"В присутствии врага" - читать интересную книгу автора (Джордж Элизабет)30Линли смотрел, как Коррин Пейн подносит к губам чашку — взгляд туманный, движения замедленные. — Еще кофе, — мрачно приказал он Нкате. — Теперь черного. И покрепче. В два, в три раза, если можно. — Холодный душ дал бы такой же результат, — осторожно ответил Нката. Но с ними не было женщин-полицейских, чтобы раздеть миссис Пейн. — Приготовьте еще кофе, Уинстон. — Дружочек? — пробормотала Коррин, и ее голова упала на грудь. Линли потряс женщину за плечо, потом поставил на ноги, провел по столовой, но ноги Коррин подгибались, как вареные спагетти. Пользы от нее было не больше, чем от кухонной утвари. Ругнувшись, Линли приказал: — Очнитесь же. И когда Коррин навалилась на него, осознал, как ему хочется потрясти ее, чтобы привести в чувство. И понял, насколько усилилась его тревога с тех пор, как полчаса назад они попали в «Приют жаворонка». Все их планы по своевременному прибытию в Уилтшир, окончательному изобличению, слежке и аресту Пейна и возвращению ребенка родителям были нарушены в Амсфордском отделе по расследованию убийств. Там, хоть убейся, никак не могли найти нужного сотрудника — специалиста по отпечаткам пальцев, а когда нашли, тому понадобился почти час, чтобы добраться до участка. За это время Линли выдержал словесную схватку с сержантом Реджем Стенли, который в ответ на заявление о том, что один из его детективов стоит за двумя похищениями и убийством, сказал: — Чушь какая-то. А сами-то вы кто? Кто вас сюда прислал? И насмешливо фыркнул, когда понял, что они работают вместе с полицейшей из Скотленд-Ярда, ставшей для него кошмаром. И в лучшие-то времена готовность к сотрудничеству никогда не стояла на первом месте в списке его личных качеств, а сейчас — в худшие времена — исчезла, по-видимому, окончательно. Как только они получили искомое подтверждение — на это ушло столько времени, сколько потребовалось специалисту по отпечаткам, чтобы снять очки, включить мощную лампу, взять лупу, подержать ее над карточками с отпечатками и сказать; «Двойные спирали. Упражнение для ребенка. Они идентичны. Вы что, действительно оторвали меня от покера ради этого?» —группа наблюдения собралась быстро. Среди констеблей поднялся ропот, когда стало ясно, кто является объектом наблюдения, но фургон был выделен, радиосвязь налажена и быстро обозначены посты. И только когда поступило первое сообщение, что автомобиля подозреваемого нет на месте, как нет и машины сотрудницы Скотленд-Ярда, Линли и Нката отправились в «Приют жаворонка». — Она куда-то за ним поехала, — сказал Нкате Линли, пока они мчались в ночи к Вуттон-Кроссу. — Когда я с ней говорил, он находился рядом. Должно быть, он все понял по ее лицу. Актриса из Хейверс никакая. Он начал действовать. — Может, он поехал к своей подружке, — высказался Нката. — Не думаю. Беспокойство Линли возросло, когда они подъехали к дому на Бербейдж-роуд. Он стоял абсолютно темный — можно было предположить, что все его обитатели спят, — но задняя дверь была не только не заперта, но и распахнута. И глубокий отпечаток шины на цветочной клумбе давал основание предполагать, что кто-то отъезжал в спешке. Рация Линли ожила, когда они с Нкатой вошли в заднюю дверь. — Нужно подкрепление, инспектор? — спросили из фургона, припарковавшегося в нескольких ярдах дальше по дороге. — Оставайтесь на месте, — ответил Линли. — Тут что-то не так. Мы осматриваем дом изнутри. Задняя дверь вела в кухню. Линли включил свет. Все было как будто в порядке, так же как в столовой и в гостиной. Наверху они увидели, что постель в комнате Хейверс была смята — но воспользовались только покрывалом и одеялом, простыни были аккуратно сложены. Следовательно, Барбара либо прикорнула, что было маловероятно, либо притворялась спящей, что больше отвечало инструкциям Линли вести себя естественно. Бесформенная сумка Барбары валялась на комоде, но ключи от машины отсутствовали. Значит, она, по всей видимости, услышала, что Пейн уезжает, схватила свои ключи и бросилась в погоню. При мысли о Хейверс, в одиночку преследовавшей убийцу, Линли быстро подошел к окну спальни, отдернул штору и уставился в ночное небо, словно луна и звезды могли сообщить ему, в каком направлении уехали Барбара и Робин Пейн. Черт бы побрал эту несносную женщину, подумал Линли. Соображала она что-нибудь, бросившись в одиночку преследовать Пейна? Если он ее убьет… — Инспектор Линли? Линли повернулся, в дверях стоял Нката. — В чем дело? — В одной из комнат женщина. Лежит как бревно. Похоже, ее накачали снотворным. Вот так и получилось, что теперь они накачивали Коррин Пейн кофе, а она то бормотала: «дружочек», то звала Сэма. — Интересно, кто такой этот Сэм? — полюбопытствовал Нката. Линли было наплевать. Он хотел дождаться от женщины только связной речи. И когда Нката принес в столовую очередной кофейник, Линли усадил Коррин за стол и снова начал поить ее. — Нам нужно узнать, где ваш сын, — сказал Линли. — Миссис Пейн, вы меня слышите? Робина здесь нет. Вы знаете, куда он уехал? На этот раз ее взгляд, похоже, стал осмысленным, кофеин в конце концов подействовал на мозг. Она перевела взор с Линли на Нкату, при виде которого глаза ее расширились от ужаса. — Мы офицеры полиции, — сказал Линли, прежде чем она успела закричать при виде незнакомого — а значит, непременно опасного — чернокожего мужчины в своей чистенькой столовой, — Мы ищем вашего сына. — Робби полицейский, — ответила она. Потом смысл последней фразы как будто дошел до нее. — Где Робби? — потребовала она. — Что случилось с Робби? — Нам нужно с