"Кое-что о любви" - читать интересную книгу автора (Бойл Элизабет)Глава 7Ему следовало придумать что-нибудь другое, а не целовать Эммелин. Как это произошло? Она выглядела совершенно подавленной, а в следующее мгновение уже была в его объятиях и смотрела на него невинными голубыми глазами. Невинными, как же! Её тело прижималось к нему, так что невозможно было оторвать – как кошку, потягивающуюся, мурлыкающую и с нетерпением ожидающую, чтобы её почесали. В этой девице не было ничего невинного – от запаха духов и до пышной груди, тесно прижавшейся к нему, и бёдер, дерзко упёршихся в его бедра. Он испытал настоящее чувственное опьянение. И вместе с накатывающимся приливом страсти у Алекса в ушах зазвучал голос: «Возьми её… она твоя… смущённая… все происходит естественно…» Все дурные советы, которые он получил в течение дня, внезапно обрели смысл. Во всяком случае, так сказал себе Алекс, когда приник в поцелуе к её губам и почувствовал их сладость. И в этот момент он понял, что погиб. Проклятие, у жены не должно быть такого опьяняющего вкуса… как вкус дорогого бренди на языке. И женщина не должна так действовать на мужчину и так вторгаться в его планы. Но Эммелин была такой, именно такой. Продолжая её целовать, Алекс притягивал Эммелин все ближе. Одну руку он положил ей на талию, а другой накрыл грудь, пышную и округлую, приподнятую корсетом, и большим пальцем погладил сосок, который затвердел от этого прикосновения, напомнив ему о собственном безумном возбуждении. – Седжуик, – прошептала Эммелин. Выгнув спину, она откидывалась назад, пока не стало казаться, что её грудь вот-вот высвободится из платья и, как спелый фрукт, окажется прямо у него в руках, а когда Алекс снова погладил сосок, у неё вырвался вздох: – О, Седжуик! Его имя, слетевшее с губ Эммелин, вызвало у Алекса желание услышать, как она снова и снова будет произносить его до тех пор, пока он, погрузившись глубоко в неё, не принесёт ей облегчения. Господи, ему следовало вышвырнуть её из своего дома в тот момент, когда он прибыл в Лондон! Но в Эммелин было что-то такое, что удержало его от подобного поступка, заставило драться на улице, побудило целовать женщину, которую он едва знал, и вызвало желание остановить время и вечно не выпускать её из своих рук. – Кхе, милорд, – сдержанно кашлянул Генри и постучал в дверцу экипажа. – Мы прибыли. – Гм, благодарю вас, – выдавил Алекс и отодвинулся от Эммелин. Он совершенно забыл, где находится, забыл, что он в экипаже, остановившемся перед городским домом лорда Оксли. Взглянув на Эммелин, Алекс увидел, что губы у неё распухли от его поцелуев, а глаза широко раскрыты и полны страсти. Она прерывисто дышала, её грудь высоко поднималась и опускалась, а ещё недавно тщательно уложенные локоны рассыпались по плечам, словно у охмелевшей нимфы. Проклятие, и это все сотворил он? И что это на него нашло? – Я… я… – пробормотал он. Что, чёрт возьми, может сказать мужчина женщине, которая, как считается, доводится ему женой? Ведь он не должен её целовать. – Я понимаю, Седжуик, я все понимаю, – сказала Эммелин. Потянувшись к нему, она дотронулась до его щеки затянутой в перчатку изящной рукой и улыбнулась печальной, усталой улыбкой. Затем с элегантностью, достойной леди, она вышла из экипажа и прошествовала в дом лорда Оксли, заставив его удивляться, почему он вообще позволил ей приехать сюда. Потому что у него не оставалось иного выбора. Как вскоре обнаружила Эммелин, обеды с провинциальной знатью, баронами и даже с вновь избранными пэрами нисколько не подготовили её к лондонскому званому вечеру. Городской дом Оксли был образцом благородной утончённости: итальянские мраморные статуи, портьеры из бархата и дамасского шелка, дорогие, с позолотой, украшения. Дом блистал во всём своём великолепии, ослепляя взор и внушая гостям, что он верх совершенства. «Сейчас я баронесса, принадлежу к этому изысканному обществу. – Эммелин вздохнула. Если она хотела и дальше оставаться леди Седжуик, ей необходимо было вести себя соответствующим образом. – Подними голову, расправь плечи, слегка растяни губы в улыбке», – сказала она себе, отдавая шаль одному из многочисленных