвига жаждут крови Катарины.

— Верно, и все же нет никаких указаний, что они объединили силы. Если что-то и есть, так оно, кажется, указывает на их взаимное противостояние.

— Дубликация усилий — очень неэффективно. Но, Векс, что они здесь делают?

— Мы можем предположить, что они происходят из двух противоположных обществ, одновременно желающих контролировать какие-то богатства, которые могут быть найдены на Грамарие.

Род нахмурился.

— Я что-то не слышал ни о каких редких минералах в здешней округе.

— Я думал о человеческих ресурсах, Род.

Глаза Рода расширились.

— Эсперы, конечно! Они здесь из-за колдунов и ведьм!

— Или эльфов, — напомнил Векс.

Род нахмурился.

— Чего им может понадобиться от эльфов?

— У меня нет никакой доступной гипотезы, и все же, эту логическую возможность приходится допускать.

— Ладно, — фыркнул Род. — Держись логической возможности, а я остаюсь с ведьмами и колдунами. Всякий, кто сможет сделать корнер на рынке телепатов, сможет контролировать галактику. Эй! — в ужасе оторопел он. — Они, вероятно, и впрямь могли бы контролировать Галактику.

— Ставки, — пробормотал Векс, — высоки.

— У меня будут свои… — начал было Род, но его прервал громкий парящий вой, скрежещущий, словно гвоздем по стеклу.

Векс развернулся. Род поглядел обратно на замок.

На стене пылала тусклая фигура, как раз ниже восточной башни. Словно светящаяся гнилушка или блуждающий огонек. Она, должно быть, была огромной, даже на таком расстоянии Род мог различить детали. Она была обряжена в лохмотья савана, сквозь которые Род различал пышное женское тело, но голова была кроличья, и у морды были заостренные зубы.

Баньши снова принялся выть низким стоном, который поднялся до пронзительного крика, затем попытался дойти до визга — визга, который стоял, стоял и стоял, пока Род не почувствовал, что у него готовы лопнуть барабанные перепонки.

— Векс, — выдохнул он. — Что ты видишь?

— Баньши, Род.

Род проскакал, пробежал сквозь и через пять пар часовых по дороге к покоям королевы. Но там, в дверях, он встретил непреодолимый шлагбаум трехфутовой высоты — Брома О'Берина, стоявшего, широко расставив ноги и уперев руки в бока.

— Ты долго ехал, — пробурчал коротыш. Лицо его было свекольно-красным от гнева, но в глубине глаз таился страх.

— Я прискакал как только мог быстро, — тяжело дыша, ответил Род. — Она в опасности?

Бром хмыкнул.

— Да, в опасности, хотя пока еще нет никаких признаков ее. Ты должен стоять на страже сей ночью рядом с ее постелью, чародей.

Род напрягся.

— Я, — сказал он, — не чародей, я простой солдат удачи, которому довелось немного узнать науки.

Бром нетерпеливо махнул рукой.

— Не время перебрасываться словами. Называй себя как угодно: поваром, плотником или каменщикам, все равно ты обладаешь чародейской силой. Но мы теряем время.

Он постучал тыльной стороной ладони по двери, та распахнулась, и вышел часовой. Он отдал честь и посторонился.

Бром мрачно улыбнулся и прошел через дверь.

— Все еще не доверяешь мне находиться у тебя за спиной, а?

— Не совсем.

— Именно это я и сказал.

Часовой вошел следом за ними и закрыл дверь.

Комната была большая, с четырьмя узкими закрытыми ставнями окнами по одной стороне. Пол был покрыт меховыми коврами, стены завешаны шелком, бархатом и гобеленами. В небольшом очаге трещал огонь.

Катарина сидела на широкой постели с пологом на четырех столбах, прикрытая до пояса стеганным одеялом и мехами. Ее распущенные волосы спадали на плечи бархатного, с горностаевой оторочкой, халата. Она была окружена щебетанием фрейлин, нескольких служанок и двух пажей.

Род опустился на колени рядом с постелью.

— Ваше Величество, простите мою медлительность!

Она бросила на него ледяной взгляд:

— Я не знала, что вас звали, — и отвернулась.

Род мрачно осмотрел ее.

Она сидела, привалившись к восьми или десяти пуховым атласным подушкам, веки ее были опущены в ленивом довольстве, на губах ее играла полуулыбка. Она наслаждалась единственным за весь день моментом настоящей роскоши.

Она могла быть в смертельной опасности, но она, безусловно, об этом не знала. Бром снова хранил тайну.

Она протянула руку к одной из фрейлин, та подала ей кубок подогретого вина. Катарина грациозным движением поднесла его к губам.

— Тпру! — Род вскочил на ноги, перехватил кубок на пути к ее губам и выхватил его левой рукой, в то время как правой он вытащил свой «рог единорога».

Катарина в изумлении уставилась на него, затем глаза ее сузились, а лицо покраснело.

— Что это значит, сударь?

Но Род глядел во все глаза на ножны кинжала — «рога единорога». Голос Векса произнес у него за ухом:

— Субстанция в аналитическом приборе токсична для человеческого метаболизма.

Но ведь Род еще не налил вино в рог. В нем ничего не было.

Просто воздух.

Род нажал шишку, превратившую рог в пурпурный.

Катарина в ужасе уставилась на поверхность ножен кинжала, окрасившуюся в фиолетовый цвет.

— Сударь, — ахнула она, — что это значит?

