"Вселенский расконвой" - читать интересную книгу автора (Разумовский Феликс)

Глава 2

– А ну дай-ка руку, – требовательно сказал мужик. – Не ссы. Плохого ничего не будет.

Улыбался он хорошо, искренне, бесхитростно, совсем по-детски.

– Так, значит, говоришь, плохого не будет? – не сразу согласился Свалидор, на мгновение задумался и с вескостью велел: – Кажись, не врет. Давай.

– На. – Бродов подал руку, почувствовал крепкую ладонь и осознал вдруг, что начал видеть мир глазами Номера зэт-восемь. Элитно-патентованного бойца по прозвищу Гвидалбархай, что в вольном переводе со стародорбийского примерно означает «потрошитель». Чужие мысли, впечатления, воспоминания нахлынули на него волной, мгновенно закружили голову, до края загрузили информацией. Собственно, как чужие-то? Уже вроде бы свои, кровные, прочувствованные, пережитые…

Заканчивался месяц Фернимор, последний из Зимней Кварты, и вся империя готовилась встречать великий ежегодный праздник – Ночь Возмужания Президента. Повсюду висели его портреты, в эфире транслировались здравицы, женщины державы в едином порыве вожделения писали ему любовные письма: «О, ты, опора вседорбийского мужества. Да укрепится сила в твоих членах, да умножится сперма в чреслах твоих…»

Да, вся империя готовилась к празднествам, никто не хотел задом в грязь, и Министерство безопасности и нападения было тоже, как обычно, на высоте – в честь гаранта национальной потенции проводило турнир по килболу. Во всех подразделениях прошли отборочные матчи, затем был сыгран второй круг, и вот наконец финал. Апофеоз, восторг, кульминация, с ума сводящее, захватывающее действо. Еще какое захватывающее – на игровом, засыпанном щебенкой поле собрались самые-самые. Пятеро самых сильных, ловких, злых, не боящихся ничего на свете. Вернее, не боящиеся ни кулаков, ни башмаков, ни крепких деревянных дубинок своих противников. В числе этих удальцов и стоял сейчас Бродов – на главном стадионе спеццентра, перед начальственной трибуной. Народу в парад-мундирах собралось изрядно – начальники, командиры, инспекторы всех мастей. Пришел сам Корректор Секретного Направления в компании с Мастером Наставником и Заместителем Обервершителя. Блестела позолота роскошнейших мундиров, подрагивали рога на генеральских башлыках, курились маломерные, разрешенные уставом теллуриевые трубки с экстрактом тринопли. Атмосфера накалялась, все ждали начала. Но вначале, естественно, был общий респект-салют, равнение на знамя и запевание гимна:

Наконец старший полкан-майор, исполняющий роль арбитра, с силой ударил в гонг, младший обер-капитан, исполняющий роль судьи, пронзительно свистнул, и состязание началось. Резко клацнула пружино-катапульта, взмыло свечкой в небо теллуриевое ядро, и пятерка соревнующихся дружно припустила к месту его возможного падения. Самому сильному и ловкому из них предстояло завладеть массивным шаром, пронести его через все поле и под бешеный рев трибун опустить в судейскую лузу. Легко сказать. А кулаки противников, а башмаки, а их тяжелые отполированные дубинки. А особое устройство шара – обжигающе горячего, выпускающего шипы, наделенного способностью к непредсказуемым маневрам…

Итак, добежали, сориентировались, стали подбираться к ядру.

– Ха, – Бродов увернулся от дубинки, ловко уклонился от пинка и мощно, в темп движению приласкал врага ногой. – Хех.

Хорошо попал, качественно, с чувством, от всей души – срезом толстого тяжелого каблука точно в решетчатую личину. Тут же сократил дистанцию, двинул коленом в пах, бросил на землю подножкой и вырубил трамбующим в дых. Рядом тоже не теряли даром времени – двое сбоку лежали без движения. На ногах пока что оставались только Бродов, амбалистый крепыш из Внутренней разведки да широкоплечий бык из Службы по Налогам. А теллуриевое ядро оставалось пока в одиночестве. Гордом.