ним поговорить, — объяснил Линли. — Вы можете нам помочь, миссис Пейн? Вы не знаете, где он может быть? — Поговорить с ним? — Ее голос стал чуть громче. — Зачем с ним говорить? Сейчас ночь. Он в постели. Он хороший мальчик. Он всегда хорошо относился к своей маме. Он… Линли успокаивающе взял ее за плечо. Женщина дышала неровно. — Астма, — пояснила она. — Иногда не хватает дыхания. — У вас есть лекарство? — Ингалятор, В спальне. Нката принес его. Миссис Пейн энергично попрыскала в рот и как будто пришла в себя. Сочетание кофе и лекарства привело ее в чувство. Она несколько раз моргнула, словно окончательно проснулась. — Что вам нужно от моего сына? — Он похитил в Лондоне двух детей. Привез их сюда. Один из них мертв. Другой все еще может быть жив. Нам нужно найти его, миссис Пейн. Нам нужно найти этого ребенка. Она казалась совершенно ошеломленной. Пальцы сомкнулись на ингаляторе, и Линли подумал, что она снова им воспользуется. Но Коррин Пейн уставилась на Линли, на ее лице отразилось полное непонимание. — Детей? — переспросила она. — Мой Робби? Вы сошли с ума. — Боюсь, что нет. — Да он ни за что не обидит ребенка. У него и мысли такой не родится. Он их любит. Сам хочет иметь детей. В этом году он собирается жениться на Селии Мэтесон и нарожать детей. — Коррин плотнее стянула полы халата, как будто внезапно озябла, и тихо и с отвращением продолжала: — Вы хотите мне сказать — вы на самом деле пытаетесь меня убедить, — что мой Робби извращенец? Мой Робби? Мой сын? Мой сын, который и до пиписьки своей не дотрагивался, пока я сама не подводила к ней его ручку? На мгновение слова Коррин повисли в воздухе. Линли увидел, что Нката с интересом поднял брови. Вопрос женщины всколыхнул воды если не глубокие, то мутные, но сейчас не было времени делать выводы. Линли снова заговорил: — У детей, которых он похитил, общий отец. Ваш сын, как выясняется, затаил на него зло. Как бы то ни было, но женщина по-прежнему пребывала в замешательстве. — Кто? Какой отец? — спросила она. — Мужчина по имени Деннис Лаксфорд. Существует ли связь между Робином и Деннисом Лаксфордом? — — Деннисом Лаксфордом. Главным редактором таблоида «Осведомитель». Он учился в этом районе в школе, в Беверстоке, лет тридцать назад. Первым ребенком, которого похитил ваш сын, была незаконная дочь Лаксфорда. Вторым — его законный сын. По-видимому, Робин считает, что есть третий ребенок, и этот ребенок старше двух других. Он хочет, чтобы Деннис Лаксфорд назвал этого ребенка в своей газете. Если Лаксфорд этого не сделает, второй похищенный им ребенок умрет. По мере того как Линли говорил, в женщине происходила постепенная перемена. С каждой фразой ее лицо становилось все более отрешенным. Наконец она уронила руки на колени и тихо проговорила: — Главный редактор газеты, вы сказали? В Лондоне? — Да. Его зовут Деннис Лаксфорд. — Боже мой. — Что такое? — Я не думала… Не мог же он в самом деле поверить… — Во что? — Это было так давно. — Женщина лишь снова сказала: — Боже мой. Нервы Линли напряглись еще больше. — Если вы можете сообщить нам что-то, что приведет к вашему сыну, я предлагаю вам это сделать, и сделать сейчас. Одна жизнь потеряна. Еще две под угрозой. У нас нет лишнего времени, тем более на воспоминания. Итак… — На самом деле я не знала, кто это. — Она говорила, глядя на стол, а не на мужчин. — Откуда мне было знать? Но мне нужно было что-то ему сказать. Потому что он настаивал… Все спрашивал и спрашивал. Не давал мне покоя. — Она как будто ушла в себя. — Мы буксуем, старина, — заметил Нката. — Найдите его комнату, — приказал Линли. — Может, там обнаружится что-нибудь, что нам подскажет, куда он уехал. — У нас нет… — К черту ордер, Уинстон. Хейверс неизвестно где. Возможно, она в беде. И я не собираюсь сидеть тут и ждать… — Слушаюсь. Я найду. — Нката бросился к лестнице. Линли слышал торопливые шаги констебля в коридоре наверху. Открывались и закрывались двери. Затем послышались звуки выдвигаемых ящиков и сдвигаемых дверей стенных шкафов, и все это под продолжавшийся лепет Коррин Пейн. — Я никогда не думала, — говорила она. — И вдруг меня осенило, когда я увидела это в газете.. Когда я прочла… Там говорилось о Беверстоке… кто бы мог подумать, о Беверстоке… И он Линли хотелось тряхнуть ее так, чтобы у нее высыпались зубы. Она молола какую-то несусветицу, а время утекало. — Уинстон! — крикнул он. — Есть там, за что зацепиться? Нката, грохоча, сбежал по лестнице вниз. В руках он держал журнальные вырезки, лицо у него было мрачным. Он протянул вырезки Линли со словами: — Это было в ящике в его комнате. Линли посмотрел на вырезки. Все они были из журнала «Санди тайме мэгэзин». Он разложил их на столе, но в чтении нужды не было. Это была та самая статья, которую несколько дней назад показывал ему Нката и которая включала в себя краткую биографию Денниса Кристофера Лаксфорда, а биография сопровождалась глянцевой фотографией — Лаксфорд с женой и сыном. Коррин протянула руку и вяло очертила лицо Денниса Лаксфорда. — Там было сказано про Беверсток, — проговорила она. — Сказано, что он учился в Беверстоке. А Робби хотел знать… его отец… он с детства спрашивал… Он сказал, что имеет право знать… Линли наконец понял. — Вы сказали своему сыну, что Деннис Лаксфорд — его отец? Вы это пытаетесь объяснить? — Он сказал, что раз я собираюсь замуж:, то обязана открыть ему правду, обязана назвать ему имя его родного отца. Но я не знала, понимаете. Потому что их было так много. А я не могла сказать этого Робби. Не могла. Как можно было? Поэтому я сказала, что это случилось только один раз. Единственный. Ночью. Я