— Ядовитый воздух, — отрезал Род. Он сунул кубок служанке и оглядел комнату. Что-то здесь испускало ядовитый газ.

Очаг.

Род перешел к камину и поддержал рог перевернутым над пламенем, но цвет ножен померк до бледно-лилового.

— Не тут. — Род развернулся, поднялся на ноги. Он прошел через комнату, держа рог перед собой, словно свечку. Он остался бледно-лиловым.

Род нахмурился и почесал в затылке. Куда лучше всего положить гильзу с ядовитым газом?

Как можно ближе к королеве, конечно.

Он повернулся, медленно двигаясь к кровати с балдахином. Когда он подошел ближе к Катарине, цвет рога потемнел до фиолетового.

Катарина в ужасе и завороженно уставилась на рог.

Род медленно опустился на колени. Цвет рога потемнел до пурпурного и начал переходить в черный.

Род откинул простыни и взглянул под кровать. Там, перед ним, на каменном полу курилась жаровня.

Род схватил за длинную рукоятку и рванул жаровню к себе. Он повернул рог над дырочками в крышке — если ему не изменяла память, жаровни обычно дырочек не имели…

Рог превратился в траурно-черный.

Он поднял взгляд на Катарину. Та закусила зубами костяшки пальцев одной руки, чтобы не закричать.

Род повернулся и протянул часовому жаровню.

— Возьми это, — велел он, — и вышвырни в ров.

Часовой выронил копье, схватил жаровню и вылетел вон, держа ее как можно дальше от себя.

Род медленно повернулся к Катарине.

— Мы снова обманули баньши, моя королева.

Рука Катарины, отнятая ото рта, дрожала. Затем губы ее плотно сжались, глаза крепко зажмурились, кулачки стиснулись так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Затем глаза медленно раскрылись, в них был дикий свет, а по губам скользнула слабая улыбка.

— Мастер Гэллоуглас, останьтесь со мной. Все остальные, удалитесь!

Род сглотнул и почувствовал, что у него размякают суставы. В этот миг она была самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел.

Гвардейцы, фрейлины и пажи были уже в движении, устремляясь в зарождающуюся в дверях пробку.

Бром проорал приказ, и пробка не успела возникнуть. Через тридцать секунд комната была очищена, если не считать Рода, королевы и Брома О'Берина.

— Бром, — резко скомандовала Катарина, не сводя глаз с лица Рода. Сквозь ее улыбку начали показываться зубы. — Бром О'Берин, ты тоже оставь нас.

С миг Бром возмущенно смотрел на нее, затем плечи его поникли, и он тяжело поклонился.

— Хорошо, моя королева.

Дверь тихо закрылась за ним.

Катарина медленно снова откинулась на подушку. Она потянулась с роскошной ленивой грацией и протянула руку к Роду. Стиснувшая его ладонь рука была очень мягкой.

— Уже дважды ты подарил мне жизнь, мастер Гэллоуглас.

Голос ее звучал бархатным мурлыканьем.

— Очень… большая честь для меня, моя королева. — Род выругал себя, он был неуклюж, словно подросток, пойманный за чтением «Фанни Хилл»[17].

Катарина мило нахмурилась, подняв подбородок и коснувшись губ указательным пальцем.

Затем она улыбнулась и перекатилась на бок. Бархатный халат приоткрылся. Тут явно существовал обычай спать нагишом.

Помни, парень, — сказал себе Род, — ты всего лишь странствующий коммивояжер. Ты проснешься утром и отправишься дальше в путь. Ты здесь для того, чтобы продавать демократию, а не ухаживать за королевами. Нечестно пользоваться тем, что она тебе сейчас благодарна, если ты не собираешься остаться здесь и воспользоваться этим по-настоящему…

Разве это имеет смысл?

Катарина играла с висящим у нее на шее амулетом. Зубы ее теребили нижнюю губу. Она оглядела его, словно кошка, прикидывающая размер канарейки.

— У солдат со щитами без герба, — произнесла она, — имеется соответствующая репутация…

Губы ее были влажными и очень полными.

Род почувствовал, что его губы шевелятся, услышал собственный голос, произносивший, запинаясь:

— Как… как моя королева алчет исправить неполадки в своей стране, я… я надеюсь исправить репутацию солдат. Я сделаю… только то, что будет служить для блага Вашего Величества.

На миг казалось, что самая кровь Катарины, должно быть, перестала течь, так неподвижно она лежала.

Затем ее глаза посуровели, и молчание в комнате растянулось, пока не стало очень-очень тонким.

Она села, подбирая халат.

— Ты заслуживаешь больших похвал, мастер Гэллоуглас. Я и впрямь счастлива иметь вокруг себя столь верных слуг.

К ее большой чести при данных обстоятельствах, подумал Род, служило то, что в голосе был только легкий оттенок насмешливости.

Ее глаза снова встретились с его взглядом.

— Прими благодарность королевы за спасение ее жизни.

Род припал на колено.

— Я и впрямь счастлива, — продолжала Катарина, — что мне верно служат. Ты подарил мне жизнь, и я думаю, что немногие солдаты устроили бы мне доставку в целости и сохранности, как это сделал ты.

Род отпрянул, как от удара.

Она улыбнулась, на миг ее глаза сверкнули злобой и удовлетворением. Затем ее взгляд упал на руки.

— А теперь оставь меня, ибо у меня завтра будет утомительный день, и я должна хорошо использовать ночь для сна.

