"Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы" - читать интересную книгу автора (Дворецкая Елизавета)

Глава 6

В путь они пустились перед полуночью. Луна заливала долину ярким белым светом, дорогу было хорошо видно, но земля казалась ненадежной, как лед, и они шли медленно, с какой-то невольной торжественностью. Из-за этого не покидало впечатление, что идут они очень долго и далеко – в том таинственном царстве, в которое они вступили, длина дорог измеряется совсем иначе. Чувство времени они утратили: оно рассеялось и пропало в лунном свете.

Приблизившись к подножию кургана, они остановились в трех шагах. Торвард рассматривал курган, насыпанный так, как испокон веков делалось в племени фьяллей, и в лунном свете каждая ложбинка на его боках, камень на вершине и трава на склоне казались ему знакомыми, как будто он уже бывал здесь. Так может человек смотреть на дерновую крышу родного дома, который покинул много лет назад, но не забыл. Торвард столько думал об этом кургане, так часто воображал его себе, и теперь ему не верилось, что перед ним не мечта и не виденье.

Нагнувшись, он провел ладонью по земле, по траве у подножия кургана. Они показались ему теплыми, чуть влажными от лесной сырости. Нет, это не мечта. Это действительно дом, новый дом его отца, в котором его, Торварда, встретят так же, как встречали прежде, когда он возвращался из похода в Аскегорд, украсив род новой славой. И опять он, за пять лет привыкший быть главой рода, ощущал себя юношей, подростком, мальчиком перед лицом зрелого, прославленного, строгого отца, начавшего седеть уже в тот год, когда Торвард только появился на свет. Он забыл, о чем хотел здесь попросить, забыл о мече, но помнил об Ингиторе, державшейся за его руку, и у него было чувство, что он привел к отцу свою невесту, чтобы получить благословение своей новой жизни.

Ингитору наполняли схожие чувства. Она знала, что все связано – если она сумеет вызвать дух Торбранда конунга, это будет означать, что его род принимает ее. Что верхний мир позволяет ей забыть все, что их разделяло: теперь, в Палатах Павших, его отец и ее отец, при всем их прижизненном несходстве, – одно.

– Теперь пора! – прошептала Ингитора и, оторвавшись от Торварда, ступила на склон кургана.

Поднявшись на вершину, она остановилась перед камнем и провела рукой по резной поверхности. В свете луны разобрать руны было нелегко, и она просто водила по сложно переплетенным лентам узора, словно хотела пальцами прочитать и впитать начертанное здесь заклятье вечной памяти и славы. Торвард тоже поднялся по склону и встал рядом с ней. Он не знал, что сказать: даже в мыслях он не находил слов, но вся его внутренняя сила сейчас собралась в единый поток, и этот поток стремился через пропасть туда, где жил дух его отца. Он давно шел к нему и теперь находился совсем рядом: только тонкая пелена лунного света разделяла их, и он знал – достаточно одного слова, и ворота раскроются перед тем, у кого долгая дорога уже позади.

Ингитора опустилась на колени перед камнем, отцепила с груди «волшебную косточку» и принялась, медленно напевая, царапать руны, те же самые, что однажды открыли ей ворота в пространство кургана:

Она положила косточку, протянула руки, и Торвард неосознанно подал ей свои. Они замерли, закрыв глаза и всей силой души прислушиваясь, отзовется ли на их призыв грань иных миров. Сами их фигуры с соединенными руками образовали очерк руны Эваз, руны Движения и связи миров. И руна Эваз, процарапанная на земле, отозвалась им первой. Чуть красноватый призрачный свет прорастал из земли, как трава. Потом загорелась руна Ансу, потом Манн, потом Даг.

Сияние рун слилось в один могучий поток, стало шире, залило всю округу. Исчез курган, исчезли трава и камень, сожженные мягким огнем, что сметает временное, но дает нерушимую крепость вечному. В мягком пламенном свете появилось темное пятно; оно медленно приближалось, и вот уже можно было различить очертания человека. Ингитора не могла рассмотреть его лицо, но Торвард выпустил ее руки и повернулся к ночному гостю – он видел его лицо до последней морщинки, видел таким же, как в последние вечера перед разлукой. В руках призрак держал меч в ножнах.

–  Я ждал тебя, Торвард конунг, мой сын!  – раздался негромкий голос, такой же ровный и невозмутимый, каким Торвард его помнил, и даже движение невидимой соломинки мерещилось где-то рядом. –  В потоке быстротекущей вечности я ждал, пока ты найдешь дорогу. Чужое проклятье навело на тебя разрушительную силу руны Хагль-Град, дело твоих рук навлекло на тебя тягости руны Науд-Нужды. Но ты осознал свое поражение, и тогда оно обернулось силой. Кар Колдун разрушил дорогу между тобой и твоей судьбой, но вы были верны себе, вы вместе вызвали огонь из бездны, руна Эваз-Конь провезла вас над пропастью, и отныне сливающая сила руны Гебо-Дар не покинет вас. Но и другой Дар у меня есть для тебя, и я рад, что ты все же пришел за ним. Не в кургане нашел ты Дракон Битвы, а в самом себе. Не для того я вручаю тебе его, чтобы ты победил, а потому, что ты уже победил. Ты с честью прошел мой путь, и пусть же сбудется предсказанье.

Гость из пламени приблизился к Торварду и протянул меч на вытянутых руках. Меч светился: сначала на нем вспыхнул голубоватый призрачный свет, потом красный, как кровавый отблеск, потом белый, как ресницы Бальдра, потом золотой, как молния. Цвета слились в один поток, меч пылал, как застывшая молния, но его очертания были ясно видны.

Торвард отстегнул с пояса свой меч, с которым пришел сюда, и положил его к ногам призрака. Выпрямившись, он осторожно прикоснулся к Дракону Битвы и взял его. Меч казался почти невесомым, но горячим. Он продолжал светиться, и его сияние окрасило руки Торварда.