не хотела этого делать, сказала я ему, но он был сильнее, поэтому мне пришлось. Мне пришлось, иначе он бы меня всю исколошматил. — Изнасиловал? — подсказал Нката. — Я никогда не думала, что Робби… Я сказала, что это было очень давно, что это не имеет значения. Я сказала ему, что теперь для меня важен — Вы сказали ему, что Деннис Лаксфорд вас изнасиловал? — уточнил Линли. — Вы сказали своему сыну, что Деннис Лаксфорд изнасиловал вас, когда вы оба были подростками? — Его имя было в журнале, — пробормотала она. — И про Беверсток там говорилось. Я не думала… Сжальтесь. Я плохо себя чувствую. Линли отшатнулся от стола. Он стоял, наклонившись над Коррин Пейн, но теперь у него возникло безумное желание отстраниться. Он не верил своим ушам. Маленькая девочка погибла и две другие жизни оказались под угрозой, потому что эта женщина — эта отвратительная женщина — не хотела, чтобы ее сын узнал: личность его отца была для нее тайной. Она взяла это имя с потолка. Увидела слово «Беверсток» в журнальной статье и ничтоже сумняшеся обрекла на смерть десятилетнего ребенка. Господи. Какое безумие. Ему захотелось вдохнуть свежего воздуха. Оказаться на улице. Найти Хейверс, прежде чем до нее доберется Пейн. Линли повернулся в сторону кухни, к двери, к спасению. И в этот момент ожила его рация. — Приближается автомобиль, инспектор. Медленно. С запада. — Выключить свет, — приказал Линли. Нката быстро повиновался. — Инспектор? — прохрипела рация. — Оставайтесь на месте. За столом шевельнулась Коррин. — Робби? Это Робби? — Уведите ее наверх. — Я не — Уинстон. Нката поднял ее со стула. — Сюда, миссис Пейн. Она вцепилась в спинку стула. — Вы ничего ему не сделаете, — сказала она. — Он мой мальчик. Не причиняйте ему вреда. Прошу вас. — Уведите ее отсюда. Когда Нката подвел Коррин к лестнице, свет автомобильных фар скользнул по стене столовой. Все громче рокотал мотор приближавшейся машины. Затем, чихнув, мотор заглох. Линли скользнул к окну, слегка сдвинул штору. Автомобиль остановился вне поля зрения Линли, позади дома, где кухонная дверь по-прежнему стояла открытой. Линли тихо обошел стол и направился туда. Выключил рацию. Прислушался к звукам снаружи. Открылась дверца автомобиля. Прошло несколько секунд. Затем тяжелые шаги стали приближаться к дому. Линли быстро очутился у двери, отделявшей столовую от кухни. Совсем близко послышался низкий, утробный стон, резко оборвавшийся, словно кому-то грубо зажали рот. Линли ждал в темноте, держа руку на выключателе. Увидев на ступеньках неясную фигуру, он щелкнул выключателем — помещение залил свет. — Господи! — вскрикнул Линли и позвал Нкату: на пороге, привалившись к косяку, стояла сержант Хейверс. На руках у Барбары лежал ребенок. Глаза у нее заплыли, лицо было в ссадинах, синяках и в крови. Кровь пропитывала спереди ее тусклый пуловер. Брюки сверху и до колен тоже были заляпаны кровью. Барбара искоса взглянула на Линли, повернув к нему свое расквашенное лицо. — Черт побери, — проговорила она распухшими губами. Один зуб у нее был выбит. — Вы не очень-то спешили. Нката ворвался в столовую и остановился как вкопанный при виде Хейверс, прошептал: — Боже правый! — Вызовите «скорую помощь», — бросил ему через плечо Линли, а у Хейверс спросил: — Что мальчик? — Спит. — Вид у него неважный. У вас обоих неважный вид. Она улыбнулась, потом сморщилась. — Парень нырнул в сточную воду за моей монтировкой. Он как следует приложил Пейна. Даже четыре раза приложил. Крепкий мальчик. Только после такого купания ему, наверное, нужно сделать прививку от столбняка. Там жуткая грязища. Рассадник всех известных человечеству болезней. Это в настоящем склепе. Понимаете, с настоящими гробами. В старом замке. Я знаю, что должна была подождать, но когда он поехал и никто за ним не последовал, я подумала, что лучше… — Хейверс, — прервал ее Линли. — Молодец. Он забрал у нее мальчика. Лео шевельнулся, но не проснулся. Хейверс сказала правду: ребенок с ног до головы был облеплен грязью и тиной. Уши словно поросли мхом, ладони были черными, волосы зелеными. Но он был жив. Линли передал его Нкате. В присутствии врага — Позвоните родителям, — сказал он. — Сообщите им. Нката вышел. Линли повернулся к Хейверс. Она так и стояла у косяка. Он помог Барбаре сдвинуться с места, повел в столовую, где все еще было темно, усадил. — Он сломал мне нос, — прошептала Барбара. — И много чего еще. Очень болит грудь. Наверное, сломаны ребра. — Простите, — произнес Линли. — Барбара, ради бога, простите. — Лео его огрел, — сказала она. — Оглушил напрочь. Линли присел перед ней на корточки, осторожно промокнул лицо Барбары носовым платком, очистил его от крови, но кровь снова выступила. Где же эта чертова «скорая»? — Я-то знала, что на самом деле ему безразлична, — сказала Барбара. — Но я ему подыграла. Мне показалось, что так будет правильно. — Да, так было правильно, — согласился Линли. — Вы были правы. — И под конец я расквиталась с ним по его собственному рецепту. — Как? — спросил Линли. Она усмехнулась и поморщилась от боли. — Заперла его в склепе. Подумала: поглядим, как ему понравится сидеть в темноте. Выблядок. — Да, — сказал Линли. — Именно выблядок. Она не поехала в больницу, пока не убедилась, что они поняли, где его искать. Даже не позволила санитарам заняться ею, пока не нарисовала для Линли карту. Карандашом она водила, держа его обеими руками. Она кашлянула, и на губах у нее запузырилась кровь. Линли забрал у нее карандаш и сказал: — Я понял. Я его привезу. А вам сейчас нужно в больницу. — Но я хочу быть там, чтобы все видеть, — заявила