"Золотая стрела" - читать интересную книгу автора (Абаринова-Кожухова Елизавета)

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Собрав наемников у себя в комнате, их командир Мстислав Мыльник толкал речь:

— Эти козлы опять нас подставили. Послали в прорыв, а тылов, блин, не обеспечили. Еще день-два, и нас будут бить по-настоящему. — Мстислав потер задницу, все еще ноющую после вчерашнего налета на корчму. — Значит так, братва, рвем когти, пока не поздно. Я свое слово сказал, решайте.

— Да куда рвать! — безнадежно махнул рукой один из наемников. — Ты же помнишь, как мы сюда попали: еще в Кислоярске завязали всем нам глаза, да и повезли. Развязали — а кругом эта чертовщина. Ясно, что домой нам отсюда ходу нет.

— Да и что нас дома ждет, — зло пробурчал другой наемник. — Тюряга, а то и чего похуже!

— Будем пробираться в Белую Пущу! — решительно заявил Мстислав. — А дальше увидим. Ясно одно: здесь оставаться — верная хана. Значится, так. Отправляйтесь на болота, я вас прикрою. Если что, валите на меня — мол, послал на поиски сбежавших. Вопросы есть? Тогда шагом марш.

Оставшись один, Мстислав достал из-под кровати заначенную чекушку, налил в грязный стакан, неспеша выпил, а затем, надев «форменный» плащ с капюшоном, пошел в комнату, где обитал князь Длиннорукий.

Князь как раз «поправлялся после вчерашнего», но делал это крайне осторожно — так, чтобы «вчерашнее» ненароком не перешло в «сегодняшнее». Встретил он Мстислава не очень-то любезно:

— Ну, с чем пожаловал?

Мыльник озабоченно почесал в затылке:

— Да вот, князь, ребята мои забузили. Вчера один сбежал и поэтов увел, а нынче и все остальные.

— Ну что все остальные? — бестолково глянул Длиннорукий на Мстислава.

— Что-что? Сбежали, вот что!

Остатки «вчерашнего» вмиг слетели с князя:

— Да что ж ты, сучья задница, их отпустил?!

— А чего я мог сделать? — взвился Мыльник. — Они меня к стулу привязали, насилу вырвался!

— Ладно, с тобой после разберемся, — проворчал Длиннорукий. — Скорее буди Петровича, и в погоню. Я им покажу, паршивцам! Плату получают исправно, а туда же — в бега!..

Оставив князя в наихудших чувствах, Мстислав потихоньку вышел из комнаты.

— Как же, — зло пробормотал он, — пойду я будить твоего Петровича. Размечтался. Ну все, теперь путь свободен.

И Мыльник уверенно направился к дальнему выходу из замка, который он еще с вечера предусмотрительно оставил открытым.

Возвратившись накануне из полной приключений экспедиции по болотам, Василий заснул как убитый, и даже пирование рыцарей вкупе с приземлением Змея Горыныча на крышу замка не могли вывести его из состояния крепкого здорового сна. Зато утром он чувствовал себя необычайно бодрым и готовым на новые и славные дела. А узнав о прибытии Чумички, детектив, естественно, тотчас же поспешил в его горницу. Там Василий застал Чаликову и Покровского, которые живо обсуждали с Чумичкой события последних дней и планы на будущее. Грендель же, как выяснилось, уже на зорях удалился в свою хижину.

— Видимо, он жаждет запечатлеть вчерашние события в новой поэме, заметил по этому поводу Иван-царевич.

— Жаль, что с княжной так глупо вышло, — вздохнула Чаликова. — И что ее понесло в королевский замок?

— Да ничего с вашей княжной не случится, — заверил Чумичка. — Не для того она столько томилась в лягушечьем облике, не для того мы ее расколдовывали, чтобы она сразу же сгинула!

— Так-то так, — с сомнением покачал головой Василий Николаевич, — да присмотреть не мешало бы.

— Ну вот Кузька и присмотрит, — беззаботно ответил колдун. — Меня теперь больше тревожит Херклафф: он же ни перед чем не остановится, чтобы вернуть себе чудо-стекло.

— Я доподлинно знаю, что он не только сам за ним охотится, но и нанял всяких лиходеев себе в помощь, — заметил Василий, вспомнив вчерашнюю встречу на болоте.

— Ну вот, а я тайну стекла, как ни бился, не разгадал, — сокрушенно вздохнул Чумичка. — Что с него толку, если мы даже пользоваться им не можем!

— Кристалл у тебя с собой? — понизила голос Надя. Чумичка кивнул. Может быть, мы с Васей поможем тебе в нем разобраться?

— Мне кажется, что здесь нужно не столько колдовство, сколько логика, добавил Василий.

— Лично меня теперь больше всего волнует судьба моей прабабушки баронессы Натальи Кирилловны, — сказал Покровский. — Скажите, господин Чумичка, вы не могли бы мне посодействовать с ее освобождением из хрустального гроба?

— Надо подумать, — ответил Чумичка. — Если твою баронессу тоже усыпил Херклафф, то вызволить ее будет нелегко.

— Ну, Марфу-то вызволили, — оптимистично заметила Надя.

— Марфу — да, — согласился колдун, — а вот с Ольгой, Полканом и Переметом — ну никак. Я чувствую, что разгадка где-то близко, а где — не знаю.

— Но хоть глянуть на нее я смогу? — гнул свое Иван-царевич.

— Глянуть? — улыбнулся в бороду Чумичка. — Это, пожалуй, можно. Подумаем.

— А что до кристалла, то почему бы тебе не попробовать его в действии? предложил Василий. — Так сказать, методом проб и ошибок.

— Что ты, что ты! — замахал руками Чумичка. — Он же обладает несметной силой, даже в уполовиненном виде, и при неумелом пользовании можно таких бед натворить, что потом вовек не поправишь!

— А при умелом? — спросила Надя.

— Тем более, — совсем пригорюнился Чумичка.

Наемники бессмысленно топтались среди воткнутых в кочки лопат, брошенных поэтами. И сколь они ни вглядывались в однообразный болотный пейзаж, Мстислава не было видно.

— А ну как его замели? — беспокоился один из наемников. — А что, подслушали разговор — и все!

— Чушь! — отрезал другой наемник. — Не таков человек Мстислав, чтобы так по-глупому засыпаться. Да и кто его там арестовывать-то будет?

— Идет, идет! — заорал третий, который особенно старательно глядел по сторонам.

— Где, где? — загомонили остальные.

— Да ведь их двое! — удивленно воскликнул кто-то из наемников. Действительно, к ним приближался не один человек, а два. И с каждой минутой становилось все яснее, что Мстислава среди них нет.

— Да это же Длиннорукий с Петровичем! — воскликнул самый зоркий из наемников.

— А, ну тогда отбрехаемся, — облегченно вздохнул второй наемник. — А если что, так шлепнем обоих, и вся недолга.

— Нет-нет, только не это! — горячо запротестовал третий. — Они же из Белой Пущи, бароном Альбертом посланные. Ежели мы их шлепнем, то вурдалаки нас самих в расход пустят!

Тем временем Длиннорукий и Петрович подошли совсем близко. Подбоченясь, князь оглядел наемников:

— Ну и что вы тут делаете, соколики?

«Соколики» топтались на месте, не зная, что отвечать. Наконец один из них выступил вперед:

— А мы тут, это, пропавших поэтов ищем. Вот следы исследуем…

— Нас Мстислав послал, — добавил другой наемник.

— Значит так, не знаю, кто и куда вас послал, а я велю вам возвращаться в замок! — возвысил голос князь. — И живо!

Наемники переглядывались, не зная, что делать. Без своего командира они уже представляли из себя не сплоченный кровью боевой отряд, а скорее разрозненную и обозленную толпу. И когда наемники, казалось бы, уже были морально готовы последовать за князем, Петрович, как обычно, все испортил.

— А ну все взад! — завопил он неблагим матом. — А не то всех перережу! Всем кровь пущу! — Соловей потянулся было за ножами, забыв, что их у него похитили. Тогда уж Грозный Атаман совершенно сорвался с цепи и завизжал:

— Ублюдки! А ну живо взад, а не то… Вы меня знаете… За мной такие грозные силы стоят, что вас раздавят, как вшей!

Услышав такое, многие наемники потянулись было за автоматами, однако самый выдержанный из них поспешно вышел вперед:

— Князь, мы вас уважаем, но если ваш холуй не угомонится, то вам обоим очень не поздоровится.

— Что?! — вскинулся было Длиннорукий, но поняв, что перевес не на его стороне, быстро сообразил, что говорить: — Ладно, ищите ваших поэтов, а когда появится Мстислав, то передайте, что я хочу его видеть. — И, зажимая рот Петровичу, весьма обидевшемуся на слово «холуй», князь потащил его прочь.

Некоторое время наемники молчали, угрюмо глядя вослед удаляющейся парочке путчистов. Наконец, один из них зло произнес:

— Сдается мне, товарищи, что Мстислав нас просто «кинул».

— Да ты что! — набросились на него «товарищи». — Как же может Мстислав, сам Мстислав, нас «кинуть»! Мы ж его столько лет знаем!.. Ты думай, что говоришь!

— Ну и где же он?

Этот риторический вопрос заставил наемников задуматься.

— Значит, так, — продолжал тот наемник, что усомнился в честности Мстислава, — предлагаю подождать еще четверть часа, а затем рассредоточиться и по одному пробираться в Белую Пущу.

Поскольку других предложений не поступило, то наемники так и порешили. А вопросом, почему надо пробираться по одному, а не всем вместе, никто задаваться не стал.

Виктор и княжна Марфа молча стояли, опершись на покосившиеся перила, ограждавшие плоскую круглую площадку самой высокой башни королевского замка. Внизу зеленели замшелые крыши замковых строений, поверху по холодному осеннему небу медленно плыли огромные облака, а во все стороны, от стен замка до самого горизонта, простирались бескрайние болота, живописно перемежавшиеся перелесками и небольшими озерцами. Кое-где виднелись деревеньки, хуторки и рыцарские замки.

Виктор безмолвствовал, думая о чем-то своем. Марфа тоже молчала, а ее взор был устремлен к длинному ряду осушительных канавок, уходивших куда-то в бесконечность — там, в этой бесконечности, находилось ее отечество, которого она не видала долгих две сотни лет.

— Осторожно, Марфа Ярославна, — вдруг сказал Виктор. — Ограждение больно уж ветхое. И вообще все ветшает, везде запустение…

— Ну, это уж вы преувеличиваете, — возразила Марфа, однако на всякий случай немного отошла от опасного края.

