"Подумаешь, какие-то шарики…" - читать интересную книгу автора (Горбачевская Елена)

2

Здание было поистине огромным. Величественные лестницы со светлыми мраморными ступенями, великолепные окна… Только вот мне было не до того, чтобы любоваться архитектурными изысками. За мной гонялся вампир. То есть с виду он был совершенно обыкновенным, даже можно сказать симпатичным молодым человеком, похожим на Киркорова, и только я одна видела хищные клыки, которые приоткрывались в плотоядной улыбке. В ужасе я убегала по бесконечным маршам лестницы, но он уже поджидал меня впереди. Я испуганно бросалась в длиннющий, устланный коврами коридор, но он каким-то образом успевал раньше и уже ждал меня возле поворота. Тогда я в отчаянии подбежала к огромному окну, распахнула его и увидела свисающие откуда-то сверху веревки. Выхода не было, и я, схватившись за эту веревку, отсекла ее снизу мечом и, подобно Тарзану, перелетела на карнизик другого крыла этого же здания прямо напротив какого-то окна. Как я ухитрялась держаться на этом карнизе — ума не приложу, но мой преследователь был уже тут как тут, скалил клыки. Неужели единственная моя надежда — этот жалкий, кое-как сделанный странный меч? В отчаянии я огляделась и заметила кнопку звонка, которую кто-то предусмотрительно поместил рядом с запертым окном. Изо всех сил я нажала на нее, и всю округу огласила заливистая трель. Почему же не открывают? Умерли они все там, что ли? От этого звона и мертвый бы проснулся!

Я встряхнула головой. Мертвой я, слава Богу, не была, а потому тем более проснулась, ибо телефон продолжал упорно разрываться прямо под ухом, рядышком с тахтой. Я сняла трубку и промычала что-то нечленораздельное.

— Лена, ты? — раздался знакомый голос. Это была Федоровна, моя двоюродная сестрица.

— Мыгы…

— Ты что, спишь?

— Мыгы… С вампиром сражаюсь, — я несла полную околесицу.

— С ке-ем? — обомлела сестра.

— Не обращай внимания, просто бред какой-то снился как раз, когда ты позвонила.

— Ладно, давай просыпайся, буди своих мужиков. Мы заедем за вами через час, так чтобы были готовы.

— А который час? — наконец-то я произнесла что-то осмысленное.

— Уже десять, так что давай шевелись.

С ума сойти! Точно, начало одиннадцатого! Проспали самым конкретным образом. Хорошо, хоть Федоровна подстраховала и позвонила! Я распинала мужиков и помчалась готовить завтрак.

Вот же елки-палки! Ведь уже несколько дней назад собирались в это воскресенье отправиться с родственниками на их так называемую «дачу», а вчера забыли завести будильник и проспали самым позорным образом, думала я, зевая и насыпая кофе в кофемолку. Чайник закипел. Отлично, я заварила чай для Сани, который по малолетству кофе не употреблял, плеснула кипятку в джезву и стала помешивать ароматный напиток специальной ложечкой. На запах тут же появился Сережа, мой муж, и вскоре вся семья уже завтракала. Кажется, успеваем.

Вообще-то мое глубочайшее убеждение гласит, что человечество, особенно та его часть, которая проживает на одной шестой части обитаемой суши, четко делится на две категории — дачников и неудачников. Причем себя я однозначно относила ко второй категории. Не в смысле того, что жизнь не заладилась, и я в тоске ожидаю старости, нет. Хотя, конечно, такой комплект из 33 несчастий, который представляла собой Елена Горбачевская, к везунчикам отнести можно было с большой натяжкой.

Но дело не в этом. Я гордо именовала себя «не у дачницей» лишь в противоположность самому понятию «дачник». Потому как мое представление о счастье слабо ассоциировалось с бесконечным стоянием раком среди сорняков в огороде, задравши к светилу ту часть своего тела, на которой среди нормальных людей принято сидеть и в которой лично у меня к тому же проживает интуиция.

При этом же я совершенно искренне считала, что к выращиванию овощей и фруктов, равно как к любому виду деятельности, нужно иметь определенный талант. Такой, например, как у моей свекрови. У нее настолько «легкая рука», что, воткни она в землю лопату и, не дай Бог, забудь ее в огороде, так через пару дней та пустит корни и пойдет ростками. Немудрено, что с жалких нескольких соток Сережины родители всегда собирали поистине фантастические урожаи.

