"Ящик Пандоры. Книги 3 – 4" - читать интересную книгу автора (Гейдж Элизабет)

XXII

Ежедневное издание «Женская одежда», 1 июля 1958 года

«Лаура Блэйк снова побеждает!

Второй год подряд Лаура Блэйк становится обладательницей знаменитой премии «Критикс Соти», которой награждаются американские художники-модельеры за самую оригинальную работу.

Миссис Блэйк, чей салон «Лаура, Лимитед» за несколько последних сезонов уже успел стать международной сенсацией, приняла премию на торжественной церемонии, устроенной в «Уолдорф-Астории» вчера вечером. Присутствовало много ее коллег из разных стран мира, журналисты, пишущие о моде, а также представители торговых кругов.

В своей торжественной короткой речи миссис Блэйк особо поблагодарила своего мужа Тима Райордана, за его неустанную работу по развитию и расширению фирмы «Лаура, Лимитед», которая за относительно небольшое время успела превратиться из маленького магазинчика в Гринвич-Виллидж в престижный и знаменитый салон моды.

– Да, я выиграла второй раз подряд эту известную премию, – сказала миниатюрная художник-модельер, – но это произошло исключительно благодаря Тиму, потому что он придавал мне решимости, он вдохновлял меня на труд, о котором я раньше и мечтать не могла. В награду за это я подарила Тиму свою любовь. Я люблю его, и пусть знает весь мир о том, что он всегда может рассчитывать на мое неумирающее восхищение и благодарность».

Тим Райордан не дотрагивался до своей жены в течение двух месяцев.

Все это время он со стороны наблюдал за нею. Наблюдал за тем, как она поправляется после неудачной беременности, избавляясь от подавленности своим горем, но оставаясь встревоженной и неуверенной в том, что брак ее и теперь прочен и сама она крепко стоит на ногах. Наконец, она вышла из депрессии после выкидыша и стала той женой, какую он знал прежде. Но теперь ее настолько сильно угнетал страх, вызванный странным поведением мужа и его уединенными размышлениями, что она окунулась в работу с таким отчаянием, словно хотела позабыть обо всем на свете и спрятаться от ужасного мира.

Тим, впрочем, не являлся сугубо сторонним наблюдателем этих превращений. Он хоть и сдержанно, но участвовал в каждой стадии этого постепенного возвращения жены к жизни. Он говорил ей правильные слова, правда, без искренней теплоты. Он окружал жену комфортом, баловал ее, ободрял, правда, без любви.

И он избегал близости с ней.

Недели проходили, и он видел, как отчаянно она продолжает борьбу с горем, как неутомимо ищет выход из жизненного тупика, в который ее загнали скорбь и чувство собственной вины после потери ребенка. Он видел, как возвращается к жизни ее ослабевший после выкидыша организм, как наливается силой и соками ее тело. Он видел, с какой жадностью она хватается за работу.

Постепенно она окончательно оправилась от перенесенного – по крайней мере, физически – и стала ожидать возобновления прежних взаимоотношений с мужем.

Когда они были вместе, он чувствовал, насколько внимателен и пристален ее взгляд, скользящий по крутым, выдающим мощь, изгибам его тела. Когда она заговаривала с ним, в ее голосе вновь понемногу начинали звучать мягкие и манящие женские обертоны. Ее настойчивые попытки выразить свое чувство привязанности к нему ясно говорили о том, что она вновь готова принять его в своей постели, что он ей нужен.

Тим прекрасно все это видел и тем не менее держался на расстоянии. Он изобретал всевозможные хитроумные предлоги, с помощью которых отстранял ее раз за разом. Стоило ему заметить ее томный взгляд, как тут же зевком, резким словом, опрокинутой чашкой с кофе он отвлекал ее внимание и охлаждал ее пыл.

Одновременно он и своей работой занялся вплотную, как не занимался никогда. Появлялся дома не раньше восьми вечера, а то и после девяти. Он рано ложился спать и поднимался с рассветом. Таким образом ему удалось максимально сократить время пребывания с Лаурой в супружеской постели. Собственно, это время ограничивалось теперь всего двумя-тремя часами. В эти часы он держался от нее на расстоянии вытянутой руки, расчетливо контролируя дистанцию демонстрацией холодности, усталости, плохого настроения. Он коротко желал ей спокойной ночи, равнодушно чмокал в щеку и поворачивался спиной.