А Виктор продолжал, обращаясь уже не столько к Марфе, сколько к самому себе:

— Везде запустение, повсюду застой. И никому ничего не нужно. Люди привыкли так жить и уже не понимают, что так жить невозможно! И с каждым днем я все больше убеждаюсь, что не должен был делать того, что сделал. Вы думаете, я пошел на сговор с упырями ради своей корысти и властолюбия? Ради них, дураков! — Виктор обвел рукой болота. — И что же? Только душу свою зазря загубил… Смотрите, что это?

Последние слова относились к расплывчатому белому пятну, медленно передвигавшемуся по скату крыши. Приглядевшись, он рассмотрел, что это кот, подкрадывающийся к воробышку, который беспечно и как-то почти по-весеннему чирикал на самом верху крыши.

— Уильям! — обрадовался Виктор коту, будто старому знакомому. — Значит, он не ушел из замка, и бредовые россказни Петровича все-таки содержат долю правды. Не пойму только, с чего кот его так невзлюбил?

Однако едва Уильям подполз совсем близко к воробью и уже изготовился на него наброситься, как тот резко взлетел и уселся на один из покосившихся шпилей, куда охотнику добраться было бы уже совсем сложно. Уильям обиженно провел лапой по длинным усам и потрусил прочь. Вскоре он скрылся за очередным изгибом крыши.

— Да, вот так вот и живем, — вздохнул Виктор, проводив кота рассеянным взором. — Кажется, удача — вот она, а в последний миг возьмет и упорхнет. И не догонишь… Обратите внимание, Марфа Ярославна, вот на это, — он указал на полуразрушенную каменную трубу посреди площадки.

— А что? — удивилась княжна.

— Да нет, дело не в трубе. Хотя в башне и имеется печка, но ее никогда не топят. Просто в былые времена эта труба была в несколько раз выше, а на ее верхушке развевалось знамя Новой Ютландии. А когда король находился в замке, то еще и королевский стяг. И всех гостей непременно приводили сюда, дабы они могли воочию обозревать наше славное королевство. А теперь… Виктор безнадежно махнул рукой.

— Но, может быть, еще есть надежда вернуть те былые славные времена? осторожно спросила Марфа.

— Былое вернуть невозможно, — покачал головой Виктор, — да и не нужно. Нет-нет, надобно все время стремиться вперед, а мы уже более ста лет движемся в противоположном направлении… Ну да ладно, причитаниями делу не поможешь, — заговорил он уже почти по-деловому. — Собственно, я привел вас сюда не только затем, чтобы полюбоваться на осеннюю природу, а еще чтобы сделать одно важное признание. Тут, кажется, единственное место во всем замке, где нас не могут подслушать…

Однако Марфа приложила палец к губам:

— Ваше Высочество, по-моему, там кто-то есть!

— Где?

Княжна молча указала на трубу. Виктор прислушался и вскоре ясно разобрал привычное ворчание:

— Что за дурной дымоход — конца нет и нет… Вот у бабки в деревне печка так уж печка, а тут просто бес знает что!

Вслед за ворчанием из трубы показался и сам домовой Кузька.

— До чего довели печное хозяйство, — обратился он к Виктору, словно и не удивившись, что выскочил прямо на него. — Мне тут еще на сто лет работы хватит!

— Ну вот и замечательно, — невесело улыбнулся Виктор. — Хоть один человек полезным делом занят. Если, конечно, не считать Уильяма…

— А тебе, княжна, уходить отседа надобно, — переключился Кузька на Марфу. — Изведут тебя здесь лиходеи проклятые, попомни мое слово.

— Это еще кто кого изведет, — засмеялась Марфа.

— Действительно, княжна, вам в замке оставаться опасно, — покачал головой Виктор. — Мне не верите, так хотя бы Кузьму Иваныча послушайте. Он вам дурного не посоветует.

— Я подумаю, — ответила княжна то ли всерьез, то ли чтоб отвязаться от уговоров.

— Ну, думай, думай. На то и дадено серое вещество головного мозга, блеснул Кузька умными словечками, почерпнутыми из общения с боярином Василием, и скрылся в трубе.

— Ну что же, Марфа Ярославна, думаю, и нам с вами пора, — вздохнул Виктор. — Тут, по правде сказать, не жарко.

— Да, пожалуй. — Марфа кинула последний взор в сторону дальних «грядок», и они по винтовой лестнице с полуобвалившимися кое-где ступеньками стали спускаться вниз. Лестница вела через какие-то заброшенные холодные помещения, где все свидетельствовало о тлене и запустении.

С вершины пригорка открывался широкий вид на болото, где еще накануне трудились поэты и откуда боярин Василий вместе с Гренделем и Иваном Покровским увели их в корчму. Теперь рядом с Василием, обозревая унылую панораму болот, стояла Надежда Чаликова, а чуть поодаль колдун Чумичка давал последние напутствия Ивану-царевичу:

— Главное, будь осторожен и никуда не сворачивай. Клубок тебя сам приведет, куда нужно.

Покровский согласно кивал. В отличие от Нади и Василия, он вновь был экипирован по-походному, а на спине привычно красовался огромный рюкзак с торчащими оттуда луком и золотыми стрелами. В одной руке Иван держал свой знаменитый шест, а в другой — невзрачного вида клубок пряжи.

— А что делать, когда нить кончится? — спросил Иван.

— Не кончится, пока не дойдешь, — беззаботно махнул рукой Чумичка. — И еще, если даже клубок начнет кружить на ровном месте, то все равно иди, как он указывает.

— В общем, дорогой Иван-царевич, этот клубочек станет вашим сталкером в заколдованной зоне, — пошутил Василий, прислушивавшийся к разговору Чумички с Покровским.

— Ну, с богом, — Чумичка что-то прошептал и, взяв у Ивана-царевича клубок, кинул его оземь. Тот неспеша покатился вниз по склону. Покровский простился со своими провожатыми и отправился вслед, стараясь не отклоняться от изгибов нити, хотя на склоне холма никаких ям и омутов не было. Спустившись с пригорка, он обернулся и помахал рукой. А вскоре, перейдя заболоченную поляну, исчез за соседним холмом.

— Ну что же, Чумичка, магический кристалл при тебе? — спросил Василий, проводив Ивана взглядом.

— При мне, — ответил колдун. — Только сомнения меня берут, верное ли дело мы затеяли?

— Ну, здесь же болото, никого кругом нет, — возразила Надя. — Кому мы тут повредим, кроме самих себя?

— Ну, не знаю, — с сомнением покачал головой Чумичка. — Разве что для пользы дела…

— У меня тут есть одна идейка, — заговорил Дубов. — Помнишь, как было с золотым яблочком по тарелочке? Вообще-то оно передает только изображение, но ты проговорил какое-то заклинание, и появилась возможность услышать звук.

— А, ну это маленькие колдовские хитрости, — вздохнул Чумичка.

— Но ведь ты прочитал особое заклинание, предназначенное для озвучивания золотых яблок? — настойчиво продолжал расспросы боярин Василий.

— Да нет, конечно, — хмыкнул колдун, — то было одно из самых простых заклинаний, годное на любой случай жизни. Все дело в том, как его применить. Вот если перед ним прочесть другое заклинание, то и первое будет действовать иначе. Ну да это долго разъяснять.

— А, кажется, я поняла, — сказала Надя. — Помню, как-то у нас в редакции верстальщик объяснял мне принцип работы на компьютере. В частности, чтобы вызвать нужную программу, иногда нужно набрать целую строку всяческих команд, но только на жаргоне компьютерщиков это называется не заклинанием, а «молитвой». И еще там есть такие небольшие программки, так называемые «драйверы», которые помогают задействовать большие программы.

— В общем, нужен некий драйвер, то есть заклинание, которое поможет разбудить силы, таящиеся в магическом кристалле, — подвел итог боярин Василий Надиным рассуждениям, малопонятным Чумичке.

— Я думал и об этом, — закивал Чумичка, — но скажу еще раз: я не имею права испытывать то, чего совсем не знаю.

— Ну прочти хотя бы самое невинное заклинание, — стала упрашивать Надя. — Ведь если у тебя нет злых замыслов, то и кристалл не станет творить зло!

— Ну ладно, — решился Чумичка и вытащил из-за пазухи кристалл. И хоть солнце было закрыто облаками, его многочисленные грани чудно заиграли всеми цветами радуги.

И вдруг все очарование испортил грубый окрик:

— Руки вверх! Стоять! Всех перестреляю!

— Ложитесь! — шепнул Василий, и не успели они упасть на землю, как над головами прогрохотала автоматная очередь. Надя увидела, как по болоту в сторону пригорка бежит наемник в плаще, размахивая «Калашниковым».

— Это же тот самый! — отчаянно проговорил Дубов. — Ну, которого мы с Гренделем вчера встретили. Он охотится за кристаллом и теперь-то ни перед чем не остановится.

— Что ж делать? — забеспокоился и Чумичка.

— Как что? — возмутилась Чаликова. — Включай драйвер!

Чумичка повернул кристалл большой гранью к себе, а сторону с множеством мелких граней направил на приближающегося наемника. И когда колдун что-то прошептал, кристалл сразу же начал испускать тонкий луч, переливающийся разными цветами.

— Что за чертовщина! — вырвалась у Чумички. — Я и сам такого не ожидал.

— Давай быстрее! — не выдержал Василий, так как наемник уже подбежал на расстояние прицельного выстрела и явно готовился выпустить новую очередь.

Чумичка вновь что-то зашептал, одновременно поворачивая кристалл так, чтобы луч угодил прямо в наемника. И как только это удалось сделать, тот сначала задымился, а затем запылал синим пламенем.

Когда Надежда, Дубов и Чумичка подбежали к тому месту, где луч настиг наемника, там лежала лишь кучка пепла, а чуть поодаль валялся оплавленный автомат.

Две женщины, толкаясь перед засиженным мухами зеркалом, нарумянивали друг дружке щечки разрезанной пополам свеклой. У обеих на головах были надеты цветастые платки. Одна из дам красовалась в синем сарафане, который был ей явно мал, а другая — в строгом наряде королевской горничной. Правда, он висел на ней, как на огородном пугале, но даму это не смущало.

— Может, губки еще подкрасить? — спросила она свою подругу высоким скрежещущим голосом.

— Куда тебе, — почти басом отвечала вторая. — И без того уж черт знает что!

