"Там, за синими морями…" - читать интересную книгу автора (Кондаурова Елена)Глава 13.Нельзя сказать, что господин Тито-с совсем не ожидал увидеть этим утром свое непосредственное начальство в традиционно белоснежных одеяниях. Точнее, он не ожидал увидеть его так рано. Но серебристый портал его светлости замерцал в кабинете верховного жреца еще до того, как самому Тито-су стали известны окончательные результаты проведенной ночью операции и уж тем более до того, как он сообщил об этой самой операции куда следует. Но еще раньше выхода из портала его светлости из серебристого облака вылетели шаровые молнии, наличие которых дало Тито-су повод предположить, что настроение его светлости отнюдь не самое лучшее, и начать поиски укрытия. К сожалению, в кабинете, не оборудованном на случай войны, таковых обнаружилось прискорбно мало, и самым надежным, как и в прошлый раз, оказался стол. Не теряя времени верховный жрец нырнул под него, и потому момент появления строгого начальства позорно пропустил. Впрочем, не стоит его осуждать. В конце концов, несколько лишних минут жизни еще никому не помешали. А поведение вышедшего из портала белого жреца полностью оправдало действия Тито-са. Потому что первым делом он испепелил стол. – И как мне это понимать? - Рыкнул он на сжавшегося в комок и с головы до ног покрытого серым пеплом верховного ольрийского жреца. – Я…Я… Что именно, ваше благородие?… то есть, я хотел сказать, ваша светлость… вызвало ваше недовольство? - Залепетал Тито-с, уже морально готовый предоставить любые сведения раздраженному начальству. – Ты спрашиваешь, что именно вызвало мое недовольство? - Белый жрец навис над ним, как скала. - Ты полагаешь, что магическое воздействие десятого уровня, от которого до сих пор волны по всему астралу, способно осчастливить меня до конца дней моих, идиот?! – Но… но – Ты хочешь спросить, при чем здесь ты? - Вдруг очень мягко поинтересовался его светлость, словно вмиг утративший весь свой гнев. От этой мягкости язык Тито-са прилип к гортани. Так и не дождавшись от подчиненного вразумительного ответа на свой вопрос, его светлость, все с той же мягкостью заговорил сам. – Я же предупреждал тебя, Тито-с! Еще одна ошибка, и все. Ты ее сделал сегодня ночью. – Но ваша светлость! - Угроза подействовала на жреца, как холодный душ. - Все же получилось, как вы хотели! Она у князя, ее изгой в аду! Скоро свадьба!! – Ты идиот, Тито-с! - Устало возразил белый. - И зачем я вообще с тобой разговариваю? Ты даже не понимаешь, что сегодня она сделала то, чего вообще не должна была делать. – Ваша светлость, но ведь все так удачно закончилось! – Закончилось?!! - Не выдержав взятого тона, взревел его светлость. - А то, что от моего заклятия на забвение остались одни лохмотья, это тоже, по-твоему, удачно? А то, что, при вторичном заклятии есть пятидесятипроцентная вероятность того, что она сойдет с ума и вообще выйдет из-под контроля? Ты будешь решать, что делать с неконтролируемой сумасшедшей, у которой в руках К величайшему удивлению Тито-са, привыкшего решать все вопросы не торопясь, тщательно все взвесив и обдумав, его светлость оказался очень скор как на решения, так и на их реализацию. С его ладони в ту же секунду слетела небольшая шаровая молния и устремилась прямо к верховному жрецу. Он только и успел, что открыть рот для очередного возражения, но его так никто и не услышал, потому что тело Тито-са вспыхнуло ослепительным белым пламенем. Его светлость брезгливо отвернулся. Но ненадолго, потому что все закончилось очень быстро. Несколько мгновений красноречивых потрескиваний пожирающего свою жертву голубоватого пламени, и от верховного ольрийского жреца осталась только пара обломков костей, половина сильно обгоревшей нижней челюсти и кучка пепла. Его светлость, по всей видимости отличающийся любовью к чистоте, подобрал полы своих белых одежд, шагнул к облаку портала, по-прежнему висевшего в углу, и растворился в его серебристом сиянии. Примерно около часа в кабинете ничего не происходило. Никто из монахов не попытался навестить своего настоятеля, а секретарь, еще раньше до полусмерти напуганный криками, доносившимися из кабинета начальника, так и не рискнул заглянуть в замочную скважину тяжелой двери красного дерева. В самом кабинете тишина нарушалась только тиканьем больших напольных часов, привезенных ныне покойным верховным жрецом из Вандеи, где он совершал паломничество по святым местам, и к которым был очень привязан. Однако, часы, похоже, подобной привязанности не разделяли, и