– Хурр! – зверем бросился к нему амбал, отшвырнул, страшно выругавшись, Бродова и, свирепо пнув было сунувшегося быка, подхватил, как пушинку, шар. Огненно-горячий, раскаленный, цвета Национального Парадного Стяга Федерации. Задымились защитные перчатки, завоняло горелой эрзац-кожей, ануннаки на трибунах воодушевились, заелозили в приливе чувств подошвами.

– Хурр! Хурр! Хурр!

«Щас будет тебе хурр», – разъярился Бродов, сплюнул, выругался, и они с быком бросились вдогон, да не просто так, а со злым умыслом, стараясь на ходу уязвить друг друга – подсечь, затормозить или уж, если бог даст, вырубить с концами. А амбал тем временем ускорился, наддал, врубил, гнида, полную скорость и быстро увеличивал разрыв, казалось, он прижимает шар не к дымящемуся нагруднику, а к своей голой заднице.

– Ах ты, потрох карпа Ре! – по-тигриному рявкнул бык, вепрем бросился вперед и швырнул свою дубинку в улепетывающего врага, метя ему в третий позвонок. Не попал. Да уж и не надо было – шар в руках амбала неожиданно «сыграл». В боку его обозначилось отверстие, сверкнула реактивная струя, и раскаленное теллуриевое ядро стремительно набрало ускорение. Со всеми соответствующими впечатляющими последствиями: ударом в подбородок нокаутировало амбала, болидом пронеслось над площадкой и мощно, так что командиры вздрогнули, впечаталось в решетку трибуны. А потом гигантским помидором тихонько улеглось на щебенку. Помидором, от которого можно запросто остаться без зубов. Да и без мозгов тоже.

– Хурр! Хурр!

Бык тем временем подобрал дубинку, ловко крутанул ее в руке и, не мудрствуя, по-простому, бросился не к шару – к Бродову. По всему видно – с серьезными намерениями. Чтобы никто больше не крутился под ногами. А Бродов и не стал – поднырнул под руку, зашел за спину и палкой прочертил в воздухе энергичную кривую. Короткую, похожую на запятую. Вернее, мощно поставил точку. Жирную. Все было, как на скотобойне – бык рухнул, как подкошенный, крепкая, вымоченная в воде[8] дубинка плотно впечаталась ему в шею.

– Хурр! Хурр! – воодушевились на трибунах, застучали подошвами, а вот Бродову пока что было радоваться рано – ему предстояло еще загнать этот чертов шар в лузу. Делать это, по идее, было удобнее всего при помощи палки и ботинок, но это только если по идее – дежурный учет-хронометр на информационном столбе наливался багрянцем. Как только он сделается красным, как парадный Вседорбийский герб, то все, пиши пропало – арбитр объявит боевую ничью. А это значит, что увольнения в Город, второго за год пребывания Центре, в реально обозримом будущем не будет. Эх… Требовалось немедленно обмануть судьбу, и Бродов не растерялся, злостно обманул: сдернул свой шипастый, с забралом, шлем, молнией на двух конечностях метнулся к шару и быстренько определил его в крепкий, несгораемый, ударопрочный контейнер. Пусть теперь крутится-вертится, выпускает шипы, нагревает атмосферу и исходит на струю. Плевать. Потом, под истошный топот трибун, Бродов пересек площадку, резко дал по тормозам на левом ее углу и осторожно, с бережением, еще не веря своему счастью, вывалил ядро в заржавленную, врытую в землю до половины бочку. Будто вытряхнул клубок ядовитых, плотно свившихся для спаривания рептогадов. Публика на трибунах неистовствовала, учет-хронометр победоносно желтел, главный арбитр, суровый и торжественный, зачетно ударил в свой долгоиграющий гонг. Предвкушение блаженства в виде увольнения, вояжа в Город и сопутствующих удовольствий до отказа переполнило счастьем душу Бродова. Хурр! Хурр! Хурр! Уж он устроит себе пир в тумане тринопли и предастся разврату в объятиях красоток. Хурр! Хурр! Да ради этого стоило побегать по щебенке…

Затем был заключительный респект-салют, поднимание стяга и распевание гимна:

После торжественного закрытия Бродова кликнули наверх, на трибуну, пред начальственные очи. Строгие, суровые, всевидящие и, хотелось бы думать, справедливые.