— Черт, не черт, а делать что-то надо! — проворчала первая. — А то меня этот кот совсем замучил. Мало того что всю задницу расцарапал, так еще и ножи слямзил…

— Двери бы лучше заперла, дура, — прошипела вторая женщина. Но было уже поздно — в комнату заглянул королевский слуга Теофил:

— Князь… Сударыни, что вы делаете в горнице Его Светлости князя Длиннорукого?

— Что надо, то и делаем, — сварливо ответила полная дама.

— Ах, простите, Ваша Светлость, — чуть попятился назад Теофил, наконец-то признав в даме князя Длиннорукого, а в ее товарке — Соловья-разбойника. Извините, обознался. — И Теофил, скорбно вздохнув, исчез за дверью.

— А ты точно уверен, что бежать лучше всего в бабском платье? — с сомнением спросил Петрович.

— Проверено, — ухмыльнулся Длиннорукий. — Я ведь и из Царь-Города в Белую Пущу в бабьем наряде добирался. И ничего — сошло!

— А ну как Теофил доложит Виктору о наших переодеваньях? — смекнул Петрович. — Тады чего?

— Да уж, надо бы поторопиться, — озабоченно расправил подол сарафана князь Длиннорукий. — Я так думал, чтобы до ночи погодить, но уж, видно, ничего не поделаешь — придется тотчас. Постережи покамест, чтобы опять кто ненароком не зашел.

Соловей встал «на стреме» у двери, а князь откинул с постели покрывало и принялся беспорядочно закидывать в торбу золотые ложки и прочие мелочи, которые успел позаимствовать на память о недолгом и бесславном пребывании в Ново-Ютландском королевском замке.

Очередное совещание боевого штаба шло полным ходом. Председательствовал король Александр, однако сам он больше молчал, давая высказываться славным рыцарям — почтенному Зигфриду, сиятельному дону Альфонсо и, разумеется, Беовульфу как хозяину замка. Помещением для военного совета была избрана небольшая комната на втором этаже с окнами, выходящими на внутренний двор. И тому имелась веская причина — в совете принимал участие бравый воевода Полкан, пребывающий в облике правой головы Змея Горыныча. Свои замечания воевода делал прямо из окна, где расположился на подоконнике. Две другие головы тем временем пощипывали пожелтевшую травку на лужайке, изредка перекидываясь отдельными малозначащими фразами — за две сотни лет сосуществования в столь необычном обличии между ними все уже давно было говорено-переговорено.

Поначалу страшная морда в окне заставляла славных рыцарей невольно вздрагивать всякий раз, когда им доводилось глянуть в ее сторону, но постепенно они привыкли. Тем более что среди собравшихся на совет воевода Полкан оказался единственным, как сказали бы в «нашем» мире, компетентным специалистом в области военной стратегии. Если, конечно, не считать Чаликовой, успевшей за годы журналистской практики побывать во всех «горячих точках» бывшей дружной семьи советских народов. Только что вернувшаяся в замок Надя восседала рядом с королем Александром, одетая в бабушкино (то есть бабушки Беовульфа) платье, и своим присутствием вдохновляла рыцарей на грядущие подвиги.

— Чего мы тут сидим, как старые бабы?! — кипятился Беовульф. — Вдарим с ходу, и дело сделано! А то ждем чего-то, понимаешь, неизвестно чего. — И, вздохнув, добавил: — К тому же наши славные рыцари, не в упрек им будь сказано, зело прожорливы, эдак никаких запасов не хватит…

— Нужно подготовиться, — густым басом прогудела голова Полкана из окна. — Уж в этом поверьте мне как потомственному воеводе. Нужно разведать местность, собрать полки, договориться в подробностях, кто должен что делать. Это ж целая наука, а не то что взяли, собрались, раз-два — и вперед.

— Думаю, что уважаемый воевода во многом прав, — задумчиво молвил король Александр, доселе молчавший. — Какой срок вы полагаете на подготовку к походу?

— Дней пять, никак не меньше, — уверенно заявил Полкан.

— Да за пять дней наши славные рыцари вусмерть перепьются и ни на что годны не будут! — взвыл Беовульф. — Простите, господин Зигфрид, и вы, дон Альфонсо, речь, конечно, не о вас…

Со своего места поднялся престарелый Зигфрид.

— Ваше Величество, — откашлявшись, заговорил он, — господа! Вне всякого сомнения, воевать нужно по всем правилам военной науки, и в этом я полностью согласен с уважаемым Полканом. Но подумайте, с кем мы имеем дело. Это же не войска достойного соперника, а какие-то непонятные наемники, служащие вурдалакам. И потом, сейчас такое положение, которым просто грех было бы не воспользоваться. Власть Виктора держится на горстке наемников, которые к тому же начинают разбегаться кто куда. Если же Белая Пуща пришлет на помощь свои войска, то удача нам никак не светит…

— Что вы предлагаете, почтенный Зигфрид? — перебил дон Альфонсо.

— Выступать как можно скорее, — заявил старый рыцарь. — Лучше бы всего прямо сегодня.

— Ну, это уж вы малость хватили, — покачал головой Беовульф.

— Ну, завтра, — с легкой досадой сказал Зигфрид. — Но уж никак не позже.

— А как вы полагаете, сударыня? — обратился Александр к Чаликовой. Та словно того и ждала:

— Я тоже считаю, что мешкать не следует. Не далее как сегодня мы с боярином Василием и Чумичкой встретили на болоте одного из упырских наемников, который наверняка бежал из замка. Нет-нет, мы не хотели с ним связываться, но он сам на нас напал, и в порядке самообороны Чумичке пришлось обратить его в дым.

— Как, в дым? — изумился Беовульф.

— Очень просто. При помощи магического кристалла. Я вернулась сюда, а Василий Николаич с Чумичкой остались на болоте производить новые экспериментальные испытания кристалла. Я вот подумала — а не использовать ли его при штурме королевского замка?

— А что! — радостно подхватил хозяин. — Это мысль! Вот мы им теперь жару поддадим!..

— Нет-нет, оставьте, пожалуйста, — испуганно перебил король. — Эдак вы еще весь дворец в дым превратите.

— Я уверен, что мы справимся своими силами, без колдовских приспособлений, — поддержал Зигфрид.

— И еще одна причина, почему мы не вправе мешкать, — продолжала Надя. Может быть, не всем еще известно, что в замке находится княжна Марфа, и есть основания полагать, что ее жизнь подвергается опасности.

Больше всего удивления эта весть вызвала у Полкана:

— Какая Марфа? Уж не сродственница ли нашей Ольги?

— Ну да, Марфа Ярославна, из рода Шушков, — подтвердила Надежда. Господин Покро… то есть Иван-царевич, приятель Чумички, отыскал ее, поцеловал, и она из лягушки вновь превратилась в себя. Жаль только, что прямо с болота угодила в замок к Виктору.

— Ну, Виктор-то, каков бы он ни был, зла ей причинять не станет, заметил Александр.

— Виктор-то, может, и не станет, — почесал в голове Беовульф, — да там эта злыдня Анна Сергеевна со своим прихлебателем Каширским. От этих любой пакости жди.

Тем временем голова Полкана исчезла из окна и приблизилась к двум другим:

— Слышьте, чего я вам скажу. Оказывается, княжна Марфа расколдовалась и теперь в человечьем облике находится в королевском замке.

— Правда?! — вскрикнула средняя голова Змея Горыныча — двоюродная сестра Марфы, княжна Ольга.

— Я всегда верил, что рано или поздно так и случится, — промолвила левая голова, бывший белопущенский боярин Перемет. — А ты, Полкан, говорил брехня, мол, одна.

— Был неправ, — пробурчал воевода.

— А как ей это удалось? — спросила Ольга.

— Толком не понял, но без Чумички не обошлось, — ответил Полкан. — Вот он вернется, спросим.

— Если бы и нас, — вздохнула Ольга.

— Не грусти, княжна, ежели такие дела завертелись, то и до нас черед дойдет, — деланно бодро проговорил Перемет. — У меня такое предчувствие, что все закончится счастливо.

— У тебя уж двести лет такое предчувствие, — проворчала Ольга.

— Ну ладно, вы тут оставайтесь покамест, — пробасил Полкан, — а я вернусь взад на военный совет. А то они там без меня делов наварят. Вояки, чтоб их…

Едва голова воеводы вновь замаячила в окне, в комнату совещаний заглянула горничная:

— Там явился господин Грендель и просит его принять. Прикажете впустить?

— Пускай заходит, — махнул рукой Беовульф и, спохватившись, обернулся к Александру: — Если, конечно, Ваше Величество не возражаете.

— Ну, причем тут я, — вздохнул король. — Это ж ваш дом, вы и распоряжайтесь.

В комнату вошел Грендель. Поклонившись сперва Александру, потом остальным, он молча остановился посреди помещения.

— Ну, с чем пожаловал? — спросил его хозяин.

— Меня нынче посетила муза, — медленно начал Грендель, — и я сочинил стихотворение, кое желал бы зачитать перед Вашим Величеством и доблестными воинами ради подъятия боевого духа. — И, вздохнув, поэт развернул клочок бумаги: — «Горит восход зарею алой…»

— Погодите, — перебил Зигфрид, — стихотворение зачтете после. Это очень хорошо, что вы пришли, друг мой Грендель. Так как мы уже почти решили выступать завтра, то не могли бы вы сходить в корчму и уведомить Флориана и его товарищей, чтобы находились в готовности?

— Что ж, схожу, — согласился Грендель.

— А заодно прочтешь им свое новое творение, — примирительно добавил Беовульф. Он один знал, как всякий раз уязвляло его заклятого друга пренебрежение слушателей к его стихам.

— А этот ваш Флориан человек надежный? — вдруг спросил из окна воевода Полкан.

— Ручаюсь за него, как за самого себя, — твердо сказал Александр. Разве что горд чрезмерно…

— Да это пустяки, — прогудел Полкан. — Есть у меня одна мыслишка… Воевода просунул голову на длинной зеленой шее поближе к столу, где заседал военный совет, и что-то зашептал.

— Да, недурная мысль, — негромко сказал дон Альфонсо.

— Бесподобная! — захохотал Беовульф. — Вот что значит знаток военного дела!

— Да, разведка боем — дело нужное, — согласилась Надя. А Зигфрид тем временем что-то записал на листке и подал его королю. Его Величество пробежал написанное, небрежно поставил свою подпись и передал Беовульфу. Тот свернул листок, с важным видом запечатал его своим перстнем и вернул Александру.

— Господин Грендель, вот это вы передадите лично Флориану, — король протянул бывшему оборотню запечатанный свиток.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — поклонился Грендель и, повернувшись, медленно направился к выходу.

— Но потом непременно возвращайся, — напутствовал его Беовульф. Прочтешь нам свои стишки.

