"В присутствии врага" - читать интересную книгу автора (Джордж Элизабет)

11

Когда очередной посетитель, удовлетворенный и благодарный, покинул ее кабинет, Ив Боуэн нажала на кнопку, вызывая свою секретаршу, и попросила:

— Дай мне пару минут, Нуала. Сколько там еще? Та ответила приглушенным голосом из приемной:

— Шесть. И снова звонил мистер Вудуорд. Сказал, что это очень срочно. Просил перезвонить ему, как только у вас будет перерыв.

— В чем там дело?

— Я правда спрашивала, мисс Боуэн. — Тон Нуалы давал понять, насколько ей надоел этот Джоэл Вудуорд с его вечными тайнами мадридского двора. — Соединить вас?

— Сначала я приму следующего избирателя. Через минуту.

Ив сняла очки и положила их на стол. Она находилась в офисе ассоциации избирателей с трех часов. Это был обычный пятничный прием, но Ив никак не могла сосредоточиться. Она гордилась своей емкой памятью и удивительно гибким умом. И то, что теперь она с великим трудом вникала в проблемы, разрешение которых обычно давалось ей без всякого умственного напряжения, показывало Ив, как легко можно заметить в ней надлом, который она намеревалась от всех скрыть.

Ради Шарлотты она должна была выполнять свои обязанности. Пока что у нее это получалось, но напряжение начинало подтачивать ее силы. И ощущение собственной слабости подавляло ее больше, чем само исчезновение Шарлотты. Прошло всего двое суток, как похитили ее дочь, а для того, чтобы выиграть сражение с Деннисом Лаксфордом, ей придется настроиться на длительную осаду. Единственный способ — полностью сосредоточиться на текущих задачах.

По этой-то причине она и не перезванивала Джоэлу Вудуорду. Она не могла позволить своему помощнику по политическим вопросам окончательно выбить ее из колеи.

Выскользнув из кабинета, Ив прошла по коридору в заднюю часть здания и заперлась там в туалете. Вымыла руки после влажной ладони последнего посетителя, которую — верная себе — сжала между своими. Наложила чуточку тонального крема под глазами, вмассировала его, подправила розовым карандашом контур верхней губы. Смахнула волоски с пиджака и расправила воротник блузки. Отступив от зеркала, Ив оценила свой внешний вид. Нормально, решила она. За исключением ее нервов, которые были натянуты как струны с тех пор, как она покинула свой офис на Парламент-сквер.

Встреча с журналисткой ничего не значила. Журналисты ежедневно осаждают членов парламента. Хотят кратких ответов на вопросы, хотят интервью, сведений из досье, подтверждения какой-нибудь истории. Обещают анонимность, гарантируют точность, клянутся, что сошлются на другой источник информации. Но они постоянно поблизости — или трутся в кулуарах палаты общин, или проникают в Министерство внутренних дел и Уайтхолл, или торчат на Парламент-сквер в ожидании какого-нибудь всплеска активности. Поэтому ничего необычного не было в том, что журналистка оказалась рядом с Ив, когда та направлялась через холл к выходу, уже на час опаздывая на пятничный прием избирателей в Мэрилебоне. Необычным было все, что произошло потом.

Диана Тарп, назвалась она, хотя Ив вполне могла прочесть ее имя на бэдже, висевшем у женщины на шее. Она представляла «Глобус» и хотела договориться об интервью с заместителем министра внутренних дел. Как можно скорее, если мисс Боуэн не против.

Мв настолько удивилась непосредственному к ней обращению, что даже остановилась, не дойдя до двери, сквозь которую видела свой «ровер» и водителя, поджидавших у тротуара.

— Прошу прощения? — переспросила она. И, прежде чем Диана Тарп успела ответить, продолжала: — Если вам нужно интервью, мисс Тарп, не лучше ли вам позвонить в мой офис, а не брать меня приступом, как проститутка прохожего? Прошу меня простить.

Она двинулась дальше, но тут Диана Тарп тихо произнесла:

— Вообще-то я думала, вы будете благодарны, что я обратилась к вам лично, а не через служащих офиса.

Ив уже свернула к двери, но замедлила шаги, потом остановилась.

— Что?

Журналистка ответила ей прямым взглядом.