И огненный свет стал меркнуть. По мере того как он бледнел, таяла и темная фигура гостя из-за грани, над заново родившейся землей разливалось блеклое сияние луны, такое холодное, ровное, невозмутимое. Как волна отлива, иной мир отступал, оставляя их на земле. Они стояли вдвоем на вершине кургана: Торвард с мечом в руках и Ингитора, стоявшая на коленях возле памятного камня. Там, куда Торвард положил свой меч, ничего не было – призрак унес его с собой взамен того, который отдал.

Не говоря ни слова, Торвард протянул вторую руку Ингиторе и поднял ее с колен. Она старательно затерла руны, подобрала свою «волшебную косточку», и они пошли вниз по склону.

Спустившись, Ингитора обернулась. Курган стоял, как и прежде, застывший и молчаливый. Грань миров закрылась для них навсегда, но то, что они приобрели там, останется с ними навеки. Душа живет сначала в камне, потом в дереве, потом в животном, потом в человеке, а после переходит к звездам – но всегда она движется только вверх, только вверх…

Отойдя назад к ручью, Торвард и Ингитора развели костер. При свете пламени Торвард вынул Дракон Битвы из ножен. Тысячи раз он видел этот меч в руках отца, еще пока тот был жив, но теперь, пройдя через курган и обновившись, он стал каким-то новым, как будто старый Дракон Битвы, брошенный в землю Торбрандова кургана, был лишь зерном, из которого теперь вырос колос – новый Дракон Битвы, юный и жаждущий завоевать свою собственную вселенную. Отделанную золотом рукоять из черного металла венчала оскаленная драконья морда с двумя звездными камешками в глазах, и длинное тело дракона было вырезано на стальном клинке. Сам клинок был черным, а изображение дракона и руны возле самой рукояти светились слабыми белыми искрами.

– Здесь должно быть написано: «Торбранд владеет мною», – сказал Торвард. – Там на клинке имя владельца появляется само…

– А говорил, что умеешь читать! – Ингитора улыбнулась и осторожно коснулась последних рун в надписи. – Смотри: «Тор-вард владеет мною»!

– И правда! – Торвард тоже усмехнулся. – А я и не сообразил…

Взяв меч, он сделал несколько выпадов сперва осторожно, будто не зная, как это живое существо поведет себя в его руках, потом быстрее, так что от движения клинка в темном воздухе мелькнуло и просыпалось несколько ослепительно-белых искр. И Торвард с восторгом убедился, что меч стал чуть больше и тяжелее, чем в первый миг, приспособившись к его росту и силе его рук!

И при этих движениях он не почувствовал ни малейшей боли! В удивлении положив Дракон Битвы на мох, Торвард подвигал плечами, похлопал себя по бедрам, потом наполовину стащил рубаху, не подпоясанную из-за царапин, и показал Ингиторе плечо:

– Я еще не в себе, или правда все исчезло?

– Все пропало! – Ингитора в радостном изумлении провела рукой по совершенно гладкой коже на его плече, потом погладила спину и засмеялась: – Даже следа не осталось, будто ничего не было!

Все исцелило красноватое тихое пламя: Торбранд конунг принес с собой свет и силу Валхаллы, в которой раны затягиваются, а погибшие оживают к утру, и Торвард, еще не попав в Палаты Павших, незаметно для себя ощутил действие этой силы.

Сидя рядом на земле, Торвард и Ингитора разглядывали меч, как молодые родители могли бы разглядывать своего первенца. Какое-то сходство здесь и впрямь было: без их объединенных усилий Дракон Битвы не появился бы на свет, и никто не сказал бы, что он дешево им достался. Оба они понимали смысл того, что сказал им на кургане Торбранд конунг: их дорога к этому мечу началась не семь дней назад на границе Медного Леса, а много раньше. Много лет назад. И Дракон Битвы стал не наградой, а лишь знаком того, что они действительно прошли свой путь. Над пропастью, разделившей их ворожбой Кара, с закрытыми глазами…

– Больше ему не устилать дорогу в Хель человеческими головами, – сказал Торвард, и Ингитора уже не удивилась, что они думают об одном и том же.

– Но что будет потом? – спросила она, чувствуя, что пришло время говорить о будущем, залог которого лежал перед ними.

– Когда?

– Когда ты покончишь с Бергвидом. Ты объявишь Квиттинг своим владением?

– Вот еще! Тут и без меня есть кому распоряжаться. Если бы я правда такое задумал, то моим первым врагом был бы Вигмар Лисица. Восемь квиттингских хёвдингов прекрасно справляются и без меня. То есть только семь. Восьмым был Бергвид.

– Он еще есть !

– Его уже нет. Отец сказал, что я исполню предсказание. А значит, Бергвида уже нет.

Ингитора не возразила. Они еще не вышли из пространства саги, где прошлое и будущее слиты воедино, и то, что предсказано, одновременно с тем и исполнено. И никакого противоречия в этом нет.

– Но у него будет сын.

– Теперь уже не будет!

– Будет. Ты не знаешь. Там у него на озере Фрейра есть одна рабыня, Одда, она ждет ребенка. И это ребенок Бергвида.

– Не может быть. Моя мать говорила, что наложила на него затворяющее заклятье, и у него не может быть детей. Рабыня с кем-то пошалила, пока он «мстил своим врагам»!

– Нет. Одда нашла средство против ворожбы.

– Какое?

– Она пожалела его.

– Ничего себе средство! Ну, вот и для моей матушки нашелся достойный соперник! Расскажу ей, вот она обрадуется! А то ей без врагов скучно жить! Когда Хродмара ярла хоронили, она так горевала – люди намекали, что отцу надо ревновать. А она говорила: «Молчите, болваны! Он был моим лучшим врагом…»

– Тебе бы все смеяться, а это не смешно. Надо сделать так, чтобы этот ребенок не повторил его пути. Не вырос в сознании того, что рожден быть конунгом, а живет рабом. Иначе через тридцать лет все повторится. Ты меня слушаешь? О чем ты думаешь?