– Патентованный боец номер зэт-восемь, – с ходу обозвался Бродов, вытянулся, выполнил Большой салют. – Внимание и повиновение.

Большой салют – это когда на корточках, преданно пожирая взглядом любимое начальство.

– А почему это вы, зэт-восемь, нарушаете режим секретности? – желчно и неласково спросил курирующий турнир Мастер Наставник. – Шлем сняли, понимаешь, маску эту защитную. Теперь каждая гнида с Кассиопеи будет знать вас, понимаешь, в лицо. Равно как и все эти твари с Альдебарана, сволочи с Альтаира и погань с Альфы Центавра. Про подлецов печенов я уж и не говорю. Полагаю, что самостоятельно выходить в Город вам еще преждевременно. Вы еще морально не готовы. Учите матчасть, штудируйте уставы. Внимайте президенту.

Желчному этому Мастеру Наставнику давно уже было пора в резерв, и он хотел уволиться на пенсию в чине обер-генерала среднего звена. Да только все никак не получалось.

– Да ладно вам, вице-генерал, не будьте строги, – с улыбкой глянул на него Секреткорректор, сдержанно зевнул и с веселой миной повернулся к. Бродову: – Вон каких молодцов теперь отковывают, орлов. С ними нам не страшны ни гниды с Альдебарана, ни твари с Кассиопеи, ни вся эта погань с Веги. О мерзких печенах я уж и не говорю. В общем, пусть идет. Заслужил.

Секреткорректор говорил совершенно искренне, с чувством, от всей души – он поставил деньги в тотализаторе на Бродова, и тот не выдал, не дал маху, не опростоволосился, не подвел. Стало быть, орел, молодец, и пускай идет.

И Бродов пошел, вернее, поехал. Не сразу, конечно, не спонтанно, а как полагается по уставу – после строго регламентированных гигиенических процедур, одевания в парадное и получения увольнительного, заверенного Прямым Начальником жетона. Бодро он миновал Контрольный Шлюз, прошел Центральные Сигнальные ворота и, предъявив на КПП жетон охранным киборгам, нырнул в восточный, соединяющийся с подземкой бронеход. Вывернулся на перрон, дождался поезда, впрыгнул в жесткий, для младшего командного звена вагон. Двое желторотых капрал-ефрейторов при виде его сразу встали, вытянулись, сделали респект-салют, средний, обер-сержантус, вяло махнул рукой, крепкий, молодцеватый, уже вмазавшийся фельдфебель глянул с презрением и отвернулся: были они с Бродовым в одинаковых чинах, но отнюдь не в равных социальных категориях. Одно дело – потомственный вольнорожденный ануннак, другое дело – безродный, зачатый подконтрольно. Лишенец из пробирки, полуискусственное существо, неполноценный член общества, не знающий ни рода, ни отца. Созданный этим обществом для обеспечения своих нужд, так, живой расходный материал…

Между тем поезд тронулся, устремился в туннель, невесомо заскользил на пульсирующем субмагнитном пси-поле.

– Вольно! Сидеть! – Бродов осчастливил ефрейторов, с комфортом устроился сам и принялся смотреть на внушительный, подвешенный под потолком экран.

«Давай, давай, мудила грешный, вещай. Эх, попался бы ты мне в чистом поле…»