Время шло, и вот он уже стал замечать растущие в ней растерянность, печаль и разочарование. Он хорошо понимал, что она терпит двойную пытку. Во-первых, она до сих пор не оправилась от эмоционально-психологического шока, связанного с потерей ребенка, а во-вторых, именно сейчас, когда она больше всего нуждалась в поддержке близкого человека, мужа, он просто игнорировал ее.

Она не могла не почувствовать, что его отказ от близости с ней – это только внешнее, поверхностное выражение чего-то более глубокого и пугающего. Интерпретировать необычно холодное поведение мужа в подобной ситуации было несложно: она полагала, что таким образом он упрекает ее за то, что она не смогла родить ему ребенка. Она и представить себе не могла, что это – только верхушка айсберга. Что истинная причина горечи мужа скрыта гораздо глубже. Она, пожалуй, понимала, что тут что-то не так, что, помимо выкидыша, на Тима подействовало что-то еще, но… Она ничего не знала и могла только строить догадки.

А тем временем с каждым днем жить вместе становилось все горше, все больнее.

По мере того, как шли недели одна за другой, рана в ее душе нагнаивалась все больше и больше. Не видеть этого мог только слепой. Тим все отлично понимал. Он тщательно и дотошно анализировал ее страхи, тревогу, печаль, но и пальцем не шевелил для того, чтобы рассеять их. Он довольно спокойно относился к такой затяжной и утонченно-жестокой форме психологической пытки жены. Несмотря на свою любовь к Лауре. Дело заключалось в том, что в последнее время он был отчужден не только от нее, но и от прежнего своего «я». У него порой даже складывалось впечатление, что это не он так мучает ее, а кто-то другой. Сам Тим любил воспринимать себя в этой ситуации как стороннего наблюдателя.

Но кто же тогда постоянно отталкивал ее, заставляя чувствовать себя виноватой, недостойной, запятнанной и непрощенной?..

Какая странная способность воздвигать невидимые барьеры, создавать атмосферу отчуждения и угнетенности… Тим никогда прежде не думал, что обладает этой способностью. И может использовать ее настолько эффективно.

На самом же деле она была заложена в нем от природы, просто сначала в несколько иной, «детской» форме, которая потом развилась и дополнилась некоторыми новыми гранями. Еще будучи мальчишкой, Тим умел хоронить в себе мысли и переживания. Он относился к особой породе людей. Ему так было удобнее. Обиды и огорчения он задвигал в самые укромные уголки своей души, чтобы они не мешали ему жить дальше, не смущали. Конечно, у такой способности бывают и свои побочные эффекты. Например, порой груз задвинутого на самый задний план становится невыносимо тяжел. Его уже невозможно носить внутри себя. И он вырывается на свободу неудержимыми припадками ярости. Впрочем, такое случалось редко. В основном же способность быть «человеком в себе» помогала Тиму в жизни, позволила выработать крепкий, уравновешенный характер и достичь многого в бизнесе.

Теперь же он просто продвинул свою природную наклонность на шажок вперед. Он настолько далеко спрятал все свои чувства и эмоции, что уже сам потерял связь с ними. Он смотрел на то, что делает с Лаурой, без сочувствия, без жалости.

Сущность Тима была скрыта далеко-далеко. Он ничего не чувствовал. Он не знал даже, чего всем этим хочет добиться.

В этот вечер пришла пора узнать, наконец…

Он заметил, что торжественная церемония в «Уолдорфе» кое-что значила для его жены. Ее слова очень тронули его. Она выбрала удачный момент: стоя перед всеми этими людьми и нисколько их не стесняясь, она обращалась непосредственно к нему, делала отчаянную попытку вернуть прежнего Тима признанием в своей любви, обещанием того, что у них все опять наладится.

Домой они поехали на такси. Он нацепил себе на лицо вежливую улыбку, когда они поднимались по лестнице в свою квартиру. Он был любезен, но холоден. Ровно настолько, чтобы дать ей понять, что ее выступление ничего не изменило в его отношении к ней.

Но тон, каким она говорила по дороге домой, убеждал его в том, что она не собирается так просто сдаваться. Она постоянно касалась своей ногой его ноги. В такси и в кабине лифта она держала его за руку. В ее голосе была бархатная нежность, в нем звучали манящие, соблазняющие нотки, которые так возбуждали его в старые времена, когда они занимались любовью каждый раз, когда у кого-нибудь из них случалось что-то приятное на работе. Они устраивали себе маленькие семейные праздники.