– О тебе. – Торвард сел по-другому, так чтобы видеть не меч, а Ингитору, и взял ее за руку. – Я теперь понял, почему он сказал, что я повторил его путь. Ты знаешь, как мои родители встретились?

– Очень смутно.

– Примерно как и мы. Сначала он думал, что должен ей отомстить, из-за этой мести ввязался в войну с Квиттингом, а потом оказалось, что он никак не может выиграть войну без ее помощи. Она дала ему меч, он убил Свальнира и взял ее в жены. О любви там сначала и речи не шло. Но, как видишь, я существую на свете, а значит, свою вражду они вполне преодолели, когда поняли, что она кормит только Бездну.

– Но я говорю сейчас не об этом.

– А я говорю об этом. Это сейчас самое важное. Мне очень любопытно, что станет с Квиттингом, но гораздо больше меня сейчас волнует, что станет со мной. Куда ты пойдешь отсюда? Тебе надо зачем-нибудь возвращаться в Слэттенланд? Ты там что-нибудь забыла?

Ингитора молчала. Она с трудом вспоминала свою прежнюю жизнь и все обстоятельства, приведшие ее сюда. Тут, в зачарованном Медном Лесу, ее вражда и любовь так стремительно, но и так неизбежно поменялись местами. А все то, что за границами Медного Леса, осталось как было, и теперь она, новая, не знала, как ей быть с той прежней жизнью. Кому, что она там должна?

– Но… если я просто возьму и исчезну, и никогда не вернусь в Эльвенэс, это будет не очень-то красиво… – нерешительно заметила она.

– А чего тебе там делать? – Торвард пожал плечами. – Самолично заявить Эгвальду ярлу, что ты любишь не его, а меня – думаю, после всего пережитого ему это не будет очень приятно. Хоть ты и была с ним обручена…

– Я не была обручена! – поспешно поправила Ингитора и опустила глаза, пряча усмешку при воспоминании о том, как вчера ночью во время их бесконечного разговора Торвард спросил: «Что у тебя было с Эгвальдом?» голосом гораздо более встревоженным, чем при нападении троллей и великанов. – Я не была обручена, я только обещала, что выйду за него, если…

И тут она запнулась, потому что больше не могла повторить вслух свое требование головы в качестве свадебного дара – той самой головы, которая сейчас смотрела на нее живыми темными глазами.

– Ну, тогда все в порядке! – с удовлетворением отозвался Торвард. – Даже если и была бы, я бы тебя отбил. Поединками хоть державу отбивают, а тем более девушку! Единственное препятствие было бы, если бы ты любила его. Ну, а раз ты любишь меня…

Торвард посмотрел на нее, вопросительно подняв брови: в ее любви он не сомневался, поскольку это в его глазах было естественным и правильным, но хотел услышать подтверждение.

– Я люблю тебя, – подтвердила Ингитора.

– Ну, и все. А моя невеста должна быть при мне. А за приданым пошлем кого-нибудь.

– Это ты так сватаешься? – Ингитора печально улыбнулась. Фасти хёльд из Мьельке и то сватался правильнее!

– А что еще надо? – Торвард преувеличенно удивился. – Я еще там, кажется, на поляне с земляникой, посватался и даже ответ получил. Разве нет?

– Разве… Разве да! Только имей в виду: я очень плохая хозяйка!

– А моя мамочка – вовсе никакая, однако Аскегорд за тридцать лет ее правления с голоду не вымер и грязью не зарос. Слава асам, я могу держать столько служанок, чтобы моя жена могла хоть вовсе в кухне не показываться и целыми днями стихи сочинять. Вот только ночью, пожалуй, я тебе другое занятие найду.

– Когда сам будешь дома.

– Да, это нечасто случается. Правда, отчего бы тебе зимой не ездить со мной по стране? Поохотимся на бергбуров, и вообще это весело. Тебе должно понравиться. А летом, хочешь, завоюем еще парочку уладских островов.

Непонятно было, серьезно ли он говорит все это – по крайней мере, насчет островов, – но Ингитора улыбнулась в ответ и кивнула. Да, ей все это нравилось! Именно такой жизни ей всегда хотелось – но кто, видят светлые асы, кто еще, кроме Торварда конунга, смог бы дать ей такую жизнь?

– Ну, вот и договорились! – Торвард засмеялся и обнял ее. – Думаешь, я и есть тот самовлюбленный болван, которым меня считала Эрхина? Нет. Я не считаю, что все женщины на свете от меня без ума, но когда что-то такое есть, я это чувствую. Так что тебе некуда деваться.

Торвард вытащил из-под рукава золотое обручье в виде дракона, надел его на руку Ингиторы и сжал – и оно сжалось, плотно обхватив ее более тонкое запястье, словно для него и было сделано.

– Мне оно больше не нужно. Золотой Дракон показал мне дорогу к старшему брату, и теперь я могу… Мой отец отдал его матери, когда они помирились, а теперь я отдаю его тебе.

– Это тоже из наследства великана?

– Да. Но его не надо бояться. Когда его отдают добровольно, Дракон Судьбы приносит счастье. Моя мать дала мне его и послала искать невесту. Она сказала, что Дракон Судьбы обращает все пути навстречу любви. Только она думала на Вальборг дочь Хеймира, а это оказалась ты. Слушай! – Его вдруг осенила еще одна мысль. – А что же все так ошибаются, тебя за Вальборг принимают: и Оддбранд, и Ормкель, и я сам! Может, вас с ней в детстве подменили? И это ты – дочь Хеймира конунга?

– Вот еще! – Ингитора фыркнула. – А я-то думала, я одна тут помешана на «лживых сагах»! Ты сам-то хотел бы оказаться сыном не Торбранда и Хёрдис, а Хеймира и Асты?

– Ни за что!

– И я тоже. Мне как-то мой отец больше нравится. Не надейся, здесь ты дочерью конунга не поживишься. Попалась тебе в руки дочь рига Буады – надо было брать! Нет, на пять марок серебра польстился! – поддразнила она его. – Здесь тебе их не видать!