На экране выступал президент. Солидный и респектабельный, красивый до невозможности, а дело происходило на ужине, званом, с размахом задвинутом в его честь. Сочились тягуче слащавые фразы, сиял кубаббарой зиц-маршальский мундир, по недосмотру операторов в кадре и крупным планом оказался стол: тринопля столбом, ханумак рекой, зернистая икра карпа Ре – горой. С блинчиками… Гарант вещал, говорил об успехах, манил в далекое, но счастливое завтра и, конечно же, грозил. Всем этим тварям с Кассиопеи, негодяям с Альфы Центавра, прохвостам с Дзэта Проксимы и сволочам с Альдебарана. Ну и, естественно, печенам, от которых, видит бог, скоро и мокрого места не останется. В общем, с чувством дирижировал кубаббаровой вилочкой, исходил на посулы, хвалился, грозил – словом, вел себя как обыкновенный, выбранный народом на все сроки президент. Ничего странного тут не было, нормальное политическое охмурительное действо. Странное же было совсем в другом: действие это здорово не нравилось Бродову. Ведь патентованный же боец, как-никак фундамент, надежа и опора, взращенный в духе преданности и любви по отношению к дражайшему отечеству. Зомбировали его, зомбировали, подвергали жесткому программированию, промывали мозги, промывали, а тут, оказывается, такое. Президент империи на фоне праздничного стола, вербально онанирующий, ему не нравится! Да рассказать кому – никто не поверит. Чтобы плоть от плоти своей… А Бродов никому и не рассказывал, все свое носил с собой молча. Потому как не хотел ни в конвертер, ни на перепрограммирование, ни на вивисекторный, служащий для блага науки стол. А про себя решил стопудово – рвать когти. На первом же задании. Куда угодно. Хоть к этим гнидам с Альдебарана, хоть к этим тварям с Альфы Центавра, хоть к негодяям печенам. Эх, конечно, лучше всего было бы рвануть на Вегу, к местным гуманоидам – по слухам, там у них тепло, сытно и бабы ласковые и добрые. Хотя ладно, чего там гадать, как говорится, будет день, будет и пища. Да, да, посмотрим, чем сейчас воздаст от щедрот своих благодарное любимое отечество.

Так, основательно подсев на измену, ехал Бродов в столицу империи, мрачно пялил очи на экран, а поезд мчался под отчужденной, пострадавшей от мерзавцев с Веги зоной – выжженные поля, оплавленные камни, высохшие, в трещинах, русла рек. Бр-р-р-р…

Наконец прибыли на седьмой, опоясывающий столицу Оборонный уровень. Поезд встал, двери открылись, и все, дружно поднявшись, подались на перрон – дальше ехать было нельзя, не положено по уставу, своих младших командиров родина держала на дистанции. Да, впрочем, и здесь, в центре периферии, тоже было совсем неплохо – никакой радиации, синтетическая трава, плевать, что засыхающие, зато настоящие деревья. Висели в небе искусственные облака, светились окна лабазов и обжорок, от пестроты названий и сполохов витрин выкручивались шеи и разбегались глаза.

Таверна «Альтаир». Натуральные обеды, как у мамы.

Диетическая ресторация «Мягкая посадка».

Клуб по интересам «Орион». Гамма-структурированный пролонгированный оргазм. Вульвокоррекция. Сексуалоадаптация. Наши цены, девочки и мальчики не кусаются.

Да, здесь было где развлечься, активно отдохнуть, качественно расслабиться и душой, и телом. Были бы только деньги. Однако деньги Бродову, как младшему начальнику, были не положены, и поэтому он сразу взял курс на север Периметра, подальше от праздной сутолоки роскошных центральных улиц. Прошел Госбанк, казармы стражи, спецуправление, тюрьму и, повернув налево, к рынку, остановился у внушительного, напоминающего субдредноут модуля. Это был Особый Рекреационный Центр Министерства Безопасности и Нападения для младшего командного звена, на антенне его гордо реял национальный стяг, а на фасаде красовался национальный же победоносный герб. Дверь была запоминающейся, бронированной и массивной и, видимо на страх всем супостатам, оборудованной бойницами для ведения огня. Приближаться, подниматься на крыльцо и уж тем паче проситься внутрь как-то совершенно не хотелось. Однако Бродов не дрогнул, подошел, встал под всевидящие лучи опознавателей.

– Здравия желаем, – ГЭВН признала его, беззвучно отворила дверь. – Прошу.

– Здравия желаем, – ответил Бродов, вошел и оказался перед второй дверью, в тамбуре, перед экраном лазерного сканера. Первая дверь закрылась, резко наступила тишина, мощно заурчала, заворочалась филиграннейшая идентификационная аппаратура. Затем радостно вспыхнул свет, открылась вторая дверь, и электронный голос возвестил:

– Добро пожаловать, номер зэт-восьмой, вас приветствует главная ГЭВН Особого Рекреационного Центра Министерства безопасности и нападения. Пожалуйста, введите ваш увольнительный жетон в инициирующий модуль досуга органайзера.