— Как пожелает королева, — ответил Род с невозмутимым лицом. Он поднялся и повернулся к двери. В животе у него кипело от гнева — на себя. Не ее это вина, что он был дураком.

Он закрыл за собой дверь, затем развернулся и всадил кулак в жесткий камень стены у входа. Нервные окончания его кулака завизжали от мучительной боли.

С ноющим от боли предплечьем он повернулся лицом к коридору; там стоял дрожащий Бром О'Берин со свекольно-красным лицом.

— Ну, мне опускаться перед тобой на колени? Ты наш новый король?

Гнев в животе Рода выплеснулся в направлении Брома О'Берина. Род плотно сжал челюсти, чтобы удержать его внутри. Сузив глаза, он прожег Брома взглядом.

— Я лучше использую свое время, Бром О'Берин, чем обольщая младенцев королевской крови.

Бром уставился на него, ярость и кровь отхлынули от его лица.

— То правда, — пробормотал он, кивая. — Клянусь всеми святыми, я верю, что это правда! Ибо я вижу по твоему лицу, что ты полон фурий, кричащее бешенство есть в мужестве твоем!

Род плотно зажмурил глаза. Челюсти его стиснулись так, что возникло ощущение, словно вот-вот сломаются коренные зубы.

Что-то должно было сломаться. Что-то где-то должно было поддаться.

Откуда-то издалека он услышал слова Брома О'Берина:

— У этого есть послание для тебя, от ведьм и колдунов в башне…

Бром смотрел вниз и налево. Последовав за его взглядом, Род увидел эльфа, сидящего по-скорняцки у ног Брома.

Пак.

Род выпрямил плечи. Задуши гнев, дай ему выход позже. Если ведьмы и колдуны отправили сообщение, оно, вероятно, было крайне важным.

— Ну так выкладывай, — буркнул он. — Что за сообщение от ведьм?

Но Пак только покачал головой и пробормотал:

— Господи! Какие же дураки эти смертные!

Он отскочил в сторону на долю секунды раньше, чем кулак Рода вонзился в стену там, где он сидел.

Род взвыл от боли и развернулся.

Он увидел Пака и снова сделал выпад.

Но Пак сказал: «Тихо», и нечто огромное шартрезно-мохнатое и розовое наполнило коридор: полномасштабный настоящий огнедышащий дракон, ставший на дыбы и мечущий пламя.

Род выпучил глаза. Затем он ухмыльнулся, оскалив зубы в жесткой радости.

Дракон изрыгнул пламя и нанес удар. Род нырнул под пламя и выскочил под головой у чудовища. Его руки сомкнулись на чешуйчатой шее, большие пальцы принялись нащупывать сонную артерию.

Дракон вскинул головой и хлестанул шеей, словно кнутом. Род мрачно держался, держался и держался, пока дракон молотил его о гранитные стены. Голова его хлопнулась о камень, и он заорал от боли, увидев звезды и тьму перед глазами, но лишь уплотнил свой захват.

Огромная шея наклонилась, и громадные когти ног скребнули по животу Рода, разрывая его от ключицы до бедра. Кровь хлынула фонтаном, и Род почувствовал себя проваливающимся в черноту, но держался, твердо решив уволочь дракона за собой в могилу.

Да, в могилу, подумал он, изумленный, и был оскорблен тем, что умрет в результате жалкого приступа гнева, гнева из-за худенькой суки-девчонки.

Ну, по крайней мере, он попадет в Страну Мертвых верхом.

Когда темнота уже засасывала его, он почувствовал, что огромная голова опадает, опускается все ниже и ниже, следуя за ним в могилу.

Его ноги ощутили твердую землю и — просто чудо! — они удержали его. Сквозь окружающую тьму просочился свет, просочился и собрался и вырос, и он увидел зверя, лежащего мертвым у его ног.

Тьма уплывала от дракона, свет показал Роду гранитные стены и парчовые драпировки, и коридор замка поплыл вокруг него, покачался и, наконец, стал устойчивым.

У его ног драконьи цвета растаяли. Его контуры стали неопределенными и померкли, и зверь исчез, под ногами у Рода был только чистый черный камень.

Он посмотрел на свою грудь и живот, камзол его был цел, даже без единой морщинки. Ни одного следа крови, ни царапинки на нем.

Он сжал локоть, ожидая боли от ушибов — ничего.

Голова у него была ясная и тоже без признаков боли.

Он медленно поднял глаза на Пака.

Эльф посмотрел на него большими и печальными глазами. Изумительно — он не улыбался.

Род закрыл лицо руками, затем снова поднял взгляд.

— Чары?

Пак кивнул.

Род отвернулся.

— Спасибо.

— Ты в этом нуждался, — ответил Пак.

Род расправил плечи и глубоко вздохнул.

— У тебя есть послание для меня?

Пак снова кивнул.

— Тебя зовут на собрание ковена.

Род нахмурился, покачав головой.

— Но я не член союза.

Бром О'Берин хохотнул, словно включенный дизель.

— Нет, ты один из них, ибо ты — чародей.

Род открыл было рот, чтобы ответить, но подумал, что лучше не стоит, и с треском захлопнул его. Он воздел руки в жесте покорности.

— Ладно, будь по-вашему. Я чародей. Только не ждите, что я в это поверю.

— Ну, ты, по крайней мере, больше не станешь этого отрицать. — Тоби наполнил Роду кружку горячим вином со специями. — Мы знали, что ты чародей, даже прежде, чем в глаза тебя увидели.