А такого таланта ни у меня, ни у кого-либо из членов моей семьи обнаружено не было. Поэтому я раз и навсегда объявила себя «не у дачницей» и закрыла эту тему.

До недавних пор я была глубоко убеждена, что именно к этой же самой категории принадлежит и моя двоюродная сестра Федоровна. Строго говоря, ее вообще-то зовут Людой, но мне почему-то «вкуснее» звать ее по отчеству. Ну, а с учетом того, что даже ее старший сын величает собственную мамулю генералом Людмилом Федоровичем, мне тем более простительно.

Так вот, Федоровна вместе со свои мужем Мишей, кадровым военным, объездила практически весь Советский Союз. При этом в каждой квартире, которую им выделяли, независимо от времени проживания в оной, она всегда наводила идеальный порядок. Точно так же обстояло дело, когда они получили жилье здесь, в Минске, после очередного Мишиного перевода. Она собственными силами в рекордно короткий срок сделала ремонт, и спустя какой-то месяц все сияло, сверкало и блестело, каждая чашка, катушка ниток или ручка имела свое определенное место. Короче говоря, Федоровна относилась к той редкой категории хозяек, у которых даже сопли, и те на вешалке висят.

Но копание в грязной, совершенно нестерильной земле, от которого моментально портится маникюр? Но отсутствие элементарных цивилизованных удобств и в особенности горячей воды? Но спартанская обстановка и поедание пищи в антисанитарных условиях? Все это слабо ассоциировалось с привычным образом жизни моей сестрицы, поэтому я была более, чем удивлена, когда Федоровна обзавелась дачным участком. Это было настолько странно, что, когда она пригласила нас проехаться с ними в выходной день на дачу, я незамедлительно согласилась. Исключительно из чистого любопытства и разве что из желания провести погожий майский денек на природе всем семейством. Насладиться, так сказать, гармонией природы и своей к ней причастности.

Позади остался не один десяток километров по асфальтированному шоссе, и вот уже с полчаса армейский «козел» резво и весело скакал по колдобинам проселочной дороги. Только что не мемекал от удовольствия и не порывался пощипать травку. Какая это все-таки прекрасная машина, в который раз подумала я, судорожно цепляясь за ручку на дверце. Мало того, что она едет, да еще и довольно быстро, по дороге, по которой и пешком-то сложно пробраться, так еще и сколько народу в себе везет! Слева на переднем сиденье, как положено, находился водитель Вася с лычками младшего сержанта на унылых зеленых погонах. Справа от него восседал солидный Михаил Иванович, которого Вася величал не иначе как «товарищ полковник», а непосредственно за ним разместилась Люда.

Как часто водится в семействах военных, в том случае, если муж имеет чин полковника, то жена является как минимум генерал-лейтенантом. Поэтому смело и решительно, с полной мерой ответственности, она с первых же метров поездки взяла бразды правления в свои руки, руководя и направляя не только машину, но и беседу в салоне оной. Точнее, беседу она практически вела в гордом одиночестве, потому что даже при сильном желании вставить в ее монолог хотя бы одну реплику было невозможно. Вот мы с Сережей и жались рядышком молчком-бочком.

Похоже, что лучше всего было детишкам, Саньке и Оле, младшей дочери Миши и Люды. Несмотря на солидную разницу в годах между мной и Федоровной, Оля была всего лишь на год старше Сани, и они прекрасно ладили между собой. Особенно когда дело касалось того, чтобы утворить какую-нибудь шкоду. Вот и сейчас детишки были счастливы до полного неприличия, потому как их усадили на самые задние сиденья, полубагажные-полуприставные, отделенные от основного салона, и они могли, глядя в заднее окно, воображать себе все, что угодно. Лишь изредка до нас доносились их счастливые взвизги по поводу того, что вон та красная машина за ними гонится, а там, наверное, сидят бандиты, надо удирать побыстрее. Зато черная машина отстала, ура, так им и надо. И так далее в том же духе.

А мы были полностью погружены в планы развития дачи, один из которых был грандиознее другого. Ну, до собственного бассейна пока, правда, не доходило, а вот этаж громоздился на этаж, покрываясь балконами и верандами. А внутри ровным строем маршировали гарнитуры, заставляя собой комнаты и кухню. Только бы не забыть про вешалку для соплей на случай насморка, подумала сама себе.