не остановились от горя при виде смерти своего хозяина, а продолжали исправно отбивать время над его прахом. Не успел отзвучать последний удар очередного часа, как в том же самом углу снова замерцало облако портала, но на этот раз из него вышел не его светлость, а совершенно другой человек. Вернее, не вышел, а вылетел, да так энергично, что чуть не пропахал носом дорогой ковер покойного Тито-са. Когда же он изволил подняться с колен, то на его… не то, чтобы спине… точнее, на месте, расположенном несколько ниже спины, явно отпечатался след от чьей-то ноги. Вышедший из портала встал и отряхнулся, приводя в порядок свои традиционно черные жреческие одеяния. Потом достал из потайного кармана бумаги, тщательно перевязанные и скрепленные многочисленными печатями. Оглянулся в поисках места, которое было достойно того, чтобы их положить. Стол, который обычно удостаивался подобной чести, к сожалению, находился в столь плачевном состоянии, что никак не мог претендовать на эту почетную роль, и вновь прибывшему пришлось ограничиться секретером. После этого он оглядел кабинет более внимательно, и взгляд его упал на то, что осталось от его предшественника, господина Тито-са. Заметно содрогнувшись, прибывший, однако, проявил редкую смекалку. С помощью двух листов бумаги он осторожно собрал пепел и, здраво рассудив, что удобрения, лучше чем это, просто не бывает на белом свете (ну, разве, что г… навоз!), высыпал его в стоящие на подоконнике горшки с цветами. Обломки костей и половинка челюсти отправились туда же, хотя для этого прибывшему пришлось изрядно повозиться и испачкать руки. Но дело того стоило. О бывшем отце-настоятеле больше ничего не напоминало. После этого пришедший старательно вымыл руки, обнаружив за одной из тяжелых портьер умывальню, принял самый величественный вид, на который был способен, и позвонил в колокольчик, вызывая секретаря. Юный монашек тут же возник в дверях, окинул взглядом разгромленный кабинет, и глаза его сразу стали похожи на две крупные медные монетки. – А?… - Не удержался он от удивленного возгласа. Пришедший невольно поморщился, недовольный отсутствием сдержанности у слуги, но ответил мягко: – Я ваш новый отец-настоятель, сын мой. Можете называть меня отец Вигорий. Будьте добры собрать всех братьев, от которых зависит благополучие этой обители, дабы я мог представиться им по всей форме и вручить утвержденные епархией грамоты. Да, и пригласите кого-нибудь убраться здесь. – А господин Тито-с?… – Он… пошел на повышение. - После секундной заминки с прорезавшейся все-таки ноткой недовольства снизошел до ответа новый отец-настоятель. - Почему вы еще здесь, сын мой? Мои распоряжения должны выполняться в точности и немедленно, иначе я найду вам замену. Вам все понятно? Секретарю все было понятно, и он моментально испарился из кабинета. Что именно он будет делать с невестой князя, Будиан пока не толком не знал. Были кое-какие мысли, но окончательное решение, да еще в таком важном вопросе следовало принимать после серьезных размышлений. И совет умного человека в таком деле был бы нелишним. Поэтому, выйдя от князя, Будиан сразу направился в храм. Хотя время обычной для его сана еженедельной исповеди еще не пришло, он надеялся, что его постоянный духовник господин Тито-с не откажет своему духовному сыну в моральной поддержке. К его огромному удивлению в храме, как правило тихом и строгом в своем благочестии, царила никак не приличествующая этому святому месту кутерьма. Монахи, которые по уставу должны были в данный момент заниматься медитациями, сбивались в кучи и что-то живо обсуждали. Тех же, кто должен следить за ними и пресекать в корне подобные безобразия, вообще не было видно. Мало того, даже служки и послушники, у которых в принципе не должно было быть голоса, вовсю шушукались и переговаривались друг с другом. Будиан подошел к одной из групп монахов, среди которой заметил нескольких знакомых, и его тут же посвятили в причины происходящего, вывалив на него такие подробности, что волосы на голове вставали дыбом. Больше, чем жрецом или монахом, Будиан был ученым, а потому считал себя человеком здравомыслящим. Поэтому он ни на секунду не поверил во все эти глупости насчет нового отца-настоятеля, которые поведала ему впечатлительная братия. И если он и решил уйти сразу после этого, так только потому, что полагал, что для обретения нового духовника сейчас не совсем подходящий момент. Но уйти ему не дали. Как раз в этот момент в монастырском дворе появились старшие братья, которые