слуг, выстроившихся в шеренгу и готовых помочь прибывающим гостям. Теперь ей оставалось только в течение всего вечера сохранить этот надменный, присущий леди вид, и она одержит победу в сделке с Седжуиком. Да, это было бы очень просто, если бы губы не распухли от егопоцелуев, а тело не горело от его обжигающих прикосновений. Как она вообще собиралась сохранять какие-либо внешние приличия, если была вынуждена жить под одной крышей с этим великолепным мужчиной ещё две недели! О, сейчас она оказалась в худшем положении, чем тогда, когда её ранили и бросили умирать! Разумеется, она нисколько в этом не виновата, рассудила Эммелин. Её уверили, что барон – абсолютно предсказуемый человек, исключительно порядочный и весьма скучный. И здесь её обманули. Или, быть может, это сам Седжуик все эти годы водил за нос великосветское общество, морочил семью и слуг, скрывая свою истинную натуру за ширмой долга и чести. Но разве нельзя было заметить, что его глаза горят необыкновенным лукавым огнём, что у него горячий характер греческого бога и что за всеми его чопорными манерами спрятано страстное сердце любовника, ждущее, чтобы его нашли? Если бы только она не видела его насквозь и не желала так отчаянно. И словно по мановению волшебной палочки рядом с ней оказался Седжуик, образец благородства, в котором не было и намёка на того страстного мужчину, который чуть не овладел ею в экипаже. Он подал ей руку, тёплую и сильную, и Эммелин оперлась на неё, стараясь не обращать внимания на то, как затрепетало её тело. Эммелин взглянула снизу вверх на него как раз в тот момент, когда он посмотрел на неё, их взгляды встретились, и она почувствовала, что он верит в неё, поняла, что выиграла, хотя вечер ещё даже не начался. Ей нужно было только улыбаться и держать при себе собственное мнение – никаких конфликтов, никаких нелепых историй. Разве это так уж трудно, когда на кон поставлено столь многое? Всё шло великолепно, пока леди не оставили джентльменов с их портвейном и сигарами и не перешли в гостиную. Эммелин не разжимала губ и держала данное себе обещание не говорить ничего, что нарушало бы приличия. Однако очень быстро со всем этим случилось то же самое, что с её зароком никогда больше не играть в пикет. Хотя её решимость была неподдельной, Эммелин с треском провалилась. – Вы не поверите тому, что я услышала о леди Беннет, – сказала хозяйка дома, леди Оксли. – Она бросила мужа и уехала. – Не может быть! – воскликнули с ужасом леди, хотя на их лицах был написан такой же интерес, как у компании бездомных кошек, сидящих перед лавкой торговца рыбой. Эммелин прикусила язык. Когда-то она провела неделю у лорда и леди Беннет и доподлинно знала, что лорд Беннет чудовище. Он порол своих слуг за малейшую провинность, а когда больше некого было воспитывать, выплёскивал остатки злобы на свою беззащитную жену. – Здесь нет ничего удивительного, – возразила леди Оксли. – Её мать из Торпов, а это семейство отличается безнравственностью. – Говоря это, она выразительно смотрела на миссис Мебберли и её дочь, сидевших на краешке дивана, как пара каменных изваяний. Когда леди Оксли произнесла слово «безнравственность», Эммелин заметила, как вздрогнула миссис Мебберли. Уже не в первый раз за этот вечер леди Оксли отвлекалась на то, чтобы бросить острую колючку в свою будущую невестку. Мисс Мебберли ещё не вышла замуж за графа, а леди Оксли уже не упускала возможности дать понять, что не считает его выбор правильным. Тем временем дамы уже обсуждали Торпов и их склонность к ветреному поведению. – Это проистекает из неравных браков, – изрекла леди Оксли. – Не всем нам везёт избежать такой судьбы, – сдержанно заметила леди Дайана Фордем, и Эммелин показалось, что женщина сочувствует мисс Мебберли. – Во всяком случае, вам, дорогая, правда об этом ужасном капитане Денверсе стала известна ещё до того, как вы с ним обручились, – высказалась леди Джарвис. – Он оказался предателем, – негромко пояснила она Эммелин. – И всё же очень прискорбно видеть, во что превращаются необдуманные браки, – продолжала леди Оксли. Эммелин взглянула на мисс Мебберли, и ей стало не по себе, словно на месте этой