– Да я, если хочешь знать! – выразительно начал Торвард, крепко взяв ее за плечи. – Да я на третий день, как тебя увидел, уже знал: я не я буду, но здесь я какой-нибудь «выкуп невинности» сам выплачу! Когда невинности, извините, уже не будет. Ну, а теперь это будет называться «свадебный дар»…

Наутро Торвард решил, что их «испытание лесом» подошло к концу и теперь ничто не мешает им показаться людям на глаза. Ингитора сомневалась – за эти семь дней она так отвыкла от людей, что стала почти бояться их, – но не спорила, твердо веря, что Торвард знает лучше. И к вечеру они вышли к усадьбе Вигмара Лисицы на Золотом озере, о котором Ингиторе пришлось столько всего слышать. Собственно, она знала только то, что Вигмар Лисица – непримиримый враг Бергвида. Уже это очень украшало его в ее глазах, но как знать, какие чувства он питает к конунгу фьяллей?

– Да, он всю жизнь воевал с моим отцом, а мне по этой же причине отказал в руке своей дочери! – подтвердил Торвард. – Но именно поэтому мы и можем к нему пойти! Если я явлюсь к нему один, без дружины, и попрошу помочь мне добраться до северной границы, это будет такой вызов его великодушию и благородству, что он просто не сможет поступить иначе! Он, знаешь ли, тоже по-своему любит отличиться!

Усадьба Каменный Кабан повергла Ингитору в изумление – никогда бы она не подумала, что здесь, в глуши Медного Леса, где еще водятся кровожадные тролли, может быть поселение, которое после лесного безлюдства показалось ей немногим меньше Эльвенэса. Усадьба из десятка разных покоев, с гридницей, где могли разместиться пара сотен человек, с просторными конюшнями, хлевами, свинарниками, амбарами и погребами на заднем дворе послужила бы вполне подходящим жилищем для настоящего конунга. Вокруг располагалось великое множество домишек ремесленников или хирдманов, имеющих семьи, дальше начинались хутора, разделявшие свои угодья невысокими каменными оградами. По берегам озера стояло еще несколько больших усадеб, и их крыши было видно от ворот Каменного Кабана. Во все стороны разбегались хорошо утоптанные дороги и тропинки. Здешние стада насчитывали сотни голов, и из одних пастухов, бродивших с ними по склонам всех окрестных гор, можно было набрать неплохое войско. Короче, когда Ингиторе говорили, что тридцать лет назад на южном берегу Золотого озера лежали пустые, необитаемые леса, она не могла в это поверить. Все это походило на заколдованную страну, спрятанную от людей за непроходимыми лесами, и теперь Ингитора понимала, почему Вигмара Лисицу считают в Морском Пути кем-то вроде конунга великанов. Хотя ничего особо чудесного она в его усадьбе не заметила, не считая стада прирученных лосей, которых запрягали в волокуши, и кучки золотых самородков, хранившихся у его старшего внука Сигурда и извлеченных в разное время из желудков подстреленных глухарей.

Гораздо большим чудом показались местным жителям они сами. Семья Вигмара хёвдинга состояла человек из тридцати, считая сыновей, невесток и их детей. И все они сбежались во двор, когда в усадьбу вдруг явился Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей, ведя за руку неизвестную девушку, знатную, судя по виду, но очень усталую.

Вигмар хёвдинг, крепкий и бодрый мужчина лет шестидесяти, с густыми волосами, полурыжими-полуседыми, заплетенными в пятнадцать кос, собранных сзади в общую связку, сам вышел встречать нежданных гостей во двор. (Ингитора не знала, что для того, чтобы дождаться от него такой чести, гостю нужно быть не менее как конунгом). Глаза у него были желтые, почти как у Дагейды, и весь его облик, действительно, наводил на мысль о правителе зачарованной страны.

– Как всегда, ты похож на истинного героя саги! – воскликнул он, приветствуя Торварда. Одеждой его гость, правда, скорее напоминал бродягу, чем героя саги, но Вигмар сам был не из тех, кто живет по правилам, и его это не смутило. – Эту деву ты, как видно, вырвал из лап великана, где она томилась в долгом плену. Я не ошибся?

– Можно сказать и так! – ответил Торвард. – И теперь эта дева очень нуждается в отдыхе, да и я, признаться, тоже. Можем ли мы рассчитывать на твое гостеприимство, Вигмар хёвдинг?

– Я сердечно тебе рад, Торвард конунг. Я рад, что ты обратился именно ко мне, когда тебе понадобился друг в этих местах. Будь уверен, я ценю твое доверие и не обману его.

– Я отлично знаю, Вигмар хёвдинг, кто мой единственный настоящий враг. И он живет не здесь.

Ни о чем другом они пока не стали говорить, а Ингитору тут же окружили женщины и повели в девичью. Она хотела бы поглядеть на ту дочь Вигмара, в которую Торвард когда-то был влюблен, но та уже давно вышла замуж и жила возле Раудберги. Вместо нее тут суетились невестки и их дети, числом около десятка. Старшему внуку Вигмара, Сигурду, исполнилось уже восемь лет, младшему его сыну шел пятый год. Из женщин Ингиторе больше всех понравилась Гьердис – женщина лет пятидесяти, но еще моложавая, невысокая, с простым и умным лицом. Она здесь, как по всему выходило, считалась побочной женой хозяина и приходилась матерью двум его взрослым сыновьям. Она ни о чем не расспрашивала Ингитору, чем особенно пришлась ей по сердцу, но сама охотно отвечала на все вопросы, а тем временем велела нагреть воды для мытья, подобрала Ингиторе рубашку по росту, башмаки и чулки по ноге – старые после многодневного блуждания по камням Медного Леса уже мало на что годились и были сплошь покрыты засохшей волчьей кровью. Ее одежду Гьердис отослала стирать, а пока дала Ингиторе платье одной из невесток – брусничной шерсти, с серебряной вышивкой и гранеными бусинками горного хрусталя. В таком платье можно показаться на пиру даже в Эльвенэсе, а значит, в рассказах о неимоверных богатствах Вигмара Лисицы содержалось немало правды.

