"В присутствии врага" - читать интересную книгу автора (Джордж Элизабет)

Часть третья

22

— Сообщение было практически идентичным тому, которое Лаксфорд получил в связи с Шарлоттой, — сказал Сент-Джеймсу Линли. — Разница в том, что на этот раз ребенок сам его передал.

— «Объяви на первой странице о своем первенце»? — спросил Сент-Джеймс.

— Примерно так. По словам Лаксфорда, Лео сказал: «Опубликуй материал на первой странице, папка. Тогда он меня отпустит». И это все.

— По словам Лаксфорда, — повторил Сент-Джеймс. Он увидел, что Линли уловил ход его мыслей.

— Когда жена Лаксфорда схватила трубку, на том конце отключились. Поэтому ответ — да, он единственный из всех говорил с мальчиком.

Линли взял стакан-дутик, который Сент-Джеймс поставил перед ним на кофейный столик в своем кабинете на Чейн-роу. Задумался, глядя на его содержимое, словно ответ плавал на поверхности. Сент-Джеймс обратил внимание на измученный вид Линли. Хроническая усталость была постоянной спутницей его работы.

— Неприятная мысль, Томми.

— Еще менее приятная, когда представишь, что история, которую наш предполагаемый похититель хочет увидеть на первой странице, и в самом деле появится завтра в газете Лаксфорда. Ему как раз хватило времени, чтобы внести в первую полосу изменения и подписать ее в печать, как только мы услышали о Лео. Очень удобно, ты не находишь?

— Что ты распорядился сделать?

Несмотря на свою тревогу и растущее подозрение в отношении Денниса Лаксфорда, он распорядился сделать то, чего требовала ситуация, объяснил Линли. Так, на Хайгейтское кладбище были направлены констебли — искать свидетельства исчезновения мальчика. Другие констебли обходили возможные маршруты возвращения Лео домой из школы на Честер-роуд. В средства массовой информации разослали фотографии мальчика, чтобы их показали в вечерних новостях — возможно, кто-то его видел. Телефон Лаксфорда был поставлен на прослушивание, чтобы отслеживать все входящие звонки.

— Еще мы вынули из шины гвозди, — закончил Линли. — Сняли с «мерседеса» отпечатки пальцев, может, это что-нибудь и даст.

— А «порше»?

— Очки принадлежали Шарлотте. Ив Боуэн подтвердила.

— Она знает, где вы их нашли?

— Я ей не сказал.

— Возможно, она с самого начала была права. Насчет Лаксфорда. Его причастности. Его мотивации.

— Может быть. Но если так, он — лицемер каких поискать. — Линли повернул в руках стакан с бренди, выпил, поставил стакан на столик и наклонился вперед, опираясь локтями на колени. — Четвертый отдел выявил совпадающие отпечатки. Кто бы ни оставил отпечаток своего большого пальца внутри видеомагнитофона, он также оставил свой отпечаток и в доме на Джордж-стрит. Один на краю зеркала в ванной комнате, другой — на подоконнике. Хорошая работа, Саймон. Не знаю, когда бы мы добрались до этого дома — если вообще добрались бы, — если бы ты не обратил на него наше внимание.

— Спасибо Хелен и Деборе. Это они наткнулись на него на прошлой неделе. И обе настояли, чтобы я его осмотрел.

Тут Линли принялся рассматривать свои ладони. В окно у него за спиной ломилась ночная тьма, рассекаемая лишь светом уличного фонаря недалеко от дома Сент-Джеймса. Повисшую между двумя мужчинами тишину нарушали звуки музыки, плывущие с верхнего этажа, где работала в темной комнате Дебора. Узнав гитарные переборы, Сент-Джеймс испытал легкий укол беспокойства: Эрик Клэптон пел балладу, посвященную своему погибшему сыну. Он тут же пожалел, что упомянул о Деборе.

Линли поднял голову.

— Что я натворил? Хелен сказала, что я нанес Деборе удар ниже пояса.

Сент-Джеймса резанула по душе неумышленная ирония этих слов, но он спокойно сказал:

— Она очень болезненно воспринимает все, что касается детей. Она до сих пор хочет ребенка. А процесс усыновления продвигается медленней, чем муха, ползущая по липкой ленте.