явно готовились сделать некое объявление, а к Будиану подбежал слегка запыхавшийся секретарь отца-настоятеля. – Брат Будиан! Да хранит вас богиня! Как хорошо, что вы здесь! Отец Вигорий послал меня за вами и просил вас срочно навестить его! Идемте, он у себя, ожидает вас. – Да хранит она и вас, брат мой! - Отозвался на приветствие слегка озадаченный Будиан. - Что же понадобилось от меня отцу-настоятелю? Да еще так срочно? – Отец Вигорий не счел нужным посвятить меня в это, брат Будиан! Но дело, наверное, важное, да и срочное, раз уж он занялся им сразу по вступлении в должность. - Это-то и настораживало Будиана. - Идемте же, брат, как я понял, отец Вигорий очень не любит ждать! – А кто любит? - Философски заметил Будиан, направляясь вслед за секретарем. - Того, кто не раздражается ожиданием, следует еще при жизни причислить к лику святых! Секретарь тихонько хихикнул, полагая, что это шутка, но от комментариев на эту скользкую тему воздержался. Что сойдет с рук высокоученому Будиану, может здорово аукнуться простому секретарю. Отец-настоятель, расположившийся за новым столом в кабинете покойного господина Тито-са, совсем не походил теперь на того человека, который совсем недавно так неудачно вывалился из портала. Его чувство собственного достоинства, а также благообразие истинного пастыря душ человеческих не давало даже повода помыслить о том, что он мог оказаться в такой неподобающей ситуации. – Да хранит тебя Богиня, сын мой! - Ласково поприветствовал он вошедшего Будиана, поднимаясь ему навстречу. – Да не оставит Она вас милостью своей, святой отец! - Ответил тот, склонившись в поклоне. - Да воссияет благодать Ее над нашей скромной обителью! И хочется верить мне, что случиться сие весьма скоро, раз уж она послала нам пастыря, столь известного своим проповедническим даром. Вандейский храм Богини Благодатной лишился своего лучшего настоятеля. – Мы знакомы, сын мой? - Близоруко щурясь, спросил отец-настоятель. - Вы бывали в Вандее? – Одно время мне довелось жить там, святой отец. Я ходил в этот храм, специально для того, чтобы послушать ваши проповеди. – Ну, что ж, рад, что наше заочное знакомство состоялось так давно, хоть оно и было односторонним. Надеюсь, что очное вас не разочарует. А чем вы занимались в Вандее, сын мой? Я слышал, вы ученый? – Да, святой отец. Но в Вандее много своих ученых, а здешний князь предложил мне прекрасные условия, и я согласился. – И правильно сделали, сын мой! Это очень важно для нас - то, что вы имеете влияние на юного князя. Я слышал, что мальчик почти не прислушивается к советам, даже к тем, которые несут в себе божественную мудрость и благочестие. А это весьма прискорбно. Будиан наклонил голову в знак того, что он полностью согласен с тем, что это весьма прискорбно. На самом же деле он слишком хорошо представлял себе, какое влияние оказывают храмы на правителей и какие выгоды из этого извлекают. Теперь ученому стала ясна причина неожиданной милости отца-настоятеля. О спокойной жизни, наполненной только наукой, к которой он всегда стремился, и к которой при первой же возможности сбежал из Вандеи, в ближайшее время можно будет забыть. Но если сожаление об этом и коснулось сердца Будиана, то оно сразу же сменилось смирением. Он слишком хорошо знал, что возражать, протестовать или совершать иные неумные действия совершенно бесполезно. – Кстати, у вас ведь теперь нет духовника? – Да, святой отец. После неожиданного отъезда отца Тито-са я действительно остался без духовной поддержки. – Ну, что ж, я буду рад оказать вам ее, если вы не против, разумеется. – Это огромная честь для меня. - Будиан почувствовал себя связанным по рукам и ногам. Попробовал бы он быть против! – В таком случае, мы можем приступить к исповеди прямо сейчас. Хватка отца-настоятеля напомнила Будиану одну добрую псину породы бультерьер, но в результате все оказалось не так страшно. К грехам Будиана отец Вигорий отнесся весьма снисходительно, так что к концу исповеди ученый даже позволил себе вздохнуть с облегчением. Его прежний духовник был намного более строгим. Что же касается князя, то о нем отец-настоятель расспрашивал деликатно, но при этом, слово за слово, вытащил из Будиана всю имеющуюся у него информацию. И не слишком секретную о характере молодого монарха, и очень секретную о его намечающейся женитьбе на странной невесте. Впрочем, Будиан был не в обиде, потому что отец Вигорий принял проблемы князя близко к сердцу и предложил решение. Связанное с некоторым риском для невесты, но в случае