На церемонии вручения ей премии он немного выпил. Кажется, два бокала. Он не относился к тем людям, которые любят пить помногу. Однако тепло спиртного вызвало приятные ощущения. Он с удовольствием подумал, что еще отчетливее может показать ей свою отчужденность, еще тоньше и изощреннее. Поэтому, придя домой, он первым делом налил себе еще стакан, – выбрал что-то покрепче, – затем удобно расположился в гостиной на диване. Синий костюм снимать было лень. Тим не стал даже развязывать галстук. Ему показалось, что так будет лучше.

Лаура прошла сначала в спальню.

Ожидая ее, Тим пригубил стакан. Вкус напитка был превосходен, чувство собственного могущества переполняло Тима, он осушил стакан залпом, поднялся, налил себе еще один и вновь вернулся на диван.

Наконец она вышла в гостиную. Медленно сняв с себя великолепное черное платье, в котором была на церемонии, она осталась в одном нижнем белье. Ее волосы, – вьющиеся и такие естественные, – делали ее похожей на девочку. Она присела на диван рядом с Тимом. Он вновь отметил про себя прелестную форму ее ножек и особенно икр. Ее руки были так белы, так изящны…

Она что-то говорила ему. Он не мог понять, что именно. Стена отчуждения, воздвигнутая вокруг него, глушила все звуки, доносящиеся извне. Но он был уверен, что она болтает о премии, о работе… Болтает не потому, что ей это интересно, а просто для того, чтобы он услышал ее нежный голос, любовные нотки в нем. Наверное, в нем можно было уловить и тень тревоги. Ведь она хорошо ощущала дистанцию между ними. Это ее пугало. Но она сегодня решилась собраться с силами и попытаться разрушить стену…

Он услышал, – скорее даже, понял по движению ее губ, – она произнесла его имя. Затем она легла, поджав ноги и положив свою голову ему на колени. Она зачарованно смотрела на то, как он поднес к своим губам стакан и сделал глоток. В следующую минуту он почувствовал, как она прикоснулась к его ягодице. Ее пальцы нежно гладили ткань его брюк.

Он позволил своей руке опуститься ей на плечо. Его пальцы передвинулись к спине. Она такая хрупкая, а его рука такая большая… Какая она хрупкая! После выкидыша она сильно похудела и до сих пор не восстановила свой вес. Слишком много работы, слишком много тревог…

Его рука быстро пробежала по ее телу до бедра. Лаура поднялась рядом с ним на колени. Он видел, как приближается ее лицо. Она поцеловала его в щеку один раз, затем другой.

Потом ее губы скользнули к его губам. Она была настойчива, раскрывая его бесстрастный рот. Он благосклонно позволял ей целовать себя. Он кожей ощущал ее желание, ее одиночество, с которым она страстно желала расстаться. В его полуоткрытый рот проник ее юркий маленький язычок. Он стал ласкать его язык, дразнить, щекотать. Он почувствовал, как она всем телом подалась к нему. Всем своим маленьким, хрупким тельцем… Тепло исходило от ее потайных местечек, и Тим ощущал это тепло.

Женщина таяла от страсти.

Вдруг он услышал вскрик. Он опустил голову и взглянул на нее, словно с огромной высоты через подзорную трубу. Он увидел свою руку… Пальцы крепко захватили ее вьющиеся волосы и настойчиво тянули ее голову вниз, к поверхности дивана…

– Тим… Тим, мне больно! – вскрикнула она снова.

Ее голос был исполнен искреннего отчаяния, но показался ему каким-то отстраненным. Будто она не к нему обращалась. Это привлекло Тима странностью ощущений и понравилось. Продолжая тянуть ее голову вниз одной рукой, он второй поднес ко рту стакан и допил его содержимое.

Она стала вырываться и отбиваться, но одна его рука легко сдерживала это маломощное сопротивление хрупкого тела.

– Боже, Тим… что ты делаешь?!

– Смотрю на тебя, – просто ответил он.

– Тим, прекрати!.. Отпусти меня!

Слезы страха и боли одна за другой быстро катились по ее щекам.

– Смотрю на тебя, – повторил он, подивившись простоте и ясности своих слов. – Смотрю и думаю: у тебя с ним все было точно так же?

– С кем, Тим?! О ком ты говоришь?! – Она захлебывалась болью и судорожными вздохами. Заикаясь, она добавила: – У меня никого нет, Тим! И никогда не было…

Не меняя спокойного выражения лица, продолжая держать за волосы, он стал раскачивать ее голову резко из стороны в сторону. И с интересом прислушивался к ее крикам.