Род пригубил вино и огляделся вокруг. Если он думал, что прошлой ночью тут шла гулянка, то это лишний раз доказывало его наивность. То были посиделки. На этот раз ребята действительно гудели.

Он повернулся обратно к Тоби, проревев, чтобы услышать собственный голос:

— Не пойми меня превратно; я не хочу быть ушатом холодной воды, но по какому случаю? С чего все это празднование?

— Да ведь королева осталась в живых! — крикнул Тоби. — И ты — герой ночи! Ты послал баньши в баню!

— Герой… — откликнулся Род, перекосив лицо в кривой улыбке. Он поднял кружку и сделал большой-большой глоток.

Вдруг он резко опустил кружку, отплевываясь и кашляя.

— Что тебя беспокоит? — спросил Тоби озабоченно. Он поколотил старшего товарища по спине, пока тот не засопел и не охнул.

— Оставь, — сказал он, пожимая руку. — Я — о'кей. Просто кой о чем подумал, вот и все.

— О чем твоя дума?

— Что баньши не настоящий.

— Что ты сказал? — уставился на него Тоби.

Род сжал шею Тоби и притянул ухо парня на свой уровень.

— Слушай, — крикнул он. — Баньши появляется только перед тем, как кто-то умирает, верно?

— Да, — подтвердил озадаченный Тоби.

— Перед тем, как кто-то умирает, а не когда кому-то угрожает смерть. А королева все еще жива!

Тоби отодвинулся, уставясь на Рода.

Род улыбнулся, глаза его плясали.

— Ему полагается показываться только тогда, когда смерть неизбежна.

Он повернулся, осматривая большое башенное помещение. Колдуны и ведьмы танцевали на стенах, на потолке, на полу и в воздухе, с полнейшим презрением к законам гравитации. Они проворачивали такие кульбиты, которые вызвали бы и у змеи тройной прострел.

Подняв бровь, Род посмотрел на Тоби.

— Не очень-то похоже на похороны.

Тоби нахмурился, затем его лицо раскололось в усмешке.

— Я думаю, ты не видел грамарийской тризны, — крикнул он. — И все же ты прав, мы пляшем сей ночью ради жизни, а не смерти.

Род недобро усмехнулся, отхлебнул еще из своей кружки и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Так вот, если это подделка, а это так, то следующий вопрос таков: кто поставил его туда?

У Тоби отвисла челюсть. Он вытаращил глаза.

— Доставь мне Олдис, — гаркнул Род.

Тоби закрыл рот, сглотнул и кивнул.

Он закрыл глаза, миг спустя Олдис спикировала вниз и привела свое помело в положение для приземления на две точки.

— Что пожелаешь? — выдохнула она.

Она раскраснелась, лицо ее светилось возбуждением и радостью. Вид ее вызвал у Рода неожиданный укол траура по собственной потерянной юности.

Он нагнулся вперед.

— Посмотри, не сможешь ли ты настроиться на Дюрера, главного советника Логайра.

Она кивнула и закрыла глаза. Через несколько минут она снова открыла их и в страхе уставилась на Рода.

— Они сильно разгневаны, что королева не умерла. Но они еще больше разгневаны тем, что не знают, кто поставил баньши на крышу сей ночью.

Род кивнул, сжав губы в тугую тонкую строчку. Он хлебнул последний раз из кружки и поднялся, повернувшись к лестнице.

Тоби протянул руку, схватив его за рукав.

— Куда ты идешь?

— На стены, — откликнулся Род. — Где же еще искать баньши?

Ночной бриз резал холодом сквозь одежду, когда Род поднялся на стены. Луна над его головой заставляла тень шагать впереди него.

Стены вытянулись перед ним, словно огромный ряд разделенных промежутками зубов.

— Векс, — тихо позвал Род.

— Здесь, Род, — прошептал голос у него за ухом.

— Этот баньши, кажется, любит один отрезок стены больше других?

— Да, Род. В период нашего пребывания на Грамарие баньши появлялся под восточной башней.

— Всегда?

— Судя по неадекватным образцам — да.

Род свернул налево, зашагав на восток.

— Ну, собирай себе адекватные образцы, пока я кое-что на этот счет предприму.

— Да, Род, — послушно согласился робот, сумев как-то добиться тона мученического терпения.

Род посмотрел со стен на город, расположившийся ниже них, у подножия большого холма, служившего замку фундаментом.

От города к подъемному мосту извивалась длинная белая дорога с разбросанными там и сям постоялыми дворами.

И там же, внизу, в гниющем сердце города стоял, словно какой-то огромный базальтовый надгробный камень, Дом Хлодвига.

Позади него раздались спотыкающиеся и шаркающие шаги.

Род мигом принял стойку борца с отражающим лунный свет кинжалом в руке.

Большой Том, спотыкаясь, вышел с винтовой лестницы с чем-то, обернутым поперек руки. Он остановился, оглядываясь с широко раскрытыми побелевшими глазами, вгоняя с хрипом воздух в легкие.

Потом он повернулся, увидел Рода и подбежал с огромным облегчением на лице.

— Ах, мастер, ты еще цел!

Род расслабился и выпрямился, вбрасывая кинжал в ножны.

— Конечно, цел! А что ты здесь делаешь, Большой Том?

Великан остановился, на его лице заколебалась усмешка. Он опустил взгляд на холодные каменные плиты, пошаркал ногами.

— Черт побери, мастер, я услышал… я… ну… — Он поднял взгляд, и слова сорвались залпом: — Ты не должен идти супротив баньши, но если ты все же идешь, то пойдешь не один.