успеха полностью компенсирующее этот риск. В чем заключался интерес храма во всей этой истории, Будиан так и не понял. То ли невесту предполагалось по-тихому ликвидировать, то ли напротив, непременно выдать замуж. То ли она очень нужна, то ли не нужна совсем. Отец Вигорий сильно удивил Будиана еще и тем, что, кроме очень дорогостоящего решения проблемы (Будиан даже боялся предположить, сколько оно может стоить в денежном эквиваленте), пожаловал ему еще и некий амулет для защиты от дамских чар. И это при том, что не далее, как за полчаса до этого Будиан рассказывал ему на исповеди, что этот грех не так уж и мучает его, несмотря на то, что он живет во дворце среди всякого рода соблазнов, как, например, то же тщеславие или гордыня. Или черная зависть к своим более удачливым коллегам, сумевшим в свое время сделать значительные открытия. Но обсуждать решения духовника не следовало, следовало им подчиняться, и Будиан послушно надел на шею цепочку с амулетом, решив про себя, что носить его не будет. Во всяком случае у себя в апартаментах, куда запрещено заходить даже слугам, точно. Вернувшись во дворец Будиан первым делом заглянул к княжеской невесте. Она спала так безмятежно, как только может спать человек под воздействием дыма Чикки - баснословной дорогой травки, привозимой откуда-то из-за моря и ценящейся как раз за свою способность мгновенно отключать сознание. Полезное свойство в некоторых случаях. Невесту вымыли и привели в порядок. У ее постели туда-сюда сновали служанки, занимаясь уборкой, и неподвижно, словно каменное изваяние, сидела Лайра. Сверкнула глазами, когда он пощупал ей пульс и приложил ухо к груди, проверяя дыхание, но ничего не сказала. Зато Будиану стало ясно, почему князь так хочет от нее избавиться. Уходя, он бросил еще один взгляд на невесту. И что они все в ней находят? Глянуть же не на что. Князь сидел у себя в кабинете и пытался работать, но, что он только зря тратит время, было заметно невооруженным глазом. – Ну? - Нетерпеливо спросил он вошедшего Будиана. – И вам доброго утра, ваше высочество! - Отозвался тот. – Пыточная у нас, сегодня, кажется, свободна. - Откинулся на спинку кресла не склонный сегодня прощать неповиновение князь. - Не желаете посетить? – Благодарю, но как-нибудь в другой раз! - Позволил себе улыбнуться монах. - А впрочем, если вам неинтересно узнать, как решить вашу проблему… Князь заметно потемнел лицом, и Будиан понял, что перегнул палку. – Простите, ваше высочество. Я весь к услугам вашего высочества. Короткий, но очень содержательный рассказ ученого доктора не прибавил спокойствия юному князю. Скорее, наоборот. Он встал с кресла и начал нервно мерить кабинет шагами. – Насколько ты сказал, это опасно? – Примерно в тридцати процентах случаев могут наступить необратимые изменения. – Десять тысяч Свигров, Будиан, это слишком много!! – Полностью согласен с вами, ваше высочество. Процент мог быть и пониже. – Но в случае успеха она действительно… все забудет? – Даже имя. Начнет жизнь с чистого листа. Князь подошел к окну, устремил невидящий взгляд за цветные стекла, выложенные в национальный орнамент. Костяшки пальцев, сжатых в кулаки, побелели. – Хорошо. - Глухо сказал он. - Приступайте. Сколько мне ждать результата? – Я точно не знаю, это зависит от многого… Сутки. Может, больше. – Приступайте. - Повторил князь. – Да, и еще. Эта женщина, Лайра… – Избавьте меня от необходимости произносить то, что само собой разумеется! - Раздраженно ответил князь. - Я не хочу больше ничего слышать о ней! Будиан поклонился и вышел. Ну, что ж, будет повод попробовать новый яд. И Будиан приступил к выполнению задуманного. Правда, сначала он выпил с Лайрой вина. За успех предстоящего дела и за дружбу. Хорошее было вино. А за успех дела стоило пить, потому что все оказалось намного сложнее, чем можно было предположить со слов новообретенного духовника. То, что дал своему духовному сыну отец Вигорий, потребовало значительной доработки в виде нескольких тщательно выверенных и соотнесенных между собой и сторонами света пентаграмм, кое-каких дорогостоящих ингредиентов для жертвоприношения, а также значительного выброса сил. И времени! На это ушло гораздо больше времени, чем он предполагал, так что к концу ритуала Будиан был уже вымотан, выжат, как лимон, практически досуха. Ему пришлось использовать все, что оказалось под рукой, в том числе и тот злополучный амулет, который всучил ему отец-настоятель. Но дело того стоило. Даже в том состоянии, в котором он находился, пьяный от