– Вот так все и было? – спросил он. – Так жарко и знойно? Скажи, ты так же клала на него свои руки и целовала его, а? Значит, вот так у вас все и происходило…

– Тим, прошу тебя… – Отчаявшись освободиться, она все равно, захлебываясь рыданиями, продолжала безуспешно вырываться. – У меня… ни… никого нет…

– А знаешь… Не умеешь врать – не берись, дорогая, – проговорил он уже не так спокойно. Сквозь зубы. Оскалившись и продолжая ее мотать из стороны в сторону. – А теперь говори мне только правду. Тебе было приятно, когда он трахал тебя?

Тебе нравилось? Ты называла его «милым» и всего обцеловывала, прежде чем он заталкивал в тебя свою штуку, а?

– Никого… Пожалуйста, Тим! Не надо… Прошу тебя… У меня нет никого…

– Ты получала удовольствие? – спросил он. – Ты кончала? Расскажи мне, Лаура, сколько раз ты кончала. Ты должна помнить такие значительные детали.

Его оскорбления добавили к ее ужасу еще и возмущение. Она стала вырываться еще отчаяннее, пустила в ход свои маленькие кулачки. Одним рывком он бросил ее на диван, прижал голову к подушкам и, склонившись, стал хрипло нашептывать на ухо:

– Подумай! Вспомни, неужели это так трудно. Сколько именно раз ты кончила той ночью, Лаура? Сколько раз ты кончила в ту ночь, когда он сделал тебя беременной? Ну? Сколько раз?

Он почувствовал, как она содрогается после каждого его слова. Значит, проняло! Значит, попал в точку!

– Правильно, – еще больше приблизив свое лицо к ее лицу, проговорил он. Он продолжал с силой вдавливать ее голову в подушки. – Правильно, дорогая. Я узнал!

Затем он ее вдруг оставил. Лицо ее было багровым. Она в шоке смотрела на Тима.

– К-как ты… – начала она, но голос ее растворился в Тишине комнаты.

– Ты хочешь спросить, каким образом я узнал про твою прошлую беременность? – прищурившись, злобно подсказал он. – Как я узнал о твоей небольшой неприятности? Как я узнал о ребенке, которого ты убила? Как я узнал о том, что ты испоганила свое тело? Как я узнал о том, почему умер мой ребенок? Ну что ж, это очень хороший, а главное, интересный вопрос, моя милая, не правда ли? И в самом деле? Как это Тиму удалось до всего докопаться? Как он пронюхал, если я с такой ловкостью и умением, так долго все это скрывала от него? Черт возьми, каким образом ему посчастливилось обвести меня, такую умную и хитрую, вокруг пальца?!

Странное спокойствие вдруг овладело им. Оно было еще глубже, чем его ярость. Он был настолько спокоен и расслаблен, что даже ничего не почувствовал, когда увидел, что его рука вдруг ударила ее, когда увидел, что она попыталась уклониться, когда увидел, что другая его рука схватила ее вновь за волосы и швырнула ее голову к нему на колени.

– Расскажи-ка ты мне вот что, – попросил он спокойно. – Он знал о том, что ты убила его детеныша? Ну, что касается нашего ребенка, то об этом он, конечно, ничего знать не может… Или может, а? Может? Ну, отвечай же! Ты все еще встречаешься с ним? Ты все еще трахаешься с ним? Скажи, что вы делаете, когда встречаетесь? Весело смеетесь над тем, как много детей вам повезло уже угробить?

Он не знал, говорит ли она ему что-нибудь в ответ. Действительность была закрыта от него мощным экраном, который выборочно подходил к различным картинкам и звукам внешнего мира: некоторые задерживал, другие пропускал к Тиму. Он, например, видел слезы в ее глазах, видел выражение боли и ужаса на ее лице, он видел, как шевелятся ее губы, но, черт возьми, не мог услышать, что она там бормочет. У него сложилось такое впечатление, как будто он смотрит старое, «заезженное» немое кино.

– Только не пытайся увильнуть от этого, – предупредил он ее. – Любишь кататься, люби и саночки возить. Ты вволю позабавилась, а для того, чтобы скрыть это, ты пошла на убийство. А теперь ты еще и моего ребенка уничтожила. Ты испоганила свое чрево своими забавами и убийствами, Лаура. Но я обо всем узнал. Не так ли? Что, интересно, ты теперь можешь сказать в свое оправдание? Нет, мне просто интересно! Ну, скажи что-нибудь, а я послушаю.

Она перестала сопротивляться. Она больше не смотрела в его сторону, пронзая своим взглядом. Она устремила глаза в пустоту.