— Ну ладно, вы меня уговорили, выступаем завтра, — прогудел Полкан, когда дверь за Гренделем закрылась. — Но разработать разные возможности и просчитать действия все равно нужно!

— Ну, с этим никто не спорит, — заметил Зигфрид. — Только, знаете, обычно все расчеты оказываются неверными, когда доходит до дела.

— Значит, надо просчитывать и так, и эдак, — назидательно пробасил Полкан. — Тогда при любом повороте мы будем во всеоружии!

И Александр, и рыцари внимали словам старого воеводы. Заседание военного совета шло своим ходом.

Проводив Надю до Беовульфова замка, боярин Василий с Чумичкой вновь отправились на болота — теперь даже колдун загорелся желанием выяснить как можно больше о возможностях магического кристалла (или, вернее, полукристалла, вторая половина которого находилась неведомо где). Так как освоение «колдовского стекла» предполагало экспериментальные методы, то было решено уйти как можно дальше от людского жилья.

И здесь они еще раз убедились, сколь грозное и непредсказуемое средство оказалось у них в руках. Чумичка проговаривал самые «слабые» заклинания и делал самые невинные (в обычных условиях) колдовские жесты, но в сочетании с магическим кристаллом они давали порой самые неожиданные результаты. При одних заклинаниях из кристалла выходил синий луч, при других — красный, иногда он переливался всеми цветами радуги, а иногда и вовсе отсутствовал. И действие кристалла предугадать было невозможно: один раз прямо на кочке зацвели какие-то южные цветы, а другой раз неизвестно откуда зазвучала прекрасная музыка. Некое, по уверениям Чумички, самое невиннейшее заклинание от зубной боли вызвало средь ясного неба огромную молнию, которая наверняка испепелила бы обоих экспериментаторов, если бы опытный колдун мановением руки не отвел ее в сторону, отчего едва не сгорел одинокий дуб на краю болота.

Василий Николаевич пытался найти всему этому какое-то логическое объяснение, или, как он иногда выражался, вычислить алгоритм, но каждое новое испытание чудо-стекла сводило на нет любую попытку — его действия были начисто лишены всякой системы.

— По-моему, мы идем не тем путем, — сказал Дубов, после того как Чумичка вызвал из болотного омута огромного крокодила и тут же, теперь уже без помощи кристалла, превратил его в водяную лилию. — Мне кажется, что колдовское стекло — явление самодостаточное, и использовать его в сочетании с заклинаниями — это все равно что, ну, скажем, забивать гвозди королевскою короной.

— Да я и сам вижу, что тут что-то не так, — почесал в голове Чумичка, да только понятия не имею, как с этой штуковиной обращаться.

— Херклафф приложил его к зеркалу и прошел насквозь, — припомнил Дубов. — Но не нужно ли при этом еще что-то делать или говорить? Я даже допускаю, что для задействования магического кристалла существуют какие-то свои заклинания, но особые, а не какие попало.

— Что же нам делать? — вздохнул Чумичка.

— Идти прежним путем, — уверенно ответил боярин Василий. — Я еще не теряю надежды, что при дальнейших испытаниях мы все-таки сумеем открыть в его действии хоть какую-то закономерность.

— Ну ладно, — согласился колдун, поднес магический кристалл к лицу и стал что-то нашептывать. Но вдруг замолк и передал кристалл Василию.

— Что случилось? — забеспокоился тот.

— Здесь поблизости человек, — пояснил Чумичка. — Вон там, нет-нет, чуть правее.

Действительно, на изрядном расстоянии от них через болота пробирался некто в черном плаще с капюшоном.

— А, так это один из наемников, — узнал Василий. — Жаль, лица не разглядеть. Вдруг Игорь сбился с пути и вместо Царь-Города блуждает тут по кругу?

— Боярин Василий, а нет ли у тебя какой-то гладкой вещицы? вдруг спросил Чумичка.

— Сейчас глянем. — Василий залез под свой боярский кафтан и извлек из внутреннего кармана солнцезащитные очки.

Чумичка что-то поколдовал над ними и вернул Василию:

— Теперь гляди.

Подняв очки на манер двойного лорнета, Дубов направил их на человека в плаще и увидел его увеличенное изображение. Пусть и не очень сильно увеличенное, но никаких сомнений не оставалось — то был собственной персоной Мстислав Мыльник.

— Послушай, Чумичка, а нельзя ли и его, ну, помнишь, как в прошлый раз?.. — обратился к колдуну боярин Василий. Чумичка воспринял это предложение без особой радости:

— Так в прошлый раз тот лиходей сам на нас напал, а этот просто идет своей дорогой. Человек ведь все-таки.

— Да какой он человек! — вырвалось у Василия. — Он и при жизни-то человеком никогда не был, а уж теперь — тем паче.

— Как, при жизни? — удивился Чумичка.

— Очень просто. Он же мертвец, но Каширский черными чарами вернул его к жизни, чтобы он продолжал свои грязные и кровавые дела!

— Ну ладно, попробуем, — не очень охотно согласился Чумичка. Взяв кристалл, он снова что-то зашептал, а когда появился луч (на сей раз светло-зеленого цвета), колдун осторожно направил его на Мстислава. Василий через «лорнет» внимательно наблюдал за объектом. И едва луч упал на Мыльника, Дубов явственно увидал, что плащ наемника медленно оседает на землю, как будто под ним никого нет. Не прошло и минуты, как из-под плаща расползлись в разные стороны несколько змей. Еще мгновение — и змеи затерялись между болотных кочек. А плащ с капюшоном так и остались лежать в том месте, где луч настиг их обладателя.

Так обрел свою истинную сущность Мстислав Мыльник — командир отряда наемников, участник всевозможных путчей и мятежей, личный друг генерала Макашова.

Василий представил себе, что могло бы случиться, если бы под луч магического кристалла угодил сам генерал Макашов, и ему стало одновременно и страшно, и противно.

Как накануне ночью, Каширский и Анна Сергеевна медленно шли по подвалу вдоль длинных рядов винных бочек. И если Каширский пытался уловить «золотой корпускулярный поток», исходящий из спрятанной где-то рядом королевской казны, то Глухарева просто бранилась:

— Ну что вы тут дурью маетесь? Хоть бы передо мной не прикидывались, что обладаете какими-то идиотскими сверхнаучными способностями! И на хрена я, дура, с таким шарлатаном связалась?

Однако Каширский упорно продвигался вперед, стараясь не обращать внимания на отвлекающий фактор. Когда же Анна Сергеевна очень уж «доставала» прославленного «мага и чародея», то он, не отрываясь от процесса, говорил ей:

— Анна Сергеевна, если вы не верите в мои научные методы отыскания сокровищ, то отправляйтесь наверх.

— Еще чего! — отвечала госпожа Глухарева. — Я уйду, а вы казну захапаете. А вот фиг вам!

— Ну так хотя бы не мешайте мне сосредоточиться. Я уже чувствую теплое покалывание в кончиках пальцев — это оно, золото, золото!

Анна Сергеевна презрительно фыркала, но умолкала. Правда, ненадолго. И вскоре все начиналась сначала.

За привычной перебранкой казноискатели и не заметили, что ряды бочек кончились, а они идут по длинному, постепенно сужающемуся проходу.

— Я явственно ощущаю, что казна где-то здесь, — самозабвенно, будто глухарь на току, вещал Каширский. — Ближе, ближе, еще ближе! Здесь!!! Рука доктора уперлась в шершавую стену.

— Что — здесь? — взвилась Глухарева. — Тут же тупик, чтоб вас к черту в пекло! Куда вы меня завели?!!

— Какая-то неведомая сила влекла меня сюда, — невозмутимо отвечал Каширский.

— Дурость вас влекла! — в сердцах плюнула на пол Анна Сергеевна.

— Лучше поищите, нет ли здесь какой-либо дверцы, — попросил Каширский. Анна Сергеевна стала водить светильником вдоль стен, пока не заметила прямо в потолке небольшой четырехугольный люк. Так как и потолок здесь был совсем низкий, чуть выше человеческого роста, то Анна Сергеевна попыталась подтолкнуть люк, и тот, к ее немалому удивлению, легко поддался.

— Подсадите меня, — велела госпожа Глухарева. Каширский исполнил ее просьбу, но при этом пытался заглянуть в люк, за которым исчезла его компаньонка — он не сомневался, что Анна Сергеевна непременно попытается часть казны утаить. Не прошло и минуты, как в люке появилась ножка госпожи Глухаревой в черном чулке, а затем Каширский принял и всю Анну Сергеевну. При этом он незаметно ощупал ее платье — не спрятано ли там что-то.

Вид у Анны Сергеевны был довольный:

— Поздравляю — на сей раз вы поработали не впустую.

— Неужели казна?! — вскричал Каширский. И даже в столь счастливый миг не удержался от колкого замечания: — А вы, Анна Сергеевна, не верили в мои сверхнаучные методы…

— Какая, к дьяволу, казна! — прошипела Глухарева. — Там выход на поверхность.

— В каком смысле?

— Заброшенный сарайчик на краю поля. Снаружи люк незаметен, так как прикрыт сгнившим сеном.

— А где же казна? — разочарованно протянул Каширский.

— Да хрен с ней, с казной! — выкрикнула Анна Сергеевна. — Главное, теперь у нас надежный путь для отступления после того как сделаем дело.

— Какое еще дело? — пожал плечами Каширский.

— А вы забыли? Убрать эту княжну, или графиню, или бес ее знает, кто она такая! — раздраженно говорила Глухарева, шагая назад по теперь уже расширяющемуся проходу. Каширский брел следом.

— В каком смысле убрать? — пролепетал он, уже чуя, куда клонит его наперсница.

— В каком смысле? — желчно переспросила Анна Сергеевна. — Убить. Зарезать. Ножиком пырнуть.

— Боюсь, я не смогу быть вам полезен, — осторожно заметил доктор. — Ведь хирургия — не мой профиль. Вот если бы дать установочку…

— От ваших установочек пользы, как от холодильника тепла, — процедила Анна Сергеевна. — Равно как от вас самого. Будете дежурить на шухере!

За разговорами они вернулись в ту область подвала, где стояли ряды бочек. Почуяв знакомый запах, Каширский вновь воспрял духом:

— А все-таки казна где-то здесь! Я ее внимаю всеми фибрами своей чувствительной ауры!

Анна Сергеевна хотела было уже высказать все, что она думает и о фибрах, и о королевской казне, и о самом Каширском, и о его чувствительной ауре, но лишь презрительно подернула плечами и ускорила шаг.