усталости и отсутствия каких-либо магических сил, он понимал, что у него получилось. Получилось! - Это слово билось у него в мозгу, когда он засыпал на полу рядом со своей пациенткой на бесполезной уже пентаграмме. Получилось! - Было первое, о чем он подумал, когда проснулся на рассвете, поминая недобрым словом эту свою старую монастырскую привычку. Пациентка не приходила в себя, но это не беспокоило Будиана. Он был уверен, что с ней все в порядке, потому что весь архисложнейший ритуал прошел без сучка, без задоринки. Если бы он сам не видел этого собственными глазами, он бы никогда не поверил, что такое возможно. Потому что всегда, в любом ритуале существовала погрешность. Иногда ее даже специально вводили в расчеты, ибо слишком уж непредсказуемы были свойства используемых ингредиентов. Слеза младенца, например, давала разный эффект в зависимости от того, по какой причине ребенок плакал, желчь черного петуха, зарезанного в полнолуние вела себя иногда совершенно возмутительно, и, как подозревал Будиан, это было связано с расположением созвездий в момент смерти злополучного петуха. Сами по себе эти погрешности были незначительны, но в совокупности могли дать весьма ощутимый эффект. Но на этот раз ничего подобного не было. Все прошло, как по учебнику для первого курса монастырской магической школы, где ни о каких погрешностях вообще не упоминается. Будиану, как умному и недоверчивому человеку, следовало бы, конечно, удивиться и попытаться найти причину такого благолепия, но он слишком устал, чтобы доискиваться до сути. Получилось, и хорошо. Он поднял свою пациентку и отнес ее в кровать. Негоже княжеской невесте валяться на полу, пусть даже и центре магической пентаграммы. Потом как смог стер эти самые пентаграммы, убрал треногу жертвенника и раскрыл окно, чтобы проветрить комнату. От сожженных курений в спальне висел тяжелый душный аромат, забивающийся в ноздри и волосы, как смола, пропитывающий одежду. Пациентка зашевелилась во сне, застонала и забормотала что-то на незнакомом Будиану языке. Он сел с ней рядом, положил руку на лоб, успокаивая, и наклонился над ее лицом, пытаясь расслышать, что она говорит. Неожиданно сквозь густой запах пропитанной благовониями комнаты на него повеяло тонким, свежим, похожим на аромат фиалки, запахом княжеской невесты. Будиан растерялся и сделал вдох. И вместе с воздухом проглотил волну нежности и женственности, этот давно и прочно забытый запах матери. У него закружилась голова, и он резко отпрыгнул от кровати. Это всего лишь запах! - Попытался успокоить он себя. - Только запах, и больше ничего. Так вот что так привлекает к ней мужчин! Всего лишь запах! На всякий случай он отошел подальше. Обет целомудрия пока еще никто не отменял. То ли от его резкого движения, то ли оттого, что время пришло, но его пациентка проснулась. Она вздрогнула и села на кровати, озираясь по сторонам. Взгляд ее наткнулся на стоящего возле окна Будиана. – Вы кто? - В ее голосе звучал не просто страх. Ужас. Странно, но теперь, даже несмотря на явно продемонстрированную неприязнь, она не показалась ему некрасивой. Он поклонился. – Я ваш доктор, ваше высочество. – Разве я была больна? – Да, но теперь вы идете на поправку. Она потерла виски ладонями. – А где я? – Во дворце. Простите, ваше высочество, но вам лучше поговорить обо всем со своим женихом. – С кем?! – Еще раз простите. Будиан поклонился и быстро вышел из комнаты. Пусть князь сам думает, как ей лучше соврать, а Будиан все-таки монах, и не нанимался брать лишние грехи на душу. Отчего-то его совесть, до сего момента пребывавшая в полудреме, сейчас вдруг ни с того ни с сего решила проснуться и подать голос. И обмануть эту воровскую шлюху королевских кровей, которая молча сидела на кровати и сжимала ладонями свою голову так, как будто она вот-вот разлетится вдребезги, показалось Будиану примерно таким же грехом, как, например, ударить ребенка. Князь, сильно осунувшийся и побледневший, открыл дверь сразу, едва Будиан в нее постучал. Значит, не спал! Губы монаха едва заметно искривила улыбка. – Ну, как она? – Все в порядке, ваше высочество. - Не стал мучить его Будиан. Он чувствовал себя слишком усталым для каких-либо игр. - Она здорова, но ничего не помнит. Все прошло удачно. Князь решительно обогнул Будиана и направился к двери. – Ваше высочество! - Решил поумерить его прыть монах. - Вы ведь знаете, как называл ее тот, кого она любила? - Брови князя великолепным, тщательно отрепетированным жестом взлетели вверх. Получилось очень