— Вы же знаете, как работает офис, мисс Боуэн. Звонит журналист, но конкретного сообщения не оставляет. Через пять минут половина сотрудников уже в курсе. Еще через пять весь персонал гадает, что бы это значило. Я подумала, что, возможно, вы захотите этого избежать. В смысле, огласки и домыслов.

Сначала Ив похолодела. Но через мгновение ею овладел гнев, настолько сильный, что она не сразу решилась заговорить, боясь сорваться. Ив переложила «дипломат» из одной руки в другую и посмотрела на часы, приказав крови не бросаться в лицо.

Наконец она произнесла:

— Боюсь, в настоящий момент у меня нет времени на разговор с вами, мисс… — Она перевела взгляд на бэдж.

— Тарп, — напомнила та. — Диана Тарп. — И по ее тону Ив поняла, что не произвела на женщину впечатления своим представлением.

— Да. Конечно. Если у вас нет желания договориться об интервью через мой офис, мисс Тарп, тогда дайте мне вашу визитку, и я позвоню вам, как только смогу. Больше ничего не могу вам предложить. Сейчас я уже опаздываю в свою приемную.

После паузы, в течение которой обе они рассматривали друг друга как потенциальные противники, Диана Тарп протянула визитную карточку. Но, доставая ее из кармана пиджака, журналистка ни на секунду не спускала глаз с лица Ив.

— Очень надеюсь на ваш звонок, — сказала она. По дороге в Мэрилебон, сидя на заднем сиденье «ровера», Ив ознакомилась с визиткой. На ней значились: имя и фамилии женщины, ее домашний адрес, номера домашнего телефона, телефона офиса, пейджера и факса. Было ясно, что Диана Тарп обеспечила себе максимальную доступность, чтобы получать материалы из любого источника и на любую тему.

Ив разорвала карточку пополам, затем на четыре части, потом на восемь, и когда автомобиль остановился у офиса ассоциации избирателей, она выбросила в сточную канаву с коричневой жижей целую горстку клочков размером с конфетти. Вот и вся Диана Тарп, подумала Ив.

Да нет, пустое, заключила она теперь. Обращение журналистки было необычным, но, возможно, у нее просто такой стиль. Пишет, наверное, о росте числа женщин-парламентариев, да мало ли о чем, связанном с внутренней политикой. Просто эта Диана не вовремя к ней подошла, вот нервы и разыгрались.

Ив надела очки, поправила прическу и сказала своему отражению в зеркале:

— Член парламента, заместитель министра внутренних дел.

Утвердившись таким образом в этих своих ипостасях, Ив вернулась в кабинет и попросила секретаршу пригласить следующего посетителя.

Эта встреча — сложная беседа с мисс Хорнфишер, незамужней матерью троих детей и с четвертым на подходе, протестовавшей против своего переселения в муниципальное жилье, — была прервана Нуалой. На этот раз та не позвонила по интеркому, а деликатно постучала в дверь, вошла и произнесла: — Извините, мисс Боуэн.

Из чего Ив сделала вывод, что дело не терпит отлагательств. Она извинилась перед посетительницей и вышла к Нуале. Секретарша сказала:

— Только что звонил ваш муж.

— Почему вы меня не соединили?

— Он не хотел. Только сказал, чтобы вы немедленно ехали домой. Он уже едет туда и встретит вас там. Это все. — Нуала смущенно переминалась с ноги на ногу. Ей уже приходилось разговаривать с Алексом, и она знала, насколько не в его правилах давать жене указания через третье лицо. — Больше он ничего не прибавил.

Ив чуть было не поддалась панике, но вовремя подумала о том, о чем подумал в среду вечером Алекс. С изумительным хладнокровием она проговорила:

— У него серьезно болен отец.

И вернулась в свой кабинет. Еще раз извинилась перед мисс Хорнфишер, пообещала рассмотреть ее дело и, не дожидаясь ухода женщины, начала запихивать в «дипломат» свои вещи. Она пыталась сохранять спокойствие, хотя мысли неслись, опережая друг друга. Это насчет Шарлотты. Алекс звонил насчет Шарлотты. Иначе он не попросил бы ее приехать домой. Значит, что-то стало известно. Какие-то новости. Лаксфорд смилостивился. Ив держалась стойко, отказалась уступить, ее не тронул спектакль Лаксфорда, она не сдала позиций, показала ему, кто здесь хозяин, она…

Зазвонил телефон. Ив схватила трубку.

