"Мелькнул чулок" - читать интересную книгу автора (Гейдж Элизабет)

ЭННИ

Глава XI

Нью-Йорк, 1968 год, 2 мая

Энни знала, что второго такого шанса, как роль Джил в «Белой даме», она может ждать долго.

И что обиднее всего, с профессиональной точки зрения она возвратилась туда, откуда начала: ни агента, ни ролей, даже эпизодических.

Конечно, находилась она в отчаянной нужде, влияния Роя Дирена было бы достаточно, чтобы добыть ей какую-нибудь работу. Но не деньги нужны были Энни.

Она жадно прислушивалась к разговорам о шоу-бизнесе, надеясь добыть хоть какую-нибудь информацию о работе для себя, каждый день читала газеты, проводила свободное время в кафе с Ником и его друзьями, горячо обсуждавшими новые постановки. Молодые люди знали все о новых пьесах, идущих в экспериментальных театрах, о мюзиклах, телефильмах и сериалах, бенефисах… Но все, о чем рассказывали они, либо оказывалось чистым вымыслом, либо никакой подходящей роли для Энни в них не было.

Но возможность наконец-то представилась.

Снимался дорогой и претенциозный коммерческий ролик с рекламой одеколона «Дейзи», которым пользовались многие женщины – те, кому не по карману были дорогие духи. Производители пытались создать элегантный образ для рекламы своей продукции.

Именно чувственность – главное условие для героини ролика – помогла Энни получить эту роль. В самом начале фильма героиня предстает неряшливой домохозяйкой в халате и в бигуди, но потом мгновенно преображается в сексуальную танцовщицу, одетую в вызывающий костюм, окруженную восхищенными мальчиками из кордебалета – и все благодаря одеколону «Дейзи».

Роль требовала от актрисы умения играть, танцевать, петь, быть соблазнительной, изящной и иметь фотогеничную внешность.

Энни была убеждена, что справится с ролью.

Слушая, как ее подруги взволнованно щебечут о новом рекламном фильме, она пыталась объективно оценить свои возможности: небольшой, но чистый голос, пластичность и главное – те актерские приемы, которым она научилась в студии Роя Дирена. Ей понадобится каждая унция таланта и умения… и еще нечто.

Но существовало одно препятствие.

– Думаю, уже слишком поздно, – сказала ее подруга Джуди. – Я слышала, они уже нашли девушку. Вчера. Наняли ее на целую неделю.

– Кто продюсер? Какое агентство? – спросила Энни.

– Агентство – «Бирнбаум и Смит», – сообщила Джуди. – Подписали контракт с режиссером с каким-то стариком из Голливуда, Хэлом Парри. Раньше ставил мюзиклы в стиле Басби Беркли. Вроде бы знаменитость. И, вздохнув, добавила:

– Жаль, что они уже нашли девушку. Ну, да ладно, еще что-нибудь подвернется.

– Конечно, – улыбнулась Энни, – как всегда. – Но мысли в ее голове уже начали бешено крутиться.

Хэл Парри в свое время пользовался большой известностью в Голливуде, владел особняком на Колдуотер Каньон Драйв, несколькими автомобилями, спал со всеми женщинами, которыми хотел обладать, и хранил в погребах неограниченные запасы виски марки «Джек Дэниел», поскольку обожал именно этот напиток.

Но тут Хэл начал пить за завтраком, обедом и ужином, пропускать репетиции и не мог больше заниматься сложной постановочной работой, не говоря уже о тонком искусстве компромисса, неизбежного при каждой большой работе в кино.

Правда, к этому времени пик успеха мюзиклов прошел и начал клониться к закату.

Хэл, толстенький человечек в очках, чья несколько странная внешность противоречила бурной энергии и неиссякаемому юмору, сошел с катушек. Жена развелась с ним, прежде чем Хэл спустил последние деньги на спиртное и длинноногих девушек из кордебалета, перед которыми не мог устоять.

Алименты, которые сумела отсудить бывшая супруга, превышали все финансовые возможности Хэла.