Ночью Ингитора спала так же плохо, как и в первую ночь под кровом Хильды Отважной. За эти дни она отвыкла спать в доме, на лежанке, с подушкой, простыней и одеялом; то и дело просыпаясь, она недоумевала и томилась, ей хотелось ощутить вокруг свежий лесной воздух, видеть светлеющее небо летней ночи среди ветвей над головой, а главное – видеть Торварда и чувствовать его рядом. Она так свыклась с его присутствием, что без него было неуютно, ненадежно, холодно: их разделяла всего-то пара бревенчатых стен, но мужской покой ей казался далеко и страстно хотелось, чтобы ночь поскорее прошла.

Выйдя утром в гридницу, она сразу заметила Торварда: он стоял спиной к ней и говорил с кем-то из здешних мужчин. В гриднице толпилось много народу, но Ингитора, как и раньше в лесу, видела его одного – какой-то особый луч освещал его и сразу притягивал к нему взгляд. На нем тоже была новая, подаренная хозяевами одежда, рубашка с плеча Эгиля – старшего из двух сыновей Гьердис, доброго бородача с багровым родимым пятном на лбу, самого рослого и мощного из хозяйских сыновей. Ингитора видела знакомую спину, черные волосы, пояс со следами от волчьих когтей; и слепящая радость, поющий восторг оттого, что он просто есть на свете, разливалась по жилам, наполняла сладостным светом все ее существо.

Вот он обернулся… и Ингитора ахнула в голос, так что Гьердис даже оглянулась на нее. А Ингитора всего-навсего увидела лицо того, кто «освободил ее из пещеры великана». Торвард за это время тоже помылся – и побрился, поскольку необходимость прятать знаменитый шрам теперь отпала, и он рад был снова стать самим собой. На лице его отразилась радость при виде Ингиторы – красивой и нарядной в новом платье. Что с ней, он сначала не понял, но она пошла к нему через всю гридницу, прижав руки к лицу и борясь с непонятным желанием заплакать.

– Ты меня не узнала, да? – догадался Торвард, подойдя навстречу. – Да?

Ингитора молча закивала. С бородой все мужчины похожи, и сейчас она впервые увидела лицо человека, за которого пообещала выйти замуж. В его чертах не было ничего неприятного, но просто без бороды это оказался как бы другой человек, и ей требовалось к нему привыкнуть. Она видела знакомые глаза, брови, нос, как ни странно, ни в одной драке еще не сломанный, но само лицо стало для нее новостью. Только сейчас он окончательно вышел для нее из тени, тот, кому принадлежала ее судьба – теперь, когда все было решено! Увидела она и шрам, который на самом деле оказался не так уж и ужасен, хотя и доставал от угла рта до заднего края челюсти. Если бы она увидела его сразу!

– А я тебя жду, чтобы ты меня причесала и две косы заплела! – Торвард сел на край скамьи и ловко посадил ее к себе на колени. Ингитора, смутившись среди чужих людей, хотела освободиться, но он ее не пустил. – Тут я не кто-нибудь, а конунг фьяллей, должен прилично выглядеть!

– Ужасно любопытно, что было бы, если бы я увидела это сразу, когда проснулась, там, под кустом! – говорила Ингитора, поглаживая шрам и вспоминая утро их первой встречи. – Что было бы?

– А то же самое, в конце концов. Или ты убежала бы от меня обратно к Бергвиду?

– Нет. Я ведь и собиралась к тебе, я же тебе рассказывала. Я отдала бы тебе «морскую цепь» за Эгвальда, и мы…

– Мы начали бы разговаривать и в конце концов договорились бы до того же самого! Ну, теперь ты можешь меня поцеловать, я теперь не колючий!

Прослышав о таком госте, к Вигмару собрались все его многочисленные родичи, жившие вокруг Золотого озера. Но, хоть и проживая в зачарованной глуши, с обычаями вежливости они были хорошо знакомы и в первые дни с расспросами не приставали. Ингитора, немного опомнившись, даже стала находить удовольствие в тех жгуче-любопытных взглядах, которые бросали на нее фру Хильдвина, жена Вигмара, фру Торхильда, фру Вальтора, фру Винбьерг, фру Эльгерда, фру Ингилетта, фру Лиса, фру Линдри, фру Глендис и прочие, хёвдинговы невестки и родственницы. По крайней мере, как она мельком заметила, располосованную одежду Торварда и ее окровавленные башмаки все рассматривали с самым лестным вниманием! Но пока их не расспрашивали, предоставляя все возможности отдыхать, и она отдыхала, набираясь сил перед тем, как рассказывать придется!

А Торвард, ни о чем не заботясь, весело проводил время в гостях: глядя, как прекрасно он здесь себя чувствует, никто и не заподозрил бы, что он в доме того самого человека, который «всю жизнь воевал с моим отцом, а мне отказал в руке своей дочери». Дракон Битвы у него на поясе был сразу же замечен хозяевами, когда-то видевшими его при поединке Торбранда конунга и Хельги ярла, а потом при погребении первого. И не задать вопрос, как он к нему попал , даже сдержанному Вигмару хёвдингу оказалось не менее трудно, чем любопытным невесткам не спрашивать Ингитору, чья кровь осталась на одежде. А Торвард и не собирался прятать свое сокровище. Каждое утро, когда сыновья и хирдманы Вигмара начинали упражнения, он не сомневался в своем праве принимать в них самое деятельное участие. Оружие использовалось боевое (тут ведь все уже взрослые люди!), и Дракон Битвы уже вскоре был отложен в сторону: он разбивал в щепки любой щит и ломал стальные клинки соперников, даже самые лучшие, «из кузницы Хродерика».

– Перестань разорять мои оружейные, Торвард конунг! – взмолился сам Вигмар на второй день, понаблюдав за одним таким поединком. – Ты нас не обманешь. Я знаю , что за меч у тебя в руках. Я не спрашиваю , я сам говорю тебе: если он только что вырос из земли, чтобы снова сражаться, то его обновленная сила слишком превосходит простое оружие.