она. — Вы свое дело сделали, — сказал Линли. — Тогда что теперь? — Теперь вы возьмете отпуск. — Он сжал ее плечо. — Вы его более чем заслужили. Барбара просто сразила его своим совершенно убитым видом. — Но что вы… — начала она и осеклась, словно испугалась, что расплачется, если закончит фразу. Что она имела в виду? — удивился Линли. Что он — что? И тут, когда к ним вернулся Уинстон Нката, он понял. — Дозвонился до родителей, — сообщил им констебль. — Они уже едут. Как дела, сержант? Хейверс не отрывала взгляда от высокого констебля-детектива. Линли сказал ей: — Барбара, все остается по-прежнему. Вы едете в больницу. — Но если возникнет дело… — Им займется кто-нибудь другой. Мы с Хелен женимся в эти выходные. Меня тоже не будет в Ярде. Она улыбнулась. — Женитесь? — Окончательно и бесповоротно. Наконец-то. — Черт побери, — проговорила она. — За это следует выпить. — Мы выпьем, — отозвался Линли. — Но не сегодня. Линли нашел Робина Пейна там, где, по словам сержанта Хейверс, она его оставила — в мрачном склепе под церковью на территории замка Силбери-Хьюиш. Он сидел, скорчившись, в углу, как можно дальше от серых свинцовых гробов, прикрывая голову руками. Когда констебль Нката направил на него свет фонаря, Пейн поднял голову, и Линли испытал первобытное удовлетворение при виде его ранений. Хейверс и Лео отплатили ему почти сполна. Все лицо Пейна было в синяках, царапинах и ссадинах, волосы испачканы кровью. Один глаз заплыл целиком. — Пейн? — позвал его Линли. В ответ констебль, поморщившись, поднялся, вытер губы тыльной стороной сжатой в кулак руки и сказал: — Пожалуйста, вызволите меня отсюда. Меня заперли здесь какие-то хулиганы. Они остановили меня на дороге и… — Я напарник сержанта Хейверс, — перебил его Линли. Эти слова заставили молодого человека замолчать. Мнимые хулиганы — годные для истории, которую он сочинял с тех пор, как его оставила здесь Хейверс, — в мгновение ока испарились. Он передвинулся поближе к стене склепа и через несколько секунд произнес удивительно уверенным, учитывая его положение, тоном: — В таком случае, где моя мама? Я должен с ней поговорить. Линли велел Нкате официально предупредить Пейна, что все им отныне сказанное может быть истолковано против него. Другому констеблю — из Амсфордского отделения — передать по рации, чтобы в участке их ждал врач. Пока Нката говорил, а другой полицейский отправился выполнять распоряжение, Линли рассматривал человека, который уничтожил и разбил жизни стольких людей, которых никогда не видел. Лицо Пейна, хоть и израненное, не утратило выражения — лживого выражения — юношеской невинности. Эта мнимая невинность в сочетании с маскировкой, которую никакой здравомыслящий наблюдатель не посчитал бы маскировкой, сослужила ему хорошую службу. В своей форме констебля, которую он носил до поступления в Амсфордский отдел по расследованию убийств, он прогнал Джека Беарда из переулка в Кросс-Киз-клоуз в Мэрилебоне, и никто не принял его за похитителя, расчищавшего территорию перед нападением на свою жертву. В той же самой форме, с тем же самым невинным лицом, излучая добрые намерения, он уговорил Шарлотту Боуэн — а позднее Лео Лаксфорда — поехать с ним. Он знал, что детям с пеленок внушают, что они не должны разговаривать на улице с незнакомыми людьми, но еще он знал, что детей также учат доверять полиции. А у Робина Пейна было лицо, созданное для того, чтобы вызывать доверие. Линли разглядел это, несмотря на раны. И, кроме того, лицо умное, а требовался недюжинный ум, чтобы спланировать и осуществить преступления, совершенные Пейном. Ум натолкнул его на мысль поселиться в Лондоне не в гостинице, а в заброшенном доме на Джордж-стрит, чтобы во время слежки за жертвами без помех приходить и уходить — одетым ли в форму констебля или в цивильное платье, — не боясь, что дежурный портье обратит на него внимание и в дальнейшем свяжет его, пусть и не впрямую, с похищением двух детей и убийством одного из них. И тот же самый ум в соединении с профессиональным опытом помог ему подбросить улики, направившие полицию по следу Денниса Лаксфорда. Потому что прежде всего он хотел тем или иным способом отомстить Деннису Лаксфорду. Ясно было, что в центре всего содеянного Пейном находился человек, которого он считал своим отцом. Тем не менее Линли требовалось окончательное признание. И нужно было повести дело осторожно, чтобы добыть это признание. Пейн достаточно умен, чтобы понимать: все, что ему нужно, — это хранить молчание, и Линли никогда не добудет последней детали головоломки. Но в просьбе Пейна повидаться с матерью Линли увидел возможность хотя бы частично осуществить правосудие и в то же время вытянуть из констебля последний факт, необходимый, чтобы неопровержимо связать его и с Шарлоттой Боуэн, и с ее отцом. Единственный способ получить правду — сказать правду. Но говорить должен не он, не Линли. — Привезите миссис Пейн, — велел он одному из амсфордских констеблей. — Привезите ее в участок. Удивление на лице констебля сказало Линли: он понял, что просьба Пейна о разговоре с матерью будет выполнена. Полицейский неуверенно произнес: — Это против правил, сэр. — Согласен, — ответил Линли. — Вся жизнь идет не по правилам. Доставьте миссис Пейн. Переезд до Амсфорда они совершили в молчании, ночной пейзаж, летел в темноте, лишь иногда разрываемой огнями встречного автомобиля. Впереди и сзади их сопровождал эскорт полицейских машин, их рации, без сомнения, потрескивали, донося сообщение о том, что Пейн задержан и его везут в участок. Но внутри «бентли» не было произнесено ни звука. С того