Но вид ее тела, распластавшегося перед ним, ее тонкое нижнее белье, обнажившиеся во время борьбы груди и ягодицы повернули ход его мыслей в другое направление. Он схватил ее, поднял с дивана и понес, как куклу, в спальню. Там он швырнул ее на кровать. Она закрылась от него простыней, как делала иногда для забавы.

Это теперь только подлило масла в огонь. Он наклонился, грубо схватил ее обеими руками за плечи и притянул к себе. Подождав, пока соберется во рту хорошая порция слюны, он смачно плюнул ей в лицо, которое было от него на расстоянии всего нескольких дюймов.

После этого он ее отпустил. В ее глазах застыло смешанное выражение ужаса и неверия. Он увидел, как по ее щеке ползет плевок, оставляя за собой блестящий след. Его губы скривились в неком подобии ухмылки. Он стоял над ней еще какое-то время. Настороженный, готовый пресечь градом ударов любое ее движение.

Наконец, он повернулся на каблуках и быстро вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Лаура долгое время неподвижно лежала в тишине. Из-за закрытой двери до нее доносились приглушенные звуки, свидетельствовавшие о действиях Тима. Вот он где-то с грохотом задел стул. С треском стянул с себя пиджак. Хлопнул где-то дверью. Затем на кухне открыл холодильник. Послышался стук кусочков льда о стекло, затем стук донышка бутылки о поверхность стола… Значит, он решил еще налить себе.

Она поднялась с постели, прошла в ванную и ополоснула лицо. Скинув белье, потому что на нем тоже были следы слюны Тима, надела новое. Затем она вернулась, легла в постель и уставилась в темноту.

Все. Конец.

Долгое время она могла сосредоточиться только на этих двух коротких словах. Детали того, что случилось этим вечером, уже не имели никакого значения. Главное в том, какие будут последствия.

Она поняла, что Тим планировал все заранее. Это была месть, но не простая, а на удивление жестокая и извращенная. Такую месть мог придумать больной человек. Каким-то образом где-то он узнал о том, что шесть лет назад она делала аборт. Все последнее время он талантливо притворялся, жил как обычно и только ждал того дня, когда она не сдержит свое желание, дойдет до предела и решится проявить любовную инициативу… В эту минуту он собирался нанести свой удар.

Его план сработал. С максимальным эффектом.

Сколько времени он уже жил, зная о ее аборте? Сколько времени он вынашивал в голове замысел этой страшной мести?

Она поняла, что не сможет получить ответы на свои вопросы. Но точные цифры и даты не так и важны. Достаточно было бросить один внимательный взгляд на него сегодня, чтобы осознать: он долго терпел, выращивая внутри себя ненависть. Он лелеял это чувство, подогревал его осторожно и ждал благоприятного момента.

Вот он наконец наступил, и Тим выпустил свою ненависть на волю.

Она подумала о том, что ей сейчас делать. У нее появилось желание подняться, одеться, собрать чемодан и уйти. Но она знала, что он не позволит ей сделать этого. Он надежно отделял ее от входной двери. Поджидал, словно тигр в засаде. Охранял, словно тюремный надзиратель. От него не убежишь. Он не даст ей уйти. Она даже не пыталась думать о том, что будет, если она сейчас выйдет к нему и попробует его успокоить. Это было так страшно, что она даже не помышляла об этом. Теперь она корила и проклинала себя за то, что не распорядилась поставить телефон в спальне сразу, когда они только въехали в эту квартиру. Тогда бы у нее оставалась хоть какая-то ниточка, ведущая к людям. Ей нужна была помощь внешнего мира, но она была от него полностью отрезана.

Она села на кровати, окруженная давящей тишиной и темнотой спальни. Через стены и дверь до нее по-прежнему доносились приглушенные звуки, производимые Тимом, сменяющиеся томительными паузами. Ужасный стук кусочков льда о стекло повторялся с регулярным постоянством. Значит, Тим продолжал вливать в себя спиртное, подогревая свою ненависть и злобу. Значит, ничего еще не закончилось. Лаура была до смерти испугана.

Но гораздо сильнее страха перед тем, что может еще с ней сегодня случиться, было другое чувство. Отчаяние. Убийственное отчаяние, охватившее все ее существо при мысли о развалившемся в одночасье браке, семейном счастье и о том будущем, которое простиралось впереди и которому было положено начало в ту минуту, когда плевок Тима коснулся ее лица.