— Я не думал ее обидеть. Она должна это понимать. Я просто сорвался. Но это случилось из-за Хелен. Могу я извиниться перед Деборой?

— Я передам ей твои слова.

Линли как будто хотел заспорить, но были в их дружбе границы, которых он не переступал. Здесь проходила одна из них, и они оба это знали. Линли поднялся со словами:

— В тот вечер я поддался гневу, Саймон. Хейверс советовала мне не ездить к вам, но я ее не послушал. Я сожалею обо всем.

— Я не настолько давно ушел из полиции, чтобы забыть, как там на тебя давят, — отозвался Сент-Джеймс.

Он проводил Линли до двери и вышел вместе с ним в прохладу ночи. Воздух казался влажным, как будто от протекавшей неподалеку Темзы поднимался туман.

— Средствами массовой информации занимается Хильер, — сказал Линли. — Хоть об этом можно не волноваться.

— Но кто займется Хилъером?

Оба дружески хмыкнули. Линли достал ключи от машины.

— Сегодня днем он хотел выйти к журналистам с подозреваемым, тем механиком, которого нашла в Уилтшире Хейверс, у него в гараже обнаружили школьную форму Шарлотты Боуэн. Однако больше против него ничего нет, насколько мы знаем. — Он задумчиво посмотрел на ключи у себя на ладони. — У этого дела уж слишком большой охват, Саймон. От Лондона до Уилтшира, и одному Богу известно, сколько еще пунктов в промежутке. Мне бы хотелось остановиться на Лаксфорде, на Харви, на ком-то, но я начинаю думать, что за случившимся стоит не один человек.

— Так полагает и Ив Боуэн.

— Она, вполне вероятно, права, но не настолько, насколько ей самой кажется. — Он передал Сент-Джеймсу мнение Алистера Харви о Боуэн, об ИРА и о более радикальных группировках. И закончил так: — ИРА никогда не действовала подобным образом: не похищала и не убивала детей. Я хочу отбросить эту версию. Но, боюсь, не могу. Поэтому мы проверяем все ниточки, чтобы понять, куда они ведут.

— Домработница — ирландка, — заметил Сент-Джеймс. — Дэмьен Чэмберс тоже. Учитель музыки.

— Последний, кто видел Шарлотту, — подхватил Линли.

— У него белфастский акцент, есди это важно. Думаю, если ставить, то на него.

— Почему?

— В тот вечер, когда мы с Хелен приехали к нему, наверху у него кто-то был. Он заявил, что женщина, и объяснил свою нервозность тем, что у него пошла прахом первая ночь: он-де подготовил условия для обольщения, а тут являются два незнакомых человека, чтобы расспросить об исчезновении его ученицы.

— Такая реакция возможна.

— Согласен. Но между Чэмберсом и происшедшим с Шарлоттой Боуэн существует и другая связь. Правда, я о ней не думал, пока ты не упомянул ИРА.

— И что же это?

— Имя. В письме, полученном Боуэн. Там Шарлотту называют Лотти. А из всех, с кем я говорил, только Дэмьен Чэмберс и ее одноклассницы называли Шарлотту Лотти. Поэтому на твоем месте я бы проверил Чэмберса.

— Еще одна вероятность, — согласился Линли и, попрощавшись, пошел к машине.

Проследив, как он отъехал, Сент-Джеймс вернулся в дом.

Деннис Лаксфорд нашел свою жену в ванной. Женщина-констебль, находившаяся в кухне, сообщила ему только, что Фиона, прежде чем подняться наверх, сказала, что хочет побыть одна. Поэтому, вернувшись из редакции «Осведомителя», Лаксфорд первым делом пошел в комнату Лео. Но там было пусто. Лаксфорд ошеломленно отвернулся от раскрытого художественного альбома на письменном столе Лео, от незавершенного наброска джоттовской Мадонны с Младенцем. Лаксфорду показалось, что грудь ему стянуло горячим обручем, и ему пришлось постоять на пороге, прежде чем он снова обрел способность дышать без труда.

Он проверил все остальные комнаты, обходя их по порядку, и нашел жену в темной ванной. Фиона сидела на полу, положив голову на колени и прикрыв ее руками. Лунное сияние, проходившее сквозь листву росшего за окном дерева, покрывало мрамор пола кружевом светотени. На нем виднелся смятый целлофановый пакет от большой упаковки тарталеток с джемом и пустой молочный пакет. При каждом выдохе Фионы в воздухе чувствовался кислый запах рвоты.