Тем временем бодренький «козлик» доскакал до места и остановился. Мы, находясь в предвкушении, выбрались наружу и застыли.

Ибо «дача» представляла собой участок в чистом поле, а в качестве архитектурных изыском можно было рассматривать разве что колышки, которые огораживали его по четырем углам.

Ага, балконы, понимаешь ли!

Строго говоря, насчет чистого поля я тоже несколько погорячилась. Поскольку пространство, отведенное под дачные участки, представляло собой бывший лес, в котором были выкорчеваны деревья, а израненная земля сплошь была покрыта вытащенными из земли корнями, обломанными ветками и ошметками коры. Только в одном я была совершенно права — колышки, покрытые засохшими листиками, четко и строго ограничивали пространство «латифундии». Как пограничные столбы А само поместье, как говорит моя мама, хорошая баба могла бы задницей закрыть. Как тут смог бы разместиться вымечтанный дворец, понятия не имею, но Федоровну это, похоже, совершенно не смущало, потому как с просто таки фанатичным энтузиазмом она ринулась навстречу своему сельскохозяйственному будущему. За ней понуро поплелся Миша. Делать нечего, мы с Сережей переглянулись и присоединились к родственникам.

И снова в самой выигрышной ситуации оказались детишки. Поскольку по причине малолетства никому в голову не приходило загружать их тяжелой физической работой, то на их долю досталась уборка сучьев и кореньев за пределы «усадьбы» под руководством водителя Васи. При этом попутно можно было играть в индейцев, пиратов и железного дровосека сразу.

А мы поплевали на ладошки и принялись ковырять лопатками слежавшуюся землю.

Между тем детишки настолько увлеклись порученным им заданием, что не только вытащили с участка все, что хоть как-то напоминало корни и ветки, но и с жизнерадостными воплями принялись вытаскивать из земли те коренья, которые еще почему-то там остались. Это уже была игра в поиски клада, который по очереди становился то разбойничьим, то королевским. Чем бы дитя не тешилось, как говорится, абы не вешалось! Правда, через часок-другой таких занятий приличные, в общем-то, детишки европейской наружности более всего стали походить на диких негритят. Что ж, теперь простор для игр расширился аж до размеров Африки.

Вдруг Саня притих. То есть перестал оглашать радостными криками прилегающие окрестности, и я еще подумала, из-за чего же мне вдруг стало так хорошо? А ребенок просто-напросто забился в самый угол территории, огороженной колышками, и, сосредоточенно пыхтя, что-то выковыривал из земли. Привлеченная непривычной тишиной, к нему незамедлительно присоединилась Ольга. До нас изредка доносились обрывки их реплик.

— Здоровый какой! Никак не вытащить! — сетовал Саня.

— А если здесь снизу попробовать?

— Да никак зацепить не могу…

— Давай вместе, — предложила Оля.

— Ага, берись тогда вот тут.

Некоторое время до нас долетало лишь сосредоточенное пыхтенье.

— Не выходит, — отдувался парень.

Ольга только молча кивала.

— Слушай, Оль, странный он какой-то, даже совсем на корень не похож — через некоторое время задумчиво произнес Саня.

— Точно, — поддержала его девочка. — Гладкий какой-то, без коры, и такой твердый!

А солнце тем временем знай себе топало по небосводу, и когда его лучи стали совсем уже припекать, Федоровна дала сигнал к обеду. Утверждать, что я расстроилась таким оборотом дела, было бы сильным преувеличением. Окинув взглядом нашу дружную фермерскую команду, я поняла, что не одинока в своих чувствах. Только детишки были расстроены тем, что их оторвали от такого интересного занятия.

Поскольку роскошные апартаменты с камином, свечами и развешанными на стене шкурами существовали только в воображении Федоровны, пришлось что-то срочно придумывать насчет места обеда. Распаливать костер на собственной фазенде — ну совершенно дурной тон, и поэтому вся компания дружными рядами направилась к ближайшему лесочку. Я, глупенькая, почему-то решила, что за оным непременно должно скрываться озеро, в котором можно было даже попытаться отмыть детей. По крайней мере, на время обеда.