высокомерно. Чего, собственно и добивались. Но уставшего Будиана этот театр не впечатлил, и он спокойно уточнил: - Ну, этот ее любовник-изгой? Лицо князя потемнело. – Послушайте, вы… – Только не надо снова пугать меня пыточной! - Слегка поморщился монах, понимая при этом, что играет с огнем. - Вы хотите, чтобы она к вам хорошо относилась, или нет? Ну, так вот, если хотите, то придумайте ей имя, похожее на то, каким называл ее он. Князь был, конечно, вспыльчивым, но далеко не дураком. – Ее полное имя Арилика, а он звал ее Рил. Но я не могу называть ее грандарским именем, меня не поймут. – А что, если взять сигурийское Ирила? Тогда можно сократить до Рила, или даже Рил, вопросов это не вызовет. Да и по внешности она сойдет за сигурийку, они там все светлые. – Пожалуй. - Нехотя согласился князь. - Хотя, я бы предпочел… нечто более ольрийское. Сигурия - это… не совсем то… – Я знаю. Но, поверьте, так будет лучше. И еще. Вы не думали о том, чтобы сохранить в тайне потерю памяти вашей невесты? Люди подозрительно относятся к таким вещам. – Я уже распорядился. - Слегка раздраженно ответил князь. - Вы думаете, что только у вас есть голова на плечах? – Простите, ваше высочество! - Будиан склонился в низком поклоне. - Усталость играет со мной злые шутки. – В таком случае, извольте идти отдыхать и перестаньте меня задерживать! – Как будет угодно вашему высочеству! Богер влетел в спальню своей теперь уже точно невесты на крыльях любви. – Рил, родная моя! Она посмотрела на него круглыми от удивления глазами и начала поспешно отодвигаться на другой край кровати. – Рил, солнышко, ты, что, боишься меня? - Он медленно протянул к ней руку. - Не надо, милая, я не сделаю тебе ничего плохого! Ну, же! Дай мне руку! Она смотрела по-прежнему недоверчиво и руку протягивать не спешила. Тогда он присел на край кровати и тихо и неторопливо, по опыту зная, что это лучше всего действует на испуганных людей, начал рассказывать ей кто она и как сюда попала. Он был абсолютно уверен, что это именно то, что ее сейчас больше всего интересует. И действительно, Рил слушала внимательно, и, по крайней мере, не шарахалась от своего будущего мужа. По его словам выходило, что встретил и полюбил ее давно, но она была в рабстве, и выкупить ее не удавалось, какие бы деньги он за нее не предлагал. Но к ней там плохо относились, она заболела, и ему пришлось силой отбить ее у хозяев. Он понимает, что поступок не очень хороший, бросающий тень и на него, и на нее, но другого выхода у него не было. Откуда она родом он не знает, но подозревает, что из Сигурии, так как зовут ее типично сигурийским именем Ирила, да и ее внешность говорит сама за себя. По всей видимости она из хорошей семьи, но вернуться домой она не сможет, потому что в рабство ее продали ее родственники, и возвращаться ей некуда. Что же касается ее болезни, то теперь уже все в порядке и никаких проблем со здоровьем у нее больше нет, за исключением потери памяти. Но доктор заверил, что она непременно восстановится, и, возможно, очень скоро. Так что свадьбу откладывать не стоит, равно как и ставить в известность подданных об этом досадном недоразумении (они должны думать, что их правители всегда полны сил и здоровья, и только и делают, что пекутся о благе своего народа - не стоит их разочаровывать!). – А для того, чтобы ты пришла в себя, я отвезу тебя в нашу летнюю резиденцию в Кадовец. Там тихо, красиво, тебе понравится. Отдохнешь, успокоишься. Отправлю туда портних, пусть готовят наряды, зачем время зря терять? Совершенно огорошенную этим монологом Рил хватило только на то, чтобы робко возразить: – Может, не стоит так торопиться со свадьбой? На что получила резонный ответ: – А разве мы торопимся? До нее еще почти целый месяц! Раньше никак не получится. Надо пригласить родню из других стран, хотя бы близких, да и подготовка займет немало времени. В своей звенящей от пустоты голове Рил не нашла ничего, что дало бы ей повод для отказа, но и оснований для согласия там тоже не было. Поэтому она промолчала, что и было истолковано ее женихом в свою пользу. На другой день ее в сопровождении одной-единственной служанки под усиленной охраной отвезли в летнюю резиденцию. В Кадовце Рил, как и следовало ожидать, ничего не вспомнила. Если бы она смогла сравнивать свой прошлый опыт по потере памяти с нынешним, она бы поразилась тому, насколько тогда ей было легче. На этот же раз все проходило очень сложно. Окруженная всей возможной роскошью, а также заботами влюбленного жениха вкупе с целой армией слуг, она