– Внимание и повиновение, – Бродов вставил, что-то щелкнуло, ГЭВН определилась, по какой программе ублажать клиента. По минимуму или по максимуму.

– Номер зэт-восемь, пожалуйста, сюда, – сразу кликнули Бродова в столовую, где уже наслаждались жизнью пара-тройка счастливцев. – Ваша ячейка дельта сорок пять. Приятного аппетита.

Столовая представляла собой вытянутое, со столами по периметру, ярко освещенное помещение. В центре, в крохотной курильнице, вяло дымилась тринопля, стены, видимо для лучшего пищеварения, украшали летописи боевой славы – маленькие голографические фигуры воинов, сгинувших в борьбе с врагами отечества. Стояли они плотно, рукав к рукаву, свободных мест в этой шеренге не было. А вот вакантных…

«Скоро на потолок лепить будут, в два слоя, – скривился Бродов, быстро отыскал свое место за столом, сел и при виде появившегося из сервера контейнера с едой непроизвольно проглотил слюну. – О, жратва. Как вкусно пахнет-то. Верно, больше килограмма».

На подносе стояла плошка с эрзац-похлебкой, блюдце с салатозаменителем, сабститут-котлета с гороховым пюре и небольшая кружка с отваром ханумака, видит бог, естественно, экстрагированного. Все ненатуральное, низкопробное, фальшивое, синтезированное из протоплазмы в конвертере. Не икра молодого карпа Ре, не фаршированный пенис тигра У и не окорок молочного хурала. Тем не менее это была еда, пища, шамовка, жрачка, харчи, пусть хоть какие-то, но белки и протеины, и Бродов насыщался с животным наслаждением – с жадностью глотал, работал челюстями, судорожно давился, истово рыгал. У-у-у, жратва. Больше килограмма. Не набившая оскомину на всех местах специальная диета – пищевые инъекции и питательные клизмы. Оптимальное сочетание для идеального бойца. У-у-у, жратва…

Так что быстро Бродов успокоил харч, выпил, не почувствовав ни в одном глазу, левый ханумак и встал – просить добавки патентованному бойцу было не положено. Да и потом, впереди его ожидало самое интересное, по сравнению с которым гороховое пюре – это так, тьфу, детская забава.

– Номер зэт-восьмой, пройдите в медприемник, – позвали Бродова в тесный, насквозь пропахший дизраствором закут. – Гениталии к осмотру.

Там его проверили на предмет энуреза, сексолихорадки, половой чумы и всех прочих не одобряемых уставом инфекций, заставили нагнуться и развести руками ягодицы и в заключение всадили в зад толстую четырехгранную иглу. Сработал привод автоштока, с силой надавил на поршенек, особо концентрированный дезинфицирующий раствор с напором пошел в ткани. Теперь Бродов был готов для истинно безопасного, не влияющего негативно на боеготовность родины секса. И вот волшебный миг настал. Досталась ему только что освободившаяся, еще хранящая тепло чужих рук брюнетка, стандартный сексбиокиборг четвертой категории. Волнующие пропорции (девяносто – шестьдесят – девяносто), ректальный вибратор, три качественно функционирующих подогреваемых отверстия. Все хорошо. Только вот синтетическая кожа ее явно отдавала пластиком, и словарный запас был весьма невелик, хотя на все сто соответствовал моменту:

– Привет, меня зовут Ласка, хочешь посмотреть на мою киску? Ты ведь возьмешь меня нежно? Еще, еще, еще! Вот так, вот так, вот так! Давай, давай, давай! Глубже, глубже, глубже! Ох! Ух! Ах! Ы-ы-ы-х!..