Дом в Колдуотер Каньон был продан на аукционе молодому известному сценаристу. Хэл несколько лет проболтался на студиях, выполняя работу консультанта, помощника хореографа, был даже мальчиком на побегушках у некоторых известных режиссеров. Жил он теперь в крохотном бунгало на Голливуд Флэтс. Потом колодец окончательно пересох, и Хэл очутился за прилавком маленькой закусочной в Сан-Бернардино.

Хэл, со своей неизменной жизнерадостностью, не очень расстраивался из-за постигших его несчастий. Он знал и плохие, и хорошие времена, но на этот раз, похоже, черная полоса затягивалась; не исключено, что она продлится до самой смерти.

Так Хэл прожил двадцать пять лет. Развлекал клиентов закусочной историями о звездах мюзиклов тридцатых годов, пока не надоел всем до смерти.

О Хэле забыли.

Но однажды в закусочной появился разговорчивый жеманный незнакомец. Мужчина назвал себя и сказал, что он кинокритик и писатель, пишет книгу о мюзиклах и намерен посвятить главу прославленным хитам Хэла. Парри очаровал критика бесконечными рассказами из истории Голливуда и пошловатыми анекдотами из жизни кинозвезд, особенно женщин.

Критик, явный гомосексуалист, с заметным интересом слушал рассказы бывшего режиссера. Вернувшись в Нью-Йорк, он рассказал о встрече с Парри на нескольких вечеринках.

Звезда Хэла, кажется, снова загорелась на небосклоне.

Хореография и техника пения находились в полнейшем упадке – изумительные мюзиклы времен Великой Депрессии мало кто помнил. Но теперь перед танцорами и певцами открылось новое поле деятельности – телевизионные концерты, шоу и рекламные ролики.

Незадолго до этого на телевидении был снят рекламный фильм в стиле романтического мюзикла тридцатых годов с Мэй Сэмсон, известной звездой того времени, в главной роли. Она была в такой прекрасной форме, что была готова и могла танцевать и петь в шестьдесят пять лет. Предприимчивый агент убедил продюсеров вызвать Хэла из Сан-Бернардино, чтобы заняться новым фильмом с Мэй Сэмсон.

Хэл дружески обнял Мэй при встрече и первый вечер в Нью-Йорке провел за бутылкой виски, смеясь и плача, вспоминая старые времена.

На следующее утро он появился на съемочной площадке – грозный повелитель, профессиональные навыки которого не смогли изменить даже годы, проведенные вдали от мира кино. Он заставлял танцоров репетировать, пока те не падали с ног, изменял на ходу рисунок танца; его взяли на этот фильм – и Хэл сделал его, не выходя из графика и бюджета.

Фильм имел оглушительный успех, темпы продажи рекламируемой продукции значительно увеличились, рекламное агентство наслаждалось заслуженным успехом, Мэй Сэмсон получила главную роль в возобновленном бродвейском спектакле, а Хэла Парри ждала новая карьера. Он делал «ток-шоу» на радио и телевидении, давал длинные интервью для киножурналов, поставил еще два рекламных фильма и подписал контракт на постановку танцев в новом мюзикле.

В настоящее время он был на гребне неожиданного успеха и относился к этому с философским спокойствием: снял роскошный пентхаус на Парк авеню, который был ему не по карману, взял напрокат дорогую мебель и заплатил импортеру вин целое состояние, чтобы тот снабдил его запасами спиртного лучших марок.

И, конечно, начал давать шумные вечеринки с ресторанным обслуживанием для всей театральной братии и сотрудников рекламных агентств.

Хэл считал себя знаменитостью и разыгрывал эту роль с тем же безумным азартом, над которым смеялись его друзья в добрые старые времена.

Он снова неумеренно пил виски и по-прежнему страдал по утрам с похмелья. И старался изо всех сил соблазнить как можно больше нью-йоркских моделей, девушек из кордебалета и молоденьких актрис.

События его жизни ни для кого не были секретом, а сплетни, распространяющиеся по Манхэттену со скоростью лесного пожара, добавляли к рассказам живописные детали.

Посвященные знали, что актерский состав для ролика, рекламирующего одеколон «Дэйзи», уже набран и съемки вот-вот начнутся.

Энни тоже знала это. Но кроме того ей сказали, что сегодня вечером Хэл Парри дает одну из своих беспорядочных шумных вечеринок, чтобы привлечь внимание к новому фильму.

И она твердо решила быть там.