"Мракобес" - читать интересную книгу автора (Хаецкая Елена Владимировна)22 июня 1522 года, св. АльбанОбнаженная женщина лежала на лавке. На пересохших губах запеклась кровь. Губы шевелились, выталкивая все новые и новые слова. Иеронимус фон Шпейер стоял в ногах скамьи и безразлично смотрел на эту содрогающуюся окровавленную плоть. Когда она замолчала, он сделал знак палачу, жилистому малому в кожаном фартуке, и тот окатил женщину ведром холодной воды, в который уже раз вырывая ее из небытия. Иоганн Штаппер, писарь, усердно строчил, скорчившись за маленьким столиком. …Обвиняемая Рехильда Миллер, будучи подвергнута допросу под пытками, созналась в том, что вступила в преступные сношения с дьяволом, который обучил ее множеству мерзостей. По наущению дьявола и с Божьего попустительства означенная Рехильда Миллер творила свои черные дела, как-то: убийство своей родственницы, Маргариты Дорн, убийство нищего, известного в городе как Тенебриус, убийство своей прислуги, Анны Занг, известной также под прозвищем Вейде («Лужайка»)… Принимая во внимание тяжесть преступлений, совершенных Рехильдой Миллер… Она звала, звала его – своего господина. Того, кто показал ей великолепие мира и научил радости властвовать. И он пришел, и его красота была такой, что ей стало больно. Он провел пальцами по ее страдающему телу, и оно перестало воспринимать боль. Но потом появился другой – безобразный, с темными волосами и тяжелым взглядом. И светлый господин отшатнулся, тонкие черты его исказились, и женщина с ужасом заметила в них тот же страх, что терзал ее. Несколько мгновений Иеронимус смотрел на дьявола, а потом процедил сквозь зубы: – Пшел вон. И Агеларре съежился и уполз куда-то в темную щель. Рехильда смотрела, как мерцает искорка – в дальнем углу, там, куда упирался желобок для стока крови. А потом искорка погасла. И вернулась боль. Той ночью Рехильда снова пришла к Тенебриусу, своему учителю. Пришла, кипя от гнева, переполненная горем. Старик услышал, как она скребется под дверью, отворил. Рехильда вошла и с порога сказала: – Вейде умерла. – Не забивай мне голову, – рассердился Тенебриус. – Эка новость. – Ты виноват в ее смерти, – сказала Рехильда, еле сдерживая ярость. – Я в глаза ее не видел, твою Вейде, – напомнил женщине старик. – Ты, – с ненавистью повторила Рехильда. – Отчего девчонка померла? – спросил Тенебриус деловито. – От яда. – Сама и отравила, поди? Рехильда сдалась – заплакала. – Я не убивала ее. – Ладно тебе по какой-то дуре убиваться, – миролюбивым тоном проговорил старик. – Цена ей была в базарный день два гроша. Благодаря тебе она лишних два года на этом свете проторчала. Без тебя подохла бы куда раньше. Об этом думай, а не о глупостях, которые по бабьему делу натворила. – Я на похороны не пошла, – сказала Рехильда. – Обрядила ее, мою девочку, и отдала в руки соседей. – Ну и дура, что не пошла. Теперь говорить начнут, что ты извела и что боялась рядом встать, чтобы из девки яд не пошел. Знаешь ведь, что в присутствии убийцы из отравленного начинает вытекать отрава. Из ушей, из носа, изо рта… – Перестань, – взмолилась Рехильда. – Не перестану! – озлился старик. – Молода еще учить меня. Ходишь ко мне, так слушай, когда я говорю. – Ты мало говоришь. – На большее у тебя все равно ума не хватит. – Я не хочу, чтобы из-за моего невежества гибли люди. – Чем больше ты будешь знать, тем больше людей будет умирать из-за тебя, Рехильда Миллер. Таков закон. Причиняемые человеком разрушения становятся страшнее по мере возрастания его возможностей. – Ты должен научить меня, – повторила Рехильда с непонятной угрозой в голосе. – Мне некогда. Я устал. Я очень устал. Тенебриус помолчал, пошевелил грязными пальцами босых ног. – Устал. Надоела. Блядища. Уходи. – Это я устала ходить к тебе, как побирушка, выцарапывать из тебя жалкие крупицы! – закричала Рехильда Миллер. – Старый вонючий козел! – Убирайся. – Дай мне хотя бы книг, – в исступлении крикнула женщина. – Дай мне книги, и я прочту их. – Сперва научись читать! – Николаус учил меня, я уже знаю буквы, – запальчиво сказала Рехильда. – Я хочу приносить людям добро, только добро. – От баб одно зло. Я бы стал учить мужчину, если бы он пришел. Но мужчина не