Род долгий миг изучал лицо великана, гадая, откуда взялась вдруг такая глубокая привязанность.

Затем мягко улыбнулся.

— Колени твои превратились в желе при одной лишь мысли об этом чудовище, но ты все же не отпустишь меня одного. — Усмехнувшись, он хлопнул Тома по плечу. — Ну, что же, тогда идем, Большой Том, и не стану от тебя скрывать — я, право, рад твоему обществу.

Том усмехнулся и снова опустил взгляд на каменные плиты.

В лунном свете трудно было сказать наверняка, но Роду подумалось, что от ворота великана поползла по лицу легкая краска.

Он повернулся и направился к башне. Том побрел рядом с ним.

— Да, вот, мастер, а то замерзнешь. — И Том нахлобучил на плечи Рода принесенный им плащ.

Теплый, дружеский жест, подумал Род, мысленно благодаря Тома. Его тронуло, что эта неуклюжая горилла беспокоится о нем — но он также сознавал, что плащ стеснял движения его ножевой руки, и был весьма уверен в том, что Том это тоже сознает.

— Не боишься, мастер?

Род, нахмурившись, обдумывал этот вопрос.

— Ну, нет, не очень-то. В конце концов, никогда не слышали, чтобы баньши причинил кому-то вред. Он просто, ну, предвещает, понимаешь? Герольд смерти и все такое.

— А все же, то чудно, что ты не боишься. Ты даже не пойдешь в тени стены, мастер?

Род мрачно посмотрел на тень вдоль зубчатой стены.

— Нет, я, когда могу, выбираю середину дороги. Я всегда предпочитаю идти прямо под солнцем, чем красться в тени по обочине дороги.

Большой Том на минуту замолк, спрятав глаза в тени.

— И все же, — заметил он, — в то или иное время человек, по необходимости, должен проходить через тень.

Род с потрясением сообразил, что Том уловил и подхватил аллегорию. Неграмотный крестьянин, разумеется!

Он кивнул с таким серьезным видом, что это выглядело почти комично.

— Да, Большой Том. Бывают времена, когда приходится выбирать ту или иную сторону дороги. Но лично я остаюсь на обочинах только тогда, когда вынужден. Я предпочитаю свет. — Он усмехнулся. — Хорошая защита против духов.

— Духов! — фыркнул Том. Он быстро бросил Роду косую усмешку и отвернул взгляд, нахмурившись. — И все же, мастер, я дивлюсь, что ты выбираешь середину дороги, ибо там на человека могут напасть с обеих сторон. И что более существенно, он не может сказать, выбрал ли он правую или левую сторону.

— Да, — согласился Род. — На он может сказать, что выбрал середину. А что касается нападения, ну, если дорога построена хорошо, то центр — самая высокая ее часть; мостовая склоняется направо или налево, а обочина мягкая и может поддаваться под твоей тяжестью. Человек посередине может видеть, откуда надвигаются его враги, и там твердое подножие. Обочины дороги — ненадежны. Разумеется, это открытая позиция. Вот почему не слишком многие имеют смелость идти по ней.

С минуту они шли молча, затем Род вдруг спросил:

— Ты когда-нибудь слышал о диалектическом материализме, Большой Том?

— Как?.. — Голова великана вскинулась в удивлении, почти в потрясении. Он отошел, нахмурился и энергично замотал головой, бормоча: — Нет, нет, мастер, никогда, никогда.

Разумеется, Большой Том, подумал Род. Вслух же он сказал:

— Это философия Земли, Большой Том. Происхождение ее теряется в Темных Веках, но некоторые люди все еще придерживаются ее.

— А что такое Земля? — проворчал великан.

— Мечта, — вздохнул Род. — И миф.

— И ты тот, кто живет ею, мастер?

Пораженный, Род поднял взгляд.

— Чем? Мечтою о Земле?

— Нет, этим диалек… Каким волшебным словом ты ее нарек?

— А, диалектическим материализмом? — усмехнулся Род. — Нет, но я нахожу некоторые его концепции очень сподручными, вроде идеи синтеза. Ты знаешь, что такое синтез, Том?

— Нет, мастер, — покачал головой Том, округлив от удивления глаза.

Удивление, по крайней мере, было наверняка настоящим. Последнее, что мог ожидать Том, это то, что Род примется толковать и цитировать тоталитаристскую философию.

— Это средний путь, — пояснил Род. — Правая сторона дороги — это теза, а левая — антитеза. Соедини их, и ты получишь синтез.

— Да, — кивнул Большой Том.

Весьма быстрая сообразительность для тупого крестьянина, отметил Род и продолжал:

— И теза, и антитеза в равной мере частично ложны, так что ты отбрасываешь их ложные части и соединяешь истинные — берешь от них самое лучшее — называешь результат синтезом, и ты получишь истину. Понимаешь?

В глазах Тома появилось осторожное выражение. Он начал понимать, куда клонит Род.

— И синтез — это середина дороги. И будучи истиной, она, естественно, неудобна.

Он поднял взгляд. Над ним вырисовывалась восточная башня. Они стояли в тени.

— Ну, хватит философствовать. Давай приниматься за работу.

— Моли небеса, чтобы баньши не свалился на нас, — простонал Большой Том.

— Не беспокойся, он показывается только раз в день, вечером, чтобы предсказать смерть в ближайшие двадцать четыре часа, — сказал Род. — Он не должен снова появляться до завтрашнего вечера.