– Да, ты прав! – весело согласился Торвард, ожидания которого Дракон Битвы далеко превосходил. – У меня такого меча никогда не было. Он похож… похож на прямую дорогу, по которой вся твоя сила изливается из сердца одним сплошным потоком! А значит…

– А значит, Дракон Битвы – это ты ! – сказал умный Вигмар хёвдинг.

И Торвард не стал с ним спорить.

Но, правда, в рукопашной борьбе, которую Торвард любил даже больше, Вигмаровым домочадцам тоже не слишком повезло. Уже через три дня Ингитора, выйдя в полдень во двор, услышала, как Торвард с веселым сочувствием говорит Вигмару:

– Хотел бы я тебя порадовать, Вигмар хёвдинг, но не выходит. Твои сыновья боятся конунгов! Странно – мне рассказывали, что ты-то их никогда не боялся! А твои сыновья боятся! Каждый из них считает себя побежденным еще до того, как я к нему прикоснусь, а я это чувствую – ну, другого исхода и быть не может!

– А может, это ты считаешь себя победившим еще до того, как к тебе прикоснутся, и они это чувствуют? – вполне невозмутимо ответил Вигмар, хотя в глазах его не отразилось ничего похожего на удовольствие. – Как ты думаешь, йомфру?

– Боюсь, не очень-то ты вежлив с хозяевами, Торвард конунг! – с мягким укором заметила Ингитора.

– Ты находишь? – Торвард с выразительным недоверием поднял брови.

Он стоял перед ней именно таким, каким его часто видел Аскефьорд – полуголый, разгоряченный, с блестящими от пота плечами, с веселой улыбкой на лице, где знаменитый шрам казался продолжением рта, с распустившейся с правой стороны косой и тесемкой от нее, чудом зацепившейся за пояс!

– Конунг непобедим! – пылко воскликнул Арне, пятнадцатилетний, один из младших Вигмаровых сыновей, проникшийся к Торварду восторженной преданностью и явно мечтавший стать таким же. – Он благословлен Одином, его никому не одолеть!

– Ерунда! – дружески заверил его Торвард. – Этой зимой меня опрокинул один лысый бонд с Кривой речки. Ну, допустим, я поскользнулся, но он-то ведь не поскользнулся, а земля у нас под ногами была одна и та же! Когда тебе свернут шею, оправдываться будет поздно!

Он свободно мог рассказать о том, о чем многие другие предпочли бы умолчать – и в этом тоже сказывалась сила, которая делала его тем, кем он был, и благодаря которой даже опозоренные им Вигмаровы сыновья, стоявшие вокруг, смотрели на него со смущением, но без обиды.

– А не хочешь ли попробовать со мной? – предложил Вигмар. – Ручаюсь, что меня конунги не пугают!

– Нет, Вигмар хёвдинг! – серьезно ответил Торвард. – Ты лет на тридцать меня старше, и в любом случае исход нашего поединка не сделает мне чести.

В это время Эрнвиг, высокий и жилистый парень лет двадцати четырех, видя, что гость занят беседой, стал тихо подкрадываться к нему сзади. Может быть, в глазах Ингиторы что-то отразилось, а может, он и сам услышал – но Торвард, не обернувшись, внезапно сделал какой-то быстрый выпад, так что Ингитора не успела даже уследить, а Эрнвиг уже катился по земле под смех мужчин – и веселее всех смеялся сам Торвард.

Но не всегда он был так добродушен. Из Вигмаровых сыновей Ингиторе больше всех нравился Вальгейр по прозвищу Скальд – высокий, приятный парень лет двадцати, с целым облаком красиво вьющихся золотистых волос, младший сын покойной Рагны-Гейды и отцовский любимец. Во взгляде его светился ум, а Ингиторе он очень обрадовался, приветствуя в ней не только красивую девушку, но и другого скальда, который разделял его непонятное прочим пристрастие подбирать созвучия. Они нередко беседовали, сидя вдвоем, но уже к вечеру третьего дня под глазом Вальгейра, которого тоже звали во двор «поразмяться», появился красивый синяк, поставленный мощным смуглым кулаком Торварда конунга. Ингитора подозревала, что вышло это не случайно, а Торвард и не думал это отрицать.

– Зато теперь ты будешь вспоминать обо мне каждый раз, когда он опять позовет тебя в уголок побеседовать о висах Виндира Ядовитого Языка! – невозмутимо отвечал он.

– Но ведь он – жених Хильды Отважной! Неужели ты ревнуешь? – Ингитора все-таки считала это шуткой, хотя и довольно жестокой.

– А то как же! – без малейшей шутливости отвечал Торвард. – Я – мужчина, мне можно. А ты не смей! Пожалуй, имеет смысл объявить им, что ты моя невеста. И намекнуть, что на ночь нас можно укладывать в отдельный покойчик.

– У квиттов нет такого обычая! – ответила несколько возмущенная Ингитора. – У них терпят до свадьбы!

– А у фьяллей есть!

Ингитора негодовала, но всерьез сердиться на него за все это не могла. Торвард наслаждался ее ласками до самозабвения, у него даже лицо становилось другое, словно из глубин его существа всплывала какая-то иная стихия и захватывала его целиком. Зверя, рычащего в свирепой страсти, в которой выходила наружу его возрождающаяся сила, больше не было: близость души и духа очистила темный поток и поддерживала равновесие его внутренней вселенной. Но поэтому же все существо его требовало полного слияния с обожаемым существом, и в этом он был совершенно прав. Любовь к Ингиторе стала естественной частью его любви к жизни, такой же пылкой и страстной, как и все его жизненные проявления; любовь стала драгоценнейшей частью его мира, и он никогда не уставал ее выражать. Притом его не волновало, где это происходит и кто на это смотрит: для него существовала только Ингитора. Он ничуть не смущался обнимать ее при домочадцах Вигмара, а в лесу, куда они выходили погулять, каждый куст казался ему вполне пригодным брачным покоем, так что после двух прогулок Ингитора их прекратила. Торвард слишком хорошо знал, чего хочет, а за свою стойкость ей трудно было поручиться, но торопиться не стоило. Дом Вигмара Лисицы служил как бы мостом между зачарованным лесом, где они с Торвардом встретились как единственные люди на земле, и большим человеческим миром, где им предстояло жить. Она снова вспомнила о существовании человеческого мира, и с его порядками приходилось считаться. Их ждало еще немало сложностей, и было совершенно неизвестно, когда они смогут справить свою свадьбу. А сидеть на собственной свадьбе уже «в счастливом ожидании» Ингитора считала недопустимым хотя бы ради чести самого будущего ребенка. Торвард клялся, что по законам Фьялленланда обручение дает жениху все права мужа и ребенок считается законным, даже если успеет родиться до свадьбы, но Ингитора не поддавалась.