Ибо человек, находившийся сейчас в гостиной или на кухне, уже не был ее мужем. Любовь, которая сохранилась даже в самые тяжелые минуты их совместной жизни, теперь ушла. Вся вытекла до последней капли. Причем у обоих. Сейчас он люто ненавидел ее. Он держал ее подле себя исключительно ради того, чтобы еще раз унизить и оскорбить.

Его выжидание, – очевидно, многодневное, – изумило и потрясло ее. Ужасал тот факт, что он так долго жил только мыслью о сегодняшнем дне, когда, наконец, смог вылить на нее свою злобу. Значит, все последние дни, когда она еще ни о чем не подозревала, когда еще думала, что он ее муж, на самом деле все было не так, на самом деле он уже тогда был зверем, притаившимся в засаде.

Каким же надо быть человеком, чтобы готовить свою месть столь хладнокровно и с таким терпением?.. Каким же надо быть человеком, чтобы столько времени притворяться? Смаковать втайне ее встревоженные взгляды, отстранять ее раз за разом, используя ловкие, хорошо продуманные предлоги? Ждать того момента, когда ее желание достигнет наивысшей точки, когда она полностью раскроется ему, – чтобы нанести убийственный удар, вооружась своим знанием и ненавистью?

Слезы горечи медленно стекали по ее щекам. Лаура посмотрела в лицо правде. Она потеряла мужа. Потеряла своего мужа. Возможно, в действительности он никогда и не являлся ее мужем, как она считала. Возможно, она так ничего о нем и не узнала, так и не получила за все эти годы допуск к его сердцу.

Но в любом случае никто бы себе и представить не мог, что за завесой переменчивого настроения и ревности скрывается хладнокровный, исполненный кровавой ненависти палач.

Лаура осознала, что на ней лежит определенный груз ответственности за то, что стряслось. Возможно, ей следовало давно уже рассказать ему о своем аборте, еще до замужества. Но в то время она так стыдилась этого… Воспоминания о ее позоре были еще очень свежи в памяти… К тому же она понимала, что из-за своего воспитания и религиозных убеждений Тим вряд ли был способен понять ее правильно и тогда. И наконец, она в те времена хотела навсегда закрыть дверь за своим прошлым и идти по жизни вперед налегке… И вот чем все закончилось.

Случившееся было следствием ужасного смешения различных обстоятельств, целого ряда трагических и драматических событий. Многое исходило, конечно, и от взаимного непонимания, недоразумений… Но с ней случилось уже то, что случилось. Изменить ничего нельзя. Вместе с плевком Тима, ударившим ей в лицо, этим материальным свидетельством того, что он выплеснул на нее свою ненависть, их семейная жизнь закончилась. Так что в эти минуты ее обуревали не только страх и ужас. Здесь была и скорбь, плач по той жизни, которую она хотела построить вместе с ним… Эта жизнь теперь предстала перед ее мысленным взором дымящимися руинами.

Лаура сидела на кровати в темноте, прислушивалась к слабым звукам, раздававшимся в квартире, и думала, как бы бежать отсюда, а затем и начать бракоразводный процесс, который разобьет ее сердце.

Было около трех часов ночи, когда она услышала, как он открывает дверь в спальню. Разумеется, заснуть в эту ночь она не смогла. Лежала, не шевелясь и почти не дыша. Вглядывалась в темноту, к которой уже давно привыкли ее глаза.

Она увидела, как дверь открылась. Он вошел и плотно закрыл ее за собой. Свет включать не стал. Она поняла, что он страшно пьян. Она не знала, видит ли он, что ее глаза широко открыты…

Наступила «немая сцена». Муж и жена пару минут не двигались, разделенные темнотой. Каждый считал другого своим врагом и не знал, что произойдет дальше.

Затем Тим двинулся вперед и опустился возле нее на край кровати. Ее захлестнул отвратительный запах виски. Она почувствовала, как он дотронулся до нее.

– Ты сказала, что хочешь этого, – хрипло, изменившимся голосом пробормотал он.

– Не прикасайся ко мне, – предупредила она в страхе.

– Нет уж… – Он раздраженно покачал головой, давая понять, что никакие отговорки ей не помогут. – Ты же сказала, что хочешь этого, не так ли? Хоть сейчас не лги мне. Ты же сказала это, не так ли?

Его хватка стала заметно крепче.

– Я ничего такого не говорила. Оставь меня в покое, Тим. Несмотря на спокойный тон, Лаура вся дрожала и никак не могла с этой дрожью справиться.

Наступила короткая пауза. Затем, к ее ужасу, он замахнулся, чтобы ударить ее!..