— Какое озеро! — рассмеялась Люда. — Там болото сплошное. А насчет детей — не волнуйся, я все предусмотрела. В машине — две канистры воды, хватит и сейчас руки помыть, и перед отъездом.

Через некоторое время на симпатичной полянке уже весело пылал костерок, вокруг которого собралось все семейство, включая и водителя.

— Не понимаю, Лена, почему ты до сих пор не взяла себе участок? — удивлялась сестрица.

— Еще чего не хватало! — буркнула я, потирая ноющую поясницу. — И так в этой жизни радостей — раз, два — и обчелся, а тут еще самому себе устраивать добровольную каторгу!

— Ну какая же это каторга? — искренне удивилась она. — Природа, красота, свежий воздух!

— Знаешь, сестрица, я, пожалуй, послушаю что-нибудь о прелести свежего воздуха и пользе для здоровья из твоих уст не сейчас, а завтра, — скептически заметила я. — Или, еще лучше, послезавтра.

Долгим годам занятий спортом я была обязана тем бесценным опытом, который говорил мне, что мышцы, непривычные к физической нагрузке, становятся колом и нещадно болят даже не на следующий день после оной, а через день. Только Федоровна пропустила мое замечание мимо ушей и продолжала гнуть свою линию.

— Нет, ты не права! Неужели твой папа как ветеран войны не мог получить дачный участок?

— Мог. Только я его отговорила.

— Как это? И зачем? — недоумевала Люда.

— Очень просто. Сказала, что я на эту дачу ездить не собираюсь. А зачем — так все по тем же причинам, в выходные предпочитаю отдыхать.

— Зря ты это. Попробовала — точно бы понравилось. Да и овощи всякие были бы, опять же экономия, покупать не надо. Ладно ты, это дело известное. Только вот как ты уговорила тетю отказаться от дачи, никак не пойму.

— Ну, ту все очень даже легко. Мне так и пробовать не надо было, я и так прекрасно все представляла. А вот мама с папой как раз таки получили бесценный опыт выращивания сельхозпродукции в условиях, приближенных к боевым. Так что после этого их даже и уговаривать особо не пришлось.

— Что ж это за опыт такой? — от любопытства Люда даже о еде забыла и вся превратилась в слух.

— А, это было еще тогда, когда вы все жили в Ташкенте… — и я начала пересказ семейной сельскохозяйственной саги.

Дело в том, что наши с Людой мамы — родные сестры. Они настолько дружные, что дня не могут прожить, чтобы не пообщаться хотя бы по телефону. Раз этак пять-десять за день. И потому если одна из них втягивается в какую-то авантюру, то автоматически к ней подключается и другая.

Вообще-то говоря, я не помню, кому принадлежала эта нелепая идея, да это и не важно.

Одним словом, началось все с того, что у родителей тетушкиного мужа был дом в деревне. И вот они, родители эти, состарились и жили у своей дочери, а домик и земля при нем пустовали. Практически пропадали. Что и навело на светлую мысль об использовании этого домика в качестве дачи и послужило началом славной эпопеи.

По счастью я практически сразу же отказалась от настойчивых предложений присоединиться к команде вольных землепашцев, сославшись на занятость. Родители даже не слишком сильно настаивали, поскольку уж больно дорого стоил проезд в "родовое поместье". Матушке с тетушкой-то что, пенсионерки, а в ту пору для них как раз проезд на пригородном транспорте был бесплатным.

Зато мне один рейс туда-обратно обходился в приличную копеечку. К тому же времени и сил уходила просто уйма.

Во-первых, нужно было вставать часов в пять, а то и раньше, что само по себе было для меня одним из самых тяжелых испытаний. Вот если бы нужно было бодрствовать часиков до двух-трех ночи — это мы завсегда пожалуйста. А нужна была эта экзекуция для того, чтобы не позднее шести быть уже на вокзале и сесть на самую первую электричку в сторону Столбцов. Ибо вторая в ту же сторону могла опоздать к моменту отправления автобуса. Эти полтора часа на электричке до самого конца, до Столбцов, имели только одно достоинство: можно было слегка доспать. Если не слишком много народу.

Что-то около восьми поезд прибывал, оставалось немного, всего какой-то часик, подождать — и добро пожаловать на автобус. В том случае, если удастся втиснуться. И это притом, что я за годы студенчества прошла великолепную школу взятия приступом незатейливого отечественного транспорта! Оно конечно, можно поехать и следующим, не вопрос. Только вот одна маленькая неувязочка: автобус ходит только два раза в сутки, и следующий будет только вечером. И при этом нет никакой гарантии, что он будет свободнее.