В тени вдруг раздался неожиданный шорох. Большой Том отпрыгнул с внезапно появившимся в руке ножом.

— Баньши!

Род тоже выхватил нож, пронзая взглядом темень. Глаза его встретились с двумя огненными точками у подножия стены.

Род шагнул вперед, согнувшись в стойке и перебрасывая нож из правой руки в левую.

— Назови себя, — произнес он нараспев. — Иль умри!

Визг и бросок, и огромная крыса стремглав пронеслась мимо него, затерявшись в тени рядом с внутренней стеной.

Большой Том чуть не рухнул от вздоха.

— Да сохранят нас святые угодники! То была только крыса.

Род попытался скрыть дрожь в собственных руках, когда нож вернулся в свои ножны.

— Кажется, многовато крыс на стенах этого замка.

Большой Том снова выпрямился, напряженный и настороже.

— Но я кое-что заметил, когда крыса побежала ко мне… — Голос Рода смолк, когда он опустился на колени у наружной стены, слегка пробежавшись ладонями по камню. — Вот!

— Что это, мастер? — овеяло щеку Рода чесночное дыхание Большого Тома.

Род взял руку великана и приложил ее к своей находке. Том с дрожью втянул в себя воздух и отдернул руку.

— Оно холодное. — Голос его трепетал: — Холодное и квадратное, и оно укусило меня!

— Укусило! — нахмурился Род и провел пальцами по металлическому ящичку. Он ощутил укол слабого электрического тока и отдернул пальцы.

Кто бы там ни подсоединял это прибор, он был самым рядовым из любителей. Его даже не заземлили как следует.

Ящичек было легко увидеть, коль скоро ты знал, где его искать. Он был из белого металла со стороной примерно в восемь дюймов, в два дюйма высотой, с таким углублением, чтобы его перед и верх заполнялись камнем посередине между двумя зубцами.

Но если поразмыслить, это отвратительное заземление могло быть намеренным, чтобы удержать людей от вмешательства.

Род вытащил кинжал, радуясь изолированной рукояти, и осторожно потыкал, открыв ящик спереди.

Он смог разобрать серебристые нити печатной схемы и плоскую квадратную коробочку интегральной микросхемы, но весь расклад занимал не больше места, чем ноготь его большого пальца.

Волосы у него на голове вздыбились от беспокойства. Кто бы там ни создал это устройство, он знал о молекулярных схемах малость больше, чем инженеры на его родине.

Но зачем такой большой ящичек для такой маленькой схемы?

Ну, остаток ящичка был заполнен каким-то аппаратом с красивым, но совершенно незнакомым Роду механизмом.

Он осмотрел верх ящичка — в его центре был установлен прозрачный кружок. Род нахмурился. Он никогда раньше не сталкивался ни с чем и близко похожим на это. Он догадывался, что схема была частью управляемой на расстоянии системы, а механические части были — чем?

— Мастер, что это?

— Не знаю, — пробормотал Род. — Но у меня подозрение, что это имеет какое-то отношение к баньши.

Он прощупал механизм кинжалом, пытаясь найти подвижную часть. Он чувствовал себя надменно-безрассудным, прибор очень легко мог оказаться разрушительным устройством, способным переместить всю эту секцию стен на полпути до Солнца.

Зондирующее устройство что-то нашло — машина щелкнула и начала гудеть почти в субзвуковом диапазоне.

— Прочь, мастер! — крикнул Большой Том. — Оно проклято!

Но Род остался, где был, с рукой, замершей от страха, что острие ножа потеряет какой-то замкнутый контакт.

Из прозрачного круга волнами поднялся дым, взвился на три метра в воздух, затем спал. Меньше чем за минуту сформировалось маленькое локализованное облачко.

Щелкнула вторая машина, где-то перед Родом, и с наружной стороны стены тьму прорезал луч света, направленный вверх, к Роду, пронзивший выше облачко дыма. Луч света рассеялся в веер.

— Баньши! — в ужасе взвыл Большой Том. — Беги, мастер, ради своей жизни!

Подняв взгляд, Род увидел возвышавшегося на десять футов над ним баньши. Казалось, что он почти мог почувствовать запах гнилых лохмотьев савана, покрывавших пышное женское тело.

Кроличий рот открылся, показывая длинные заостренные зубы. Загудел, оживая, спрятанный динамик, призрак готов был начать свои завывания.

Род поднял кинжал на несколько миллиметров, световой веер погас, шипение механического кувшина с дымом заглохло.

Ветер зашуршал по стенам, рассеивая последние остатки дымового облака.

Род неподвижно стоял на коленях, все еще глядя вверх, затем, встряхнувшись, он поднял последнюю часть ящичка и вернул ее на место.

— Мастер, — прошептал Большой Том. — Что это было?

— Заклинание, — ответил Род. — А вызванный им баньши был подделкой.

Он встал, барабаня пальцами по камню.

Ткнул кулаком в стену.

— Ничего не поделаешь. Давай, Большой Том, держи меня за голени.

Он лег лицом вниз между двух огромных гранитных блоков, подняв колени над машиной-кувшином-с-дымом.

— Что, мастер?

— Держи меня за голени, — отрезал Род. — Я должен посмотреть снаружи у стены. А ты должен удержать меня от падения в ров.

Том не ответил.

— Давай, давай! — оглянулся через плечо Род. — У нас не вся ночь впереди.

Большой Том медленно подошел, огромная неуклюжая фигура в тени. Его огромные ручищи сомкнулись на голенях Рода.