медленно сходила с ума от тоски. Бледная и потерянная она, как тень, бродила по старинному замку, в котором проводили жаркие летние месяцы несколько поколений княжеских предков. Ее прежняя жизнь предала ее, растворившись в сером мареве беспамятства, и даже сны, которые она видела по ночам, терялись в нем, не давая ей никакой возможности хоть с чем-то соотнести себя в этой реальности. Взявший на себя обязанности ее духовника старенький монах, всю жизнь прослуживший княжеской семье, как мог, старался отвлечь невесту князя от мрачных мыслей, но это у него плохо получалось. Рил покорно выслушивала его рассказы о деяниях Богини, о ее доброте и милосердии, еще покорнее - наставления о том, как должна вести себя любая порядочная женщина, и княгиня в особенности, но никакого личного интереса ни к религии, ни к порядочности не проявляла. Равно как и к этикету, которому ее спешно обучали две специально приглашенные родственницы князя. Разве что танцы, которым ее тоже обучали, заставляли ее ненадолго оживиться, но после них тоска становилась еще горше, хотя, по мнению окружающих, для нее не было никаких оснований. Ее жених окружал ее таким вниманием, что грех было вообще на что-то жаловаться. Она и не жаловалась, и даже честно пыталась радоваться, когда он дарил ей очередной подарок, но губы помимо воли растягивались в дежурной улыбке, в которой не было ничего искреннего. К князю у нее было двойственное отношение. Когда он улыбался ей и называл ее Рил, на сердце у нее заметно теплело, но стоило ему прикоснуться хотя бы к ее руке, как все ее тело натягивалось, как струна, и Рил казалось, что она сейчас зазвенит от невозможности происходящего. Все когда-нибудь заканчивается, закончился и этот месяц. Рил так и не пришла в себя, но ни для кого, и для князя в первую очередь, это не стало причиной для того, чтобы отложить свадьбу. Торжественный день настал, и Рил в роскошном платье и не менее роскошных драгоценностях прибыла в храм в сопровождении своего жениха. Сначала на площади перед храмом Бога-Отца при большом стечении народа она подтвердила свое право на престол, прикоснувшись к красному кристаллу, ради такого случая со всеми почестями вынесенного из храма. Камень вспыхнул таким ярким светом, что, несмотря на солнечный день, от него стало больно глазам. Рил недовольно зажмурилась и убрала руку. Несколько мгновений стояла полная тишина. А потом площадь взорвалась радостными воплями. Люди словно в одночасье сошли с ума, они кричали, смеялись, обнимали друг друга. Молодой князь, наверное, от избытка чувств, встал перед ней на колени, чем смутил свою невесту так, что она не знала, куда деваться. К счастью, неловкая для нее ситуация не затянулась, жених снова взял ее под руку и, явно торопясь, повел в храм Богини-Матери. Это было несколько невежливо по отношению к подданным, но на этот раз никто его не осудил. . Церемония венчания привела невесту в крайне подавленное состояние. В конце его, по освященному веками ритуалу, она должна была подать руку князю, но она только смотрела на него затравленным взглядом и не смогла этого сделать. Пришлось самому князю, сцепив зубы, взять ее за руку и провести вокруг статуи богини. Их брак стал действительным. Весь город ликовал, на улицах выставили угощение и выпивку. Повсюду звучала музыка, люди танцевали и веселились. Только Рил было не до смеха - предстояла брачная ночь, и она, притихшая, сидела в уголке открытого экипажа, пока князь приветствовал толпу подданных. В этот день еще одному человеку было не до веселья. Таш, который еще не оправился от своих ран, лежал на своей постели, отвернувшись к стене и хотел умереть. Внизу хлопнула дверь - это вернулись с праздника Самконг и его беременная супруга. Немного погодя раздались шаги на лестнице, ведущей в его комнату. Значит, есть новости. Они вошли, оба нарядные и красивые, и от их вида Ташу стало еще хуже. Он не хотел выставлять себя идиотом, задавая вопросы, но это было сильнее его. – Ну, как она? - Безразличным тоном, который никого не мог обмануть, спросил он присевшую рядом с ним Пилу, по опыту зная, что Самконга спрашивать бесполезно, он все равно не ответит. И правда, Самконг выругался и отвернулся, а Пила начала рассказывать. – Выглядела она великолепно, как впрочем, и всегда. Только похудела немного, но ей даже идет. Такая аристократическая бледность… А платье, о богиня, какое на ней было платье! - Не удержавшись, Пила закатила глаза. Таш мрачнел с каждым словом, и Самконг перебил выбравшую неподходящее для