– Во-первых, ни один фьялль еще не знает о нашем обручении! – говорила она. – Сам же говоришь: наши дети будут конунгами Фьялленланда, а значит, сомнения в чести матери им не нужны! Они и так от нас хорошенькое наследство получат: отец – убийца деда по матери, прямо тебе «Вельсунг-сага»! Ладно бы мы с тобой встретились и обручились, как все разумные люди: на тинге где-нибудь! Но после того, что между нами произошло в последний год! Весь Морской Путь заговорит, что моя месть тебе кончилась беременностью, после того как я погуляла наедине с тобой по лесам! Пойдут слухи, что я взяла у тебя твое обручье за выкуп не родовой, а женской чести! Нет уж! Сначала мы с тобой помиримся при свидетелях, ты мне выдашь марку золота за отца, а потом уже будет мое приданое – а потом все остальное! И наши дети будут знать, что их родовая честь ограждена с обеих сторон!

Торвард спорил, но больше из врожденного упрямства, потому что, при всей пылкости своей любви, понимал, что в ее словах много правды.

– Ты очень мудро рассуждаешь, женщина! – стонал он, стоя перед ней на коленях и страстно прижимаясь лицом к ее груди, как будто стучась в дверь, в которую его не впускают. – Скорее бы нам выбраться из этих лесов! А там останется только Бергвид – и можно справлять свадьбу!

Ингитора только вздыхала – и правда, осталась самая малость!

– Или… Впрочем, а чем нам Бергвид-то мешает, тарайн тар фид ?

С новости о своем обручении они начали, когда дня через четыре Торвард, движимый нетерпением скорее вернуться в большой мир, решил, что дальше молчать незачем. К счастью, до Золотого озера никакие слухи о битве на Остром мысу и деве-скальде с ее местью не доходили, и им просто пожелали счастья. А вот все, что касалось Бергвида Черной Шкуры, здесь выслушали с жадным, прямо-таки всепоглощающим вниманием. И Вигмар Лисица быстро сделал свои выводы.

– Ну, Вальгейр Скальд, я думаю, тебе теперь недолго ждать свадьбы! – объявил он своему сыну, который, по своему чистосердечию, и не подозревал, что получил синяк не просто так, и улыбался гостям с прежним искренним дружелюбием. – Если твоя невеста йомфру Хильда лишится своего жуткого брата, то не останется причин, мешающих тебе на ней жениться. Что, Торвард конунг, ты будешь предъявлять права на земли Бергвида, когда они освободятся?

В том, что с Драконом Битвы Торвард скоро избавит Квиттинг от проклятия, он даже не сомневался. На его глазах Дракон Битвы однажды предал хозяина и тем погубил, но это было в конце срока, через двадцать пять лет его службы. В начале Дракон Битвы приносит только победы: где угодно и над кем угодно, особенно когда получен из рук и с благословением того, кто уже сидит за столом Отца Ратей.

– Это будет слишком много для конунга! – воскликнула фру Хильдвина, вторая жена Вигмара, молодая, красивая, самоуверенная, разговорчивая женщина, знатного рода, несколько избалованная и не знающая недостатка ни в чем, кроме скромности. – Мало того, что он хочет присвоить такой подвиг, как избавление Морского Пути от этого чудовища, так еще и его земли! Неужели ты так жаден, Торвард конунг?

Как Ингитора уже знала, фру Хильдвина из рода Хетбергов когда-то была женой Бергвида, но пять лет назад развелась с ним. Однако, хотя она ушла от мужа по доброй воле, свой неудачный брак она не могла простить именно ему и с нетерпением ожидала, когда же кто-нибудь наконец отправит его в Хель. Своего сына от Вигмара, четырехлетнего Хильдебранда, она всегда держала в гриднице у себя на коленях и как будто от его имени вмешивалась в разговоры мужчин.

– Земли Бергвида мне не нужны, но что в усадьбе найду, то мое, – отвечал Торвард. – Скот, челядь, все движимое имущество.

– Что можно найти у него в усадьбе – это немало! За столько лет он награбил в морях столько сокровищ, что Фафнир позавидует!

– Надеюсь, кое-что там будет! – Торвард усмехнулся, понимая ее чувства. – Но делать нечего! Что мое, то мое! Ведь тебе самому, Вигмар хёвдинг, клятва на озере Фрейра мешает пойти на Бергвида с войском. И раз уж ты предпочел бы избавиться от него, значит, поневоле приходится поручить это другому. А подвиг не должен остаться без награды!

– Такой подвиг сам по себе награда! – твердила неугомонная фру Хильдвина.

– А что до подвига, то есть же пророчество, что мне суждено убить Бергвида, вот этим самым мечом. Не будешь же ты, фру, спорить с судьбой? Твой сын еще мал, а за те пятнадцать лет, пока он подрастет, Бергвид успеет принести еще слишком много вреда.

– Я буду только рад, если Торвард конунг возьмет этот подвиг на себя! – сказал Вигмар. – Я уже повоевал с Бергвидом, и с меня хватит. Если Торварду конунгу нужны земли на озере Фрейра, то он имеет на них полное право. Я почему спрашиваю, конунг, не сочти меня праздно любопытным. Но похоже, что мой сын скоро женится на сестре Бергвида, а поскольку у него нет другой близкой родни…

– Ты забываешь о Хагире Синеглазом, хёвдинг! – вставил Эгиль.