Ну, допустим, повезло, удалось втиснуться в вожделенное транспортное средство. Тогда дело за малым. Предстоит всего-навсего еще какой-то часок езды на автобусе, который за это время ухитряется преодолеть лишь километров тридцать. Зато у каждого столба останавливается и разве что ножку не задирает. В общем, если все складывается благополучно, то после полудня можно уже быть на месте. А если нет — то после полуночи.

На такой подвиг я сподобилась всего лишь один или два раза. Да и то, когда это было вызвано настоятельной необходимостью в применении грубой физической силы молодого здорового организма, коим я, бесспорно, являлась в ту древнюю пору. Особенно относительно родителей-пенсионеров.

Как выяснилось, высшее университетское образование совершенно не является помехой в таком тонком деле, как сгребание и последующее разбрасывание навоза. А с вилами управляться ни чуть не сложнее, чем с лазером или компьютером. К великому удивлению моих родителей. А также подтвердилась здравая мысль, что молодые годы — дело хорошее, ибо пока дядюшка вспахивал борозду, я успевала заложить картошкой 2/3 оной, тогда как мама с тетушкой — оставшуюся треть. То есть ударными темпами творческий процесс посадки картошки был к вечеру завершен, и я отправилась восвояси, глубоко подавив в себе смутные сомнения по поводу того, что из той мелочи, которую мы бросали в борозды, может вырасти что-то путное. Одним словом, только меня и видели.

Зато у родственников самое интересное только начиналось.

Все они были родом из деревни. Но матушка с тетушкой сразу же после войны поселились в Минске, а отец, уйдя пацаном на фронт, так и остался кадровым военным, так что у них у всех спустя долгие годы столичной жизни было очень смутное представление о тонкостях сельского хозяйства.

Ну, а началось все с того, что за эти самые годы городской жизни родственники напрочь забыли, что представляет собой обыкновенная деревенская хата в плане удобств. Нет, они, конечно, отдавали себе отчет, что с ванной и душем будет некоторая напряженка, но не до такой же степени! А тут прямо-таки приходилось таскать ведрами воду из колодца! Умыться, напиться, покормиться — вперед! Уж не говоря о том, что все эти милые бурачки и огуречки нужно было поливать.

Идиллии никак не получалось. А то самое ощущение гармонии с природой, из-за которого была заварена вся эта каша, испарялось под действием действительности, словно лужица под солнышком.

К тому же все они, люди достаточно пожилые, привыкли спать в отдельных комнатах, каждый так, как ему нравится. Чего нельзя было обеспечить из-за скудости просторов «родового замка». В общем, каждая ночевка превращалась в муку: одному было жарко, другому холодно, третий храпел, мешая всем остальным. Приятное разнообразие вносила мамуля, которая с давних пор имеет милую привычку сквозь сон орать «Пожар!» Причем как правило чем хуже были условия для сна, тем чаще мама делала их вовсе невыносимыми.

В общем, каждый раз после такого вот «пасторального отдыха» родственники целую неделю приходили в себя в Минске.

В довершение всего к концу лета стало выясняться, что из тех чудненьких семян сортовой свеклы, которые ну просто обязаны были дать небывалый урожай и осчастливить все семейство, включая и ленивую молодежь, выросло нечто настолько чахлое, что использовать можно было разве что ботву. Подарить соседской хрюшке. Примерно та же ситуация была и с морковкой. При выдирании из грядки оказывалось, что на зеленых стебельках болтается нечто, что по своей величине напоминает разве что зубчик чеснока. Огурцы были такой формы, что словно бы сошли со страниц прописей для первого класса: крючки крючками. Они, эти капризные сволочи, оказывается, предпочитают поливку теплой водой. Колодезная им, видите ли, не подходит!