девушки была она сама. Ей так и хотелось сказать графине, что хотя отец мисс Мебберли и был простолюдином, её мать происходила из дворянского рода, уходящего корнями во времена Эдуарда III, и её знатность намного превосходила унаследованную самой леди Оксли. – Происхождение всегда скажется, не так ли? – Леди Джарвис послала фальшивую улыбку будущей леди Оксли. – Полностью согласна, – поддержала её леди Оксли, а мисс Мебберли, густо покраснев, уставилась на свои туфли. «О, этой девочке, должно быть, не больше шестнадцати, – прикинула Эммелин, – и у неё нет опыта и умения защищаться, так что кто-то должен за неё вступиться. Оставь все как есть, – тут же остановила она себя. – Это тебя не касается». Неужели она раз за разом не училась тому, что вмешательство в чужие дела – вернейший способ сбиться с дороги и лишиться крыши над головой? Но Эммелин не могла сдержаться – девушка была готова расплакаться, а этого не следовало допускать, потому что тогда леди Оксли превратила бы жизнь своей невестки в сущий ад. Эммелин оглянулась на двустворчатые двери в столовую – они оставались крепко закрытыми. Укрывшиеся за ними мужчины, вероятно, увлечены сигарами, портвейном или чем-то ещё, когда дамы предоставляли их самим себе, а значит, Седжуик никогда ничего не узнает. – Леди Оксли, я поражена, что вы говорите такие вещи, – высоким голосом объявила Эммелин, удивив дам своим неожиданным участием в разговоре – и прежде всего саму себя. «Раз уж начала говорить, придётся продолжать», – подумала она, укрепляясь в своём решении. – Возможно, леди Седжуик, при вашем воспитании в уединении и слабом здоровье вам не представилась возможность быть свидетелем улучшений в обществе, которые приносит тщательный отбор. – Слова леди Оксли могли бы поставить на место большинство леди, но Эммелин не пала перед таким натиском. Господи, как чудесно не быть леди! Она расправила плечи и улыбнулась хозяйке: – Я просто подумала, что вряд ли предкам Торпов стоит бросать камни в другого родственника, хотя и далёкого. – Вы намекаете, что я состою в родстве с леди Беннет? – прищурилась леди Оксли. – Не намекаю, – улыбнулась Эммелин, – просто констатирую факт. Ваша мать была Харрис, не правда ли? Плотно сжав губы, леди Оксли кивнула, ожидая продолжения. – А её отцом был граф Уайтхед? Хозяйка снова кивнула. – Бабушка графа Уайтхеда была Хастингс. – Какое отношение это имеет к Торпам? – Надменная леди сосредоточенно свела вместе брови. – Её отец, барон Хастингс, унаследовал титул от своего кузена, Реджинальда Хастингса, а эта линия Хастингсов ведёт начало от сэра Реджинальда Торпа. Вы и леди Торп, так сказать, кузины. – Расправив несуществующие морщинки на платье, Эммелин подняла голову и улыбнулась. – Боюсь, такого рода родственные отношения приводят меня в полное замешательство. Но кровные связи есть кровные связи, разве не так? – Это невозможно. – Леди Оксли побелела, как её кружевная накидка. – Думаю, мне известна моя собственная родословная. – Ничего невозможного нет, – ответила Эммелин. – Справочник Дебретта может подтвердить мои слова. – Она удобнее устроилась на диване и вздохнула. – Родословная, леди Оксли, – это только одна сторона человека. – Я сейчас же принесу мамин экземпляр, – леди Лилит, покраснев, поднялась на ноги, – и вы увидите… – Сядь, Лилит, – приказала ей мать. – Я уверена, что леди Седжуик просто что-то перепутала в родственных связях. «Ничего подобного», – хотелось сказать Эммелин. Ей не нужно было беспокоиться о правильности своего утверждения. Она могла поставить последний фартинг на то, что все леди в комнате были готовы отправиться прямо домой и провести остаток ночи, изучая собственные экземпляры книги Дебретта, дабы найти подгнившую ветвь на фамильном древе леди Оксли. И они её, безусловно, найдут – но не раньше, чем станут свидетелями того, как леди Оксли поточит свои когти о леди. Седжуик. Эммелин просто ощущала, как женская злоба наполняет комнату, но теперь язвительность по крайней мере не была направлена на беззащитную девочку. – Очень занятно, леди Седжуик, но скажите мне, откуда вы так хорошо знаете справочник Дебретта? Никогда не думала, что такие