Она хотела выставить хоть какую-нибудь защиту, но опоздала. Он раскрытой ладонью наотмашь ударил ее по лицу, да так сильно, что она онемела после этого удара.

– Ты же хотела этого, не правда ли? Ведь я правильно тебя понял, дорогая, а?..

Схватив ее за обе руки, он чуть наклонился к ней и продолжал, выдыхая перегар, повторять свои бессмысленные слова вкрадчиво-жестоким голосом. Несмотря на ее активное, хоть и молчаливое сопротивление, ему удалось свести обе ее руки вместе и одной своей огромной ручищей прижать их намертво. Другую он оставил свободной для того, чтобы бить Лауру.

– Ну, скажи же еще раз, – потребовал он хрипло, нанеся второй мощный удар, но уже тыльной стороной ладони. – Скажи, что я правильно тебя понял. Ты хотела бы чуть-чуть повеселиться, да? Я вижу это по твоим глазам! Хотела бы, а? Хотела бы? Хотела бы? Ну? Хотела бы?

После каждого вопроса следовал очередной удар. Удары раскрытой ладонью и тыльной ее стороной чередовались со строгостью движения маятника. От ударов голова Лауры моталась из стороны в сторону, из глаз сыпались искры. Она отчаянно боролась, вырывалась, извиваясь всем телом, пытаясь освободить руки, но он был в два раза крупнее ее. Он вдавил ее в постель, и она ничего не могла сделать. Не могла даже закрыться от его страшных ударов, которые сотрясали все ее тело. Он бил с каждым разом все сильнее, входя в раж. Она почувствовала во рту вкус собственной крови. От этого у нее закружилась голова. Ее сопротивление стало беспорядочным и абсолютно бесполезным.

А он все бил и бил и повторял свои изуверские вопросы.

– Тебе нравится получать от мужчины удовольствие, не так ли? Ты убила нашего ребенка, не так ли? Ты опоганила себя, зная, что это потом убьет нашего ребенка, не так ли? Ты специально опоганила себя, не так ли? И его ребенка ты тоже убила? Убила, я знаю! Слушай, Лаура, а кто он вообще? Как его зовут? Как зовут парня, который приложил свою руку к убийству нашего ребенка? Который приложил свою руку к разрушению нашего счастья, а? Кто этот человек, который трахал тебя? Тебе ведь было приятно? Сколько раз ты кончала? Ну давай, мне рассказать можно. Сколько? Я тебя спрашиваю, милая. Сколько раз ты кончала с ним?

Его удары продолжали сыпаться на нее с какой-то маниакальной безостановочностью. Ритмично, через равные паузы, словно удары колокола. Она уже была на грани обморока, могла в любую минуту потерять сознание. Она чувствовала, что ее кровь уже залила не только ночную рубашку, но и постельное белье. Она извивалась в этой крови, горячей, липкой и едкой… Она прекратила сопротивляться ему и только думала: «Он решил убить меня! Убить меня!..»

Он почувствовал, что она перестала вырываться. Внезапно отпустил ее и поднялся с кровати. Открыв глаза, она увидела, что он возится с ремнем на брюках. Ей трудно было наблюдать за ним, так как Тим двоился перед ней и даже троился. Она растерянно вглядывалась в него, напрягая глаза, залитые слезами и кровью.

Постепенно придя в себя, она начала понимать, что он задумал. Он стягивал с себя одежду. Спиртное настолько сильно нарушило его чувство равновесия, что он очень долго возился со своими брюками и ботинками. Сосредоточив все свое внимание на шнурке, который никак не хотел развязываться, Тим вполголоса бормотал страшные ругательства.

Лаура очнулась окончательно. Ее прошиб холодный пот. Ею овладела паника. Она смотрела на своего мужа, который раздевался, стоя перед ней, и видела в нем зверя, изготовившегося к последней атаке. Она понимала, что у нее недостанет сил сопротивляться ему.

Внезапно она осознала, что если он сейчас возьмет ее, – силой, – она не переживет этого.

Охваченная ужасом, она стала лихорадочно оглядываться вокруг себя. Нет, защититься было нечем. Просто нечем! Она попыталась перекатиться на другую половину кровати и убежать от него, но в этот момент он схватил ее и швырнул обратно. Она сильно ударилась головой о деревянную спинку в изголовье кровати.

– Сука, – сказал он, наконец избавившись от брюк. – Лежи смирно. Теперь пришла моя очередь позабавиться.