Единственное, что радовало глаз, так это мощные заросли толстого, ароматного и фантастически витаминизированного чеснока. Ну и еще, пожалуй, круглые рыжие тыквы. Которые были посеяны просто так, от нечего делать и благополучно выросли сами по себе до очень даже внушительных размеров. Одна беда: их никто не хотел есть, кроме Горбачевской-младшей, то есть меня, представителя той самой ленивой молодежи. А что касается чеснока, то он, похоже, радовал глаза не только родственникам, но и многочисленным соседям, поскольку в один из своих приездов городские фермеры обнаружили лишь ошметки ботвы на разрытых грядках. К тому же все мои опасения насчет картошки полностью оправдались. Получилось строго по принципу «что посеешь, то и пожнешь», поскольку собрали немногим более того, что тогда, весной, в поте лица запихивали в борозды.

Одним словом, я раз сто похвалила себя за проявленное благоразумие, в общем-то не характерное для моей натуры. Но в этой ситуации у него, у благоразумия, был очень сильный катализатор: Ее Величество лень-матушка. С ума сойти, сколько же можно купить клубники, огурцов, помидоров на те деньги, в которые обошелся бы мне проезд на «фазенду» родственников!

— А что ты из тыквы такое готовишь, что это можно есть? — спросила меня Люда, едва я закончила рассказ.

— Ну, много чего вкусного можно сделать.

— Кашу, например?

Я выразительно сморщила нос.

— Кашу? Нет, такое мои мужики есть не будут. А самое просто — нарезать тыкву соломкой, как картошку, и поджарить на постном масле. Но это — на любителя.

— А еще? — любопытствовала сестрица.

— Очень вкусно будет, если натереть зрелую тыкву на крупную терку, посолить, выдавить туда несколько зубков чеснока и заправить постным маслом. Салат такой. Или же тертую тыкву смешать с нашинкованной капустой и тоже заправить маслом. А еще хорошо обжарить ее, добавить лук, жареные грибы, заправить майонезом и потушить…

— …Потушить, — повторила за мной Федоровна, записывая в блокнотик. — И все?

— Можешь еще туда баклажанов и томата добавить, — пожала я плечами.

— Я не про это. Все рецепты или есть еще что-то?

— Конечно, есть. Начинка для пирожков, тыква с яйцом и еще куча всего. А с чего это тебе вдруг это все прямо сейчас понадобилось?

— Ну.., — протянула сестрица. — Я ведь тоже тыкву посеяла, так когда все это повырастает, нужно же будет ее куда-то девать!

С нашей полянки сквозь редкие деревья «латифундия» просматривалась слишком хорошо, и я только хмыкнула, несколько усомнившись в том, что вообще придется что-то куда-то девать. Разве что появится добрая фея и начнет направо-налево размахивать волшебной палочкой. Да и она, помнится, не мусор в тыкву превращала, а наоборот, тыкву в карету.

Рассуждая методом от обратного, я стала прикидывать, какой же овощ можно было бы получить в результате трансформирования скромного армейского «козлика». А между тем обед, за разговорами плавно переходящий в полдник, подошел к концу. Негров ожидали плантации.

Единственные, кого обрадовало данное обстоятельство, были детишки. С веселым визгом они снова принялись теребить тот странный непослушный корень, с которым возились до обеда.

Я лениво тыкала лопатой в ссохшуюся землю, справедливо размышляя о том, каким же образом Федоровна собирается организовать здесь орошение при наличии отсутствия источников пресной воды, когда детишкам наконец удалось извлечь из земли этот упрямый корень. С радостным визгом, забрасывая всех комьями вывернутой земли, они полетели на территорию соседнего государства, напрочь сбивая пограничные столбы. Что ж, в этой ситуации можно было, не боясь прослыть лентяйкой, с радостью бросить лопату и мчаться смотреть добычу детворы. Что не преминули сделать буквально все присутствующие.

Вытащенные из-под мусора, земли и кореньев травы, детишки с гордостью демонстрировали нам свой трофей. Действительно, что-то очень странное, что с большой натяжкой можно было бы назвать корнем какого-то растения.

Это было длиной порядка метра — метра двадцати и имело форму дуги. Один конец его был узким и острым, далее оно расширялось, доходя до сантиметров тридцати-сорока в максимальном диаметре, и имело в сечении форму овала. Больше всего оно было похоже на чудовищных размеров зуб или коготь. Сходство только усиливала гладкая, словно эбонитовая структура странной находки. Саня тут же посчитал, что они нашли зуб динозавра, нимало не смущаясь его совершенно не зубовным темно-коричневым цветом, и был полон решимости продолжать поиски. Чтобы найти всего остального динозавра. Но, похоже, остальной динозавр, если и имел место быть, то находился на территории другого «поместья», и поэтому экспедиция таки не получила высочайшего разрешения. Зато юным исследователям было позволено сколько угодно копаться в той яме, из которой они извлекли странную находку. И в самом деле: грязнее они уже не станут, ибо это попросту невозможно, а, занятые ямой, до обработки которой сегодня и так вряд ли удастся добраться, не будут дурить взрослым головы.