Лаксфорд подобрал упаковку от пирожных и пустой пакет и положил их в корзину для мусора. Рядом с Фионой он увидел еще не открытую пачку инжирных трубочек. Пачку он тоже положил в корзину и прикрыл оберткой от пирожных, надеясь, что позже жена ее не найдет.

Присел перед ней. Когда она подняла голову, то даже при этом скудном освещении Лаксфорд увидел, что лицо Фионы покрыто испариной.

— Перестань так над собой издеваться, — сказал Лаксфорд. — Завтра он будет дома. Обещаю тебе.

В глазах у нее ничего не отразилось. Фиона как во сне пошарила рядом с собой, ища инжирные трубочки, не нашла и сказала:

— Я хочу знать. И хочу знать сейчас.

Он уехал, ничего ей не объяснив. В ответ на ее отчаянные крики: «Что случилось, что ты делаешь, куда ты едешь?» — он лишь грубо приказал ей взять себя в руки, успокоиться и отпустить его в газету, где он поставит в печать материал, который поможет вернуть домой их сына. Она кричала: «Какой материал, что происходит, где Лео, какое отношение Лео имеет к этому материалу?» Она цеплялась за него, не давая уйти. Но он освободился от нее и поехал в Холборн на такси, кляня полицию, забравшую у него «порше», на котором он гораздо быстрее добрался бы до работы, чем в громыхающем «остине» с его курящим водителем.

Лаксфорд опустился на пол и сообразил, что мог бы захватить из редакции номер «Осведомителя» со своей статьей. Это было бы проще, чем тщетно искать способ начать свой рассказ так, чтобы по возможности смягчить удар — ведь он собирался сообщить жене о лжи, в которой жил более десяти лет.

— Фиона, — произнес он, — на политической конференции одиннадцать лет назад от меня забеременела одна женщина. Этого ребенка — девочку по имени Шарлотта Боуэн — похитили в прошлую среду. Похититель хотел, чтобы я признал свое отцовство, и признал это на первой странице своей газеты. Я этого не сделал. В воскресенье вечером девочку нашли мертвой. Тот же самый человек, который забрал Шарлотту — кто бы он ни был, — теперь похитил нашего Лео. Он хочет, чтобы статья была в газете. Поэтому завтра она выходит.

Фиона разлепила губы, но ничего не сказала. Потом медленно закрыла глаза и отвернулась.

— Фи, — проговорил Лаксфорд, — между мной и той женщиной не было ничего серьезного. Мы не любили друг друга, это действительно ничего не значило, но между нами пробежала искра, и мы на это откликнулись.

— Я тебя умоляю, — сказала Фиона.

— Мы с тобой не были женаты, — продолжал он, торопясь все для нее прояснить. — Мы были с тобой знакомы, но ты еще мне не отдалась. Ты сказала, что не готова к этому. Помнишь?

Фиона прижала к груди кулак.

— Это был секс, Фиона. Между нею и мной было только это. Бездумный. Лишенный теплых чувств. Нечто случившееся и забытое обоими. Мы были друг для друга никем. Просто телами в постели. Мы были… не знаю. Мы просто были.

Фиона вяло повернулась к нему. Всмотрелась в его лицо, словно ища правды. Сказала без всякого выражения:

— Ты знал о ребенке? Эта женщина тебе сообщила? Ты все время знал?

Он подумал, не солгать ли. Но не смог себя заставить.

— Она мне сказала.

— Когда?

— Я сразу же узнал о Шарлотте.

— Сразу же.

Фиона повторила эти слова шепотом, как будто обдумывая. Еще раз повторила. Сняла висевшее у нее над головой толстое зеленое полотенце, скомкала его и заплакала.

Чувствуя себя мерзавцем, Лаксфорд попытался ее обнять. Она отпрянула.

— Прости, — сказал он.

— Все было ложью.

— Что?

— Наша жизнь. Наши с тобой отношения.

— Это неправда.

— Я не имела от тебя никаких секретов. Но это ничего не значит, потому что все время ты… Кем ты был на самом деле… я хочу получить назад своего сына, — плакала она. — Сейчас. Я хочу видеть Лео. Хочу видеть своего сына.