момента, как Пейн попросил о свидании с матерью, он больше не сказал ни слова. Заговорил Пейн только когда они остановились у полицейского участка Амсфорда. Он увидел единственного репортера с блокнотом и единственного фотографа с камерой наготове, оба они ждали у входа в участок. — Тут дело совсем не во мне, — сказал Пейн. — Статья будет опубликована. Люди узнают. И я этому рад. Чертовски рад. Мама уже здесь? Ответ на этот вопрос они получили, как только вошли внутрь. К ним приблизилась Коррин, поддерживаемая за локоть полным лысеющим мужчиной в пижамной куртке, заправленной в брюки без ремня, из серой ткани «в елочку». — Робби? Мой Робби? — Коррин протянула к сыну руку, губы, произнося его имя, задрожали, глаза наполнились слезами. — Что с тобой Ее спутник быстро обнял ее за талию и пробормотал: — Ягодка моя, не волнуйся. — Отведите ее в комнату для допросов, — сказал Линли. — Одну. Мы сейчас придем. Констебль в форме взял Коррин Пейн под руку. — А как же Сэм? — спросила она. — — Я буду рядом, ягодка, — отозвался тот. — Ты не уйдешь? — Я тебя не покину, любимая. — Он поцеловал кончики ее пальцев. Робин Пейн отвернулся и попросил Линли: — Мы можем перейти к делу? Коррин повели в комнату для допросов, Линли с ее сыном отправился к врачу. Тот ждал их с открытым чемоданчиком — инструменты разложены, со всей тщательностью подготовлены бинты и дезинфицирующие средства. Врач быстро осмотрел пациента, негромко предупредив о возможности сотрясения мозга и необходимости понаблюдать за раненым в течение нескольких часов. Он наклеил, где необходимо, пластырь и наложил швы на серьезные раны на голове Пейна. — Не давайте аспирина, — сказал он, заканчивая свою работу, — и не позволяйте ему спать. Линли объяснил, что в ближайшие планы Робина Пейна сон не входит. Он повел его по коридору — коллеги Пейна отводили глаза, когда они шли мимо них, — и воссоединил с матерью. Коррин сидела за единственным столом в комнате для допросов в позе женщины, собирающейся уходить, — ступни плотно стоят на полу, руки сжимают стоящую на коленях сумочку. С ней был Нката. Прислонившись к дальней стене, он прихлебывал из чашки, пар поднимался ему в лицо. В воздухе стоял запах куриного бульона. При виде сына Коррин сильнее сжала сумочку, но со стула не встала. — Эти люди рассказали мне нечто ужасное, Робби. Нечто о тебе. Они сказали, что ты совершил страшные вещи, а я сказала, что они ошибаются. Линли закрыл дверь. Выдвинул стул и надавил на плечо Пейна, приказывая ему сесть. Тот повиновался, но промолчал. Коррин продолжала, шевельнувшись на стуле, но без намерения встать и подойти к сыну. — Они сказали, что ты убил маленькую девочку, Робби, но я ответила, что об этом не может быть и речи. Я сказала им, как ты всегда любил детей и как вы с Селией обзаведетесь кучей ребятишек, когда поженитесь. Поэтому мы сейчас же разъясним все эти глупые недоразумения, правда, милый? Я полагаю, что все это жуткая ошибка. Кто-то попал в какую-то переделку, но это точно не ты, правда? — Она попыталась изобразить обнадеживающую улыбку, но губы ее не слушались. И, несмотря на слова Коррин, глаза выдавали ее страх. Когда Пейн не ответил на ее вопрос сразу же, она настойчиво спросила: — Робби? Разве это не так? Они ведь ерунду говорят, эти два полицейских, да? Разве это не кошмарная ошибка? Знаешь, я подумала, что, возможно, тут виновата та сержантша, что жила у нас. Может, она возвела на тебя напраслину. Разозленная женщина способна на что угодно, Робби, на что угодно, чтобы отомстить. — Ты этого не сделала, — сказал он. В некоторой растерянности Коррин ткнула себя пальцем в грудь. — Чего я не сделала, дорогой? — Не отомстила за себя, — ответил Пейн. — Ты этого не сделала. И никогда не сделала бы. Поэтому это сделал я. Коррин улыбнулась ему дрожащими губами. Погрозила ему пальцем. — Если ты имеешь в виду то, как ты вел себя в последние дни с Селией, ты, негодник, тогда на этом стуле должна сидеть она, а не я. Нет, у этой девушки во всем, что касается тебя, ангельское терпение: она готова хоть сто лет ждать, когда же ты с ней наконец объяснишься, Робби. Но мы уладим все недоразумения с Селией, как только разберемся со всеми недоразумениями здесь. Она радостно на него посмотрела. Было ясно, что сын должен понять намек и ухватиться за брошенный ему спасательный круг. — Они меня арестовали, мам, — сказал Пейн. — Робби… — Нет. Послушай. Это не важно. Важно только то, что эта статья выйдет, и выйдет в таком виде, в каком надо. Только так Коррин казалась взволнованной. Если она и догадалась, о чем речь, то ничем этого не выдала. — О чем ты говоришь, дорогой Робби? Линли выдвинул второй стул и сел так, чтобы видеть и мать и сына. И намеренно грубо сказал: — Он объясняет, что похитил и убил Шарлотту Боуэн и похитил Лео Лаксфорда ради вас, миссис Пейн. Он объясняет, что сделал это из мести, чтобы привлечь к ответу Денниса Лаксфорда. — К ответу? — За то, что он изнасиловал вас, за то, что вы забеременели, и за то, что он покинул вас тридцать лет назад. Ваш сын знает, что его застигли на месте преступления — боюсь, заточение Лео Лаксфорда в замке Силбери-Хьюиш едва ли свидетельствует о невиновности вашего сына, — поэтому он хочет, чтобы вы знали, почему он пошел на все эти преступления. Он совершил их ради вас. Зная это, вы не желаете просветить его в отношении прошлого? — Ради меня? — Она снова ткнула себя в грудь пальцем. — Я спрашивал и спрашивал тебя, — сказал матери Пейн. — Но ты никогда не говорила. Ты всегда думала, что я спрашиваю из-за себя, да? Думала, что я хочу удовлетворить свое любопытство? Но