— Что? — резко спросила она.

— Это снова Джоэл Вудуорд, — сказала Нуала.

— Я не могу сейчас с ним разговаривать.

— Мисс Боуэн, он говорит, что это срочно.

— О, черт, соедини, — велела она.

И через секунду услышала голос Джоэла, забывшего о субординации, которую он привык неукоснительно соблюдать:

— Проклятие! Почему вы не отвечаете на мои звонки?

— Вы отдаете себе отчет, Джоэл, с кем говорите?

— Я знаю, с кем говорю. И знаю еще кое-что. Тут творится что-то странное, и я подумал, вам будет интересно узнать — что.


Вечером в пятницу по городу было не прехать. Месяц май, начало самого большого наплыва туристов, боязнь опоздать в театры — все это вкупе привело к пробкам.

Сент-Джеймс ехал вместе с Лаксфордом за машиной Стоуна. По телефону из машины Лаксфорд позвонил жене и предупредил, что задержится. Не объяснил, почему. Сказал Сент-Джеймсу:

— Фиона ни о чем не знает. Не представляю, как ей сказать. Господи. Вот уж попал так попал. — Не отрывая взгляда от идущего впереди автомобиля и спокойно держа руки на руле, Лаксфорд спросил: — Вы считаете, что я в этом замешан? В том, что случилось с Шарлоттой?

— Не важно, что я думаю, мистер Лаксфорд.

— Вы сожалеете, что ввязались в это дело.

— Да, сожалею.

— Тогда почему за него взялись?

Сент-Джеймс глянул в боковое стекло. Они проезжали мимо Гайд-парка. В просветах между огромными платанами видны были люди, до сих пор прогуливающиеся по дорожкам в вечерних сумерках — с собаками на поводках, с маленькими детьми в колясках, с любимыми в обнимку. Саймон увидел молодую женщину, высоко поднявшую ребенка — младенцы любят такую игру. Он ответил:

— Боюсь, это довольно сложно объяснить.

И был благодарен, что Лаксфорд не стал допытываться.

Когда они прибыли в Мэрилебон, миссис Магуайр как раз уходила — желтое пончо накинуто на одно плечо, в руке пластиковый пакет. Пока Лаксфорд парковался на свободном месте дальше по переулку, она разговорилась с Александром Стоуном. Когда мужчины вернулись к дому, она уже ушла.

— Ив дома, — сказал Стоун. — Я пойду первым. Они остались ждать на улице. В сторону Мэрилебон-Хай-стрит проехал случайный автомобиль, приглушенные звуки разговоров донеслись из паба «Герб Девоншира» на углу. А так в переулке стояла тишина.

Через несколько минут дверь открылась, и Стоун пригласил их войти.

Ив Боуэн ждала их в гостиной, стоя рядом со скульптурой, из-под которой два дня назад вынула письмо похитителя. Она напоминала воина, изготовившегося к рукопашной. Это было воплощение хладнокровия, призванного обратить в бегство.

— Прокрутите запись, — сказала она. Сент-Джеймс повиновался. Выражение лица Ив не изменилось, когда зазвучал тоненький голосок Шарлотты, хотя Сент-Джеймсу показалось, будто она судорожно сглотнула, когда девочка произнесла:

— Сито, мне пришлось записать эту пленку, чтобы он дал мне сока, потому что мне очень хочется пить.

Когда запись закончилась, Ив обратилась к Лаксфорду:

— Спасибо за информацию. Теперь ты можешь уйти.

Лаксфорд протянул руку, словно хотел дотронуться до нее, но они находились в противоположных концах комнаты.

— Ивлин…

— Уходи.

— Ив, — вступил Стоун, — мы позвоним в полицию. Нам не придется играть по его правилам. Ему не придется публиковать материал.

— Нет, — ответила она.

Выражение ее лица было таким же ледяным, как и ее тон. Сент-Джеймс осознал, что с тех пор, как они вошли в комнату, Ив Боуэн не сводит с Лаксфорда глаз. Все они стояли как актеры на сцене, каждый на своем месте: Лаксфорд у камина, Ив напротив него, Стоун у входа в столовую, Сент-Джеймс у дивана. Саймон, находившийся в шаге от Ив, пытался понять, что творится у нее внутри, но она ускользала, как дикая кошка.