– У Хагира своя земля! – В спор деятельно вступила прочая родня, поскольку вопрос всех занимал.

– Нагорье – не такая уж просторная область! – воскликнула фру Хильдвина. – И она граничит с озером Фрейра! Наверняка Хагир захочет наложить на него лапу, так что я, хёвдинг, на твоем месте поторопилась бы! Ты же знаешь этих Лейрингов, они своего не упу… О! – воскликнула она и округлила свои красивые прозрачно-серые глаза, похожие на кристаллы горного хрусталя. – Лейринги! Богиня Фригг, я и забыла! А Борглинда из Тингваля! А ее дети! Они все же полезут в наследники! Они же все его родня через Даллу!

– Но его сестра Хильда – ближайшая родственница!

– Озеро Фрейра – наследство со стороны Стюрмира, а у него вообще не осталось родни, кроме Бергвида, никого!

– Постой, но у него когда-то же были двоюродные братья, от тетки Арнедис, дочери Арнемунда конунга!

– Ну, ты вспомнил, Гейр хёльд! Они все еще в Битве Конунгов полегли!

Родичи Вигмара еще некоторое время поспорили, но потом Торвард прервал их:

– Боюсь, Вигмар хёвдинг, здесь делят шкуру неубитого быка! У Бергвида может остаться еще более близкий родич!

– Кто это еще? – Десяток разгоряченных спором лиц обернулись к нему, а сам Вигмар, молча слушавший спор, усмехнулся, будто знал, о чем он говорит.

– У Бергвида, возможно, будет ребенок.

– Не может быть!

– Моя невеста видела его мать.

Ингиторе пришлось рассказать про Одду, и хозяева заспорили снова. Фру Хильдвина с восхитительным упрямством продолжала уверять, что у Бергвида не может быть детей, потому что на него наложили заклятье. Уж она-то знает! Мужчины решали, можно ли ребенка от рабыни считать наследником, сходясь, конечно, что это невозможно. Но никто не знал, не объявил ли Бергвид Одду свободной и не узаконил ли ребенка поднесением свадебных даров и прочего – узнать это не представлялось возможности, пока не отыщутся свидетели. Отыскать их если где-то и можно было, то только на озере Фрейра.

То же бурное обсуждение продолжалось в ближайшие четыре-пять дней, пока Торвард и Ингитора отдыхали перед обратным путешествием к побережью. Было решено, что провожать гостей на побережье поедет Вальгейр, причем Вигмар отнюдь не возражал против того, чтобы его сын сопровождал Торварда конунга и дальше – до встречи с Бергвидом.

– Я дам сыну небольшую дружину – человек двадцать, на всякий случай, но таких, что не окажутся лишними, если этот «случай» все же настанет! – говорил Вигмар. – Я не думаю, что тебе придется одолевать значительное сопротивление. Бергвида нигде и никто не поддерживает, кроме его округи Фрейреслаг. А там и полутора тысяч войска не соберешь.

– И тысячи не будет! – восклицала фру Хильдвина, которая, как вскоре заметила Ингитора, часто встревала в разговор мужчин, но никогда не спорила с мужем. – Я знаю, хёвдинг, не зря же я прожила там пять лет, как пленница в пещере великана!

– Ну, хозяйка, не преувеличивай! – Вигмар усмехнулся. – Как бы то ни было, свою долю ты выбрала сама. А значит, слово плен тут не подходит.

– Много ли понимаешь, когда тебе девятнадцать лет! Слава асам, потом я набралась ума! Но я точно знаю, что во всем Фрейреслаге не наберется полутора тысяч войска, даже если раздать оружие всем рабам!

– И никто на всем Квиттинге не станет ему помогать! – продолжал Вигмар хёвдинг. – Это очень удачно получилось, Торвард конунг, что ты попал ко мне в дом до начала твоего похода. Я могу заверить тебя от лица шести квиттингских областей: никто из хёвдингов, кроме йомфру Хильды, не поддерживает Бергвида и не станет помогать ему войском. Я хочу, чтобы ты знал это и помнил об этом, когда начнешь твой поход. Ни я, ни Тьодольв из Можжевельника, ни Вильбранд хёвдинг, брат моей жены, ни Лейринги из Нагорья тебе не враги. Все эти земли на западе и на юге будут на твоем пути, и я хотел бы, чтобы ты помнил – там нет твоих врагов. Я хотел бы, чтобы ты как следует различал Бергвида – и Квиттинг.

– Я вполне их различаю, Вигмар хёвдинг. Моя цель в том, чтобы поддерживать с вами мирные отношения и вести торговлю к общей выгоде. Я стремлюсь уничтожить Бергвида потому, что он слишком мешает как раз этому.

– Тогда я твой союзник, Торвард конунг. Когда-то я стоял на поле битвы против твоего отца, Торбранда конунга, и сам говорил с ним! Но времена меняются. И глуп тот, кто этого не замечает и хочет непременно жить так, как и тридцать лет назад! Лет пятнадцать я враждую с Бергвидом, и именно потому, что он растравляет раны Квиттинга и не дает им заживать. Когда-то нашим врагом был твой отец, когда-то в начале войны обвиняли твою мать, Хёрдис Колдунью, но я далек от того, чтобы спрашивать ответ с тебя. Надеюсь, когда мы уничтожим нашего общего врага, мир между нами ничто не нарушит. А я готов продавать вам железо в достаточном количестве и значительно дешевле, чем это делает Хеймир конунг в Эльвенэсе!

Кроме Вальгейра, с Торвардом конунгом собиралась ехать нешуточная толпа: Гейр хёльд с сыном Орваром, и еще несколько окрестных хёльдов, каждый со своей небольшой дружиной. Клятва на озере Фрейра мешала квиттам выступить против Бергвида с оружием, но быть свидетелями его схватки с кем-то другим им не мешало ничто!