вещи имеют значение в глубине джунглей. – Я училась читать по экземпляру, который оставила мне моя любимая покойная мать. – Эммелин изо всех сил постаралась изобразить скорбь по потере своих праведных родителей. К тому же её слова во многом были правдой. Единственным имуществом её матери была потрёпанная книга со списком аристократии, которую Эммелин хранила до сих пор. Конечно, здравомыслящая леди вряд ли учила бы свою дочь читать по нему, но здесь проявился талант Эммелин к запоминанию. К шести годам она на память перечисляла аристократов, как большинство детей повторяли стихи няни. И её предприимчивый отец, поняв, что этот талант может сослужить хорошую службу в более материальном аспекте, научил свою дочь играть в карты. Но это искусство пригодилось в другое время. – Моя дорогая мама столь многим пожертвовала, чтобы оставаться рядом с моим отцом. – Достав платок, Эммелин приложила его к глазам. Несколько дам в комнате понимающе закивали. «Вот так, – сказала себе Эммелин, – пусть теперь леди Оксли бросит камень в добродетельную и преданную леди Хейли». – Как трогательно, – без капли сочувствия произнесла графиня. – Но теперь вы здесь с нами и совершенно поправились. – Леди Оксли прищурилась, и Эммелин ни на минуту не усомнилась, что эта женщина готовится к её гражданскому убийству. – Как это произошло, дорогая? Как могло быть, что вы так долго стояли на пороге смерти, а сейчас любой, глядя на вас, с трудом представит, что вы хотя бы один день в своей жизни были больны? При этом выпаде все головы повернулись к ним в ожидании ответа, который даст дама, только что появившаяся в свете. – Как вы правы, леди Оксли. – Эммелин приняла вызов. – Трудно поверить, что перед вами та самая женщина. Могу сказать с полной откровенностью, что сегодня меня здесь не было бы, если бы мой дорогой, мой обожаемый Седжуик не пошёл на все ради того, чтобы я осталась в живых. – Седжуик? – переспросила леди Оксли и бросила заговорщический взгляд на свою закадычную подругу, которая тоже недоверчиво усмехнулась. – Да, мой муж, – подтвердила Эммелин так, словно было недопустимо сомневаться в её заявлении. – Вы говорите, что лорд Седжуик способствовал вашему чудесному исцелению? – снова усмехнулась леди Оксли и улыбнулась своим союзникам, собирая войска. – Именно так. – И опять правда была крепким фундаментом. Если бы Седжуик не придумал Эммелин, её сейчас перед ними не было бы. Он был полностью ответствен за её появление в обществе. – Осмелюсь предположить, – леди Оксли дотронулась веером до своих тонких губ, – это его искренняя преданность совершила такое чудо. На этот раз хихиканье и усмешки были более сдержанными. – Совершенно верно. – У Эммелин постепенно складывалось начало истории. Она снова взглянула на двери, но никаких признаков появления джентльменов не обнаружила. К тому же это будет лишь маленькая выдумка, совсем крошечная ложь, о которой даже не стоит вспоминать – во всяком случае, при Седжуике. – Гм, конечно, Седжуик, – пробормотала леди Оксли. – Видите ли, леди Оксли, – сказала Эммелин, не обращая внимания на недоверие этой женщины, – ещё три месяца назад я была так слаба и измучена внезапной болезнью, что не могла даже подняться с постели. Прошлой зимой доктор написал Седжуику, прося его немедленно приехать, так как боялся, что мой конец очень близок. Леди Пепперуэлл сочувственно вздохнула. – Да, – Эммелин, опустив голову, слегка кивнула, – я была очень близка к смерти. – Быть может, не к её порогу, но в тот период у неё определённо была тёмная полоса. То, что она стала леди Седжуик, спасло ей жизнь – без всякого преувеличения. – Что произошло? – решилась спросить леди Пепперуэлл. Несмотря на уверения Мальвины, что эта леди дурно воспитана, Эммелин показалось, что она всё же добрая женщина с отзывчивым сердцем. «Она из тех, кто время от времени приносит мне выгоду», – подумала Эммелин. Прежде это почему-то никогда не беспокоило её, а теперь… – Да что же такого сделал Седжуик? – Своим вопросом леди Дайана вывела Эммелин из задумчивости. – С-седжуик? – запнувшись, повторила Эммелин. – Ах да, Седжуик. Чтобы быть рядом со мной, он сразу же приехал, не