«Поэтический марафон» в корчме продолжался уже почти сутки. Все это время часть рыцарей и поэтов, чередуясь, отдыхали в горницах для гостей, а остальные пировали и услаждали слух друг друга своими вдохновенными стихами.

Благодаря такому режиму и поэты, и рыцари чувствовали себя достаточно бодрыми, в отличие от хозяина корчмы — он все время должен был находиться в зале и обслуживать дорогих гостей. Впрочем, доходу от них было не так уж много — сторонники непьющего Флориана вина почти не употребляли, разве что когда их предводитель не находился поблизости, а поэты, ослабленные изнурительной работой на болотах, тоже не очень увлекались вином, дабы не свалиться с ног раньше времени.

— Ну вот опять бед себе накликал, — привычно жалился леший в коротких передышках своему приятелю водяному. — Мало того что рыцари какие-то не те, так еще этих беглых поэтов бес привел. А все боярин Василий! Сам-то он в свой Царь-Город укатит, а нам тут отдуваться…

— Да не тревожься ты, — утешал его водяной, прихлебывая водицу из кувшина. — Все, что ни случается — все к лучшему!

Тем временем госпожа Сафо к вящему восторгу господ рыцарей декламировала свое очередное творение:

Тут в дверях раздался робкий стук.

— Толкайте сильнее! — крикнул корчмарь, а себе под нос проворчал: — Кого еще там черт принес?

Дверь ввалилась внутрь, и на пороге явился собственной персоной господин Грендель.

— О, кто к нам пожаловал! — с наигранной учтивостью произнес доблестный Флориан. — Надеюсь, друг мой Грендель, мы поимеем счастье насладиться вашими новыми творениями?

— Сперва я должен передать вам послание, друг мой Флориан, — столь же учтиво ответил Грендель. И, подойдя к Флориану, протянул ему свиток.

— Печатка Беовульфа, — с видимым неудовольствием отметил доблестный Флориан, вскрывая послание. — Почерк как будто господина Зигфрида, но подпись собственная Его Величества.

— Что там? — нетерпеливо загомонили рыцари. Даже леший с водяным прекратили свои бесконечные разговоры и стали внимательно прислушиваться.

— Настал решающий час, — негромко и безо всякого пафоса произнес Флориан. — Король призывает нас в первые ряды борьбы за правое дело. И это великая честь.

— Когда? — повскакали из-за стола славные рыцари.

— Тотчас, — ответил Флориан, еще раз глянув в послание. — То, что нам предстоит, Его Величество именует как «разведка боем». Мы должны появиться вблизи королевского замка и вызвать на себя первый удар. И таким образом добыть для Его Величества Александра сведения о том, какими силами располагает Виктор.

— Я могу провести вас кратчайшим путем, — вызвался Грендель.

— Ну вот и замечательно, — кивнул Флориан. — Кстати и сообщите Его Величеству, если мы все поляжем в неравном бою за справедливое дело.

Рыцари кинулись к себе в горницы за щитами и боевыми мечами, а леший за стойкой лишь горестно вздохнул.

Чудо-клубочек уверенно вел Ивана-царевича по болотам, и делал это весьма умело: хотя господину Покровскому и казалось порою, что клубок катится по очень уж изогнутой траектории, но всякий раз путник убеждался, что происходило это вовсе не из желания удлинить путь, а единственно чтобы сделать его по возможности удобным и безопасным.

Уже начало смеркаться, и Иван-царевич стал подумывать о том, чтобы обосноваться на ночлег. Однако всякий раз, когда он примечал казалось бы удобное место, клубок принимался катиться быстрее, и Иван спешил следом, не решаясь поднять его с земли и положить к себе в котомку.

Но вот, когда вечерняя тьма уже начала наползать на землю, а на небе высыпали первые звезды, клубок решительно остановился. Господин Покровский как опытный путешественник мог оценить выбор своего проводника: он остановился на вполне удобном и сухом месте вблизи леса, где под елками лежало достаточно валежника, чтобы развести костерок и в случае надобности даже соорудить скромный шалашик.

Иван с облегчением опустил на землю рюкзак, из которого торчал лук с оставшимися двумя золотыми стрелами, и стал приготавливаться к ночлегу собрал сухих веток, развел костер и повесил над ним котелок с болотной водицей. Несмотря на приятную усталость, ко сну Ивана-царевича совсем не клонило. Напротив — звезды, меркнущее небо и печальные выкрики выпи, долетающие сквозь мерный шелест осенней листвы — все это настраивало скорее на поэтическую волну. Правда, дальше первой строчки — «Все ярче дивных звезд сиянье…» — дело не шло, но зато Покровский начал понимать, отчего в Новой Ютландии столько поэтов на душу населения: здешняя природа просто не могла не настраивать на творческий лад.

Однако едва родилась вторая строчка — «… Все памятней очарованье…» как все очарование оказалось в миг разрушенным какими-то незнакомыми голосами. Обернувшись, поэт увидал позади себя двух женщин — одну потолще, а другую потоньше — в сарафанах и цветастых платках.

— Присаживайтесь, сударыни, — радушно пригласил их Иван-царевич. — Не угодно ли чайку с дороги отпить?

— Благодарю, — низким и чуть сипловатым голосом ответила более полная странница, присаживаясь у костра. Ее подруга, нахально подбоченясь, уставилась на стрелы, торчащие из рюкзака.

— Золото, — проговорила она высоким скрежещущим голосом. — Сейчас буду грабить и убивать… — И, не обращая внимания на свою спутницу, дергавшую ее сзади за подол, продолжала, с каждым словом все более вдохновляясь: Трудовой народ бедствует, а вы, мироеды и богатеи, на золоте жрете и золотые палки себе в мешок суете!

— Не слушайте, это она шутит, — попыталась поправить положение первая путница, но ее подругу было уже не остановить:

— Шуток больше не будет! Всех перережу, всем кровь пущу!

— Так вы что, сударыня, собираетесь меня грабить? — наконец-то дошло до Покровского.

— Да! — взвизгнула сударыня. — Ежели кого сей же миг не пограблю, то гадом буду! — Недолго думая, она выдернула из рюкзака золотую стрелу, но тут же с диким верещанием швырнула ее оземь.

— Что такое, Петрович? — вскочила полная дама. — В чем дело?!

— Жжется, как огонь! — неблагим матом завопила разбойница. — Колдун проклятый!! — И она со всех ног побежала прочь, не разбирая дороги. Ее спутница грузно поднялась и потрусила следом, привычно сунув под сарафан чайную ложечку, хотя та была не золотая, а оловянная.

— Эх, такой вечер испортили, — вздохнул Иван-царевич, снимая с огня вскипевший котелок. — Но что там со стрелами?

Покровский с опаской потянулся к золотой стреле и дотронулся до нее кончиком пальца — стрела оказалась столь же прохладной, как и земля, куда ее уронила незадачливая грабительница.

Ужин в королевской трапезной прошел на редкость тихо и даже печально. Князь Длиннорукий и Петрович, обычно хоть как-то разнообразившие трапезу болтовней и пьяными выходками, на сей раз вообще отсутствовали. Даже Каширский не был по-всегдашнему велеречив, а Анна Сергеевна, если порой и отпускала злобные реплики в адрес всего и вся, то делала это скорее по привычке. Впрочем, и лекарь, и госпожа Глухарева, отужинав, вскоре под благовидными предлогами покинули залу.

Виктор же все не решался встать из-за стола. Во время ужина он почти не притронулся к еде и угрюмо глядел в тарелку, изредка поднимая взор на княжну Марфу, сидевшую напротив него, на другом конце длинного стола. Княжна чувствовала себя не очень-то уютно в такой напряженной обстановке, но тоже не решалась покинуть трапезную. Слуги переминались с ноги на ногу, не зная, что им делать.

В залу почти вбежал Теофил:

— Ваше Высочество…

— Да, Теофил, слушаю вас. — Виктор, кажется, был даже рад, что кто-то прервал тяжкое молчание.

— Ваше Высочество… э-э-э… Вы позволите убирать со стола?

— Да-да, убирайте, — поспешно ответил Виктор. — Могли бы и не спрашивать. Если, конечно, кня… графиня не желает продолжить трапезу.

— Нет-нет, благодарю вас, — отказалась Марфа.

Слуги, словно того и ждали, кинулись уносить со стола немногочисленную посуду, а Теофил наклонился к Виктору и что-то зашептал на ухо. Марфа заметила, как тот побледнел.

— Вы уверены? — тихо спросил Виктор.

— Многие видели, — столь же тихо ответил Теофил. — Какие будут указания?

— Никаких.

Оставшись вдвоем с Марфой, Виктор негромко произнес:

— Графиня, мне нужно вам кое-что сказать.

— Что? — не расслышала княжна. — Ваше Высочество, вы не позволите мне пересесть поближе?

— Да зачем, я сам, — с этими словами Виктор поднялся из-за своего места и пересел на уголок стола рядом с Марфой. — Княжна, я должен с вами поговорить. Днем, на башне, нам помешали…

— А вы не боитесь, что нас могут подслушать? — Марфа положила ладонь на руку Виктора.

— Теперь это уже не имеет значения, — вздохнул Виктор. — Да и кому тут подслушивать — все разбежались. Знаете, что мне только что сказал Теофил? Что вблизи нашего замка видели вооруженных рыцарей от десяти до пятнадцати человек. И передвигались они совершенно открыто, как будто ожидая, что мы на них нападем!

— Что за рыцари? — удивилась Марфа.

— Наш конюшенный разглядел среди них Флориана и, кажется, Гренделя. Скорее всего, их послал мой дядя, чтобы разузнать, как тут и что. — Виктор немного помолчал. — А ведь они могли сами, сходу, не дожидаясь подкрепления, захватить замок!

— Почему же они этого не сделали?

— Почему? Да только потому что не знали, что здесь никого нет. Гвардия давно разбежалась, наемники разбежались, даже этого князя Длиннорукого с его полоумным Петровичем, и тех не видать! Но уже завтра рыцари будут здесь, вне всяких сомнений.

— И об этом вы хотели со мною поговорить? — несколько удивилась Марфа.

— Да нет, о другом. — Виктор надолго замолк, будто раздумывая, говорить ли. А вернее, сам того не осознавая, он тянул время, боясь остаться наедине со своими горькими думами.

В залу вернулся Теофил:

— Ваше Высочество, будут ли еще какие приказания?

— Нет, Теофил, — устало проговорил Виктор. — Благодарю вас за безупречную службу. Идите спать, а утром разбудите меня пораньше.