Однако Бродов пришел не разговоры разговаривать – дело делать. То самое, простое, молодое, нехитрое. Еще, еще, еще? Глубже, глубже, глубже? Вот так, вот так, вот так? Пожалуйста, со всем нашим удовольствием. Однако только он раздухарился и бодро двинул на третий круг, как секспартнерша его замерла, беззвучно вытянулась бревном и из кристалла громкой связи раздался голос ГЭВН:

– Номер зэт-восемь, вы использовали ваш лимит. Немедленно одевайтесь и выдвигайтесь на базу. Повторяю. Номер зэт-восемь, вы использовали ваш лимит…

«Заткнись, сука», – с ненавистью подумал Бродов, горестно вздохнул, однако же сказал с почтением:

– Внимание и повиновение, начальник. Номер зэт-восьмой немедленно выдвигается.

Резво поднялся с ложа страсти, оделся за сорок пять секунд и лётом устремился к двери. Однако все же не удержался, притормозил и кинул взгляд на кибершлюху – она лежала, вытянувшись, никакая, никому не нужной надоевшей куклой. Зубы ее оскалились, глаза закрылись, стройные, красивые до неестественности ноги безвольно раскинулись. И впрямь заброшенная, надоевшая, никому не нужная игрушка. Собственно, как это никому не нужная – вот сейчас Бродов отчалит, и охотнички найдутся. Свято место пусто не бывает…

А Бродов не задержался. Получил жетон, прошел идентификацию и пробкой из бутылки выскочил из обители наслаждений. Да, да, конечно, наслаждений – жратвы было больше килограмма и у шлюхи три рабочих отверстия. Здорово, сказочно, сладостно, масса неизгладимых впечатлений. Однако почему-то самые яркие воспоминания остались у него от укола, видимо, средство было и впрямь радикальным, убойно-дезинфицирующим, поддерживающим национальную боеготовность на самом высочайшем уровне.

«Вот ведь, блин, непруха, как жопа-то болит», – угрюмо подумал Бродов, шагая по перрону терминала, с силой помассировал зад и вдруг почувствовал, что его видение мира резко и бесповоротно изменилось – он уже больше не был номером зэт-восьмым, дорбийской надеждой и опорой. Устроившимся рядом нога на ногу и крайне дружелюбно ухмыляющимся.

– А что, ассур, не мешало бы нам выпить, – с чувством сказал тот и вытащил из столешницы клинки, как видно, освобождая поле действия. – За встречу. И закусить соответственно. Ты как? – И не дожидаясь ответа, скомандовал в переговорник: – Зинуля, не спишь? Тащи все по классу «А», на две персоны. Да, только выпивон и закусон. По классу «Б» пока не надо. Давай.

Казалось, и минуты не прошло, как послышались уверенные шаги, повеяло французскими духами, и в помещение пожаловали три девы. Блондинистая, брюнетистая и медово-рыжая, все ладные, фигуристые, выдающихся статей. Натурально выдающихся, без прикрас – на бюст каждой можно было поставить по паре бутылок водки. Впрочем, нет, всему здесь было свое место: прекрасным выпуклостям – в роскошнейшем белье, бутылкам же с проклятой – на вместительных подносах. Еще на подносах чернела икра, розовела ветчина, пунцовела рыба, благоухали копчености, остывала кура-гриль, стояли салаты, маринады и соленья. Такая вот комбинация, волнующая до невозможности, – красавицы, «Абсолют» и разносолы горой. Не обломщица кибершлюха, не левый ханумак, не килограмм безвкусной и на жратву-то не похожей жратвы.

А девушки тем временем накрыли на стол, что надо порезали, что надо открыли, и рыжая, как видно, на правах главнокомандующей расплылась белозубой, обворожительной улыбкой:

– Еще чего будет надо, Серафим Фомич, звоните. Мы завсегда…

– Спасибо, Зинуля, – оскалился тот, хозяйственно потрепал ее по заду и, только прелестницы-забавницы ушли, уставился испытующе на Бродова. – Ну что, ассур, ты меня понимаешь?

– Еще как, – ответил тот, сел, облизнулся на ветчину. – Ну что? Наливай.

Да, понять зэт-восьмого было не сложно. Не обломщица кибершлюха, не левый ханумак, не безвкусная и на жратву-то не похожая жратва…