приходит. Рехильда выпрямилась во весь рост, скрестила руки на груди. – Но я должна знать, – сказала она. – Знать то, что скрываешь ты. Где ты хранишь свои знания, Тенебриус? – В голове, – рявкнул старик и снова затрясся от хохота. Женщина отвернулась, пошарила возле печки. И неожиданно в ее руках оказалась кочерга. – В голове? – переспросила она странно севшим голосом. – Хорошо, я открою этот тайник. Старик поднял руку, беспомощно прикрыл лицо. Удар кочерги обрушился на копну грязных волос. Раздался хруст. Тенебриус упал. Женщина промахнулась, кочерга лишь задела кость, и старик был еще жив. Он копошился на полу своей хижины, бил ногами, в горле у него клокотало. Рехильда размахнулась и ударила второй раз. Попала по руке, перешибла кость. Старик откатился в сторону. Третьим ударом она разворотила ему ребра. Обезумев от ужаса, выдернула кочергу из изуродованного тела и наконец раскроила голову. И хлынула не кровь и не мозги. Труха и пыль потекли из страшной зияющей раны. Отбросив кочергу, Рехильда встала на колени, запустила руку в рану. Вынула свиток, потом второй, третий. Всего их было девять. И каждый, оказавшись на открытом воздухе – пусть даже это был спертый воздух хижины – сразу чернел и рассыпался в прах. – Я убила его за то, что он не хотел меня научить. Он дал мне неполное знание, это хуже, чем никакого. Я хотела добыть его книги. Он посмеялся надо мной, он посмеялся над Агеларре, уже за одно только это он был достоин смерти. – Расскажи, как ты убила Вейде. Вейде. При звуке этого имени сердце Рехильды болезненно сжалась. Такая нежная, такая беспомощная, остроносенькая девочка с испуганным взглядом. Вейде была по-собачьи привязана к своей госпоже, ела из ее рук, готова была спать у ее постели. Когда Рехильда занялась составлением нового противоядия, девочка сидела у ее ног, смотрела. Ей ничего не нужно было, только находиться рядом, угождать, ловить каждое слово Рехильды. Красивой, доброй. Закончив работу, Рехильда вытерла руки. А потом что-то подтолкнуло ее, и она взяла с полки коробку, где хранила яды. Велела Вейде принести вина. Та повиновалась, вернулась быстрее молнии. Рехильда бросила в бокал щепотку яда. Встала – в одной руке бокал с отравой, в другой – с противоядием, чудесным даром Тенебриуса и Агеларре. И девочка тоже встала, повернулась к своей госпоже, запрокинула лицо, доверчиво улыбаясь. Рехильда протянула ей бокал с ядом и сказала: – Пей. Вейде взяла, подержала мгновение в руке и не задумываясь выпила. Любящим взором следила за ней Рехильда, свято веря в чудесные свойства своего противоядия. И дала девочке второй бокал, с противоядием. И снова сказала: – Пей. И Вейде выпила второй бокал. А потом побледнела и осела на пол. Она умерла почти мгновенно. Как будто заснула у ног своей госпожи. …Страдающему от лихорадки можно присоветовать обратиться к топазу, прозрачному драгоценному камню, и пусть в хлебе, или мясе, или любом другом кушанье сделает этим камнем три углубления. И пусть нальет в них вино и увидит в этом вине свое отражение. И пусть скажет: «Созерцаю себя в вине сем, как херувим в зерцале Божьем, дабы сия лихоманка оставила меня и сия лихорадка сошла с меня в отражение мое». Пусть делает так трижды в день, и исцелится. Если же в хлебе, или мясе, или в любом другом кушанье, в воде, вине или любом другом напитке заключается яд, и топаз лежит поблизости от этого кушанья или питья, то поднимется шум великий, как если бы рядом плескало море, как если бы невдалеке волны прибоя с силой бросали на скалы мусор от кораблекрушения… Волны с силой обрушивались на скалы, разбивая об их крутые острые бока мусор кораблекрушения, и имя скалы было Рехильда Миллер. Она задыхалась. Волны причиняли ей нестерпимую боль, сломанные мачты ранили ее тело, мокрые паруса залепляли рот и глаза. – Она еще не очнулась, – донесся голос Иеронимуса. Вторая волна. Третья. Рехильда простонала, шевельнулась, и Иеронимус поднял руку, останавливая палача с занесенным было ведром. – Я не хотела убивать Вейде, – пролепетала Рехильда Миллер. – Это вышло случайно. Иеронимус фон Шпейер долго смотрел на нее своим непонятным тяжелым взглядом. Потом сказал: – Злые поступки совершаются добровольно. |
||
|