— Будет исполнено. — Теофил поклонился и вышел из залы.

— Ваше Высочество, кажется, вы хотели мне что-то сказать? — напомнила княжна.

— Да… Возможно, мы с вами уже никогда больше не увидимся. У вас вся жизнь впереди, а меня ждет либо темница, либо плаха.

— Ну зачем же так мрачно, — сочувственно покачала головой Марфа, однако Виктор перебил:

— Погодите, Марфа Ярославна, дайте договорить. Мы с вами больше не увидимся, и я хочу, чтобы вы знали… Не нужно меня жалеть — я пропащий человек. Даже много хуже, чем про меня говорят рыцари у Беовульфа. — И, заметив, что Марфа снова хочет возразить, продолжал еще настойчивее: — Да, да, это так. И если я могу еще хоть как-то оправдать себя в захвате власти, то в моем отношении к вам, княжна, мне не может быть никакого прощения.

— О чем вы, Ваше Высочество? — удивилась Марфа.

— Когда вы появились в замке, я сразу стал просчитывать на несколько ходов, как при игре в тавлеи. Я подумал, что сама судьба послала вас ко мне, дабы помочь в осуществлении моих дерзких намерений.

— Каким образом? — еще больше изумилась княжна.

— В Белой Пуще после смерти князя Григория идет свара за власть. Более того, Альберт и его упыри подыскивают послушного боярина из древнего рода, чтобы посадить на княжеский престол и править от его имени. И я надеялся убедить их, что вы, Марфа Ярославна, подошли бы им лучше всего. Шутка ли сказать — единственная уцелевшая из Шушков! А через вас и сам надеялся войти в силу и, как самое меньшее, добиться той помощи, что обещал для моих начинаний князь Григорий.

— Неужто вы всерьез думали, Ваше Высочество, что я согласилась бы стать такой подставной правительницей? — нахмурилась княжна.

— Поначалу я не знал, какая вы, — тяжко вздохнул Виктор. — Теперь я понимаю, что заблуждался в видах на вас. Но могло повернуться и иначе вдруг борьба в Белой Пуще разгорится не на шутку, и тогда вы могли бы возглавить один из враждующих станов. А в случае удачи — как знать…

— Да, но ведь вы сами несколько раз предлагали мне покинуть замок, возразила Марфа.

— Не столько ради вас, сколько ради самого себя, — заявил Виктор. — Мне стало известно, что ваша жизнь в опасности, и я думал, что вам до поры до времени лучше побыть в надежном месте, хотя бы даже в замке моего главного врага Беовульфа. Ведь вы нужны мне живой, а не мертвой…

— Мне кажется, Ваше Высочество хотите казаться хуже, чем на самом деле, пристально глянула Марфа на Виктора. — Как будто вы нарочно пытаетесь вызвать у меня ненависть к себе.

— А знаете ли вы, что… — Виктор осекся.

— Что?

— Ну ладно, скажу. В общем, если бы не последние события, поставившие меня на грань гибели, то завтра я бы сказал, что люблю вас и предлагаю руку и сердце. И притворялся бы, чтобы достичь своих целей! А вы говорите — хуже, чем на самом деле.

Виктор замолк, как бы ожидая, что скажет Марфа. Но та молчала.

— Марфа Ярославна, неужели и теперь вы останетесь в замке? — вновь заговорил Виктор, когда молчать стало совсем невмоготу. — Завтра здесь будут рыцари и начнется что-то невообразимое. Вам нужно отсюда уходить. Если желаете, то я помогу вам бежать за границу — у нас есть налаженные пути, по которым дядя переправлял туда беженцев из Белой Пущи. Решайтесь, пока не поздно!

— Я подумаю, — тихо промолвила княжна. — А почему бы вам самим не воспользоваться этими налаженными путями?

— Нет-нет, это исключено, — решительно отказался Виктор. — Я должен ответить за свои дела. Да и куда бежать — от себя не убежишь. — И как бы устыдившись последней громкой фразы, к коим никогда не был склонен, Виктор заговорил нарочито по-деловому: — Время еще есть. Если надумаете последовать моему совету, то обращайтесь к Теофилу. Или прямо ко мне.

— Но ведь вы же будете спать, Ваше Высочество, — возразила княжна.

— Сомневаюсь, — подумав, ответил Виктор. — А если и буду спать, то смело будите. Соответствующие указания слугам будут даны. Доброй ночи, княжна. Виктор резко поднялся из-за стола и не оборачиваясь покинул трапезную.

Несмотря на поздний час, барон Альберт бодрствовал. Он сидел за обширным столом князя Григория и беседовал с воеводой Селифаном. Тот не совсем понимал, для чего барон держит его при себе в столь позднее время, расспрашивая о делах пусть и важных для воинства Белой Пущи, но совсем не требующих срочности. Да и Альберт расспрашивал воеводу как-то рассеянно, даже не особо вникая в ответы. Селифан подозревал, что Альберт просто ждет некоего важного сообщения, а воевода ему нужен, чтобы как-то скоротать время.

Выслушав очередной ответ Селифана на вопрос о готовности Белопущенской дружины к возможным военным действиям против Кислоярского царства, Альберт позвонил в серебряный колокольчик, стоящий у него на столе. В кабинет заглянул охранник:

— Слушаю, господин барон.

— Значит, так, — деловито заговорил барон, — сходи к нашему гостю господину Херклаффу и попроси его пожаловать сюда.

— А ежели он почивать изволит?

— Скажи, что дело срочное. Ступай же.

— Слушаюсь, господин барон. — Охранник вышел.

— К чему тебе этот колдун? — удивился воевода. — Да еще и на ночь глядя.

— Вот смотри. — Барон вытащил из выдвижного ящика и положил на стол тарелочку с золотым яблоком. — Узнаешь?

— Ну конечно, — с трудом подавил зевок Селифан, — удобная вещица. Можно узнавать, что где происходит.

— Можно, — согласился Альберт. — Знать бы еще, как она работает.

— А разве вы не знаете?

— То-то что нет. Да и кабы она одна. У нас же цельный амбар с колдовским скарбом стоит, одних ковров-самолетов две дюжины, а как ими пользоваться толком никто не знает. Вот хоть с этим золотым яблоком, к примеру. Единственное, что мы умеем, так это связываться с нашими людьми, хотя я доподлинно знаю, что его возможности куда шире. А мы его используем так в определенный час двое, имеющие такую тарелочку, пускают по ней яблоко и передают друг другу послания.

— Каким образом? — полюбопытствовал воевода.

— Пишут на бумажке и прикладывают к тарелке. Не больно сподручный способ, но ничего — до сих пор действовал.

— А теперь что?

— А теперь бес знает что! — в сердцах брякнул барон. — Я жду важного сообщения от князя Длиннорукого, даже тарелку с яблоком велел к себе поставить, и ничего нет! Обычно мы принимаем от него сообщения три раза в день. Днем он еще что-то передавал, а вечером — до сих пор ни слуху, ни духу.

— Может, с князем что-то стряслось?

— А пес его знает! Днем он написал, что наемники разбежались, а рыцари того и гляди придут в королевский замок, чтобы свергнуть Виктора.

— Может, еще не поздно? — осторожно предложил Селифан. — Наша дружина в боевой готовности.

— Не надо, — с досадой перебил Альберт. — Виктор для нас — отрезанный ломоть, пускай сам выкручивается. Да и Длиннорукий тоже — что он мне, кум, что ли? А вот самозванка…

— Какая самозванка?

— Ты чего, забыл? Та девица, что выдает себя за Марфу. Нынче днем она еще была жива. Но князь уверял, что этой ночью Анна Сергеевна ее того… Ну, ты понимаешь.

— Понимаю, — неодобрительно пробурчал воевода.

— Ничего ты не понимаешь, — зло покачал головой барон. — По-твоему, все дела в честном бою должно решать, а на самом-то деле… Ну да ладно. Хуже всего будет, если рыцари придут в замок, а Анна Сергеевна своего задания выполнить не успеет. Или, как всегда, провалит.

— Ну что ты, Альберт, к этой самозванке привязался? — не выдержал Селифан. — Мы же скоро ее кости похороним честь по чести, то есть не самозванки, а княжны Марфы, а та девушка сколько угодно может звать себя Марфой, да кто ей поверит? — Воевода пристально глянул на барона: — А может, ты не совсем уверен, что она самозванка?

— Да как ты не понимаешь, — досадливо поморщился барон. — Если рыцари одолеют Виктора, то чего доброго решат, что им все нипочем, да и на нас полезут. А Марфу, настоящую ли, самозванку ли, будто хоругвь понесут дескать, вот она, законная наследница князей Шушков, не то что эти проклятые упыри. То есть мы с тобой.

Селифан уже открыл было рот, чтобы что-то возразить, но не успел: дверь распахнулась, и на пороге возник собственной персоной господин фон Херклафф — во фраке, белоснежном жабо и даже с моноклем.

— Вы меня зваль, херр барон? — лучезарно осклабился людоед.

— Да, господин Херклафф, нам нужна ваша помощь, — поднялся за столом Альберт. — Умеете ли вы обращаться с колдовскими предметами?

— Ну конешшно! — с гордостью заявил Херклафф. — Их бин маг и чародей высшей квалификацион, а не какой-нибудь профан, как херр Каширский, муттер ефо за ногу… Да-да, так что вас интересует?

Альберт пододвинул колдуну тарелочку с золотым яблоком:

— Посмотрите, в чем тут дело. Ничего не показывает.

— А что вы хотел увидайть?

— Ну, например, князя Длиннорукого.

— Айн момент. — Херклафф небрежным жестом произвел над тарелочкой какие-то манипуляции, яблочко покатилось вдоль кромки, однако изобразило на тарелочке лишь что-то темное, с двумя еле различимыми силуэтами. — Ничефо, сейчас добавим яркость. — Херклафф стал крутить пальцами перед блюдцем, как будто настраивая телевизор, и действительно — вскоре изображение несколько высветилось, а два силуэта оказались женскими. Они брели по болоту, тонущему во мгле, то и дело спотыкаясь о кочки и выразительно жестикулируя.

— Ну и где же Длиннорукий? — не вытерпел воевода.

Вместо ответа Херклафф еще немного поколдовал над тарелочкой, и изображение приблизилось — теперь лица обеих женщин занимали чуть не весь «экран».

— Точно Длиннорукий, — изумленно выдохнул Альберт. — Вот эта, что слева. А вторая… Кто же вторая?

— О, херр Петрович! — обрадованно вскричал Херклафф. — Вот кого я хотель кушать, но так и не скушал. Ничефо, еще успею…

— Но что они делают на болоте? — возмутился Альберт. — Их место в королевском замке.