я никогда не спрашивал ради себя, мама. Я делал это ради тебя. С ним надо было расправиться. Он не мог поступить так, как поступил с тобой, и уйти от ответственности. Так не пойдет. Поэтому я вынудил его осознать это. Теперь эта история будет опубликована во всех газетах. И с ним будет покончено, как он того и заслуживает. — В газетах? — Коррин казалась ошеломленной. — Никто, кроме меня, не мог этого совершить, мама. Никто не мог даже спланировать это. И я не испытываю ни малейшего сожаления. Как я сказал, ты была не единственной, с кем он так поступил. Когда я об этом узнал, то сразу решил — он должен заплатить. Пейн вторично сослался на другое изнасилование, и эту якобы жертву изнасилования можно было отождествить только с одним человеком. Затронув данную тему, Пейн предоставил Линли возможность, которой он ждал, вступить в разговор. — Как вы узнали об Ив Боуэн и ее дочери, констебль? Пейн по-прежнему смотрел на мать. — Понимаешь, с ней он проделал то же, что и с тобой, мам. И она так же забеременела. И он бросил ее, как и тебя. Поэтому он должен был заплатить. Поначалу я думал развести его на деньги, на хороший свадебный подарок тебе и Сэму. Но когда я стал вникать и увидел на его счете ее имя, я подумал — так, а это что такое? И сразу сообразил. — Дальше было легко, — продолжал Пейн. Он наклонился в сторону матери. Коррин чуть-чуть откинулась на стуле. — Я поехал в архив и убедился, что в свидетельстве о рождении девочки, как и в моем, нет имени отца. Так я узнал, что, как с тобой, Лаксфорд поступил еще с одной женщиной. Теперь я уже не хотел его денег. Я хотел только, чтобы он открыл правду. Поэтому я нашел малышку через ее мать. Стал следить за ней. И когда подошло время, увез ее. Она не должна была умереть, но когда Лаксфорд не откликнулся, у меня не оставалось другого выхода. Неужели ты не видишь? Ты понимаешь? Ты смертельно побледнела, но не волнуйся. Как только эта история будет опубликована в газетах… Коррин в смятении пошевелила пальцами, желая остановить сына. Достала из сумочки ингалятор, вдохнула аэрозоль. — Мама, только не доводи себя до приступа, — сказал Пейн. Коррин глубоко дышала, закрыв глаза и положив ладонь на грудь. — Робби, милый мой, — пробормотала она. Потом открыла глаза и с любовью улыбнулась ему. — Мой милый, самый милый, Пейн тупо уставился на нее. Сглотнув, переспросил: — Что? — Ну с чего, милый мой, ты взял, что этот человек твой отец? Уж от меня, Робби, ты не мог этого услышать. Пейн непонимающе смотрел на мать. — Ты сказала… — Он облизал губы. — Когда ты увидела тот журнал, ту статью о нем… Ты сказала… — Ничего я не говорила. — Коррин убрала ингалятор в сумочку, защелкнула замочек. — О, может, я и сказала, что этот мужчина — Нет! Я сделал это потому, что он заставил тебя страдать. А когда мужчина заставляет женщину страдать, он должен заплатить. — Но он ничего такого не сделал, — сказала Коррин. — Это был не… Робби, ты не так понял. Это был другой человек. — Нет, этот. Ты сказала. Я помню, как ты дала мне ту статью, как указала на Беверсток, как сказала: «Вот этот человек, мой Робби. Однажды майской ночью он завел меня в погреб. Принес с собой бутылку хереса, заставил меня выпить, выпил сам, а затем толкнул меня на пол. Он пытался душить меня, чтобы я подчинилась. Так это и случилось. Вот этот человек». — Нет, — запротестовала она. — Я ничего подобного не говорила. Я могла сказать, что он Пейн ударил ладонью по столу. — Ты сказала: «Вот этот человек!» — крикнул он. — Поэтому я поехал в Лондон. Следил за ним, последовал за ним в «Барклиз банк», а когда вернулся домой, то пошел к Селии, приласкал ее как следует и попросил показать, как действует ее компьютер, в который заведены счета клиентов, попросил показать мне какие-нибудь счета, любые; и как бы между прочим попал на его счет, и там было ее имя, так я ее и выследил. Я увидел, что с ее матерью он поступил как и с моей. И он должен был заплатить. Он… должен… был… заплатить. — Пейн осел на стуле. Впервые он казался сломленным. Линли понял, что круг доказательств наконец замкнулся. Он вспомнил слова Коррин Пейн о том, что Робин собирается жениться на Селии Мэтесон. Сопоставил их с тем, что сказал сейчас констебль. Вывод напрашивался однозначный. — Селия Мэтесон. Доставьте ее сюда, — обратился он к Нкате. Тот двинулся к двери, но Пейн остановил его, устало проговорив: — Она не знает. Она в этом не замешана. Она ничего не сможет вам рассказать. — Тогда вы мне расскажите, — предложил Линли. Пейн посмотрел на свою мать. Коррин достала из сумочки носовой платок, вытерла нос, промокнула под глазами и слабым голосом спросила: — Я еще нужна вам, инспектор? Боюсь, я очень плохо себя чувствую. Окажите любезность, попросите Сэма увести меня… Линли кивнул Нкате, тот вышел. Пока они ждали его возвращения с Сэмом, Коррин еще раз обратилась к сыну: — Какое ужасное недоразумение, дорогой. Просто не представляю, как такое могло случиться. У меня в голове не укладывается… Пейн опустил голову. — Уведите ее отсюда, — попросил он Линли. — Но, Робби… — Прошу вас. Линли вывел Коррин Пейн из комнаты. Нкату с Сэмом они встретили в коридоре. Коррин упала в пухлые объятия Сэма, причитая: — Сэмми, случилось ужасное. Робби сам не свой. Я пыталась с ним поговорить, но он больше ничего не понимает, и я боюсь, что… — Тише-тише, — похлопал ее по спине Сэм. — Успокойся, ягодка. Давай-ка, я отвезу тебя домой. И они направились к выходу, слышно было, как она спрашивает: — Ты ведь меня не бросишь? Скажи, что ты меня не бросишь? Линли вернулся в комнату для допросов. Пейн попросил