Род осторожно двинулся вперед, пока его голова не оказалась вне камня.

Там, как раз у него под подбородком, находился маленький квадратный ящичек с коротким рыльцем: миниатюрный проектор, выстреливающий заранее записанную баньши на дымовое облако, придававшее иллюзии трехмерность — очень компактный проектор и перемещаемый экран, и все чувствительно к дистанционному управлению.

Откуда?

Род вытянул шею. Все, что он мог разглядеть, это серый камень.

— Держи покрепче, Большой Том.

Он пополз вперед, надеясь, что угадал правильно насчет рослого крестьянина.

Он перестал ползти, когда почувствовал, что гранитный край стены прижимается к пряжке его ремня. Верхняя половина его тела свободно выступала за стену замка, не имея под собой ничего, кроме воздуха, и далеко внизу — рва.

Он посмотрел вниз.

М-да, до рва долгий путь, не так ли? А что случится, если он неправильно судил о Большом Томе? Если вопреки его ожиданиям этот здоровенный подъемный кран выпустит голени Рода?

Ну, если это случится, Векс отправит доклад в штаб-квартиру ПОИСКа, и они пришлют другого агента. Незачем беспокоиться.

Хриплое, тяжелое дыхание Большого Тома звучало очень громко у него за спиной.

Кончай с этим по-быстрому, парень. Род просканировал стену под собой.

Вот она, как раз под проектором, глубокая с серебристыми линиями чаша, утопленная в стену — гиперболическая антенна. Почему гиперболическая — хотелось бы ему знать.

Чтобы радиоимпульс, включающий механизм проекции, мог быть очень-очень маленьким, невозможным для обнаружения за пределами прямой линии между передающей и принимающей антеннами.

Так что если хочешь найти передающую антенну, просто смотри вдоль оси приемной.

И глядя вдоль этой линии и давая поправку на параллакс, он оказался глядящим прямо на гниющую базальтовую кучу Дома Хлодвига.

С миг он просто смотрел, ошарашенный. Так значит, в конце концов это устроили не советники.

Затем он вспомнил дюрерову попытку отравления за завтраком и поправился; это были не все время советники.

И если поразмыслить над этим, выкинуть тот фокус с жаровней было намного легче слуге, чем советнику.

Из этих размышлений его вывели довольно внезапно: руки Большого Тома задрожали на его голенях.

Черт возьми, я вешу не так уж много, подумал он; но еще думая об этом, уже лез обратно.

Ему подумалось, что он услышал вздох облегчения, когда Большой Том втянул его.

Род поднялся и повернулся. По лицу Большого Тома струился пот, кожа его выглядела весьма похожей на грязную воду после мытья посуды, а нижняя губа у него дрожала, когда он с шумом глубоко втянул в себя воздух.

Род долгий миг смотрел в глаза великану, ничего не говоря, затем пробормотал:

— Спасибо.

Том еще с миг выдерживал взгляд Рода, а потом отвернулся.

Род зашагал рядом с ним.

Они были на полпути обратно к лестнице, прежде чем Большой Том произнес:

— И ты знаешь, кто послал эти чары, мастер?

Род кивнул.

— Дом Хлодвига.

— Почему же ты не уничтожил их?

Род пожал плечами.

— Это хорошее предупреждение, что королева в опасности, если опять появится баньши.

— Тогда кому же ты скажешь о них?

Род посмотрел на звезды.

— Своему коню, — медленно ответил он.

— Коню? — нахмурился Большой Том.

— Да, своему коню. И никому более, пока не вычислю, за кого именно стоит Туан Логайр: за королеву или против нее.

— А. — Большой Том, казалось, счел это достаточным объяснением.

Род резко поднял свою оценку статуса Большого Тома. Очевидно, этот человек знал о том, что здесь происходит, куда основательнее Рода.

Большой Том молчал, пока они не дошли до лестницы.

— Ты был на волоске от смерти этой ночью, мастер.

— О, я этого не думаю. — Род сложил руки на груди и прислонился к стене. — Это был всего лишь ложный баньши, он не мог причинить нам вреда. А даже будь он настоящий, я знаю заклинание, которое избавило бы нас от чего.

— Я говорю не о баньши, мастер.

— Я знаю. — Род посмотрел Тому прямо в глаза.

Затем он повернулся и принялся спускаться по лестнице.

Он прошел шесть ступенек, прежде чем сообразил, что Большой Том не следует за ним.

Он оглянулся через плечо: Том глазел ему вслед, разинув рот от потрясения.

Затем рот закрылся, лицо застыло.

— Ты знал свою опасность, мастер?

— Знал.

Том очень медленно кивнул. Затем он опустил взгляд на ступеньки и пошел вниз.

— Мастер, — произнес он после первой лестничной площадки. — Ты либо наихрабрейший человек, либо величайший дурак, каких я когда-либо встречал.

— Вероятно, и то и другое, — сострил Род, не сводя глаз с освещенных пламенем факелов ступенек лестницы.

— Тебе следовало бы убить меня, когда ты впервые догадался. — В голосе Тома звучала резкость.

Род без слов покачал головой.

— Почему же нет? — рявкнул Том.

Род запрокинул голову и вздохнул.

— Давным-давно, Том, и далеко-предалеко… Господи! Как предалеко!

— Сейчас не время для сказок!

— Это не сказка. Это легенда и — кто знает? — возможно, быль. Один король по имени Хидэеси правил страной, называемой Япония; а величайшего герцога в той стране звали Иэясу[18].