— Мисс Боуэн, — заговорил он негромко, как говорит человек, старающийся любой ценой сохранить спокойствие, — сегодня мы добились некоторого успеха.

— А именно? — Она по-прежнему смотрела на Лаксфорда, и под ее взглядом-вызовом редактор не опускал глаз.

Сент-Джеймс рассказал Ив о бродяге, о том, что его присутствие там подтвердили два жителя Кросс-Киз-клоуз. Он упомянул о полицейском, прогнавшем бродягу, и добавил:

— Кто-нибудь из констеблей Мэрилебонского участка вспомнит этого человека и его внешность. Если вы им позвоните, детективы начнут расследование не на пустом месте.

— Нет, — произнесла Ив. — Старайся-старайся, Деннис. По-твоему не будет.

Зтими словами она явно на что-то намекала Лаксфорду, за ними стояло нечто большее, чем просто отказ действовать. Сент-Джеймс не понял их скрытого смысла, а Лаксфорд, похоже, понял. Саймон увидел, как шевельнулись его губы, но ответа не последовало.

— Мне кажется, у нас нет выбора, Ив, — вмешался Стоун. — Видит Бог, я не хочу, чтобы ты через все это проходила, но Лаксфорд считает…

Она взглядом, стремительным, как выстрел, заставила его умолкнуть. Измена, читалось в нем, предательство, вероломство.

— И ты туда же, — произнесла она.

— Нет. Никогда. Я на твоей стороне, Ив. Она слабо улыбнулась.

— Тогда узнайте следующее. — Ив снова перевела взгляд на Лаксфорда. — Сегодня днем одна из журналисток требовала у меня немедленного интервью. Очень своевременно, вам не кажется?

— Это ничего не значит, — сказал Лаксфорд. — Ради бога, Ивлин, ты же младший министр. Тебя, наверное, постоянно одолевают просьбами об интервью.

— Она просила встретиться с ней как можно скорее. — Ив продолжала, как будто не слышала реплики Лаксфорда. — И в обход моего персонала, потому что для меня лучше, как она заявила, если персонал не пронюхает о нашем с ней разговоре.

— Из моей газеты? — спросил Лаксфорд.

— Такого дурака ты не свалял бы. Из твоей бывшей газеты. И это гениально.

— Простое совпадение.

— Я бы согласилась, если бы не остальное.

— Что? — спросил Стоун. — Ив, что происходит?

— Сегодня с половины четвертого мне позвонило пять журналистов. На звонки отвечал Джоэл. По его словам, они что-то почуяли. Все они рвутся со мной говорить, поэтому он хотел бы знать, за какой информацией они охотятся и как ему реагировать на внезапный всплеск интереса к… «Так что же их так внезапно заинтересовало, мисс Боуэн?»

— Нет, — торопливо произнес Лаксфорд. — Ивлин. Я никому не обмолвился. Это не имеет никакого…

— Вон из моего дома, мерзавец, — спокойно проговорила она. — Я скорее умру, чем уступлю тебе.

Сент-Джеймс стоял вместе с Лаксфордом у его автомобиля. Саймон меньше всего ожидал, что испытает жалость к главному редактору «Осведомителя», но, однако же, сейчас он эту жалость испытывал. У Лаксфорда был измученный вид, под мышками, уродуя красивую голубую рубашку, расползлись огромные мокрые пятна, от него пахло потом. Убитым голосом он спросил:

— Что дальше?

— Я снова с ней поговорю.

— У нас нет времени.

— Я поговорю с ней сейчас.

— Она не сдастся. — Он посмотрел на дом, там ярче засветились окна гостиной, и зажегся свет в комнате наверху. — Ей надо было сделать аборт, — заметил Лаксфорд. — Тогда, давным-давно. Не знаю, почему она оставила ребенка. Я всегда считал: для того, чтобы иметь конкретную причину ненавидеть меня.

— За что?

— За то, что соблазнил ее. Или вызвал в ней желание быть соблазненной. Скорее последнее. Для некоторых людей нет ничего страшнее, чем познать вожделение.