сигарету, и Нката принес пачку «Данхилла». Пейн закурил и какое-то время пускал дым молча. Он выглядел разбитым. — Расскажите мне о Селии, — сказал Линли. Он просто ее использовал, объяснил ему Пейн, потому что она работала в отделении «Барклиз банка» в Вуттон-Кроссе. Да, он был знаком с ней раньше — они знали друг друга сто лет, — но она никогда его не привлекала, пока он не увидел, что Селия может помочь ему с Лаксфордом. — Однажды вечером, когда она засиделась на работе, я попросил ее впустить меня в банк, — сказал он. — У нее там отдельная кабинка, и Селия мне ее показала. Показала и свой компьютер, и я добрался до счета Лаксфорда, чтобы посмотреть, сколько можно с него получить. Я попросил Селию показать мне и другие счета, превратил все это в игру, поставив Лаксфорда где-то в середине. И пока она занималась счетами, я занимался ею. — Вы занимались с ней сексом, — уточнил Линли. — Чтобы она думала, будто я запал на нее, — закончил Пейн, — а не на ее компьютер. Он стряхнул пепел на стол, похлопал по нему указательным пальцем, наблюдая, как распадаются серые хлопья. — Если вы считали, что Шарлотта Боуэн ваша единокровная сестра, — сказал Линли, — и такая же жертва, как и вы, почему вы ее убили? Это единственное, чего я не понимаю. — Я никогда не воспринимал ее как сестру, — ответил Пейн. — Я думал только о маме. Они мчались по шоссе на запад, мерцали аварийные огоньки, высвечивая правую полосу. Лаксфорд вел, Фиона сидела рядом, не меняя позы с того момента, как они сели в «мерседес» в Хайгейте. Она пристегнула ремень безопасности, но подалась вперед, словно могла заставить машину ехать быстрее. Она молчала. Когда раздался звонок, они лежали в постели. Лежали в темноте, обнимая друг друга и не говоря ни слова, потому что говорить, похоже, было уже не о чем. Перед тем как они легли, был еще один звонок. Лаксфорд не сразу взял трубку, как научил его детектив, все еще дежуривший в кухне и надеявшийся на звонок, который сдвинет дело с мертвой точки. Но когда Лаксфорд ответил, оказалось что это его босс. Решительным, не терпящим глупых отговорок тоном, Питер Огилви сказал: — Родни говорит, что сегодня днем ты был в Ярде вместе с Ив Боуэн. Ты собираешься опубликовать этот материал или пусть «Глобус» его забирает? Или, возможно, «Сан»? — Мне нечего сказать. — Родни заявляет, что ты по уши увяз в деле Боуэн, хотя уши — не та часть тела, которой ты во всем этом увяз. Он предполагает, что ты с самого начала все знал. И это заставляет меня заключить, что у тебя на первом месте отнюдь не «Осведомитель». — Похитили моего сына. Вполне возможно, что он убит. Если вы полагаете, что в такое время мне следует думать о газете… — Исчезновение твоего сына — несчастный случай, Деннис. Но он был на месте, когда вылезла история Боуэн. От нас ты ее скрыл. Не отрицай этого. Родни за тобой следил. Он видел, как ты встречался с Боуэн. Последнее время, а особенно со смерти дочери Боуэн, он пашет за двоих. — И постарался довести это до вашего сведения, — сказал Лаксфорд. — Я даю тебе возможность объясниться, — заметил Огилви. — Я ввел тебя в совет для того, чтобы ты поднял «Осведомитель» так, как поднял «Глобус». Если ты гарантируешь, что материал в завтрашнем выпуске в полной мере просветит общественность — я имею в виду, в самой полной мере, Деннис, — тогда мы оставим тебя на этом посту еще, самое малое, на полгода. Если ты не можешь дать мне таких гарантий, тогда я вынужден заявить, что настало время нам расстаться. — Моего сына похитили, — повторил Лаксфорд. — Вы не поняли? — Тем более сильный материал для первой полосы, — сказал Огилви. — Каков твой ответ? — Мой ответ? — Лаксфорд посмотрел на жену, сидевшую на краю шезлонга в эркере их спальни. Она по-прежнему держала пижамную курточку Лео, аккуратно складывая ее в квадрат у себя на коленях. Ему захотелось подойти к Фионе. — Я выхожу из игры, Питер, — сказал он. — Что это значит? — Родни с самого первого дня хотел занять мое место. Отдайте его ему. Он его заслуживает. — Ты шутишь. — Я никогда не был более серьезен. Он повесил трубку и подошел к жене. Осторожно раздел ее и уложил в постель, сам лег рядом. Они лежали, наблюдая, как медленно перемещается по потолку лунная дорожка. Когда три часа спустя зазвонил телефон, Лаксфорд с тяжелым сердцем решил было не отвечать. Но все же, следуя предписаниям полиции, на четвертом звонке снял трубку. — Мистер Лаксфорд? — Мужской голос звучал мягко, в нем слышались мелодичные интонации выходца из Вест-Индии, выросшего в Южном Лондоне. Мужчина представился констеблем Нкатой и добавил: «Отдел уголовного розыска Скотленд-Ярда», как будто Лаксфорд мог забыть его за время, прошедшее после их последней встречи. — Ваш сын у нас, мистер Лаксфорд. Все в порядке. Он цел. Лаксфорд смог только спросить: — Где? Нката ответил, что в полицейском участке Амсфорда. Он принялся объяснять, как и кто его нашел, почему его похитили, где держали. И закончил, продиктовав Лаксфорду адрес участка и дав краткие указания, как до него добраться. Только эти указания Лаксфорд и держал в голове, пока они с Фионой мчались в ночи. В Суиндоне они свернули с шоссе и поехали на Мальборо. Тридцать миль до Амсфорда протянулись, как шестьдесят — как сто шестьдесят, — и тут Фиона наконец заговорила: — Я заключила с Богом сделку. Лаксфорд глянул на нее. Фары встречного грузовика осветили ее лицо. Она продолжала: — Я сказала Ему, что если Он вернет мне Лео, я уйду от тебя, Деннис, потому что не вижу иного способа тебя вразумить, Деннис. — Вразумить? — переспросил он. — Я не представляю, как я смогу покинуть