— И герцог желал стать королем.

— Я вижу, ты знаком с основной техникой. Но Хидэеси не хотел убивать Иэясу.

— Он был дурак, — пробурчал Том.

— Нет, он нуждался в поддержке Иэясу. Поэтому он пригласил Иэясу прогуляться с ним по саду — только они двое, одни.

Том остановился, повернулся, оглядев Рода. Глаза его сверкнули в свете факелов.

— И они подрались.

Род покачал головой.

— Хидэеси сказал, что он становится стар и слаб, и попросил Иэясу понести ему меч.

Том выкатил глаза.

Затем его язык быстро прошелся по зубам. Он сглотнул и кивнул:

— Да. И что случилось?

— Ничего. Они поговорили, а потом Иэясу снова отдал меч Хидэеси, и они вернулись в замок.

— И?

— И Иэясу был верен, пока старик не умер.

Глаза Большого Тома не мигали, он мог сойти за деревянного.

Затем он кивнул, сомкнув губы.

— Рассчитанный риск.

— Весьма напыщенный язык для крестьянина.

Том зарычал и отвернулся. Род постоял, с миг глядя ему вслед. Затем улыбнулся и отправился за ним.

Они почти вернулись в караулку, когда Том положил руку Роду на плечо. Род повернулся лицом к нему.

— Что ты? — прорычал Том.

Род улыбнулся краем рта.

— Ты имеешь в виду, на кого я работаю? Только на себя, Большой Том.

— Нет, — покачал головой Том. — Я этому не верю. Но я спрашиваю не об этом.

— Вот как? — поднял бровь Род.

— Вот так. Я имею в виду, что ты есть, ты, личность, что ты за человек?

— Во мне нет ничего столь уж странного, — нахмурился Род.

— Нет, есть. Ты не убьешь крестьянина между делом.

— Вот как? — уставился на него Род и поджал губы. — Это столь неординарно?

— Само собой разумеется. И ты вступишь в бой за своего слугу. И доверяешь ему. И говоришь с ним, а не просто приказываешь. Что ты, Род Гэллоуглас?

Род покачал головой и развел руками в замешательстве, глухо рассмеявшись.

— Человек. Просто человек.

Том долгий миг глядел ему в глаза.

— Да. Это так, — произнес он. — Я получил ответ.

Он повернулся к двери караульной и распахнул ее.

— Мастер Гэллоуглас, — сказал паж. — Тебя зовет королева.

Одно из величайших и наименее дорогих сокровищ жизни — это заря. Мир лежит, дожидаясь солнца, освещенный пылающим небом, холодный и свежий, заполненный переливами птичьего пения.

Большой Том сделал один долгий, глубокий вздох утреннего воздуха, наполнив свои легкие невинностью, которой никогда не знал.

— Эх, мастер! — крикнул он через плечо. — Вот этот мир — для человека!

Род ответил слабой улыбкой, когда Большой Том отвернулся и поскакал впереди Рода, торжествующе и со смаком напевая, хотя и несколько не в тон.

К несчастью, Род не был в состоянии оценить эстетическое качество рассвета, имея около трех часов сна за последние сорок восемь часов.

И потом, также, была еще и Катарина.

Беседа была краткой и кислой. Она приняла его в палате аудиенций, но не отводила глаз от огня, ни разу не взглянула на него. Лицо ее было холодным, губы плотно сжаты.

— Я страшусь за моего дядю Логайра, — сказала она. — Вокруг него есть люди, которые возрадуются, узнав, что герцогом стал его старший сын.

Род ответил в том же жестком официальном тоне.

— Если он умрет, вы потеряете своего сильнейшего друга среди лордов.

— Я потеряю того, кто мне дорог, — отрезала она. — Меня не волнует дружба среди лордов, но я очень волнуюсь за своего дядю.

И это, размышлял Род, вероятно, было правдой — к ее чести, как женщины, и в ущерб, как правительнице.

— Вы, — резюмировала она, — сей же час поскачете на юг во владения Логайра и присмотрите за тем, чтобы никто не причинил ему вреда.

И это крайне официальное расставание — было все. Самая глупая фурия в аду — ничто в сравнении с брошенной женщиной, подумал Род. Она отсылала как можно дальше своего самого компетентного телохранителя.

— Векс?

— Да, Род? — Конь повернул голову посмотреть на своего всадника.

— Векс, я, несомненно, величайший олух из всех рожденных.

— Ты — великий человек, Род, из рода великих людей.

— О, да, я такой великий! Вот я, предположительно превращающий это королевство в конституционную монархию, и пока я весело скачу на юг, советники рвут на части любую возможность конституции, в то время как Дом Хлодвига на грани убийства монарха!

И вот я скачу на юг, со слугой, который, вероятно, с радостью воткнет мне нож меж ребер, когда его чувство долга хоть на полминуты возьмет верх над его совестью.

И чего я достиг? Я установил, что в этих местах полно призраков, эльфов, ведьм, колдунов и множество других чудищ, которые не могут существовать; я вызвал у тебя пять-шесть припадков, и чтобы увенчать все это, прекрасная женщина сделала мне предложение, а я отказал! О, я такой великий, что просто невероятно! Если бы я был всего лишь чуточку поэффективней, я бы уже сумел обстряпать это дело. Векс, а не лучше ли бы я поступил, если бы просто сдался?

Робот начал тихо напевать:

— Я человек постоянной печали. Видел беду я все свои дни…

— А, заткнись.