— Да. — Сент-Джеймс коснулся крыши автомобиля. — Поезжайте домой. Посмотрим, что мне удастся сделать.

— Ничего, — предсказал Лаксфорд.

— Все равно я попробую.

Он подождал, пока Лаксфорд уедет, и вернулся к дому. Дверь открыл Стоун.

— По-моему, вам уже давно пора бы катиться прочь, — сказал он. — Ей и так уже досталось. Господи. Как подумаю, что и сам чуть не купился на его спектакль, хочется рвать и метать.

— Я ни на чьей стороне, мистер Стоун, — произнес Сент-Джеймс. — Позвольте мне поговорить с вашей женой. Я не закончил своего рассказа о нашем сегодняшнем расследовании. Она имеет право на эту информацию. С этим вы согласитесь.

Прищурившись, Стоун взвесил слова Сент-Джеймса. Подобно Лаксфорду, он выглядел совершенно измочаленным. Но Ив Боуэн, по мнению Сент-Джеймса, отнюдь так не выглядела. Она казалась готовой еще к пятнадцати раундам с намерением одержать победу.

Стоун кивнул и впустил его. Сам он, тяжело ступая, стал подниматься наверх, а Саймон прошел в гостиную, прикидывая, что сказать, что сделать, как убедить эту женщину действовать, пока еще не слишком поздно.

— Он сумел вас убедить, что Шарлотта ему небезразлична, да? — Сент-Джеймс поднял глаза и увидел в дверях Ив Боуэн. Муж стоял позади, поддерживая ее за локоть. — Она ему безразлична. Он никогда ее не видел. Хотя, согласитесь, за десять лет мог бы и попытаться. Я, разумеется, не позволила бы.

— Возможно, он это знал.

— Возможно. — Она вошла в гостиную, села в то же кресло, которое выбрала в среду вечером, и лампа осветила ее строгое лицо. — Он мастер лицемерия, мистер Сент-Джеймс. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Он будет вам внушать, что я ожесточена из-за нашего романа и того, как все обернулось. Он будет объяснять вам мое поведение злостью на мою собственную слабость, которая много лет назад сделала меня жертвой его бьющего через край обаяния. И пока ваше внимание будет сосредоточено на мне и на моем отказе признать за Деннисом Лаксфордом право на элементарную порядочность, он молча будет передвигаться за сценой, переводя нашу тревогу с одного уровня на другой. — Она откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. — Пленка — хороший ход. И я бы поверила, если бы не знала, что он ни перед чем не остановится.

— Это был голос вашей дочери.

— О да, это была Шарлотта.

Сент-Джеймс подошел к дивану. Больная нога, казалось, весила центнер, поясница разламывалась от усилия, которое ему пришлось приложить, чтобы перевалиться через кирпичную стену. Для полного счастья ему недоставало только приступа мигрени. Надо было принимать решение, и сопротивление любому движению, с каждой минутой нараставшее в его теле, говорило о необходимости поторопиться.

— Я сообщу вам, что мне известно на данный момент, — сказал он.

— А затем вы нас оставите, чтобы мы сами о себе позаботились, — отозвалась Ив.

— Да. Я не могу с чистой совестью продолжать этим заниматься.

— Значит, вы ему верите.

— Мисс Боуэн, верю. Он мне не особенно нравится. Не очень-то нравится то, за что он выступает. По-моему, его газету нужно бы стереть с лица земли. Но я действительно ему верю.

— Почему?

— Потому что он действительно мог раструбить про ваши отношения десять лет назад. Он мог раструбить про них, когда вы в первый раз избирались в парламент. А теперь ему не для чего это делать. Кроме как для спасения вашей дочери. Его дочери.

— Его отпрыска, мистер Сент-Джеймс. А не его дочери. Шарлотта — дочь Алекса. — Она открыла глаза и повернула голову в сторону Сент-Джеймса, не поднимая ее со спинки кресла. — Вы не разбираетесь в политике, нет?

— На вашем уровне? Нет. Полагаю, что нет.

— Так вот, это политика, мистер Сент-Джеймс. Как я говорила с самого начала, все это касается политики.

— Я этому не верю.

— Знаю. Поэтому мы и зашли в тупик. — Она устало махнула ему рукой. — Хорошо. Сообщите нам остальные факты, а затем уходите. Мы решим, что делать, и ваша совесть будет абсолютно чиста.