обращая внимания на снежные заносы, в которых мог погибнуть. Когда он приехал, замёрзший, почти окоченевший, его страхи были так ясно написаны у него на лице, что меня охватило чувство вины за то, что моё состояние столь сильно его беспокоит. – Краем глаза она заметила, что одна из молодых леди достала платок и вытирает глаза. Эммелин продолжила, увлёкшись своей историей и забыв о том, что с самого начала ей не следовало вступать в разговор. – В ту ночь я услышала, как дорогой Седжуик признался доктору, что не знает, что ему делать, если я умру. – Быть может, жениться во второй раз? – предложила леди Оксли. – Нет, боюсь, нет, – ответила Эммелин. – Вы должны знать, как сверхосторожны бароны Седжуики, когда дело касается женитьбы, так что жениться во второй раз?.. – Эммелин покачала головой. – Нет, я знала, что он больше никогда не женится. И больше всего меня пугало то, что Седжуик будет нести свою любовь ко мне до самой могилы, что он умрёт без наследника… – О, вам же отлично, известно, что у него есть наследник, – вставила леди Лилит. – Конечно, Хьюберт будет наследовать, – ответила ей Эммелин, – но я знаю, что Седжуик мечтает о собственном сыне. О нескольких сыновьях. Как бы он ни уважал Хьюберта и ни доверял ему, он хочет продолжить свой собственный род. – «А не ветвь какого-то нищего родственника», – добавила она про себя и, не обращая внимания на недовольную гримасу леди Лилит, сообщила: – Вот тогда-то я и приняла решение жить. Я сказала об этом Седжуику, и он был так тронут моей решимостью, что не смыкая глаз ухаживал за мной. От леди Оксли последовало ещё одно «гм», но прежде восхищённые ею слушатели на этот раз почти не удостоили её внимания. – Каждое утро он брал меня на руки из постели, настаивая, чтобы я дышала свежим воздухом, иногда сажал меня в кресло под окном. Он заказывал мне к чаю деликатесы из Лондона. – Эммелин смущённо взглянула на своих восторженных слушателей. – Он даже приносил к моей кровати маленькие букетики цветов в те дни, когда моё самочувствие не позволяло мне встать. Жёлтых цветов, так как он знает, что они мои самые любимые. – Теперь Эммелин была полностью захвачена своей выдумкой и без стеснения продолжала, натягивая нить столь туго, что было трудно поверить, что она не оборвётся под грузом её лжи. – Вот так. Его преданность, его вера были бальзамом для моей души. «Эммелин, – часто говорил он, – моя дорогая Эммелин, живи, чтобы я мог провести остаток своих дней рядом с тобой». – Ей удалось выдавить пару слезинок, великолепно украсивших её ошеломляющий рассказ. – А по вечерам он держал меня за руку и читал мне письма моего отца, умоляя запомнить великую любовь, которая заставила мою мать последовать за мужем в Африку, чтобы её пример верности и настойчивости указывал мне дорогу. – Она с благоговением склонила голову, молясь, чтобы её рассказ растрогал всех. И уже казалось, что так и есть, некоторые леди вытирали слезы, больше не боясь вызвать гнев леди Оксли. – С трудом могу в это поверить, – сказала одна из гостей. – Седжуик? Он всегда был таким… таким… Я хочу сказать, леди Седжуик, неужели ваш муж, который всегда был немного… – Эгоистичным, – вставила леди Оксли. – Леди Седжуик, не могу поверить, но неужели вы собираетесь всех нас убедить в том, что барон Седжуик, которого мы знаем, – заботливый и сострадательный человек? – Леди Оксли, – Эммелин выпрямилась, – любовь способна раскрыть в человеке главное. И если барон не всегда был самым внимательным из мужей, могу уверить вас, что позже он понял, как важно быть заботливым и преданным супругом. Позади Эммелин раздался гром аплодисментов, она поспешно обернулась и увидела, что двери в гостиную открыты и оттуда уже вышла группа джентльменов. Один из них – как ей показалось, маркиз Темплтон – задавал тон, хлопая восторженнее всех. Эммелин не было необходимости гадать, как долго джентльмены стояли там и слушали её рассказ, – один взгляд на искажённое негодованием лицо Седжуика поведал ей, что это продолжалось достаточно долго и что она в ближайшее время неминуемо распрощается со своим нынешним положением, с хорошим здоровьем и со счастливой судьбой. |
||
|