— А еще лучше — у меня ф желудке, — расплылся людоед в плотоядной ухмылочке.

— Жаль, что не слышно, о чем они столь жарко спорят, — вздохнул воевода.

— Ну, вообще этот несовершенный аппарат не есть рассчитан на звук, скромно заметил Херклафф, — но для такой гроссе мейстер, как я, нет никакой преграда! — Колдун сделал вид, будто нажал клавишу или переключил тумблер, и раздались какие-то невнятные звуки. Херклафф покрутил воображаемый регулятор, и барону с воеводой стали ясно слышны препирательства незадачливых путчистов.

— Все из-за тебя, — бранился Длиннорукий, — да если бы не твои разбойничьи замашки, так переночевали бы по-людски, а теперь тут шлепай по этим проклятым болотам!

— Так я ж хотел по-людски, — оправдывался Петрович, — отнять у него эти золотые стрелы и раздать нуждающемуся бедному люду!

— А ты подумал, дурья башка, на черта твоему бедному люду золотые стрелы?..

— Неужели Виктор выгнал их из замка? — удивился Альберт. — Хотя если они и там вели себя так же, то не удивительно…

— Скорее, бежали от рыцарей, — уверенно предположил воевода.

— Золотые стрелы, — как бы про себя отметил Херклафф. — Ешшо не понимайт, для чего, но что-то здесь не есть рихтих.

— Эдуард Фридрихович, а вы не могли бы показать нам еще кое-кого? попросил барон, поняв, что из препирательств Длиннорукого и Петровича трудно будет выудить что-то по делу. — Речь идет об одной девушке, утверждающей, что она — княжна Марфа…

— А как ее зфать на самом деле? — перебил колдун.

— Увы, не знаю, — развел руками Альберт.

— Ну, тогда ничего не будет получиться, — вздохнул Херклафф.

— В таком случае покажите нам настоящую княжну Марфу, — решился Альберт. — Это-то, надеюсь, у вас получится?

— О, я, я, натюрлих, — осклабился людоед, — только фройляйн Марфа уже давно ква-ква на гроссе болото!

— А все-таки покажите, — настаивал барон. — Так, для успокоения совести.

— А, ну понятно. — Херклафф «нажал кнопку», и бранящиеся Длиннорукий и Петрович исчезли. — Либе голден аппель, битте, покажи нам фройляйн ква-ква… пардон, фройляйн Марфа!

Яблочко покатилось, и вскоре на тарелочке появилось изображение девушки, мирно спящей на широкой кровати.

— А это не может быть ошибкой? — упавшим голосом пролепетал Альберт.

— Нет, — уверенно заявил Херклафф. — Я могу ошибайться, но колдовский инвентар — нихт!

— Значит, это все-таки правда, — зло проговорил барон Альберт, — и она не самозванка.

— О чем ты? — чуть удивился воевода.

— О давешних донесениях Длиннорукого. Кто-то из его людей подслушал беседу этой девушки с Виктором — она рассказывала, что некий Иван-царевич выпустил из лука золотую стрелу, которая прилетела прямо к лягушке, потом он ее поцеловал, и лягушка превратилась в княжну Марфу. Тогда я не придал этому донесению должного внимания, хотя и поручил Анне Сергеевне, гм, ну, ты знаешь…

— Это не есть хороший орднунг, — озабоченно покачал головой Херклафф. Фройляйн Марфа должна прыгать на болото, а не дрыхнуть на кровать.

— Ничего, недолго ей там дрыхнуть, — проворчал Альберт. — Уж на этот раз Анна Сергеевна не промахнется…

— Постой, барон, — встрял в беседу воевода Селифан, — ты сказывал про золотую стрелу. А Петрович тоже что-то говорил о каком-то человеке, у которого он хотел украсть золотые стрелы. Уж не…

— Конечно, это он! — в сердцах стукнул по столу Альберт. — Иван-царевич! Как же его звать-то? — Барон вынул из стола целый ворох донесений и тут же нашел нужное. — Иван-царевич, он же Иван Покровский.

— Как? Как вы сказаль?! — неожиданно вскричал Херклафф.

— Иван Покровский, — ответил Альберт, подивившись такому всплеску чувств у всегда спокойного и ровного господина Херклаффа. — А что?

— А, нет, ничего, — столь же быстро успокоился людоед. — Если я вам больше не есть нужен, то позвольте мне отойти на покой.

— Да, разумеется, спасибо вам за помощь, — вздохнул Альберт, — спокойной ночи.

— Всегда к услугам, — церемонно поклонился Херклафф и исчез за дверью.

— А все Анна Сергеевна! — дал волю чувствам барон, оставшись наедине с воеводой. — Убрала бы вовремя этого Ивана-царевича, так все было бы в порядке! Но если и с Марфой не справится — с дерьмом съем!

— Ну а теперь-то я могу идти? — попросил воевода. — Уж больно спать хочется.

— Иди, — отпустил его барон. Опасаясь, как бы тот не передумал, Селифан вскочил с места и следом за Херклаффом исчез за дверью. А Альберт вперил неподвижный взор в чудо-тарелочку, где все так же сладко почивала княжна.

Виктор с Марфой шли по узкой тропинке, отделяющей перелесок от широкого поля высокой колосящейся ржи, которая под дуновением ветерка тихо звенела, будто пела. Отломив колосок, Виктор попробовал на вкус зернышко, и оно показалось ему слаще меда.

— В нынешнем году, Марфа Ярославна, мы впервые не только обеспечим себя хлебом, но и сможем продавать его соседям, — с гордостью сказал Виктор, окинув взором поле, на другом конце которого вовсю шла жатва.

— Поздравляю вас, Ваше Высочество, — весело откликнулась княжна. — Даже не пойму, как у вас все получается.

— Ну, далеко не все, — возразил Виктор, — и не сразу. Главное — начать, сдвинуть с места лежачий камень косности и застоя, и тогда все пойдет как по маслу. Кстати, о масле. Раньше наши подданные даже и не знали, что это такое, даже молоко пили только по большим праздникам. А едва я начал осушать болота и на их месте заводить пастбища, то и молоко появилось, а кое-кто и сметану с маслом сбивать начал. И люди стали здоровее. Да вы сами поглядите.

За разговором Виктор и Марфа не заметили, как тропинка завернула в перелесок и вскоре вывела к зеленому лугу, на котором паслись тучные буренки. В сторонке щипали траву несколько коз.

— Лепота! — вырвалось у Виктора. — А видали бы вы, княжна, что тут творилось раньше!

— Видела, — тихо промолвила Марфа. — Я тут жила. Двести лет.

— Ну, будет вам вспоминать былое, — с легкой досадой откликнулся Виктор. — Забудьте это, как дурной сон. Глядите в будущее, а не в прошлое! Вам достаточно сказать одно слово — и все это будет ваше.

— Вы знаете, Ваше Высочество, что это невозможно, — покачала головой Марфа. — Слишком многое стоит между нами.

Виктор зашагал быстрее, так что его спутница едва за ним поспевала.

— Да, да, — говорил Виктор, — я все понимаю. Я согнал с престола родного дядю. Я вступил в сговор с вашим смертельным врагом князем Григорием. Я начал преобразования, не считаясь с желаниями ново-ютландцев. Но посмотрите! — Виктор резко остановился и обернулся к Марфе. — Мой дядя и без того всегда тяготился королевскими обязанностями. Народ, увидев, что мои преобразования несут ему процветание, сам включился в созидательную работу. Наконец, упыри в Белой Пуще теперь кусают себе локти, видя, что я могу обойтись и без них!

Марфа ничего не ответила. Виктор вздохнул, подал ей руку, и они молча двинулись дальше по тропинке. За лугом начиналось болото, по которому сновали многочисленные люди с лопатами и какими-то не ведомыми Марфе хитроумными устройствами.

— Через пару лет вы не узнаете этих мест, — вдохновенно произнес Виктор. — Здесь будут синеть льняные поля. Наладим ткачество, а то сами посудите: швецы у нас замечательные, а ткани приходится завозить невесть откуда.

— И что же, Ваше Высочество, ни одного болота не останется? — с грустью спросила княжна.

— Останется, — великодушно пообещал Виктор. — Несколько болот нарочно оставим, чтобы люди не забывали, где они раньше жили и где могут вновь очутиться, если перестанут трудиться и совершенствоваться… Но мы и болота к делу приспособим — будем лягушек подкармливать, а потом продавать галлам. Я уже отписал их королю Луи XXV-ому…

— Нет! — чуть не выкрикнула Марфа. — Лягушек есть — страшный грех!

— Ну, как скажете, — не стал спорить Виктор. — Ваше слово, Марфа Ярославна, для меня — закон.

Вскоре тропинка привела их в деревню, пожалуй, даже село с добротными избами и каменными амбарами. Между изб раскинулись ухоженные огороды, а кое-где и яблоневые сады.

— Наше будущее, — с гордостью указал Виктор на ребятишек, весело резвящихся посреди улицы. — Им жить в новой, процветающей стране, новой не только по названию, но и по духу… А мы с вами заглянем сюда. — Виктор махнул рукой в сторону двухэтажного кирпичного дома посреди села.

— Что там — волостное правление? — несколько удивилась Марфа.

— Берите выше, — усмехнулся Виктор.

Переступив порог, они оказались в просторной светлице, где в несколько рядов стояли столы, за которыми сидели женщины, ловко орудующие ножницами, иголками и прочими портняжными инструментами. Вдоль одной из стен протянулся длинный ряд вешалок, где как на показ красовались платья самых разных расцветок и покроев.

Увидев Виктора, швеи вскочили.

— Не надо, не надо, — замахал тот руками. — Работайте, не обращайте на меня внимания.

Одна из женщин подошла к Виктору и Марфе:

— Добрый день, Ваше Высочество. Вот уж не думала, что вы лично пожалуете.

— А почему бы и нет, дорогая моя Вера Павловна? — широко улыбнулся Виктор. — Давно собирался навестить вашу швейню, да все недосуг. А это та самая дама, о которой я вам говорил. До меня дошли слухи, что у вас все готово, не так ли?

— Да, Ваше Высочество. Прошу вас, сударыня. — С этими словами Вера Павловна куда-то увела Марфу, но очень скоро они вернулись. Виктор невольно ахнул — княжну было не узнать в длинном светлом платье, очень простом, но необычайно ей шедшем. Единственным украшением был цветок алого шиповника, прикрепленный слева к воротничку.