восторгов время супругу. – Пила, хватит! Эта предательница действительно была разряжена как кукла, князь вился около нее, как кот вокруг горшка со сметаной, а народ на площади просто бесился от радости! - И с горечью добавил, намекая на раны Таша, которые все никак не хотели заживать. - Жаль, что ты всего этого не видел! - А потом снова вызверился, вспомнив о причине всех их неприятностей. - Все, Таш, это - все! Теперь все кончено! Забудь про нее, или я перестану тебя уважать! Теперь настала очередь Пилы заткнуть ему рот. – Милый, замолчи! Если бы это было так просто, он бы уже это сделал! Самконг в бешенстве начал мерить шагами комнату. – Я не могу видеть, как мой друг умирает из-за дрянной девчонки, которая предала людей, которые до конца защищали ее! И из-за чего? Из-за горсти блестящих камешков?! Или из-за этого придурка, который нам всем устроил веселую жизнь?!! Почему она тогда так рьяно отказывалась от него раньше? Объясни мне, Пила, я не понимаю! Мы десять, нет, сто раз могли вытащить ее из этого треклятого дворца, я рисковал столькими людьми ради нее, но она каждый раз заявляла, что она нас вообще не знает! Какая наглость, вы только подумайте! Нет, Таш, зря ты не разрешил утащить ее оттуда силой, по крайней мере, мы заставили бы ее объяснить всю эту ерунду!! Таш не стал комментировать свое тогдашнее решение, потому что, по его мнению, оно в комментариях не нуждалось. Кто Богер? Князь. Кто он сам? Изгой. А кто Рил, не считая того, что она самая прекрасная в мире женщина и свет в окошке для старого клейменого грешника? Вот то-то и оно. И кто из них сможет дать ей нормальную жизнь, в которой не страшно будет рожать детей? Самконг молча отвернулся к окну, заметив, что его доводы, как всегда, не произвели на его друга должного впечатления. Пила осторожно взяла Таша за руку. – Не сердись на него, - мягко попросила она. - Он только кричит так, а на самом деле, приложил столько усилий, чтобы мы сегодня были на площади! Столько денег выбросил на ветер за какой-то обшарпанный балкон! И знаешь, о чем там шушукался народ на площади после церемонии? Она не подала ему руку. Представляешь, невеста перед обходом статуи не подала руку! Князю самому пришлось это сделать, но жрецы промолчали, и брак посчитали свершившимся. - Она немного помолчала, а потом повернулась к мужу. - Я знаю, что ты будешь сердиться, милый, но я все равно скажу. Таш, она не по своей воле с ним. Чует мое сердце, не по своей! Когда после церемонии князь повел ее к экипажу, вид у нее был какой-то… не такой, как будто это и не Рил вовсе…ее даже наши закорючинцы не узнали, решили, что просто похожа, я слышала, как они кучкой собрались и обсуждали! Ты представляешь, князь объявил, что выкупил ее из рабства где-то на севере, и ее с нами вообще никто не связывает! И потом… - она не смогла продолжить, потому что Самконг обнял ее и повел вниз со словами: – Ну все, хватит ему голову забивать всякой ерундой! Чем быстрее он забудет ее, тем лучше! Пойдем, пускай отдыхает. Таш слушал, как они спускаются по скрипучей лестнице, и первый раз за эти черные дни почувствовал себя живым. Сквозь безысходность и отчаяние в его сердце стали появляться ростки надежды. Он выпростал из-под одеяла правую руку и левой рукой и зубами начал распутывать узел на бинтах. Это было тяжело и неудобно, Заген вязал узлы, как заправский моряк, но звать на помощь он никого не собирался. Наконец, Свигров узел прекратил свое существование, и Таш начал торопливо избавляться от пропитанных мазью бинтов, открывая большой ожог на внутренней стороне правой руки. Он повернул руку и попытался сжать ее в кулак. От боли потемнело в глазах и накатила дурнота. Этот подарок от вандейцев он получил, когда они, собравшись в кучу, оттеснили его туда, где коридор уже напоминал раскрытую пасть горящей печи. Как ему удалось тогда вывернуться, он не понимал до сих пор, да это было уже и неважно. Зато его клеймо изгоя, эта печать отверженности и позорного рождения, оказалась надежно спрятанной под этим благословенным ожогом, обещающим со временем превратиться в шрам. И только самый отъявленный идиот мог заподозрить Таша в том, что он прижег самого себя нарочно, для того, чтобы замаскировать клеймо. Конечно, потом оно опять вылезет, да и любой жрец со временем легко сможет его увидеть, но это только если дать повод. А Таш никому никакого повода давать не собирался, потому что на кону в этой игре стояла Рил. Немного погодя он встал с кровати и поковылял вниз. Ему предстояло много работы. |
|
|