Через час тихого и мирного ковыряния в земле всю округу снова огласил радостный вопль: дети выкопали еще одну находку.

Это был какой-то ящичек, настолько древний, что было даже непонятно, из чего он был сделан. Саня отряхнул его от земли, а Ольга открыла крышку.

Кто знает, что думал каждый из нас в это мгновенье, какие имена проносились в памяти. Али-баба, граф Монте-Кристо, Синдбад-мореход… Только действительность, как обычно, оказалась намного прозаичнее. В полуразвалившемся ларчике вместо алмазов, рубинов и жемчугов валялись какие-то странные шарики. Даже и не шарики вовсе в привычном смысле, поскольку им было ой как далеко до круглой формы. Просто какие-то предметы, похожие на стеклянные, диаметром сантиметров пять каждый. Кое-где сплющенные, кое-где помятые, они напоминали леденцы, слишком долго пролежавшие на солнце.

— Что это? — поинтересовалась Федоровна, брезгливо сморщившись.

— Наверное, это принадлежало тому динозавру, — высказал предположение Саня.

— Ага, это его комплект запасных глаз, — добавила Оля.

— Немедленно выбросить! — вынесла Федоровна свой вердикт.

Разумеется, дети отчаянно завыли и принялись за слезливые уговоры.

Я наклонилась к оставленной коробке, подняла один шарик и попыталась рассмотреть его повнимательнее. А тут как раз вышло из-за облака солнце, и я чуть не обомлела: внутри шарика жила какая-то своя жизнь. Нет, там не прыгали букашки-таракашки, просто он не был пустым. Там что-то бурлило и переливалось разными цветами. Красиво! Я слегка встряхнула шарик, и тут же стали сменяться его внутренние картинки, как в калейдоскопе. Сохранился только первоначальный цвет — голубой. Я взяла следующий. Он показывал узоры нежно-зеленого цвета.

— Эй, сестрица! Ты сперва посмотри, что они нашли, выбросить-то всегда успеешь! — я протянула ей шарик, игравший огненно-красным.

Федоровна тут же заинтересовалась. А поскольку по роду своей профессии она была художником, хоть и модельером, то выбросить что-то нестандартно-красивое рука у нее не поднималась никогда. Несколько минут в ее душе шла жесточайшая борьба между образцовой хозяйкой, в доме у которой нет места всякому хламу, и человеком с эстетическим восприятием нашей хмурой и унылой действительности.

— Ладно уж, заберем с собой! — победил художник.

Уже когда вся эпопея была благополучно закончена, когда дети были по возможности отмыты водой из канистр, причем этот творческий процесс протекал непосредственно над грядками в целях рационального использования драгоценной влаги, когда все уселись в машину с приятным чувством мышечной усталости, которая только завтра или послезавтра перейдет в дикую ломоту, только тогда возник вопрос, что же дальше делать с находкой.

Удивительное дело. Раз взглянув на странную игру узоров внутри шарика, Люда по какой-то странной, даже ей самой непонятной причине, никак не хотела расставаться с необычным ларчиком и его содержимым. Тем более, что у Люды с Мишей квартира — дай Бог каждому, четыре комнаты. Так что нет никаких проблем. Не забыть бы отдать ей тот огненно-алый, который я взяла тогда из ларчика, да так и забыла положить на место, устало подумала я. Просто так, чтобы лежали в одном месте. А впрочем, успеется, а пока можно сунуть в карман.

Свежий воздух все-таки магически действует. Особенно когда после работы на нем, на воздухе, сядешь где-нибудь и расслабишься. Даже если это — салон смешного армейского «козлика». Уже через несколько километров я стала пристраиваться на широкое плечо мужа, а спустя какое-то время и вовсе уснула, да так и доехала до дома.

Нет, все-таки как хорошо, что я отношу себя к убежденным «не у дачникам»!