— Завтра я его сюда привезу. Клянусь тебе, Фи. Жизнью клянусь.

— Ты не сможешь, — плакала она. — У тебя нет такой власти. Он сотворит с ним то же, что сотворил с ней.

— Не сотворит. С Лео ничего не случится. Я выполняю его просьбу. Я не сделал этого для Шарлотты, но делаю теперь.

— Но она умерла. Умерла. Теперь он не только похититель, но и убийца. Как ты можешь думать, что, имея на совести убийство, он отпустит Лео?

Лаксфорд схватил ее за руку.

— Послушай меня. У похитителя Лео нет причин вредить ему, потому что со мной он не ссорился. То, что случилось, случилось потому, что кто-то хотел погубить мать Шарлотты и нашел способ это сделать. Она в правительстве. Она младший министр. Кто-то покопался в ее прошлом и узнал обо мне. Этот скандал — ее положение, мое положение, наш общий ребенок, то, что все эти годы она преподносила себя в ложном свете, — этот скандал ее погубит. Ради ее позора все и было затеяно: чтобы покончить с Ив Боуэн. Она рискнула промолчать, когда исчезла Шарлотта. И меня убедила сделать то же самое. Но я не собираюсь молчать теперь, когда речь идет о Лео. Поэтому ситуация другая. И Лео не причинят вреда.

Фиона прижала полотенце ко рту, посмотрела поверх него на Лаксфорда огромными, испуганными глазами. Она походила на загнанное в угол животное, которому грозит смерть.

— Доверься мне, Фиона, — сказал Лаксфорд. — Да я умру, а не дам в обиду моего ребенка.

Не успел он договорить, как понял, что означают его слова, и по выражению лица жены увидел, что и до нее дошел их смысл. Лаксфорд выпустил ее руку и почувствовал, как его собственное заявление — и стоящее за ним осуждение его поведения — легло на него неимоверной тяжестью.

Лаксфорд произнес то, о чем, как он считал, думала его жена. Лучше самому облечь это в слова, чем услышать от нее.

— Она тоже была моим ребенком. Я ничего не предпринял. А она была моим ребенком.

Внезапно его охватила мучительная боль. Та самая боль, которую он сдерживал с той минуты, как увидел самое худшее в вечерних воскресных новостях. Но теперь она усугубилась чувством вины: он отрекся от своей ответственности за жизнь, в создании которой принял участие. И еще сознанием того, что шесть прошедших дней его бездействия привели к похищению сына. Он отвернулся от жены, не в силах дольше выносить выражение ее лица.

— Да простит меня Бог, — сказал он. — Что я наделал!

— Я не могу сказать, что ты не виноват, — прошептала Фиона. — Хочу, Деннис, но не могу.

— Я и не жду. Я мог что-то предпринять. Я позволил себе пойти на поводу. Так было проще, потому что, если бы все образовалось, вы с Лео никогда не узнали бы правды. Чего я и хотел.

— Лео, — с запинкой произнесла она. — Лео обрадовался бы старшей сестре. По-моему, очень обрадовался бы. А я… я бы смогла все тебе простить.

— Кроме лжи.

— Возможно. Не знаю. Сейчас я не в состоянии об этом думать. Я думаю только о Лео. Что он испытывает, как он, должно быть, напуган, как одинок и встревожен. Я в состоянии думать только об этом. И о том, что уже может быть слишком поздно.

— Я собираюсь вернуть Лео, — сказал Лаксфорд. — Он не причинит ему вреда. Если он так поступит, то не получит желаемого. А завтра утром он это желаемое получит.

Фиона продолжала, словно ее муж и не говорил:

— Мне не дает покоя, как все это вообще могло случиться. Школа недалеко, меньше мили отсюда. Все дороги, все улицы безопасны. Спрятаться тут негде. Если кто-то схватил его на тротуаре, кто-то другой мог обратить внимание. И если мы сможем найти этого человека…

— Полиция ищет.

— …тогда мы найдем и Лео. Но если никто не видел… — Она запнулась.

— Не надо, — попросил Лаксфорд. Она все равно продолжала:

— Если никто не видел ничего необычного, ты понимаешь, что это означает?

— Что?

— Это означает, что похититель Лео был знаком нашему сыну. По своей воле он с незнакомым человеком не пошел бы.