Он распрямился и с минуту неподвижно стоял перед ней. У него наступила сильнейшая эрекция, и член выглядел огромным. Словно копье, выходящее у него между ног. Его размеры ужаснули ее.

Он склонился к ней, ощутил, как она дрожит всем телом, и тихо рассмеялся.

– Не бойся, милая, – проговорил он вкрадчиво. – Это всего лишь я. Старый, добрый, надежный Тим. Твой супруг. Я просто хочу доставить тебе немного удовольствия, как ты и хотела. Помнишь, Лаура? Ты же хотела этого. Сама ко мне лезла.

Его лицо выплыло из темноты прямо перед ней. Она попыталась оттолкнуть его от себя, но он ударил ее еще раз, да с такой силой, что она чуть не потеряла сознание. Она почувствовала, как его руки сграбастали ее обнаженные груди. Его колено уперлось между ее ног.

– Давай, – проговорил он, ударив ее снова. – Расслабься и постарайся извлечь максимум удовольствия. Разве тебе не хочется, чтобы тебя трахнули? Муж не должен уговаривать свою жену.

Он отклонился назад и рывком раздвинул ее ноги, чуть согнутые в коленях. Тогда она изо всех сил ударила его.

– Тим, не надо! Не трогай меня! Не делай этого! – закричала она.

Почувствовав жгучую боль от ее пощечины, Тим бросился на нее, осыпая мощными ударами кулаков с обеих сторон. Он теперь бил ее не одной, а двумя руками.

Раз за разом.

Десять…

Тринадцать…

Пятнадцать…

Ее голова моталась из стороны в сторону, брызги крови покрывали все вокруг. Инстинктивно она продолжала вырываться, но вскоре силы ее оставили. Когда она затихла, он перестал бить и вновь развел ее ноги в стороны, согнув их в коленях. Его тяжелая рука легла ей на грудь, и она поняла, что он вот-вот войдет в нее.

Растерзанная, ошеломленная, Лаура почувствовала, как он давит на нее сверху, устраиваясь поудобнее. Она думала – вот-вот задохнется. Она стала отчаянно шарить свободной рукой сбоку от себя. Нащупала настольную лампу. Нет, она была слишком большая и тяжелая, чтобы можно было оторвать ее от стола.

Времени совсем не оставалось. Еще минута – и он изнасилует ее.

Вдруг она нащупала стоявший около лампы будильник. Схватив его, она услышала тихий, хриплый смех Тима. Ее колени онемели. Она чувствовала, как кончик напряженного члена тычется в нее и вот-вот войдет внутрь.

Со всей силой, на которую Лаура еще была способна, она размахнулась и ударила металлическим будильником прямо в лицо Тиму.

В ту же секунду Тим пронзительно вскрикнул и свалился с нее.

Она откинулась на спинку кровати и стала прислушиваться. Он стонал. Вглядевшись в темноту, она увидела, как он сидит на полу и закрывает руками лицо. Она не была уверена, но что-то подсказывало ей, что она угодила ему прямо в глаз.

Единственная мысль, которая тут же возникла у нее, была мысль о бегстве. Если он придет в себя в ближайшие минуты, то снова нападет на нее и теперь-то уж не пощадит.

Она вскочила с кровати и замерла футах в шести от него, приготовившись броситься к двери, как только представится возможность.

Вскоре она начала осознавать, что боль от удара в глаз у Тима притупляется и большее воздействие на него начинает оказывать выпитое спиртное. Он лежал на полу, продолжая зажимать глаз и стеная, поджав ноги к животу. Постепенно стоны стали перерастать в какие-то другие, более ритмичные и грозные звуки.

Это добавило ей страха. Муж не был похож на человека. Это было животное. Дикий, страшный зверь, с которым она осталась один на один в спальне, окутанной ночным мраком.

Минут через пять звуки прекратились. Наступила тишина.

Лаура все еще оставалась на месте. Она стояла неподвижно и ждала.

Тим чуть изменил позу, свернулся калачиком, но рук от лица не отнимал. Он уже не стонал и не хрипел. Вместо этого послышался раскатистый храп.

У нее не хватило мужества, чтобы подойти к нему ближе и посмотреть, сильно ли она ему повредила лицо. Она поняла, что у нее появился реальный шанс, – первый за весь этот ужасный вечер, – бежать. Этот шанс мог оказаться и последним. Необходимо было им воспользоваться.

Пока муж храпел, Лаура на цыпочках пробралась к своему шкафу, чтобы найти какую-то одежду, в которой можно было выскочить на улицу.