Александр Стоун сел напротив своей жены рядом с камином, в кресло, похожее, как и диван, на подушку. Он пристроился на самой краешке, облокотившись на колени, опустив голову и уткнувшись взглядом в пол.

Освобожденный от ответственности, которую он с самого начала не хотел на себя принимать, Сент-Джеймс отнюдь не почувствовал свободы. Наоборот, груз стал тяжелее и страшнее.

— Я сходил в школу Шенклинга, — начал он, — как мы решили. — Он увидел, что Александр Стоун поднял голову. — Я опросил девочек от восьми до двенадцати лет. Девочки, которую мы ищем, там нет. У меня есть список отсутствовавших сегодня, если вы захотите им позвонить.

— О чем тут речь? — спросил Стоун.

— О подруге Шарлотты, — объяснила его жена, пока Сент-Джеймс передавал ей список.

— Учитель музыки Шарлотты…

— Чэмберс, — подсказал Стоун.

— Дэмьен Чэмберс. Да. Он сказал нам, что на уроки музыки по средам Шарлотта, как правило, приходила в компании другой девочки. Эта девочка, по-видимому, была с Шарлоттой и в эту среду. Мы ищем ее в надежде, что она расскажет нам что-нибудь о случившемся в тот день. Пока что мы не смогли ее найти.

— Но описание бродяги, — напомнила Ив Боуэн. — Оно что-то нам дает.

— Да. И если мы найдем девочку и она подтвердит описание — возможно, подтвердит, что этот бродяга находился там в то время, когда Шарлотта пришла на свой урок музыки, — вы предоставите в полицию более существенную информацию.

— Где еще она может быть? — спросила Ив Боуэн. — Если не в Святой Бернадетте и не в школе Шенклинга?

— В любой другой школе в Мэрилебоне. Или, например, в танцклассе. Она может жить где-то по соседству. Ходить к тому же психологу. Где-то же она должна найтись.

Ив Боуэн кивнула, сжала пальцами виски.

— Я раньше не подумала, но это имя… Бы уверены, что мы ищем девочку?

— Имя необычное, но все, с кем я беседовал, говорят, что это девочка.

— Необычное имя? — вмешался Александр Стоун. — Кто это? Почему мы ее не знаем?

— Миссис Магуайр ее знает. Во всяком случае, знает о ней. Как и мистер Чэмберс и по крайней мере одна из одноклассниц Шарлотты. Видимо, они встречаются когда придется.

— Кто это?

— Девочка по имени Брета, — объяснила мужу Ив Боуэн. — Ты знаешь ее, Алекс?

— Брета? — Александр Стоун поднялся, Прошел к камину, где взял фотографию, запечатлевшую маленького ребенка на качелях и его самого за качелями, смеющегося в объектив. — Господи, — произнес он. — Боже мой.

— Что? — спросила Ив.

— Эти два дня вы потратили на поиски Бреты? — устало спросил Стоун Сент-Джеймса.

— В основном, да. Пока мы не узнали о бродяге, это была наша единственная зацепка.

— Что ж, будем надеяться, что ваша информация о бродяге надежнее вашей информации о Брете. — Он издал смешок, в котором слышалось отчаяние. Положил фотографию на каминную полку изображением вниз. — Блестяще. — Глянул на свою жену, отвел глаза. — Где ты была, Мв? Где, черт тебя дери, ты была? Ты живешь в этом доме или только наносишь визиты?

— О чем ты говоришь?

— О Шарлотте. О Брете. Я говорю о том, что у твоей дочери — моей дочери, нашей дочери, Ив — нет ни единой подруги на свете, и тебе это даже неизвестно.

Сент-Джеймс похолодел, когда то, что подразумевал Стоун, с безжалостной неотвратимостью дошло до его сознания. С лица Ив Боуэн, заметил он, наконец-то сползла маска ледяного спокойствия.

— Что неизвестно? — резко спросила она.

— Правда, — ответил Стоун. И снова засмеялся, но теперь визгливо, почти истерически. — Бреты нет, Ив. Ее нет. Не-ет. Брета — выдумка. Нанятый тобою сыщик потратил два дня, прочесывая Мэрилебон в поисках несуществующей подруги Шарли.