— Ну как, нравится? — спросила Вера Павловна, подведя княжну к высокому зеркалу.

— Будто по мне шито, — восхищенно выдохнула Марфа.

— Оно ваше, — сказала Вера Павловна и пояснила для Виктора: — Наша новая разработка — платье «Дикая роза».

— У меня нет слов, — в восхищении развел руками Виктор, — И хоть я не знаток нарядов, но не сомневаюсь, что такое не грех надеть где-нибудь в Риме, Мадриде и даже в Лютеции, при дворе Луи XXV. Вот наши платья-то мы туда и отправим с галльскими купцами, — тут он кинул мимолетный взор на Марфу, — вместо лягушек.

— А скажите, Вера Павловна, что за рукодельница шила это удивительное платье? — спросила Марфа. — Или вы сами?

— Да ну что вы, — смутилась Вера Павловна, — сама-то я швея не ахти какая, но вот Мария — просто чудо. Маша, подойди к нам!

Из-за одного из столов поднялась молодая круглолицая девушка. Она смущенно переводила взор с Виктора на Марфу и на Веру Павловну.

— Прошу любить и жаловать. Мария, наша лучшая швея, — представила ее Вера Павловна. — Она же и придумала этот покрой.

— Мария, — задумчиво проговорила княжна. — А как вас по батюшке?

— Ну что вы, сударыня, — еще более смутилась девушка. — Просто Мария. Ой, у вас же подол по полу волочится, я вас представляла себе чуток выше. Давайте я вам подошью.

— Да ну что вы, и так замечательно!

— Нет-нет, идемте, сударыня, я вам подправлю, будет еще лучше. — С этими словами Мария увела княжну, а Виктор опустился на скамеечку перед яркой изразцовой печкой и пригласил хозяйку присесть рядом.

— Я очень доволен, Вера Павловна, что в вашей швейной все идет наилучшим образом. Нет ли у вас каких-то затруднений, в чем я мог бы помочь?

— Да нет, Ваше Высочество, мы сами справляемся. А затруднения на то и созданы, чтобы их преодолевать. — Вера Павловна немного помолчала. — Ваше Высочество, я никак не могу взять в толк, как это вы умудрились за несколько лет так преобразить отсталую бедную страну? Не иначе как без колдовства не обошлось.

Виктор искренне расхохотался:

— Ну, вы уж скажете! Вы бы еще заподозрили меня в связях с нечистой силой. Да нет, все гораздо проще. Вот скажите, как вам, уважаемая Вера Павловна, удалось из ничего создать такую замечательную швейную?

— Ну, вы же мне сами подсказали, как взяться за дело, — пожала плечами Вера Павловна, — и даже ссудили средствами на обзаведение. Я стала закупать ткань в больших количествах — так выходит дешевле, чем часто и понемногу. Искала по всем окрестным деревням способных девушек и обучала их швейному делу. И платить им стала с учетом вклада каждой в общее дело. Они понимают, что работают прежде всего сами на себя, а не на кого-то постороннего, и оттого стараются изо всех сил. А когда мы накопили денег, то построили этот большой дом. Внизу швейная, а наверху живут девушки. Ну не все, конечно, а только кто сами того пожелали. Вместе жить и веселее, и дешевле… Ваше Высочество, — перебила сама себя Вера Павловна, — вот вы помянули галлов и Лютецию, а у меня такая мысль возникла — а не пора ли и вправду выходить за пределы Новой Ютландии? Могли бы завести лавки готового платья в Царь-Городе, Новой Мангазее, в других крупных городах…

— Непременно пора, — согласился Виктор, — я и сам хотел с вами об этом поговорить. Такие лавки принесут не только прибыль, но и дополнительную известность нашему королевству… А вы спрашиваете — как у меня получилось. Просто я делал то же самое, что и вы, но в размерах всей страны. Конечно, трудно приходилось, очень трудно. Никто поначалу не понимал. Таких, как вы, были единицы. Но главное — начать! А когда люди поняли, что все это ради их же блага, то и отношение изменилось. Не сразу, конечно — исподволь. Ну да что рассказывать — вы же сами видели, как все было. Знаете, Вера Павловна, в нашей семье сложился обычай — в молодости путешествовать в Европу, набираться знаний и опыта. Вот и мой дядюшка туда ездил, а привез только склонность к поэзии и прочим высоким искусствам. Нет, я не против искусств, да и то, что вы здесь делаете, скорее можно искусством назвать, нежели ремеслом, но ведь поэзией сыт не будешь! А я, находясь в Европе, изучал науки, ремесла, разные новейшие приспособления, да все примеривал — что и как можно использовать в наших ново-ютландских условиях. С той только разницей, что там хозяева все это внедряют ради собственного обогащения, а я решил, что если когда-нибудь и смогу начать перемены, то единственно ради блага тех людей, которые своими руками создадут новую страну, цветущую и богатую. Конечно, не одно поколение сменится, прежде чем мы достигнем уровня просвещенной Европы, но другого пути не дано. И я сказал себе — вот оно, наше будущее. И наша задача — стремиться к нему, работать для него, приближать его, переносить из него в настоящее, сколько сможем перенести…

Тут Виктор ощутил, как что-то упало ему на плечо — оказалось, что это домовой Кузька, сидевший на печке и слушавший разговор, вдруг не то спрыгнул, не то свалился оттуда, а чтоб не приземляться на жесткий пол, произвел посадку прямо на Его Высочество.

— А, Кузьма Иваныч! — совсем не рассердился Виктор. — Вы что же, теперь нанялись к Вере Павловне печки чистить?

— Красиво говоришь, Ваше Высочество, — пробурчал Кузька, — а Марфа того гляди… — С этими словами домовой совсем уж непочтительно принялся трясти Виктора за плечи.

— Что с ней? — вскричал Виктор.

На столике в изголовье кровати тускло трепетала свечка. Кузька настойчиво тормошил Виктора, а когда тот наконец-то открыл глаза, домовой быстро заговорил:

— Вставай, Ваше Высочество, иначе Марфу того, этого…

— В чем дело? — пробормотал Виктор, все еще с трудом соображая, где он и что происходит.

— Бежим скорее, — продолжал Кузька, — княжну того гляди ухайдакают, а ты тут дрыхнешь!

Еще не до конца соображая, где он — в швейной у Веры Павловны или у себя в королевском замке, но услышав, что в опасности Марфа, Виктор вскочил, накинул халат, схватил свечку и с Кузькой на плече кинулся в сторону Марфиной опочивальни.

— Быстрее, быстрее, — торопил домовой, — а то поздно будет!

— Кто ее хочет убить? — задыхаясь на бегу, спросил Виктор.

— Кабы я знал, — отвечал Кузька, — а уж лиходеев у нас хватает.

Когда они добежали до Марфиной спальни, Виктор убедился, что Кузькины предчувствия имели все основания: прямо над ложем княжны стоял человек в плаще с капюшоном, какие были у наемников, но более светлой расцветки. Злоумышленник вскинул руку, и Виктор увидел нож. Даже не вполне осознавая, что делает, Виктор бросился сзади на убийцу и схватил его за руку. Кузька прыгнул ему на голову и вцепился когтями в лицо. Лиходей дико заверещал и, резко оттолкнув Виктора, бросился к выходу из спальни. Кузька соскользнул у него с головы и, скатившись по плащу, попытался зацепиться за подол. Однако злодей больно ударил домового ногой, и тот отлетел к стене.

Опомнившись, Виктор бросился было в погоню, но в коридоре уже никого не было. Тогда он вернулся в опочивальню — Марфа спокойно спала на кровати, а в углу постанывал Кузька.

— Вот гадина, — зло пробормотал домовой. — Встретилась бы она мне в другом месте…

— Она? — переспросил Виктор.

— Конечно, она, — уверенно подтвердил Кузька. Я заметил, башмак-то бабский.

— А и не скажешь, что женщина, — заметил Виктор, потирая пострадавший бок.

Тут в спальню вошел Теофил:

— Я слышал шум. Ваше Высочество, что случилось?

— Кто-то покушался на ее жизнь, — указал Виктор на спящую. Предположительно женщина.

— А я тут как раз чуть не столкнулся с какой-то дамой, — сообщил старый слуга.

— Вы ее разглядели?

— Виноват, темновато было.

— Ну зачем я, глупец, не настоял, чтобы она покинула замок?! — скорбно покачал головой Виктор. — Знал же, чем все кончится…

Пока Виктор осыпал себя укорами, а Кузька очухивался от неравной борьбы со злоумышленницей, Теофил поднял с пола какой-то темный предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся ржавым ножом.

— Взгляните, Ваше Высочество. Уж не этим ли ножиком похвалялся господин Петрович?

— Им самым, — тут же перешел Виктор на обычный деловой тон. — Но как он попал к этой даме?

— Ну так Петрович-то и был дамой, — ответил Теофил. — А может, и сам князь Длиннорукий.

— Как это? — чуть не хором изумились Виктор и Кузька.

— Очень просто. Не далее как сегодня я случайно застал Его Сиятельство и господина Петровича за переодеванием в женские наряды… Простите, Ваше Высочество, но не лучше ли нам покинуть опочивальню Ее Светлости? Пускай спит спокойно.

Виктор прислушался к ровному дыханию Марфы.

— Да, Теофил, вы правы, — вздохнул он. — Как всегда, правы. — Что ж, все сходится, — продолжал Виктор, когда они все трое вышли в коридор, дамское платье, нож… Видимо, Петрович решил отомстить кня… графине за обиду, нанесенную ему тогда за столом. Однако мы должны подумать, что делать дальше. Надо бы, конечно, схватить злодея, но как его теперь поймаешь? Да и ловить-то некому.

— Ваше Высочество, надо бы поставить охрану перед графининой опочивальней, — подсказал Теофил.

— Так и сделаем, — согласился Виктор. — Пожалуй, я сам тут останусь. Принесите мне что-нибудь, на что присесть. Но только пожестче, чтобы не заснуть ненароком.

— Я тоже поблизости буду, — добавил Кузька. — Упрежу, коли что.

— Пожалуйста, Ваше Высочество, — Теофил поставил на пол табуретку, принесенную им из соседней горницы. — Будут еще указания?

— Все, благодарю вас, — устало вздохнул Виктор. — И ложитесь спать, Теофил. Завтра нас с вами ждет множество дел и хлопот.

Теофил неслышно удалился во тьму, а Виктор присел на табуретку и устремил взор на горящую свечку, которую все еще держал в руке. А откуда-то из угла доносилось жалобное покряхтывание Кузьки, еще толком не оклемавшегося после неравной схватки с подлым душегубом.