тебя. — Фи… — Но я от тебя уйду. Мы с Лео уйдем. Если ты не откажешься от мысли о Беверстоке. — По-моему, я со всей определенностью дал понять, что Лео может туда не поступать. Я думал, тебе это стало ясно из моих слов. Я знаю, я не сказал этого прямо, но решил, что ты и так сообразила — я не собираюсь посылать его туда после случившегося. — А когда ужас «случившегося» — как ты это называешь — рассеется? Как только Лео снова начнет тебя раздражать? Как только он начнет подпрыгивать вместо того, чтобы шагать? Как только слишком красиво запоет? Как только попросит отвести его в день рождения на балет, а не на футбольный или крикетный матч? Что будет, когда ты снова посчитаешь, что ему требуется небольшая закалка? — Клянусь, что буду держать язык за зубами. Этого достаточно, Фиона? — Конечно, недостаточно. Я буду знать, о чем ты думаешь. — О чем — Таким, какой он есть, или таким, каким ты хочешь его видеть? — Каждый отец мечтает. — Мечты отца не должны превращаться в кошмары его сына. — Мне нужно понять его, — сказал Лаксфорд. — И я его пойму. Дай мне попытаться. Я пойму. Добравшись до окраины Амсфорда, они последовали указаниям констебля Нкаты и остановились на стоянке рядом с патрульной машиной. Внутри участка кипела бурная деятельность, характерная для разгара рабочего дня, но никак не для глубокой ночи. По коридорам сновали констебли в форме. Мужчина в костюме-тройке, с «дипломатом», назвавшийся Джеральдом Соуфортом, эсквайром, адвокатом, требовал свидания со своим клиентом. Страшно бледная женщина шла мимо стойки дежурного, тяжело опираясь на руку лысеющего мужчины, который похлопывал ее по руке и говорил: — Давай-ка я отвезу тебя домой, ягодка. Группа санитаров отвечала на вопросы полицейского в штатском. Одинокий репортер сердито расспрашивал дежурного сержанта. Через голову журналиста Лаксфорд громко произнес: — Деннис Лаксфорд. Я… Женщина, шедшая мимо стойки дежурного, стала прижиматься к своему спутнику, запричитала: — Не бросай меня, Сэмми. Скажи, что ты меня не бросишь! — Никогда, — с жаром ответил Сэмми. — Вот увидишь. — Он позволил ей спрятать лицо у себя на груди, когда они проходили мимо Лаксфорда и Фионы, и пара покинула участок. — Я приехал за своим сыном, — объяснил Лаксфорд сержанту. Тот кивнул и снял трубку, нажал три кнопки, коротко доложил, дал отбой. Не прошло и минуты, как дверь рядом со стойкой дежурного открылась. Кто-то окликнул Лаксфорда по имени, он взял жену за руку, и вместе они вошли в коридор, тянувшийся через все здание. — Сюда, — сказала женщина-констебль. Подвела их к двери, которую открыла перед ними. — Где Лео? — спросила Фиона. — Подождите, пожалуйста, — сказала констебль и оставила их. Фиона принялась ходить взад-вперед. Лаксфорд ждал. Оба они прислушивались к звукам в коридоре. В следующие десять минут мимо прошло не менее тридцати человек, и затем спокойный мужской голос наконец спросил: — Сюда? Дверь открылась. Увидев их, инспектор Линли немедленно сказал: — С Лео все в порядке. Мы немного задержались, потому что его осматривал врач. — Врач? — вскрикнула Фиона. — Он не… Линли взял ее за руку. — Это всего лишь меры предосторожности. Когда мой сержант привезла его, он был весь в грязи, поэтому мы еще и отмываем его. Уже недолго осталось. — Но он здоров? — Он более чем здоров. В основном благодаря ему мой сержант осталась жива. Он напал на убийцу и оставил у него на черепе отметину, чтобы тот век помнил. Если бы он этого не сделал, мы бы сейчас здесь не разговаривали. Или, во всяком случае, наша беседа носила бы совсем иной характер. — Лео? — переспросила Фиона. — Лео это сделал? — Сначала он обшарил сточную канаву в поисках оружия, — объяснил Линли. — А затем воспользовался монтировкой с ловкостью молодого человека, который с пеленок только и делал, что раскраивал черепа. Он снова улыбнулся. Лаксфорд понял, что полицейский пытается снять напряжение Фионы, он взял жену за руку и усадил на стул. — Лео такой шалопай, — сказал Лаксфорд. — Но именно это и требовалось в таких обстоятельствах. А. Вот и он. И действительно, это был он, на руках у констебля Нкаты — волосы влажные, одежда высушена, но все еще грязная, голова покоится на груди чернокожего констебля. Мальчик спал. — Дрыхнет без задних ног, — сообщил им Нката. — Ему не давали уснуть, чтобы врач мог его осмотреть, но пока мыли ему голову, уснул. Боюсь, волосы пришлось вымыть туалетным мылом. Ну, дома вы его как следует ототрете. Лаксфорд принял у констебля сына. — Лео, Лео, — проговорила Фиона и коснулась его головы. — Мы ненадолго вас оставим, — сказал Линли. — Когда вы поздороваетесь, мы снова поговорим. Дверь тихо закрылась, Лаксфорд сел на стул, держа Лео на коленях и удивляясь, какой он легкий, ощущая каждую косточку его тела, словно впервые касался его. Закрыл глаза и вдохнул исходивший от Лео смешанный запах плохо промытых мылом волос и грязной одежды. Он поцеловал сына в лоб, потом в оба глаза. Веки дрогнули, на Лаксфорда посмотрели голубые материнские глаза. Мальчик моргнул, сфокусировал взгляд. Увидел, кто его держит. — Папка, — произнес он, потом автоматически поправился, даже изменил голос: — Папа. Привет. Мамуля с тобой? Я не плакал. Мне было страшно, но я не плакал. Лаксфорд крепче обнял мальчика. Уткнулся лицом в плечо Лео. — Здравствуй, дорогой, — сказала Фиона, опускаясь рядом со стулом на колени. — Мне кажется, я правильно поступил, — решительно сказал он матери. — Я ни разу не заплакал. Он держал меня взаперти, и мне было ужасно страшно и — Ничего такого, — ответила она. — Просто твой папка плачет вместо тебя. |
||
|